Сцена 2

Зала в замке.

Трубы. Входят король, королева, Розенкранц, Гильденстерн и слуги.

Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн!

Не только тем, что вас мы рады видеть,

Но и нуждою в вас был причинен

Столь спешный вызов. Вам уже известно

Преображенье Гамлета: в нем точно

И внутренний и внешний человек

Не сходен с прежним. Что еще могло бы,

Коли не смерть отца, его отторгнуть

От разуменья самого себя,

Не ведаю. Я вас прошу обоих,

Затем что с юных лет вы с ним росли

И близки с ним по юности и нраву,

Остаться при дворе у нас в гостях

На некоторый срок; своим общеньем

Вовлечь его в забавы и разведать,

Насколько вам позволит случай, нет ли

Чего сокрытого, чем он подавлен

И что, узнав, мы властны исцелить.

Он часто вспоминал вас, господа,

И, верно, нет на свете двух людей,

Ему любезней. Если вы готовы

Быть столь добры и благосклонны к нам,

Чтоб поступиться временем своим,

Придя на помощь нашим упованьям,

Услуга ваша будет не забыта

Монаршею признательностью.

Ваши

Величества своей державной властью

Могли б облечь не в просьбу вашу волю,

А в приказанье.

Повинуясь оба,

Мы здесь готовы в самой полной мере

Сложить наш вольный долг у ваших ног

И ждать распоряжений.

Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн.

Спасибо, Гильденстерн и Розенкранц;

Пройдите же скорее к моему

Не в меру изменившемуся сыну. —

Пусть к принцу проведут его гостей!

Да обратит всевышний нашу близость

Ему в добро и помощь!

Так, аминь!

Розенкранц, Гильденстерн и несколько слуг уходят. Входит Полоний.

Мой государь, посольство из Норвегии

Вернулось счастливо.

Ты был всегда отцом благих известий.

Да, государь мой? Смею вас уверить,

Свой долг и душу я блюду пред богом

И пред моим высоким королем;

И вот мне кажется — иль это мозг мой

Утратил свой когда-то верный нюх

В делах правленья, — будто я нашел

Источник умоисступленья принца.

О, так скажи: я жажду это слышать.

Сперва послов примите; мой рассказ

Останется как плод к концу трапезы.

Сам окажи им почесть и введи их.

Полоний уходит.

Он говорит, Гертруда, что нашел

Причину всех несчастий с вашим сыном.

Мне кажется, основа здесь все та же —

Смерть короля и наш поспешный брак.

Мы это выясним.

Полоний возвращается с Вольтимандом и Корнелием.

Привет, друзья!

Что ж, Вольтиманд, нам шлет наш брат Норвежец?

Ответные привет и пожеланья.

Он с первых слов послал пресечь наборы

Племянника, которые считал

Приготовлениями против Польши,

Но убедился, что они грозят

Впрямь вашему величеству; печалясь,

Что хворь его, и возраст, и бессилье

Обойдены так лживо, он послал

За Фортинбрасом; тот повиновался,

Упрек Норвежца выслушал и тут же

Дал дяде клятву никогда на ваше

Величество не подымать оружья.

На радостях старик ему назначил

Три тысячи червонцев ежегодно

И разрешил употребить солдат,

Уже им снаряженных, против Польши,

С ходатайством, изображенным здесь,

(подает бумагу)

Чтоб вы дозволили для этой цели

Проход чрез ваши земли на условьях

Охраны безопасности и права,

Как здесь изложено.

Мы очень рады

И в более досужий час прочтем,

Ответим и обсудим это дело.

Пока спасибо за успешный труд;

Передохните; ночью попируем;

Добро пожаловать!

Вольтиманд и Корнелий уходят.

Исход удачный. —

Светлейшие монархи, излагать,

Что есть величество и что есть долг,

Зачем день — день, ночь — ночь и время — время,

То было б расточать ночь, день и время.

И так как краткость есть душа ума,

А многословье — бренные прикрасы,

Я буду краток. Принц, ваш сын, безумен:

Безумен, ибо в чем и есть безумье,

Как именно не в том, чтоб быть безумным?

Но это пусть.

Поменьше бы искусства.

О, тут искусства нет. Что он безумен,

То правда; правда то, что это жаль,

И жаль, что это правда; вышло глупо;

Но все равно, я буду безыскусен.

Итак, ваш сын безумен; нам осталось

Найти причину этого эффекта,

Или, верней, дефекта, потому что

Дефектный сей эффект небеспричинен.

Вот что осталось, и таков остаток.

Извольте видеть. У меня есть дочь —

Есть, потому что эта дочь моя, —

Которая, послушливая долгу,

Дала мне вот что: взвесьте и судите.

(Читает.)

«Небесной, идолу моей души, преукрашенной Офелии…» — Это плохое выражение, пошлое выражение; «преукрашенной» — пошлое выражение; но вы послушайте. Вот.

(Читает.)

«На ее прелестную грудь, эти…». И так далее.

Ей это пишет Гамлет?

Сударыня, сейчас; я все скажу.

(Читает.)

«Не верь, что солнце ясно,

Что звезды — рой огней,

Что правда лгать не властна,

Но верь любви моей.

О дорогая Офелия, не даются мне эти размеры. Я не умею высчитывать мои вздохи; но что я люблю тебя вполне, о вполне, чудесная, этому верь. Прощай! Твой навсегда, дражайшая дева, пока этот механизм ему принадлежит, Гамлет».

Дочь, повинуясь, это мне вручила;

И все его искательства притом,

Когда, и где, и как оно случилось,

Пересказала мне.

А как она

Их приняла?

По-вашему, я кто?

Прямой и благородный человек.

Рад доказать. Но что бы вы сказали,

Когда б я видел эту страсть в полете, —

А я, признаться, понял все и раньше,

Чем дочь мне сообщила, — что бы ваши

Величества сказали, если б я

Изображал пюпитр или таблички,

Иль сердцу молчаливо подмигнул,

Иль праздно эту созерцал любовь?

Что б вы сказали? Нет, я взялся круто

И так моей девице заявил:

«Принц Гамлет — принц, он вне твоей звезды;22

Пусть этого не будет»; и велел ей

Замкнуться от дальнейших посещений,

Не принимать послов, не брать подарков.

Дочь собрала плоды моих советов;

А он, отвергнутый, — сказать короче —

Впал в скорбь и грусть, потом в недоеданье,

Потом в бессонницу, потом в бессилье,

Потом в рассеянность и, шаг за шагом, —

В безумие, в котором ныне бредит,

Всех нас печаля.

По-вашему, он прав?

Весьма возможно.

Бывало ли когда-нибудь, скажите,

Чтоб я удостоверил: «Это так!» —

А оказалось иначе?

Не помню.

(указывая на свою голову и плечо)

Снимите это с этого,23 коль я

Неправ. Будь только случай, я найду,

Где скрыта истина, хотя б она

Таилась в центре.24

Как нам доискаться?

Вы знаете, он иногда часами

Гуляет здесь по галерее.

Да.

В такой вот час к нему я вышлю дочь;

Мы с вами станем за ковром; посмотрим

Их встречу; если он ее не любит

И не от этого сошел с ума,

То место мне не при делах правленья,

А у телег, на мызе.

Пусть так будет.

Вот он идет печально с книгой, бедный.

Я вас прошу, вы оба удалитесь;

Я подойду к нему.

Король, королева и слуги уходят. Входит Гамлет, читая.

Прошу прощенья;

Как поживает добрый принц мой Гамлет?

Хорошо, спаси вас бог.

Вы узнаете меня, принц?

Конечно; вы — торговец рыбой.25

Нет, принц.

Тогда мне хотелось бы, чтобы вы были таким же честным человеком.

Честным, принц?

Да, сударь, быть честным при том, каков этот мир, — это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч.

Это совершенно верно, принц.

Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, — божество, лобзающее падаль…26 Есть у вас дочь?

Есть, принц.

Не давайте ей гулять на солнце: всякий плод — благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь.

(в сторону)

Что вы об этом скажете? Все время наигрывает на моей дочери; а вначале он меня не узнал; сказал, что я торговец рыбой: он далеко зашел; и, действительно, в молодости я много терпел крайностей от любви; почти что вот так же. Заговорю с ним опять. — Что вы читаете, принц?

Слова, слова, слова.

И что говорится, принц?

Про кого?

Я хочу сказать: что говорится в том, что вы читаете?

Клевета, сударь мой; потому что этот сатирический плут говорит здесь, что у старых людей седые бороды, что лица их сморщенны, глаза источают густую камедь и сливовую смолу и что у них полнейшее отсутствие ума и крайне слабые поджилки; всему этому, сударь мой, я хоть и верю весьма могуче и властно, однако же считаю непристойностью взять это и написать; потому что и сами вы, сударь мой, были бы так же стары, как я, если бы могли, подобно раку, идти задом наперед.

(в сторону)

Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность. — Не хотите ли уйти из этого воздуха, принц?

В могилу.

Действительно, это значило бы уйти из этого воздуха. (В сторону.) Как содержательны иной раз его ответы! Удача, нередко выпадающая на долю безумия и которою разум и здравия не могли бы разрешиться так счастливо. Я его покину и тотчас же постараюсь устроить ему встречу с моей дочерью. — Высокочтимый принц, я вас смиреннейше покину.

Нет ничего, сударь мой, с чем бы я охотнее расстался; разве что с моею жизнью, разве что с моею жизнью, разве что с моею жизнью.

Желаю здравствовать, принц.

Эти несносные старые дураки!

Входят Розенкранц и Гильденстерн.

Вам надо принца Гамлета? Он здесь.

(Полонию)

Благослови вас бог.

Полоний уходит.

Мой досточтимый принц!

Мой драгоценный принц!

Милейшие друзья мои! Как поживаешь, Гильденстерн? — А, Розенкранц? Ребята, как вы живете оба?

Как безразличные сыны земли.

Уж тем блаженно, что не сверхблаженно;

На колпачке Фортуны мы не шишка.

Но и не подошвы ее башмаков?

Ни то, ни другое, принц.

Так вы живете около ее пояса или в средоточии ее милостей?

Право же, мы занимаем у нее скромное место.

В укромных частях Фортуны? О, конечно; это особа непотребная. Какие новости?

Да никаких, принц, кроме разве того, что мир стал честен.

Так, значит, близок судный день; но только ваша новость неверна. Позвольте вас расспросить обстоятельнее: чем это, дорогие мои друзья, вы провинились перед Фортуной, что она шлет вас сюда, в тюрьму?

В тюрьму, принц?

Дания — тюрьма.

Тогда весь мир — тюрьма.

И превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий, причем Дания — одна из худших.

Мы этого не думаем, принц.

Ну, так для вас это не так; ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым; для меня она — тюрьма.

Ну, так это ваше честолюбие делает ее тюрьмою: она слишком тесна для вашего духа.

О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны.

А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь тень сна.

И самый сон всего лишь тень.

Верно, и я считаю честолюбие по-своему таким воздушным и легким, что оно не более нежели тень тени.

Тогда наши нищие суть тела, а наши монархи и напыщенные герои суть тени нищих. Не пойти ли нам ко двору? Потому что, честное слово, я не в силах рассуждать.

Мы в вашем распоряжении.

Не надо этого. Я не хочу приравнивать вас к остальным моим слугам; потому что — сказать вам, как честный человек, — служат мне отвратительно. Но если идти стезею дружбы, что вы делаете в Эльсиноре?

Мы хотели навестить вас, принц; ничего другого.

Такой нищий, как я, беден даже благодарностью; но я вас благодарю; хотя, по правде, дорогие друзья, моя благодарность не стоит и полгроша. За вами не посылали? Это ваше собственное желание? Это добровольное посещение? Ну, будьте же со мною честны; да ну же, говорите.

Что мы должны сказать, принц?

Да что угодно, но только об этом. За вами посылали; в ваших взорах есть нечто вроде признания, и ваша совесть недостаточно искусна, чтобы это скрасить. Я знаю, добрые король и королева за вами посылали.

С какой целью, принц?

Это уж вы должны мне объяснить. Но только я вас заклинаю — во имя прав нашего товарищества, во имя согласия нашей юности, во имя долга нашей нерушимой любви, во имя всего еще более дорогого, к чему лучший оратор мог бы воззвать пред вами, будьте со мной откровенны и прямы: посылали за вами или нет?

(тихо, Гильденстерну)

Что ты скажешь?

(в сторону)

Так, теперь я вижу. — Если вы меня любите, не таитесь.

Принц, за нами посылали.

Я вам скажу, для чего; таким образом моя предупредительность устранит ваше признание и ваша тайна перед королем и королевой не обронит ни единого перышка. Последнее время — а почему, я и сам не знаю — я утратил всю свою веселость, забросил все привычные занятия; и, действительно, на душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнем, — все это кажется мне не чем иным, как мутным и чумным скоплением паров. Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха? Из людей меня не радует ни один; нет, также и ни одра, хотя вашей улыбкой вы как будто хотите сказать другое.

Принц, такого предмета не было в моих мыслях.

Так почему же вы смеялись, когда я сказал, что «из людей меня не радует ни один»?

Оттого, что я подумал, принц, что если люди вас не радуют, то какой постный прием найдут у вас актеры; мы настигли их в пути; и они едут сюда предложить вам свои услуги.

Тот, что играет короля, будет желанным гостем; его величеству я воздам должное; отважный рыцарь пусть орудует шпагой и щитом; любовник пусть не вздыхает даром; чудак пусть мирно кончает свою роль; шут пусть смешит тех, у кого щекотливые легкие; героиня пусть свободно высказывает свою душу, а белый стих при этом пусть хромает. Что это за актеры?

Те самые, которые вам так нравились, — столичные трагики.

Как это случилось, что они странствуют? Оседлость была для них лучше и в смысле славы и в смысле доходов.

Мне кажется, что их затруднения происходят от последних новшеств.

Таким же ли они пользуются почетом, как в те времена, когда я был в городе? Так же ли их посещают?

Нет, по правде, этого уже не бывает.

Почему же? Или они начали ржаветь?

Нет, их усердие идет обычным шагом; но там имеется выводок детей,27 маленьких соколят, которые кричат громче, чем требуется, за что им и хлопают прежестоко; сейчас они в моде и так честят простой театр — как они его зовут, — что многие шпагоносцы побаиваются гусиных перьев и едва осмеливаются ходить туда.

Как, это дети? Кто их содержит? Что им платят? Или они будут заниматься своим ремеслом только до тех пор, пока могут петь? Не скажут ли они впоследствии, если вырастут в простых актеров, — а это весьма возможно, если у них не найдется ничего лучшего, — что их писатели им повредили, заставляя их глумиться над собственным наследием?

Признаться, немало было шуму с обеих сторон, и народ не считает грехом подстрекать их к препирательствам; одно время за пьесу ничего не давали, если в этой распре сочинитель и актер не доходили до кулаков.28