Дорога уперлась в ворота, над которыми был укреплен щит с изображением вставшего на дыбы красноглазого оленя. Независимо от того, был ли этот герб порождением полковничьего воображения либо фамильным наследием, он однозначно указывал на заносчивый и тщеславный характер своего обладателя. Ворота, сооруженные из досок и толстой проволоки, были заперты на замок. За ними дорога сужалась в пешеходную тропу, которая круто уходила в гору и исчезала среди деревьев. Сквозь сплетение ветвей пробивался свет, но Аарон подумал, что на таком расстоянии вряд ли кто-нибудь услышит его крик. Он прошел вдоль забора, рассчитывая найти лазейку, но ничего не нашел и уже было собрался лезть через верх, когда позади него прозвучал мужской голос:

– Эй, там, а ну отошел от ограды!

Отдавший этот приказ человек – как догадался Аарон, слуга полковника – был молод и невысок ростом, с очень белыми, коротко стриженными волосами. В руках он держал странного вида винтовку, направив ее в грудь Аарону.

– А, это ты, – произнес человек, сбавляя тон. – Ты его принес?

Столь неожиданная реакция навела Аарона на мысль, что слуга его с кем-то спутал.

– Да, я его принес, – сказал он, не желая до поры развеивать эту иллюзию.

– Отлично! – Слуга взял винтовку на плечо. – Босс будет рад покончить с этим делом.

Он подвел Аарона к воротам и, перебирая связку из нескольких дюжин ключей, скосил на него глаз:

– Я могу на него взглянуть?

– На него? – растерялся Аарон.

– Ты что, под кайфом? – Слуга взглянул на него, прищурившись и поджав губы, отчего его рот – очень маленький и изящный по контрасту с прочими топорными чертами лица – практически исчез из виду. – Я о пистолете! Ты же сказал, он у тебя с собой.

Теперь вопрос стоял таким образом: если слуга имеет четкое представление об оружии, которое должны были принести, он легко разоблачит обман и тогда Аарону придется его застрелить, что было крайне нежелательно, поскольку выстрел предупредит полковника. С другой стороны, если сейчас ничего не предъявить слуге… Решившись, Аарон медленно извлек из кармана кольт. Слуга уставился на него с жадным интересом:

– Это он самый? Кольт Боба Чэмпиона?

Аарон не счел уместным это отрицать и сказал «да».

– Рэй так его расписывал, что я бы не удивился, окажись он из чистого золота.

Не спросив разрешения, слуга выхватил кольт из руки Аарона, опешившего от такой прыти. После этого он полуприсел, широко расставив ноги, и сделал вид, будто стреляет по воображаемым целям в глубине леса, слюняво пфукая в подражание звукам выстрелов. Напфукавшись вдоволь, он подмигнул Аарону:

– Похоже, пяток ниггеров ухлопал.

– Я не думаю, что полковник был бы доволен, увидев, как вы ведете себя в присутствии его гостя, – сказал Аарон. – Если будете продолжать в том же духе, я сообщу ему о вашем поведении.

– Да что это с тобой? – слуга попятился. – Башню заклинило?

– Будьте любезны вернуть мне оружие. Иначе я сейчас же поеду в город и заявлю властям о его похищении.

– Не знаю, стоит ли вообще пускать тебя в дом. Похоже, ты на чем-то приторчал.

– Я отнюдь не собираюсь торчать здесь до утра. Мне нужно срочно переговорить с твоим хозяином. – Аарон протянул руку: – Дай мне пистолет.

Слуга неохотно вернул кольт и начал возиться с замком.

– А за тобой надо приглядывать – мало ли что вы кинешь.

Распахнув наконец ворота, он отвесил шутовской поклон.

Пока они поднимались по тропе к дому, развязный малый не переставал донимать Аарона пошлыми шутками.

– Ты мне и в прошлый раз не понравился, – говорил он, – но тогда хоть вел себя по-человечески, а не кривлялся, как гунявый педик… Что, я угадал? Ты, наверное, замужем? Смотри, найдется СПИД и на твою жопу.

Эти ничем не обоснованные и не вполне понятные Аарону выпады очень мало его занимали. Оказавшись внутри ограды, он совершенно успокоился – и утешился – мыслью о неизбежности того, что должно вскоре произойти. Хотя воспоминания о Сьюзен по-прежнему давили на сердце тяжким грузом, теперь их уже перевешивала холодная ярость, нараставшая по мере того, как приближался момент его встречи лицом к лицу с полковником Резерфордом. Интересно, что будут выражать его глаза в последнюю минуту перед смертью?

Впереди из-за деревьев выступили контуры дома с горящим во всех окнах светом. На поверку он оказался гораздо больше, чем представлял себе Аарон со слов Сьюзен: неуклюжее, но довольно внушительное строение с просторной верандой, на которой были в беспорядке расставлены самодельные стулья. При взгляде снизу, с тропы, этот дом, огражденный бастионами гранитных валунов и частоколом вековых елей, казался древним языческим храмом, плотью от плоти самого леса, хранителем этого места, принявшим форму многоглазой бревенчато-смоляной головы с горящим внутри жарким печным пламенем, тогда как девять десятых его чудовищного тела оставались скрытыми под землей.

Перед ступеньками крыльца слуга придержал Аарона, упершись рукой ему в грудь:

– Майор у себя в кабинете. Ты подождешь его на первом этаже, но не вздумай шляться по дому и ничего не трогай. Все понял?

– Как вам будет угодно.

Удивительно: этот жалкий тип умудряется путать даже воинское звание своего хозяина. Тот факт, что полковник не сумел подобрать себе мало-мальски толковых слуг, стал для Аарона еще одним свидетельством его самодовольной ограниченности, ярче всего проявившейся в его неверной оценке характера собственной жены. Впрочем, и сам Аарон до недавних пор не подозревал, что за очаровательной внешностью Сьюзен может скрываться столько ненависти и коварства. Когда слуга повернулся к нему спиной, собираясь взойти на крыльцо, Аарон ударил его за ухом рукояткой кольта – он не держал зла на беднягу, но тот мог создать лишние помехи в осуществлении его плана. Слуга со стоном упал на четвереньки, а после нового удара обмяк и распластался по земле. Взвалив его тело на плечо, Аарон поднялся по ступеням и открыл дверь, очутившись в длинной, хорошо обставленной комнате, которую освещали несколько электрических светильников и пламя в камине, таком огромном, что он вполне сгодился бы для отопления средневекового замка. Аарон опустил слугу на кожаную кушетку и, не найдя веревки, связал его шнурами от светильников. Заодно он позаботился и о запасе, чтобы было чем вязать полковника. Функцию кляпа выполнил пестрый платок, обнаруженный в кармане слуги. Когда с этим было покончено, он – сжимая в правой руке кольт – занял кресло в темном углу по соседству с камином. Здесь он был вне поля зрения того, кто будет спускаться по лестнице, находившейся в дальнем конце комнаты.

Созерцание пламени успокаивающе подействовало на Аарона, чей пульс после совершенного акта насилия бился с пугающей частотой. Вскоре в огненных языках, извивавшихся за чугунной решеткой меж толстых обугленных поленьев, он увидел картину гибели великого города, башни которого, рухнув, преградили путь к спасению жителям, панически метавшимся и заживо горевшим среди руин. Наблюдая за их безнадежной суетой, он представил себя таким, каким должен видеться Господу: крошечное существо с изначально чистыми помыслами, которое под влиянием одной-единственной трещинки, возникшей в самой его сердцевине подобно темному вкраплению внутри прозрачного рубина, вознамерилось преступить закон и совершить убийство. Он проклинал Сьюзен – не за то, как она с ним обошлась, а за сам факт ее существования – и проклинал Бога, сделавшего избранницей его сердца женщину одной с ним крови. Перед лицом такого богохульства святые отцы обычно ссылаются на неисповедимость Его путей и тайный смысл, сокрытый от простых смертных, однако здесь не было никакой тайны, никакой философской загадки. Одно из двух: либо заскучавший на небеси Господь, не считая человечество достойным внимания объектом, поступился кое-какими из своих моральных принципов при разработке нового, более интересного и перспективного проекта мироздания, либо скрижали, принесенные Моисеем с вершины Синайской горы, были ошибочным толкованием, а то и сознательной фальсификацией единственно верной заповеди: «Делай что хочешь – терпи, сколько можешь».

Поленья в камине сместились, довершив гибель воображаемого города; для Аарона это стало символом его собственного крушения – он все-таки дал себя втянуть в чужую игру, где оказался простой пешкой, поставленной в данный момент на данную клетку. Положение его было незавидным: он один в чужой стране, где у него нет друзей и знакомых; он готовится совершить действия, которые неминуемо навлекут на него гнев Божий и – в ближайшей перспективе – гнев могущественных лиц, связанных общими интересами с полковником Резерфордом; он слишком слаб, чтобы сделать самостоятельный ход и вырваться из плена своих навязчивых идей. Как разительно изменилось его представление о Кубе! Это был уже не райский остров, не открыточная панорама прекрасных пляжей и загорелых тел на фоне прибоя, но область тьмы и огненных страстей, населенная духами первозданных дебрей, которые, может статься, как раз в эту минуту собирают против него свои полчища. Страна нечестивых полисменов с золотыми зубами и черными пистолетами в кровавых лапах, страна сияющих нимбами христианских святых и темнокожих демонов с их барабанным шаманством… Слуга пошевелился, застонал, и Аарон, который, углубившись в размышления, напрочь о нем забыл, подскочил в кресле, охваченный мгновенной паникой. Он приблизился к кушетке и осмотрел свою жертву. Человек был бледен; в неровном свете пламени капельки пота на его лбу мерцали, как кристаллы. Кровь запеклась в его белых волосах и образовала застывшие ручейки в складках шеи. Его правый глаз был приоткрыт; огонь отражался в нем серебристо-оранжевыми бликами – оптический эффект, благодаря которому глаз казался не частью живого организма, а неким посторонним элементом инфернального происхождения. Человек вновь застонал. Аарон склонился над ним, став одним коленом на кушетку и намереваясь повторно его оглушить, но когда рука с кольтом была уже занесена, внезапный импульс пронзил его тело и наэлектризовал мышцы, принеся осознание того, что этот человек не может и не должен выжить, – и он опустил руку с силой, рассчитанной на смертельный удар.

На выходе из клуба Рита стрельнула сигарету у вышибалы и выкурила ее на стоянке, в конце ближайшего к шоссе ряда машин, усевшись на покрытый дождевыми брызгами капот раритетного «бьюика», по-акульи скалившего хромированную пасть радиатора. Эта первая за многие месяцы сигарета вызвала у нее головокружение. Музыка доносилась сюда разрозненными звуками: гитарные взвизги с трудом прорывались сквозь массивную пульсацию басов, иногда к этой какофонии добавлялся, взяв истошную ноту, вокал. Пьянчуги перед входом толкались и вопили – там назревала очередная драка. За парковкой тянулся огромный, заросший бурьяном пустырь, на котором бечевки и колышки землемеров уже наметили места для сервисного центра «Гудренч» и пончиковой «Криспикрим». По другую сторону светилась бессонная автострада. Небо было затянуто тучами, на горизонте подкрашенными оранжевым заревом огней Сиэтла. Под фонарями был заметен слабо моросящий дождь, но на себе она его почти не ощущала. Пуская кольца дыма, Рита следила за тем, как они распадаются и исчезают во мгле. Интересно, что сейчас делает Джимми? Судя по раскалившемуся добела – сильнее, чем когда-либо прежде, – энергетическому мосту, который связывал ее с ним, он сейчас приближался к финалу их истории. Да, – после того как Рита побудила его изменить концовку, это была уже их история. Правда, ничто не мешало ему в последний момент отвергнуть ее идею; она и сама не была уверена в том, что эта идея является наилучшей из всех возможных. В любом случае за себя она не опасалась – никто не сможет обвинить ее в соучастии, – но она еще не была готова к тому, чтобы потерять Джимми. Это дошло до нее только сейчас, когда он собрался сделать шаг, ею же спровоцированный. Еще не готова… хотя это так трудно – сопротивляться энергетическому потоку истории, который тянет ее за собой, подчиняет своим импульсам.

Возможно, она все-таки готова.

Она щелчком послала окурок в темноту, выдохнула дым последней затяжки и стала думать о Ди.

У этого ангела и впрямь имелась парочка незаземленных контактов, но Рите нравилось смотреть на то, как они искрят. «Чокнутым дорога в колледж». Надо полагать, у них там, на театральном отделении в Беркли, был полон рот хлопот с милашкой Денизой. С каких пор в ней этот надлом? Кто тому причиной? Может быть, отец…

Рита заметила блондина в красной рубашке, шедшего к ней через стоянку. Приятель Уолтера.

– Привет, – сказал он. – Уолтер не может тебя найти.

– Значит, не там ищет.

– Прислать его сюда?

– Как хочешь.

Эти слова его озадачили. Он остался стоять перед ней, переминаясь с ноги на ногу. У парня было хорошее лицо – чуть полноватое, добротно вылепленное. Солидный и надежный человек. Ей показалось странным, что он водит компанию с Уолтером.

– А ты правда актриса? – спросил он.

– Что, не похожа?

– Да как сказать. – Он понимающе улыбнулся. – Думаю, если не очень похожа, значит, это правда. Вообще, по внешности ты тянешь на актрису без проблем.

– Я забыла твое имя, – сказала Рита.

– Макс… Макс Людвиг.

Она тут же представила себе «людвига» – этакую бравую германскую супербукашку цвета хаки, восьминогого, марширующую гусиным шагом, взяв на караул сразу восемь новеньких блестящих винтовок.

– Полное имя: Максимус, – уточнил он. – Максимус Младший. Мой папаша, Максимус Старший, – владелец «Максимус Людвиг Моторз». Может, видела рекламу? У него там все по максимуму, каждое второе слово. – Он заговорил с апломбом, вероятно пародируя напыщенную манеру Старшего: – «Максимально высокое качество, максимально низкие цены, максимум усердия, максимум внимания к клиентам…»

– А ты что делаешь? – спросила она. – Работаешь на папочку?

– Сейчас – да. Но в следующем году вернусь в университет… – Он сунул руки в карманы, опустил взгляд и рассеянно провел носком туфли линию на грязном асфальте. – Что у вас случилось в туалете?

– Ты достаточно большой мальчик, чтобы догадаться. Он сконфузился:

– Мэгги сказала, там была какая-то разборка между тобой, Джанин и Ди.

– Кто такая Мэгги?

– Ты сидела с ней рядом за столиком.

– А, Королева Минета, – догадалась Рита.

– Ч-что-о? – Макс поперхнулся смехом.

– Я не угадала с прозвищем?

– Да нет, скорее как раз… – Он засмеялся уже в полный голос.

Рита ткнула его кулаком в плечо:

– Макс! Ну ты свинья!

– Да нет же, я не о себе. У меня с ней этого не было. Рита сделала сердитое лицо:

– А мне что с того, если ты и дал ей отсосать? Или я похожа на святош, которые клеймят оральный секс?

– Не похожа, – сказал он. – Извини.

На стоянку с ревом влетел мотоциклист и, затормозив перед входом, начал выяснять отношения с охраной, то и дело газуя при выжатом сцеплении. Пьянчуги держались от него на почтительной дистанции, а когда мотоциклист уехал, возобновили свою толкотню и ругань.

– Долбаные байкеры! – с чувством сказал Макс, но не стал пояснять причину своей нелюбви к мотоциклетному племени. Пауза затягивалась; наконец он спросил с неестественным оживлением:

– А ты снималась в картинах про байкеров?

– Так вот зачем ты ко мне пришел, Макс? – В ее голосе появились игривые нотки. – Чтобы навести справки, узнать мое мнение по широкому кругу вопросов?

– Нет, – сказал он, как будто оправдываясь. – Нет, я… Я просто хотел поговорить.

– Поговорить?

– Да, – он замялся, – поговорить.

– Стало быть, ты у нас говорун? Теперь он уже совершенно растерялся.

– А ты не мог бы подойти поближе? – Рита хлопнула ладонью по капоту, на котором сидела. – Так тебе будет удобнее разговаривать.

Она раздвинула колени, допустив его вплотную к себе. Он начал так, словно был в нее по-настоящему влюблен: легкими, бережными прикосновениями губ прошелся вдоль ее рта и только после этого пустил в ход язык. Его член напрягся, упираясь ей в бедро. «Славный Макс, – подумала она, – хороший песик». Он прервался, чтобы глотнуть воздуха и что-то сказать, – возможно, позвать ее в более подходящее место, – но Рита вновь заткнула ему рот поцелуем. Одна рука гладила ее зад, а другая осторожно легла на грудь. Она томно изогнулась, имитируя экстаз. У Денизы это получалось лучше, но Рите импонировала торопливая готовность, с которой он откликался на каждое поощрение с ее стороны… Затем раздался яростный вопль, и кто-то налетел на них сбоку. Рита кубарем слетела с капота, при ударе об асфальт у нее перехватило дыхание. Новый вопль, шум схватки. Еще не до конца придя в себя, она перевернулась и увидела Уолтера, который возвышался над стоящим на коленях Максом и, держа его левой рукой за ворот рубашки, молотил кулаком по его окровавленному лицу. Каждый удар отзывался глухим чмокающим звуком, а Уолтер сопровождал это действие пронзительным выдохом, при котором из его рта вылетали струйки слюны. Макс был уже в нокауте и не пытался защищаться. Рита села на корточки и вытянула из ботинка охотничий нож, держа его за бедром.

– Уолтер! – позвала она ласково.

Он задержал отведенный для удара кулак и взглянул в ее сторону. С лица сползла давешняя маска, из-под которой явился на свет озверелый арийский ублюдок в своем чистом виде, без примеси нормального человека. Он отпустил Макса (тот мешком осел в грязь) и перенес внимание на новый объект. Место дежурной улыбки теперь заняло выражение ненависти и кровожадного торжества. С его кулака на землю падали темные капли.

– Сволочная индейская блядь! – прорычал он.

– Вижу, ты меня узнал. – Рита, слегка пригнувшись, пятилась в проход между машинами.

Уолтер надвигался на нее; он не спешил, сознавая себя хозяином положения.

– Сучка! Вздумала меня динамить?

– А что, тебе давно не крутили яйца, Уолт? – Рита, пятясь, обогнула «бьюик», а когда Уолтер последовал за ней, остановилась и продемонстрировала нож – клинком вперед, готовый к делу.

Улыбка вновь нарисовалась на его лице; Рита сочла это добрым знаком – улыбка была его защитой от безумия, тыловой позицией, на которую он отступал, когда не был уверен в себе.

– Этим ты меня не напугаешь, – сказал он.

– А я и не думаю тебя пугать, Уолт. Я просто тебя прирежу, и все дела. Ну, иди ко мне, дружок.

Он напрягся, широко расставив ноги. Рита поняла, что он ждет удара снизу… или вообще не верит в возможность удара. Колени не согнуты, туловище чуть наклонено вперед. Плохой ход, Уолт.

– Давай попробуй, – усмехнулся он.

– Прошу тебя… – Она всхлипнула и опустила нож. – Прошу… уйди!

Уолтер слегка расслабился и опустил плечи; Рите этого было достаточно – в следующий момент нож рассек воздух у самых его глаз. Вес тела был распределен ни к черту, и потому, отпрянув назад, он потерял равновесие и рухнул навзничь рядом с багажником машины, припаркованной по соседству с «бьюиком». Не успел он сгруппироваться, как Рита уже сидела на его груди, коленями прижав к земле его руки и, согнувшись, чтобы сместить вперед свой центр тяжести; острие ножа зависло над правым глазом Уолта.

– Только дернись, и остаток жизни проведешь под кличкой Одноглазый, – сказала она.

Он смотрел на нож так, будто это был карающий меч Всевышнего.

– Вот ведь незадача, – улыбнулась Рита. – Похоже, тебя поимели, малыш.

Он облизнул губы, издав невнятное мычание. Рита навострила ухо:

– Повтори, я не слышу.

– Не надо… – выдохнул он.

Из-за «бьюика» донесся тяжелый стон. Судя по характеру звука, страдания стонавшего достигли максимума интенсивности.

– Ты сильно поработал над своим другом, – сказала Рита. – И что на тебя нашло, Уолт? С чего вдруг взбесился? Или ты вправду подумал, что я хочу с тобой перепихнуться?

По дороге проехала машина, скользнув по ним лучами фар. Уолтер скосил глаза в ту сторону.

– Бесполезно, – покачала она головой. – Если они нас и засекли, то наверняка подумали, что ты вставляешь мне свечку. А со стороны бара нас не видно, так что можем спокойно потолковать по душам.

Она почувствовала, что он напряг мышцы, и приблизила нож к его зрачку:

– Не дергайся.

Снова стон из-за «бьюика».

– Отныне ты вряд ли можешь рассчитывать на скидку в компании «Людвиг Моторз». – Рита сдвинулась ближе к его шее. – Я знаю, почему ты на него наехал. Потому что ты ничем не рисковал. Это вполне в твоем духе.

Взгляд Уолтера погас, и Рита теперь смогла без помех разглядеть, что творится у него в душе. Она увидела там страх, в данную минуту управлявший его рассудком, а также всю нехитрую механику его побуждений: переключатели, регуляторы, пусковые реле. С головой у мальчика было плохо, причем настолько, что он мог бы хоть сейчас идти в сенаторы. В чем-то он был похож на Риту: оба, глядя на мир, видели одни и те же вещи, однако под разными углами. Если он был таким создан – неважно кем, Богом или родителями, – то она пришла к этому сама по себе, экспериментальным путем. То, что в нем было безумием, хаосом, нелепостью, в ней являлось продуктом холодной логики. Ему было нечего ей сказать, а вот она имела для него пару слов.

– Управление своим гневом, – сказала она, – вот что должно тебе помочь, Уолт. Научись обуздывать свои примитивные эмоции.

В глубине его зрачков возникла реакция, нечто – условно это можно было бы назвать его истинной сущностью – стремительно поднялось на поверхность и тут же кануло обратно в темноту.

– Сейчас за тебя все решает твой гнев – это что-то вроде автономного двигателя в мозгу. Оснасти его системой управления, чтоб запускать и выключать, когда тебе нужно… Если справишься с этой задачей, можешь далеко пойти.

Она прервалась, заметив, что Уолтер не внемлет ее мудрым наставлениям, а занят своими мыслями, наверняка обдумывая какой-то никчемный план. Увы, он оказался человеком не умеющим слушать. Не ахти какой порок – но именно это делало Уолтера бесполезным объектом, на возню с которым не стоило тратить время. Пора было заканчивать – она провела лезвием по всей ширине его лба, глубоко рассекая кожу. Он рванулся, хрипло вскрикнул и попытался схватить ее в тот момент, когда она поднималась на ноги. Рита отступила на пару шагов и вытерла клинок о траву на краю парковки. Уолтер катался по земле, держась за голову и изрыгая проклятия. Кровь стекала по его щекам и носу.

– Это пустяк, царапина, – сказала Рита. – Заштопают, и будешь как огурчик. Я всего лишь поставила на тебе метку.

Он продолжал ругаться и грозить местью,

– Мстить легко, когда тебе все по фиг, – заметила Рита. – А когда тебе есть что терять, это чертовски трудно.

– Я тебя убью! – яростно кричал он. – Я прикончу тебя, поганая тварь!

– Тебе будет, наверное, обидно это слышать, но ты мне нисколько не страшен. – Рита спрятала нож в ботинок. – А сейчас я скажу тебе, что произойдет в ближайшие минуты. Я пойду в бар искать Ди, а ты будешь сидеть здесь, пока не придумаешь убедительное объяснение тому, каким образом напоролся на нож. Понятно, обо мне речи быть не должно, иначе я заявлю, что защищалась, когда ты пытался меня изнасиловать. Думаю, Макс поддержит мою версию.

Лицо его было сплошь залито кровью, руки тоже. Глаза сверкали в прорезях новой маски: слой красной глины, налепленной на круглую болванку.

– Я слыхала от Мэгги о твоих подружках, которых ты избивал, – сказала Рита. – Они тоже найдут, что сказать следствию.

Свирепо глядя на нее, он вытер кровь, которая стекала ему в рот. Рита осталась довольна сделанной ею меткой – с наложенными швами он будет похож на Франкенштейна.

– Копы даже не смогут пришить мне незаконное ношение оружия, – продолжила она, – потому что у меня есть лицензия. Я не актриса, Уолт, я торгую ножами и пушками.

Она услышала неподалеку голоса и взглянула в ту сторону поверх автомобильных крыш. Макс сумел подняться на ноги и пройти метров восемь, прежде чем снова упасть. Его обнаружили кукольные люди, которые сейчас стояли на коленях над неподвижным телом, испуская писклявые вопли. Рита принялась счищать грязь с джинсов.

– Постарайся придумать хорошую историю. Хорошо придуманная история может стать реальностью. – Она рассмеялась и ткнула ногу Уолта носком ботинка. – На твоем месте я бы сделала эти слова своим девизом.

Пламя в огромном камине угасло, комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь багровым пятном очага. Аарон заставлял себя быть настороже и постоянно следить за лестницей, но это давалось ему с трудом – он то и дело переводил взгляд на тлеющие угли, и тогда мысли его начинали беспрерывно описывать круги, подобно черным всадникам, прибывшим с какой-то зловещей миссией из пустынь, что простирались за границами его восприятия. Он утратил чувство времени – с момента его появления в доме могло пройти несколько часов. Полковник скорее всего уже спал, но Аарон не хотел подниматься на второй этаж, оправдывая свою нерешительность тем, что ему было неизвестно расположение комнат. Кроме того, полковник мог хранить оружие рядом с постелью и, пробудившись от скрипа двери или половицы, оказался бы готовым к встрече. С другой стороны, сидеть здесь до утра казалось Аарону неразумным. Лучшее, что он мог придумать, – это произвести шум, который заставит хозяина спуститься вниз. При этом шум должен быть таким, чтобы не слишком встревожить полковника: пусть он сочтет его причиной какую-то оплошность своего слуги. Взгляд Аарона обследовал полутемную комнату и задержался на нескольких винтовках, стоявших в пирамиде у стены рядом со входной дверью. Подойдя к пирамиде, он убедился, что та слабо прикреплена к стене и может быть опрокинута без особых усилий.

Между тем близость двери подсказала новый вариант действий: он мог прямо сейчас незаметно уйти, и тогда полковнику пришлось бы объяснять властям причину гибели своего слуги. Впрочем, он наверняка сумеет выкрутиться, и это не решит главной проблемы, заключавшейся в самом факте существования полковника. По ходу этих рассуждений возник вполне закономерный вопрос: а куда он направится после того, как все будет кончено? В Гавану? В Нью-Йорк? Возврат к прежней жизни, к своему бизнесу, казался теперь немыслимым. Не то чтобы эта жизнь и этот бизнес более не представляли для него интереса, но сейчас он собирался предпринять шаг, который изменит всю его систему ценностей и сделает невозможным возвращение в старую нишу, где ему пришлось бы скрывать самые сильные проявления чувств под панцирем респектабельности. Собственно говоря, полшага в этом направлении он уже сделал и вернуться на исходные позиции теперь было невозможно. Какое-то время он колебался, но затем в его воображении стеклянная дверь на веранду превратилась в окно спальни Сьюзен, и он увидел ее в развевающейся, подобно призрачному пламени, ночной рубашке: прекрасную снаружи и мертвую внутри. Сомнения исчезли; одним движением он обрушил пирамиду – винтовки с грохотом и лязгом полетели на пол – и вернулся в кресло у камина.

Через несколько секунд наверху послышались шаги, а затем сердитый зов: «Рэнди!» Повторный крик прозвучал уже на лестнице, по которой спускался полковник. Он был в красно-белом купальном халате и домашних тапочках. Аарон знал, что он носит бороду, но, как оказалось, он ее сбрил, оставив нетронутыми густые усы и обнажив сильно выступающую вперед нижнюю челюсть. Заметив лежащую пирамиду и разбросанные винтовки, он с возгласом «Черт побери!» приостановился на нижних ступеньках, а затем подошел к входной двери, распахнул ее и крикнул в темноту: «Рэнди!»

Вид полковника, вопреки ожиданиям Аарона, не вызвал в нем бурного прилива ненависти. Единственным изменением, которое он ощутил, был переход от абстрактных размышлений к состоянию напряженной готовности. Полковник еще раз позвал своего слугу, не дождался ответа, чертыхнулся и захлопнул дверь. Приблизившись к одному из светильников, он щелкнул выключателем и сказал: «Чтоб тебя!» – когда лампа не загорелась. То же самое повторилось со второй и третьей лампами. Он подошел к камину и стал греть руки над углями, наверняка посылая в душе проклятия человеку, чей труп лежал на кушетке у него за спиной.

Аарон тихо поднялся из кресла и, пряча кольт за спиной, шагнул к полковнику. Последний, увидев его, охнул, отшатнулся и взмахнул руками. – Боже правый! – сказал он, придя в себя. – Я чуть не обделался с испугу… Это вы? Что происходит? Почему Рэнди не сообщил мне о вашем приезде?

Аарон не счел нужным пускаться в объяснения.

– Вы привезли пистолет? – спросил полковник.

Рука Аарона слегка дрожала, когда он направил кольт ему в грудь:

– На колени.

Черты полковника оформились в презрительную гримасу.

– Что за глупые шутки?

– На колени! – Это был даже не крик, а скорее взрыв, вырвавшийся из легких с такой силой, будто его энергия накапливалась там в течение долгого времени.

Полковник медленно опустился на колени; в лице его все еще читалось презрение.

– Что вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы легли лицом вниз.

Полковник не спешил исполнять это требование, но после того, как Аарон выстрелил поверх его головы, мигом растянулся на полу. Пуля разбила оконное стекло на другом конце комнаты; от грохота выстрела у Аарона зазвенело в ушах. Он наклонился и шнуром от лампы связал за спиной руки полковника, уловив исходивший от того запах душистого масла. Дышал он громко и часто, как загнанная лошадь. Аарон помог полковнику подняться с пола и усадил его в кресло перед камином, а свое кресло поместил напротив – так, чтобы он мог наблюдать за каждым движением врага. Теперь, когда наиболее сложная часть операции была выполнена, он внезапно потерял разгон, как будто перед самым финишем на его пути обнаружилось препятствие, о существовании которого он не подозревал. Изначально в его планы не входило затягивать с казнью, однако сейчас он предпочел не спешить. Рано или поздно полковник сам подтолкнет его к тому, чтобы поставить финальную точку.