Варианты выбора

      – Сначала шлепни его, а потом разберемся.
      – Стрельба не является единственной подходящей реакцией на все опасные ситуации.
      – Верно, но это на Земле.
      – И на Дарбисе-4, – сказал робот. – Там неподвижность является самым безопасным приемом.
      – Вопрос в том, – сказал Мишкин, – похожа ли данная местность на Землю или на Дарбис-4?
      – Если бы мы это знали, – заявил робот, – то мы действительно знали бы что-то.
      Новая угроза явилась в образе змея длиной примерно двадцать футов, оранжевого, с черными полосами. У этого гигантского червяка было пять голов, сидящих, как гроздь, на конце туловища. У каждой головы имелся один глаз с многогранной поверхностью и влажная зеленая пасть.
      – Судя по размерам, он опасен, – заметил Мишкин.
      – Только не на Дарбисе! – возразил робот. – Там чем они больше, тем безобиднее. А вот маленьких паразитов надо бояться.
      – Но ведь мы не на Дарбисе!
      – К сожалению, да, – признал робот.
      – И что же нам делать?
      – А черт его знает! – ответил робот.
      Змей приблизился к ним футов на десять. Пасти его угрожающе раскрылись.
      – Стреляй! – приказал Мишкин.
      Робот поднял бластеры и выстрелил прямо в возвышавшуюся над ним грудь змея. Головы раздраженно мигнули. Робот снова поднял бластеры, но Мишкин остановил его.
      – Это не подходит, – сказал он. – Что ты еще можешь предложить?
      – Неподвижность.
      – К черту неподвижность, мне кажется, что нам нужно поскорее уносить ноги отсюда!
      – Поздно, – сказал робот. – Замри!
      Мишкин замер. Головы чудища приблизились. Мишкин закрыл глаза и услышал следующий разговор:
      – Давай сожрем его, а, Винс?
      – Заткнись, Эдди, только вчера вечером мы съели целого ормитунга. Ты что же, хочешь маяться от несварения желудка?
      – Я до сих пор голоден!
      – И я тоже!
      – И я!
      Мишкин открыл глаза и увидел, что разговор ведут все пять голов змея. Та, которую называли Винсом, была расположена посредине и выделялась большими размерами. Винс продолжал:
      – Тошнит меня от вас, парни, от вас и вашей жратвы. Как только я начинаю входить в форму, вернее, наше туловище начинает, после месяца тренировок в гимнастическом зале, как вам снова не терпится отрастить брюхо. Но я говорю этому «нет»!
      – Мы имеем право есть все что угодно и когда угодно, – захныкала одна из голов. – Наш папочка, да хранит его душу бог, говорил, что туловище принадлежит нам всем, и мы должны владеть им на равных.
      – Папочка говорил также, чтобы я за вами, пацанами, присматривал, – ответил Винс, – потому что у вас всех, вместе взятых, не хватит мозгов даже для того, чтобы влезть на дерево. И к тому же папочка никогда не ел незнакомых.
      – Это точно, – голова повернулась к Мишкину. – Меня зовут Эдди.
      – Меня – Лукко.
      – Меня – Джо.
      – А меня – Чико. А это Винс. Вот и познакомились. А теперь, Винс, мы сожрем его сию же минуту, потому что нас четверо, и мы уже устали от твоих приказаний, и отныне мы будем делать то, что нам захочется, и если тебе это не по нраву, то постарайся как-нибудь с этим смириться. Идет, Винс?
      – Заткнись! – загремел Винс. – Уж если кто и собрался здесь пожрать, так это буду я!
      – А как же мы? – заскулил Чико. – Папочка говорил…
      – Что бы я ни съел, в конечном итоге будет и вашим, – сказал Винс.
      – Но мы же не почувствуем вкуса, если не попробуем сами, – возразил Эдди.
      – Это точно, – ухмыльнулся Винс. – Но обещаю вам попробовать не только за себя, но и за всех вас.
      – Извините, Винс, – отважился Мишкин.
      – Какой я тебе Винс? – зарычал тот. – Для тебя я мистер Палиотелли.
      – Извините, мистер Палиотелли. Я хотел сказать, что являюсь формой разумной жизни, а там, где я живу, разумные создания не едят других разумных созданий, разве что тогда, когда нет никакого выхода.
      – Ты что, вздумал меня учить, как себя вести? – возмутился Винс. Я – разумный? Да я даже университета не закончил. С тех пор, как скончался наш папочка, мне приходилось работать в прокатном цехе, вкалывать по двенадцать часов в сутки, чтобы прокормить пацанов. У меня хватает ума понять, что у меня не хватает ума.
      – Но на вид вы достаточно умны, – заискивающее сказал Мишкин.
      – Ну разумеется, во мне есть врожденный интеллект. Я, возможно, ничуть не глупее любого образованного червя Уоп. Но вот что касается образования…
      – Роль формального образования часто переоценивается, – ввернул Мишкин.
      – Будто я этого не знаю, – согласился Винс. – Но куда без диплома в этом мире?
      – Трудновато, – кивнул Мишкин.
      – Ты, возможно, будешь смеяться, но я всю жизнь мечтал научиться игре на скрипке. Ну не смешно ли?
      – Вовсе нет, – ответил Мишкин.
      – Вообрази себе глупого Винса Палиотелли, пиликающего на дурацкой скрипке арию из «Аиды»?
      – А почему бы и нет? Я уверен, что у вас есть талант.
      – Мне все кажется, – признался Винс, – что вначале был чудесный сон. А потом пришла жизнь с ее бесконечными проблемами, и мне пришлось сменить бесплотную призрачную ткань видения на грубую серую холстину этого… как его…
      – Хлеба? – спросил Чико.
      – Обязанностей? – предположил Мишкин.
      – Ответственности? – подсказал робот.
      – Да нет, все это не то, – горько сказал Винс. – Недоучка и недотепа вроде меня не может разбрасываться параллельными конструкциями.
      – Возможно, вам стоит попытаться изменить ключевые понятия, – предложил робот. – Попробуйте сменить «призрачную ткань поэзии» на «грубую холстину мирской жизни».
      Винс уставился на робота, а потом обратился к Мишкину:
      – Твой приятель корчит из себя умника?
      – Да нет, – ответил Мишкин. – Просто он попал не не ту планету. Не обижайтесь на него, он всего лишь робот класса СРОНП.
      – А раз робот, так пусть держит язык за зубами!
      – Весьма сожалею, если обидел вас, – живо отозвался робот.
      – Да ладно, замнем. Вы в общем-то неплохие ребята, и я не стану вас есть. Но мой вам совет – держитесь здесь поосторожней. Не все тут так добры и простодушны, как я. Честно говоря, они это сделают, даже не будучи голодными – уж больно у вас обоих отвратительная внешность.
      – А на что нам обращать особое внимание? – спросил Мишкин.
      – Обращайте особое внимание на все, – ответил Винс.

8

      Мишкин и робот от всей души поблагодарили добряка-змея, вежливо кивнули его менее воспитанным братьям и двинулись дальше через лес, поскольку другого пути у них не было. Вначале медленно, а потом все прибавляя шаг, они шли, чувствуя, как по пятам за ними крадется сама смерть, жутко постанывая и обдавая из смрадным дыханием. Робот недовольно бурчал что-то, но Мишкину было не до разговоров.
      Они вступили под сень огромных ветвистых деревьев, которые разглядывали путешественников спрятанными в густой листве глазами. Когда Мишкин и робот миновали их, деревья начали шептаться друг с другом.
      – Довольно странная компания, – пробормотал старый вяз.
      – Похоже на оптическую иллюзию, – сказал дуб. – Особенно эта металлическая штуковина.
      – О, моя голова! – застонала ива. – Ну и ночка была! Хотите, расскажу?
      Мишкин и робот продолжали свой путь через лесную глухомань, сумерки сгущались, и призрачные, словно видения, воспоминания о былом великолепии лесной чащи окружили их, возникая из воздуха, полного бледных испарений, словно нечто умирающее, с переломанным хребтом, ползало по благородным, слегка светящимся стволам деревьев, по ветвям плакучих ив.
      – Да, местечко не из веселых, – заметил Мишкин.
      – Эти штучки меня не очень интересуют, – ответил робот. – Мы, роботы, не подвержены эмоциям. В нас заложена способность проникновения в суть вещей, так что мы ко всему относимся с предубеждением, что равносильно прежде всего трезвому подходу.
      – Угу, – отозвался Мишкин.
      – Именно поэтому я с тобой согласен. Здесь действительно мрачновато и пахнет привидениями.
      Робот по своей натуре был довольно добродушен, и даже его металлическая внешность не могла этого скрыть. Спустя много лет, когда он уже покрылся ржавчиной, а конечности его страдали усталостью металла, он любил рассказывать молодым роботам о Мишкине. «Это был спокойный человек,
      – говорил он, – можно было даже подумать, что он был глуповат. Но в нем чувствовалась некая направленность и стремление смириться со своим положением, что особенно вызывало уважение. Ведь он, в конце концов, был всего лишь человеком, и таких людей мы больше не увидим».
      – Конечно, дедушка, – отвечали детишки-роботы и разбегались, хихикая втихомолку. Все они были гладенькие, блестящие, и считали себя единственными современными созданиями, им и в голову не приходило, что и до них были другие, и после них будут другие. И если им говорили, что придет время, и их тоже уложат на полку рядом с другими развалюхами, это вызывало у них приступ жизнерадостного смеха. Таковы молодые роботы, и никакое программирование не в состоянии изменить их.
      Но все это будет в далеком будущем. А в настоящем были Мишкин и робот, пробирающиеся через лес, отягощенные исключительными знаниями, совершенно бесполезными в данной ситуации. Возможно, именно в это время Мишкин сделал свое выдающееся открытие, заключающееся в том, что знания не соответствуют необходимости. Ведь всегда чего-то не хватает, и умный человек строит свою жизнь на основе собственных знаний о недостаточной пользе знаний.
      Мишкин предчувствовал опасность. Он хотел встретить ее во всеоружии. Но какое «оружие» может ему пригодиться? Он ужасно боялся попасть впросак.
      – Послушай, – сказал он роботу. – Давай что-нибудь придумаем. Опасность может застать нас в любой момент, и нам просто необходимо подготовиться к ней заранее.
      – Что ты предлагаешь? – спросил робот.
      – Давай бросим монету.
      – Это, – заявил робот, – пахнет фатализмом и совершенно противоречит тому научному мировоззрению, которое мы с тобой представляем. Сдаться после всего, чему мы научились? Об этом не может быть и речи.
      – Мне и самому это мне по душе, – признался Мишкин, – Но согласись, что какой-то план действий нам необходим.
      – Может быть, будем принимать решения по ходу дела? – предложил робот.
      – А ты уверен, что у нас будет на это время?
      – Именно сейчас у нас есть шанс проверить это, – ответил робот.
      Мишкин увидел впереди нечто плоское, тонкое и широкое, похожее на лист серого цвета. Оно планировало на высоте трех футов, направляясь в их сторону, как, впрочем, и все живое на Гармонии.
      – Что нам делать? – спросил Мишкин.
      – Черт его знает, – ответил робот. – Я как раз собирался спросить об этом у тебя.
      – Удрать от него вряд ли удастся.
      – Неподвижность тоже мало чего дает.
      – Может, пристрелить эту штуку?
      – На этой планете от бластеров мало толку. Еще рассердим ее.
      – А что, если мы тихонечко пойдем своей дорогой, ни о чем не думая? Может, оно оставит нас в покое?
      – Безнадежная затея, – сказал робот.
      – У тебя есть другие идеи?
      – Нет.
      – Тогда пошли.

9

      Однажды Мишкин с роботом пробирались через лес, и было это в веселом месяце мае, когда вдруг до смерти напугали пару налитых кровью глаз, и было это в веселом месяце мае.
      Смешного мало, когда вы внизу.
      – Встань, я тебя сосчитаю, – сказал Мишкину его отец. Мишкин встал, чтобы его сосчитали, и число оказалось единицей. Но это ни к чему не привело. С тех пор Мишкин никогда не вставал, чтобы его сосчитали.
      Рассмотрим сейчас ситуацию с точки зрения чудища, которое приближалось к Мишкину. Из хорошо освещенных осведомленных источников нам доподлинно известно, что чудище вовсе не считало себя чудищем. Подобные иллюзии испытываем и мы, когда основательно нагрузимся. Неплохо бы запомнить, когда налаживается контакт с незнакомым тебе существом, что «чудище волнуется». Остается лишь убедить его, что несмотря на ваш чудовищный вид, вы тоже испытываете волнение. Обмен волнующими эмоциями является первым шагом при контакте
      – Ох! – сказал Мишкин.
      – В чем дело? – спросил робот.
      – Я уколол ногу.
      – Так мы никогда отсюда не выберемся.
      – Не ворчи. Лучшее, что мы можем сделать – это продолжить путь.
      Солнце спустилось к горизонту. Лес засиял разноцветными бликами. Мишкин представлял из себя сложное человеческое существо со своим прошлым, сексуальными заботами и различными неврозами. Робот представлял из себя усложненное подобие человека и мог вполне таковым считаться. Существо, приближавшееся к ним, было неизвестного происхождения, но у него наверняка хватало своих сложностей. Все было сложным.
      Когда Мишкин приблизился к чудовищу, его захлестнули самые невообразимые фантазии, описывать которые нет никакого смысла.
      У чудища тоже возникли определенные фантазии.
      Один лишь робот не фантазировал. Это был старомодный робот, с твердыми убеждениями и протестантской этикой, и его трудно было обвести вокруг пальца.
      На зеленых, в форме сердечка, губах чудища висели капельки кристально чистой жидкости. В действительности же это были не капли жидкости, а вонючие отбросы какой-то фабрики в Йонкерсе. Дети украшали ими деревья.
      Чудище продолжило свой путь. На ходу оно учтиво поклонилось Мишкину, робот поклонился чудищу, и они разошлись в разные стороны.
      Чудище остановилось.
      – Что это было? – спросило оно. – Что за чертовщина?
      – Меня самого до сих пор трясет, – ответило дерево-шагомер, прибывшее с севера в надежде поиграть на бирже.
      – Кажется, подействовало, – сказал Мишкин.
      – Как обычно, – ответил робот. – На Дарбисе-4 всегда так.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.