Облака отступили к горизонту, где и клубились клочьями мыльной пены. Голова Коррогли раскалывалась, словно он пил всю ночь напролет; он чувствовал себя грязным как снаружи, так и изнутри. Оглядевшись, он увидел холмы, травянистую равнину, неспокойное море и чаек над волнами. Поудобнее устраиваясь на песке, чтобы собраться с силами перед возвращением в город, он вспомнил о шкатулке. Та оказалась не заперта. Должно быть, подумалось Коррогли, Земейль полагался на наваждения и считал, что они отпугнут излишне любопытных. Он осторожно приоткрыл шкатулку, опасаясь каких-либо колдовских штучек, но ничего не случилось. Внутри лежал переплетенный в кожу дневник. Коррогли перелистал его, порой бегло прочитывая ту или иную запись, и понял, что дело выиграно. Однако он не испытывал ни радости, ни удовлетворения - быть может, потому, что до сих пор не знал, верит ли он Лемосу, или потому, что ему следовало догадаться обо всем гораздо раньше: ведь Кирин дала ему ключ к разгадке, а он пренебрег ее подарком. Может статься, гибель Кирин и Дженис притупила его восприятие. Может... Он невесело засмеялся. Что толку ломать себе голову? Сейчас ему нужны ванна, сон и еда. Потом, вполне возможно, мир вернется в привычную колею. Однако, говоря откровенно, Коррогли в этом сомневался.
      На следующее утро, несмотря на возражения обвинителя, Коррогли вызвал на свидетельское место Мириэль. На ней было скромное коричневое платье, под стать школьной учительнице, а волосы собраны в чопорный пучок, как у старой девы. Она выглядела так, будто изнемогала от скорби. Коррогли удивился тому, что девушка сменила цвет одежды: не означает ли это, подумалось ему, что она колеблется, что в ее сердце уже нет прежней ненависти к отцу? Впрочем, какая разница? Глядя на нее, он оставался безучастным, она казалась ему всего лишь давней знакомой, с которой он виделся много лет назад, да и то мельком. Он знал, что в состоянии преодолеть разделившую их пропасть, но не собирался прикладывать к тому ни малейших усилий, ибо так и не мог понять, что же чувствует к ней - любовь или ненависть. Она использовала его, соблазнила, увлекла и почти преуспела в гнусном намерении, почти добилась осуждения своего отца, который скорее всего невиновен. Мириэль сказала как-то, что из нее получилась бы неплохая актриса, и была права: как ловко она разыграла страсть, как легко обманула его и завлекла в свои сети! Однако она - лжесвидетельница, если не хуже, и он обязан вывести ее на чистую воду вне зависимости от того, чего это будет стоить.
      - Доброе утро, мисс Лемос, - начал он.
      Она окинула его удивленным взглядом, но ответила на приветствие.
      - Хорошо ли вы спали? - справился Коррогли.
      - О Господи! - воскликнул Мервейл. - А далее уважаемый защитник осведомится о том, что дама кушала на завтрак, или о том, что ей снилось?
      Судья Ваймер мрачно посмотрел на Коррогли.
      - Я всего лишь хочу, чтобы свидетельница чувствовала себя раскованно, пояснил адвокат. - Я забочусь о ней, поскольку с таким бременем, какое лежит на ее совести, жизнь отнюдь не кажется сладкой.
      - Мистер Коррогли! - предостерегающе заметил судья.
      Коррогли махнул рукой в знак того, что слышал, потом оперся ладонями о поручень, перегнулся через него к Мириэль и спросил:
      - Что такое "великое дело"?
      - Свидетельница уже отвечала, - вмешался Мервейл, а Мириэль проговорила:
      - Не знаю. Я рассказала вам все, что мне было известно.
      - Все, кроме правды, - заметил Коррогли. - У меня есть доказательства того, что вы не были с нами откровенны.
      - Если у защитника имеются факты, - заявил Мервейл, - пускай он представит их и перестанет изводить свидетельницу.
      - Я представлю их, - сообщил Коррогли присяжным, - когда сочту нужным. Но мне необходимо знать, с какой целью их скрывали.
      Судья Ваймер вздохнул.
      - Продолжайте, - разрешил он.
      - Итак, я снова спрашиваю вас, - обратился Коррогли к Мириэль, - что такое "великое дело"? Предупреждаю, что за всякую ложь, которую вы произнесете, вас ожидает наказание.
      На лице Мириэль отразилось сомнение, однако она повторила:
      - Я рассказала все, что мне было известно.
      Коррогли обошел свидетельское место и встал лицом к присяжным.
      - Что за ритуал совершался в ту ночь, когда был убит Земейль?
      - Не знаю.
      - Был ли он частью "великого дела"?
      - Нет... То есть я так не думаю.
      - Для человека, которого Земейль избрал себе в наперсники, вы поразительно неосведомлены.
      - Мардо был очень скрытным.
      - Неужели? Он не говорил вам о своих родителях?
      - Говорил.
      - Значит, своего происхождения он не скрывал?
      - Нет.
      - А про дедов и бабок вы с ним не разговаривали?
      - По-моему, он упоминал о них раз или два.
      - А о других родственниках?
      - Не помню.
      - А не рассказывал ли он вам о своем далеком предке, который тоже занимался оккультными науками?
      - Нет. - Мириэль плотно сжала губы.
      - Откуда такая уверенность, если секунду тому назад вы не помнили, заходил ли у вас с ним разговор о других его родственниках?
      - Я бы запомнила что-либо подобное.
      - Охотно верю. - Коррогли вернулся к своему столу. - Говорит ли вам что-нибудь имя Архиох?
      Мириэль замерла, ее глаза слегка расширились.
      - Мне повторить вопрос?
      - Нет, не надо. Просто я задумалась.
      - Надеюсь, вы ответите?
      - Да, я слышала...
      - И кто такой этот Архиох?
      - По-моему, волшебник.
      - И достаточно знаменитый, не правда ли? Он жил несколько тысячелетий тому назад. Я не ошибаюсь?
      - Кажется, нет. - Мириэль, похоже, напряженно над чем-то размышляла. Да, теперь я вспомнила. Мардо считал его своим духовным отцом. Кровными родственниками они не были... по крайней мере я не уверена...
      - Больше вы о нем ничего не знаете?
      - Нет.
      - Странно, - проговорил Коррогли, теребя свою папку. - Давайте вернемся к ритуалу в ту ночь, когда был убит Земейль. Он имел какое-то отношение к Архиоху?
      - Возможно.
      - Но точно вы сказать не можете?
      - Нет.
      - Из показаний вашего отца следует, что Земейль обращался к своему отцу со словами: "Скоро ты освободишься!" Не имел ли он в виду своего духовного отца?
      - Разумеется. - Мириэль села прямо, лицо ее приобрело выражение полной сосредоточенности, будто она желала всячески помочь суду. - Скорее всего он пытался связаться с Архиохом. Мардо верил в мир духов и часто проводил спиритические сеансы.
      - Если я правильно вас понял, тот ритуал тоже был в известной степени спиритическим сеансом?
      - Вполне вероятно.
      - И вы вызывали дух Архиоха?
      - Наверно.
      - Вы уверены, мисс Лемос, что больше ничего не знаете об Архиохе? Например, не связывает ли его что-нибудь с Гриаулем?
      - Я... Может быть.
      - Может быть, - повторил Коррогли, - может быть. Я полагаю, что связывает, да еще как. Разве не чародей по имени Архиох, человек, с которым Земейль состоял в духовном, если не фактическом родстве, разве не он сражался когда-то давным-давно с драконом Гриаулем?
      В зале послышался шепот. Ваймер ударом гонга призвал всех к молчанию.
      - Итак? - спросил Коррогли.
      - Да, - ответила Мириэль. - Я совсем забыла.
      - Ну конечно, - заметил Коррогли, - ваша память снова вас подвела. - Он улыбнулся присяжным. - Если верить легенде, чародея и дракона постигла одинаковая судьба. Вы об этом слышали?
      - Да.
      - А Мардо?
      - Думаю, что да.
      - Значит, Мардо мог считать, что его предок жив?
      - Да.
      - Поговорим о деле, не о "великом", а о нашем деле. Верно ли, что вы участвовали в оргиях, которые Земейль устраивал в том самом помещении, где был впоследствии убит?
      - Да... - На виске у Мириэль набухла жилка.
      - И вы отдавались Земейлю?
      - Да!
      - А другим?
      - Ваша честь, - вмешался Мервейл, - я не вижу смысла в вопросах защитника.
      - Я тоже, - сказал Ваймер.
      - Смысл есть, - уверил их Коррогли, - и скоро он станет ясен.
      - Хорошо, - согласился Ваймер, - но будьте немногословны. Свидетельница, отвечайте.
      - А каким был вопрос? - справилась Мириэль.
      - Отдавались ли вы, кроме Земейля, другим людям, которые участвовали в ритуальных оргиях?
      - Да.
      - Почему? Что привлекало вас в подобном распутстве?
      - Возражаю!
      - Я поставлю вопрос иначе. - Коррогли подался вперед. - Эти оргии не преследовали никакой цели?
      - По-моему, что-то такое было.
      - И что же?
      - Не помню.
      Адвокат раскрыл свою папку и извлек из нее дневник Мардо.
      - А что вам известно о приуготовлении плоти? - спросил он.
      Девушка напряглась.
      - Мне повторить?
      - Нет, я...
      - Что это означает, мисс Лемос, - "приуготовление плоти"?
      - Не знаю. - Она покачала головой. - Мардо не вдавался в объяснения.
      - Скажите, перед оргиями вы предохранялись от зачатия? К примеру, может, вы пили какой-нибудь настой из кореньев и трав или прибегали к иным мерам, чтобы не допустить оплодотворения?
      - Да.
      - Однако в ночь гибели Земейля вы ничего такого не делали?
      Мириэль вскочила:
      - Откуда вам... - Она не докончила и, закусив губу, села на место.
      - Мне кажется, Земейль считал, что на ту ночь приходится очередная годовщина битвы между Гриаулем и Архиохом.
      - Не знаю.
      - Позднее, - обратился Коррогли к судье, - я приведу доказательства того, что так оно и было. Мисс Лемос, в ту ночь вы хотели забеременеть?
      Молчание.
      - Отвечайте на вопрос, мисс Лемос, - распорядился судья Ваймер.
      - Да... - прошептала она.
      - Почему из всех ночей вы выбрали именно эту? Не потому ли, что надеялись зачать необычного ребенка?
      Мириэль ожгла адвоката исполненным ненависти взглядом.
      Коррогли показал ей дневник Мардо и поинтересовался:
      - Того ребенка, которого вам предстояло выносить, должны были звать Архиохом?
      У нее отвисла челюсть. Она не сводила глаз с дневника.
      - Не к тому ли стремился Земейль, чтобы при помощи гнусного колдовства освободить душу Архиоха? Вот в чем заключалась суть его "великого дела"! Ему нужна была плоть, причем настолько скверная, чтобы она не отринула мерзкой душонки древнего чародея, то есть ваша плоть, мисс Лемос! В вашем чреве он должен был возродиться к жизни! Господа присяжные, вы спросите меня для чего? Для того, чтобы при содействии Земейля раз и навсегда покончить с драконом Гриаулем!
      Мириэль испустила вопль неподдельной муки и отчаяния. В зале повисло изумленное молчание. Девушка опустила голову на поручень, потом выпрямилась; лицо ее искажала злоба.
      - Да! - воскликнула она. - Да! И если бы не он, - она ткнула пальцем в Лемоса, - мы бы прикончили проклятого ящера! Вы были бы благодарны нам, все до единого! Вы бы превозносили Мардо как освободителя, воздвигали ему памятники, вы...
      Судья Ваймер велел ей замолчать, однако она не подчинилась. Ее глаза метали молнии, руки вцепились в поручень ограждения.
      - Мардо! - крикнула она, поднимая глаза к потолку, словно там имелась дверца в царство мертвых. - Мардо, услышь меня!
      Наконец, не в силах утихомирить ее, Ваймер приказал отвести девушку в комнату для допросов, отправил Лемоса обратно в камеру и объявил перерыв.
      Когда зал заседаний опустел, Коррогли сел за свой стол и, постукивая пальцами по дневнику, уставился невидящим взглядом прямо перед собой. Собственные мысли представлялись ему сейчас золотистыми искорками - они то ярко вспыхивали, то пропадали во мраке.
      - Что ж, - проговорил подошедший Мервейл, - думается, я могу вас поздравить.
      - Еще рано.
      - Да бросьте! Вы же знаете, что его оправдают.
      Коррогли кивнул.
      - Вы как будто не слишком рады.
      - Я просто устал.
      - Это пройдет, - заявил Мервейл. - Вы разгромили меня в пух и прах. Ваша карьера обеспечена.
      - Гм-м.
      Мервейл протянул руку.
      - Забудем о старых обидах, - сказал он. - Тем вечером вы и в самом деле переутомились. В общем, что было, то быльем поросло.
      Коррогли ответил на рукопожатие и с удивлением заметил, что на лице Мервейла написано уважение. Удивление его было вызвано тем, что сам он по отношению к себе ничего подобного не испытывал; он никак не мог отделаться от размышлений о Мириэль, по-прежнему желал ее, хотя и сознавал, что она всего лишь забавлялась с ним. Дело Лемоса виделось ему этакой головоломкой, кубики которой сошлись, как положено, а картинка оказалась совершенно бессмысленной.
      - Выпить не хотите? - спросил Мервейл.
      - Нет.
      - Да ладно вам, пойдемте. Может, в чем-то вы были и правы, но я не в претензии и обещаю вам последить за собой. Идемте, я поставлю вам стаканчик.
      - Нет, - возразил Коррогли, - одним стаканчиком вы меня не ублажите.
      Неудовлетворенность Коррогли исходом дела, как ни странно, не проходила. Он сомневался в невиновности Лемоса, и все, что случилось после оправдания резчика, лишь усиливало эту неудовлетворенность. Мириэль признали невменяемой, храм вместе с землей перешел в распоряжение Лемоса, который тут же продал его за умопомрачительную сумму. Храмовые здания и постройки снесли, и на их месте решено было возвести гостиницу. Лемос избавился также и от Отца камней - продал его обратно Генри Сихи с немалой для себя выгодой, поскольку теперь самоцвет считался творением Гриауля, а потому - вещью необычайной ценности. Сихи собирался выставить его в музее, где хранил множество экспонатов подобного рода. Лемос вложил большую часть столь неожиданно обретенных средств в серебряные рудники и красильни, купил себе дом на мысе Эйлерз-Пойнт, где с разрешения суда поселил под присмотром врачей Мириэль и обосновался сам. Они редко появлялись на публике, но, по слухам, Мириэль поправлялась; кроме того, молва утверждала, что отец с дочерью помирились и прекрасно ладят между собой.
      Едва у него выдавался свободный часок, что бывало отнюдь не часто, поскольку от клиентов буквально не было отбоя, Коррогли занимался тем, чем в свое время пренебрег - продолжал изучать обстоятельства, так или иначе связанные со смертью Земейля. Особенных успехов он не достиг, но вот однажды, почти полтора года спустя, ему случилось беседовать с бывшим драконопоклонником. Разговор происходил на берегу моря, под утесом, на вершине которого стоял когда-то храм. Собеседник адвоката - лысоватый мужчина с по-детски простодушным выражением лица, благодаря которому никак нельзя было заподозрить, что в прошлом он принимал участие в чем-то предосудительном, заметно нервничал, и Коррогли пришлось хорошо ему заплатить, чтобы добиться откровенности. Сообщенные им сведения были в значительной мере бесполезными, и только под конец он обронил нечто, подтвердившее сомнения Коррогли.
      - Мы все удивлялись, что Мириэль спуталась с Мардо, - сказал он, - и будто забыла, что сталось с ее матерью.
      - Простите? - переспросил Коррогли.
      - С ее матерью, Патрицией. Она приходила в храм в ту самую ночь, когда умерла.
      - Что?!
      - Вы разве не знали?
      - Нет, я ничего об этом не слышал.
      - Ну да, все постарались сохранить в тайне. Она была там всего один раз, в ночь, когда утонула.
      - И что произошло?
      - Говорят, будто Мардо затащил ее в постель. Может, напичкал наркотиками. Наверное, она сопротивлялась, а Мардо этого не любил.
      - Вы хотите сказать, что он убил ее?
      - Вполне возможно.
      - Что же вы раньше-то молчали?!
      - Мы боялись.
      - Кого?
      - Гриауля.
      - Глупость какая-то.
      - Да ну? Вы тот, кто спас от верной смерти Лемоса, так что вы должны были постичь могущество Гриауля.
      - Но ваши слова переворачивают все с ног на голову! Быть может, Лемос и Мириэль замыслили отомстить Мардо, быть может...
      - Даже если так, их побудил к тому Гриауль.
      Пораженный услышанным, Коррогли решил проверить направление отлива в ночь гибели Патриции Лемос и установил, что вода двигалась от утеса к Эйлерз-Пойнту, из чего следовало, что, если тело женщины бросили в море рано утром, волны вполне могли выкинуть его на берег у мыса, как то и было в действительности. Однако дальше этого открытия дело не пошло. Как Коррогли ни старался, ему не удалось выявить наличия между Лемосом и Мириэль сговора с целью погубить Земейля. Он не находил себе покоя, его мучали кошмары и бессонница. Адвокат знал, что его использовали, и жаждал понять для чего, пытался вместить события в более-менее жесткие рамки с тем, чтобы уяснить себе свое предназначение. Да, его использовали, но кто: Гриауль или Лемос с дочерью? Порой он вспоминал о свободе воли и тогда мнил себя жертвой человеческой испорченности, отвергая самую мысль о влиянии некоего богоподобного существа; порой же ему думалось, что он наговаривает на себя, хотя поступил по справедливости и добился оправдания невиновного. Иными словами, он был уверен лишь в том, что ему необходима ясность.
      Наконец, перепробовав все остальные пути, он вознамерился потолковать с Лемосом и явился однажды к резчику в его новый дом на Эйлерз-Пойнт. Служанка сказала адвокату, что хозяина нет дома, но если он желает поговорить с хозяйкой, то пусть немного подождет, пока она узнает, согласна ли та принять гостя. Несколько минут спустя девушка провела Коррогли на залитую солнцем веранду, с которой открывался великолепный вид на море и на квартал Алминтра. Солнечные лучи золотили поверхность воды, ветер срывал с гребней волн клочья пены, ветхие домики с островерхими крышами выглядели на таком расстоянии весьма и весьма привлекательно. Мириэль, в шелковом халате кремового цвета, сидела на диване. Возле нее на низеньком столике лежала трубка, вокруг которой рассыпаны были черные шарики - как показалось Коррогли, опиум. Взгляд девушки был слегка затуманенным, и внешне она переменилась: былая миловидность почти исчезла, смуглая кожа отливала нездоровой синевой, к влажной от пота щеке прилипла прядь черных волос.
      - Рада видеть тебя, - сказала она, указывая на стул рядом с диваном.
      - Правда? - спросил он, чувствуя пробуждение смешанного с горечью желания. "Боже мой, - подумалось ему, - я по-прежнему люблю ее. Что бы она ни натворила, я всегда буду ее любить".
      - Ну конечно. - Мириэль хрипло рассмеялась. - Не знаю, поверишь ли, но ты мне нравился.
      - Нравился! - В его устах это слово прозвучало ругательством.
      - Я сразу сказала, что не смогу тебя полюбить.
      - Ты сказала, что попытаешься.
      Она пожала плечами; рука ее непроизвольно потянулась к трубке.
      - Значит, не получилось.
      - Выходит, что так. - Он обвел рукой веранду с роскошной обстановкой. Зато получилось другое.
      - Да, - согласилась она. - По-моему, ты тоже не бедствуешь. Я слышала, всем женщинам хочется иметь тебя... - смешок, - своим адвокатом.
      Прямо под верандой на берег накатила большая волна, и по песку расползлись кружева пены. Плеск воды словно погрузил Мириэль в сон; ресницы ее затрепетали, она протяжно вздохнула, и полы халата немного разошлись, приоткрыв молочно-белую грудь.
      - Я старалась быть с тобой честной, - сказала она, - и была, как умела.
      - Тогда почему ты не рассказала мне про Земейля и свою мать?
      Она широко раскрыла глаза:
      - Что?
      - Что слышала.
      Мириэль выпрямилась, запахнула халат. В ее взгляде читались смятение и неудовольствие.
      - Зачем ты пришел?
      - Чтобы получить ответ, который мне нужен.
      - Ответ! - Она снова засмеялась. - Ты глупее, чем я думала.
      - Может, я и глупец, - парировал он, уязвленный ее замечанием, - но я не продажная девка!
      - Надо же, адвокат, который не считает себя продажным! Чудеса, да и только!
      - Я хочу знать! - воскликнул он. - Тебе нечего опасаться, твоего отца больше не тронут. Ведь это ты все придумала, верно? Ты решила убить Земейля и отомстить за свою мать. Не представляю, как ты...
      - Понятия не имею, о чем ты меня спрашиваешь.
      - Мириэль, - произнес он, - я должен знать. Обещаю, тебе ничего не будет, честное слово. Там, в суде, я чуть было не умер из-за того, что мне пришлось обойтись с тобой так сурово.
      Она пристально поглядела на него:
      - Все было просто. Ты попался на удочку. Вот почему мы выбрали тебя... Ты был таким одиноким, таким наивным. Нам оставалось лишь подстегивать тебя - любовью, страхом, смятением, а под конец наркотиками. Перед тем, как отвести тебя в храм, я - вернее, Дженис - подсыпала кое-что тебе в бренди.
      - То, от чего у меня начались галлюцинации?
      - Ты имеешь в виду тайник Мардо? Нет, он в самом деле навел на него чары. Наркотик лишь ослабил твою волю, заставил поверить в то, что твердила тебе я - мы в опасности и нас преследуют. Ничего другого.
      - А чешуйка?
      - Чешуйка?
      - Да, чешуйка над кроватью. В ней отразился мертвый чародей, по-моему, Архиох.
      Мириэль наморщила лоб.
      - Ты так перепугался, что тебе могло привидеться.
      Она встала, покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за перила балкона. Коррогли почудилось, что выражение ее лица немного смягчилось, он разглядел в нем тоску - и безумие. Да, она должна была сойти с ума, чтобы совершить то, что совершила, чтобы одновременно любить и не любить, лгать и притворяться с такой убедительностью.
      - Если бы мы представили доказательства без надлежащей подготовки, продолжала она, - отца все равно могли бы осудить. Поэтому нам нужно было обработать присяжных. Мы положились в этом на тебя, и ты не подвел. Ты верил всему, что тебе подсовывали. - Она повернулась к нему спиной, спустила с плеч халат и произнесла с северным акцентом: - Я не люблю драконов.
      Она говорила голосом Дженис!
      Коррогли непонимающе уставился на девушку.
      - Но она же упала, - пробормотал он. - Я видел.
      - Сеть, - объяснила Мириэль. - Под обрывом была натянута сеть.
      Эти слова она произнесла певучим голосом Кирин.
      - Боже мой! - воскликнул Коррогли.
      - Грим может творить чудеса, - пояснила Мириэль. - А говорить разными голосами я умела с детства.
      - Все равно не понимаю! Не могли же вы учитывать все до последней мелочи! Те девять свидетелей... Откуда вам было известно, что они убегут?
      Ответом ему был исполненный жалости взгляд.
      - А, - спохватился он, - ну разумеется, никаких свидетелей не было и в помине.
      - Да, только мы с Мардо. И камень отец не кидал, потому что мы не могли рисковать: вдруг бы он промахнулся? Мы навалились на Мардо, тот упал, и отец размозжил ему череп. Потом я приняла наркотик и улеглась на алтарь. Знаешь, культ ведь давно рассыпался. Все испугались "великого дела". Это произошло уже тогда, когда я присоединилась к нему. Нашей главной задачей было изолировать Мардо, поэтому я постоянно напоминала ему о "великом деле", заводила его, зная, что остальные, поверив в осуществимость затеи, попросту разбегутся. Они страшились не Мардо, а Гриауля.
      - Получается, тут ты не обманывала?
      Она кивнула:
      - Мардо был одержим идеей прикончить Гриауля. Он совсем спятил!
      - А как насчет кинжала и фигуры в плаще?
      - Я не хотела ранить тебя, думала всего лишь попугать. Знаешь, мне стало так страшно! Мне пришлось обежать дом и подняться по черной лестнице, а когда я увидела тебя, то чуть было не решила все бросить. Извини, мне очень жаль.
      - Тебе жаль? Господи Боже!
      - Тебе не на что сетовать! Ты живешь сейчас так, как никогда не жил! К тому же ты сам сказал, что смерть Мардо - потеря небольшая. Он был недостойным человеком.
      - Это слово утратило для меня всякий смысл.
      Мысленно оглядываясь назад, Коррогли теперь отчетливо различил то, чему не придавал прежде значения: сходство жестикуляции Мириэль и Кирин, внезапную нервозность Мириэль, когда он заговорил о ее матери, все неувязки, несовпадения и слишком явные мотивы. Каким же он был идиотом!
      - Бедный Эдам! - Мириэль подошла к нему, погладила по волосам. - Ты думал, что мир один, а он оказался совсем не таким, как тебе хотелось.
      Исходивший от нее аромат апельсинов воспламенил его. Раздраженный и снедаемый желанием, он притянул ее к себе и усадил на колени. Половиной своего сознания Коррогли отвергал ее, ибо желать Мириэль означало соглашаться с тем обманом, в котором ему довелось участвовать, ослаблять свои и без того шаткие моральные устои, однако другой, более сильной половиной он стремился к ней, жаждал слияния и забвения. Он поцеловал девушку в губы, ощущая горьковатый привкус опиума. Она ответила на его поцелуй, сперва вяло, а потом с былой пылкостью прошептала: "Я так скучала по тебе, я люблю тебя, правда, люблю", и снова стала прежней Мириэль мягкой, уступчивой и ласковой. Он с болью в душе осознал, что она и впрямь переменилась и ей действительно плохо; осознал и укорил себя за то, что полностью перестал доверять ей. Он снова поцеловал ее и, пожалуй, овладел бы ею, если бы вдруг за его спиной не раздался мужской голос:
      - Милая, тебе не мешало бы быть чуточку поскромнее.
      Уронив Мириэль на пол, Коррогли вскочил.
      У двери стоял Лемос, в уголках его рта играла улыбка. Он выглядел вполне довольным жизнью и ничуть не походил на то воплощенное отчаяние, того серого неудачника, которого защищал когда-то Коррогли. На нем был добротный костюм, пальцы сверкали перстнями; от Лемоса веяло здоровьем и благополучием, причем он так выставлял это напоказ, что оно казалось отвратительным - чем-то вроде румяной физиономии вдоволь напившегося крови вампира. Мириэль поднялась, и он обнял ее за плечи.
      - Не ожидал встретить вас тут, мистер Коррогли, - сказал он. - Впрочем, почему бы и нет? Моя дочь весьма соблазнительна, не так ли?
      - Я рассказала ему, папа, - сообщила Мириэль тоненьким детским голоском. - Про Мардо.
      - Неужели?
      Коррогли с ужасом заметил, что ладонь Лемоса легла на грудь его дочери. Та выгнула спину, как будто прикосновение отца доставляло ей наслаждение, однако у адвоката осталось впечатление, что эта ласка девушке не слишком приятна. Лемос, от которого не ускользнула гримаса Коррогли, спросил:
      - Но ведь ты рассказала ему не все, верно?
      - Про маму - нет. Он думает...
      - Могу себе представить, что он думает.
      Лемос улыбался, но его серые глаза оставались холодными, и Коррогли стало страшно.
      - Я вижу, вы не одобряете, - проговорил резчик. - Однако человек с вашим опытом должен знать, что иногда отец влюбляется в собственную дочь. Да, общество осуждает подобную связь, но осуждение бессильно прекратить ее. Нас оно, например, всего лишь побудило к действию.
      Последний клубок головоломки занял отведенное ему место.
      - Земейль не убивал вашу жену! Это сделали вы!
      - Вы ничего не докажете, - фыркнул Лемос. - Но, ради интереса, предположим, что вы правы. Предположим, что мы с Мириэль стремились к уединению, а Патриция нам препятствовала. Кто, по-вашему, годился на роль злодея более, чем Мардо Земейль? В храм тогда частенько захаживали любопытные. И кому-нибудь, ну хотя бы мне, было вовсе не трудно убедить Патрицию при случае заглянуть туда.
      - Вы убили ее... и собирались обвинить Земейля?
      - Ее смерть приписали несчастному случаю, - ответил Лемос, - так что обвинять никого не пришлось.
      - А потом вы взялись за самого Земейля.
      - Мардо был жаден до власти. Такими людьми очень легко управлять. Рано или поздно, конец всегда один.
      Ладонь Лемоса скользнула вниз, к животу Мириэль. Она не сопротивлялась, но Коррогли почувствовал, что она не столько возлюбленная, сколько рабыня, которая привыкла к принуждению и даже получает от него удовлетворение. На лице Мириэль появилось выражение болезненного безволия, чего при близости с ним никогда не бывало.
      - Кажется, я до сих пор не поблагодарил вас, - продолжал Лемос. - Если бы не вы, я бы по-прежнему торчал в Алминтре. Я перед вами в неоплатном долгу.
      Коррогли молча смотрел на него, не зная, что ему делать.
      - Вы, наверное, удивляетесь, с какой стати я разоткровенничался, сказал Лемос. - Тут нет никакого секрета. Вашему упорству, мистер Коррогли, можно только позавидовать, оно вызывает у меня самое искреннее уважение. Напав на след - а я уверен, что вы на него напали, - вы идете вперед, пока не узнаете все, что можно. Я догадывался, что мы с вами еще встретимся. Я мог бы убить вас, но, повторюсь, я испытываю к вам чувство признательности, поэтому оставил вас в живых. Причинить мне вред вы вряд ли способны. Тем не менее предупреждаю сразу: я слежу за вами, и, если вам когда-нибудь вздумается вдруг побеспокоить меня, можете заранее считать себя мертвецом. А чтобы вы не сомневались в серьезности моих намерений, я советую вам обдумать все то, что вы сегодня услышали, спросить себя, каких дел может натворить Уильям Лемос теперь, когда он стал важной персоной. Вы меня поняли?
      - Да, - отозвался Коррогли.
      - Хорошо. - Лемос отпустил Мириэль, и та побрела к дивану. - Тогда позвольте с вами попрощаться. Быть может, вы навестите нас еще разок. Зайдете, скажем, к обеду. Разумеется, Мириэль всегда будет вам рада. Вы ей и впрямь нравитесь, а что касается меня, то я научился не ревновать. Боюсь, что после суда и всего, что было до него, она несколько не в себе, а ваше общество, быть может, ускорит ее выздоровление. - Положив руку на плечо Коррогли, он легонько подтолкнул адвоката к выходу. - Удовольствие штука редкая, и я вовсе не собираюсь лишать человека той доли удовольствия, которая ему причитается. Этому, так сказать, меня научило мое богатство. Вот еще одна причина, по которой я должен быть вам благодарен. И потому, - он распахнул входную дверь, - когда я говорю, что все, что у меня есть, - ваше, то ничуть не преувеличиваю. Воспользуйтесь нашим гостеприимством, когда вам заблагорассудится. Всего доброго.
      Он помахал Коррогли рукой и захлопнул дверь, а адвокат остался стоять на улице, моргая от яркого солнечного света и ощущая себя брошенным на скалистом острове посреди неисследованного моря.
      Ближе к вечеру, вдоволь набродившись по улицам, Коррогли заглянул в музей Генри Сихи и направился прямиком к стеклянной витрине, где помещался Отец камней.