— А как же ваше свидание? — спросила Ноэлли.

— Это вечеринка, — пояснил он, пренебрежительно пожав плечами. — Если я туда не приду, ничего страшного не случится. Меня зовут Ларри Дуглас, а как твое имя?

— Ноэлли Пейдж.

— Откуда ты, Ноэлли?

Она повернулась к нему, посмотрела в его прекрасные черные глаза и ответила:

— Из Антиба. Я дочь принца.

Он рассмеялся, показывая ровные белые зубы.

— Тебе повезло, принцесса, — пошутил он.

— Вы англичанин?

— Американец.

Она взглянула на его военную форму.

— Но ведь Америка не участвует в войне.

— Я служу в английских ВВС, — объяснил он. — Там только что сформировали отряд американских летчиков. Он называется «Орлиная эскадрилья».

— А почему вы воюете за Англию?

— Потому что Англия воюет за нас, — ответил он. — Просто до нас это пока не дошло.

Ноэлли недоверчиво покачала головой:

— Я этому не верю. Ведь Гитлер всего-навсего фигляр у бошей.

— Возможно. Но этот фигляр знает, чего хотят немцы, — мирового господства.

Ноэлли с восхищением слушала, как Ларри Дуглас говорил о военных планах Гитлера, о внезапном выходе Германии из Лиги Наций, о военной оси Рим-Берлин-Токио и о многом другом. Ей было все равно, о чем он рассказывает. Девушку завораживало выражение его лица. Когда он увлекался темой, его темные глаза вдохновенно сверкали, и в них горел огонь неистребимой жизненной силы.

Ноэлли никогда не встречала таких, как он. Это был редчайший тип человека, который тратит себя без остатка. Он открыт для всех, в нем есть теплота и живое восприятие внешнего мира; он щедро раздает свою душу другим, радуется жизни, хочет, чтобы окружающие тоже наслаждались ею, и как магнитом притягивает к себе людей.

Они приехали на вечеринку, которая проходила в небольшой квартире на рю Шмэн Вер. Там собралась веселая и шумная компания, в основном молодежь. Ларри представил Ноэлли хозяйке, хищной рыжеволосой особе с весьма сексуальной внешностью, и скрылся в толпе гостей. В течение вечера Ноэлли лишь мельком видела его в окружении настырных девиц, каждая из которых старалась завладеть его вниманием. Однако, по мнению Ноэлли, Ларри вовсе не был тщеславен. Он попросту не замечал, как он привлекателен. Один из гостей раздобыл Ноэлли рюмку и предложил выпить, другой принес ей с буфетной стойки тарелку с едой, но у нее вдруг пропал аппетит. Ей захотелось побыть с американцем, вызволить его из группы девушек, столпившихся вокруг него. К ней подходили другие мужчины и пытались завязать разговор, но она отвечала невпопад. С того момента, как они с Ларри вошли в квартиру, американец не обращал на нее никакого внимания и вел себя так, словно ее не существовало. А почему бы и нет, подумала Ноэлли. Чего ему с ней возиться, если к его услугам любая из присутствующих на вечеринке девушек? Двое мужчин попробовали заговорить с ней, но она не могла сосредоточиться. В комнате вдруг стало невыносимо жарко, и она стала искать повода, чтобы уйти.

Кто-то шепнул ей на ухо:

— Уходим.

Через несколько секунд она оказалась на улице с американцем. Над городом уже сгустилась прохладная ночь. В связи с угрозой немецкого налета на улицах было темно и тихо. Машины ровно и почти бесшумно проплывали по ним, словно безмолвные рыбы во мраке морских глубин.

Ларри и Ноэлли не удалось поймать такси. Они пошли пешком и по дороге решили пообедать в бистро на площади Виктуар. Ноэлли просто умирала с голоду. Она изучала сидящего напротив нее американца и не могла понять, что же с ней делается. Ей казалось, что он открыл в ее душе какой-то живительный источник, о существовании которого она и не подозревала. Раньше она никогда не испытывала подобного счастья. Они говорили обо всем. Она рассказала ему о себе, а от него узнала, что он родился в Бостоне и что по происхождению он ирландец. Его мать родом из графства Керри.

— А где вы научились так хорошо говорить по-французски? — спросила Ноэлли.

— В детстве я каждое лето проводил на мысе Антиб. Мой отец был заправилой на фондовой бирже, пока его не съели медведи.

— Медведи?

Ларри пришлось объяснить ей, как совершаются сделки на фондовой бирже. Ноэлли было неважно, о чем он говорил, лишь бы слушать его.

— Где ты живешь?

— Нигде.

Она рассказала ему о водителе такси, о мадам Дели, о толстяке, поверившем, что она принцесса, и согласившемся заплатить за нее сорок франков, а Ларри громко смеялся над всем этим.

— Ты помнишь, где находится тот злополучный дом?

— Да.

— Тогда пошли, принцесса.

Когда они добрались до дома на рю де Прованс, дверь им открыла та же служанка в форменной одежде. Увидев молодого красивого американца, она очень обрадовалась, но тут же помрачнела, когда заметила, кто пришел вместе с ним.

— Нам нужна мадам Дели, — заявил ей Ларри. Вместе с Ноэлли он вошел в приемную. Оттуда было видно, что в гостиной сидят несколько девушек. Служанка ушла, и через несколько минут появилась мадам Дели.

— Добрый день, месье, — сказала она и повернулась к Ноэлли. — Ну, а ты, я надеюсь, одумалась?

— Нет, — любезно ответил за нее Ларри. — У вас тут осталось кое-что, принадлежащее принцессе.

Мадам Дели вопросительно посмотрела на него.

Она на секунду засомневалась, а затем вышла из комнаты. Через несколько минут служанка принесла сумочку и чемодан Ноэлли.

— Благодарю вас, — сказал Ларри и обратился к Ноэлли. — Пойдем, принцесса.

В тот же вечер Ноэлли вместе с Ларри поселилась в небольшой чистой гостинице на рю Лафайет. Они заранее ни о чем не договаривались, но оба знали, что все будет именно так. Ночью они занимались любовью, и ничего более захватывающего Ноэлли в своей жизни не испытывала. Это был дикий, первобытный взрыв страсти, потрясший их обоих. Всю ночь она пролежала в объятиях Ларри, крепко прижавшись к нему. Она и мечтать не могла о таком счастье.

Проснувшись на следующее утро, они снова занялись любовью, а потом пошли осматривать город. Ларри оказался замечательным гидом и, чтобы Ноэлли не скучала, превратил для нее Париж в красивую игрушку. Они позавтракали в Тюильри и несколько часов бродили вокруг собора Парижской богоматери в самом старом квартале Парижа, построенном еще при Людовике XIII. Ларри показал ей места, в которые обычно не заходят туристы, такие, как площадь Мобер с ее колоритным открытым рынком и набережная Межиссери, где в клетках выставлены на продажу сотни птиц с ярким и причудливым оперением и визжащие от страха животные. Он провел ее через рынок де Бюси, и в ушах у них долго звенели голоса уличных торговцев, на все лады расхваливавших достоинства своих товаров — свежих помидоров в плетеных корзинах, устриц на подстилке из морских водорослей, сыров с изящными этикетками. Они посетили Монпарнас и закончили свое путешествие по Парижу на Центральном рынке, где в четыре часа утра ели луковый суп вместе с мясниками и водителями грузовиков. По дороге Ларри приобрел массу друзей. Ноэлли поняла, что он расположил их к себе своим заразительным смехом. Он и ее научил смеяться, и она никогда не предполагала, что у нее в душе столько смеха. Похоже, бог наградил ее этим даром. Она была благодарна Ларри и очень любила его. На рассвете они вернулись в гостиницу. Ноэлли совсем обессилела, а Ларри по-прежнему был неутомим и полон энергии, как динамо-машина. Ноэлли наблюдала за ним, лежа в постели. Он стоял у окна и смотрел, как над парижскими крышами восходит солнце.

— Я люблю Париж, — говорил он. — Он похож на волшебный замок, где есть все, что нужно человеку. Это город красоты, пищи и любви. — Он повернулся к ней и с улыбкой добавил:

— Необязательно в таком порядке.

Ноэлли продолжала наблюдать за ним, пока он раздевался забирался в постель и ложился рядом с ней. Она крепко обняла его. Ей нравилось чувствовать его тело, его мужской запах. Ноэлли подумала об отце, который так бессовестно предал ее. Она была не права, когда судила обо всех мужчинах по нему и Огюсту Ланшону. Теперь она знала, что есть такие мужчины, как Ларри Дуглас. И еще она поняла, что для нее никогда в жизни не будет никого другого.

— Знаешь, принцесса, кто были два самых великих человека на Земле?

— Ты, — ответила принцесса.

— Уилбер и Орвилл Райты. Они дали человечеству настоящую свободу. Ты когда-нибудь летала? — Она отрицательно покачала головой. — У нас было дачное место в конце Лонг-Айленда. Ребенком я подолгу смотрел, как, рассекая воздух, там над пляжем летают чайки, и все бы отдал, чтобы парить вместе с ними. Я уверен, что, еще не научившись ходить, хотел стать летчиком. Когда мне было девять лет, один из друзей нашей семьи поднял меня в воздух на старом биплане, а в четырнадцать я начал учиться водить самолет. По-настоящему я живу только в воздухе.

Он продолжал:

— Надвигается мировая война. Германия хочет завладеть всем миром.

— Франции ей не видать, Ларри. Никому не удастся преодолеть «Линию Мажино».

Ларри громко и презрительно рассмеялся:

— Да я сто раз ее преодолевал.

Она бросила на него недоуменный взгляд.

— По воздуху, принцесса. Это будет война в воздухе… моя война.

А потом как бы невзначай добавил:

— А почему бы нам не пожениться?

Это был самый счастливый момент в жизни Ноэлли.

В воскресенье Ноэлли и Ларри решили отдохнуть и ничего не делать. Они позавтракали в одном из кафе на Монмартре, вернулись в номер и почти весь день провели в постели. Ноэлли просто не верилось, что мужчина может быть таким страстным. Какое блаженство заниматься с ним любовью! Но ей доставляло не меньшую радость лежать рядом с ним и слушать его или наблюдать, как он беспокойно ходит по комнате. Ей было достаточно одного его присутствия. Чего только не случается в жизни, думала Ноэлли. В детстве отец называл ее принцессой, и вот теперь, пусть даже в шутку, Ларри тоже зовет ее так. Рядом с ним она чувствовала себя человеком. Он возродил в ней веру в мужчин. Он представлял для нее целый мир, ее собственный мир, и Ноэлли знала, что большего ей и не нужно, и никак не могла поверить в свое счастье. Она считала, что ей необыкновенно повезло, поскольку Ларри относился к ней так же.

— Я не собирался жениться, пока не кончится война, — сказал Ларри. — Но теперь мне плевать на все. Ведь планы для того и существуют, чтобы нарушать их, верно, принцесса?

Ноэлли кивнула головой в знак согласия.

— Давай обвенчаемся где-нибудь в сельской местности, — предложил Ларри. — Конечно, если только ты не хочешь, чтобы у нас была пышная свадьба.

Ноэлли охотно согласилась с ним.

— Венчаться в сельской местности — это просто чудесно!

Ларри кивнул головой.

— Решено. Сегодня вечером мне надо вернуться в полк. Встретимся здесь же в следующую пятницу. Тебя это устраивает?

— Я… не знаю, смогу ли я жить без тебя так долго, — ответила Ноэлли, и у нее задрожал голос.

Ларри крепко обнял ее и прижал к себе.

— Ты меня любишь? — спросил он.

— Больше жизни, — сказала Ноэлли просто и искренне.

Через два часа Ларри уже возвращался в Англию. Он не позволил Ноэлли проводить его в аэропорт.

— Я не люблю прощаний, — объяснил он ей. Ларри протянул ей целую пачку франков. — Купи себе свадебный наряд, принцесса. Увидимся на следующей неделе.

И он уехал.

Неделю Ноэлли не могла прийти в себя от счастья. Она бродила по тем кварталам Парижа, где они гуляли вместе с Ларри, и часами мечтала об их будущей совместной жизни. И все же дни тянулись крайне медленно, минуты вырастали в долгие часы, и ей казалось, что она сойдет с ума от ожидания.

Она обошла с десяток магазинов в поисках подвенечного платья и наконец нашла то, что хотела. Она купила красивый свадебный наряд из белой прозрачной жесткой ткани с закрытым прилегающим лифом, длинными рукавами, застежкой из шести перламутровых пуговиц и тремя кринолиновыми нижними юбками. Платье стоило гораздо больше, чем Ноэлли предполагала, но она взяла его не раздумывая, потратив не только все деньги, оставленные ей Ларри, но и почти все личные сбережения. Она изо всех сил старалась угодить Ларри, постоянно думала, как бы сделать ему приятное, отыскивая в памяти эпизоды из своего прошлого, которые могли бы его позабавить. Она чувствовала себя школьницей.

Итак, сгорая от нетерпения, Ноэлли ждала пятницы, и, когда долгожданная пятница наконец наступила, Ноэлли встала на заре и два часа потратила на то, чтобы вымыться и получше одеться. Одно за другим она меняла платья, пытаясь определить, какое из них может больше всего понравиться Ларри. Она надела свадебный наряд, но тут же сняла его, подумав, что это дурная примета. Она с ума сходила от волнения.

В десять часов Ноэлли стояла в спальне перед трюмо в полной уверенности, что никогда в жизни она не выглядела такой красивой. Она любовалась своей красотой без всякого тщеславия. Ноэлли попросту радовалась, что сможет сделать приятное Ларри. К двенадцати часам дня Ларри все еще не появился, и Ноэлли пожалела, что не спросила, в котором часу он приедет. Через каждые десять минут она звонила дежурному администратору гостиницы и спрашивала, не поступало ли для нее каких-нибудь сообщений, и то и дело снимала трубку, чтобы убедиться в исправности телефонного аппарата. К шести часам вечера от Ларри все еще не было никаких вестей. К полуночи он так и не позвонил. Свернувшись калачиком, Ноэлли сидела в кресле напротив телефона и ждала звонка, моля Бога, чтобы Ларри все же позвонил. Она заснула и проснулась уже в субботу на рассвете в том же кресле. У нее затекло все тело, и ей было холодно. Платье, которое она так тщательно выбирала, смялось, и на чулке поехала петля.

Ноэлли переоделась, но целый день не выходила из номера. Сидя у открытого окна, девушка пыталась убедить себя, что, если она останется там, Ларри обязательно появится; если же уйдет, то с ним случится что-то страшное. Прошло утро, наступила вторая половина субботнего дня, но никто не приходил. Она была уверена, что с Ларри произошло несчастье. Наверное, его самолет разбился, и теперь он лежит где-нибудь в открытом поле или в госпитале тяжело раненный или убитый. Ноэлли лезли в голову всякие кошмары. В субботу она просидела у окна всю ночь, мучаясь неизвестностью и боясь выйти из номера, потому что у нее не было возможности связаться с Ларри.

В воскресенье к двенадцати часам дня от него так и не поступило никаких сведений, и у Ноэлли сдали нервы. Нужно позвонить ему. Но как? Сейчас, когда идет война, очень трудно заказать разговор с Англией. К тому же Ноэлли вовсе не была уверена, что Ларри находится именно там. Она знала только, что он летает в составе американской эскадрильи, входящей в английские ВВС. Ноэлли сняла трубку и поговорила с телефонисткой.

— Это невозможно, — получила она твердый ответ.

Ноэлли объяснила, в чем дело, и то ли благодаря ее красноречию, то ли из-за звучавшего в ее голосе безумного отчаяния она сама не могла сказать почему, через два часа ее соединили с министерством обороны в Лондоне. Там не смогли помочь, но переключили ее на министерство военно-воздушных сил в Уайтхолле, а те связали ее с Управлением боевых действий, где повесили трубку, не дав никакой информации. Ей удалось вновь дозвониться только через четыре часа, но к тому времени она была близка к истерике. В Управлении военно-воздушных операций ей также не смогли ничего сказать о Ларри и предложили вновь обратиться в министерство обороны.

— Я уже говорила с ними! — закричала Ноэлли в трубку истошным голосом. Она начала рыдать, и мужской голос на другом конце провода смущенно произнес по-английски:

— Успокойтесь, мисс, ведь ничего страшного не случилось. Подождите минуточку.

Ноэлли продолжала держать трубку, но в душе она знала, что все это ни к чему, поскольку Ларри больше нет в живых, и она даже никогда не узнает, где и как он погиб. Она уже собиралась повесить трубку, когда вновь услышала тот же голос, который теперь звучал гораздо бодрее:

— Мисс, вам нужно обратиться в «Орлиную эскадрилью». Там одни янки, и они базируются в Йоркшире. Это в общем-то не положено, но я соединю вас с их аэродромом «Черч Фентон». Местные ребята смогут вам помочь.

Тут их разъединили.

Когда Ноэлли удалось вновь дозвониться до аэродрома, было уже одиннадцать часов вечера. Послышался прерывающийся голос:

— Воздушная база «Черч Фентон».

Слышимость была настолько плохой, что Ноэлли едва разбирала, что ей говорят. Казалось, что голос доносится со дна морского. На другом конце провода ее явно не понимали.

— Говорите, пожалуйста, — сказали ей. К тому моменту нервы у нее совсем сдали, и она едва владела голосом.

— Позовите, пожалуйста… — она даже не знала его звания. Лейтенант? Капитан? Майор? — Позовите, пожалуйста, Ларри Дугласа. Его спрашивает невеста.

— Мисс, я вас не слышу. Пожалуйста, говорите громче!

Впадая в панику, Ноэлли вновь прокричала те же слова. Она была уверена, что человек на другом конце провода старается скрыть от нее, что Ларри нет в живых. Совершенно неожиданно слышимость стала идеальной. Создавалось впечатление, что говорят из соседней комнаты. Четкий голос переспросил ее:

— Лейтенанта Ларри Дугласа?

— Да, — ответила Ноэлли, с трудом сдерживаясь.

— Подождите минуточку.

Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем тот же голос произнес:

— Лейтенант Дуглас отпущен в увольнение на субботу и воскресенье. Если у вас что-нибудь срочное, его можно застать в танцевальном зале гостиницы «Савой» на вечеринке у генерала Дэвиса.

На этом связь прервалась.

На следующее утро горничная, собравшаяся навести порядок в номере Ноэлли, застала ее на полу почти без чувств. Секунду она смотрела на Ноэлли, намереваясь просто убрать помещение и уйти. Однако сделать это не решилась. Почему подобные вещи случаются именно в ее номерах?

Она подошла к Ноэлли и дотронулась до ее лба. У Ноэлли явно был жар. Ворча под нос, горничная поплелась в холл и попросила портье послать за управляющим. Через час к гостинице подъехала карета «скорой помощи» и два молодых врача с носилками направились к Ноэлли в номер. Ноэлли была без сознания. Старший из двух врачей приподнял у нее веко, приставил стетоскоп к ее груди и послушал, как она дышит. Он обнаружил у Ноэлли хрипы в легких.

— Пневмония, — сказал он своему коллеге. — Давайте заберем ее отсюда.

Они положили Ноэлли на носилки, и через пять минут карета «скорой помощи» уже везла ее в больницу. Ноэлли тут же поместили в кислородную палатку, и только через четыре дня она окончательно пришла в сознание. Ей так не хотелось всплывать на поверхность из мрачно-зеленых глубин забытья. Подсознательно она чувствовала, что произошло что-то ужасное, и изо всех сил заставляла себя ни в коем случае не дать вспомнить, что же это было. Однако постепенно память стала возвращаться к Ноэлли, а вместе с ней и то ужасное, от чего она так отстранялась. Внезапно она ясно вспомнила все и осознала причину своих страданий. Ларри Дуглас. Ноэлли начала плакать, плач перерос в душераздирающие рыдания, и в конце концов силы покинули ее. Она впала в полузабытье. Ноэлли почувствовала, как кто-то осторожно взял ее за руку. Ей почудилось, что вернулся Ларри и что теперь все будет хорошо. Ноэлли открыла глаза и увидела перед собой незнакомца в белом халате, который проверял у нее пульс.

— Ну что ж, с выздоровлением! — радостно сказал он.

— Где я? — спросила Ноэлли.

— В городской больнице «Отель Дье».

— Что я здесь делаю?

— Поправляетесь. У вас было двустороннее воспаление легких. Меня зовут Исраэль Кац.

Он был молод, и на его волевом и умном лице светились глубоко посаженные карие глаза.

— Вы мой доктор?

— Я врач-практикант, — ответил он. — Я привез вас сюда.

Он улыбнулся.

— Я рад, что вы справились с болезнью. Мы не были в этом уверены.

— Давно я здесь?

— Четыре дня.

— Не могли бы вы оказать мне услугу? — попросила Ноэлли тихим голосом.

— Попробую.

— Позвоните в гостиницу «Лафайет» и спросите их, — она запнулась. — Спросите их, нет ли для меня каких-нибудь сообщений.

— Вы знаете, я ужасно занят…

Ноэлли со всей силы сжала ему руку.

— Прошу вас. Это очень важно. Мой жених пытается связаться со мной.

Он улыбнулся.

— Я не виню его. Хорошо. Я позабочусь об этом, — пообещал он. — А теперь вам нужно немного поспать.

— Пока вы не узнаете то, о чем я вас просила, я не смогу заснуть.

Он ушел, а Ноэлли лежала и ждала, когда он вернется. Конечно же, Ларри пытался связаться с ней. Здесь какое-то недоразумение. Он ей все объяснит, и тогда жизнь снова наладится.

Исраэль Кац вернулся только через два часа. Он подошел к ее кровати и поставил чемодан.

— Я привез ваши вещи. Я сам съездил в гостиницу, — сказал он.

Она посмотрела на него, и он заметил, как ей не терпится узнать, что ответили в гостинице.

— Мне очень жаль, — продолжил он, смущаясь, — но сообщений нет.

Ноэлли долго смотрела на него, затем повернулась лицом к стене. Она хотела заплакать, но у нее не было слез.

Через два дня Ноэлли выписали из больницы. Исраэль Кац пришел попрощаться с ней.

— Вам есть куда пойти? — спросил он. — Вы работаете?

Она отрицательно покачала головой.

— Чем вы занимались?

— Была манекенщицей.

— Возможно, я смогу помочь вам.

Она тут же вспомнила водителя такси и мадам Дели.

— Мне не нужна помощь, — ответила она.

Исраэль Кац взял листок бумаги, написал на нем чью-то фамилию и протянул ей.

— Если вдруг передумаете, зайдите к ней. Моя тетка — хозяйка небольшого дома моды. Я поговорю с ней о вас. У вас есть деньги?

Ноэлли ничего не ответила.

— Вот, возьмите.

Он вынул из кармана несколько франков и отдал ей.

— Простите меня, но у меня больше нет. Врачи-практиканты получают мало.

— Спасибо, — поблагодарила его Ноэлли.

Она зашла в небольшое кафе и взяла чашку кофе. Сидя за столиком, девушка задумалась о своей жизни, вернее, о том, что от нее осталось. Ноэлли знала, что ей нужно выжить, потому что на то была причина. Она сгорала от всепоглощающей ненависти, целиком заполнившей ее душу. Она превратилась в мстительную птицу Феникс, поднявшуюся из пепла чувств, которые убил в ней Ларри Дуглас. Теперь она не успокоится до тех пор, пока не уничтожит его. Ноэлли еще не знала, когда и как она сделает это, но ничуть не сомневалась, что в один прекрасный день добьется своего.

Сейчас ей нужны работа и крыша над головой. Ноэлли открыла сумочку и достала оттуда листок бумаги, который дал ей молодой врач. Она прочитала, что там написано, и приняла решение. Во второй половине дня Ноэлли отправилась к тетушке Исраэля Каца и получила работу манекенщицы во второразрядном доме моды на улице Бурсо.

Тетушка Каца оказалась седоватой женщиной средних лет с лицом гарпии и душой ангела. Для всех работающих у нее девушек она была матерью, и они обожали ее. Тетушку звали мадам Роз. Она выдала Ноэлли аванс в счет будущей зарплаты и подыскала ей крохотную квартирку недалеко от ателье. Начав распаковывать вещи, Ноэлли прежде всего повесила в шкаф свое подвенечное платье. Она поместила его на видном месте, чтобы оно было первым, что она видит, просыпаясь утром, и последним, раздеваясь вечером перед сном.

Ноэлли знала о своей беременности еще до того, как появились ее первые признаки, до того, как она сделала соответствующие анализы, и до того, как у нее прекратились регулы. Она чувствовала, что в ней зарождается новая жизнь. По ночам, лежа в постели и смотря в потолок, Ноэлли постоянно думала об этом, и глаза ее светились первобытной, животной радостью.

Как только у нее выдался свободный день, Ноэлли позвонила Исраэлю Кацу, и они договорились позавтракать вместе.

— Я беременна, — призналась она ему.

— Откуда вы знаете? Вы уже сделали анализы?

— Мне не нужны анализы.

Он укоризненно покачал головой:

— Ноэлли, многие женщины думают, что у них будет ребенок, когда для этого нет никаких оснований. Давно у вас прекратились регулы?

Ноэлли нетерпеливо отмахнулась от его вопроса.

— Мне нужна ваша помощь.

Он с недоумением посмотрел на нее.

— Вы хотите избавиться от ребенка? А с его отцом вы советовались?

— Его здесь нет.

— Вы знаете, что аборты запрещены? У меня могут быть крупные неприятности.

С минуту Ноэлли изучала его.

— Какова ваша цена?

Его лицо исказилось злобой.

— Ноэлли, вы полагаете, что все продается и покупается?

— Конечно, — простодушно ответила она. — Все продается и покупается.

— И к вам это тоже относится?

— Да, но я стою очень дорого. Так вы мне поможете?

Он долго колебался.

— Хорошо. Но сначала нужно сделать кое-какие анализы.

— Договорились.

На следующей неделе Исраэль Кац пригласил Ноэлли в больничную лабораторию. Когда через два дня поступили результаты анализов, он позвонил ей на работу.

— Вы были правы, — сообщил он Ноэлли. — Вы беременны.

— Я знаю.

— Я договорился в нашей больнице, и вам сделают выскабливание. Я заявил им, что ваш муж погиб в результате несчастного случая и поэтому вы не можете позволить себе иметь ребенка. Операция в субботу.

— Нет, — ответила она.

— Суббота для вас неудобный день?

— Я пока не готова к аборту, Исраэль. Я просто хотела убедиться, что могу рассчитывать на вашу помощь.

Мадам Роз заметила, что Ноэлли переменилась, и не только физически, но и духовно. Где-то глубоко в душе у нее появился какой-то свет, даже сияние, и это отражалось на всем ее существе. У Ноэлли с лица не сходила загадочная улыбка, которая как бы говорила окружающим: смотрите, я ношу в себе замечательную тайну.

— Вы завели любовника, — сказала ей как-то мадам Роз. — По глазам вижу.

Ноэлли утвердительно кивнула головой:

— Да, мадам.

— Это на вас благотворно действует. Держитесь за него.

— Я постараюсь, — пообещала Ноэлли. — Буду держаться за него, пока смогу.

Через три недели ей позвонил Исраэль Кац.

— Вы не даете о себе знать, — упрекнул он ее. — Я уж подумал, что вы забыли об этом.

— Нет, — возразила Ноэлли. — Я только об этом и думаю.

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно.

— Я тут все смотрю на календарь. Думаю, что пора браться за дело.

— Я еще не готова, — настаивала Ноэлли.

Прошло три недели, и Исраэль Кац снова позвонил ей.

— Как вы относитесь к тому, чтобы пообедать со мной? — спросил он.

— Я согласна.

Они договорились встретиться в дешевом кафе на рю де Ша Ки Пеш. Ноэлли стала предлагать пойти в более приличный ресторан, но вспомнила, как Исраэль говорил, что врачи-практиканты мало получают.

Когда она пришла, он уже ждал ее. Во время обеда они вели отвлеченную беседу, и только после того, как подали кофе, Исраэль заговорил о том, что было у него на уме.

— Вы по-прежнему намерены сделать аборт? — спросил он.

Ноэлли удивленно посмотрела на него.

— Конечно.

— Тогда его нужно делать немедленно. Беременность у вас уже перевалила за два месяца.

Ноэлли отрицательно покачала головой.

— Нет, Исраэль, пока еще рано.

— Это ваша первая беременность?

— Да.

— Тогда позвольте мне вам кое-что сказать, Ноэлли. Если беременность длится менее трех месяцев, аборт обычно сделать легко. Зародыш еще не полностью сформировался, и достаточно простого выскабливания. Однако после трех месяцев беременности, — он сделал паузу, — нужна уже другая операция, и аборт становится опасным. Чем дольше вы ждете, тем опаснее вся эта процедура. Поэтому я хочу, чтобы вы сделали операцию сейчас.

Ноэлли наклонилась к нему.

— Как выглядит ребенок?

— Сейчас? — он пожал плечами. — Просто скопище клеток. Разумеется, в них уже присутствуют ядра, необходимые для окончательного формирования человеческого существа.

— А после трех месяцев?

— Зародыш начинает превращаться в человека.

— Он что-нибудь чувствует?

— Он реагирует на удары и сильные шумы.

Она осталась в той же позе и смотрела ему прямо в глаза.

— А боль он чувствует?

— Полагаю, что да. Однако он защищен сумкой из водной оболочки. — Исраэль Кац испытывал неприятное возбуждение. — Довольно трудно чем-нибудь причинить ему боль.

Ноэлли опустила глаза и сидела, глядя прямо перед собой, на столик. Она молчала, и вид у нее был задумчивый.

Исраэль Кац с минуту изучал ее, а затем застенчиво сказал:

— Ноэлли, если вы хотите оставить ребенка и боитесь сделать это только потому, что у ребенка не будет отца… я готов жениться на вас и дать ему свое имя.

Она удивленно подняла голову.

— Я ведь уже сказала вам, что не хочу этого ребенка. Мне нужен аборт.

— Тогда, ради Бога, сделайте его! — закричал Исраэль.

Он понизил голос, заметив, что другие посетители кафе обращают на него внимание.

— Если вы и дальше собираетесь тянуть с абортом, ни один врач во Франции не станет возиться с вами. Неужели вы этого не понимаете? Если пропустите срок, можете умереть!

— Я понимаю, — тихо ответила Ноэлли. — Положим, я решила сохранить ребенка. Какую диету вы мне пропишете?

Совершенно сбитый с толку, он в волнении провел рукой по волосам.

— Побольше молока и фруктов и постное мясо.

В тот же вечер по дороге домой на ближайшем рынке Ноэлли купила два литра молока и большую коробку фруктов.

Через десять дней Ноэлли зашла в кабинет к мадам Роз, заявила ей, что беременна, и попросила отпуск.

— На сколько? — спросила мадам Роз, разглядывая фигуру Ноэлли.

— На шесть-семь недель.

Мадам Роз вздохнула.

— Ты уверена, что поступаешь правильно?

— Уверена, — ответила Ноэлли.

— Чем тебе помочь?

— Ничем.

— Ну что ж. Возвращайся, как только сможешь. Я попрошу кассира выдать тебе аванс в счет будущей зарплаты.

— Спасибо, мадам.

В течение следующего месяца Ноэлли практически не выходила из дому. Разве что в бакалейную лавку за продуктами. Голода она не чувствовала и ела в общем-то мало, однако в огромных количествах пила молоко и набивала желудок фруктами — для ребенка. Ноэлли не чувствовала себя одинокой. В ней было дитя, и она постоянно разговаривала с ним. Она интуитивно определила, что это мальчик, точно так же, как сразу догадалась, что беременна. Ноэлли назвала его Ларри.