William Shakespeare Much Ado About Nothing

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дон Педро, принц Арагонский.

Дон Хуан, его побочный брат.

Клавдио, молодой знатный флорентинец.

Бенедикт, молодой знатный падуанец.

Леонато, мессинский губернатор.

Антонио, его брат.

Бальтазар, слуга дона Педро.

Борачио, Конрад — приближенные дона Хуана.

Отец Франциск, монах.

Кизил, полицейский пристав.

Булава, помощник его.

Протоколист.

Мальчик.

Геро, дочь Леонато.

Беатриче, племянница Леонато.

Маргарита, Урсула — камеристки Геро.

Гонцы, стража, свита, слуги.

1

Место действия — Мессина.

АКТ I

Перед домом Леонато.

Входят Леонато, Геро, Беатриче и гонец.

Я вижу из этого письма, что герцог Арагонский прибудет сегодня вечером к нам в Мессину.

Сейчас он уже близко: я его оставил мили за три отсюда.

Сколько же дворян потеряли вы в этом сражении?

Очень немного; а из знатных — никого.

Победа — двойная, когда победители возвращаются без потерь. В письме сообщается, что дон Педро весьма отличил молодого флорентийца по имени Клавдио.

Он вполне заслужил это, и дон Педро, упомянув о нем, лишь воздал ему должное: синьор Клавдио превзошел все, что можно было ожидать от него в его возрасте: он дрался как лев во образе агнца. Словом, он превысил все надежды настолько, что это превышает мое уменье рассказывать.

В Мессине у него есть дядя, которого эти вести очень порадуют.

Я уже вручил ему письма: он очень обрадовался им — до такой степени, что радость из стыдливости прибегла к наружным признакам горести.

Он заплакал?

Неудержимо.

Сердечный избыток сердечности! Что может быть правдивее лица, омытого подобными слезами? Насколько лучше плакать от радости, чем радоваться слезам!

А скажите, пожалуйста, синьор Фехтовальщик вернулся с войны или нет?

Я такого имени не слыхал, синьора. В нашем войске такого человека не было.

О ком это ты спрашиваешь, племянница?

Кузина имела в виду синьора Бенедикта из Падуи.

А, он вернулся; и такой же весельчак, как всегда.

Он по всей Мессине развесил объявления, вызывая Купидона на состязание в стрельбе острыми стрелами,2 а дядюшкин шут прочел вызов, расписался за Купидона и предложил состязаться тупыми стрелами. Скажите, пожалуйста, много людей он на этой войне убил и съел? То есть много ли он убил? Потому что съесть всех, кого он убьет, обещала я.

Право, племянница, ты слишком нападаешь на синьора Бенедикта; но я не сомневаюсь, что он поладит тобой.

Он очень отличился на войне, сударыня.

Верно, у вас был залежалый провиант, он помог вам с ним управиться? Он доблестный обжора, желудок у него превосходный.

Он превосходный воин, сударыня.

Да, когда с дамами; а каков-то он с кавалерами?

С кавалером он — кавалер, а с воином — воин: он полон всяких достоинств.

Прямо-таки начинен ими, как пирог; но что до качества начинки… все мы — люди смертные.

Не принимайте, сударь мой, всерьез выходок моей племянницы. Между нею и синьором Бенедиктом идет шуточная война: стоит им только сойтись, как сейчас же начинается перестрелка остротами.

Увы, он никогда не остается в выигрыше! В нашей последней стычке четыре из его пяти умственных способностей получили тяжелое увечье,3 и теперь им управлявляет одна-единственная; если у него хоть малая толика ума осталась — так хватит разве на то, чтобы отличить его от его лошади. Это единственное, что дает ему право называться paзумным существом. А кто теперь его приятель? У него ведь каждый месяц новый названый братец.

Возможно ли?

Очень даже возможно; его верность — все равно что фасон его шляп: меняется с каждой новой болванкой.

Я вижу, сударыня, что этот кавалер не записан у вас в книге почета.

Нет! Будь это так, я сожгла бы всю мою библиотеку. Но все-таки — кто же его приятель? Неужели нет какого-нибудь молодого шалопая, который готов с ним вместе отправиться хоть к самому черту?

Он чаще всего бывает в обществе благородного Клавдио.

О господи! Он пристанет к нему, как болезнь: он прилипчивее чумы, а кто им заразится, тот непременно сойдет с ума. Помоги, создатель, благородному Клавдио! Если он заразился Бенедиктом, леченье обойдется ему в тысячу фунтов.

Разрешите мне быть вашим другом, синьора.

Сделайте одолжение, милый друг.

Ну, племянница, тебе-то уж не грозит опасность сойти с ума.

Разве что в январе жара хватит.

Идет дон Педро.

Входят дон Педро, дон Хуан, Клавдио, Бенедикт и Бальтазар.

Добрейший синьор Леонато, вы сами причиняете себе беспокойство. Другие стараются избежать лишних расходов, а вы сами напрашиваетесь на них.

Беспокойство никогда не является в мой дом в лице вашего высочества. Ведь когда беспокойство исчезает — остается облегчение, а когда вы от меня уезжаете — остается огорчение, а счастье говорит: «прости».

Вы слишком охотно берете на себя заботы. — Это, вероятно, ваша дочь?

По крайней мере ее мать не раз мне это говорила.

А вы разве сомневались в этом, что спрашивали ее?

Нет, синьор Бенедикт, потому что вы тогда были еще ребенком.

Получайте, Бенедикт. Теперь ясно, чем вы стали, когда сделались мужчиной. — Но, право, ее лицо ясно говорит, кто ее отец. (К Геро.) Будьте счастливы, сударыня; вы походите лицом на достойнейшего человека.

Хотя синьор Леонато и отец ей, однако я уверен, что она за всю Мессину не согласилась бы иметь его голову на своих плечах, — как ни велико между ними сходство.

Удивляюсь, как это вам охота все время болтать, синьор Бенедикт, когда на вас никто не обращает внимания.

Как, милейшая Шпилька, вы еще живы?

Может ли Шпилька умереть, когда у нее есть такой удобный предмет для уколов, как синьор Бенедикт? Сама Любезность должна превратиться в Шпильку в вашем присутствии.

Тогда Любезность станет оборотнем. Но одно верно: в меня влюблены все дамы, за исключением вас одной. А я, хоть и от всего сердца хотел бы, чтобы мое сердце не было таким жестоким, ни одной из них не люблю.

Какое счастье для женщин! Иначе им пришлось бы терпеть убийственного поклонника. Благодарю бога и мою холодную кровь за то, что в этом я похожа на вас: для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви.

Да укрепит небо вашу милость в подобных чувствах! Это избавит немало синьоров от царапин на физиономии.

Если физиономия вроде вашей, так от царапин хуже не станет.

Ну, вам бы только попугаев обучать.4

Птица моей выучки будет лучше, чем животное, похожее на вас.

Хотел бы я, чтобы моя лошадь равнялась быстротой и неутомимостью с вашим язычком. Впрочем, продолжайте с богом; я кончил.

Вы всегда кончаете лошадиной остротой. Я это давно знаю.

Отлично, Леонато.5 — Синьор Клавдио и синьор Бенедикт, мой дорогой друг Леонато приглашает нас всех к себе. Я ему сказал, что мы пробудем здесь по меньшей мере месяц, но он выражает сердечное желание, чтобы какая-нибудь случайность задержала нас еще дольше. И я готов поклясться, что это не притворство, а чистая правда.

Если вы в этом поклянетесь, ваше высочество, то не рискуете оказаться клятвопреступником. (Дону Хуану.) Позвольте мне приветствовать и вас, ваша светлость. Раз вы примирились с вашим братом, я весь к вашим услугам.

Благодарю. Я не люблю лишних слов, но… Благодарю.

Не угодно ли вашему высочеству пройти вперед?

Вашу руку, Леонато: войдемте вместе.

Все, кроме Бенедикта и Клавдио, уходят.

Бенедикт, заметил ты дочь синьора Леонато?

Заметить не заметил, но видел ее.

Какая скромная молодая девушка!

Как вы спрашиваете меня: как честный человек — только затем, чтобы узнать мое искреннее мнение, или хотите, чтобы я ответил вам, по своему обыкновению, как признанный враг женского пола?

Нет. Прошу тебя, отвечай просто и прямо.

Что ж, по-моему, для большой похвалы она слишком мала; для высокой — слишком низка ростом; для ясной — слишком смугла. Одно могу сказать в ее пользу: будь она иной, она была бы нехороша; а такая, как есть, она мне не нравится.

Ты думаешь, что я шучу? Нет, я прошу тебя сказать искренне, как она тебе нравится.

Да что ты, купить ее, что ли, хочешь, что так о ней расспрашиваешь?

Разве может кто-нибудь в мире купить такую драгоценность?

О да, и даже найти футляр, чтобы уложить ее. Но что это ты — серьезно говоришь или так, играешь в остроумие, вроде болтунов, утверждающих, что Купидон — хороший охотник на зайцев, а Вулкан — отличный плотник?6 Скажи, в каком ключе надо тебе подпевать, чтобы попасть в тон твоей песне?

На мой взгляд, это прелестнейшая девушка, какую я когда-либо видел.

Я могу еще обходиться без очков, однако ничего такого не вижу. Вот ее сестра — не вселись в нее бес — была бы лучше ее настолько, насколько первые дни мая лучше конца декабря. Но, я надеюсь, тебе не захотелось обратиться в женатого человека? Или захотелось?

Я не поверил бы самому себе, если бы поклялся в противном, согласись только Геро стать моей женой.

Вот до чего дело дошло! Да неужели же во всем мире нет ни одного человека, который бы желал носить на голове шапку, не вызывая подозрений?7 Неужели так мне никогда и не видать шестидесятилетнего холостяка? Ну что ж, валяй! Раз ты непременно хочешь носить ярмо, подставляй шею и вздыхай напролет все воскресные дни. — Смотри, дон Педро идет сюда: должно быть, он ищет нас.

Входит дон Педро.

Какие это секреты задержали вас здесь, помешав последовать за Леонато?

Я бы хотел, чтобы ваше высочество принудили меня открыть вам все.

Повелеваю тебе именем твоей присяги на верность.

Ты слышишь, граф Клавдио? Я умею хранить тайны, как немой, — ты в этом не должен сомневаться. Но именем моей присяги на верность — слышишь, присяги на верность! — он влюблен! «В кого?» (Это спрашивает ваше высочество.) Заметьте, до чего быстр его ответ: «В маленькую Геро, дочь Леонато».

Если это действительно так, ответ правильный.

Как в старой сказке, ваше высочество: «Это не так, и не было так, и дай боже, чтобы этого не было».

Если страсть моя внезапно не исчезнет, дай боже, чтобы так оно и было.

Аминь, если вы любите ее; она вполне достойна любви.

Вы это говорите, чтобы меня поймать, ваше высочество?

Клянусь честью, я искренне высказал свои мысли.

И я, клянусь истиной, высказал свои.

А я клянусь и честью и истиной, что высказал свои.

Что я люблю ее — я это чувствую.

Что она достойна любви — я это знаю.

А вот я так не чувствую, как ее можно любить, и не знаю, достойна ли она любви. Таково мое мнение, и его из меня огнем не выжечь: готов за него на костре умереть.

Ты всегда был закоренелым еретиком в отношении прекрасного пола.

И он всегда выдерживал эту роль только благодаря силе воли.

Я очень благодарен женщине — за то, что она меня родила, и за то, что меня выкормила, тоже нижайше благодарю; но чтобы у меня на лбу играла роговая музыка или чтобы привесить мне рожок на невидимый ремешок,8 — нет, тут уж пусть женщины меня извинят. Я не желаю оскорбить своим недоверием какую-нибудь одну из них и потому не верю ни одной. Окончательный вывод тот, что меня не проведешь, и я до конца жизни останусь холостяком.

Прежде, чем умру, я еще увижу тебя побледневшим от любви.

От злости, от болезни или от голода, ваше высочество, но уж никак не от любви. Если я начну бледнеть от любви, вместо того чтобы краснеть от вина, — позволяю вам выколоть мне глаза пером плохого стихоплета и повесить меня вместо вывески над входом в публичный дом в качестве слепого Купидона.

Ну, если ты когда-нибудь отречешься от своих слов, ты будешь славной мишенью для насмешек.

Если отрекусь, повесьте меня, как кошку, в кувшине и стреляйте в меня. И кто в меня попадет, того можете хлопнуть по плечу и назвать Адамом Беллом.9

Время покажет! Говорят ведь: «И дикий бык свыкается с ярмом!»

Дикий бык — может быть; но если благоразумный Бенедикт влезет в ярмо — спилите у быка рога и нацепите мне их на голову, потом размалюйте меня и подпишите под портретом огромными буквами, как пишут: «Здесь сдается внаем хорошая лошадь», — «Здесь показывают женатого Бенедикта».

Если это случится, ты, пожалуй, станешь бодаться.

Нет. Если только Купидон не растратил в Венеции всех своих стрел,10 не миновать тебе этого потрясения.

Скорее землетрясение случится.

Время покажет. А пока что, любезнейший синьор Бенедикт, отправляйтесь к Леонато, передайте ему мой привет и скажите, что я не премину прийти к нему на ужин. Он затеял большие приготовления…

Вот такое поручение особенно охотно исполню. «А засим вручаю вас…»

«…милости божией. Писано в моем доме, если бы он был у меня…»

«…июля шестого дня. Ваш любящий друг Бенедикт».11

Нечего смеяться, нечего смеяться. Красноречие ваше заштопано лохмотьями, да и те плохо держатся на нем. Вы бы посовестились пускать в ход старые остроты. На этом я вас оставляю. (Уходит.)

Я вас прошу помочь мне, государь.

Моя любовь помочь тебе готова.

Но как? Скажи — и выучит она

Урок труднейший, чтоб тебе помочь.

Есть сын у Леонато, государь?

Наследница и дочь одна лишь — Геро.

Ее ты любишь?

О мой государь,

Когда мы шли в поход, что ныне кончен,

Я любовался ею как солдат,

Которому суровый долг мешает

Дать нежной склонности расцвесть в любовь.

Но я вернулся — бранные заботы

Меня покинули; на место их

Стеклись толпою сладкие желанья

И шепчут мне: прекрасна Геро,

Что до войны была уж мне мила.

Теперь всех слушателей, как влюбленный,

Потоком слов ты станешь донимать!

Ты любишь Геро — ну так и люби.

С ее отцом и с ней поговорю я:

Она твоею будет. Не затем ли

Ты стал плести искусный свой рассказ?

Как нежно вы врачуете любовь,

По бледности поняв ее страданья

Чтоб вы ее внезапной не сочли,

Хотел помочь я делу длинной речью.

Зачем же шире речки строить мост?

Подарок лучший — то, в чем есть потребность.

Смотри, как это просто: ты влюблен,

А я тебе лекарство предоставлю.

Сегодня ночью будет маскарад.

Я за тебя могу сойти под маской,

Скажу прекрасной Геро, что я Клавдио,

От сердца к сердцу все открою ей,

И слух ее я силой в плен возьму

И пылким приступом влюбленной речи.

Затем с ее отцом я потолкую,

И в заключение — она твоя.

Давай скорее примемся за дело.

Уходят.

СЦЕНА 2

Комната в доме Леонато.

Входят с разных сторон Леонато и Антонио.

Ну что, братец? Где же мой племянник, где твой сын? Позаботился он о музыке?

Хлопочет изо всех сил. Но послушай-ка, братец; я сейчас расскажу тебе такие новости, что тебе и во сне не снились.

А хорошие это новости?

Смотря по тому, как развернутся события; но на первый взгляд неплохие, я бы сказал даже — очень хорошие. Принц и граф Клавдио прогуливались в густой аллее у меня в саду, и один из моих слуг подслушал их разговор. Принц признавался Клавдио, что он влюблен в мою племянницу, твою дочь, и намерен открыться ей нынче вечером, во время танцев; и если получит ее согласие, то времени терять не станет, а сейчас же переговорит с тобой.

А у него есть царь в голове? У того, кто это тебе говорил?

Это малый смышленый; я пошлю за ним — расспроси его сам.

Нет-нет. Будем считать это сном, пока все не сбудется в действительности. Но дочь мою надо предупредить — на случай, если это окажется правдой. Ступай, расскажи ей это.

Входят слуги.

Вы, голубчики, знаете, что вам надо делать. (К Антонио.) Эй, дружок, сделай милость, пойдем со мной. Придется тебе проявить всю свою сноровку. Уж постарайся, голубчик, помоги мне в хлопотах.

Уходят.

СЦЕНА 3

Там же.

Входят дон Хуан и Конрад.

Что это значит, ваша светлость? Почему вы так безмерно печальны?

Причина этому превыше всякой меры; оттого и у моей печали нет границ.

Вам бы следовало послушаться доводов рассудка.

Ну, а если я их послушаюсь, какую пользу мне это принесет?

Если это и не доставит вам быстрое облегчение, то по крайней мере поможет терпеливо переносить неприятности.

Странно! Ты сам говоришь, что родился под знаком Сатурна,12 а вместе с тем пытаешься предложить мне нравственные средства против смертельного недуга. Я не умею скрывать свои чувства: когда у меня есть причина для печали, я должен быть печальным и ни на чьи шутки не улыбаться; когда я голоден, я должен есть и никого не дожидаться; когда меня ко сну клонит, должен спать, не заботясь ни о чьих делах; когда мне весело, смеяться — и никогда не подделываться под чье бы то ни было настроение.

Да, но вам не следует выказывать свой характер, пока вы не будете вполне самостоятельны. Вы так недавно восставали против вашего брата; сейчас он вернул вам свою милость, но, чтобы вам утвердиться в ней, уж вы сами должны позаботиться о хорошей погоде. Сумейте выбрать время для своей жатвы.

Я бы лучше хотел быть чертополохом у забора, чем розой в саду его милости. По моей натуре, мне приятнее терпеть общее презрение, чем притворством красть чью-нибудь любовь. Хоть и нельзя сказать, что я льстиво добродетелен, никто не станет отрицать, что я откровенный негодяй. Мне доверяют, надев намордник, и дают свободу, опутав ноги. Вот я и решил: не буду петь в клетке! Снимите с меня намордник — я буду кусаться; дайте мне свободу — я буду делать все, что хочу. Пока что дай мне быть самим собой и не старайся изменить меня.

Неужели вы не можете извлечь какой-нибудь пользы из вашего недовольства?

Я из него извлекаю всю пользу, какую могу, потому что это все, что у меня есть! Кто это идет?

Входит Борачио.

Что нового, Борачио?

Я только что с великолепного ужина. Леонато по-царски принимает вашего брата. Могу вам сообщить o предстоящей свадьбе.

Нельзя ли из этого устроить какую-нибудь каверзу? Какой дуралей хочет обручиться с заботами?

Представьте себе, правая рука вашего брата.

Кто? Очаровательный Клавдио?

Он самый.

Прекраснейший кавалер. Но на ком же? На ком? Кто прельстил его?

Представьте себе, Геро — дочь и наследница Леонато.

Быстро же он оперился! Но как ты это узнал?

Мне приказали покурить в комнатах. И вот, когда я зашел в одну непроветренную комнату, вдруг вижу идут мне навстречу принц и Клавдио под ручку и о чем-то серьезно разговаривают. Я мигом юркнул за занавеску и оттуда все слышал — как они условились, что принц посватает Геро и, получив ее согласие, вручит ее графу Клавдио.

Ого! Пойдем-ка туда. Пожалуй, тут есть на чем сорвать мою досаду. Этот юный выскочка — причина моего падения, и, если я хоть как-нибудь сумею насолить ему, я буду очень счастлив. Верны ли вы оба и беретесь ли мне помочь?

По гроб жизни, ваша светлость.

Пойдем же на их великолепный ужин. Их веселье еще увеличивается сознанием, что я побежден. О, если бы повар разделял мои чувства! Но пойдем посмотрим, что тут можно сделать.

Мы к услугам вашей светлости.

Уходят.

АКТ II

Зал в доме Леонато.

Входят Леонато, Антонио, Геро, Беатриче и другие.

А графа Хуана не было за ужином?

Я не видел его.

Какое кислое выражение лица у этого господина! Стоит на него взглянуть — и меня потом целый час изжога мучает.

Он очень меланхолического нрава.

Вот если бы взять среднее между ним и Бенедиктом, превосходный вышел бы человек: один — совсем истукан, ничего не говорит; другой, как любимый сынок, вечно болтает без умолку.

Значит, если бы половину языка синьора Бенедикта в уста графа Хуана, а половину меланхолии графа Хуана на лицо синьора Бенедикта…

…да еще вдобавок стройные ноги, дядюшка, и побольше денег в кошельке. О, такой мужчина покорил бы любую женщину в мире, если бы только мог заслужить ее благосклонность!

Право, племянница, ты никогда не найдешь себе мужа, если будешь так остра на язык.

Да, уж очень любит она бодаться.

Не страшно! Ведь говорят: «Бодливой корове бог рог не дает».

Так ты думаешь, что и тебе бог рог не даст?

Конечно, если он не даст мне мужа, о каковой милости я коленопреклоненно молю его денно и нощно. О господи! Бородатый мужчина — какой ужас! Да я лучше соглашусь спать на шерстяных простынях!

Может попасться и безбородый.

А что мне с ним делать? Одеть его в мое платье и сделать своей горничной? У кого есть борода, тот уже не юноша; у кого ее нет, тот еще не мужчина. Если он уже не юноша, он для меня не годится; если он еще не мужчина, я для него не гожусь. Лучше уж наймусь к вожаку медведей и буду водить его обезьян в аду.13

Что же это, ты намерена отправиться в ад?

Нет, только до ворот, дядюшка! Там меня встретит дьявол — этот старый рогоносец — и скажет: «Ступай на небо, Беатриче, ступай на небо! Тут вам, девицам, нет места!» Тогда я ему оставлю обезьян, а сама — к святому Петру на небеса. Он мне укажет, где помещаются холостяки, и тут пойдет у нас веселье день-деньской.

(к Геро)

А ты, племянница, надеюсь, будешь повиноваться отцу?

О, конечно. Кузина сочтет своим долгом присесть и сказать: «Как вам будет угодно, батюшка!» — Но смотри, кузина, пусть это будет красивый малый, а то лучше присядь в другой раз и скажи: «Как будет угодно мне, батюшка!»

Хорошо-хорошо, племянница. А я все-таки надеюсь в один прекрасный день увидеть тебя замужем.

Нет, пока бог не создаст мужчину из какой-нибудь другой материи, чем земля! Не обидно ли для женщины чтобы ею управлял комок земли? Отдавать отчет в своем поведении куску грубой глины!14 Нет, дядюшка, я этого не желаю. Все мужчины мне братья по Адаму, а выходить за родственников я считаю грехом.

Помни, дочка, что я тебе сказал: если принц будет просить твоего согласия, ты знаешь, что ему ответить.

Он погрешит против музыки, кузина, если посватается не в такт. Если принц будет слишком настойчив, ты скажи ему, что во всякой вещи надо соблюдать меру, протанцуй ему свой ответ. Потому что — поверь мне, Геро, сватовство, венчанье и раскаянье — это все равно что шотландская джига, менуэт и синкпес15. Первое протекает горячо и бурно как джига, и так же причудливо; венчанье — чинно и скромно, степенно и старомодно, как менуэт; ну, а потом приходит раскаянье и начинает разбитыми ногами спотыкаться в синкпесе все чаще и чаще, пока не свалится в могилу.

Ты все видишь в дурном свете, племянница.

У меня хорошее зрение, дядюшка. Днем могу даже церковь разглядеть.

Вот и маски, братец. Дадим им место.

Входят дон Педро, Клавдио, Бенедикт, Бальтазар, дон Хуан, Борачио, Маргарита, Урсула и другие, в масках.

Не угодно ли вам пройтись с вашим поклонником, синьора?

Если вы будете идти медленно, смотреть нежно и ничего не говорить, я готова пройтись с вами, — особенно чтоб уйти в сторону.

Вместе со мной?

Может быть, и так, если мне вздумается.

А в каком случае вам это вздумается?

Если мне понравится ваше лицо. А то вдруг, упаси боже, лютня окажется такой же, как футляр!

Моя маска — вроде крыши Филемоновой хижины: внутри нее — Юпитер.16

Так отчего же на ней нет соломы?

Говорите тише, если хотите потолковать о любви.

(уводит ее в сторону)

Хотел бы я вам понравиться!

А я бы этого не хотела — ради вас самих, потому что у меня очень много недостатков.

Ну, например, хоть один.

Я молюсь вслух.

Тем более вы мне милы: кто будет вас слушать, может приговаривать: «аминь».

Пошли мне боже хорошего танцора!

Аминь.

И убери его с глаз моих, как только танец кончится! Ну что же, пономарь?

Ни слова больше: пономарь получил ответ.

Я вас узнала: вы синьор Антонио.

Даю слово, нет.

Я вас узнала по тому, как у вас голова трясется.

Сказать по правде, я его передразниваю.

Нет, так ловко это проделывать умеет только сам синьор Антонио. И рука у вас сухая и с той и с другой стороны,17 точь-в-точь как у него. Узнала, узнала!

Даю слово, нет.

Полно, полно! Вы думаете, я не узнаю вас по вашему замечательному остроумию? Разве талант можно скрыть? Будет, не спорьте: вы — Антонио, вы — Антонио. Достоинства всегда обнаруживаются — и дело с концом!

Вы так и не скажете мне, кто это вам говорил?

Простите, нет.

И не скажете мне: кто вы?

Пока — нет.

Что я капризница и что все мое остроумие заимствовано из «Ста веселых рассказов»18 — это, наверно, сказал синьор Бенедикт.

А кто он такой?

Я уверена, что вы его отлично знаете.

Уверяю вас, нет.

Он ни разу не заставлял вас смеяться?

Да кто же он такой, скажите, пожалуйста!

Принцев шут, совсем плоский шут. Единственный его талант — выдумывать самые невероятные сплетни. Нравится он одним только распутникам, да и те ценят в нем не остроумие, а подлость. Он одновременно забавляет людей и возмущает их, так что они и смеются и колотят его. Я уверена, он где-нибудь здесь крейсирует. Хотела бы я, чтобы он причалил ко мне.

Когда я познакомлюсь с этим господином, я передам ему ваш отзыв о нем.

Сделайте милость! Он только разразится на мой счет двумя-тремя сравнениями; а если этого никто не заметит и не рассмеется, он погрузится в меланхолию — и тогда за ужином уцелеет какое-нибудь крылышко от куропатки, потому что в этот вечер шут не будет ужинать.

Музыка.

Нам нужно следовать за первой парой.

Во всем хорошем, надеюсь?

Ну, если она поведет нас к дурному, я ее покину при первом же туре.

Танцы.

Все, кроме дона Хуана, Борачио и Клавдио, уходят.

Положительно, мой брат влюблен в Геро. Он увел ее отца, чтобы просить ее руки. Дамы последовали за ней, и осталась только одна маска.

Это Клавдио, я его узнаю по осанке.

Вы не сеньор Бенедикт?

Вы угадали; он самый.