Герцогиня похлопывала ее по щекам и говорила ей всякие слова, которые принято говорить в подобных случаях. Ей было совершенно наплевать, что ее платье замазалось в крови. Она крепко прижимала к себе докторшу, раскачиваясь вместе с ней вперед и назад, а когда она тоже стала плакать, я был совершенно ошеломлен.
      Понемногу их истеричные рыдания стихли. Доктор Лион успокоилась. Я прошел через комнату и снял телефонную трубку. Я попросил телефонистку соединить меня с начальником полиции. Она соединила меня с его квартирой. Я слышал как шла телевизионная передача.
      - Шеф Валкер.
      - Говорит инспектор Санчес из полиции Нью-Йорка. Я должен заявить вам об убийстве.
      - Это вы звонили раньше, сегодня вечером?
      - Да.
      - Почему же вы не попросили нашей помощи, прежде чем отправиться в ваше предприятие?
      - Я не располагал достаточными доказательствами, чтобы получить мандат на арест.
      - Это вы виновник убийства?
      - Нет, это одна дама, здесь присутствующая.
      - Хорошо, сейчас приеду.
      Телефонная трубка была вырвана из моих рук и положена на вилку.
      - Что вы тут затеваете, боже мой? - завопила она.
      - Я заявил об убийстве.
      - Вы действительно хотите ее задержать?
      - Не я. Мы находимся в Пенсильвании. Это полиция Пенсильвании задержит ее.
      - Отличное удовлетворение для вас, не правда ли?
      - Послушайте. Главному комиссару послали два пальца, и один инспектор был уверен, что я на этом сломаю себе голову. Я выиграл дело. Я спас жизнь этой женщины. Вы отдете себе в этом отчет?
      - А потом?
      - А потом? Ну что ж, я вам это скажу. Все это будет фигурировать в моем послужном списке, больше ничего.
      Она даже не слушала меня.
      - Вы хотите сказать, что ее будут судить, потому что она убила его? Тогда, когда он собирался убить вас?
      - Ее не осудят за это дело, это убийство в целях самозащиты. Главный судья не осудит ее после того, как я выступлю как свидетель.
      - Тогда дайте ей убежать.
      - Дать ей убежать? Но она должна быть судима в Нью-Йорке по обвинению в убийстве своего мужа.
      - Вы не перестаете мне говорить о законах, но я посмотрела на ее лицо и на ее пальцы, и я понимаю, что она должна была пережить за эти последние дни и я говорю вам, что вы негодяй.
      Я стал ей объяснять, что отлично знаю, что ей пришлось пережить. Почему же, к дьяволу, по ее мнению я проводил без сна, стараясь отыскать место, куда он запрятал ее? Что она воображала, что эта женщина не вызывает во мне жалости? И вместе с тем, моя работа состояла в том, чтобы довести ее до суда, где ее будут судить. Сам я никого ни сужу. Но она совершенно не дала мне говорить.
      - Я... - начинал я.
      - Посмотрите на нее! Но посмотрите же на нее, гнусное отродье флика.
      Все же она заходила слишком далеко. Что касаеся докторши, я не старался смотреть на нее. Это разрывало мне сердце. Он убила человека, которого любила, человека, который татуировал ее, отрезал ей пальцы, заставлял позорить свою профессию, пренебрегая самыми святыми чувствами, заставил убить своего мужа, и теперь она в свою очередь плакала над ним! Я никогда не понимал женщин: могут пройти века, а она все равно останется для меня загадкой.
      Герцогиня с нежностью и осторожностью хорошей сиделки поставила ее на ноги. Она заметила портфель Хенли и обследовала его содержимое. Потом она повернулась ко мне.
      - У вас есть с собой топливо?
      - Что?
      - Сколько-нибудь денег?
      - Около пятидесяти долларов. Что вы...
      - Дайте их мне.
      Я смотрел на нее с открытым ртом.
      - Вы боитесь, что я не отдам их вам?
      Я отдал ей деньги.
      - Завяжите вашу руку: она кровоточит.
      Я совершенно забыл о ней и теперь стал оборачивать ее бинтами. Я чувстовал себя как старший брат, у которого родился маленький братец. Я был достаточно велик, чтобы сам о себе заботиться.
      - Теперь послушайте меня, - продолжала она. - Я увезу ее в Мексику. Я смогу достигнуть ее через три дня.
      Зная ее манеру водить машину, я не удивился бы этому.
      - У меня с собой есть все необходимые документы для получения любого кредита, - продолжала она. - В понедельник я куплю все необходимое. А в портфеле есть ампулы с морфием и снотворные порошки. Я буду держать ее большую часть времени усыпленной. В Мексике я знаю хорошего врача и спокойный, изолированный дом, который я смогу нанять. Этот дом находится на окраине Мехико сити, там меня знают и там будут скромны в своих вопросах. Когда она выздоровеет, она больше никогда не сможет оперировать, но она сможет делать там целую кучу дел под фальшивым именем. Она может работать по диагностике, по профилактике.
      - Но, боже мой, что это вы тут рассказываете мне? Она совершила два убийства и вы хотите, чтобы я позволил ей бежать? Для того, чтобы вы стали героиней, а она доктором швейцаром женского рода? Теперь, когда я уже вызвал начальника полиции?
      - Вам нужно только смотреть в другую сторону. Я совершенно не намерен смотреть в другую сторону! А потом, как я смогу доказать, что я нашел ее, когда ее здесь не будет? Ради бога, да подумайте вы хоть немного!
      - Не будьте вульгарны и поцелуйте меня. Я посмотрел на нее. Она спасла мне жизнь. Самое меньшее, что я смогу сделать для нее, это дать ей взамен другую жизнь.
      - О господи! - вырвалось у меня.
      Я поцеловал ее. Она не сможет никого теперь целовать долгое время после этого поцелуя. Что касается меня, у меня не будет к этому никакой охоты. Никто в моих глазах не будет иметь никакой привлекательности.
      - Я вам пришлю весточку из Мексики.
      Я услышал вой сирены, который доносился со стороны Нью-Хопе.
      - Торопитесь, вы сумасшедшая! - закричал я.
      Я поднял докторшу на руки и был удивлен тем, какая она легкая и миниатюрная... Это было бы не слишком большей честью для полиции Нью-Йорка - посадить такую измученную женщину.
      Я посоветовал герцогине захватить с собой две подушки и покрывало.
      Она согласилась со мной и захватила также и сумку доктора Хенли. Я усадил доктора Лион на переднем сидении Мазерати, обложил подушками и прикрыл покрывалом. Ее рука по-прежнему кровоточила.
      - Ну, отправляйтесь, - сказал я. - Вы сможете, когда проедете несколько километров сделать остановку, чтобы перевязать ей руку и дать снотворное. Возьмите направление на юг и езжайте медленно, пока вы не выедете из пределов Пенсильвании.
      Она села за руль и застегнула оба пояса безопасности.
      - Хорошенько берегите мою машину, - сказал я ей, - делайте профилактику через каждые семьсот километров.
      - Знаете, - сказала она, - если вам не надо будет делать что-нибудь особенно срочное здесь в течение этого месяца, и если вы окажетесь в Мехико сити, то можете проехать в "Мария Кристина" и бросить взгляд в тамошний бар. Вы рискуете там встретить меня. Я буду пьяна, но не очень пьяна, но все-таки пьяна. И я не буду отзываться ни на чьи предложения.
      - Почему это?
      - Я буду держать себя свеженькой, Пабло. Если вы меня попросите, я буду держать эту свежесть для вас.
      - Согласен. А я займусь тем, чтобы разогреть вас.
      Она квалифицированно сманеврировала, сделав полукруг на узкой улице.
      Я смотрел на нее. Он повернулась на своем сидении, послала мне воздушный поцелуй и быстро отправилась в путь. Она переехала через маленький мост и исчезла с поля моего зрения. Пятнадцать секунд спустя, появились красные, мигающие огни полицейской машины.
      Начальник полиции вышел из автомашины.
      - Это вы, Санчес?
      - Да.
      Листья кустов освещались красным каждые три секунды.
      - Пошли.
      Мы поднялись наверх. Начальник полиции посмотрел вокруг.
      - Где эта женщина?
      - Она уехала.
      - Вы, что, шутите?
      - Она удрала на моей машине, пока я старался определить, жив или нет Хенли.
      - Вот это да!
      - Вы хотите знать ее описание?
      - Да-а, - проворчал он разочарованным голосом. Это может пригодиться, не так ли?
      - Ваше состояние мне кажется вполне обоснованным, шеф, - сказал я. Но в конце концов, как я мог знать...
      - Дайте мне ее описание, да поподробнее, прошу вас.
      Он принимал меня за совершенного болвана, и может быть не совсем не прав.
      Я подробно описал ему свой Ольдс.
      - Подождите, подождите...
      Мы спустились вниз и подошли к его машине. Он включил радиопередатчик.
      Я описал ему все детали. Я сказал ему, что задний стоп-сигнал имел разбитое стекло. Левое. Это не соответсвовало истине, но такие подробности доставляют большое удовольствие фликам.
      Я описал женщину, как высокую блондинку, одетую в кашемировый пуловер оранжевого цвета и коричневые мокасины. Я подумал о герцогине, которая собиралась пересечь границу Соединенных Штатов Америки без ботинок, и с трудом удержался от улыбки.
      - Она уедет недалеко, - сказал шеф.
      Это он так думал.
      - Полиция штатов должна прибыть сюда в течение четверти часа, добавил он. Они безусловно захотят задать вам несколько вопросов.
      - Согласен. Здесь, в гараже имеется машина. Вы может быть, хотите ее осмотреть?
      Я прошел в гостиную и растянулся на диване, подложив под голову скрещенные руки. Я чувстовал, что рука моя была мокрой и очень болела. Я встал и направился на поиски компресса и бинтов. Я сделал себе примочку. Рука моя была в отвратительном состоянии. Если бы здесь не замешалась доктор Лион, герцогиня могла бы сделать мне отличную перевязку. К тому же, в перспективе, у меня был бы чудеснейший вечер и ночь. Я со злостью оторвал большой кусок бинта и замотал руку поверх примочки. Все, что я делал, причиняло мне сильную боль.
      Я снова растянулся на диване и посмотрел на свои часы. Но я забыл их своевременно завести и они остановились на девяти часах тридцати минутах.
      Ханрахан должно быть крепко спит сейчас. Одним из последних удовольствий которые мне остались, будет разбудить его. Завтра они опубликуют результаты следствия о прошлом Хенли. Он обнаружит все, что я уже обнаружил.
      Но они не смогут доказать, что пальцы принадлежали именно доктору Лион и что именно их послали главному комиссару. Однако ж они смогут сличить их отпечатки и ее отпечатки в ее квартире, а также сравнивая с теми, которые остались на рукоятке скальпеля.
      И они будут убеждены: что я не выполнил своего долга, дав ей возможность удрать. И они будут правы.
      Другими словами говоря, предчувствия Ханрахана сбылись. Я проиграл по всей линии.
      Но они совершенно игнорировали присутствие герцогини. Я старательно со всех сторон обдумал этот вопрос. Я совершенно не мог представить себе, каким образом они могут обнаружить ее присутствие и связать его с бегством доктора Лион. В случае необходимости они могли бы многое узнать, если начали бы расспрашивать фликов, которых я попросил эскортировать Мазерати. Но если флики вспомнят, то сообщат, что номера и удостоверение было выписано на мое имя. Дело шло о простой слуайности, но ситуация может сложиться таким образом, что мне будет трудно объяснить как я мог пользоваться сразу двумя машинами.
      Но все это расследование займет у них три, или четыре дня. А они к тому времени будут уже в Мексике.
      Теперь, когда я чувствовал, что смогу без помех в скором времени прижаться своим рылом к лицу герцогини, мне стало спокойнее. Она скоро будет находиться на другом полушарии. И даже, если она и задержиться в нашей стране, она будет так же неуловима для полиции, как кошка, охраняющая своего больного котенка.
      Я снял телефонную трубку и позвонил Ханрахану. Он ответил. Как обычно, недовольным тоном.
      - Ну, что?
      Никогда не вызывают инспектора полиции далеко за полночь, чтобы сообщить ему радостную весть.
      - С вами говорит инспектор Анчес, сэр.
      - Где вы находитесь, черт возьми?
      - В Пенсильвании, сэр.
      - Вас плохо слышно, Санчес. Не вешайте трубки.
      Я слышал как он что-то двигал: он искал спички. Потом он выругался, откашлялся, плюнул, откусил зубами кончик сигары и зажег ее. Он приготовился к этому неожиданному разговору.
      - Санчес.
      - Я не вешал трубки, сэр. Одно из удовольствий нашего существования состоит в том, что с вами нельзя спорить:
      - Что? Вы пьяны? Вы производите на меня впечатление пьяного человека.
      - Нет, сэр.
      - Но я приказал вам.
      - Да, сэр.
      - Эта маленькая небрежность испортит ваш послужной список.
      - Полегче на поворотах, сэр.
      - Санчес, вы пили.
      - Нет, сэр. Я очень комфортабельно растянулся здесь на диване и послушаю вас с величайшим вниманием.
      - Вы должны найти эту женщину, или вас выгонят с работы. Главный комиссар требует вашу голову на подносе. Газеты во всю говорят об этой истории и злословят на наш счет. Вы меня хорошо понимаете?
      - Да, сэр. Сэр, я очень хотел бы, чтобы вы уведомили главного комиссара, что он больше не будет получать посылок с пальцами.
      - Что?
      - Я ее нашел.
      - Вы ее НАШЛИ?
      Эмоции, выразившиеся в его голосе я буду долго вспоминать с особенной нежностью.
      - Да, сэр.
      - Живой?
      - Да.
      Я мог держать пари, что он был почти залит слезами, но скоро он снова начнет улыбаться. Этот момент я хотел бы, насколько возможно, отложить на более позднее время, но это было уже невозможно.
      - Она убила кое-кого в отместку. Парня, который ее похитил и спрятал.
      - Санчес...
      - Я почти уже кончил, сэр. Ей удалось убежать и теперь полицейские этого края ищут ее и играют в прятки в кустах и в зарослях. Я через некоторое время, приблизительно через час, выеду отсюда. Они забрали мой пистолет.
      - Почему?
      - Этот тип дважды выстрелил в меня из моего пистолета. Это касается одной из полицейских процедур, о которой мне не хочется сейчас говорить.
      - А каким образом он мог отобрать у вас ваше оружие?
      - По причине существования у него страшной силы, по причине его подготовленности ко встрече со мной.
      - Вы приедете сюда и объясните все происшедшее главному комиссару. Вы позволили женщине убежать, понятно? Надеюсь вы согласны с моим определением. И вы позволили парню отобрать у вас ваше оружие. И вы будете объяснять все это завтра утром, в девять часов... другими словами не в полдень. Вы меня слышите?
      - Сэр, я прошу вас распорядиться, чтобы врачам оплатили их счета.
      - Что? Это вы будете их оплачивать?
      - Я организовал эту встречу с врачами, и это позволило мне узнать о Хенли и привело к нему и этой несчастной женщине без пальцев. Больше не будет пальцев в утренней почте главному комиссару, следовательно, ничего не нарушит утренний завтрак главного комиссара. Так что оплатите счета врачей.
      - Санчес...
      Последние инструкции. Скажите в Отделе по розыску пропавших лиц, что они могут списать эту женщину из их списков. А больше ничего не имеет значения. А завтра, точно в девять часов, больше ничего не означает. И вы знаете почему это?
      - Вы...
      - Ну что ж, я могу сказать вам, почему это больше ничего не означает. Я больше не буду работать на вас, инспектор. Завтра утром я освобожу свой письменный стол от моих вещей и у вас на столе будет лежать мое удостоверение и бляха. Что касается моего пистолета, то потрудитесь обратиться в полицию штата Пенсильвании. Что вы скажете о моем маленьком подарке среди ночи?
      Он молчал.
      - Надеюсь, я говорил достаточно ясно? - продолжал я. - Или точнее, вы смогли меня хорошо понять?
      Он повесил трубку. Я последовал его примеру. Я сцепил пальцы за голову. Должен ли я позвонить по телефону своему другу, медицинской сестре, когда вернусь в Нью-Йорк? Чтобы посоветовать ей не терять времени на то, чтобы отправиться на аэродром Кеннеди? Это стоило сделать. Направление, которое примет теперь ее существование, будет зависеть только от нее, несчастная она жертва. Может быть, у нее появится желание поплакать в мой жилет, но я не очень-то люблю такого рода спорт. Я удовлетворюсь тем, что позвоню ей по телефону.
      - Но кто же в конце концов, выиграл? Ханрахан? Да.
      Главный комиссар? Совершенно безусловно. Никаких маленьких пакетов в его утренней почте.
      - Доктор Лион? И да и нет.
      - Я? Вот вопрос, на который сейчас мне очень трудно ответить.
      - Герцогиня де Байяр? Да, мне кажется.
      Большая загадка. Я встал и вышел из дома на улицу. Луна уже зашла. Я закурил сигарету и стал смотреть на темное, таинственное небо. Момент был подходящим для того, чтобы где-нибудь сесть, чтобы смотреть как поток устремляется к морю.