АКТ V

Комната в гостинице «Подвязка».

Входят Фальстаф и миссис Куикли.

Довольно болтать. Ступай. Слово мое твердо. Так и быть, попытаю счастья в третий раз. Я верю в нечет и всегда ставлю на нечетные числа — говорят, счастье их любит. Ну, отправляйся!

Я раздобуду для вас все, что нужно, — тяжелую цепь и парочку рогов.

Ладно, не трать времени попусту. Голову вверх — и рысью, рысью!

Миссис Куикли уходит. Входит Форд.

А, мистер Брук! На этот раз могу вам сказать с уверенностью: сегодня ночью или никогда! Будьте в лесу в полночь возле дуба Герна, и вы увидите чудеса!

А разве вчера вы не были у нее? Ведь вы мне говорили, что она назначила вам свиданье.

Да, я был у нее, мистер Брук. Но беда в том, что пошел я к ней бедным, но почтенным стариком, каким вы меня знаете, а ушел от нее бедной избитой старухой. Этот негодяй Форд, ее супруг, одержим таким бешеным духом ревности, какого свет не видал. Скажу прямо: он исколотил меня до полусмерти. А все потому, мистер Брук, что я был в образе женщины! О, если бы я в это время был в образе мужчины, мистер Брук, я бы не побоялся не только Форда с палкой, но и самого Голиафа с палицей. Я ведь знаю, что жизнь — это ткацкий челнок: вперед-назад, вперед-назад. Но мне пора. Пойдемте вместе. Я вам все расскажу по дороге. С младенчества, мистер Брук, с тех пор, когда я только и делал, что ощипывал чужих гусей, шлялся без дела и гонял волчок, я не знал, что такое розга. А вот теперь, на старости лет, узнал. Идемте, идемте! Я расскажу вам по дороге удивительные вещи об этом разбойнике Форде… Ничего! Сегодня ночью я с ним расплачусь за все и вручу его жену вам. Ну, за мной, за мной. Нас ждут чудеса, мистер Брук!

Уходят.

СЦЕНА 2

Виндзорский парк.

Входят Пейдж, Шеллоу и Слендер.

Сюда, сюда, пожалуйста! Мы спрячемся во рву старого замка и будем ждать до тех пор, пока не увидим факелов, которые зажгут наши феи. Сынок Слендер, смотри не прозевай мою дочку!

О нет, я не прозеваю! Мы с ней сговорились и придумали, как узнать друг друга в масках. Я подойду и девушке, которая будет в белом, и скажу: «Му-у!» — а она мне ответит: «Бэ-э!» — вот мы и узнаем друг дружку.

Это хорошо, но при чем тут «му-у» и «бэ-э» — не понимаю! Ведь ты и так узнаешь ее по белому платью. Однако бьет десять часов…

Какая темная ночь выдалась! Самая подходящая для факелов и привидений. Да благословит небо нашу затею. Никто не хочет зла, кроме черта, а его мы узнаем по рогам. Пойдемте.

Уходят в парк.

СЦЕНА 3

Улица, ведущая к Виндзорскому парку.

Входят миссис Пейдж, миссис Форд и Каюс.

Помните же, дорогой доктор, моя дочь будет в зеленом платье. Улучите удобную минуту, возьмите ее за руку — и скорее к отцу настоятелю! Он вас обвенчает. А пока ступайте в лес. Я приду туда вместе с миссис Форд.

Мерси, мадам, я тепер зналь, что буду делаль.

Желаю вам успеха!

Каюс уходит в лес.

Ах, я боюсь, что мой муж не так обрадуется сегодня нашей проделке над Фальстафом, как рассердится на меня, когда узнает, что я выдала Анну за доктора. Но что поделаешь! Лучше ненадолго поссориться с мужем, чем навсегда разбить сердце дочери.

Где она, наша Анна, со всеми своими эльфами и феями? И куда девался наш священник, одетый дьяволом?

Все они прячутся в овраге возле дуба Герна. Как только мы встретим Фальстафа, они выбегут с факелами.

То-то он струсит, старый греховодник!

Если даже он не струсит, все равно мы над ним посмеемся всласть. А если струсит, это будет лучше вдвое, потому что вдвое смешнее!

Ах, как мы его проведем, жирного волокиту!

Не грех прелюбодея провести,

Который нас пытался сбить с пути!

Но, кажется, пора. Скорее в лес, к волшебному дубу!

Уходят.

СЦЕНА 4

Виндзорский парк.

Входят Эванс, одетый сатиром, Анна Пейдж, одетая царицей фей, и другие, в костюмах фей.

На носочках, на носочках, эльфы и феи! Пусть каждый помнит свою роль. Не робейте. Следуйте за мной в овраг. И, как только я подам вам сигнал, делайте то, о чем я вам говорил. За мной, за мной, на носочках, на носочках!

Уходят.

СЦЕНА 5

Другая часть парка.

Входит Фальстаф, одетый Герном.

Виндзорский колокол пробил двенадцать раз. Вот она, долгожданная минута! Эй вы, боги с горячей кровью в жилах, помогите мне! Вспомни, старый Юпитер, тот день, когда ты сделался быком ради своей Европы. Любовь украсила и твою божественную голову рогами. О могущественная любовь! Зверя она превращает иной раз в человека, а человека — в зверя. Ты, Юпитер, превратился однажды в лебедя — помнишь, когда ты влюбился в Леду? О всесильная любовь! Она заставила бога, отца богов, уподобиться глупой птице гусиной породы. «Он для коровы стал быком, а для гусыни — гусаком!» Ну уж если боги, полюбив, сидят точно на угольях, то чего же требовать от нас, бедных смертных! Что касается меня, то здесь, в Виндзоре, судьба превратила меня в рогатого оленя, — пожалуй, самого жирного в здешнем лесу. Помоги мне, Юпитер, охлади мою любовную горячку, чтобы я не растаял и не истек салом!.. Эй, кто там? Уж не моя ли легконогая лань?

Входят миссис Форд и миссис Пейдж.

Сэр Джон? Здесь ли ты, мой олень, мой рогатый красавец?

Ах ты, моя лань с черным хвостиком! Пусть с неба вместо дождя сыплется картошка,32 пусть гром грянет песню о зеленых рукавах, пусть хлещет град из леденцов и метет сахарная метель, пусть разразится буря соблазнов и наслаждений — я ничего не боюсь, потому что я нашел приют на твоей груди! (Обнимает миссис Форд.)

Со мной вместе пришла сюда миссис Пейдж, мой милый!

Ах, миссис Пейдж? Делите меня, как убитого оленя: каждой по окороку. Бока я оставлю себе, копыта — лесному сторожу, а рога завещаю вашим мужьям. Ну что, похож я на покойного лесничего? Похож на охотника Герна? Кажется, маленький плутишка Купидон вспомнил на этот раз, что он бог любви, и решил вознаградить меня за все прошлые испытания и бедствия!.. Дух Герна приветствует вас прелестные дамы!

Слышатся звуки охотничьих рогов.

Но что там за шум?

Пусть небо простит наши грехи!

Что бы это могло значить?

Бежим, бежим!

Видно, сам дьявол не желает моего грехопадения: должно быть, боится, как бы от жира моего адское пламя не спалило всю преисподнюю… Иначе зачем бы он стал мне так перечить!

Входят сэр Хью Эванс, одетый сатиром, духи и феи; среди них Пистоль, одетый хобгоблином33, Анна Пейдж, одетая царицей фей, с восковыми свечками на головах.

Слетайтесь, феи белые и черные,

Плясуньи ночи, месяцу покорные!

Вы, падчерицы роковых судьбин,34

Места займите, соблюдая чин,

Пускай скликает вас хобгоблин, мой глашатай!

С вас, эльфы, я начну. Потише, рой крылатый!

Сверчок, в дома виндзорские скачи!

Где не метен очаг, зола в печи —

До черных синяков щипли хозяек.

Царица фей не жалует лентяек.

Что это? Феи, эльфы, гномы, черти?

Кто видит их, тот не избегнет смерти.

Хоть я и сам сейчас похож на духа,

Глаза прищурив, лягу я на брюхо!

Где Бусинка? Лети и, коль в пути

Тебе случится девушку найти,

Что спать легла с молитвой троекратной,

Пошли ей сон младенчески приятный.

А тем, кто не молясь дерзнул уснуть,

Щипли бока, живот, колени, грудь!

Спешите, эльфы! Из конца в конец

Вы облетите дремлющий дворец,

Усыпьте счастьем каждый пышный зал,

Чтоб до конца веков он устоял

Нетронутый, незыблемо-спокойный,

Достойнейших владетелей достойный.

Пускай цветы сладчайшие струят

На кресла ордена свой аромат.

Пусть каждое сиденье, герб и щит

От разрушенья время сохранит.

Вы, феи луга, образуйте в пляске

Кружок, подобный ордену Подвязки,

Зеленый, словно вешняя трава.

А из цветов сложите вы слова

«Honny soit qui mal у pense»35, окраски

Такой же, как на ордене Подвязки.

Пусть зеленеют буквы этих слов

Меж красных, синих, белых лепестков,

Как на шитье узорно-драгоценном

У рыцаря под согнутым коленом.

Спешите, феи! Вам язык цветов

Понятней всех на свете языков.

Внемлите мне. Сегодня ровно в час

Под дубом Герна будет пир у нас,

Как нам велит обычай наш старинный.

Беритесь за руки и выступайте чинно.

Пусть светляки зажгут для нас скорей

Десятка два зеленых фонарей,

Пускай наш танец озарят их свечи…

Но, чур! Я чую запах человечий!..

Меня заметили. Спаси, господь,

Греховную и немощную плоть

От этого уэльского сатира!

Он съест меня, приняв за груду сыра.

О гнусный червь, ты проклят до рожденья!

Пускай для испытания огонь

Попробует лизнуть его ладонь.

Не тронет пламя праведного тела,

А если обожжет — так уж за дело!

Эй, факелы!

Ну что ж, начнем

Бревно испытывать огнем.

Ох! Ох! Ох! Ох!

Нечист! Нечист! Порочной полон страсти!

Ну, если так, он будет в нашей власти.

Сложите, эльфы, песенку о нем,

Об этом старом грузном волоките,

Испытывайте грешника огнем,

Его щиплите, жгите, щекочите!

Феи, танцуя, пробегают мимо Фальстафа, щиплют его и поют.

Стыд и срам повесам,

Одержимым бесом,

Кто живет под властью

Духа сладострастья!

Если ты в себе зажег

Вожделенья огонек

И порочными мечтами

Распалил желаний пламя, —

Будем мы щипать, колоть

Взбунтовавшуюся плоть.

Здесь щипнем и там щипнем,

Будем жечь тебя огнем

До тех пор, пока погаснут

Сонмы звезд и месяц ясный!

(Переворачивают Фальстафа, щекочут и щиплют его.) В продолжение этой сцены появляются Каюс, который убегает с феей в зеленом платье, Слендер, который убегает с феей в белом платье, и Фентон. Он убегает с Анной Пейдж. Звуки охотничьих рогов. Фальстаф встает и хочет бежать.

Пейдж, Форд, миссис Пейдж и миссис Форд преграждают ему дорогу.

Стой! Не уйдешь! Попался, толстый плут.

Ох, не к добру прикинулся ты Герном!

Пора прервать веселую игру.

Достигли мы всего, чего желали.

Сэр Джон Фальстаф, что думаете вы

Теперь о нас, о женщинах виндзорских?

Не правда ли, ваш головной убор

В лесу уместней, чем в семейном доме?

Ну что, сэр? Скажите по совести: кто из нас двоих оказался рогоносцем? Кто? Полюбуйтесь, мистер Брук: перед вами Фальстаф — рогатый мошенник. Вот его рога, мистер Брук. Он хотел отнять у Форда его жену и денежки, а познакомился только с его корзиной и с его дубиной, если не считать двадцати фунтов золотом, каковые сэр Джон Фальстаф не преминет возвратить мистеру Бруку, если пожелает получить своих лошадей, которые взяты мистером Бруком в залог.

Сэр Джон, нам с вами не повезло. Ни одно свидание нам не удалось. Я не возьму вас больше себе в любовники, но зато всегда буду считать своим оленем!

Я вижу, что из меня уже сделали осла!

Нет, вола. (Показывает на рога.) Оба доказательства налицо.

Так это, значит, были не феи. Признаться, и сам три-четыре раза подумал: тут что-то неладно!.. Однако нечистая совесть и внезапное помрачение ума заставили меня вопреки всякому здравому смыслу поверить в этот грубый балаган, в этих поддельных фей! Вот пример того, как умный человек может оказаться в дураках, ежели ум его занят глупостями!

Сэр Джон Фальстаф, покайтесь в своих грехах, оставьте пути разврата, и тогда ни феи, ни пагубные страсти не будут больше терзать вашу грешную плоть!

Хорошо сказано, отец сатир!

А вам, мистер Форд, я желаю побольше ревности к нашей святой церкви и поменьше ревности к вашей жене!

Клянусь, я больше не буду подозревать ее ни в чем, если только вы, ваше преподобие, не соблазните ее своей благочестивой проповедью.

Уж не сидел ли я слишком долго на солнце и до того высушил свои мозги, что они больше не могут отличить правды от самого грубого обмана? Даже этот уэльский козел брыкает меня своим копытом. Как мог я позволить нахлобучить на себя дурацкий колпак? После этого мне остается только подавиться ломтиком жареного сыра!

Из сыра, говорят, не выжмешь жира. А ваше чрево, сударь, туго набито жиром.

Вот до чего я дожил! Выносить такие дурацкие шутки, да еще от кого? От человека, у которого во рту каша вместо английского языка! Этого одного довольно, чтобы положить конец старому доброму разврату и веселым ночным похождениям во всем нашем королевстве.

А скажите мне, сэр Джон, по совести, как вы полагаете: ежели бы мы, замужние женщины, решились опрокинуть добродетель и принять на свою душу адский грех, — неужели бы мы выбрали для этой цели вас?

Этакий пудинг из требухи! Этакий мешок сена!

Этакий надутый пузырь!

Старый потертый бурдюк с прокисшим вином.

Лгун, злоречивый, как Сатана!

Нищий, как Иов!

И злой, как его жена!

Раб всех смертных грехов — пьянства, чревоугодия, стяжания, прелюбодеяния, сквернословия… Трактирный завсегдатай, любовник винной бочки!

Ладно, ладно, смейтесь надо мной, издевайтесь! Ваша взяла. Бейте лежачего. Мне даже нечего ответить этой уэльской фланелевой фуфайке. Само невежество топчет меня ногами. Делайте со мной что хотите!

Что хотим? А вот мы сейчас поведем вас, сэр, в город Виндзор, к некоему мистеру Бруку. Вы у него, насколько мне известно, выудили немало денежек, обещая свести его с женой некоего мистера Форда. Вам придется вернуть должок сполна. Я полагаю, это будет для вас самым чувствительным наказанием из всех, какие вам пришлось испытать за последнее время!

А впрочем, не унывай, рыцарь! Сегодня ночью я угощу тебя славным кубком вина за свадебным ужином, и у тебя будет случай вдоволь посмеяться над моей женой, которая сейчас так весело смеется над тобой. Ну-ка, ну-ка, скажи ей, что мистер Слендер только что женился на ее дочке Анне!

Я знаю одного доктора, который мог бы с этим поспорить. (Про себя.) Если только Анна Пейдж и вправду моя дочь, то она сейчас уже стала докторшей Каюс.

(за сценой)

Ой, папаша Пейдж! О-го-го! Ау! (Вбегает.)

Ну как, ну как, сынок? Сделано дело?

В том-то и дело, что до дела не дошло. Я подыму скандал на весь Глостершир! Пусть повесят меня, если не подыму скандала!

Да что же случилось, сынок?

Я прихожу с ней в церковь венчаться, с вашей Анной Пейдж, и вдруг оказывается, что ваша Анна Пейдж — здоровенный мальчишка-почтальон. Не будь мы в церкви, перед алтарем, я бы его вздул… А может быть, и он — меня… Не сойти мне с этого места, если я не был уверен, что это мисс Анна Пейдж, а не мальчишка-почтальон!

Ах, черт возьми! Значит, ты ошибся?..

Ясное дело, ошибся, если привел в церковь мальчишку вместо девчонки. Хорошо еще, что нас не успели повенчать. Но если бы даже повенчали, я бы ни за что не признал его своей женой!

Ты сам во всем виноват. Ведь я же тебе говорил, что Анна будет в белом платье!

Он и был в белом платье, этот мальчишка. Я сказал: «Му-у!», а он сказал: «Бэ-э!», как мы и условились с вашей Анной. И все-таки оказалось, что он — не Анна Пейдж, а почтальон!

Дорогой муженек, не сердись на меня. Я узнала, что ты задумал, и потому велела Анне надеть не белое, а зеленое платье. В этом самом платье она только что повенчалась с доктором Каюс…

Входит Каюс.

Где миссис Пейдж? Шорт бобри, меня обмануль! Я жениль на un garden, на мальшик, un paysan, шорт бобри! Мальшик — это не Анна Пейдж. Шорт бобри, меня обмануль!

Как! Да ведь вы же увели ту, что была в зеленом?..

Да, шорт бобри, и это биль мальшик, шорт бобри! Я весь Виндзор на нога подниму! (Уходит.)

Странное дело! Кому же досталась настоящая Анна?

Сердце мое чует недоброе. Глядите-ка, мистер Фентон идет сюда!

Входят Фентон и Анна Пейдж.

И Анна с ним!

Прости меня, отец,

И матушка простит меня, надеюсь.

Погодите, сударыня. Сначала скажите, почему вы ослушались моей воли и не последовали в церковь за мистером Слендером?

Почему ты обманула меня и не пошла венчаться с доктором Каюсом?

Позвольте мне ответить за нее.

Не упрекайте дочь за непокорство

И за обман. Что было делать Анне?

Послушаться отца, обидев мать?

Иль материнской воле покориться

И оскорбить отца? Из двух мужей

Ни одного не смела выбрать Анна…

И, обещанье данное храня,

Она разумно выбрала меня.

Кого ж она при этом обманула?

Клянусь своею честью, никого!..

Обманом было бы — пред алтарем

В любви поклясться, если ты не любишь,

И проклинать потом отца и мать

И мужа-рогоносца проклинать!

Ну что ж, соседи, дела не поправишь.

Что сделано, того не изменить.

На золото мы покупаем землю.

А жен сама судьба нам продает!

И хорошо, что звонкая стрела,

Летя в меня, другую цель нашла!

Да, это верно. Дорогой мой Фентон,

Да ниспошлют вам радость небеса.

Пусть неизбежное желанным будет!

В ночном лесу охотничьи собаки

Нечаянно вспугнут любую дичь.

Пора и мне с судьбою примириться.

Мой милый зять, будь счастлив с нашей Анной.

Прошу я всех пожаловать в мой дом

И там перед семейным очагом

За кружками веселых вин заморских

Отпраздновать победу жен виндзорских.

Пусть будет так. А все-таки был прав,

Давая клятву мне, сэр Джон Фальстаф:

Бедняге Бруку обещал от твердо

Соединить его с женою Форда!

Уходят.

«ВИНДЗОРСКИЕ НАСМЕШНИЦЫ» И ОБРАЗ ФАЛЬСТАФА У ШЕКСПИРА

Комедия «Виндзорские насмешницы» при жизни Шекспира была издана один раз — в 1602 году — под весьма сложным названием: «Чрезвычайно занятная и весьма остроумная комедия о сэре Джоне Фальстафе и виндзорских насмешницах. Содержащая разные забавные выходки уэльского рыцаря сэра Хью, судьи Шеллоу и его премудрого племянника мистера Слендера. С пустым хвастовством прапорщика Пистоля и капрала Нима. Сочинение Уильяма Шекспира. Как она не раз исполнялась слугами достопочтенного лорда-камергера и в присутствии се величества, и в других местах». Это кварто, переполненное грубейшими искажениями и пропусками (сцены III, 4 и III, 5 переставлены, сцены V, 1-4 совсем выпущены и т. п.) было выполнено, несомненно, без всякого участия Шекспира, скорее всего на основе «воровски» сделанной стенографической записи спектакля, вдобавок еще плохо напечатанной. Второе отдельное издание комедии (кварто) вышло после смерти Шекспира, в 1609 году, и представляет собой перепечатку первого кварто, с воспроизведением всех его ошибок. Лишь фолио 1623 года дает удовлетворительный текст пьесы.

Ясно, что комедия возникла в период между появлением «Генриха IV» (1597), где Шекспир впервые вывел на сцену Фальстафа, и январем 1602 года, когда в книгопродавческих списках была сделана заявка на издание первого кварто. Долгое время исследователи были склонны приближать пьесу, насколько возможно, к этому позднему пределу, датируя ее 1600 или 1601 годом ввиду отсутствия сведений о более ранних постановках. Получалось, таким образом, что два сценических облика Фальстафа, появившиеся из-под пера Шекспира, отделены дистанцией в три-четыре года.

Такая датировка хорошо согласовывалась и с показанием Мереса, который в свой список пьес Шекспира, составленный в 1598 году, данную комедию не включил. С этой поздней датировкой связывалось и предание, относящееся к началу XVIII века. В 1702 году некий Джон Деннис, издавший свою переработку шекспировской комедии под заглавием «Комический любовник, или Любовные затеи сэра Джона Фальстафа», оправдывал в предисловии свое право на переделку пьесы Шекспира ее «грубостью», а также другими причинами. «Я хорошо знал, — писал он, — что комедия Шекспира снискала одобрение одной из величайших королев, когда-либо живших на свете, королевы, которая была велика не только своей мудростью в управлении государством, но и познаниями в науках и тонким вкусом в драматическом искусстве. Что она обладала таким вкусом, в этом мы можем быть уверены, так как она ведь особенно любила писателей древности. Так вот, эта комедия была написана по ее повелению и указанию, и она с таким нетерпением ожидала увидеть ее на сцене, что велела, чтобы комедия была готова в две недели. И предание гласит, что королева потом, при представлении, осталась очень довольна ею». То же предание сообщает в 1709 году и первый биограф Шекспира Н. Pay, уточняющий: «Королева Елизавета так восхищалась достойным удивления характером Фальстафа, что велела вывести его еще в другой пьесе, изобразив его в ней влюбленным». Спешностью выполнения комедии объясняется, по мнению многих критиков, то, что она почти целиком написана прозой, а поздним ее возникновением — глубокое изменение в ней образа Фальстафа, который в творческой фантазии Шекспира, успевшего к этому времени им пресытиться и охладеть к нему, утратил прежнюю свою масштабность и глубину и в соответствии с новым заданием, полученным от королевы, превратился в заурядный водевильный персонаж.

Однако в недавнее время был найден документ, свидетельствующий о том, что комедия Шекспира исполнялась (видимо, в первый раз) в день св. Георгия, 27 апреля 1597 года, на празднестве в честь ордена Подвязки в Гринвиче. Эта новая датировка, по существу, ничего не меняет. Напротив, она лишь подтверждает предание о «заказе», данном Елизаветой еще под свежим впечатлением постановки «Генриха IV». А с другой стороны, это сведение проливает свет на возникновение пьесы, объясняя появление в ней ряда эпизодов чужеродных и никак не связанных с ее основной фабулой, например выбор места действия (Елизавета часто любила проводить время в Виндзоре), восхваление виндзорского замка и ордена Подвязки (V, 5), капитул которого собирался в Виндзоре, а также неожиданное и непонятное упоминание какого-то проезжего немецкого герцога, связанное с загадочным эпизодом кражи лошадей на постоялом дворе (IV, 3 и IV, 5). Дело в том, что в 1597 году в Англию приезжал некий немецкий герцог, который посетил Елизавету в Виндзоре, хлопотал о награждении его орденом Подвязки (орден, который давался лишь особам королевского рода или лицам особенно заслуженным), но ничего не добился и стремительно уехал, наделав много шуму.

Весьма вероятно, что в связи с этим молниеносным приездом и отъездом герцога возникли какие-то местные анекдоты, отразившиеся в названных сценах, хорошо известные той публике, для которой была поставлена пьеса. Как мы видим, «заказ» был дан не одной Елизаветой, а всем ее придворным кругом, любившим и поощрявшим зрелища легкие, развлекательные и полные намеков на обстоятельства жизни высшего общества.

И до и после этого Шекспиру случалось писать подобного рода пьесы. Так, «Сон в летнюю ночь», «Как вам это понравится», «Зимняя сказка», «Буря» полны черт пасторали и комедии масок, столь излюбленных придворным зрителем. Но в данном случае Шекспир пошел другим путем: он сделал своим средством не фантастику и декоративность, а веселое бытовое обозрение — жанр, по сути дела, буржуазный, но также имевший хождение и в аристократической аудитории.