СЦЕНА 3

Улица.

Входит поэт Цинна.

Мне снилось, что я с Цезарем пирую.

Предчувствия гнетут воображенье;

Я не хотел из дома выходить,

Но что-то тянет прочь.

Входят граждане.

Как твое имя?

Куда идешь?

Где ты живешь?

Женат ты или холост?

Отвечай всем прямо.

Да, и коротко.

Да, и толково.

Да, и правдиво, это будет лучше для тебя.

Как мое имя? Куда я иду? Где я живу? Женат я или холост? Ответить всем прямо, коротко, толково и правдиво. Говоря толково, я холостяк.

Это все равно что сказать: все женатые глупцы. Ты мне за это еще ответишь. Отвечай прямо.

Прямо — я шел на похороны Цезаря.

Как друг или враг?

Как друг.

Вот это прямой ответ.

Где живешь, — коротко.

Коротко — я живу у Капитолия.

Как зовут тебя, — правдиво.

Правдиво — меня зовут Цинна.

Рвите его на клочки: он заговорщик.

Я поэт Цинна! Я поэт Цинна!

Рвите его за плохие стихи, рвите его за плохие стихи!

Я не заговорщик Цинна.

Все равно, у него то же имя — Цинна; вырвать это имя из его сердца и разделаться с ним.

Рвите его! Рвите его! Живей, головни, эй! Головни. К дому Брута и к дому Кассия. Жгите все. Одни к дому Деция, другие к дому Каски, третьи к дому Лигария. Живей, идем!

Уходят.

АКТ IV

Рим. Комната в доме Антония.19

Антоний, Октавий и Лепид сидят за столом.

Погибнут все, отмеченные нами.

И брат твой в их числе. Лепид, согласен?

Согласен.

Так отметь его, Антоний.

Но при условии, что жить не будет

И Публий, сын твоей сестры,20 Антоний.

Умрет и он; ему знак смерти ставлю.

В дом Цезаря иди теперь, Лепид,

За завещанием, и мы решим,

Как сократить расходы из наследства.

А сами вы где будете? Иль здесь, иль в Капитолии?

Здесь или в Капитолии.

Лепид уходит.

Вот жалкий, недостойный человек.

Ему бы на посылках быть, а он,

Когда мы натрое разделим мир,

Получит третью часть?

Считая так,

Ты допустил, чтоб он голосовал.

Когда решалось, кто достоин смерти

И попадет в проскрипционный список.

Годами старше я, чем ты, Октавий.

Мы почести возложим на него,

Чтоб с нас самих снять этот груз позорный,

И он пойдет, как с золотом осел,

Потея и кряхтя под тяжкой ношей,

Куда мы поведем или погоним;

Когда ж он нам сокровища доставит,

Мы снимем их, его ж погоним прочь.

Пусть, как осел, он хлопает ушами,

На выгоне пасясь.

Так можно сделать,

Но он испытанный и храбрый воин.

Как и мой конь, Октавий, и за это

Ему я обеспечиваю корм;

Его я тоже обучил сражаться,

Сворачивать, и мчаться, и стоять,

Его движеньями я управляю.

Примерно так же нужно и Лепида

Учить, и направлять, и понукать.

Безмозглый человек, он ум питает

Отбросами чужими, подражаньем

И старые обноски с плеч чужих

Берет за образец. О нем довольно,

Он лишь орудье. А теперь, Октавий,

Поговорим о главном: Брут и Кассий

Собрали войско, соберем и мы;

Поэтому союз наш закрепим,

Сплотим друзей, приложим все усилья.

Давай немедленно вдвоем обсудим,

Как лучше козни скрытые открыть

И явные опасности рассеять.

Согласен я. Ведь мы с тобой в облаве

И в окруженье лающих врагов;

Боюсь, у многих скрыта под улыбкой

Тьма козней злых.

Уходят.

СЦЕНА 2

Перед палаткой Брута в лагере около Сард.

Барабанный бой. Входят Брут, Луцилий и солдаты; Титиний и Пиндар встречают их.

Стой!

Скажи пароль. И стой!

Ну как, Луцилий! Далеко ли Кассий?

Он близко, и уже явился Пиндар,

Чтоб передать тебе его привет.

Он шлет привет мне. — Господин твой, Пиндар,

Сам в раздраженье или чрез других

Дал веский повод мне для сожаленья

О сделанном; но, если он прибудет,

Все разъяснится.

Я не сомневаюсь,

Он явится к тебе таким, как был,

Исполнен и вниманья и почтенья.

Не сомневаюсь в том. — Скажи, Луцилий,

Какой прием оказан был тебе?

С почетом и любезностью, как должно,

Но не с таким доверчивым радушьем

И дружеским свободным обращеньем,

Как раньше то бывало.

Это значит,

Что пылкий друг остыл; заметь, Луцилий,

Когда любовь пресыщена и тает,

То внешний церемониал ей нужен.

Уверток нет в прямой и честной вере;

А человек пустой, как конь строптивый,

Выказывает стать свою и прыть,

Но, получив удар кровавых шпор,

Вдруг никнет и, не выдержавши пробы,

Как кляча, падает. Ведет он войско?

Заночевать они хотели в Сардах;

Часть большая, вся конница сюда

Прибудет с Кассием.

Топот за сценой.

Чу! Вот и он.

Идем к нему навстречу.

Входит Кассий с войском.

Эй, стой!

Стой, эй! Отдать приказ!

Стой!

Стой!

Стой!

Мой брат, как ты несправедлив ко мне.

О боги! Я ль несправедлив к врагам?

Могу ль я быть несправедливым к брату?

Спокойствие твое зловеще, Брут,

И если только…

Успокойся, Кассий.

Спокойно скажешь все, тебя я знаю.

Но здесь, перед глазами наших войск,

Не будем ссориться, — им нужно видеть

Лишь знаки нашей дружбы. Отведи их,

Потом в моей палатке все упреки

Мне выскажешь открыто, Кассий.

Пиндар,

Скажи начальникам, чтоб отвели

Свои отряды дальше.

Луцилий, сделай то же. Пусть никто

Не входит к нам во время совещанья.

У входа встанут Луций и Титиний.

Уходят.

СЦЕНА 3

Палатка Брута.

Входят Брут и Кассий.

Ты оскорбил меня тем, что запятнан

И осужден тобою Люций Пелла

За взяточничество и поборы с Сард,

А все мои ходатайства о нем

Отвергнуты, хотя его я знаю.

Ты оскорбил себя, прося о нем.

В такое время, как сейчас, нельзя

Наказывать за мелкие проступки.

И про тебя ведь, Кассий, говорят,

Что будто бы ты на руку нечист

И недостойных званьем облекаешь

За золото.

Я на руку нечист!

Не будь ты Брутом, то, клянусь богами,

Такая речь была б твоей последней.

А имя Кассия порок прикрыло,

И наказанье головой поникло.

Наказанье!

Припомни март и мартовские иды:

Иль Цезарь пал не ради правосудья?

Иль негодяями он был сражен

Несправедливо? Разве кто из нас,

Сразивших мужа первого на свете

За покровительство разбою, станет

Себя пятнать позорным лихоимством

И продавать величье нашей чести

За хлам ничтожный, липнущий к рукам?

Быть лучше псом и лаять на луну,

Чем быть таким.

Брут, не трави меня.

Я не стерплю; ты, позабывшись, хочешь

Меня унизить. Я солдат и старше

Тебя по опыту, умею лучше

Вести переговоры.

Нет, нет, Кассий.

Я прав.

Нет, ты не прав.

Довольно, или из себя я выйду.

Остерегись, не искушай меня.

Ничтожный, прочь!

Возможно ль?

Выслушай мои слова.

Иль ярости твоей мне уступить?

Иль трепетать пред взглядами безумца?

О боги, боги! Как снести мне это?

И больше вынесешь, сломив гордыню.

Рабам показывай, как вспыльчив ты,

Пускай они дрожат. Мне ль уступать?

Иль должен я почтительно склоняться

Пред вспышками твоими? Нет, клянусь,

Яд желчный свой в себе ты переваришь,

Хотя б тебя взорвал он; я ж отныне

Над гневностью твоей смеяться буду

И потешаться.

До того ль дошло?

Ты говоришь, что как солдат ты лучше.

Так докажи на деле хвастовство,

Доставь мне удовольствие: ведь я

Учиться рад у доблестных людей.

Ты всячески меня поносишь, Брут.

Я говорил, что я как воин старше,

Иль я не так сказал?

Мне все равно.

И Цезарь так не оскорблял меня.

И ты его не смел так раздражать.

Не смел?!

Нет.

Не смел так раздражать?!

Не смел из страха.

Не злоупотребляй моей любовью,

Иль то свершу, о чем сам пожалею.

Ты сделал то, о чем жалеть сам должен.

Мне не страшны твои угрозы, Кассий,

Вооружен я доблестью так крепко.

Что все они, как легкий ветер, мимо

Проносятся. Я посылал к тебе

За золотом и получил отказ.

Я не могу добыть бесчестьем денег;

Скорее стану я чеканить сердце,

Лить в драхмы кровь свою, чем вымогать

Гроши из рук мозолистых крестьян

Бесчестным способом. Ведь я просил

Те деньги на оплату легионам,

И ты мне отказал. Так сделал Кассий?

Иль Каю Кассию я отказал бы?

Когда Марк Брут так скуп и алчен станет,

Чтоб прятать деньги от своих друзей,

Тогда, о боги, молниями всеми

Его сразите!

Я не отказал.

Ты отказал.

Нет, и безумен тот,

Кто мой ответ принес. Мне сердце ранил Брут.

Друг переносит недостатки друга,

А Брут преувеличивает их.

Ты начал их выказывать на мне.

Меня не любишь ты.

Я не люблю твои пороки.

Глаз друга должен их не замечать.

Льстецы не видят даже и пороки

Величиной с Олимп.

Придите же, Антоний и Октавий,

И одному лишь Кассию отмстите,

Мир Кассию постыл, он ненавидим

Любимым другом, опорочен братом,

Как раб, поруган. Все его ошибки

Записаны, затвержены на память,

Чтоб в зубы мне швырнуть. О, душу всю

Я б выплакал из глаз! Вот мой кинжал,

Вот грудь моя нагая, и в ней сердце

Богаче золота и руд Плутона21.

Когда ты римлянин, возьми его;

Я, отказавший в золоте, дам сердце;

Рази меня, как Цезаря. Я знаю,

Что в ненависти ты его любил

Сильней, чем Кассия.

Вложи кинжал,

Излей свой гнев как хочешь на свободе,

Как хочешь поноси, ты только вспыльчив.

О, Кассий, ты в ярмо впряжен с ягненком,

В нем гнев таится, как в кремне огонь;

Он при ударе высекает искру

И тотчас остывает.

Будет Кассий

Посмешищем для Брута своего,

Когда он распалится в раздраженье?

Я тоже в раздраженье говорил.

Ты сознаешься в этом? Дай мне руку.

И сердце вместе с ней.

О Брут.

В чем дело?

Иль нет в тебе любви ко мне настолько,

Чтобы сносить ту вспыльчивость, что мать

Передала мне?

Да, отныне, Кассий,

Когда вспылишь на Брута, знать он будет,

Что мать твоя бранится с ним, и только.

(за сценой)

К военачальникам меня пустите,

У них там ссора, и нельзя одних

Их оставлять.

(за сценой)

Нет, к ним ты не пройдешь.

(за сценой)

Лишь смерть меня удержит.

Входит поэт в сопровождении Луцилия, Титиния и Луция.

Что там? В чем дело?

Военачальники! Как вам не стыдно?

Любовь и дружба быть меж вас должны,

Поверьте мне — я больше жил, чем вы.

Ха-ха! Рифмует циник очень плоско.22