– Я здесь не один, имейте в виду, – сказал полковник.

Аарон не стал рассеивать его заблуждений насчет близкой подмоги. Незаметно для себя он сменил позицию активного участника событий на позицию стороннего наблюдателя, хотя и сам не мог понять, что его к этому побудило и зачем, собственно, он собирается вести наблюдение. Полковник не представлял собой никакой загадки. Это был ничем не выдающийся, типичный представитель людского племени, чей характер сформировался под влиянием животных инстинктов, усугубленных человеческой извращенностью. Но, может, первое впечатление было обманчивым? Глядя на полковника с его брюшком, выпирающим под купальным халатом, с этими потешными усами, трудно было представить его демоном зла – разве что мелким злодеем самого банального пошиба; но, быть может, это была лишь маскировка, потертые ножны, скрывающие острый как бритва клинок из черной дьявольской стали? Аарон решил устроить ему допрос.

– Как могли вы поступать с ней таким образом? – спросил он и сам удивился звучности своего голоса.

Полковник поморщился:

– О боже! Что она наплела в этот раз?

– Угрозы, насилие, разрушение ее личности… Ваш стандартный набор методов.

– Сколько раз вам говорить?! Эта женщина использует вас в своих целях. Она…

Аарон навел на него кольт, и полковник умолк, не закончив фразу.

– Я здесь не затем, чтобы выслушивать обвинения в ее адрес, – сказал Аарон. – Какова бы она ни была, это вы сделали ее такой. В прежние времена я знал ее как честнейшую и во всех отношениях достойную женщину.

Полковник обескураженно уставился на Аарона, затем скривился от боли, пытаясь переместить связанные руки в более удобное положение.

– Вы не даете мне возможности оправдаться, – сказал он. – Как я могу ответить на ваши вопросы, если вы отказываетесь взглянуть на вещи с моей точки зрения?

– Вы меня не поняли. Я не жду от вас оправданий. Вам нет никакого оправдания. Я только хочу, чтобы вы объяснили мотивы своих поступков. Но если ваше объяснение сведется лишь к нападкам на мою кузину, я не вижу смысла продолжать беседу.

– Вашу кузину? – полковник рассмеялся.

– Да, мою кузину. Вас чем-то не устраивает этот термин?

– Она, что, в самом деле, ваша кузина? – Его изумление казалось таким искренним, что могло бы сбить с толку менее проницательного наблюдателя, чем Аарон. – Я этого не знал… Почему вы мне раньше не сказали?

Аарон промолчал. Он решил, что любая ответная реакция может поощрить полковничью инсценировку сумасшествия – чем еще, кроме этого, можно было объяснить нелепое отрицание того факта, что полковнику известно о родственных отношениях между ним и Сьюзен.

А полковник со все возрастающей настойчивостью повторял свой вопрос: откуда он мог это знать? как могло случиться, что он этого не знал? Поскольку Аарон хранил молчание, полковник попытался шире сформулировать вопрос: что здесь вообще, черт возьми, происходит? Опять не добившись ответа, он перешел к угрозам:

– Ко мне едут друзья, они будут здесь с минуты на минуту. Эти люди вооружены и, могу вас уверить, без колебаний пустят оружие в ход.

– У вас нет друзей, – сказал Аарон. – Есть только подхалимы, лакеи или карьеристы, ищущие протекции. Сомневаюсь, чтобы они решились предпринять серьезные усилия ради вашего спасения.

Растерянное выражение, промелькнув на лице полковника, вновь сменилось маской самоуверенности.

– Возможно, в эту самую секунду Рэнди держит вас на мушке. Он может показаться недотепой, но стрелок он первоклассный.

– Неужели? – Аарон поднялся, сунул кольт в карман и, зайдя за кресло полковника, развернул его так, чтобы он мог увидеть кушетку, на которой покоился его слуга. – Боюсь, его глаз утратил былую меткость.

Полковнику потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить это зрелище, после чего он вывернул шею, пытаясь заглянуть в лицо Аарона.

– Чего вы хотите? – произнес он с интонацией, резко отличной от той, с какой та же фраза прозвучала в самом начале беседы.

Аарон развернул его кресло к камину.

– Как я уже говорил, я хочу услышать объяснение ваших поступков.

– Если вы о том, что она называет насилием, я… – Полковник прервался и продолжил после того, как Аарон, выйдя у него из-за спины, стал рядом с камином. – Я должен заметить, что ваша кузина не совсем точна в описании данного инцидента. Эта, безусловно, порядочная и искренняя, женщина в то же время склонна выдумывать истории, своего рода ложные воспоминания, предохраняющие ее от чувства вины – на мой взгляд, совершенно необоснованного – из-за не освященной браком физической близости с мужчиной.

– Я не вижу, каким образом ее внебрачная связь могла отразиться на воспоминаниях о ваших поступках.

– В тот вечер мы слишком разгорячились, – сказал полковник. – У нее возникли ко мне претензии по одному вопросу, и мы поспорили, но дальнейшее происходило по обоюдному согласию. Во всяком случае, она не дала мне повода в этом усомниться.

Аарон помешал угли кочергой, которую обнаружил на подставке рядом с камином, а когда огонь вновь разгорелся, подбросил в него большое полено.

– Это истинная правда… Клянусь! – сказал полковник.

– А угрозы? – спросил Аарон, продолжая возиться с дровами. – Ограничение свободы действий? Это все тоже ложные воспоминания?

– Я был вне себя. Совсем потерял голову. Мой бог, я был в нее влюблен! И я до сих пор ее люблю! Случалось, я вел себя не лучшим образом, я это признаю. Люди часто ведут себя неразумно, когда они влюблены… особенно, если у них не ладятся отношения с любимым человеком.

– В письмах ко мне кузина рассказывала о нескончаемых притеснениях, о муже-тиране, чья бесчувственность разнообразится лишь приступами жестокого самодурства. И вы предлагаете мне считать это все продуктами ее воображения? Право же, я не настолько глуп, сэр. И я не принадлежу к числу голодных псов, которые вертятся у вашего стола в надежде поймать случайно упавший кусок. Кузина не стала бы мне лгать.

– Постойте! – вскричал полковник. – О каком муже идет речь?

Аарон проигнорировал этот возглас. Последние из его собственных слов неожиданно посеяли в нем сомнения. А что если все, о чем писала Сьюзен, было такой же выдумкой, как и ее нежные чувства к нему?

Нет, он не мог в это поверить! Она солгала о своих чувствах, потому что не видела иного способа вырваться из удушающей атмосферы ненавистного брака; сама эта ложь стала возможной лишь потому, что ее нравственные устои были подорваны пагубным влиянием полковника.

– Расскажите мне о Карраскеле, – сказал Аарон. – Интересно будет услышать, как вы интерпретируете этот свой поступок.

– О чем вы говорите? – Полковник в очередной раз изобразил удивление.

– Должен ли я понимать это так, что вам ничего не известно о любовнике моей кузины и о его убийстве?

Полковник, похоже, начал впадать в истерику.

– Что вы несете? Да что с вами, черт побери?!

В глубине дома раздался телефонный звонок; полковник бросил быстрый взгляд в направлении звука.

– Это мои друзья, – сказал он. – Вероятно, хотят сообщить, что едут сюда.

– В таком случае пора заканчивать нашу беседу. – Аарон поднял кольт.

– Нет, подождите! Никто не должен приехать. Телефон умолк.

– Допустим, что так, – сказал Аарон. – Но звонивший может подумать, что с вами что-то случилось, и решит проверить. – Он взял лежавшие на полу рядом с креслом обрывки электрошнуров. – Пожалуй, мне пора.

– Послушайте! – крикнул полковник громовым голосом – тем самым, что наводил страх на служанок в его гаванском особняке. – Вся эта ерунда насчет любовника… и насчет убийства: если она сказала вам, будто я замешан в чем-то подобном, – это чистейшей воды ложь!

– Сейчас я свяжу вам ноги, – сказал Аарон. – Если начнете брыкаться, я вас застрелю. Вы меня поняли?

– Понял, – сказал полковник.

Связывая ноги полковника, Аарон внезапно испытал страх, не имевший отношения ни к будущему – то есть к тому, что он готовился совершить, – ни к каким-либо конкретным обстоятельствам прошлого. Это был страх сам по себе, Страх Собственной Персоной, склонившийся над его плечом с намерением оказать посильную помощь; фантом, который принял его облик и пародировал его движения, напоминая о том, что скоро он должен вступить в сумрачные сферы, где очень многие бывали до него, но лишь немногим удавалось преуспеть. Он засунул свободные концы шнура под петли, стягивавшие лодыжки полковника, и вернулся к камину, пламя в котором набрало силу, с аппетитом поглощая свежую пищу.

– Вы не хотите меня слушать? – Полковник попытался приподняться в кресле, глаза его были широко открыты, губы дрожали. – Вы должны меня выслушать! Вы совершаете ошибку!

– Ошибку в свое время совершила Сьюзен, – Аарон пошевелил дрова кочергой, – и сейчас я ее исправляю.

– Сьюзен?! Какая Сьюзен?! – завопил полковник. – Что еще за Сьюзен?

– Не трудитесь, полковник. Эта жалкая уловка не сработает.

Возникшая после этих слов пауза завершилась вопросом полковника:

– Скажите, кто я, по-вашему, такой?

Аарон был занят дровами. От камина исходил сильный жар, но сердце его было сковано льдом. Языки пламени вздымались и опадали в завораживающем ритме, притягивая к себе его взор.

– Я майор, – сказал полковник. – Майор. Рэймонд Борчард. Так меня зовут. За кого вы меня принимаете?

– Как вы скромны, понижая себя в звании! Не ожидал от вас такого самоуничижения. – Он повернулся к полковнику: – Вы хотите знать, за кого я вас принимаю? Я принимаю вас за чудовище самой распространенной, но при том самой опасной разновидности. Чудовище, неспособное осознать свою собственную гнусную сущность.

– Послушайте, что я вам скажу. Ради бога, попытайтесь меня понять! – Полковник, подавшись вперед, заговорил медленно и отчетливо. – С вами творится что-то неладное. У вас изменилась манера речи, и потом эта путаница с именами… Вы не реагируете на мои слова! У вас, должно быть, помрачение рассудка!

Аарон рассмеялся:

– Моя кузина лгунья, а сам я… Как, по-вашему, выходит? Психический больной? Сумасшедший? Столь примитивный тактический ход недостоин выпускника военной академии.

– Я не учился в академии! – воскликнул полковник. – Я окончил военный колледж в Чарлстоне! Неужели не понимаете? Я не тот, за кого вы меня приняли!

– И вам ничего не известно о Сьюзен? О ее семье: Лайлах из округа Бекингем, штат Виргиния? О ее кузене Аароне?

– Нет, – тупо пробормотал полковник, а затем повторил уже громче: – Нет!

– Однако совсем недавно вы меня узнали, разве не так?

Аарон подумал, что если бы руки полковника не были связаны, он сейчас схватился бы за голову в отчаянии, не имея возможности предъявить встречный аргумент. Полковник откинулся в кресле и простонал:

– Да ты совсем свихнулся, черт тебя дери!

Неожиданно в разговор вступил, сразу завладев вниманием Аарона, еще один голос, не принадлежавший полковнику. Он зазвучал в голове Аарона, который сперва принял его за голос совести, – впечатление было такое, будто к нему обращается некий призрак, выплывший из-за кулис его сознания с требованием немедленно отречься от персонажа этой драмы и признать свою роль неудачной. Обладатель голоса, кто бы он ни был, проявлял чрезвычайную настойчивость, и Аарон почувствовал: еще немного, и он будет сметен этим мощным натиском. Затем он услышал и собственный голос, говоривший с вульгарным акцентом, столь непохожим на речь, свойственную людям его круга:

– Держись от нее подальше – иначе твое дело хана!

– Согласен! – с готовностью отозвался полковник. – Богом клянусь, я оставлю ее в покое!

– А с какой стати я должен тебе верить? – спросил голос. – Где гарантии, что это не блеф из-под пушки?

– Я готов дать письменные гарантии. Составьте текст, который вас устроит, я его подпишу!

– Так не пойдет. Ты наверняка скажешь своим дружкам-копам, что расписался под принуждением.

Некоторое время оба молчали, а затем голос спросил:

– У тебя есть видеокамера?

На сей раз полковник откликнулся с меньшей охотой:

– Есть, цифровая. Она в кабинете, лежит рядом с компьютером… А для чего она вам?

– Я вроде придумал, как взять тебя в оборот. Окружающий мир поплыл в глазах Аарона; туманная пелена накрыла пятна света и тьмы, преобразовав их в череду неясных образов и незнакомых предметов. Аарону казалось, что он стремительно уменьшается в размерах, проваливаясь в бездонную пропасть собственного сознания. Неимоверным напряжением воли он попытался вытеснить из себя чужеродный призрак, и после короткой схватки внутренний голос начал отступать, слабея и опускаясь до шепота, а мир вновь обрел четкие узнаваемые очертания. Теперь он чувствовал сильнейшую усталость, по телу пробегала дрожь, словно он только что очнулся от кошмарного сна, однако вид пляшущего в камине пламени оказал на него благотворное действие.

– Для чего вам нужна камера? – повторил свой вопрос полковник.

– Она мне не нужна. – Аарон прислушивался к себе, еще не до конца уверенный в том, что приступ миновал.

– Я не знаю, что у вас на уме, – сказал полковник, – но я готов выслушать ваши предложения. Я согласен на…

Без всякой цели, единственно с намерением как-то прервать излияния полковника, Аарон подцепил кочергой одно из пылающих поленьев и выкатил его из камина на дощатый пол комнаты. Доски были покрыты лаком, и пламя тут же приобрело красивый голубоватый оттенок.

– Что вы делаете? – Полковник уставился на полено с изумлением и ужасом, словно его присутствие на полу было невиданным кощунством.

– Поддерживаю огонь, – сказал Аарон, вполне довольный содеянным. – Я что-то продрог.

Он вытащил из камина второе полено и проволок его по периметру комнаты, одну за другой поджигая портьеры. Полковник негодовал, умолял и сыпал проклятиями. Пол перед камином уже горел вовсю, пламя по портьерам поднялось к потолку, и в комнате наступило подобие адского рассвета, сопровождаемого жадными чавкающими звуками, с которыми огонь пожирал свою добычу. Предприняв яростное усилие, полковник вывалился из кресла и попытался, извиваясь на манер червяка, ползти по гладким доскам, однако этот способ передвижения оказался малоэффективным. Капли горящей смолы падали с потолка; некоторые из них попали на вязаный коврик, и тот в мгновение ока превратился в магический огненный круг. Дым плотными слоями скапливался в углах. Полковник приподнял голову, посмотрел на Аарона, стоявшего неподалеку от входной двери, и закричал, причем с каждой последующей фразой в голосе его нарастало отчаяние:

– Чего ты хочешь? Я сделаю все… все, только скажи! Чего ты хочешь?!

Робкий побег милосердия пробился сквозь каменную кору, покрывшую сердце Аарона, но тотчас завял в окружающем его безвоздушном пространстве.

– Задайте свои вопросы той, кто меня прислал. Задайте их Сьюзен.

Полковник снова начал извиваться на полу, в результате продвинувшись всего на несколько дюймов, а потом заговорил, торопливо выплевывая слова:

– Я расскажу тебе о Сьюзен… расскажу всю правду. Только вытащи меня отсюда!

– Вы признаете свою вину? Запинаясь, полковник выдавил из себя:

– Да… да! Я готов рассказать все.

– Тогда говорите быстрее. Пламя не ждет. Надежда покинула полковника, как и остаток сил.

– Пристрели меня! – попросил он.

С умоляющим взором и печально повисшими усами, в клетчатом купальном халате, он выглядел жалким клоуном – нелепая фигура, намертво застрявшая на сцене во время первого и последнего представления апокалипсической оперы, чья веселая трескучая музыка все увереннее перекрывала стенания полковничьего тенора. Огонь слизывал смолу с потолочных балок; два кожаных кресла рядом с полковником начали тлеть. Он напрягся и прополз еще несколько дюймов.

– Ради бога, пристрели меня! Не оставляй меня так! Уже выходя из дома, Аарон услышал последние слова полковника, обращенные к инстанциям этого мира.

– Вернись! – крикнул он. – О боже! Вернись! Аарон быстро шел по тропе под гору, не смея остановиться и взглянуть со стороны на дело своих рук. С каждым шагом, с каждым взглядом на темный настороженный лес, с каждым вдохом сырого холодного воздуха он ощущал, как укореняется внутри него паразит: убийство темной крабообразной тенью повисло на его плечах, постепенно просачиваясь в плоть, пока эта тень целиком не угнездилась в груди, сдавив клешнями сердце. Когда же пламя за его спиной издало торжествующий рев и залило светом тропу впереди, он все-таки не устоял и оглянулся – огненные языки приняли форму указующей в небеса гигантской руки в красно-золотой перчатке, рванулись ввысь из бревенчато-смоляного черепа, в котором они так долго были заключены, словно призывая Всевышнего обратить взор на предсмертную агонию этого нечестивого обиталища. Искры кружили над пожаром, опускались на землю, на ветви кустов и деревьев. Оконные и дверные проемы дьявольски-мрачно глядели из-под желтых гирлянд огней; все детали конструкции здания четко выделялись на пламенеющем фоне. Это была та самая картина, которую видела Сьюзен из окна своей спальни в безумную ночь их последней встречи; и это видение она заставила Аарона воспроизвести в реальности. Он выполнил ее волю, но это его нисколько не радовало. Теперь им владела болезнь. Болезнь сердца. Прогрессирующий распад личности. Аарон сошел с тропы, присел на один из множества валунов, торчавших из влажной рыхлой земли и, не думая о самоуничтожении, а действуя чисто рефлекторно или под влиянием неведомой силы, извлек из кармана кольт полковника Резерфорда и приставил его к своему виску. Одно движение пальца – и это ничтожное существо, некогда претендовавшее на бессмертие, пойдет прахом. Это было нереально; все было нереально – весь процесс творения, всякая жизнь, державшаяся на хрупких подпорках насилия и страха, придуманная только с целью соблюсти жалкие условности очередного безумного повествования. Ни одна из историй не завершилась правильно. С их героями расправлялись самым бесцеремонным образом, им резали глотки, сворачивали головы, ломали хребты, выпускали кишки, их морили голодом и забивали камнями, сажали на кол, душили, травили ядом, рубили на куски, заражали болезнями, преследовали судебным порядком, взрывали, топили и сжигали живьем… и ни один читатель не скорбел по этому поводу. Не исключено также, подумал он, что такая история явилась результатом грандиозного умственного упражнения, предпринятого неким галактическим демиургом с целью развлечь одно-единственное существо – свою возлюбленную, порождение звезд и космической тьмы, скучающую вдали от него, где-то в другом секторе Вселенной…

Механическим движением – подобным тому, что минуту назад поставило его на грань самоубийства, – Аарон убрал кольт в карман и двинулся дальше по тропе. Становилось все холоднее, сырость пробирала его до костей. Он ссутулился, сунув руки под мышки; мысли его взметались и опадали в унисон с языками пламени, а походка обрела живость, как будто теперь он точно знал, куда направляется, и очень спешил туда попасть.

К тому времени как Рита отыскала Ди в дальнем конце бара, музыкальная программа уже закончилась. Они обнялись, поцеловались, по очереди отпили из бокала и повторили поцелуй-объятие. Одинокие мужчины описывали круги по залу, ловя последний шанс; парочки тянулись к выходу; опустевшая танцплощадка подставляла лучам сценических огней многочисленные шрамы, оставленные каблуками гостей. Джукбокс еще издавал негромкие звуки, но на него никто не обращал внимание. До закрытия оставалось менее часа, и публика сгрудилась у столов и стойки бара, дабы успеть напиться до состояния, в котором было не страшно сесть за руль. Рита поинтересовалась, как дела у Джанин; Ди скорчила кислую мину:

– Не знаю. Мэгги отвезла ее домой. Я сделала все, чтобы ее успокоить.

– Если это так, – ухмыльнулась Рита, – то она должна сейчас цвести и пахнуть от счастья.

Ди покраснела и шлепнула ее по руке:

– Серьезный разговор с Джанин, даже когда она не на взводе, обязательно превращается в какую-то пародию. Она начала в таком духе… – Ди стала в позу и заговорила страдальческим голосом: – «О-о, я все-все понимаю. Ты почувствовала к ней внезапное и непреодолимое влечение…» – Она сделала отторгающий жест. – Кончилось тем, что я послала ее к чертовой матери. Завтра наверняка будет мне трезвонить.

К стойке неподалеку от них протолкался охранник и с озабоченным видом сообщил что-то барменше – пухлой крашеной брюнетке с колечком в ноздре и губной помадой цвета «изабелла». Барменша заметно встревожилась. Когда охранник удалился, Рита окликнула ее и поинтересовалась, что случилось.

– Байкер порезал одного парня на автостоянке, – сказала барменша. – Раньше на этом месте была байкерская тусовка, и они считают нас как бы захватчиками. Все время крутятся поблизости. Похоже, у них нет других занятий, кроме как оскорблять людей и затевать драки.

– Для иных это норма жизни, – сказала Рита.

– Будете что-то заказывать, леди? – вспомнила о своих служебных обязанностях барменша.

– Пожалуй… – Рита взглянула на Ди, и они хором воскликнули: – Текилу!

– Две текилы? – уточнила барменша.

– Лучше сразу шесть, – сказала Рита. Барменша поджала губы:

– Надеюсь, вы не за рулем?

– За мной должны заехать, – пояснила Рита. – А если с этим не получится, возьмем такси.

Ди выглядела разочарованной.

– Ты кого-то ждешь?

– Один мой друг хотел сегодня составить мне компанию, но он слишком занят – заканчивает одну историю. Обещал заехать попозже и подбросить меня до мотеля в Иссакуахе.

– Он что, сценарист?

– Скорее автор сюжетов.

Двое мужчин лет тридцати – судя по внешности, преуспевающие коммивояжеры – попытались разбить их пару. Первый начал со слов: «Девушки, кто-нибудь из вас не поможет найти мой „феррари", а то я боюсь темноты», а второй добавил: «Это я подучил его так говорить», после чего оба рассмеялись, видимо полагая это славной шуткой. Рита в нескольких словах объяснила им, кто они есть и кем могут очень скоро стать, и шутников как ветром сдуло. Ди положила голову на плечо Рите и дотянулась поцелуем до уголка ее губ.

– Я хочу, чтобы ты научила меня всему, – сказала она.

– Тебе надо усвоить лишь одно: всегда знай, что тебе нужно, и бери что хочешь.

– Я, собственно… – Ди замялась, – о сексе.

– Как раз о сексе я и говорю. Когда занимаешься любовью, ты что-то берешь от партнера и что-то отдаешь взамен. Если ты получаешь именно то, что тебе хотели дать, и наоборот – все здорово. Иногда бывает здорово даже при неполном совпадении.

В ответ на непонимающий взгляд Ди она развила мысль:

– Ты не знаешь, что и как нужно брать? Да ты же совсем недавно брала это у меня! Помнишь, я просила тебя не спешить, но ты не послушалась и сделала то, что хотела.

– Я ненамеренно. – Ди расстроилась. – Я думала, тебе это нравится.

– Еще бы! Это был полный улёт! В тот раз я дала то, что тебе было нужно. – Она пощекотала Ди под подбородком. – Но в другой раз я, может быть, попрошу тебя быть поактивней, а ты, напротив, замедлишься. В этом деле не помешает тренировка. Давай-ка устроим ее этой ночью.

Еще одна двуногая муха мужского пола попыталась им надоедать; на сей раз ухажера отшила Ди.

– Бери то, что ты хочешь, – Рита приступила ко второй порции, взглянув на Ди сквозь бокал с текилой, – вот главное правило, которому ты должна следовать… особенно если думаешь стать актрисой.

Зрачки Ди настороженно сузились.

– Совет похож на холодный душ, да? – спросила Рита.

– Есть немного.

– Так оно и должно быть. Конечно, тобой не всегда должен править холодный расчет. Меняйся по обстоятельствам: будь холодной с чужими и горячо люби своих. Я имею в виду близких друзей… таких бывает один-два, не более.

– И ты будешь в их числе?

Рита почувствовала ожидание и надежду, скрытые за этим вроде бы игривым вопросом. Не будь Джимми, она, пожалуй, рискнула бы ответить «да»… несмотря на то что Ди грозила обернуться сильнейшей головной болью.

– Я могу тебя кое-чему научить, – сказала она. – Подскажу, как принимать верные решения, если хочешь всегда брать свое. Как отключать мозг от лишних мыслей, когда нужно просто быть собой и действовать. – Она прервалась, чтобы опрокинуть стопку текилы и проследить за ее обжигающим нисхождением в желудок. – Немало лет может уйти на то, чтобы я стала твоим настоящим другом. Такие вот дела.

– Значит, сейчас мы не друзья?

– Все не так просто… У каждой из нас своя дорога, и ты это знаешь.

Ди плотно сжала губы и начала обводить указательным пальцем название бара на салфетке для коктейлей.

Рита подтолкнула ее локтем:

– Ну как, ты согласна учиться?

Ди вздрогнула и тут же превратила это движение в полноценный кивок:

– Если ты меня сначала поцелуешь.

– Это можно устроить, – сказала Рита. Поцелуй вдохновил ее на третью, а затем и четвертую порцию текилы. Теперь она ощущала себя достаточно пьяной для того, чтобы продолжить игру. Глядя на эту очаровательную девушку с расколотым бриллиантом в душе, которая считала ее какой-то таинственной кинозвездой, а может быть, даже угадывала за этой маскировкой ее истинную сущность, ибо она, Рита, и впрямь была прирожденной актрисой… глядя на нее, она начала всерьез подумывать о том, чтобы оставить Джимми, закрутить любовь с Ди и втянуть ее в долгую неистовую гонку на пределе сил, пока обе они – безумная монахиня и доверившаяся ей послушница – не растают, как две падающие звезды в небе где-нибудь над Северной Дакотой, Айдахо или Нью-Мексико. Видеть рядом с собой это нежное лицо, просыпаясь на фоне голубых гор Таоса или серого тумана и криков чаек на острове Сан-Хуан… Возможно, ради этого стоило пойти навстречу неминуемой катастрофе. Рита позволила этой идее обустроиться в сознании, представив, что они с Ди уже сейчас ведут такую жизнь. Они сидели на табуретах вполоборота друг к другу, как парочка влюбленных на двухместном диванчике. Рита провела рукой по талии и бедру Ди, затем поцеловала ее, шепча ласковые слова, постепенно перешедшие в начало лекции.

– В жизни полным-полно всякого дерьма, – сказала она. – Несчастная любовь, обман, насилие… бедность, наконец. Я прошла через все это. Иногда ты знаешь, кто в этом виновен, а порой не знаешь даже этого. Случалось, люди мимоходом вытирали об меня ноги, плевали мне в лицо и шли дальше по своим делам, а я ничем не могла им ответить.

– И как ты поступала потом? – Ди перешла на шепот, соблюдая некую формальность действа, как будто ее устами вещал хор ангелов в античном театре.

– Как я поступала? Первое время лезла вон из кожи, пытаясь дать сдачи. Иногда мне это удавалось, но реванш только отбрасывал меня назад. Вот почему, если кто-то помешает тебе взять, что ты хочешь, или возьмет то, что ты не хочешь отдавать, запомни обиду, но не позволяй этой обиде тобою управлять. Просто сделай шаг в сторону и продолжай двигаться своим путем. Это непросто, но, когда ты научишься использовать свои разочарования и свою боль себе же на пользу, тебя уже ничто не сможет остановить.

Ди молчала, дыша ей в щеку. Рита чуть отстранилась, чтобы взглянуть на нее – Ди была погружена в раздумья.

– Ты должна меня понять. Я знаю, ты поймешь.

– Мне кажется… – Ди подняла голову, внезапно воодушевляясь. – Мне кажется, ты хочешь с меня кое-что получить.

Можно подумать, она только сейчас с удивлением обнаружила в себе нечто, что хотелось бы получить другим. Такая реакция несколько обеспокоила Риту – общение с этой девчонкой все больше напоминало плавание по неизведанным водам. Одновременно она еще раз подумала, стоит ли ей раз и навсегда порвать с Джимми. Конечно, от Ди следовало ожидать чего-то новенького, но если «новенькое» будет попадаться чуть не на каждом шагу…

Ди потянулась к ней и обняла так крепко, что Рита с трудом сохранила равновесие, едва не упав с табурета.

– Я хочу любить тебя сегодня ночью, – заявила Ди. Ее слова представились Рите вьющимися вокруг птицами с длинными лентами в лапах, и эти ленточки, опускаясь на ее плечи и ноги, стягивают их гораздо крепче, чем это можно было предположить при столь непрочных на первый взгляд путах. Она чувствовала Ди всю целиком и каждую из прижимавшихся к ней частей ее тела в отдельности: груди, руки, бедра, ускоренно бьющееся сердце. Вдвоем они могут такого натворить! Они смогут нарушить любые правила – даже те, о существовании которых она пока еще не имела понятия.

– Тебе не страшно? – спросила Ди. – Мне почему-то страшно.

– Так и должно быть: без страха нет настоящего кайфа.

Не размыкая объятий, они медленно плыли сквозь облака посторонних звуков, включавших все шумы бара: обрывки разговоров, смех, звон стаканов…

– Привет, – прозвучал над ее ухом мужской голос, показавшийся Рите незнакомым, хотя уж она-то обязана была его узнать. Она резко повернула голову, намереваясь изничтожить очередного надоедливого ублюдка, и обнаружила рядом с собой Джимми в его всегдашней замшевой куртке, ковбойской шляпе и с ухмылкой на лице. В первую секунду она испытала раздражение при виде этого скучного, нелепого и ненужного типа, мысленно пожелав ему катиться ко всем чертям, но затем эту реакцию сменило удивительное чувство облегчения, словно он был тем самым долгожданным героем, который явился как раз вовремя, чтобы на краю пропасти удержать ее от падения вниз. Быстро чмокнув его, она сказала:

– Ди, это мой друг Джимми – сочинитель, о котором я тебе говорила.

Эти двое пожали руки с классическим – «что-ты-за-штучка-и-чем-это-мне-грозит?» – выражением, написанным на их лицах, после чего Джимми изрек:

– Я знавал одного парня по имени Ди. Он был родом из Алабамы.

Ди оглянулась на Риту за поддержкой.

– Покончил со своей историей, Джимми? – спросила Рита.

– Да… в общих чертах, – Он пролез к стойке меж их табуретами и заказал «кока-колу» барменше, в тот момент смешивавшей «тома коллинза». – Может, позднее добавлю еще пару-другую штрихов.