СЦЕНА 2

Верона. Дом Джулии.

Входят Протей и Джулия.

Запаситесь терпением, милая Джулия.

Придется, — все равно нет выбора.

Едва возможно будет, я вернусь.

Храните верность — и скорей вернетесь.

Возьмите, вот, от Джулии на память.

(Дает ему кольцо.)

Свершим обмен. Я вам дарю свое.

(Дает ей кольцо.)

И закрепим наш сговор поцелуем.

Я буду верен, вот моя рука.

И если в сутки час один случится,

Когда бы не вздыхал я о тебе,

Пусть небо мне пошлет, как святотатцу,

Любую кару. Но отец мой ждет.

Не возражай, — подходит час прилива.

Уйми же слез прилив. Такой прилив

Меня лишь бесполезно задержал бы.

Прощай!

Джулия уходит.

Ушла? Ни слова не сказав?

Да, такова любовь, она безгласна.

Она в делах находит выраженье,

Но не в словах.

Входит Пантино.

Синьор Протей, вас ищут.

Иду, иду. Увы, в прощальный миг,

Любовь, нам изменяет твой язык.

Уходят.

СЦЕНА 3

Верона. Улица.

Входит Ланс со своей собакой.

Нет, нет, я еще с часок поплачу. Уж таков порок всей нашей семьи. Отец выделил мне, как приблудному сыну, мою пропорцию, и вот я отправляюсь ко двору миланского герцога. Из всех собак на свете самый плохой характер у моего Креба10. Моя мать плакала, мой отец рыдал, моя сестра заливалась слезами, наша кухарка выла, наша кошка в отчаянии ломала руки, весь наш дом пришел в смятение. Однако этот жестокосердный пес не проронил ни единой слезы. Он — камень, сущий булыжник, и у него в сердце не больше жалости, чем у собаки. Еврей, и тот заплакал бы, увидев, как мы прощаемся. Какое там! Даже моя бабушка выплакала себе глаза при разлуке со мной. Сейчас я представлю вам эту сцену. Этот башмак — мой отец. Нет, вот этот — левый башмак — мой отец. Нет, нет, левый башмак — это моя мать. Опять что-то не так. А может, и так. Конечно, так. Здесь подошва с дыркой. Значит, этот башмак с дыркой — моя мать, а этот — мой отец. А, черт побери, что-то не так. Нет, все в порядке. Эта палка — моя сестра. Видите ли — она бела, как лилия, и легка, как трость. Эта шляпа — наша кухарка Нэн. Я — собака. Нет, собака — собака. Нет — я за собаку. Ах вот что: собака — это я. Нет — я сам за себя. Ну, теперь все в порядке. Вот я подхожу к отцу: «Отец, благослови меня». Башмак и слова выговорить не может, он плачет. Вот я целую отца. А он все плачет. Теперь подхожу к матери. О, если бы этот башмак умел говорить как женщина, у которой в голове помутилось от горя! Вот я поцеловал ее. Да, это она, я чувствую дыханье моей матери. Ну, а теперь сестра. Слышите, как она стонет, а между тем эта собака не проронила ни единой слезы и не сказала ни единого слова. Даже песок за это время стал мокрым от моих слез.

Входит Пантино.

Скорее, скорее, Ланс. Твой хозяин уже на корабле, но ты на лодке еще догребешь до него. Да что случилось, чего ты нюни распустил, парень? Эй ты, осел, поторопись! Упустишь час прилива, так не доберешься до корабля.

А лучше бы я упустил прилив. Потому что это самая невоспитанная скотина11 из всех, которых воспитывал человек.

Кто скотина — прилив?

Да нет, вот эта скотина — Креб, моя собака.

Не болтай, дурак. Говорю тебе, ты упустишь прилив. А если опустишь прилив, так упустишь поездку, а если упустишь поездку, так упустишь хозяина, а если упустишь хозяина, так упустишь службу, — почему ты мне зажимаешь рот?

Чтобы вы не упустили язык.

А как я могу упустить язык?

Вы его заболтаете.

Заболтаю?

Ну да. Упустишь и прилив, и хозяина, и службу, и скотину! Нет, сударь, если не будет прилива, я наполню море слезами. Если не будет ветра, я наполню паруса вздохами.

Идем, идем, человече, мне велели позвать тебя.

Зовите, если хотите.

Пойдешь ты наконец?

Да уж ладно, пойду.

Уходят.

СЦЕНА 4

Милан. Комната во дворце герцога.

Входят Валентин, Сильвия, Турио и Спид.

Мой слуга!

Моя госпожа?

Хозяин, синьор Турио сердито смотрит на вас.

Это потому, что он любит.

Только не вас.

Он любит мою госпожу.

Вам бы съездить его по роже.

Мой слуга, вы печальны.

Да, госпожа, я кажусь печальным.

Только кажетесь?

Может быть, только кажусь.

Значит, вы прикидываетесь?

Так же, как вы.

Кем же я прикидываюсь?

Умным.

А у вас есть доказательства обратного?

Ваша глупость.

В чем вы видите мою глупость?

В вашем камзоле.

Мой камзол не просвечивает. Он двойной.

Значит, вы вдвойне глупы.

Как вы смеете?

Вы рассердились, синьор Турио? Вы изменились в лице.

Не мешайте ему сердиться, моя госпожа. Его лицо меняет цвет, как хамелеон.

Но этот хамелеон не станет питаться воздухом. Он предпочитает вашу кровь.

Вы что-то сказали?

Да, сударь, сказал и сделал. И на этот раз кончено.

Я это знаю, сударь, вы всегда кончаете прежде, чем начнете.

Великолепная перепалка, синьоры!

Вы правы, моя госпожа. Но ею мы всецело обязаны ее виновнице.

Кому же это, мой слуга?

Вам, дорогая госпожа. Вы сообщаете вашим речам огонь. Синьор Турио заимствует его из ваших взоров и потом блистает этим огнем в вашем обществе.

Если вы, синьор, будете со мной меняться слово за слово, то я заставлю ваше остроумие обанкротиться.

Я это отлично знаю, синьор, вы обладаете целой сокровищницей слов и ни единой монеткой для оплаты ваших слуг. Судя по их жалким ливреям, вы им платите только жалкими словами.

Довольно, синьоры, довольно, идет мой отец.

Входит герцог Миланский.

Ну, Сильвия, я вижу, ты в осаде!

Отец ваш в добром здравьи, Валентин.

Как отнеслись бы вы к письму от друга

С хорошей вестью?

О, я был бы счастлив

Любой хорошей вестью из Вероны.

Известен вам земляк ваш дон Антонио?

Да, герцог, он достойный дворянин

И окружен всеобщим уваженьем.

А у него есть сын?

Да, есть, мой герцог.

И сын достоин своего отца.

Вы знаете Протея?

С детских лет.

Как самого себя, его я знаю,

Немало дней мы вместе провели.

Я был тогда беспечным празднолюбцем, —

Я расточал в пустых забавах время

И совершенством ангелоподобным

Свой юный дух украсить не стремился.

Зато Протей умел свой каждый день

Использовать умно и благородно.

Он жизнью молод, знаниями стар,

Умом созрел, хотя годами зелен.

И, словом, яркий блеск его достоинств

Любые похвалы мои затмил бы,

Настолько щедро наделен он всем,

Что составляет славу дворянина.

Но если он действительно таков,

Нет спора, он любви моей достоин,

Достоин быть советником моим.

Так вот, синьор, он к нам приехал ныне

И погостит, надеюсь, при дворе.

Его мне хвалят в письмах и вельможи.

Я думаю, вам эта весть по сердцу.

О, мне здесь не хватало лишь Протея!

Тогда примите гостя по заслугам.

Я обращаюсь, Сильвия, к тебе,

И к вам, любезный Турио, — прошу вас.

А Валентина мне просить не нужно.

Я к вам сейчас его пришлю.

(Уходит.)

Синьора,

Я вам о нем рассказывал не раз.

Он был бы здесь со мной, когда б любовь

Его глаза своим волшебным взором

Не заманила в плен.

И, вероятно,

Их отпустила для другого плена?

Нет, он свой плен не сменит на другой.

Тогда он слеп. Но, будучи слепым,

Как мог он к вам сюда найти дорогу?

Владычица, но ведь любовь стоока.

Любовь не может видеть. У нее

Нет вовсе глаз.

Да, для таких влюбленных,

Как вы, синьор. Уродство ей противно.

Довольно, господа! А вот ваш друг.

Входит Протей.

Привет тебе, мой дорогой Протей!

Синьора, я прошу у вас для друга

Особой благосклонности.

Пусть будет

Уверен в благосклонности моей,

Когда он тот, чьих писем так вы ждали.

Да, это он, синьора, разрешите

Ему, как мне, слугою вашим быть.

Таких высоких слуг я недостойна.

Нет, вашей благосклонности высокой,

Синьора, недостоин ваш слуга.

Довольно обсуждать, кто недостоин.

Примите, госпожа, его услуги!

Я преданность почту за высший долг.

Кто верен долгу, тот всегда бывает

Вознагражден за верность. Вы желанный

Слуга для недостойной госпожи.

За эту дерзость меч мой наказал бы

Любого.

Как! За то, что вы желанны?

О нет, за то, что недостойны вы.

Входит слуга.

Синьора, мой господин, ваш отец, желает поговорить с вами.

Иду. —

Слуга уходит.

Пойдемте, Турио, со мною. —

Вас, новый мой слуга, я оставляю,

Чтоб вы могли потолковать друг с другом.

Беседу кончив, приходите к нам.

Мы оба тотчас к вам придем, синьора.

Сильвия, Турио и Спид уходят.

Ну, расскажи, как все там поживают.

Твои друзья здоровы, шлют поклон.

Ну, а твои?

Все были в добром здравье.

А как твоя любовь?

Я помню, друг мой,

О ней подчас ты не хотел и слушать.

Рассказы о любви тебе докучны.

Протей, во мне найдешь ты перемену.

Я искупил презрение к любви.

Покорный властным мыслям о любимой,

Не ем, не сплю, не ведаю покоя,

Тоскую днем, ночами слезы лью.

Любовь мне за презренье отомстила,

Сон отогнав от покоренных глаз,

Чтобы всечасно видели они,

Как безутешно раненое сердце.

О милый друг! Любовь — владыка смертных.

Я побежден, и для меня отныне

Страданья нет сильней ее страданий,

Нет радостей возвышенней и чище,

Нет мысли, нет беседы вне любви.

Еду и сон, всю жизнь и все желанья

Отныне заменила мне любовь.

В твоих глазах твою судьбу читаю, —

Не это ли была твоя богиня?

Она, мой друг, — небесный ангел мой.

Небесный? Нет, ее краса — земная.

Божественная!

Не хочу ей льстить.

Но мне польсти — хвала нужна влюбленным.

Ты подносил мне горькие пилюли,

Когда я был влюблен, — так принимай

За меру — меру.

Нет, скажи мне правду,

И если не божественна она,

Признай ее царицей земнородных.

За исключеньем Джулии.

Мой друг!

Без исключений, если ты не хочешь

Мою любовь жестоко оскорбить.

Как! Я не вправе предпочесть свою?

Я сам тебе открою, в чем могло бы

Ей предпочтенье быть: в высокой чести

Шлейф Сильвии носить, чтобы земля

Не возгордилась тем, что поцелует

Ее одежды край и не решила

Проститься с летом, зеленью, цветами

И облачиться в вечные снега.

Оставь, мой друг, напыщенный свой тон!

Прости, Протей, но все бессильно меркнет

Пред Сильвией. Все совершенства жалки

В сравненье с ней, единственной.

Смотри же,

Оставь ее в единственном числе.

Нет, ни за что. Мой друг, она моя.

И я мое сокровище живое

Не отдал бы за десять океанов,

Хотя б нектаром влага их была

И золотом — береговые скалы,

И драгоценным жемчугом — песок.

Прости, мой друг, что о тебе забыл я,

Но мысль моя поглощена любовью,

А глупый мой соперник — он богач

И потому любим ее отцом.

Ты видел, он отправился за нею,

Вот почему и я спешу туда.

Ты сам ведь знаешь, как любовь ревнива.

Но ты любим?

Мы тайно обручились.

Теперь еще побег нам предстоит,

А там — венчанье. Я уж все обдумал.

По лестнице веревочной я влезу

В ее окно, и да хранят нас боги!

Пойдем ко мне, мой дорогой Протей,

Ты мне поможешь делом и советом.

Ступай вперед, а я приду потом.

Сейчас мне нужно в гавань ненадолго,

Чтоб с корабля забрать свои пожитки.

Ну, а затем немедленно к тебе.

Мой друг, ты не задержишься?

Нет-нет!

Валентин уходит.

Как сильным жаром заглушают слабый

Иль клином выбивают клин другой,

Так прежний образ, созданный любовью,

Пред этим новым образом померк.

Глаза ль мои, хвала ли Валентина,

Моя ль неверность, красота ль ее

Мой разум безрассудно помрачили?