Сдается мне, что нечто в этом роде
      Уладит дело?
      Хирон
      Если б сладить с ним!
      Деметрий
      (Арону)
      Попал ты в цель.
      Арон
      Попасть бы так и вам,
      Чтоб не шумели вы по пустякам.
      Послушайте, иль глупы вы настолько,
      Чтоб ссориться? Вам мало, если вместе
      Вам повезет?
      Хирон
      Не мне.
      Деметрий
      Ни мне, будь я один из двух.
      Арон
      Сдружитесь в том, из-за чего вы в ссоре.
      Помогут хитрость и уменье вам
      Желанным овладеть; итак, решайтесь:
      Чего достичь не в силах, как хотели б,
      Как можете, исполнить то должны.
      Лукреция была не чище, верьте,
      Лавинии, подруги Бассиана.
      Скорейший путь, чем долгое томленье,
      Должны избрать мы; я нашел тропу.
      Готовится парадная охота;
      Там соберутся римлянки, друзья.
      Лесные чащи глубоки, обширны,
      И много там пустынных уголков,
      Природой созданных для злодеяний;
      Туда сманите лакомую лань,
      С ней справьтесь силой, если не словами.
      Лишь этот путь надежду подает.
      Императрице, чей священный разум
      Бесчестию и мести посвящен,
      Откроем мы намерения наши;
      Ее совет отточит нам оружье;
      Он не допустит ссоры между вами,
      На высоту желаний вознесет.
      Двор Цезаря подобен храму Славы,
      Что полон глаз, ушей и языков.
      Леса безжалостны, дремучи, глухи;
      Кричите там, творите что хотите,
      Насытьте страсть, от взоров неба скрыты,
      Сокровищем Лавинии натешьтесь.
      Хирон
      Совет твой трусостью не отзывает.
      Деметрий
      Sit ras aut nefas, до поры, когда
      {Будет ли это законно или незаконно.}
      Найду поток, что охладит мой пыл,
      И чары, что утихомирят страсти.
      Per Styge, per manes vehor.
      {Я несусь через Стикс и царство мертвых.}
      Уходят.
      СЦЕНА 2
      Лес близ Рима.
      Слышны рога и собачий лай.
      Входят Тит Андроник с охотниками, Марк, Люций, Квинт
      и Марций.
      Тит
      Охота началась, сияет утро.
      Поля благоухают, зелен лес.
      Спустите псов, и пусть их лай разбудит
      И цезаря с супругою и принца;
      И пусть звенит охотничий призыв,
      Весь двор наполнив многозвучным эхом.
      Вы, сыновья, себе поставьте долгом,
      Как мы, особе цезаря служить.
      Мой сон был неспокоен нынче ночью,
      Но вновь дохнул отрадою рассвет.
      Собаки лают, рога звенят.
      Входят Сатурнин, Тамора, Бассиан, Лавиния, Деметрий,
      Хирон и свита.
      Дней добрых много, государь, желаю,
      И столько ж их, императрица, вам!
      Я обещал вам славную охоту.
      Сатурнин
      Да, звучно вы трубили, господа,
      Но рановато все ж для новобрачных.
      Бассиан
      Лавиния, что скажешь ты?
      Лавиния
      О нет,
      Уж два часа прошло, как я проснулась.
      Сатурнин
      Идемте же; коней и колесницы
      Подайте нам.
      (Таморе.)
      Ты римскую охоту
      Увидишь, государыня.
      Марк
      Затравят
      Сильнейшую пантеру псы мои,
      На высочайшую из гор взберутся.
      Тит
      За зверем вслед погонится мой конь
      И ласточкой над долом пронесется.
      Деметрий
      (тихо, Хирону)
      Надеемся без псов и без коней
      Мы лакомую лань загнать верней.
      Уходит.
      СЦЕНА 3
      Пустынная часть леса.
      Входит Арон с мешком золота.
      Арон
      Разумный муж сочтет меня безумцем
      За то, что столько золота я прячу
      Под деревом, чтоб не владеть им больше.
      Пусть знает тот, кто обо мне так мыслит,
      Что это золото перекуется
      В жестокий замысел, который будет
      Искусно выполнен и породит
      Поистине прекраснейшую подлость.
      (Зарывает золото в землю.)
      Покойся, чтоб у тех покой отнять,
      Кто дар императрицы должен взять.
      Входит Тамора.
      Тамора
      Арон мой милый, что печален ты,
      Когда все похваляется, ликуя?
      На каждой ветке птицы распевают;
      Змея на солнышке, свернувшись, спит;
      Под свежим ветерком листва трепещет.
      Бросая пятнами на землю тень.
      Под сенью сладостной, Арон, присядем
      И, между тем как эхо дразнит псов,
      На звук рогов крикливо отзываясь,
      Как будто две охоты слышны разом,
      Сидеть мы будем, слушая их лай.
      Вслед за борьбой, какою, полагаем,
      С Дидоной тешился скиталец-принц,
      Когда, застигнутых грозой счастливой,
      Пещера скрытная их приютила,
      В объятиях друг друга сплетены,
      Сном золотым забудемся, натешась,
      Меж тем как лай, рога и пенье птиц
      Нам будут колыбельной песней няньки,
      Баюкающей сонное дитя.
      Арон
      Тобою, Тамора, Венера правит
      В твоих желаньях; мной в моих - Сатурн.
      Что означает взор мой омертвевший,
      Задумчивая мрачность и молчанье,
      Моих волос развившиеся кольца,
      Так змей коварный распускает кольца,
      К смертельному готовясь нападенью?
      Нет, Тамора, то не Венеры знаки;
      Месть в этом сердце, смерть в моей руке,
      Кровь и отмщенье мне стучат в виски.
      Души моей владычица, в которой
      Заключено все небо для нее,
      День роковой настал для Бассиана;
      Отнимется язык у Филомелы;
      Похитив честь ее, сыны твои
      Омоют руки кровью Бассиана.
      Вот здесь письмо, - прошу тебя, возьми
      И цезарю отдай фатальный свиток.
      Не спрашивай, - за нами наблюдают:
      Сюда идет добычи нашей часть,
      О гибели своей не помышляя.
      Тамора
      Мой милый мавр, ты жизни мне милее!
      Арон
      Довольно, Тамора, вот Бассиан.
      Будь резкой с ним; я сыновей сыщу,
      Чтоб поддержать тебя во всяком споре.
      (Уходит.)
      Входят Бассиан и Лавиния.
      Бассиан
      Кто это здесь? Императрица Рима,
      Без свиты, подобающей по сану?
      Иль то Диана (весь наряд - ее!)
      Покинула священные дубравы,
      Чтоб на охоту смертных посмотреть?
      Тамора
      Хулитель дерзостный поступков наших!
      Имей я власть, присущую Диане,
      Твой лоб рогами тут же б увенчался,
      Как с Актеоном было то, - и псы
      На тело превращенное твое
      Набросились бы, мерзостный невежа!
      Лавиния
      Сдается, милая императрица,
      Что ты умеешь наделять рогами,
      И с мавром ты затем уединилась,
      Чтоб в этом опыт с ним произвести:
      Храни Юпитер цезаря от псов!
      Жаль, если за оленя будет принят.
      Бассиан
      Твой черный киммериец, королева,
      Поверь мне, запятнает честь твою
      Позорным, грязным, гнусным цветом тела.
      Зачем бы удалилась ты от свиты,
      Со снежно-белого сойдя коня,
      И забрела в глухое это место
      В сопровожденье мавра-дикаря,
      Коль не была б влекома низкой страстью?
      Лавиния
      За то, что помешал твоей утехе,
      Супруг мой славный в дерзости тобою
      Был обвинен. - Уйдем, и пусть любовью,
      Как ворон черной, тешится она,
      Ложбина эта отвечает цели.
      Бассиан
      Узнать об этом должен брат мой, цезарь.
      Лавиния
      Проступка знак уже давно он носит.
      Наш добрый цезарь, - как обманут он!
      Тамора
      Ужель терпенья хватит все снести?
      Входят Деметрий и Хирон.
      Деметрий
      В чем дело, матушка и королева?
      Ты так бледна! Скажи нам, что с тобою?
      Тамора
      Бледна я, думаете, без причины?
      Вот эти двое завлекли меня
      В бесплодную, проклятую ложбину!
      Деревья даже летом здесь мертвы,
      Их душат мох и злобная омела;
      Здесь солнца нет, и водятся здесь только
      Сова ночная да зловещий ворон.
      И, показав мне этот гнусный ров,
      Они сказали, что глухою ночью
      Здесь тысячи злых духов, змей шипящих,
      Раздутых жаб и тысячи ежей
      Такой нестройный, страшный крик поднимут,
      Что каждый смертный, услыхав его,
      Сойдет с ума вдруг иль умрет внезапно.
      Едва окончив адский свой рассказ,
      Здесь привязать меня они грозили
      К стволу грозящего бедою тиса
      И жалкой этой гибели предать.
      Меня прелюбодейкой грязной звали,
      Распутной готкой, всяким бранным слоном,
      Какое уху слышать доводилось,
      И, если б чудом не явились вы,
      Они свершили б надо мной расправу.
      Отмстите, если любите вы мать.
      Иль впредь детьми моими не зовитесь.
      Деметрий
      Вот доказательство, что я твой сын.
      (Поражает Бассиана.)
      Хирон
      И я ударом силу покажу.
      (Также поражает Бассиана, который умирает.)
      Лавиния
      Семирамида! Нет, тебе пристало
      Лишь варварское имя, что ты носишь!
      Тамора
      Дай мне кинжал: отплатит ваша мать
      Своей рукою за свою обиду.
      Деметрий
      Стой, государыня: ей мало смерти:
      Хлеб смолоти, потом солому жги.
      Красотка чистотой горда своею
      И верностью супружеской и ею
      Бросает вызов вашему величью.
      Ужели ей в могилу все забрать?
      Хирон
      Да, если так, пусть евнухом я буду!
      Давай ее супруга стащим в ров:
      Пусть труп послужит изголовьем страсти.
      Тамора
      Желанный мед вкусив, не оставляйте
      Осу живой, не то ужалит вас.
      Хирон
      Уж ты поверь, ее мы приручим.
      Идем, голубушка: мы насладимся
      Насильно чистотой, что ты блюла.
      Лавиния
      О Тамора! Ты женщина лицом...
      Тамора
      Я не желаю слушать. Прочь ее!
      Лавиния
      Друзья мои, пусть даст сказать хоть слово.
      Деметрий
      Позволь ей, матушка, и торжествуй
      При виде слез ее; но сердце им
      Пусть, как кремень дождю, не поддается.
      Лавиния
      Иль учат мать тигрята? Не внушай
      Ей ярости, тебе внушенной ею.
      От молока ее окаменел ты:
      Жестокость ты с младенчества всосал.
      Но не всегда же сын на мать походит!
      (Хирону.)
      Проси; пусть женскую проявит жалость.
      Хирон
      Как! Доказать, что сын я незаконный?
      Лавиния
      Ты прав: дрозда не высидит ворона
      Но я слыхала, - если б это сбылось!
      Что, тронут жалостью, позволил лев
      Себе обрезать царственные когти.
      Вороны кормят брошенных детей,
      Птенцов голодных оставляя в гнездах.
      О, будь ко мне, хоть сердцу вопреки,
      Не столь добра, но только милосердна.
      Тамора
      Я этих слов не понимаю. Прочь!
      Лавиния
      Дай научить тебя. Во имя Тита
      Тебе ведь жизнь он дал, хоть мог убить!
      Не будь жестокосердной и глухою.
      Тамора
      Не будь тобой оскорблена и даже,
      Из-за него тебя не пощажу.
      (Сыновьям.)
      Вы помните, как слезы я лила,
      Чтоб в жертву брат ваш не был принесен,
      Свирепый же Андроник не смягчился.
      Возьмите, тешьтесь ею как хотите:
      Чем хуже ей, тем вы милее мне.
      Лавиния
      О Тамора, будь доброй королевой,
      Своей рукой ты здесь меня убей!
      Молила я так долго не о жизни:
      Со смертью Бассиана я мертва.
      Тамора
      О чем ты молишь, глупая, оставь.
      Лавиния
      О смерти здесь, немедля, и о том,
      Что женский мой язык сказать не смеет,
      Избавь меня от худшего, чем смерть,
      От похоти их мерзкой. Брось меня
      В глубокую, ужаснейшую яму,
      Где трупа не увидит глаз людской.
      Убей, но будь убийцей милосердной.
      Тамора
      Лишить награды милых сыновей?
      Нет, пусть насытят страсть красой твоей.
      Деметрий
      Вперед! И так ты здесь нас задержала.
      Лавиния
      Ни жалости? Ни женственности? Зверь!
      Позор и враг ты имени всех женщин!
      Да поразит...
      Хирон
      Нет, рот тебе заткну я. - Брат, скорей
      Тащи-ка в ров сюда ее супруга.
      Здесь спрятать труп его велел Арон.
      Деметрий бросает тело Бассиана в ров, после чего Деметрий и
      Хирон уходят, уводя силой Лавинию.
      Тамора
      Счастливый путь! Вы с нею обручитесь.
      И пусть веселья сердцем не вкушу,
      Пока с Андрониками не покончу.
      Теперь пойду за милым мавром я.
      Пусть эту тварь бесчестят сыновья.
      (Уходит.)
      Входят Арон с Квинтом и Марцием.
      Арон
      Сюда, друзья мои, прибавьте шагу:
      Сейчас я приведу вас к страшной яме,
      Где спящую пантеру подстерег.
      Квинт
      В глазах темнеет; это неспроста.
      Марций
      И у меня. Когда б не стыдно было,
      Я бросил бы охоту и заснул.
      (Падает в яму.)
      Квинт
      Как, ты упал? Предательская яма,
      Прикрытая терновником лесным!
      На листьях - крови капли незасохшей,
      Свежей росы поутру на цветах!
      Зловещим кажется мне это место.
      Брат, при паденье ты не пострадал?
      Марций
      От зрелища ужасного страдаю:
      Изноет сердце, глядя на него!
      Арон
      (в сторону)
      Теперь я государя приведу:
      Найдя их здесь, сочтет он вероятным,
      Что брат его был ими умерщвлен.
      (Уходит.)
      Марций
      Что ж не ободришь, не поможешь выйти
      Из окровавленной проклятой ямы?
      Квинт
      Я поражен необычайным страхом.
      Дрожу, холодным потом весь облит,
      И сердце чует больше, чем я вижу.
      Марций
      Чтоб убедиться, что ты чуешь правду,
      С Ароном вместе в яму посмотри,
      И ты увидишь ужас - кровь и смерть!
      Квинт
      Арон ушел, а состраданье в сердце
      Не позволяет глазу видеть то,
      В предчувствии чего оно трепещет.
      Скажи, что там? Досель я не боялся
      По-детски так, не зная сам чего.
      Марций
      Принц Бассиан окровавленной тушей
      Лежит здесь, как зарезанный ягненок,
      В проклятой, черной, полной крови яме.
      Квинт
      Но в темноте как ты узнал его?
      Марций
      На пальце окровавленном надет,
      Бесценный перстень яму освещает;
      Подобно факелу в гробнице, он
      Землистые ланиты мертвеца
      И недра взрытой ямы озаряет.
      Так свет луны Пирама озарял,
      Когда лежал он, весь в крови девичьей.
      Брат, помоги рукою ослабевшей,
      Коль ты от страха ослабел, как я.
      Подняться из прожорливой трущобы,
      Как устье мглистое Коцита, мерзкой,
      Квинт
      Дай руку мне, тебе я помогу;
      Иль, если сил не хватит это сделать,
      Я провалюсь в разверстую утробу
      Той ямы, где схоронен Бассиан.
      Я вытащить тебя наверх не в силах.
      Марций
      А я не в силах выйти без тебя.
      Квинт
      Дай руку вновь; не выпущу ее,
      Пока тебя не вытащу наверх,
      Иль окажусь внизу, с тобою вместе.
      Ты не придешь, так я к тебе приду.
      (Падает в яму.)
      Входит Сатурнин и Арон.
      Сатурнин
      Идем, - взгляну я, что за яма эта
      И кто тут спрыгнул только что в нее.
      Скажи, кто ты, скрывающийся в черном
      Зияющем провале? Отвечай!
      Марций
      Несчастный сын Андроника, попавший
      Не в добрый час сюда, чтоб твоего
      Найти здесь брата, Бассиана, мертвым.
      Сатурнин
      Мой брат - здесь, мертвый? Шутишь ты, конечно,
      Он в домике охотничьем с женой
      На северной окраине загона
      Лишь час назад оставлен мною был.
      Марций
      Не знаем, где оставлен был живым,
      Но здесь, увы, он найден нами мертвым!
      Входят Тамора со свитой, Тит Андроник и Люций.
      Тамора
      Где цезарь, мой супруг?
      Сатурнин
      Здесь, Тамора; но страждет он смертельно.
      Тамора
      А где же брат твой, Бассиан?
      Сатурнин
      До глубины исследуешь ты рану;
      Лежит здесь бедный Бассиан, убит.
      Тамора
      (подавая письмо)
      Я опоздала с роковым письмом,
      Где этой ранней смерти план начертан.
      Дивлюсь я, сколько лютости лицо
      Скрывать умеет под улыбкой сладкой.
      Сатурнин
      (читает)
      "Коль в час удобный мы его не встретим,
      Охотник милый (речь о Бассиане),
      Ты вырой сам могилу для него;
      Ты понял нас. Ищи себе награду
      В крапиве возле корня бузины,
      Что осеняет ямы той отверстье,
      Где мы зарыть решили Бассиана.
      Исполни; в нас найдешь друзей навеки.
      О Тамора! Да слыхано ли это?
      Вот яма здесь, а вот и бузина;
      Ищите, не найдется ль и охотник,
      Который должен был убийцей стать?
      Арон
      Мой государь, вот с золотом мешок.
      Сатурнин
      (Титу)
      Твои щенки, породы кровожадной,
      Лишили жизни брата моего.
      Из ямы вытащив, в тюрьму их бросьте;
      Пусть изнывают там, пока для них
      Неслыханной не выдумаем казни.
      Тамора
      Как! В яме здесь они? Вот чудеса!
      Как быстро обнаружилось убийство!
      Тит
      Великий император, на коленях
      Молю тебя в слезах, - я редко плачу!
      Проступок адский сыновей проклятых,
      Проклятых, если б он доказан был...
      Сатурнин
      "Доказан был"! Смотри: он очевиден!
      Кто, Тамора, письмо нашел? Не ты ль?
      Тамора
      Его нашел и поднял сам Андроник.
      Тит
      Я, государь. Дай мне их на поруки.
      Гробницей предков, чтимой мной, клянусь:
      Лишь повели - и тотчас же они
      За подозренье вам заплатят жизнью.
      Сатурнин
      Ступай за мной; не дам их на поруки.
      Убитого возьмите и убийц.
      И пусть молчат - вина неоспорима.
      Найдись конец, что горше смерти будет,
      Клянусь, такой конец им уготован.
      Тамора
      Андроник, цезаря я упрошу;
      Не бойся, - сыновья не пострадают.
      Тит
      Оставь их, Люций, и пойдем со мной.
      Уходят.
      СЦЕНА 4
      Другая часть леса.
      Входят Деметрий и Хирон с обесчещенной Лавинией, у которой
      отрублены руки и отрезан язык.
      Деметрий
      Ступай, рассказывай всем, если можешь,
      Кто отнял у тебя язык и честь.
      Хирон
      Пиши, что думаешь, чего желаешь;
      Изображай с обрубками писца.
      Деметрий
      Смотри, что нацарапает значками.
      Хирон
      Спроси воды душистой вымыть руки.
      Деметрий
      Нет языка - спросить, ни рук - умыть.
      Мы предоставим ей гулять в молчанье.
      Хирон
      На месте бы ее я удавился.
      Деметрий
      Будь руки у тебя, чтоб взять веревку.
      Деметрий и Хирон уходят.
      За сценой охотничьи рога.
      Входит Марк в охотничьем костюме.
      Mapк
      Кто здесь? Племянница? И прочь бежит?
      Одно лишь слово: где же твой супруг?
      О, если сплю, все дам я, чтоб проснуться!
      Не сплю, - так пусть недобрая планета
      Сразит меня, чтоб я заснул навек!
      Скажи, чьи руки грубые так зверски
      От стана отрубили твоего
      Две ветви, сладостное украшенье,
      Под сенью чьей мечтали короли
      Забыться сном, но счастья не снискали
      Твоей любви. Но что же ты молчишь?
      Увы! Ручей горячей алой крови,
      Как водомет под ветром, то встает,
      То падает меж уст окровавленных
      Вслед за дыханьем сладостным твоим.
      Тебя Терей, знать, некий обесчестил,
      Язык отняв, чтоб выдать не могла.
      Ах, вот, стыдясь, лицо ты отвращаешь.
      О, несмотря на всю потерю крови,
      Из трех отверстий бьющей, как из труб,
      Оно зарделось, словно лик Титана,
      Когда столкнется с облаками он.
      Отвечу ль за тебя? Скажу ль - то правда?
      О, если б сердце знать твое, знать зверя.
      Чтоб душу облегчить, прокляв его!
      Как печь закрытая, немое горе
      Сжигает в пепел сердце, где живет.
      Лишь языка лишилась Филомела
      И вышила рассказ свой на холсте.
      Но у тебя возможность эту взяли,
      Хитрейшего ты встретила Терея:
      Он отрубил прекрасные персты,
      Что выткали б искусней Филомелы.
      О! Если б изверг видел эти руки
      Лилейные, когда они касались
      На лире струн, как листья трепетавших
      В восторженных и нежных поцелуях,
      О нет, он отрубить бы их не смог!
      Внимая же гармонии, творимой
      Сладчайшим языком,
      Заснуло б, выронив кинжал, как встарь
      У ног фракийского поэта Цербер.
      Пойдем со мной и ослепи отца:
      Ведь он при зрелище таком ослепнет.
      За час грозы затопятся луга,
      За годы слез что станется с глазами?
      Останься, будем вместе слезы лить,
      Когда бы стон мог горе облегчить!
      Уходят.
      АКТ III
      СЦЕНА 1
      Рим. Улица.
      Входят судьи, сенаторы и трибуны со связанными Марцием
      и Квинтом, которых ведут на казнь; Тит идет впереди, умоляя.
      Тит
      Молю, сенаторы! Трибуны, стойте!
      Из сожаленья к старику, чья жизнь
      Прошла средь войн, пока вы мирно спали;
      Во имя крови, пролитой за Рим,
      Ночей морозных, проведенных в бденье,
      И горьких этих слез, текущих ныне
      По старческим морщинам на щеках,
      Над осужденными сынами сжальтесь,
      Чьи души не испорчены, поверьте!
      О двадцати двух сыновьях не плакал,
      На ложе чести умерли они;
      Об этих же в пыли напечатлею
      Тоску сердечную и скорбь души.
      Пусть слезы жажду утолят земли;
      Кровь сыновей краснеть ее заставит.
      (Бросается на землю.)
      Судьи и другие проходят мимо него и уходят.
      Земля! Тебе я услужу дождем,
      Струящимся из этих древних ура
      Сильнее ливней юного апреля:
      Я летом знойным орошу тебя,
      Зимою снег я растоплю слезами
      И вечную весну тебе доставлю,
      Не пей лишь крови сыновей моих.
      Входит Люций с обнаженным мечом.
      О старцы благосклонные, трибуны!
      Возьмите смертный приговор назад,
      Пусть я, еще ни разу слез не ливший,
      Скажу, что ныне слезы победили.
      Люций
      Отец мой, ты взываешь здесь напрасно:
      Трибуны не услышат, все ушли,
      И скорбь свою ты поверяешь камню.
      Тит
      За братьев, Люций, дай просить твоих.
      Еще раз умоляю вас, трибуны...
      Люций
      Тебя не слышит ни один трибун.
      Тит
      Что в том? Не важно это, друг; и слыша,
      Не вняли б мне, а если бы и вняли,
      Не пожалели бы; но, хоть и тщетно,
      Я должен умолять...
      Вот почему я скорбь вверяю камням;
      Пусть отозваться на тоску не могут,
      Но лучше для меня они трибунов
      Уж тем, что не прервут моих речей.
      Когда я плачу, камни молчаливо
      Приемлют слезы, словно плачут вместе;
      И если бы их в тоги облачить,
      Трибунов равных не нашлось бы в Риме.
      О, камни - мягкий воск, трибуны тверже камней
      Безмолвен камень, зла он не творит;
      А ведь трибуны языком жестоким
      Людей на смерть способны обрекать.
      (Поднимается на ноги.)
      Но почему ты меч свой обнажил?
      Люций
      Двух братьев я хотел спасти от смерти,
      Но за попытку эту вынес суд
      Мне приговор: изгнание навеки.
      Тит
      Счастливец ты! Он услужил тебе.
      Как, глупый Люций, разве ты не видишь,
      Что Рим - пустыня, где живут лишь тигры?
      Нужна добыча им; но в Риме нет
      Для них добычи, кроме нас: как счастлив
      Ты, изгнанный от хищников навек!
      Но кто идет к нам вместе с братом Марком?
      Входят Марк и Лавиния.
      Марк
      Твои глаза готовы ль плакать, Тит,
      Иль сердце благородное - разбиться?
      Смертельную тебе несу я муку.
      Тит
      Коль смерть она мне даст, приму ее!
      Марк
      Вот это дочь твоя была.
      Тит
      И есть.
      Люций
      Убит я тем, что вижу!
      Тит
      Встань, мальчик малодушный, и смотри.
      О дочь моя! Лавиния! Скажи нам,
      Скажи нам, чья проклятая рука
      Тебя свирепо сделала безрукой?
      Глупец! Он воду в море подливал,
      Он поджигал пылающую Трою!
      Достигла скорбь предела: ты пришла
      Она, как Нил, из берегов выходит.
      Где меч мой? Руки отрублю себе
      За то, что Рим напрасно защищали;
      Питая жизнь мою, вскормили скорбь,
      С мольбою безуспешной простирались
      И бесполезно послужили мне.
      Одной лишь, требую от них услуги:
      Чтоб мне одна другую отрубила.
      Дочь, хорошо, что у тебя нет рук:
      На службе Риму руки не нужны нам.
      Люций
      Прекрасная сестра моя, скажи нам:
      Кто страшное нанес тебе увечье?
      Марк
      Орудье усладительное мыслей,
      Им выраженных с вялым красноречьом,
      Из клетки ныне вырвано прелестной,
      Где сладкогласной птицей распевало
      И сладкозвучьем нам пленяло слух.
      Люций
      Сам за нее ответь: чье это дело?
      Марк
      Такой я повстречал ее в лесу,
      Где в поисках убежища блуждала
      Она, как насмерть раненная лань.
      Тит
      О лань моя! Тот, кто ее изранил,
      Меня сильней, чем смертью, поразил.
      И я тому подобен, кто с утеса,
      Пустыней моря окружен, следит
      За нарастающим в волнах прибоем
      И ждет, чтоб он его коварным валом
      В своих соленых недрах поглотил.
      Здесь сыновья мои прошли на казнь;
      Вот здесь стоит мой третий сын, изгнанник;
      Здесь брат мой плачет над моей бедою.
      Но всех больнее дочь мне душу ранит,
      Дочь милая, милей моей души,
      Явись ты мне такой в изображенье,
      Я б обезумел; что же делать мне,
      Когда тебя такой во плоти вижу?
      Рук лишена, чтоб слезы отереть,
      И языка, чтоб мне назвать злодея.
      Супруг твой умер; братьев, обвиненных
      В его убийстве, нет уже в живых.
      Смотри-ка, Марк, ax, Люций, посмотри:
      Лишь братьев назвал, выступили слезы
      Росой медовой на ее лице,
      Как на завядшей сорванной лилее.
      Марк
      О том ли плачет, что убит он ими,
      Иль потому, что нет вины на них?
      Тит
      Будь рада, если ими он убит:
      Закон свершил возмездие над ними.
      Нет, в деле мерзостном они невинны:
      О том сестры свидетельствует скорбь.
      Дай, поцелую, милая, тебя,
      Иль сделай знак мне, как тебя утешить.
      Не сесть ли брату Люцию и дяде,
      Тебе и мне, всем нам у водоема;
      Склонясь над ним, смотреть на щеки наши.
      Подобные лугам еще сырым
      И в пятнах ила после наводненья;
      И долго на воду смотреть, пока
      Свой чистый вкус она не потеряет,
      Соленой став от горьких наших слез?
      Иль руки отрубить, как у тебя?
      Иль, откусив нам языки свои,
      Остаток дней проклятых провести?
      Что делать нам? Пусть, языком владея,
      Замыслим мы дальнейшие несчастья,
      Чтоб в будущем все удивлялись нам.
      Люций
      Отец, не надо слез; при виде их
      Несчастная сестра моя рыдает.
      Марк
      Терпи, племянница. - Тит, вытри слезы.
      Тит
      Ах, Марк, мой Марк! Прекрасно знаю, брат:
      Платок твой слез моих впитать не может;
      Своими ты, бедняк, его смочил.
      Люций
      Лавиния, тебе я вытру щеки.
      Тит
      Смотри-ка, Марк! Я понял знак ее.
      Имей она язык, она бы брату
      Сказала то же, что и я тебе:
      Его платок, его слезами смочен,
      Ее заплаканных не вытрет щек.
      Единодушны мы среди мучений,
      Как ад - блаженству, чужды утешений!
      Входит Арон.
      Арон
      Андроник! Государь мой цезарь шлет
      Приказ свой: если сыновей ты любишь,
      Пусть Люций, Марк иль сам ты, старый Тит,
      Любой из вас, - себе отрубит руку
      И цезарю пошлет, а он за это
      Тебе вернет живыми сыновей.
      То будет выкуп их за преступленье.
      Тит
      О добрый цезарь! Милый мой Арон!
      Певал ли ворон с жаворонком сходно,
      Несущим о восходе солнца весть?
      Всем сердцем рад я государю руку
      Послать.
      Арон, ты мне ее отсечь поможешь.
      Люций
      Постой, отец мой! Доблестную руку,
      Сразившую бесчисленных врагов,
      Нельзя послать; моя в обмен послужит:
      Кровь легче в юности нам расточать;
      Так пусть моя спасает братьям жизнь.
      Марк
      Не каждая ль из ваших рук за Рим
      Кровавую секиру поднимала,
      Смерть начертав на вражеских стенах?
      За каждой есть высокие заслуги,
      Моя ж осталась праздной. Пусть послужит
      За жизнь невинных выкупом она;
      Ее сберег я для достойной цели.
      Арон
      Решайте же, чью руку отрубить,
      Не то умрут, не получив прощенья.
      Марк
      Пошлем мою.
      Люций
      Ее мы не пошлем!
      Тит
      Друзья, не будем спорить: подобает
      Засохшие растенья вырывать;
      А посему мою рубите руку.
      Люций
      Отец мой милый, если я твой сын,
      Дай мне от смерти выкупить двух братьев.
      Mapк
      Нет, в честь отца и материнской ласки
      Дай доказать мне братнюю любовь.
      Тит
      Кончайте сговор! Сохраню я руку.
      Люций
      Я принесу топор.
      Марк
      Я в ход пущу топор.
      Люций и Марк уходят.
      Тит
      Я их обоих обману; дам руку
      Тебе, Арон, но помоги своею.
      Арон