Уильям Шекспир

Гамлет, принц датский

William Shakespeare Hamlet

Действующие лица

Клавдий, король Датский.

Гамлет, сын покойного и племянник царствующего короля.

Фортинбрас, принц Норвежский.

Полоний, ближний вельможа.

Горацио, друг Гамлета.

Лаэрт, сын Полония.

Вольтиманд,

Корнелий,

Розенкранц,

Гильденстерн,

Озрик,

Первый дворянин,

Второй дворянин — придворные.

Священник.

Марцелл, Бернардо — офицеры.

Франсиско, солдат.

Рейнальдо, слуга Полония.

Актеры.

Два могильщика.

Капитан.

Английские послы.

Гертруда, королева Датская, мать Гамлета.

Офелия, дочь Полония.

Призрак отца Гамлета.

Вельможи, дамы, офицеры, солдаты, моряки, гонцы и другие слуги.

1

Место действия — Эльсинор.2

Акт I

Эльсинор. Площадка перед замком.

Франсиско на страже. Входит Бернардо.

Кто здесь?

Нет, сам ответь мне; стой и объявись.

Король да здравствует!

Бернардо?

Он.

Вы в самое пожаловали время.

Двенадцать бьет; иди ложись, Франсиско.

Спасибо, что сменили; холод резкий,

И мне не по себе.

Все было тихо?

Мышь не шевельнулась.

Ну, доброй ночи.

И если встретишь остальных — Марцелла

Или Горацио, — поторопи их.

Я их как будто слышу. — Стой! Кто тут?

Входят Горацио и Марцелл.

Друзья стране.

И люди датской службы.

Покойной ночи.

С богом, честный воин;

А кто сменил тебя?

Пришел Бернардо.

Покойной ночи.

(Уходит.)

Эй! Бернардо!

Что,

Горацио с тобой?

Кусок его.3

Привет, Горацио; Марцелл, привет.

Ну что, опять сегодня появлялось?

Я ничего не видел.

Горацио считает это нашей

Фантазией, и в жуткое виденье,

Представшее нам дважды, он не верит;

Поэтому его я пригласил

Посторожить мгновенья этой ночи,

И, если призрак явится опять,

Пусть взглянет сам и пусть его окликнет.

Чушь, чушь, не явится.

Давайте сядем

И двинем вновь на штурм твоих ушей,

Для вашего рассказа неприступных,4

Все, что мы видели.

Ну хорошо,

Присядем и послушаем Бернардо.

Минувшей ночью,

Когда вон та звезда, левей Полярной,

Пришла светить той области небес,

Где блещет и теперь, Марцелл и я,

Едва пробило час…

Входит Призрак.

Тсс, замолчи; смотри, вот он опять!

Совсем такой, как был король покойный.

Ты книжник; обратись к нему, Горацио.5

Похож на короля? Взгляни, Горацио.

Да; я пронизан страхом и смущеньем.

Он ждет вопроса.6

Спрашивай, Горацио.

Кто ты, что посягнул на этот час

И этот бранный и прекрасный облик,

В котором мертвый повелитель датчан

Ступал когда-то? Заклинаю, молви!

Он оскорблен.

Смотри, шагает прочь!

Стой! Молви, молви! Заклинаю, молви!

Призрак уходит.

Ушел — и не ответил.

Ну что, Горацио? Дрожишь и бледен?

Пожалуй, это не одна фантазия?

Что скажешь ты?

Клянусь вам богом, я бы не поверил,

Когда бы не бесспорная порука

Моих же глаз.

Похож на короля?

Как ты сам на себя.

Такой же самый был на нем доспех,

Когда с кичливым бился он Норвежцем7;

Вот так он хмурился, когда на льду

В свирепой схватке разгромил поляков.8

Как странно!

И так он дважды в этот мертвый час

Прошел при нашей страже грозным шагом.

Что в точности подумать, я не знаю;

Но вообще я в этом вижу знак

Каких-то странных смут для государства.

Не сесть ли нам? И пусть, кто знает, скажет,

К чему вот эти строгие дозоры

Всеночно трудят подданных страны?

К чему литье всех этих медных пушек

И эта скупка боевых припасов,

Вербовка плотников, чей тяжкий труд

Не различает праздников от будней?

В чем тайный смысл такой горячей спешки,

Что стала ночь сотрудницею дня?

Кто объяснит мне?

Я; по крайней мере

Есть слух такой. Покойный наш король,

Чей образ нам сейчас являлся, был,

Вы знаете, норвежским Фортинбрасом,

Подвигнутым ревнивою гордыней,

На поле вызван; и наш храбрый Гамлет —

Таким он слыл во всем известном мире —

Убил его; а тот по договору,

Скрепленному по чести и законам,

Лишался вместе с жизнью всех земель,

Ему подвластных, в пользу короля;

Взамен чего покойный наш король

Ручался равной долей, каковая

Переходила в руки Фортинбраса,

Будь победитель он; как и его

По силе заключенного условья

Досталась Гамлету. И вот, незрелой

Кипя отвагой, младший Фортинбрас

Набрал себе с норвежских побережий

Ватагу беззаконных удальцов9

За корм и харч10 для некоего дела,

Где нужен зуб; и то не что иное —

Так понято и нашею державой, —

Как отобрать с оружием в руках,

Путем насилья сказанные земли,

Отцом его утраченные; вот

Чем вызваны приготовленья наши

И эта наша стража, вот причина

И торопи и шума в государстве.

Я думаю, что так оно и есть.

Вот почему и этот вещий призрак

В доспехах бродит, схожий с королем,

Который подал повод к этим войнам.

Соринка, чтоб затмился глаз рассудка.

В высоком Риме, городе побед,

В дни перед тем, как пал могучий Юлий11,

Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц

Визжали и гнусили мертвецы;

Кровавый дождь, косматые светила,

Смущенья в солнце; влажная звезда,12

В чьей области Нептунова держава,

Болела тьмой, почти как в судный день;

Такие же предвестья злых событий,

Спешащие гонцами пред судьбой

И возвещающие о грядущем,

Явили вместе небо и земля

И нашим соплеменникам и странам.

Призрак возвращается.

Но тише, видите? Вот он опять!

Иду, я порчи не боюсь.13 — Стой, призрак!

Когда владеешь звуком ты иль речью,

Молви мне!

Когда могу я что-нибудь свершить

Тебе в угоду и себе на славу,

Молви мне!

Когда тебе открыт удел отчизны,

Предвиденьем, быть может, отвратимый,

О, молви!

Или когда при жизни ты зарыл

Награбленные клады, по которым

Вы, духи, в смерти, говорят, томитесь,

Поет петух.

То молви; стой и молви! — Задержи

Его, Марцелл.

Ударить протазаном14?

Да, если двинется.

Он здесь!

Он здесь!

Призрак уходит.

Ушел!

Напрасно мы, раз он так величав,

Ему являем видимость насилья;

Ведь он для нас неуязвим, как воздух,

И этот жалкий натиск — лишь обида.

Он бы ответил, да запел петух.

И вздрогнул он, как некто виноватый

При грозном оклике. Я слышал, будто

Петух, трубач зари, своей высокой

И звонкой глоткой будит ото сна

Дневного бога, и при этом зове,

Будь то в воде, в огне, в земле иль в ветре,

Блуждающий на воле дух спешит

В свои пределы; то, что это правда,

Нам настоящий случай доказал.

Он стал незрим при петушином крике.

Есть слух, что каждый год близ той поры,

Когда родился на земле спаситель,

Певец зари не молкнет до утра;

Тогда не смеют шелохнуться духи,

Целебны ночи, не разят планеты,

Безвредны феи, ведьмы не чаруют, —

Так благостно и свято это время.

Я это слышал и отчасти верю.

Но вот и утро, рыжий плащ накинув,

Ступает по росе восточных гор.

Прервемте стражу; и, я так бы думал,

То, что мы ночью видели, не скроем

От молодого Гамлета; клянусь,

Что дух, немой для нас, ему ответит.

Согласны вы, чтоб мы ему сказали,

Как это нам велят любовь и долг?

Да, я прошу; и я сегодня знаю,

Где нам его найти всего верней.

Уходят.

Сцена 2

Парадная зала в замке.

Трубы. Входят король, королева, Гамлет, Полоний, Лаэрт, Вольтиманд, Корнелий, вельможи и слуги.

Смерть нашего возлюбленного брата

Еще свежа, и подобает нам

Несть боль в сердцах и всей державе нашей

Нахмуриться одним челом печали,

Однако разум поборол природу,

И, с мудрой скорбью помня об умершем,

Мы помышляем также о себе.

Поэтому сестру и королеву,

Наследницу воинственной страны,

Мы, как бы с омраченным торжеством —

Одним смеясь, другим кручинясь оком,

Грустя на свадьбе, веселясь над гробом,

Уравновесив радость и унынье, —

В супруги взяли, в этом опираясь

На вашу мудрость, бывшую нам вольной

Пособницей. За все — благодарим.

Теперь другое: юный Фортинбрас,

Ценя нас невысоко или мысля,

Что с той поры, как опочил наш брат,

Пришло в упадок наше королевство,

Вступил в союз с мечтой самолюбивой

И неустанно требует от нас

Возврата тех земель, что в обладанье

Законно принял от его отца

Наш достославный брат. То про него.

Теперь про нас и про собранье наше.

Здесь дело таково: мы просим этим

Письмом Норвежца, дядю Фортинбраса,

Который, немощный, едва ль что слышал

О замыслах племянника, пресечь

Его шаги, затем что и наборы

И все снабженье войск обременяют

Его же подданных; и мы хотим,

Чтоб ты, мой Вольтиманд, и ты, Корнелий,

Свезли посланье старому Норвежцу,

Причем мы вам даем не больше власти

В переговорах с королем, чем здесь

Дозволено статьями. Добрый путь.

Поспешностью отметьте ваше рвенье.

Здесь, как во всем, мы явим наше рвенье.

Мы в том не сомневались; добрый путь, —

Вольтиманд и Корнелий уходят.

А ты, Лаэрт, что нам расскажешь ты?

О чем ты нас хотел просить, Лаэрт?

Пред Датчанином голос твой напрасно

Не прозвучит. Что мог бы ты желать,

Чего бы сам тебе не предложил я?

Не так родима сердцу голова,

Не так рука услужлива устам,

Как датский скипетр твоему отцу.

Что б ты хотел, Лаэрт?

Мой государь,

Дозвольте мне во Францию вернуться;

Хотя оттуда я и прибыл сам

Исполнить долг при вашей коронации,

Но, сознаюсь, теперь мои надежды

И помыслы опять назад стремятся

И ждут, склонясь, от вас соизволенья.

А как отец? Что говорит Полоний?

Он долго докучал мне, государь,

Настойчивыми просьбами, пока

Я не скрепил их нехотя согласьем,

Я вас прошу, дозвольте ехать сыну.

Что ж, в добрый час, Лаэрт; твоим будь время

И трать его по мере лучших сил! —

А ты, мой Гамлет, мой племянник милый…

(в сторону)

Племянник — пусть;15 но уж никак не милый.

Ты все еще окутан прежней тучей?

О нет, мне даже слишком много солнца.

Мой милый Гамлет, сбрось свой черный цвет,16

Взгляни как друг на датского владыку.

Нельзя же день за днем, потупя взор,

Почившего отца искать во прахе.

То участь всех: все жившее умрет

И сквозь природу в вечность перейдет.

Да, участь всех.

Так что ж в его судьбе

Столь необычным кажется тебе?

Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу

Того, что кажется. Ни плащ мой темный,

Ни эти мрачные одежды, мать,

Ни бурный стон стесненного дыханья,

Нет, ни очей поток многообильный,

Ни горем удрученные черты

И все обличья, виды, знаки скорби

Не выразят меня; в них только то,

Что кажется и может быть игрою;

То, что во мне, правдивей, чем игра;

А это все — наряд и мишура.

Весьма отрадно и похвально, Гамлет,

Что ты отцу печальный платишь долг;

Но и отец твой потерял отца;

Тот — своего; и переживший призван

Сыновней верностью на некий срок

К надгробной скорби; но являть упорство

В строптивом горе будет нечестивым

Упрямством, так не сетует мужчина;

То признак воли, непокорной небу,

Души нестойкой, буйного ума,

Худого и немудрого рассудка.

Ведь если что-нибудь неотвратимо

И потому случается со всеми,

То можно ль этим в хмуром возмущеньи

Тревожить сердце? Это грех пред небом,

Грех пред усопшим, грех пред естеством,

Противный разуму, чье наставленье

Есть смерть отцов, чей вековечный клич

От первого покойника доныне:

«Так должно быть». Тебя мы просим, брось

Бесплодную печаль, о нас помысли

Как об отце; пусть не забудет мир,

Что ты всех ближе к нашему престолу

И я не меньшей щедростью любви,

Чем сына самый нежный из отцов,

Тебя дарю. Что до твоей заботы

Вернуться для ученья в Виттенберг17,

Она с желаньем нашим в расхожденьи.

И я прошу тебя, склонись остаться

Здесь, в ласке и утехе наших взоров,

Наш первый друг, наш родич и наш сын.

Пусть мать тебя не тщетно просит, Гамлет;

Останься здесь, не езди в Виттенберг.

Сударыня, я вам во всем послушен.

Вот любящий и милый нам ответ;

Будь здесь, как мы. — Сударыня, идемте;

В согласьи принца, вольном и радушном, —

Улыбка сердцу; в знак чего сегодня

На всякий ковш, что Датчанин осушит,

Большая пушка грянет в облака,

И гул небес над королевской чашей

Земным громам откликнется, — Идем.

Трубы.

Все, кроме Гамлета, уходят.

О, если б этот плотный сгусток мяса

Растаял, сгинул, изошел росой!

Иль если бы предвечный не уставил

Запрет самоубийству! Боже! Боже!

Каким докучным, тусклым и ненужным

Мне кажется все, что ни есть на свете!

О, мерзость! Это буйный сад, плодящий

Одно лишь семя; дикое и злое

В нем властвует. До этого дойти!

Два месяца, как умер! Меньше даже.

Такой достойнейший король! Сравнить их

Феб и сатир. Он мать мою так нежил,

Что ветрам неба не дал бы коснуться

Ее лица. О небо и земля!

Мне ль вспоминать? Она к нему тянулась,

Как если б голод только возрастал

От насыщения. А через месяц —

Не думать бы об этом! Бренность, ты

Зовешься: женщина! — и башмаков

Не износив, в которых шла за гробом,

Как Ниобея, вся в слезах, она —

О боже, зверь, лишенный разуменья,

Скучал бы дольше! — замужем за дядей,

Который на отца похож не боле,

Чем я на Геркулеса. Через месяц!

Еще и соль ее бесчестных слез

На покрасневших веках не исчезла,

Как вышла замуж. Гнусная поспешность —

Так броситься на одр кровосмешенья!

Нет и не может в этом быть добра. —

Но смолкни, сердце, скован мой язык!

Входят Горацио, Марцелл и Бернардо.

Привет вам, принц!

Я очень рад вас видеть, —

Горацио? Или я сам не я.

Он самый, принц, и бедный ваш слуга.

Мой добрый друг; пусть то взаимно будет,18

Но почему же вы не в Виттенберге? —

Марцелл?

Мой добрый принц…

Я очень рад вас видеть.

(К Бернардо.)

Добрый вечер. —

Так почему же вы не в Виттенберге?

По склонности к безделью, добрый принц.

Мне этого и враг ваш не сказал бы,

И слух мой не насилуйте и вы,

Чтоб он поверил вашему извету

На самого себя; вы не бездельник.

Но что у вас за дело в Эльсиноре?

Пока вы здесь, мы вас научим пить.

Я плыл на похороны короля.

Прошу тебя, без шуток, друг-студент;

Скорей уже — на свадьбу королевы.

Да, принц, она последовала быстро.

Расчет, расчет, приятель! От поминок

Холодное пошло на брачный стол.

О, лучше бы мне встретился в раю

Мой злейший враг, чем этот день, Горацио!

Отец!.. Мне кажется, его я вижу.

Где, принц?

В очах моей души, Горацио.

Его я помню; истый был король.

Он человек был, человек во всем;

Ему подобных мне уже не встретить.

Мой принц, он мне явился нынче ночью.

Явился? Кто?

Король, отец ваш.

Мой отец, король?

На миг умерьте ваше изумленье

И слушайте, что я вам расскажу,

В свидетели взяв этих офицеров,

Об этом диве.

Ради бога, да.

Две ночи кряду эти офицеры,

Бернардо и Марцелл, неся дозор,

В безжизненной пустыне полуночи

Видали вот что. Некто, как отец ваш,

Вооруженный с ног до головы,

Является и величавым шагом

Проходит мимо. Трижды он прошел

Пред их замершим от испуга взором,

На расстоянии жезла; они же,

Почти что в студень обратясь от страха,

Стоят, храня безмолвье. Это мне

Они поведали под страшной тайной.

На третью ночь я с ними был на страже;

И, как они сказали, в тот же час

И в том же виде, подтвердив все точно,

Явилась тень. Я помню короля:

Так схожи две руки.

Где ж это было?

Принц, на площадке, где мы сторожим.

Вы с ним не говорили?

Говорил,

Но он не отвечал; хотя однажды

Он поднял голову, и мне казалось,

Как будто он хотел заговорить;

Но в этот самый миг запел петух;

При этом звуке он метнулся быстро

И стал невидим.

Это очень странно.

Как то, что я живу, принц, это правда,

И мы считали предписаньем долга

Сказать вам это.

Да-да, конечно, только я смущен.

Сегодня кто на страже? Вы?

Да, принц.

Вооружен, сказали вы?

Да, принц.

От головы до ног?

От пят до темя.

Так вы не видели его лица?

Нет, как же, принц; он шел, подняв забрало.

Что, он смотрел угрюмо?

В лице была скорей печаль, чем гнев.

И бледен, иль багров?

Нет, очень бледен.

И смотрел на вас?

Да, пристально.

Жаль, что я не был там.

Он ужаснул бы вас.

Весьма возможно. И он долго пробыл?

Вы счесть могли бы до ста не спеша.

Нет, дольше, дольше.

При мне не дольше.

Борода седая?

Такая, как я видел у живого, —

Чернь с серебром.

Сегодня буду с вами;

Быть может, вновь придет он.