– «Он не может понять, чего хочет эта женщина, – вещал доктор. – То она говорит, что готова на все ради его счастья и спокойствия, то вдруг разом отдаляется и замыкается в себе. Он спросил меня, как ему быть в этой ситуации, и я посоветовал порвать с этой женщиной, как бы сильно он ее ни любил. Я сказал, что глупо губить себя ради безнадежной страсти». Но Луис покачал головой и сказал: „Нет, нет! Должен быть способ ее убедить… открыть ей глаза… " Он влюблен в эту женщину до безумия. Он одержим ею. Я не смог втолковать ему, что он стал на гибельный путь, что такое невыносимое напряжение в конце концов сведет его с ума. Надеясь отыскать новые, более убедительные аргументы, я попросил его рассказать мне еще какие-нибудь подробности их связи». – Доктор Ленс наклонился к полковнику и понизил голос: – Если хотите, я избавлю вас от подробностей.

– Нет, – сказал полковник, который чувствовал себя так, будто его целиком замуровали в огромном блоке цемента. – Нет, я хочу знать все.

Слушая, как доктор Ленс описывает страстную натуру этой женщины и то, как охотно она предоставляет свое тело в полное распоряжение любовника, полковник Резерфорд начал понемногу отходить. Эта женщина с ее ненасытностью и изобретательностью в любовных утехах… Это не могла быть Сьюзен. Одно из двух: либо Карраскел лжет, либо речь идет о какой-то другой женщине. Но затем доктор описал, каким путем Карраскел обычно проникает в дом своей возлюбленной. Огромное дерево у ограды, навес, молодая пальма перед черным ходом, ведущим в комнату экономки, виноградные лозы на желтой стене. У полковника оставалась лишь одна, последняя, крупица сомнений.

– Карраскел назвал имя этой женщины? – спросил он.

Перебросившись серией фраз с Одиберто, доктор Ленс передал следующее:

– «Через несколько дней после того разговора мы с Луисом пришли на городской рынок, чтобы позавтракать al fresco[6], и вдруг он застыл на месте, не отрывая взгляда от бледной красивой женщины, делавшей покупки в десятке шагов от нас. Женщину сопровождал слуга. На Луиса будто столбняк на шел, а через мгновение женщина подняла голову, и их глаза встретились. Это не был, что называется, случайный обмен взглядами. Казалось, они никак не могут оторваться друг от друга, но потом женщина повернулась и быстро пошла прочь. Чуть ли не побежала. Когда она исчезла в толпе, Луис сделался сам не свой. Весь трясется, в глазах слезы. Он отказался от завтрака и настоял, чтобы мы тотчас вернулись в банк. Позднее я узнал имя той женщины: Сьюзен Резерфорд».

Взор полковника был прикован к ковру на полу.

– Что-нибудь еще? – спросил он мрачно.

– Только одно, – сказал доктор Ленс. – Сейчас я говорю уже от своего имени. Надеюсь, вы поймете, что я ваш искренний друг и желаю вам только добра. – Он сжал пальцами клюв золотого попугая на своей трости. – Никто на свете, даже генерал Руэлас, не станет вас осуждать, если вы решитесь на месть. Однако я призываю вас к сдержанности. На карту поставлены не только жизни Карраскела и вашей супруги. Если дело не обойдется без крови, пострадает и ваша карьера, а Куба нуждается в своих американских друзьях, особенно таких, как полковник Хоуз Резерфорд.

Последние слова, произнесенные с угодливой интонацией, не оставляли сомнений в том, что побуждения доктора Ленса, поведавшего ему эту историю, были благородными примерно в той же степени, что и побуждения его юного родственника. Доктор хотел от него что-то получить и, соответственно, имел, что предложить взамен. До полковника наконец-то дошло, что его осторожно и ненавязчиво шантажируют, в сущности, ему предлагают карт-бланш при разбирательстве с неверной женой и ее любовником в обмен на какую-то пока еще не названную услугу.

– Значит, вы не в состоянии контролировать болтливый язык своей супруги? – спросил он.

– Во всяком случае, сделать это крайне сложно, – сказал доктор, – но можно, если приложить максимум старания.

– А вы можете гарантировать молчание Одиберто?

– Одиберто понимает, что его нынешняя откровенность, как и последующее молчание, могли бы принести ему определенную выгоду, если… – доктор сделал паузу, тщательно подбирая слова, а затем расплылся в улыбке, – если только он не ошибается.

Полковник, которого душила ярость, с огромным трудом подавил в себе желание свалить его на пол ударом кулака. Его бесило самодовольство этих изнеженных недоносков, этих тщедушных полукровок с их щегольскими нарядами и сердцами ростовщиков. Однако речь его была сдержанно-вежливой:

– Я буду вам чрезвычайно признателен, если вы все-таки найдете способ ограничить словоохотливость вашей супруги.

Доктор кивнул и сказал: «Разумеется», всем своим видом давая понять, что ему и в голову не могла прийти иная мысль на сей счет.

– Мы можем продолжить этот разговор, – сказал полковник, – если вы как-нибудь заглянете ко мне в офис.

– С великим удовольствием, – откликнулся доктор.

Когда эти двое удалились, полковник залпом допил бренди и вышел на лужайку перед «Тиа Марией». Остановившись под кокосовой пальмой, он задрал голову к ясному ночному небу.

Теперь все его чувства, сдерживаемые во время беседы, вырвались на свободу, как злобные демоны из заколдованного кувшина. Первой была Ярость, а за ней следовали Ненависть, Горечь, Отвращение, Зависть, Отчаяние. Завершало эту процессию нечто гадкое, вертляво-скользкое, стремительно разбухающее, чему он не мог подобрать название, хотя и угадал в нем символ той самой подавленной, нездоровой чувственности, которую пробудило в нем сообщение об измене Сьюзен. Демоны овладели его существом, отравили воздух своим ядовитым дыханием, заставили его неимоверно разрастаться под давлением изнутри, так что казалось, протянув руку, он легко сможет выдернуть звезды из их гнезд в черной панели небосвода и переписать на свой лад алмазные скрижали небес, сложив новую повесть – повесть обмана и смерти.

Полковник не был мужественным человеком. Благодаря семейным связям он получил тыловую должность; те же связи, а равно открывшийся у него талант к политическим интригам обеспечили ему нынешнее высокое положение в свете. Однако в этот миг он видел себя воином – свирепым, торжествующим, запятнанным кровью своих врагов. Впрочем, даже в этом новом образе он не был необдуманно кровожаден. Ничего подобного. Он лично во всем удостоверится, прежде чем начать действовать. Он тщательно взвесит свои шансы и сделает правильный выбор. И только после этого он…

– Эй, мистер!

Парень и девчонка, оба лет пятнадцати-шестнадцати, маячили перед столом Джимми. Тощий юнец с крысиным личиком и дикобразистой прической носил майку, украшенную аляповатым – набрызг красным по белому – вопросом: «БОЖЕ, ТЫ ПРАВЫЙ». Наряд его спутницы, рыжеватой блондинки без явных намеков на привлекательность, был менее затейлив: простые джинсы и свитер с вырезом лодочкой. Шум вокруг казался каким-то нарочитым, словно тысяча человек безостановочно и не совсем в унисон повторяла одну и ту же фразу.

– Вы несли дикую бредятину во сне, – сказал парень; девица хихикнула.

Джимми еще не успел избавиться от засевшего в голове полковника и потому уставился на парочку с видом человека, который совсем недавно получил очень важное известие и сейчас не настроен болтать по пустякам. Он встретился глазами с юнцом, и взгляд этот походил на выстрел дуплетом, поданный в замедленной съемке.

– Обширялся и ловит кайф. Без вариантов, – сказал парень вполголоса, напомнив Джимми комментатора игры в гольф, объясняющего зрителям нюансы исполнения сложного удара. Девица прильнула к дружку, восхищенная его умом и проницательностью.

Джимми взял кольт, еще хранивший тепло прерванной истории, и переместил его со своих коленей на стенд. Потом он встал со стула и широко зевнул.

– Что это за пушка? – спросила девчонка. – Стоит офигенных бабок, да?

– Автоматический пистолет сорок пятого калибра, – сказал Джимми. – Модель одиннадцатого года, конструктор Джон Браунинг. Такие или почти такие же кольты были стандартным армейским оружием в течение последних девяноста лет. Но вот этот конкретно не из дешевых.

– Ну вот, погнал туфту по-новой, – заметил юный комментатор.

– А ты, кстати, знаешь свое место? – спросил его Джимми.

Парнишка растерялся и даже отчасти утратил присущий ему дебильный апломб.

– Не-а… И где оно, по-вашему?

– В жизни главное: знать свое место, – объяснил Джимми. – Иначе ты не окажешься там в нужный момент и все упустишь.

– Это типа такой прикол? – спросил парень. – Решил нас поиметь?

– Пока не решил… но искушение сильное. Девчонка с видом оскорбленной добродетели отпихнула его ладошкой и показала язык. Джимми ухмыльнулся, сделал шаг назад и прижал руку к груди, как будто был поражен в самое сердце. Она хихикнула, а парень – возможно, почуяв в Джимми соперника – обхватил рукой свое сокровище и увлек его прочь, подальше от опасностей и соблазнов.

Джимми проследил за тем, как они вливаются в неторопливый поток оружейных ценителей, коллекционеров и потенциальных убийц, двигавшийся меж рядами стендов. Поблизости от стола Дуга Линдсея развернулась бригада с местной телестудии, и в жарком свете ламп преисполненная энтузиазма брюнетка вещала, насколько он мог догадаться, примерно следующее: «… продолжают бурно обсуждать вопрос о запрете на свободную продажу оружия этого типа. Однако для людей, собравшихся здесь, все вопросы давно решены – они сделали свой выбор и, похоже, прекрасно проводят время. Фрэнк?…»

Едва Джимми занял свое место, как перед ним возник пожилой коренастый мужчина с венчиком седых волос у основания голого черепа. В руке он держал сумку с рекламой фирмы «Оружие Барни».

– Вы это взаправду? – спросил мужчина, тыча пальцем в табличку на стенде. – «Только по делу»?

– Так здесь написано.

– Ладно, тогда я буду по делу.

Он расправил плечи и попытался придать своему лицу выражение деловой сосредоточенности, отчего стал похож на штангиста, готовящегося поднять рекордный вес.

– Что все это может означать? – спросил он, строго глядя на Джимми сквозь прорези этой воображаемой маски, а затем вдруг расхохотался и не умолкал, пока лицо и лысина его не сделались багрово-красными. – Ну как, разве вопрос не по делу? «Работник почтовой службы, – подумал Джимми, – давно разведен, привык напиваться в одиночку. Любимый телесериал – «Копы».

– Что все это может означать? – повторил мужчина и радостно затряс головой.

Джимми поймал себя на том, что всерьез обдумывает ответ, причем в терминах, вряд ли способных дойти до сознания собеседника.

– Честно говоря, то же самое я хотел спросить у вас, – сказал он.

Отоспавшись в мотеле, Рита на обратном пути заехала в супермаркет за «алка-зельцером». Она бродила вдоль стеллажей, с удовольствием вдыхая запах антисептиков, перебирая баночки с лосьонами, транзисторные приемники и наборы карандашей без намерения что-либо приобрести, но всюду норовя сунуть нос на манер кошки, обследующей незнакомое помещение. В голове лениво ворочались обрывки случайных мыслей. Под сводами плыла инструментальная обработка старой песни «Роллингов» – «Two Thousand Light Years from Home»[7]. Мимо дрейфовали люди с пластмассовыми корзинами для покупок. Проведя в магазине минуты две или три, Рита обнаружила, что за ней внимательно наблюдает худощавый парень в белой рубашке с фирменной эмблемой на нагрудном кармане. Она быстро обогнула стеллаж и притаилась за стеклянным шкафом с солнцезащитными очками. Когда парень приблизился, она шагнула ему навстречу из своего укрытия.

– Вы меня раскусили, – сказала она. – Да, я задумала ограбить и разорить к чертовой матери вашу контору. Конкретно работаю по почтовым открыткам, тетрадям в линейку и аспирину – товар самый ходовой, на черном рынке отобьется втрое.

Сотрудник притворился глубоко уязвленным:

– Мэм, я…

– Все в порядке, я вас понимаю, – улыбнулась ему Рита. – Издали вы, наверное, приняли меня за негритянку.

– Я просто делаю свою работу. – Сотрудник бросил взгляд в дальний конец зала, словно надеялся на прибытие подкреплений.

– Нет вопросов. Но теперь-то, имея дело с краснокожей, вы понимаете, что я чихать хотела на эту мишуру: мне нужна огненная вода. – Она пытливо оглядела полки. – Где здесь выпивка?

– У нас есть пиво, – скучным голосом сообщил сотрудник.

– Будьте бдительны и впредь не путайте красное с черным, – посоветовала ему Рита. – Это разные стереотипы.

Как только страж исчез из виду, она вскрыла коробку «алка-зельцера» и переправила несколько пакетов в карманы рубашки. Уже идя к выходу, она неожиданно увидела Лоретту Сноу, которая тихо паслась у полок с медицинскими препаратами. Следуя примеру того же сотрудника, но с гораздо большим успехом, Рита проследила весь ее славный путь – от двух бутылочек детских витаминов и пары зубных щеток до фигурки покемона и мотоцикла для куклы Барби, поочередно канувших в недра ее сумки. То, что эта дамочка крадет вещи для своих детей, пришлось по душе Рите, которая вспомнила собственные походы за рождественскими подарками в первый год после того, как ее оставил муж. А милашка Лоретта, похоже, не такая уж квелая курица, подумала она. Одно было очевидно: работает она по-дилетантски. Уже занеся руку над облюбованной вещью, она замирала и несколько секунд тревожно озиралась по сторонам, а, завладев добычей, поспешно покидала место преступления с опущенной головой и прижатой к груди сумкой, как будто ожидая вот-вот услышать крик «Держи вора!». Если это был не первый ее набег на супермаркет, оставалось только удивляться, как она до сих пор не попалась с поличным, – а, на взгляд Риты, мисс Сноу не производила впечатление человека, которого хотя бы раз ловили на воровстве. Когда мисс Сноу переместилась в кондитерскую секцию и вплотную занялась импортными шоколадными конфетами, Рита заметила Мистера Бдительность, который крадучись приближался к ней по боковому проходу. Моментально оценив ситуацию, она промчалась вдоль стеллажей, отделявших ее от Лоретты, и на повороте в боковой проход пнула пирамиду жестянок с орехами кешью. Пирамида рухнула, банки с грохотом посыпались на пол, раскатываясь во всех направлениях. Мисс Сноу, вздрогнув, оглянулась на шум и поспешила к выходу. А страж, руки в боки, уже стоял перед Ритой.

– Консервный обвал в секции номер четыре, – констатировала она. – Жертв нет, виновник задержан на месте. – Подняв с пола одну из банок, она взглянула на цену: – Черт возьми, да это дешево! Надо бы взять несколько штук для моего мужа.

Мисс Сноу она настигла на автостоянке – та искала в сумке ключи от старой «тойоты», многочисленные шрамы на кузове которой очень недурно смотрелись при ярком солнце.

– Эй, Лоретта! – окликнула ее Рита.

По испуганной реакции мисс Сноу можно было подумать, что она видит перед собой не Риту, а представителя всевидящего и неумолимого Закона.

– Без паники, – сказала, подходя к ней, Рита, – погоня отстала. Суперагенту не до вас, у него сезон сбора орехов.

Теперь лицо женщины вместо испуга выражало недоумение.

– Вы разве его не заметили? – Рита присела на капот «форда», припаркованного по соседству с «тойотой». – Такой маленький тощий засранец в форменной рубашке – он вас выследил и уже хотел взять в оборот, но я его вовремя отвлекла, учинив этот ореховый погром.

– Я… Но я не… – Мисс Сноу была настроена все отрицать, но затем, похоже, передумала.

– Не берите в голову, – успокоила ее Рита. – Мне тоже случалось подтянуть кое-что для моей малышни. Но раз уж вы засветились, лучше в ближайшее время здесь не появляться. Кроме того, вам не мешает поработать над техникой стибри-шоппинга. – Она постучала пальцем по сумке мисс Сноу. – Это надо делать спокойно и с достоинством. Возьмите нужную вещь, повертите в руках как бы в раздумье… можете пройтись с нею вдоль полок, а когда убедитесь, что на вас никто не смотрит, опустите ее в сумку. Эти магазинные пинкертоны обычно держат на прицеле тех, кто ведет себя подозрительно, ошивается по закоулкам, а если крадете прямо у них под носом, они как слепые кроты. Вот, например… – Рита продемонстрировала банку орехов кешью, которую до того держала за спиной. – Ваши детишки любят орехи?

Мисс Сноу растерянно кивнула. Рита вручила ей банку и указала на передвижную кофейню через дорогу.

– Выпьем кофе, – предложила она. – Я плачу. Они перешли на другую сторону улицы и взяли «американо» (Рита) и «латте» (мисс Сноу).

– Самый надежный вариант, – продолжила Рита, – это сразу на месте избавиться от упаковки и взять товар чистым. Тогда, если вас остановят на выходе, они не смогут доказать, что эта вещь из их магазина.

Мисс Сноу отхлебнула кофе, взглянув на нее поверх чашки.

– А вы не слишком разговорчивы, – заметила Рита.

– Мне очень стыдно. Обычно… я так не поступаю.

– Когда сидишь на мели, надо как-то выкручиваться. – Рита поставила свою чашку на край прилавка.

Продавец, этакий симпатяга с шевелюрой до плеч и жидковатыми усами, излучился улыбкой, но она его проигнорировала.

– Все наладится, – сказала она мисс Сноу. – Вы правильно сделали, что обратились к Джимми. Уж он-то сумеет пристроить ваш кольт.

– Надеюсь, что так.

– Дело на мази, он уже нашел покупателя.

– Да… Он мне говорил.

Рита, прикрыв глаза ладонью от слепящего солнца, посмотрела вверх на реактивный лайнер, который дюйм за дюймом неторопливо перечеркивал безоблачный небосвод.

– Я ничего против вас не имею, Лоретта, – сказала она. – Если честно, сперва вы мне не понравились, но я была тогда сильно не в духе и даже не попыталась войти в ваше положение. А сегодня, увидев, как вы заботитесь о своих детях, правда сноровки пока маловато…

Это замечание вызвало у мисс Сноу нервный смешок.

– … я взглянула на вас другими глазами. Однако меня тревожит одна вещь. Вы ищете своего героя, Лоретта, и, сдается мне, нацелились в этом смысле на Джимми.

Улыбка погасла на лице мисс Сноу.

– Нет, я вас прекрасно понимаю, – продолжила Рита, – Было время, я занималась такими же поисками, но героический сукин сын так и не появился на моем горизонте.

Двое мужчин средних лет вышли из расположенной неподалеку парикмахерской и двинулись в их сторону. Симпатяга продавец вступил с ними в беседу, называя обоих по именам и интересуясь, как идут дела.

– Насчет меня вы, безусловно, ошибаетесь, – с вежливой категоричностью произнесла мисс Сноу, как бы не желая обидеть собеседницу, но, считая необходимым сразу расставить точки над «i».

– Поверьте, милочка, я в состоянии видеть вещи, о которых вы даже не догадываетесь. Проблема совсем не в вас. Возможно, Джимми окажется именно тем героем, которого вы ищете. Но он не ваш герой. Чувствуете разницу?

Мисс Сноу также поставила чашку на прилавок.

– Мне пора домой.

– Не сердитесь. Я это не к тому, что хочу защитить свою территорию от соперниц. Это вообще не мой стиль.

– Тогда о чем весь этот разговор? – Сухо поинтересовалась мисс Сноу; эта фраза и сама интонация была как два дюйма острой стали, на мгновение показавшихся из безобидных с виду, красивых и мягких ножен.

– Все, что вам нужно, – это продать кольт, – сказала Рита. – Как получите свои деньги, уезжайте в Сиэтл и не пытайтесь влезть в эту историю глубже, чем следует.

– Это звучит так, словно вы мне угрожаете, – сказала мисс Сноу.

Черный «файерберд» вырулил на улицу с заправочной станции и погнал с места в карьер, нещадно паля резину. Проезжая мимо них, сидевший рядом с водителем лохматый юнец высунул голову из машины и проорал что-то насчет «траханья во все дырки». Эта глупая выходка заметно встревожила мисс Сноу.

– Я вас всего лишь предупреждаю, – сказала Рита. – Речь идет не обо мне. Речь идет о вас. Джимми на вас вроде как запал, а вы… вы женщина уязвимая и легко ранимая. – Она фыркнула. – Ненавижу эти слюнявые словечки в духе Опры Уинфри[8], но здесь точнее не скажешь. Вы легко ранимы, и ваша связь с Джимми может обернуться психическими травмами для вас обоих. Я от этого, понятно, не в восторге, но поднимать волну не собираюсь, будьте спокойны. А к вам только одна просьба: держите мои слова в уме на тот случай, если дело начнет заходить далеко.

Мисс Сноу плотно сжала губы и промокнула их бумажной салфеткой.

– Я вам очень признательна за то, что вы сделали там, – она качнула головой в сторону супермаркета, – но никак не пойму, к чему вы клоните.

– И не пытайтесь понять, – сказала Рита. – Вы слишком многого не знаете. Просто будьте осторожны.

Мисс Сноу глядела на нее из-под полуопущенных век. Продавец спросил, не хотят ли они повторить; Рита сказала: «Нет».

– Мне пора домой, – вновь сказала мисс Сноу, но не двинулась с места. – Значит, все идет нормально? Я имею в виду – с пистолетом?

– Я же сказала, дело на мази. – Рита дотронулась до ее сумки. – На вашем месте я бы распаковала товар и выбросила обертки до того, как садиться в машину. От греха подальше.

«Файерберд» вернулся и затормозил перед кофейней, подрагивая сверкающим на солнце телом. Водитель показал женщинам язык, проделав им серию псевдоэротических манипуляций под одобрительный хохот пассажира. Рита невольно позавидовала школьникам: они были счастливы в своем безбрежном идиотизме и не сомневались, что сохранят это чудесное ощущение на всю оставшуюся жизнь, избегнув неурядиц и головных болей большого мира. Мисс Сноу повернулась к машине спиной и начала нервно теребить ремешок своей сумки.

Сумерки раскинули над городом свой дымчатый покров – так истлевшие кружева покрывают скелет безвременно отдавшей Богу душу и погребенной в подвенечном наряде невесты. Джимми катил по скоростной автостраде вглубь Каскадных гор мимо гранитных скал и поросших елями холмов с проплешинами поселков на склонах. Справа от трассы тянулась долина мутно-зеленой реки, на юге и на востоке, в стороне от гор, бледнело бездонное небо. Он ехал не торопясь, приемник выдавал одну за другой трескучие рок-мелодии восьмидесятых; на очередном подъеме его обогнал восьмиосный длинномер, причем обгон растянулся настолько, что Джимми успел по нескольку раз прочесть все, даже самые мелкие, надписи на борту и задней двери грузовика. Легковушки же пролетали со свистом и исчезали вдали, как будто были выходцами из другого измерения с гораздо более стремительным течением времени.

Джимми думал о своей истории и о том, что Рита посоветовала в ней изменить, когда нынче днем вернулась на выставку. «Пусть Сьюзен будет более сильной, – сказала она, – пусть проявит характер, а так мне все ее страдания до лампочки». Резон в ее словах был, но Джимми не хотелось делать героиню слишком сильной. Сам факт, что она выдержала столь долгое одиночное заключение в доме-тюрьме полковника, – разве это не свидетельство ее силы? Он представил Сьюзен сидящей за столом в ее спальне: вооружившись испано-английским словарем, она переводила стихи, написанные для нее Луисом. Только что переведенные строки заставили ее грезить наяву:

Она вспомнила, как этим утром занималась любовью с Луисом, и попыталась оценить глубину и силу своих тогдашних физических ощущений. Несколькими месяцами ранее ей и в голову не пришло бы ничего подобного – это были мысли, не подобающие леди, и временами они заставляли ее краснеть от стыда, но она предавалась им с упоением, вновь и вновь воскрешая в памяти все детали свидания. Она вспоминала его лицо, склонившееся к ней в желтых лучах восходящего солнца; в его чертах – неистовое напряжение страсти, его волосы – поток черной лавы, а каждое движение его тела откликается в ней вспышкой горячего, болезненно-острого наслаждения. Но и эти воспоминания не могли противостоять депрессии, державшей ее в плену не менее прочно, чем ограда полковничьей усадьбы. «Почему я не могу ничего предпринять?» – в который раз спрашивала она себя. Обращаясь мыслями к Луису, думая о тех радостях, которые несет союз с ним, – не только о радостях любовных ласк, но и о новом мире взаимопонимания и общих интересов, мире веселящейся ночной Гаваны и роскошных пляжей острова Пинос, – она была готова уступить его настойчивым просьбам. Однако стоило ей сместить фокус мысленного взора чуть влево или вправо от светлой перспективы, как этот взор упирался в железные стены, ограничивавшие ее свободу действий. Были ли эти стены так уж непреодолимы? Неужели отец, узнав всю правду о ее мучениях, будет настаивать на сохранении брака? Возможно, он найдет способ избежать полного разорения семьи и в случае разрыва с полковником. А Луис… Сьюзен не сомневалась в том, что он выдержит любые испытания, какие только сможет породить мстительный ум ее супруга. Луис был не из тех, кто пасует перед трудностями. В таком случае, почему бы не сделать решительный шаг? Измученная этими вопросами, которые, казалось, возводили вокруг нее еще одно кольцо незримых тюремных стен, она опустила голову на руки и долгое время оставалась в такой позе, медленно погружаясь в мир полусонной тишины и покоя, который нарушался только беспрерывным, назойливым мельтешением мыслей. Жаль, что ей некому доверить свою тайну, подумала она. Возможно, объективный взгляд со стороны помог бы ей разобраться в себе и принять правильное решение.

Образ ее кузена Аарона возник как будто сам собой, всплыл из глубин памяти случайно, вне связи с ходом ее рассуждений. С Аароном она когда-то могла говорить откровенно, однако в последние годы перед ее замужеством их отношения осложнились. Дело в том, что по мере ее взросления Аарон стал смотреть на кузину другими глазами. При встречах его поцелуи становились все менее родственными, он дольше обычного задерживал ее руку в своей, а однажды вечером, когда они вдвоем гуляли по дорожкам сада, признался ей в любви. Это признание, в котором звучали мольба, отчаяние и надежда, явилось для Сьюзен полной неожиданностью. Опомнившись от первого потрясения, она взяла с кузена слово никогда впредь не заговаривать с ней на эту тему. И хотя ее дружеские чувства к Аарону заставили Сьюзен придать отказу форму ласкового вразумления, их отношения после этого утратили былую простоту и доверительность. Вскоре он перебрался в Нью-Йорк, а накануне ее свадьбы коротким письмом сообщил, что неотложные дела не позволяют ему присутствовать на церемонии.

Быть может, подумала она, прошедшие годы излечили кузена от этой несчастной и нелепой любви, а если и не совсем излечили, то чем она, собственно, рискует, завязав с ним переписку? В худшем случае он не ответит на письмо, и только. Вдохновленная новой идеей и надеждой – пусть даже очень слабой – на поддержку и помощь со стороны, она извлекла из ящика стола лист гладкой бумаги, выбрала ручку с серебряным пером из полудюжины ручек, стоявших в подставке, и начала:

«Милый кузен. Ты, несомненно, будешь удивлен тем, что я обращаюсь к тебе после стольких лет молчания, причем делаю это без приличного такому случаю вступления, то есть всех этих общих фраз, приветствий и т. п. Поверь, мне сейчас не до того. Я очень надеюсь, что ты во имя давней дружбы оставишь в стороне тяжелые воспоминания, которые могут стать препятствием к нашей переписке, так как я очень нуждаюсь в твоем участии и добром совете…»

Сумерки сменились ночной тьмой к тому времени, как Джимми свернул с автострады на узкую извилистую грунтовку, ведущую к дому Борчарда. Машину начало трясти на ухабах, и он, прервав историю, сосредоточил все внимание на дороге. Лучи фар метались по лесу, населяя его жутковато-гротескными образами; тяжелые ветви хлестали по ветровому стеклу и скребли крышу фургона. Промелькнули спутанный клубок колючей проволоки и куча хвороста, далее пошел участок с гравийным покрытием, по днищу забарабанили камни; в свете фар тут и там блестели стреляные гильзы. Какая-то мелкая тварь с янтарно-желтыми глазами пересекла дорогу и быстро исчезла в кустах. Чуть погодя он, снизив скорость, миновал ветхую лачугу с дверью, висящей на одной петле, и дырявой мишенью, прибитой к покосившейся стенке. Преодолев последний участок подъема, машина выехала на открытую, относительно ровную площадку; земля была изрыта колеями, в которых стояла вода. Далее путь преграждали двустворчатые ворота из досок и толстой проволоки. Джимми заглушил двигатель, вылез из фургона и, подойдя к воротам, обнаружил, что они заперты на замок. Над воротами красовалась эмблема: красноглазый олень, вздыбленный над американским флагом. Вдали за деревьями сияли огни большого дома.

– Эй! – громко позвал он. – Эй, кто-нибудь!

– Руки за голову, быстро! – раздался голос за его спиной.

Вздрогнув, Джимми повиновался приказу.

– Вот так. Теперь кру-у-гом!

Он развернулся и увидел перед собой невысокого бледного парня с пухлыми девичьими губами и стрижкой ежиком; его волосы в свете дальних огней казались неестественно белыми. Винтовка М-16 смотрела в грудь Джимми.

– Я тебя не знаю, – заявил парень.

– Мне надо поговорить с майором Бор…

– Я разве спросил, что тебе надо? – перебил его парень.

– Вы ничего не спросили, – сказал Джимми примирительно. – Вы сказали только, что меня не знаете.

– Надо же, какие умные зверушки встречаются в моем лесу. – Парень подошел ближе; из-за бесцветных бровей его лицо казалось недоделанным, оставшимся на стадии заготовки. – Продолжай в том же духе, о'кей?

– Я приехал к майору Рэю Борчарду. Думаю продать ему пистолет.

– Майор готовится к важной встрече. А стволов у него и без тебя навалом, зря суетишься. – Он передернул затвор. – Ты вторгся в частное владение, тебе это известно?

– Насколько я понял, этот ствол ему нужен, – сказал Джимми. – Он предлагал мне за него шесть штук.

Голубые глазки парня впились в Джимми, словно пытаясь выявить дефект.

– Это насчет кольта Боба Чэмпиона?