Большинство рассмотренных сонетов показывает, что последнее двустишие обладает всегда относительной самостоятельностью, являясь или отдельным самостоятельным законченным предложением, или образует составное предложение внутри более сложной структуры. Описанный выше случай редкий (см. также сонет 117). Тематическое членение этого сонета проходит по схеме членения классического сонета: теза, ее развитие, антитеза и завершение.
      Иного рода композицию структурно-синтаксических единиц наблюдаем, например, в сонете 32:
      1. If thou survive my well-contented day,
      2. When that churl Death my hones with dust shall cover,
      3. And shalt by fortune once more re-survey
      4. These poor rude lines of thy deceased lover,
      5. Compare them with the bettering of the time,
      6. And though they be outstripp'd by every pen,
      7. Reserve them for my love, not for their rhyme,
      8. Exceeded by the height of happier men.
      9. 0, then vouchsafe me but this loving thought:
      10. Had my friend's Muse grown with this growing age,
      11. A dearer birth than this his love had brought,
      12. To march in ranks of better equipage:
      13. But since he died, and poets better prove,
      14. Theirs for their style I'll read, his for his love.
      Октава этого сонета имеет сложную "многоэтажную" структуру. Первый катрен содержит придаточное предложение условия и расположенное между его членами придаточное времени, следующий катрен - это предложение, к которому относятся эти придаточные. Кроме того, между его главными членами находится еще придаточное уступительное. Между катренами наблюдается определенная симметрия, придающая им одинаковое ритмическое звучание, несмотря на существующие между ними отношения подчиненного и подчиняющего.
      Следующее предложение является сочетанием одного простого и двух сложноподчиненных предложений, связанных сочинительным союзом but с придаточным условия и причины в препозиции. Построение октавы строго логичное. Шестистишие с самого начала эмоционально окрашено (междометие, употребление глаголов в повелительном наклонении).
      Довольно редкую композиционную схему представляет октава 94-го сонета:
      1. They that have pow'r to hurt and will do none,
      2. That do not do the thing they most do show,
      3. Who, moving others, are themselves as stone,
      4. Unmoved, cold and to temptation slow,
      5. They rightly do inherit heaven's graces
      6. And husband nature's riches from expense;
      7. They are the lords and owners of their faces,
      8. Others but stewards of their excellence...
      Октаву образует сложносочиненное предложение с подчинением. В состав его входит сложноподчиненное предложение с сочинением и два простые предложения. В первом из этих составных предложений имеются три придаточных определительных предложения, связанных сочинением и относящихся к подлежащему главного предложения, которое находится в начальной позиции сонета, но потом, после перечисления всех определяющих его придаточных предложений, оно еще раз повторяется перед сказуемым. Затем следуют два простые предложения - первое из них по содержанию относится к предыдущим строкам, а следующее является второй частью противопоставления, на котором строится данная октава. Части этого противопоставления неравны по объему. В первой части в семи стихотворных строках описываются люди сдержанные, умеющие управлять своими эмоциями, вторые просто "Stewarde of their excellence". Так как первые ставятся в пример, они считаются лучшими, они и заслуживают более подробного описания.
      В. СТРУКТУРНО-СИНТАКСИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ КОМПОЗИЦИИ СОНЕТОВ ТРЕТЬЕЙ ГРУППЫ
      Сонеты, состоящие полностью из одного самостоятельного законченного предложения, выведены в третью группу. Общую структуру этих сонетов представляет следующая модель:
      МЗ:/(4+4+4+2)/
      По данной модели построено 14 сонетов. Все сонеты данной группы представляют собой сложносочиненные предложения с подчинением различной степени сложности. Относительно простую структуру имеют сонеты 7, 141. Рассмотрим сонет 7.
      1. Lo, in the orient when the gracious light
      2. Lifts up his burning head, each under eye
      3. Doth homage to his new-appearing sight,
      4. Serving with looks his sacred majesty;
      5. And having climb'd the steep-up heavenly hill,
      6. Resembling strong youth in his middle age,
      7. Yet mortal looks adore his beauty still,
      8. Attending on his golden pilgrimage;
      9. But when from highmost pitch, with weary car,
      10. Like feeble age, he reeleth from the day,
      11. The eyes, 'fore duteous, now converted are
      12. From his low tract, and look another way:
      13. So thou, thyself out-going in thy noon,
      14. Unlook'd on diest, unless thou get a son.
      Сонет этот образует сложносочиненное предложение с подчинением, состоящее из сложноподчиненного предложения с придаточным времени (строки 1, 2), двух простых предложений (строки 2, 3, 4 и 5, 6, 7, 8), сложноподчиненного предложения с придаточным времени (строки 9, 10, 11, 12) и сложноподчиненного с придаточным условия (строки 13, 14). В сонете описывается солнце, которое вызывает восторг людей, когда оно восходит и горит ярким светом, но про которое забывают, когда оно клонится к закату. То же самое ждет друга, предостерегает автор. Только потомки смогли бы навсегда сохранить его светлый облик.
      Как бы два сюжета сонета "солнце" и "люди" развиваются параллельно. В одном двустишии говорится о солнце, которое проходит свой ежедневный путь, в другом описывается восприятие этого факта людьми. Тематическое членение в пределах одного предложения, которым является данный сонет, отвечает требованиям классического сонета. Теза произведения представлена в первом катрене, развивается во втором четверостишии - первый и второй катрены связаны соединительным союзом and. С противительного союза but начинается в девятой строке составное предложение, представляющее собой антитезу к сказанному в предыдущих строках. При помощи союза so присоединяется к двенадцатистишию последнее завершающее двустишие. Уже само наличие союзов (and, but, so) в начале самых важных для тематического членения классического сонета строк (пятой, девятой, тринадцатой) говорит о том, как в данном сонете развивается тема.
      Остальные сонеты данной подгруппы, имеющие более сложную структуру, чем описанный выше сонет, разделяются на две подгруппы. В одну подгруппу входят те сонеты, в которых большинство придаточных предложений находится в препозиции, предшествуя главному предложению, образуя таким образом ретардацию, оттяжку основной идеи, как правило, к началу девятой строки сонета (см. сонеты 12, 15, 143, 29). Возьмем для анализа сонет 15.
      1. When I consider everything that grows
      2. Holds in perfection but a little moment,
      3. That this huge stage presenteth nought but shows
      4. Whereon the stars in secret influence comment;
      5. When I perceive that men as plants increase,
      6. Cheered and check'd even by the self-same sky,
      7. Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
      8. And wear their brave state out of memory;
      9. Then the conceit of this inconstant stay
      10. Sets you most rich in youth before my sight,
      11. Where wastful Time debateth with Decay,
      12. To change your day of youth to sullied night,
      13. And all in war with Time for love of you,
      14. As he takes from you, I engraft you new.
      Первые два катрена - это придаточные времени, которые относятся к предложению, состоящему из 9-й и 10-й строк. Эти придаточные связаны бессоюзной сочинительной связью. Первое придаточное по структуре сложноподчиненное предложение с сочинением, причем одно из сочиненных придаточных имеет, в свою очередь, придаточное предложение. Строки 5-8 второе придаточное времени (сложноподчиненное с одним придаточным) к главному предложению из 9, 10, 11, 12-й строк. Финальное двустишие - это сложное предложение, состоящее из одного простого и одного сложноподчиненного предложения.
      В сонете последовательно развивается идея о разрушающем, уничтожающем действии времени. Тематическое единство сонета подчеркивается структурой и лексической анафорой в первых строках первого и второго катрена и в способе связи двух катренов с последующими строками (when-when-then).
      Иную композиционную схему представляют те сонеты, в которых придаточные предложения (имеющие, в свою очередь, придаточные) располагаются после главного предложения, к которому они относятся. На первый план выходит, таким образом, главная, основная мысль сонета, которая постепенно развивается и уточняется. Возьмем для примера сонет 68:
      1. Thus is his cheek the map of days outworn,
      2. When beauty liv'd and died as flowers do now,
      3. Before these bastard signs of fair were born,
      4. Or durst inhabit on a living brow;
      5. Before the golden tresses of the dead,
      6. The right of sepulchers, were shorn away.
      7. To live a second life on second head;
      8. Ere beauty's dead fleece made another gay:
      9. In him those holy antique hours are seen,
      10. Without all ornament, itself and true,
      11. Making no summer of another's green,
      12. Robbing no old to dress his beauty new;
      13. And him as for a map doth Nature store,
      14. To show false Art what beauty was of yore.
      Данный сонет - это одно сложносочиненное предложение с подчинением, в котором сочетаются сложноподчиненное предложение с сочинением и подчинением, занимающее первые восемь строк, простое предложение, занимающее четыре строки, и сложноподчиненное предложение с одним придаточным в последнем двустишии сонета. Самую сложную структуру имеет первый компонент сонета. В первой строке сонета высказывается главная, основная для всего произведения мысль:
      Thus is his cheek the map of days outworn,
      а потом постепенно во всех придаточных предложениях времени (строки 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8) раскрывается значение слов: days outworn. Весь сонет является постепенным развитием одной тезы: друг, которого описывает автор, воплощает все лучшее, что есть в природе (1-я и 11-я строки сонета).
      Таковы основные структурно-композиционные варианты сонетов Шекспира. Для удобства анализа мы рассматривали три группы сонетов, которые выделены по различному внешнему структурно-синтаксическому признаку, т. е. по числу самостоятельных законченных предложений, составляющих каждый сонет, и в зависимости от того, на какие строки чаще всего приходится синтаксический "шов".
      Можно обобщить все выявленные в отдельных группах структурно-композиционные схемы, тем более, что некоторые из них универсальны и встречаются в различных сонетах независимо от "принадлежности" к выделенным группам.
      РЕЗЮМЕ
      Как показывает исследование, сонеты Шекспира весьма разнообразны по своей синтаксической структуре, которая по-разному соотносится со строфическим построением сонета. В зависимости от этого сонеты были разбиты на четыре группы. Внутри каждой из групп, учитывая число предложений и их объем, выделяется несколько моделей синтаксической структуры сонета. Эти модели обуславливаются целью высказывания, и эта зависимость находит отражение в определенной аранжировке синтаксических структур, служащих средством выражения содержания произведения.
      Композиционный прием - структурное обрамление (повторение сходных синтаксических структур, например в первом и третьем катренах) указывает на сходное содержание этих катренов и подкрепляет это сходство.
      Во всех рассмотренных группах сонетов встречается следующая структурно-синтаксическая композиционная схема сонета: в начале произведения дается сложная синтаксическая структура, которая несет всю нагрузку представления и развития темы сонета. Последующее предложение развивает некоторые положения, высказанные в начале произведения. Заключение сонета, представленное в последнем двустишии, укладывается в рамки еще более простой синтаксической структуры.
      В ряде сонетов композиция синтаксических структур идет по обратному пути. После простого - в синтаксическом отношении - начала произведения структура высказывания усложняется с развитием и уточнением мысли.
      В некоторых сонетах структурно-синтаксическое построение произведения создает прием ретардации. Так, например, построены те сонеты, в которых после ряда придаточных предложений времени в препозиции дается главное предложение, к которому эти придаточные относятся.
      Структурно-синтаксическая организация произведения может подкреплять тематическое членение сонета. Так, например, при строго логической организации первых двух катренов сонета сильнее ощутима эмоциональность третьего катрена, синтаксическая структура которого менее сложна.
      УИЛЬЯМ ШЕКСПИР. СОНЕТЫ
      Перевод А. Финкеля
      Автор публикуемых здесь переводов, профессор Харьковского университета Александр Моисеевич Финкель (1899-1968), был разносторонне одаренным человеком. Его перу принадлежит свыше полутораста книг и статей по вопросам общего языкознания, лингвостилистики, методики преподавания русского языка, лексикологии, грамматики, фразеологии и других лингвистических дисциплин. Он был первым советским лингвистом, написавшим книгу о языке и стиле В. И. Ленина (Харьков, 1925). В соавторстве с Н. М. Баженовым он создал вузовский учебник "Современный русский литературный язык", неоднократно переиздававшийся в СССР и за рубежом (Киев, первое издание - 1941 г., последнее - 1965), "Учебник русского языка" для средних школ, который выдержал 19 изданий (Киев, первое издание - 1930 г., последнее - 1959).
      Предметом постоянных и плодотворных научных исследований А. М. Финкеля была теория и практика художественного перевода. Его первая статья на эту тему появилась в печати в 1922 г. За ней последовали еще двадцать работ, среди которых - книга "Теория и практика перевода" (Харьков, 1929), выпущенная на Украине свыше сорока лет тому назад, но по сей день не утратившая своей ценности. В последние годы жизни А. М. Финкель работал над новой книгой, подводившей итоги его многолетних исследований. В ней он стремился выработать и обосновать объективные критерии, на основании которых должно определяться качество стихотворного перевода. Он скрупулезно сопоставлял работы многих переводчиков. Одна его статья посвящена русским переводам "Завещания" Шевченко, другая - переводам "Еврейской мелодии" Байрона, третья - переводам "Ночной песни странника" Гете, четвертая - 66-му сонету Шекспира в русских переводах.
      А. М. Финкель был не только ученым, но и поэтом, в частности одним из авторов известной книжки литературных пародий "Парнас дыбом" (первое издание - Харьков, 1925, переиздавалась трижды). Эту книжку ее создатели называли "научным весельем". И действительно, смешные стихи о Собаках, Козлах и Веверлеях были не просто забавой, но своего рода шутливой реализацией результатов научных наблюдений над особенностями индивидуального стиля некоторых русских поэтов.
      Не вызывает сомнения и органическая связь между научной деятельностью А. М. Финкеля и его творчеством как поэта-переводчика. Он переводил Байрона, Верлена, Превера, Бехера. Но лучшее, наиболее значительное, что было им создано в этой области, - переводы сонетов Шекспира, над которыми он работал до своих последних дней. Эти переводы основаны на глубоком, может быть, доступном лишь лингвисту исследовании оригинала, и представляют собой практическое воплощение тех же принципов, которые А. М. Финкель разработал и обосновал как теоретик перевода. Этим характеризуется их своеобразие, их особое место в русской шекспиристике. Современный читатель, несомненно, оценит и художественные достоинства этих стихотворений.
      Переводы сонетов 12, 55, 59, 64, 66, 76, 127, 130, 140, 152 были опубликованы в журнале "Простор", 1969, э 12, сонетов 21, 29, 32, 65 - в межвузовском сборнике "Iноземна фiлологiя", вып. 25, Львов, 1971. Остальные переводы публикуются впервые.
      Л. Г. Фризман
      Стихи о любви в новейшее время принято писать так, чтобы они казались непосредственным излиянием сердечных чувств поэта. Так, в частности, выглядят некоторые стихотворения Пушкина. Но мы знаем теперь по рукописям поэта, что на самом деле каждая фраза и даже слово - плод долгой и тщательной работы мысли и художественного чувства поэта. В еще большей степени это можно сказать о "Сонетах" Шекспира. Эти небольшие стихотворения даже не претендуют на то, чтобы казаться спонтанным, мгновенным порывом сердца. Мысль поэта в них облечена в сложную словесную ткань. Главное поэтическое средство Шекспира - метафора, развернутые сравнения. Каждый сонет развивает одну мысль, но сколько выдумки и разнообразия в том, как она выражается поэтом!
      Не только форма, но эмоциональный строй сонетов отличается изощренностью. Уже рыцарская поэзия позднего средневековья отражает сложный ритуал отношений между любящими. Поэт всегда поклоняется предмету своей страсти, выражает свои чувства в преувеличенной форме, одновременно всячески принижая себя. Весь этот ритуал поклонения даме сердца приобретает у Шекспира совершенно новый вид. Прежде всего объектом воспевания в первой большой группе служит не женщина, а прекрасный молодой человек, друг поэта (сонеты 1-126). Платоническая дружба-любовь культивировалась в эпоху Возрождения в среде гуманистов. Такое же поклонение мужской красоте и совершенству можно найти в сонетах Микеланджело. Заметим, что и С. Маршак, и автор настоящего перевода некоторые сонеты первой группы переадресовали женщине.
      Вторая группа шекспировских сонетов (127-152) посвящена женщине. Но как непохожа их героиня на дам, которых обычно воспевали сонетисты. Различие начинается с внешнего облика: возлюбленная поэта не светловолоса, далека от принятого идеала женской красоты. Главное же в том, что она не только не образец всякого духовного совершенства, но вообще аморальна. Это нарушало как моральную, так и эстетическую традицию сонетной поэзии.
      Если первая группа сонетов, посвященных другу, отражает ренессансный гуманистический идеал любви, дружбы и красоты, соответствующий духу творчества Шекспира в ранний период, то сонеты о смуглой даме родственны произведениям, отражавшим перелом и начавшийся кризис гуманизма, что получило выражение как в мрачных комедиях Шекспира ("Все хорошо, что кончается хорошо", "Мера за меру", "Троил и Крессида"), так особенно в трагедиях. В частности, напрашивается сравнение героини сонетов с главным женским образом в "Антонии и Клеопатре".
      Шекспир - наследник многовековой традиции любовной лирики; форма сонета, созданная за четыре века до него, была на все лады использована поэтами Италии, Франции, Испании, Англии, Германии. Каждый, кто брался писать сонет, изощрялся в поисках новых поворотов мысли, необычных образов, и Шекспир не составлял в этом отношении исключения. "Сонеты" Шекспира принадлежат к сложной поэзии, восприятие которой требует некоторого навыка. И это тем более так, что в русской поэзии не было своей развитой традиции сонетного творчества. Поэтому, хотя "Сонеты" в России начали переводить еще в середине прошлого века, больших удач в попытках поэтов XIX столетия не было. Без преувеличения можно сказать, что для русских читателей сонетное творчество Шекспира впервые по-настоящему открыл своими переводами С. Я. Маршак, и благодаря его мастерству русские читатели восприняли "Сонеты" Шекспира как подлинную поэзию.
      Однако при всей огромной талантливости С. Маршака, его переводы не передают в полной мере своеобразия лирики Шекспира. Индивидуальность переводчика всегда накладывает печать на его труд. Поэтому, скажем, при всей прелести стихов В. Жуковского, "Шильонский узник" в его переводе не сохраняет всех особенностей энергичной и страстной поэзии Байрона. То же происходит и с Шекспиром.
      Пьесы Шекспира существуют во многих переводах, и только прочитав два-три из числа лучших, можно составить себе представление о поэзии шекспировских драм. Это относится и к "Сонетам". Маршак не исчерпал всего богатства идей, оттенков чувств, сложности поэтических образов Шекспира. При всей поэтической ценности его переводов, другие поэты вправе предлагать свои варианты толкования шекспировской лирики.
      Публикуемые здесь переводы принадлежат перу ныне покойного харьковского языковеда Александра Финкеля, который долгие годы работал над "Сонетами" Шекспира и сделал полный их перевод, обнаруженный в оставшемся от него архиве. Эти переводы читаются, пожалуй, не так легко, как переводы Маршака, но это не следствие неумения, а неизбежный результат стремления А. Финкеля как можно полнее передать всю многосложность шекспировской лирики. Поэтическая форма в предлагаемых здесь переводах, сложные, образные построения приближаются к художественному своеобразию подлинника. Знакомство с печатаемыми здесь переводами читателю, которому недоступен подлинник, помогает узнать какие-то новые грани лирики Шекспира.
      А. Аникст
      1
      От всех творений мы потомства ждем,
      Чтоб роза красоты не увядала,
      Чтобы, налившись зрелостью, потом
      В наследниках себя бы продолжала.
      Но ты привязан к собственным глазам,
      Собой самим свое питаешь пламя,
      И там, где тук, ты голод сделал сам,
      Вредя себе своими же делами.
      Теперь еще и свеж ты и красив,
      Весны веселой вестник безмятежный.
      Но сам себя в себе похоронив,
      От скупости беднеешь, скряга нежный.
      Жалея мир, грабителем не стань
      И должную ему отдай ты дань.
      2
      Когда тебя осадят сорок зим,
      На лбу твоем траншей пророют ряд,
      Истреплется, метелями гоним,
      Твоей весны пленительный наряд.
      И если спросят: "Где веселых дней
      Сокровища и где твой юный цвет?"
      Не говори: "В глуби моих очей"
      Постыден и хвастлив такой ответ.
      Насколько больше выиграл бы ты,
      Когда б ответил: "Вот ребенок мой,
      Наследник всей отцовской красоты,
      Он счеты за меня сведет с судьбой".
      С ним в старости помолодеешь вновь,
      Согреешь остывающую кровь.
      3
      Скажи лицу, что в зеркале твоем:
      Пора ему подобное создать.
      Когда себя не повторишь ты в нем,
      Обманешь свет, лишишь блаженства мать.
      Где лоно невозделанное то,
      Что оттолкнуло б дивный этот плуг?
      Своей могилой хочешь стать за что,
      Любви своей в себе замкнувши круг?
      Ты - зеркало для матери, и ей
      Ее апрель показываешь ты.
      И сам сквозь окна старости своей
      Увидишь вновь своей весны черты.
      Но если ты живешь самим собой,
      Умрешь один - умрет и образ твой.
      4
      Зачем лишь на себя, прекрасный мот,
      Ты красоту расходуешь без счета?
      Не в дар, но в долг Природа нам дает,
      Но только щедрым все ее щедроты.
      Зачем же, скряга дивный, захватил
      Ты выданную для раздачи ссуду?
      О ростовщик! Твоих не хватит сил,
      Чтобы прожить сокровищ этих груду.
      Ведя дела всегда с самим собой,
      Себя лишаешь верного дохода.
      Но о себе ты дашь отчет какой,
      Когда уйти велит тебе Природа?
      Не пущена тобою в оборот,
      Краса твоя без пользы пропадет.
      5
      Минуты те же, что произвели
      Прелестный образ, радующий глаз,
      Красу его сметут с лица земли,
      Обезобразят все, ожесточась.
      И время неустанное ведет
      На смену лету дикость злой зимы:
      Листва спадает, вместо соков - лед,
      Краса в снегу, и всюду царство тьмы.
      И если бы не летний свежий дух
      Текучий узник в ясном хрустале
      То вся бы красота исчезла вдруг,
      И след ее пропал бы на земле.
      Зимой цветок теряет лишь наряд,
      Но сохраняет душу - аромат.
      6
      Так не давай зиме, чтобы она
      Твой сок сгубила стужею своею.
      Пока краса твоя еще сильна,
      Какой-нибудь сосуд наполни ею.
      Никто мздоимцем не сочтет тебя,
      Коль с радостью тебе лихву отвесят.
      Ты будешь счастлив, повторив себя,
      И в десять раз - коль их родится десять.
      А эти десять снова создадут
      Твой дивный лик стократно, бесконечно.
      И что же Смерть поделать сможет тут,
      Когда в потомстве жить ты будешь вечно?!
      Не будь строптивым: прелесть пожалей
      И не бери в наследники червей.
      7
      Ты посмотри: когда, лаская глаз,
      Встает светило с ложа своего,
      Все на земле поют хвалу в тот час
      Священному величию его.
      Когда ж оно небесной крутизной
      Спешит, как юность зрелая, в зенит,
      То каждый взор, пленен его красой,
      За золотым путем его следит.
      Но в час, когда оно, закончив путь,
      Расставшись с днем, свергается в закат,
      Никто не хочет на него взглянуть,
      И обращен небрежный взор назад.
      И ты, когда тебя не сменит сын,
      Свой полдень пережив, умрешь один.
      8
      Ты - музыка, но почему уныло
      Ты музыке внимаешь? И зачем
      Ты с радостью встречаешь, что не мило,
      А радостному ты не рад совсем?
      Не потому ли стройных звуков хоры
      Аккордами твой оскорбляют слух,
      Что кротко шлют они тебе укоры
      За то, что ты один поешь за двух.
      Заметь, как дружно, радостно и звонко
      Согласных струн звучит счастливый строй,
      Напоминая мать, отца, ребенка,
      В единой ноте сливших голос свой.
      Тебе поет гармонии поток:
      "Уйдешь в ничто, коль будешь одинок".
      9
      Не из боязни ль горьких слез вдовы
      Отшельничество избрано тобою?
      Но коль бездетен ты умрешь - увы!
      То станет целый мир твоей вдовою.
      И будет горько плакать он, что ты
      Подобья не оставил никакого,
      Тогда как мужа милого черты
      В чертах своих детей находят вдовы.
      Все то, что расточает в мире мот,
      Меняя место, в мир идет обратно,
      Но красота бесплодная пройдет
      И без толку погибнет безвозвратно.
      Не будет у того любви к другим,
      Кто надругался над собой самим.
      10
      Стыдись, стыдись! Уж слишком беззаботно
      И на себя глядишь ты и на свет.
      Тебя все любят - сам скажу охотно
      Но никого не любишь ты в ответ.
      К себе проникнут лютою враждою
      Против себя ты козни строишь сам,
      И не хранишь, а собственной рукою
      Ты разрушаешь свой прекрасный храм.
      О, изменись! И изменюсь я тоже.
      Неужто злу пристал такой дворец?
      Душа красой с лицом пусть будет схожа,
      И стань к себе добрее наконец.
      Меня любя, создай другого "я",
      Чтоб вечно в нем жила краса твоя.
      11
      Пусть ты поблекнешь и лишишься сил
      В своем потомстве расцветешь пышнее.
      Кровь, что в него ты в молодости влил,
      Назвать ты можешь в старости своею.
      И в этом мудрость, прелесть и расцвет.
      Вне этого безумие, дряхленье.
      Весь мир исчез бы в шесть десятков лет,
      Когда бы твоего держался мненья.
      Ненужные для будущих времен,
      Пусть погибают грубые уроды,
      Но ты судьбой столь щедро награжден,
      Что сам не смеешь быть скупей природы.
      Ты вырезан Природой как печать
      Чтоб в оттисках себя передавать.
      12
      Когда слежу я мерный ход часов,
      И вижу: день проглочен мерзкой тьмой;
      Когда гляжу на злую смерть цветов,
      На смоль кудрей, сребримых сединой;
      Когда я вижу ветви без листвы,
      Чья сень спасала в летний зной стада,
      Когда сухой щетинистой травы
      С прощальных дрог свисает борода,
      Тогда грущу я о твоей красе:
      Под гнетом дней ей тоже увядать,
      Коль прелести, цветы, красоты все
      Уходят в смерть, чтоб смене место дать.
      От времени бессильны все щиты,
      И лишь в потомстве сохранишься ты.
      13
      О, если б вечно был ты сам собой!
      Но ведь своим недолго будешь ты...
      Готовься же к кончине, друг родной,
      И передай другим свои черты.
      Твоей красе, лишь данной напрокат,
      Тогда не будет края и конца,
      Когда твои потомки воплотят
      В себе черты прекрасного лица.
      Да кто ж позволит дому рухнуть вдруг,
      Его не охранив страдой своей
      От ярости нещадных бурных вьюг,
      Сурового дыханья зимних дней?!
      Ты знал отца. Подумай же о том,
      Чтоб кто-то мог тебя назвать отцом.
      14
      Я не по звездам мыслю и сужу;
      Хотя я астрономию и знаю,
      Ни счастья, ни беды не предскажу,
      Ни засухи, ни язв, ни урожая.
      И не могу вести я счет дождям,
      Громам, ветрам, сулить счастливый жребий,
      Предсказывать удачу королям,
      Вычитывая предвещанья в небе.
      Все знания мои в твоих глазах,
      Из этих звезд я черпаю сужденье,
      Что живы Правда с Красотой в веках,
      Коль ты им дашь в потомстве продолженье.
      Иначе будет час последний твой
      Последним часом Правды с Красотой.
      15
      Когда я постигаю, что живет
      Прекрасное не более мгновенья,
      Что лишь подмостки пышный этот взлет
      И он подвластен дальних звезд внушенью;
      Когда я вижу: люди, как цветы,
      Растут, цветут, кичася юной силой,
      Затем спадают с этой высоты,
      И даже память их взята могилой,
      Тогда к тебе свой обращаю взор
      Хоть молод ты, но вижу я воочью,
      Как Смерть и Время пишут договор,
      Чтоб ясный день твой сделать мрачной ночью.
      Но с Временем борясь, моя любовь
      Тебе, мой милый, прививает новь.
      16
      Но почему бы не избрать пути
      Тебе иного для борьбы победной
      С злым временем? Оружие найти
      Вернее и надежней рифмы бедной?
      Ведь ты теперь в расцвете красоты
      И девственных садов найдешь немало,
      Тебе готовых вырастить цветы,
      Чтоб их лицо твое бы повторяло.
      И то, что кисть иль слабый карандаш