Марк
      Брат, вот самый подходящий случай, чтобы передать твое послание; и пусть он поднесет императору голубей от твоего имени.
      Тит
      Скажи, можешь ли ты учтиво передать императору это послание?
      Парень
      По правде говоря, нет, сударь; насчет чтива я всю жизнь свою был очень слаб.
      Тит
      Поди сюда. Не рассуждай, приятель,
      Но цезарю ты голубей вручи,
      И чрез него найдешь ты правосудье.
      Возьми пока; здесь деньги за услугу.
      Перо мне и чернил!
      Вручить учтиво можешь ты прошенье?
      Парень
      Да, сударь.
      Тит
      Вот тебе прошенье. И когда ты придешь к императору, ты прежде всего должен преклонить колени; потом поцеловать ему ногу: потом вручить ему твоих голубей и затем ожидать награды; я буду. сударь, поблизости; постарайся же исполнить все как следует.
      Парень
      Ручаюсь, сударь; положись на меня.
      Тит
      Есть нож с тобою? Покажи-ка мне.
      Вот, Марк, возьми и заверни в посланье:
      Его писал смиренный челобитчик.
      (Парню.)
      Когда же цезарю все передашь,
      Зайди ко мне, скажи, что он ответил.
      Парень
      Храни тебя бог, сударь; приду.
      (Уходит.)
      Тит
      Идем же, Марк. - За мною следуй, Публий.
      Уходят.
      СЦЕНА 4
      Рим. Перед дворцом.
      Входят Сатурнин, Тамора, Деметрий, Хирон, патриция
      и другие. У Сатурнина в руках стрелы, пущенные Титом.
      Сатурнин
      Не оскорбленье ль это? Кто видал,
      Чтоб в Риме цезарю так досаждали,
      Противоречили; за правый суд
      К нему с таким презреньем относились?
      Известно вам, как и богам всесильным,
      Что ни шептали бы смутьяны там
      Народу в уши, - по закону были
      Андроника мятежные сыны
      Осуждены. И если огорченье
      Рассудок повредило в нем, - ужели
      Должны мы выносить его причуды,
      Припадки бешенства и раздраженья?
      Теперь он пишет к небесам прошенья:
      Юпитеру, Меркурию. Смотрите:
      Вот - богу Аполлону, вот - Аресу...
      Как раз летать им в Риме, этим свиткам!
      Ведь это клевета на наш сенат
      И обвинение в неправосудье!
      Прекрасная, не правда ли, забава?
      Как будто в Риме правосудья нет!
      Пока живу я, мнимому безумью
      Прикрытьем оскорблений не бывать!
      Пусть знает он, что мною правосудье
      Живет и совершается. Не надо
      Его будить, когда оно задремлет:
      Оно способно в ярости казнить
      Мятежника надменнейшего в мире.
      Тамора
      Мой государь, мой милый Сатурнин,
      Владыка дней моих, властитель мыслей,
      Не гневайся на старца, чьи проступки
      Печалью вызваны о сыновьях,
      Потеря их ему пронзила сердце,
      И лучше утоли его печали,
      Чем знатного иль низкого карать
      За оскорбления.
      (В сторону.)
      Так подобает
      Высокоумной Таморе всем льстить.
      Тит, ранен мной, ты кровью истекаешь;
      И, если будет мой Арон разумен,
      Все спасено, в порту наш якорь брошен.
      Входит деревенский парень.
      Ты что, приятель? Ты по делу к нам?
      Парень
      Ну да, похоже на то, коль вы - господин Имперьял.
      Тамора
      Императрица я; вот император.
      Парень
      Он это. - Дай тебе бог и святой Стефан доброго вечера. Я принес тебе письмо и пару голубей.
      Сатурнин
      (читает письмо)
      Эй, взять его и тотчас же повесить!
      Парень
      А сколько мне отвесят?
      Тамора
      Ступай, повешен будешь
      Парень
      Повешен? Святая дева, славный же конец я уготовил своей шее!
      (Уходит под стражей.)
      Сатурнин
      Жестокие, несносные обиды!
      Чудовищную подлость допущу ль?
      Известно мне, откуда все исходит.
      Стерплю ли? - Будто б сыновья его
      Не по закону за убийство принца,
      По произволу мною казнены!
      Эй, за волосы притащить мерзавца:
      Ни сан его, ни годы не спасут.
      Я палачом твоим за дерзость буду.
      Притворщик подлый, ты меня возвысил
      В надежде Римом управлять и мной!
      Входит Эмилий.
      Что нового, Эмилий?
      Эмилий
      К оружию! В опасности наш Рим!
      Вновь готы поднялись и с силой ратной
      Из удальцов, наклонных к грабежу,
      Идут сюда стремительно; их Люций.
      Сын старого Андроника, ведет,
      Грозя расправу учинить над нами
      Такую же, как встарь Кориолан.
      Сатурнин
      У готов полководцем - храбрый Люций?
      Весть гибельная: никну головой,
      Как цвет в мороз или трава под вихрем.
      Да, вот оно, начало наших бедствий:
      Простым народом очень он любим;
      Я слышал сам, как говорили,
      Когда бродил как частное лицо,
      Что Люций незаконно изгнан был,
      И цезарем его иметь желали.
      Тамора
      К чему боязнь? Не укреплен ли город?
      Сатурнин
      Но Люций в милости у горожан,
      И против нас они его поддержат.
      Тамора
      Как в имени, имей величье в мыслях.
      Затмят ли солнце мошки, в нем летая?
      Орел дает и малым пташкам петь,
      О том, что на уме их, не заботясь,
      Уверенный, что тенью крыл своих
      Он при желанье прекратит их пенье:
      Так не заботься о смутьянах Рима.
      Развеселись и знай ты, император,
      Я старика Андроника прельщу
      Словами сладостнее и опасней,
      Чем клевер для овцы, живец для рыбы:
      Одна бывает ранена крючком.
      От корма сладкого другая гибнет.
      Сатурнин
      За нас просить не станет сына он.
      Тамора
      Но, если Тамора упросит, - станет.
      Слух старческий сумею я задобрить
      Посредством обещаний золотых;
      Пусть неприступно сердце, глухи уши,
      Ушам и сердцу мой язык - приказ.
      (Эмилию.)
      Ступай вперед послом от нас, - скажи,
      Что цезарь с Люцием в переговоры
      Вступить желает, для свиданья дом
      Его отца, Андроника, назначив.
      Сатурнин
      Исполни поручение достойно;
      И, если он заложников захочет
      Для верности, пусть выберет их сам.
      Эмилий
      Я в точности исполню ваш приказ.
      (Уходит.)
      Тамора
      Я к старому Андронику отправлюсь;
      Склоню его со всем моим искусством
      От храбрых готов Люция отвлечь.
      Так будь же снова весел, император,
      Сладчайший цезарь! Позабудь тревоги
      И спрячься в сети хитрости моей.
      Сатурнин
      Ступай скорей и убеди его.
      Уходят.
      АКТ V
      СЦЕНА 1
      Равнина близ Рима.
      Трубы.
      Входят Люций и готы с барабанами и знаменами.
      Люций
      Испытанные воины, друзья,
      Великий Рим шлет письма, где мне пишут
      О том, как цезаря там ненавидят
      И как нетерпеливо все нас ждут.
      Итак, вожди, согласно с саном вашим,
      Из гордости обид не потерпите
      И, в чем бы ни нанес ущерб вам цезарь,
      Вознагражденья требуйте втройне.
      Первый гот
      Ты, смелый отпрыск доблестного Тита,
      Чье имя, нас страшившее, нам - радость,
      Чьи подвиги высокие презреньем
      Вознаградил неблагодарный Рим,
      Доверься нам: пойдем вслед за тобою,
      Как жалящие пчелы в знойный день
      За маткою летят на луг цветущий,
      И Таморе проклятой отомстим.
      Готы
      Что он сказал, то все мы повторяем.
      Люций
      Благодарю его и вас усердно.
      Кого ведет к нам этот честный гот?
      Входит второй гот, ведя Арона с ребенком на руках.
      Второй гот
      Я отошел от войска, славный Люций,
      Чтоб поглазеть на древний монастырь.
      Но лишь внимательней я присмотрелся
      К строению разрушенному, вдруг
      Из-за стены раздался детский крик;
      Я бросился туда и услыхал,
      Как кто-то уговаривал ребенка:
      "Молчи, смугляк, в ком я и мать смешались.
      Когда б не выдал цвет, чье ты отродье,
      Будь создан ты похожим лишь на мать,
      Ты стал бы императором, бездельник;
      Но, если бык с коровой снежно-белы,
      Им черного теленка не родить.
      Молчи, пострел! - так он журил ребенка.
      Я к готу верному тебя снесу.
      Узнав, что ты - дитя императрицы,
      Он ради матери тебя возьмет".
      С мечом в руке к нему я устремился,
      Напал врасплох и к вам его привел,
      Чтоб поступить с ним, как найдете нужным.
      Люций
      Так знай же, это воплощенный дьявол,
      Лишивший Тита доблестной руки,
      Жемчужина очей императрицы;
      А это пылкой страсти гнусный плод.
      Куда снести ты думал, белоглазый,
      Подобье хари дьявольской своей?
      Что ты молчишь? Как! Иль ты глух? Ни слова?
      Веревку! Вздернуть их на сук - отца
      И плод прелюбодейства подлеца.
      Арон
      Не тронь его! Он царственного рода.
      Люций
      Он весь в отца: в нем злобная природа.
      Сперва дитя повесьте: пусть глядит
      Отец на корчи сына и скорбит.
      Эй, лестницу!
      Приносят лестницу, на которую заставляют подняться Арона.
      Арон
      Спаси ребенка, Люций,
      Императрице отнеси его.
      Исполнишь это - я открою вещи,
      Которые тебе полезно знать.
      А не исполнишь, - будь что будет с нами,
      Скажу одно: "Пусть месть покончит с вами!"
      Люций
      Рассказывай; и, если угодишь мне.
      Ребенок твой и жив и вскормлен будет.
      Арон
      Я угожу ль? О, будь уверен, Люций,
      Всю душу истерзает речь моя;
      То об убийствах речь, резне, насильях,
      Ночных злодействах, гнусных преступленьях,
      Злых умыслах, предательствах - о зле,
      Взывающем ко всем о состраданье;
      И это все уйдет со мной в могилу,
      Иль поклянись, что сын мой будет жить.
      Люций
      Я обещаю. Говори теперь.
      Арон
      Клянись, что будет жить, тогда начну.
      Люций
      Чем клясться мне? Не веришь в бога ты:
      Какой же можешь ты поверить клятве?
      Арон
      А если б и не верил? Да, не верю,
      Но знаю: ты к религии привержен,
      В тебе есть то, что совестью зовут;
      Поповских выдумок и церемоний
      Усердный, знаю, исполнитель ты.
      Вот почему и требую я клятвы.
      (В сторону.)
      Дурак за бога палку принимает
      И держит клятву, данную ему,
      Того и надо мне.
      (Громко.)
      Клянись же богом,
      Тем самым, - кто бы ни был этот бог,
      Которого ты чтишь, пред ним склоняясь,
      Спасти дитя, вскормить и воспитать,
      Иначе ничего я не открою.
      Люций
      Клянусь мной чтимым богом, все исполню.
      Арон
      Знай, что ребенок - от императрицы.
      Люций
      Развратница, чья похоть ненасытна!
      Арон
      Ну, это лишь невинная забава
      В сравненье с тем, что ты услышишь здесь:
      Ее сыны убили Бассиана,
      Лишили чести, языка и рук
      Твою сестру, - украсили на славу.
      Люций
      Украсить - это ты зовешь, мерзавец!
      Арон
      Смочить, подстричь, украсить всю на славу
      Забава славная для тех, чей труд!
      Люций
      О звери, варвары, как и ты сам!
      Арон
      То правда, я наставником их был.
      Мать похотливостью их наделила,
      Вот так выигрывает карта ставку;
      А кровожадность взяли у меня.
      Вот так бульдог хватает всех за горло.
      Чего я стою, пусть дела покажут:
      Я братьев двух твоих к коварной яме,
      Где Бассиана труп лежал, завлек;
      Я исписал найденный Титом свиток
      И спрятал клад, указанный в письме,
      В согласье с Таморой и сыновьями.
      И делалось ли что тебе на горе
      Без злобного участья моего?
      Обманом раздобыл я руку Тита,
      А получив, в сторонку отошел
      И сердце чуть не надорвал от смеха.
      Я подсмотрел сквозь трещину в стене,
      Как получил он головы детей,
      Как плакал, - и смеялся так усердно,
      Что прослезился я и сам, как он.
      А выслушав забавный мой рассказ,
      Пришла в восторг моя императрица,
      За весть поцеловав меня раз двадцать.
      Люций
      Ты говоришь все это, не краснея?
      Арон
      Как в поговорке - словно черный пес.
      Люций
      Ты не жалеешь обо всем, что сделал?
      Арон
      Жалею лишь о том, что сделал мало.
      Кляну я каждый день, - хоть дней таких
      Немного в жизни у меня бывало,
      Когда бы я злодейства не свершил:
      Не умертвил, убийства не замыслил,
      Не подготовил, не свершил насилья,
      Не обвинил и не дал ложных клятв,
      Не перессорил насмерть двух друзей,
      Скотину бедняка не покалечил,
      Гумна иль стога ночью не поджег,
      Хозяев принудив гасить слезами.
      Частенько, вырыв из могилы трупы.
      Перед дверьми друзей я ставил их,
      Когда печаль была почти забыта:
      На коже их, как на коре древесной,
      Я по-латыни вырезал ножом:
      "Да не умрет печаль, хоть я и умер".
      И тысячу я ужасов свершил
      Так, невзначай, как убивают муху;
      Но лишь одно мне сердце сокрушает:
      Что в тысячу раз больше не свершу.
      Люций
      Спустите черта; умереть не должен
      Столь легкой, скорой смертью, как в петле.
      Арон
      Коль черти есть, хотел бы я быть чертом,
      Чтоб жить и в вечном пламени гореть
      И, ваше общество имея в пекле,
      Вас ядовитым языком язвить!
      Люций
      Заткните рот ему, пусть он умолкнет.
      Входит третий гот.
      Третий гот
      Мой государь, там посланный из Рима
      Желает, чтобы принял ты его.
      Люций
      Пусть он войдет.
      Входит Эмилий.
      Привет, Эмилий, что за весть из Рима?
      Эмилий
      О славный Люций, готские вельможи,
      Вам римский император шлет привет
      И просит, раз взялись вы за мечи,
      Вступить в переговоры в доме Тита;
      А если вы заложников хотите,
      То их сейчас же предоставят вам.
      Первый гот
      Что вождь наш скажет?
      Люций
      Эмилий, пусть заложников отцу
      Иль дяде Марку даст ваш император
      И мы придем. - Вперед!
      Трубы.
      Уходят.
      СЦЕНА 2
      Рим. Перед домом Тита.
      Входят переодетые Тамора, Деметрий и Хирон.
      Тамора
      Так, в этом странном, мрачном одеянье
      Перед Андроником предстану я,
      Скажу, что Месть я, посланная адом
      С ним сообща обиды возместить.
      Стучитесь в комнату, где он сидит,
      Обдумывая план жестокой мести;
      Скажите - Месть пришла, чтоб с ним сдружиться
      И гибель принести его врагам.
      Они стучатся.
      Входит наверху Тит.
      Тит
      Кто размышление мое тревожит?
      Иль хитрость то, чтоб дверь я отворил
      И скорбные решенья разлетелись,
      Бесплодны оказались все труды?
      Ошиблись вы: что я намерен сделать,
      Я написал кровавыми чертами.
      И что написано - должно свершиться.
      Тамора
      Тит, сговориться я пришла.
      Тит
      Ни слова, нет; чем речь я подчеркну?
      Руки лишен, чтоб делать жесты ею.
      Неровня мы с тобой; на том и кончим.
      Тамора
      Узнав меня, ты стал бы говорить.
      Тит
      Я не безумец, знаю я тебя:
      Порукой - кровь письмен, обрубок жалкий;
      Порукой - и морщины от забот;
      Порукой - ночи гнет и дня томленье;
      Порукой - горе в том, что узнаю
      В тебе я Тамору, императрицу;
      Не за другой ли ты рукой пришла?
      Тамора
      Несчастный, знай: не Тамора я вовсе;
      Враг Тамора тебе, а я - твой друг.
      Я - Месть и послана подземным царством,
      Чтоб коршун дум, терзающий тебя,
      Насытился возмездьем над врагами.
      Сойди, приветствуй нас на этом свете.
      Поговорим о смерти и убийстве.
      Вертепа нет, ни потаенных мест,
      Тьмы непроглядной, ни долины мглистой,
      Где б подлое насилье иль убийство
      Укрылись в страхе: я настигну их
      И страшное шепну им в уши имя,
      Обидчиков дрожать принудив: Месть.
      Тит
      Ты - Месть? И послана ко мне затем,
      Чтоб стать для недругов моих мученьем?
      Тамора
      Я - Месть; сойди приветствовать меня.
      Тит
      Но услужи мне прежде, чем сойду.
      Ведь здесь с тобой Насилье и Убийство:
      Так докажи на деле, что ты - Месть;
      Убей их, раздави под колесницей
      И я приду, и буду править ею,
      И понесусь вокруг земли с тобою.
      Достань двух черных, словно смоль, коней,
      Чтоб мчать карающую колесницу,
      Накрыть убийц в преступных их вертепах.
      Когда же головами их она
      Наполнится, сойду и у колес
      Бежать весь день, как скороход, я буду.
      С восхода над землей Гипериона
      Вплоть до заката за морем его.
      Я день за днем труд тяжкий понесу
      Лишь уничтожь Насилье и Убийство.
      Тамора
      Они - помощники; пришли со мною.
      Тит
      Твои помощники? Как их зовут?
      Тамора
      Насилье и Убийство; так зовутся
      За то, что мстят творящим это зло.
      Тит
      Как Таморы сынов напоминают,
      Вы ж - Тамору! Но мы, земные люди,
      Безумны, жалки, и наш глаз неверен.
      О сладостная Месть, иду к тебе!
      И коль одной руки тебе довольно,
      Я тотчас же обнять тебя сойду.
      (Уходит наверху.)
      Тамора
      Его безумью сговор этот впору.
      Чем мозг его больной я ни потешу,
      Вы поддержать меня должны речами:
      Теперь меня считает Местью он.
      В безумной мысли той его уверив,
      Уговорю за Люцием послать
      И, задержав на пиршестве его,
      Изобрету я хитрую уловку,
      Чтоб готов легковерных разогнать
      Иль сделать их хотя б его врагами.
      Вот он идет, я роль должна играть.
      Входит внизу Тит.
      Тит
      Я долго был из-за тебя несчастен.
      Добро пожаловать в мой скорбный дом,
      О Фурия, Насилье и Убийство.
      Не Тамору ль я вижу с сыновьями?
      Прибавьте мавра - сходство будет полным.
      Иль не нашлось в аду такого беса?
      Прекрасно знаю я, - императрица
      Без мавра не выходит никогда,
      И, чтобы правильно ее представить,
      Вам дьявола бы надо привести.
      Но все ж пожалуйте. Что будем делать?
      Тамора
      Чего хотел бы ты от нас, Андроник?
      Деметрий
      Дай мне убийцу, - я расправлюсь с ним.
      Хирон
      Дай подлеца, свершившего насилье,
      Я послан, чтобы отомстить ему.
      Тамора
      Дай тысячу обидчиков своих,
      И за тебя я отомщу им всем.
      Тит
      Ищи среди преступных улиц Рима
      И, увидав подобного себе,
      Рази его, Убийство: он - убийца.
      Ступай и ты и, если в свой черед
      Увидишь сходство в ком-нибудь с собою,
      Рази его, Насилье: он - насильник.
      Ступай и ты: при цезарском дворе
      Царица есть в сопровожденье мавра;
      Узнать ее ты можешь по себе:
      Вся с головы до ног с тобою схожа.
      Прошу тебя, дай лютую им смерть,
      Они ко мне и близким люты были.
      Тамора
      Ты хорошо нас научил, - исполним,
      Но будь так добр, Андроник, и пошли
      За храбрым сыном, Люцием, идущим
      С воинственными готами на Рим.
      Проси его на пир в твой дом явиться:
      Когда придет на празднество твое,
      Сюда я приведу императрицу,
      И цезаря, и всех твоих врагов;
      Пусть на коленях молят о пощаде;
      На них ты сердце отведешь свое.
      Что скажешь ты на эту мысль, Андроник?
      Тит
      Марк, брат мой! Тит тебя зовет несчастный.
      Входит Марк.
      Марк, к Люцию, племяннику, ступай;
      Ты должен разыскать его у готов.
      Проси прийти ко мне и привести
      Кого-нибудь из самых знатных готов;
      Проси оставить в лагере войска.
      Скажи - императрица, как и цезарь,
      Со мной пируют; должен быть и он.
      Исполни все, и он пусть все исполнит,
      Жизнь престарелого отца ценя.
      Марк
      Исполню все и возвращусь немедля,
      (Уходит.)
      Тамора
      Теперь отправлюсь по твоим делам
      И уведу помощников с собою.
      Тит
      Оставь со мной Насилье и Убийство:
      Иначе брата я верну назад,
      Соединясь лишь с Люцием для мести.
      Тамора
      (тихо, сыновьям)
      Что скажете? Хотите с ним остаться,
      Пока я к императору схожу,
      Чтоб рассказать, как удалась мне шутка?
      Его причудам потакайте, льстите,
      Беседуйте, пока я не вернусь.
      Тит
      (в сторону)
      Я знаю их, хоть им кажусь безумцем.
      В их собственные сети всех поймаю,
      И матку и проклятых адских псов.
      Деметрий
      Ступай же, матушка, оставь нас здесь.
      Тамора
      Прощай, Андроник. Месть идет, чтоб сети
      Расставить для врагов твоих на свете.
      Тит
      Я знаю, сладостная Месть, прощай.
      Тамора уходит.
      Хирон
      Скажи, старик, что ты готовишь нам?
      Тит
      Довольно дела у меня найдется.
      Кай, Валентин, сюда идите! Публий!
      Входят Публий и другие.
      Публий
      Чего же хочешь ты?
      Тит
      Кто эти двое?
      Публий
      Деметрий и Хирон, два наших принца.
      Тит
      Стыдись, стыдись! Жестоко ты ошибся.
      Убийством и Насильем их зовут.
      А потому вяжи их, милый Публий.
      Кай, Валентин, их за руки хватайте.
      О, как давно я ждал такого часа,
      И вот - дождался; так скрутите крепче
      И рты заткните, лишь начнут кричать.
      (Уходит.)
      Публий и другие хватают Деметрия и Хирона.
      Хирон
      Не сметь! Мы сыновья императрицы.
      Публий
      Мы потому приказ и выполняем.
      Заткните рты им, пусть они умолкнут.
      Надежно связаны? Вяжите крепче.
      Входят Тит и Лавиния; он несет нож, она - таз.
      Тит
      Смотри, Лавиния, врагов связали.
      Заткните рты им, пусть они молчат
      И страшные слова мои услышат.
      О подлые Деметрий и Хирон,
      Источник этот загрязнили вы,
      С зимой своей ее смесили лето;
      Убили мужа и за грех тот подлый
      Ее двух братьев на смерть обрекли;
      Мне руку отрубили для забавы;
      Язык и обе руки, то, что рук
      И языка дороже, - непорочность,
      Насильем отняли вы у нее.
      Что вы сказали б, разреши я вам?
      Стыд помешал бы вам просить пощады.
      Так слушайте, как стану вас пытать:
      Рукой оставшейся я вас зарежу,
      Лавиния же таз меж двух обрубков
      Возьмет, чтоб кровь преступную собрать
      Со мной пирует ваша мать и Местью
      Себя зовет, безумцем мнит меня.
      Так вот, я в порошок сотру вам кости,
      Из них и крови тесто приготовлю.
      Из теста сделаю два пирога
      Два гроба для голов презренных ваших,
      И вашу мать, бессовестную шлюху,
      На славу угощу: пусть, как земля,
      Она пожрет свое же порожденье.
      Вот пир, к которому я звал ее,
      Вот блюдо, что должно ее насытить.
      Лютей, чем к Филомеле, к дочке были,
      Лютей, чем Прокна, буду отомщен.
      Подставьте глотки. - Подойди, Лавиния.
      (Перерезает горло Деметрию и Хирону.)
      Кровь собери. Когда ж они умрут,
      Я в мелкий порошок сотру их кости
      И с этой скверной жидкостью смешаю,
      Чтоб головы их в тесте том запечь.
      Иди, иди, готовить помоги;
      Пир более жестокий и кровавый
      Хочу устроить я, чем пир кентавров.
      Тащите их; как повар, постараюсь
      К приходу матери сготовить их.
      Уходят, унося трупы.
      СЦЕНА 3
      Двор в доме Тита. Накрыты столы.
      Входят Люций, Марк и готы с пленным Ароном.
      Люций
      Когда отца в том воля, дядя Марк,
      Чтоб в Рим вернуться мне, я повинуюсь.
      Первый гот
      И мы с тобой, что б ни судил нам рок.
      Люций
      Запри злодея-мавра, добрый дядя,
      Он хищный тигр, проклятый дьявол он,
      Держи в цепях и пищи не давай,
      Пока пред Таморой он не предстанет.
      Чтоб обличить ее в поступках грязных;
      И укрепи засаду из друзей:
      Боюсь, недоброе задумал цезарь.
      Арон
      Мне на ухо проклятья шепчет дьявол
      И побуждает мой язык излить
      Яд злобы, переполнившей мне сердце!
      Люций
      Прочь, пес безжалостный, проклятый раб!
      Друзья, вы с дядей уведите мавра.
      Готы с Ароном уходят.
      Трубы за сценой.
      Что цезарь близко, трубы возвещают.
      Входят Сатурнин и Тамора, Эмилий, трибуны, сенаторы
      и другие.
      Сатурнин
      Как! Разве не одно на небе солнце?
      Люций
      Что проку, если солнцем назовешься?
      Марк
      Прошу обоих - бросьте пререканья
      И мирно разрешите этот спор.
      Готово к пиру все; заботой Тита
      Достойной целью он имеет мир,
      Любовь, содружество и благо Рима;
      Прошу приблизиться, занять места.
      Сатурнин
      Охотно, Марк.
      Гобои.
      Все садятся за стол.
      Входит Тит, одетый поваром, и ставит блюда на стол;
      за ним Лавиния, под покрывалом, Люций Младший и другие.
      Тит
      Привет тебе с супругой грозной, цезарь;
      Привет вам, готы; Люцию - привет;
      Привет вам всем. Хоть скромен стол, - желудки
      Наполнит вам; отведать вас прошу.
      Сатурнин
      Зачем ты нарядился так, Андроник?
      Тит
      Хотел увериться, что угостят
      Как должно цезаря с императрицей.
      Тамора
      Андроник, мы признательны тебе.
      Тит
      Да, были б, если б знали это сердце.
      Но вот что ты реши мне, государь:
      Виргиний пылкий хорошо ли сделал,
      Дочь умертвив своей рукой за то,
      Что чести и невинности лишилась?
      Сатурнин
      Да, хорошо, Андроник.
      Тит
      Твой довод, государь?
      Сатурнин
      Не подобало жить ей, честь утратив,
      И вечно скорбь отца возобновлять.
      Тит
      Да, довод основательный и веский,
      Пример, живое указанье мне:
      Несчастный, так же поступить я должен.
      Умри, Лавиния, и стыд с тобою!
      А со стыдом и скорбь отца умри!
      (Убивает Лавинию.)
      Сатурнин
      Что сделал ты, чудовищный злодей?
      Тит
      Убил ее; я слеп от слез о ней.
      Несчастен так же я, как был Виргиний,
      И более причин имел, чем он,
      Свершить жестокость эту я. Свершилось!
      Сатурнин
      Но кем же обесчещена она?
      Тит
      Откушай: угощение на славу.
      Тамора
      Как мог убить ты? Это дочь твоя!
      Тит
      Убил Хирон, Деметрий, а не я:
      Лишили чести, отрубили руки;
      Они, они ей причинили муки.
      Сатурнин
      Чтоб тотчас же сюда их привели!
      Тит
      Их в этом пироге мы запекли,
      Которым лакомилась мать родная,
      Плоть, вскормленную ею, поедая;
      Порукой в этом - острие ножа.
      (Убивает Тамару.)
      Сатурнин
      Умри, несчастный, за свой грех проклятый!
      (Убивает Тита.)
      Люций
      Помирится ли сын с такой утратой?
      За плату - плата: смерть прими, проклятый!
      (Убивает Сатурнина.)
      Все в смятении. Люций, Марк и другие поднимаются наверх.
      Марк
      Вы, скорбные, народ и дети Рима,
      Разъятые враждой, как стая птиц,
      Рассеянная вихрями и бурей,
      О, дайте научить вас, как собрать
      В единый сноп разбитые колосья
      И в плоть одну разрозненные члены,
      Чтоб сам себе не стал отравой Рим
      И он, пред кем склоняются держаны,
      В отчаянье, как жалкий отщепенец,
      Постыдно не покончил сам с собой.
      Но, если иней старости, морщины
      Свидетельство об опыте нелживом,
      Не убедят вас выслушать меня,
      (Люцию)
      Друг Рима, говори. Как встарь наш предок,
      Когда торжественно повествовал
      Дидоне скорбной и больной любовью
      О ночи мрачной, пламенной, когда
      Лукавый грек взял Трою у Приама,
      Скажи, какой Синон нас обольстил,
      Кто ввез машину, нашей Трое - Риму
      Гражданскую тем рану нанеся.
      Не камень сердце у меня, не сталь;
      Заговорю ль о горьких наших бедах,
      Потоки слез затопят красноречье,
      Прервав правдивый мой рассказ в тот миг,
      Когда он должен захватить вниманье
      И вызвать сострадание у вас.
      Вот вождь, за ним рассказ: от слов его
      В вас сердце содрогнется и заноет.
      Люций
      Итак, друзья, да будет вам известно:
      Проклятые Деметрий и Хирон
      Вот кто зарезал цезарева брата,
      Кто нашу изнасиловал сестру.
      За их вину казнили наших братьев,
      Презрев отца их слезы и лишив
      Руки, сражавшейся за Рим достойно,
      Его врагов в могилу отправлявшей.
      И, наконец, и сам я изгнан был.
      За мной ворота затворились; плача,
      Пошел просить о помощи врагов.
      В моих слезах вражда их потонула,
      Объятья их раскрылись для меня.
      Отверженный, да будет вам известно,
      Я охранял ценою крови Рим
      И меч врага от Рима отводил,
      Сталь направляя в грудь свою отважно.
      Вы знаете, я хвастать не люблю;
      Мои рубцы порукой в том, хоть немы,
      Что мой рассказ и точен и правдив.
      Довольно! Слишком я и так отвлекся