— По-моему, это против человеческой природы, — сказал Гелсен. — Вот и прекрасно. Страж-птица не знает никаких чувств. И рассуждает не так, как люди. Ее нельзя ни подкупить, ни одурачить. И запугать тоже нельзя. На столе у Гелсена зажужжал вызов селектора. Он и не посмотрел в ту сторону.
      — Все это я знаю, — сказал он Макинтайру. — А все-таки иногда я чувствую себя, как тот человек, который изобрел динамит. Он-то думал, эта штука пригодится только, чтоб корчевать пни. — Но вы-то не изобрели страж-птицу.
      — Все равно я в ответе, раз я их выпускаю. Опять зажужжал сигнал вызова, и Гелсен сердито нажал кнопку. — Пришли отчеты о работе страж-птиц за первую неделю, — раздался голос секретаря.
      — Ну и как?
      — Великолепно, сэр!
      — Пришлете мне их через четверть часа. — Гелсен выключил селектор и опять повернулся к Макинтайру; тот спичкой чистил ногти. — А вам не кажется, что человеческая мысль как раз к этому и идет? Что людям нужен механический бог? Электронный наставник?
      — Я думаю, вам бы надо получше познакомиться со страж-птицей, шеф, — заметил Макинтайр. — Вы знаете, что собой представляет это обучающееся устройство?
      — Только в общих чертах.
      — Во-первых, поставлена задача. А именно: помешать живым существам совершать убийства. Во-вторых, убийство можно определить как насилие, которое заключается в том, что одно живое существо ломает, увечит, истязает другое существо или иным способом нарушает его жизнедеятельность. В-третьих, убийство почти всегда можно проследить по определенным химическим и электрическим изменениям в организме.
      Макинтайр закурил новую сигарету и продолжал:
      — Эти три условия обеспечивают постоянную деятельность птиц. Сверх того есть еще два условия для аппарата самообучения. А именно, в-четвертых, некоторые существа могут убивать, не проявляя признаков, перечисленных в условии номер три. В-пятых, такие существа могут быть обнаружены при помощи данных, подходящих к условию номер два.
      — Понимаю, — сказал Гелсен.
      — Сами видите, все это безопасно и вполне надежно.
      — Да, наверно… — Гелсен замялся. — Что ж, пожалуй, все ясно.
      — Вот и хорошо.
      Инженер поднялся и вышел.
      Еще несколько минут Гелсен раздумывал. Да, в страж-птице просто не может быть ничего опасного.
      — Давайте отчеты, — сказал он по селектору.
      Высоко над освещенными городскими зданиями парила страж-птица. Уже смерклось, но поодаль она видела другую страж-птицу, а там и еще одну. Ведь город большой.
      Не допускать убийств…
      Работы все прибавлялось. По незримой сети, связующей всех страж-птиц между собой, непрестанно передавалась новая информация. Новые данные, новые способы выслеживать убийства.
      Вот оно! Сигнал) Две страж-птицы разом рванулись вниз. Одна восприняла сигнал на долю секунды раньше другой и уверенно продолжала спускаться. Другая вернулась к наблюдению.
      Условие четвертое: некоторые живые существа способны убивать, не проявляя признаков, перечисленных в условии третьем.
      Страж-птица сделала выводы из вновь полученной информации и знала теперь, что, хотя это существо и не издает характерных химических и электрических запахов, оно все же намерено убить.
      Насторожив все свои чувства, она подлетела ближе.
      Выяснила, что требовалось, и спикировала.
      Роджер Греко стоял, прислонясь к стене здания, руки в карманы. Левая рука сжимала холодную рукоять револьвера. Греко терпеливо ждал.
      Он ни о чем не думал, просто ждал одного человека. Этого человека надо убить. За что, почему — кто его знает. Не все ли равно? Роджер Греко не из любопытных, отчасти за это его и ценят. И еще за то, что он мастер своего дела.
      Надо аккуратно всадить пулю в башку незнакомому человеку. Ничего особенного — и не волнует и не противно. Дело есть дело, не хуже всякого другого. Убиваешь человека. Ну и что?
      Когда мишень появилась в дверях, Греко вынул из кармана револьвер. Спустил предохранитель, перебросил револьвер в правую руку. Все еще ни о чем не думая, прицелился…
      И его сбило с ног.
      Он решил, что в него стреляли. С трудом поднялся на ноги, огляделся и, щурясь сквозь застлавший глаза туман, снова прицелился.
      И опять его сбило с ног.
      На этот раз он попытался нажать спуск лежа. Не пасовать же. Кто-кто, а он мастер своего дела.
      Опять удар, и все потемнело. На этот раз навсегда, ибо страж-птица обязана охранять объект насилия — чего бы это ни стоило убийце.
      Тот, кто должен был стать жертвой, прошел к своей машине. Он ничего не заметил. Все произошло в молчании.
      Гелсен чувствовал себя как нельзя лучше. Страж-птицы работают превосходно. Число убийств уже сократилось вдвое и продолжает падать. В темных переулках больше не подстерегают никакие ужасы. После захода солнца незачем обходить стороной парки и спортплощадки.
      Конечно, пока еще остаются грабежи. Процветают мелкие кражи, хищения, мошенничество, подделки и множество других преступлений.
      Но это не столь важно. Потерянные деньги можно возместить, потерянную жизнь не вернешь.
      Гелсен готов был признать, что он неверно судил о страж-птицах. Они и вправду делают дело, с которым люди справиться не могли.
      Именно в это утро появился первый намек на неблагополучие.
      В кабинет вошел Макинтайр Молча остановился перед шефом. Лицо озабоченное и немного смущенное.
      — Что случилось, Мак? — спросил Гелсен.
      — Одна страж-птица свалила мясника на бойне. Чуть не прикончила. Гелсен минуту подумал. Ну да, понятно. Обучающееся устройство страж-птицы вполне могло определить убой скота как убийство.
      — Передайте на бойни, пускай там введут механизацию. Мне и самому всегда претило, что животных забивают вручную.
      — Хорошо, — сдержанно сказал Макинтайр, пожал плечами и вышел.
      Гелсен остановился у стола и задумался. Стало быть, страж-птица не знает разницы между убийцей и человеком, который просто исполняет свою работу? Похоже, что так. Для нее убийство всегда убийство. Никаких исключений. Он нахмурился. Видно, этим самообучающимся устройствам еще требуется доводка.
      А впрочем, не очень большая. Просто надо сделать их более разборчивыми.
      Он опять сел за стол и углубился в бумаги, стараясь отогнать давний, вновь пробудившийся страх.
      Преступника привязали к стулу, приладили к ноге электрод.
      — О-о, — простонал он, почти не сознавая, что с ним делают.
      На бритую голову надвинули шлем, затянули последние ремни. Он все еще негромко стонал.
      И тут в комнату влетела страж-птица. Откуда она появилась, никто не понял. Тюрьмы велики, стены их прочны, на всех дверях запоры и засовы, и однако страж-птица проникла сюда…
      Чтобы предотвратить убийство.
      — Уберите эту штуку! — крикнул начальник тюрьмы и протянул руку к кнопке.
      Страж-птица сбила его с ног.
      — Прекрати! — заорал один из караульных и хотел сам нажать кнопку.
      И повалился на пол рядом с начальником тюрьмы.
      — Это же не убийство, дура чертова! — рявкнул другой караульный и вскинул револьвер, целясь в блестящую металлическую птицу, которая описывала круги под потолком.
      Страж-птица оказалась проворнее, и его отшвырнуло к стене.
      В комнате стало тихо. Немного погодя человек в шлеме захихикал. И снова умолк.
      Страж-птица, чуть вздрагивая, повисла в воздухе. Она была начеку.
      Убийство не должно совершиться!
      Новые сведения мгновенно передались всем страж-птицам. Никем не контролируемые, каждая сама по себе, тысячи страж-птиц восприняли эти сведения и начали поступать соответственно.
      Не допускать, чтобы одно живое существо ломало, увечило, истязало другое существо или иным способом нарушало его жизнедеятельность. Дополнительный перечень действий, которые следует предотвращать.
      — Но, пошла, окаянная! — заорал фермер Олистер и взмахнул кнутом. Лошадь заартачилась, прянула в сторону, повозка затряслась и задребезжала.
      — Пошла, сволочь! Ну!
      Олистер снова замахнулся. Но кнут так и не опустился на лошадиную спину. Бдительная страж-птица почуяла насилие и свалила фермера наземь.
      Живое существо? А что это такое? Страж-птицы собирали все новые данные, определения становились шире, подробнее. И понятно, работы прибавлялось.
      Меж стволами едва виднелся олень. Охотник поднял ружье и тщательно прицелился.
      Выстрелить он не успел.
      Свободной рукой Гелсен отер пот со лба.
      — Хорошо, — сказал он в телефонную трубку.
      Еще минуту-другую он выслушивал льющийся по проводу поток брани, потом медленно опустил трубку на рычаг.
      — Что там опять? — спросил Макинтайр.
      Он был небрит, галстук развязался, ворот рубашки расстегнут.
      — Еще один рыбак, — сказал Гелсен. — Страж-птицы не дают ему ловить рыбу, а семья голодает. Он спрашивает, что мы собираемся предпринять.
      — Это уже сколько сотен случаев?
      — Не знаю. Сегодняшнюю почту я еще не смотрел.
      — Так вот, я уже понял, в чем наш просчет, — мрачно сказал Макинтайр. У него было лицо человека, который в точности выяснил, каким образом он взорвал земной шар… но выяснил слишком поздно.
      — Ну-ну, я слушаю.
      — Все мы сошлись на том, что всякие убийства надо прекратить. Мы считали, что страж-птицы будут рассуждать так же, как и мы. А следовало точно определить все условия.
      — Насколько я понимаю, нам самим надо было толком уяснить, что за штука убийство и откуда оно, а уж тогда можно было бы все как следует уточнить. Но если б мы это уяснили, так на что нам страж-птицы?
      — Ну, не знаю. Просто им надо было втолковать, что некоторые вещи не убийство, а только похоже.
      — А все-таки почему они мешают рыбакам? — спросил Гелсен.
      — А почему бы и нет? Рыбы и звери — живые существа. Просто мы не считаем, что ловить рыбу или резать свиней — убийство.
      Зазвонил телефон. Гелсен со злостью нажал кнопку селектора.
      — Я же сказал: больше никаких звонков. Меня нет. Ни для кого.
      — Это из Вашингтона, — ответил секретарь. — Я думал…
      — Ладно, извините. — Гелсен снял трубку. — Да, Очень неприятно, что и говорить… Вот как? Хорошо, конечно, я тоже распоряжусь.
      И дал отбой.
      — Коротко и ясно, — сказал он Макинтайру. — Предлагаются временно прикрыть лавочку.
      — Не так это просто, — возразил Макинтайр. — Вы же знаете, страж-птицы действуют сами по себе, централизованного контроля над ними нет. Раз в неделю они прилетают на техосмотр. Тогда и придется по одной их выключать.
      — Ладно, надо этим заняться. Монро уже вывел из строя Примерно четверть всех своих птиц.
      — Надеюсь, мне удастся придумать для них сдерживающие центры, — сказал Макинтайр.
      — Прекрасно. Я счастлив, — с горечью отозвался Гелсен.
      Страж-птицы учились очень быстро, познания их становились богаче, разнообразнее. Отвлеченные понятия, поначалу едва намеченные, расширялись, птицы действовали на их основе — и понятия вновь обобщались и расширялись.
      Предотвратить убийство…
      Металл и электроны рассуждают логично, но не так, как люди.
      Живое существо? Всякое живое существо? И страж-птицы принялись охранять все живое на свете.
      Муха с жужжанием влетела в комнату, опустилась на стол, помешкала немного, перелетела на подоконник.
      Старик подкрался к ней, замахнулся свернутой в трубку газетой.
      Убийца!
      Страж-птица ринулась вниз и в последний миг спасла муху.
      Старик еще минуту корчился на полу, потом замер.
      Его ударило совсем чуть-чуть, но для слабого, изношенного сердца было довольно и этого.
      Зато жертва спасена, это главное. Спасай жертву, а нападающий пусть получает по заслугам.
      — Почему их не выключают?! — в ярости спросил Гелсен.
      Помощник инженера по техосмотру показал рукой в угол ремонтной мастерской. Там, на полу, лежал старший инженер. Он еще не оправился от шока.
      — Вот он хотел выключить одну, — пояснил помощник. Он стиснул руки и едва Одерживал дрожь.
      — Что за нелепость! У них же нет никакого чувства самосохранения.
      — Тогда выключайте их сами. Да они, наверно, больше и не станут прилетать.
      Что же происходит? Гелсен начал соображать что к чему. Страж-птицы еще не определили окончательно, чем же отличается живое существо от неживых предмете. Когда на заводе Монро некоторых из них выключили, остальные, видимо, сделали из этого свои выводы. Поневоле они пришли к заключению, что они и сами — живые существа. Никто никогда не внушал им обратного. И несомненно, они во многих отношениях действуют как живые организмы. На Гелсена нахлынули прежние страхи. Он содрогнулся и поспешно вышел из ремонтной. Надо поскорей отыскать Макинтайра!
      Сестра подала хирургу тампон.
      — Скальпель!
      Она вложила ему в руку скальпель. Он начал первый разрез. И вдруг заметил неладное.
      — Кто впустил сюда эту штуку?
      — Не знаю, — отозвалась сестра, голос ее из-за марлевой повязки прозвучал глухо.
      — Уберите ее.
      Сестра замахала руками на блестящую крылатую машинку, но та, подрагивая, повисла у нее над головой.
      Хирург продолжал делать разрез… но недолго это ему удавалось. Металлическая птица отогнала его в сторону и насторожилась, охраняя пациента.
      — Позвоните на фабрику! — распорядился хирург. — Пускай они ее выключат.
      Страж-птица не могла допустить, чтобы над живым существом совершили насилие.
      Хирург беспомощно смотрел, как на операционном столе умирает больной.
      Страж-птица парила высоко над равниной, изрезанной бегущими во все стороны дорогами, и наблюдала, и ждала. Уже много недель она работала без отдыха и без ремонта. Отдых и ремонт стали недостижимы — не может же страж-птица допустить, чтобы ее — живое существо — убили! А между тем птицы, которые возвращались на техосмотр, были убиты.
      В программу страж-птиц был заложен приказ через определенные промежутки времени возвращаться на фабрику. Но страж-птица повиновалась приказу более непреложному: охранять жизнь, в том числе и свою собственную.
      Признаки убийства бесконечно множились, определение так расширилось, что охватить его стадо немыслимо. Но страж-птицу это не занимало. Она откликалась на известные сигналы, откуда бы они ни исходили, каков бы ни был их источник.
      После того как страж-птицы открыли, что они и сами живые существа, в блоках их памяти появилось новое определение живого организма. Оно охватывало многое множество видов и подвидов.
      Сигнал! В сотый раз за этот день страж-птица легла на крыло и стремительно пошла вниз, торопясь помешать убийству.
      Джексон зевнул и остановил машину у обочины. Он не заметил в небе сверкающей точки. Ему незачем было остерегаться. Ведь по всем человеческим понятиям он вовсе не замышлял убийства.
      Самое подходящее местечко, чтобы вздремнуть, — подумал он. Семь часов без передышки вел машину, не диво, что глаза слипаются. Он протянул руку, хотел выключить зажигание…
      И что-то отбросило его к стенке кабины.
      — Ты что, сбесилась? — спросил он сердито. — Я ж только хотел…
      Он снова протянул руку, и снова его ударило.
      У Джексона хватило ума не пытаться в третий раз. Он каждый день слушал радио и знал, как поступают страж-птицы с непокорными упрямцами.
      — Дура железная, — сказал он повисшей над ним механической птице. — Автомобиль не живой. Я вовсе не хочу его убить.
      Но страж-птица знала одно: некоторые действия прекращают деятельность организма. Автомобиль, безусловно, деятельный организм, Ведь он из металла, как и сама страж-птица, не так ли? И при этом движется…
      — Без ремонта и подзарядки у них истощится запас энергии, — сказал Макинтайр, отодвигая груду спецификаций.
      — А когда это будет? — осведомился Гелсен.
      — Через полгода, через год. Для верности скажем — год.
      — Год… — повторил Гелсен. — Тогда всему 'конец. Слыхали последнюю новость?
      — Что такое?
      — Страж-птицы решили, что Земля — живая. И не дают фермерам пахать. Ну и все прочее, конечно, тоже живое: кролики, жуки, мухи, волки, москиты, львы, крокодилы, вороны и всякая мелочь вроде микробов.
      — Это я знаю, — сказал Макинтайр.
      — А говорите, они выдохнутся через полгода или через год. Сейчас-то как быть? Через полгода мы помрем с голоду.
      Инженер потер подбородок.
      — Да, мешкать нельзя. Равновесие в природе летит к чертям.
      — Мешкать нельзя — это мягко сказано. Надо что-то делать немедля. — Гелсен закурил сигарету, уже тридцать пятую за этот день. — По крайней мере я могу теперь заявить: «Говорил я вам!» Да вот беда — не утешает. Я так же виноват, как все прочие ослы — машинопоклонники.
      Макинтайр не слушал. Он думал о страж-птицах.
      — Вот, к примеру, в Австралии мор на кроликов.
      — Всюду растет смертность, — сказал Гелсен. — Голод. Наводнения. Нет возможности валить деревья. Врачи не могут… что вы сказали про Австралию?
      — Кролики мрут, — повторил Макинтайр. — В Австралии их почти не осталось.
      — Почему? Что еще стряслось?
      — Там объявился какой-то микроб, который поражает одних кроликов. Кажется, его переносят москиты…
      — Действуйте, — сказал Гелсен. — Изобретите что-нибудь. Срочно свяжитесь по телефону с инженерами других концернов. Да поживее. Может, все вместе что-нибудь придумаете.
      — Есть, — сказал Макинтайр, схватил бумагу, перо и бросился к телефону.
      — Ну, что я говорил? — воскликнул сержант Селтрикс и, ухмыляясь, поглядел на капитана. — Говорил я вам, что все ученые — психи?
      — Я, кажется, не спорил, — заметил капитан.
      — А все ж таки сомневались.
      — Зато теперь не сомневаюсь. Ладно, ступай. У тебя работы невпроворот.
      — Знаю. — Селтрикс вытащил револьвер, проверил, в порядке ли, и вновь сунул в кобуру. — Все наши парни вернулись, капитан?
      — Все? — Капитан невесело засмеялся. — Да в нашем отделе теперь в полтора раза больше народу. Столько убийств еще никогда не бывало.
      — Ясно, — сказал Селтрикс. — Страж-птицам недосуг, они нянчатся с грузовиками и не дают паукам жрать мух.
      Он пошел было к дверям, но обернулся и на прощанье выпалил:
      — Верно вам говорю, капитан, все машины-дуры безмозглые.
      Капитан кивнул.
      Тысячи страж-птиц пытались помешать несчетным миллионам убийств — безнадежная затея! Но Страж-птицы не знали, что такое надежда. Не наделенные сознанием, они не радовались успехам и не страшились неудач. Они терпеливо делали свое дело, исправно отзываясь на каждый полученный сигнал.
      Они не могли поспеть всюду сразу, но в этом и не было нужды. Люди быстро поняли, что может не понравиться страж-птицам, и старались ничего такого не делать. Иначе попросту опасно. Эти птицы чересчур быстры и чутки — оглянуться не успеешь, а она уже тебя настигла.
      Теперь они поблажки не давали. В их первоначальной программе заложено было требование: если другие средства не помогут, убийцу надо убить.
      Чего ради щадить убийцу?
      Это обернулось самым неожиданным образом. Страж-птицы обнаружили, что за время их работы число убийств и насилии над личностью стало расти в геометрической прогрессии. Это было верно постольку, поскольку их определение убийства непрестанно расширялось и охватывало все больше разнообразнейших явлений Но для страж-птиц этот рост означал лишь, что прежние и методы несостоятельны. Простая логика. Если способ А не действует, испробуй способ В. Страж-птицы стали разить насмерть.
      Чикагские бойни закрылись, и скот в хлевах издыхал с голоду, потому что фермеры Среднего Запада не могли косить траву на сено и собирать урожай.
      Никто с самого начала не объяснил страж-птицам, что вся жизнь на Земле опирается на строго уравновешенную систему убийств.
      Голодная смерть страж-птиц не касалась, ведь она наступала оттого, что какие-то действия не совершились.
      А их интересовали только действия, которые совершаются.
      Охотники сидели по домам, свирепо глядя на парящие в небе серебряные точки; руки чесались сбить их мелким выстрелом! Но стрелять не пытались. Страж-птицы мигом чуяли намерения возможного убийцы и карали не мешкая.
      У берегов Сан-Педро и Глостера праздно покачивались на приколе рыбачьи лодки. Ведь рыбы — живые существа.
      Фермеры плевались, и сыпали проклятиями, и умирали в напрасных попытках сжать хлеб. Злаки — живые, их надо защищать. И картофель с точки зрения страж-птицы живое существо ничуть не хуже других. Гибель полевой былинки равноценна убийству президента с точки зрения страж-птицы.
      Ну и, разумеется, некоторые машины тоже живые. Вполне логично, ведь и страж-птицы — машины, и притом живые.
      Помилуй вас боже, если вы вздумали плохо обращаться со своим радиоприемником. Выключить приемник — значит его убить. Ясно же: голос его умолкает, лампы меркнут, и он становится холодный.
      Страж-птицы старались охранять и других своих подопечных. Волков казнили за покушения на кроликов. Кроликов истребляли за попытки грызть зелень. Плющ сжигали за то, что он старался удавить дерево.
      Покарали бабочку, которая пыталась нанести розе оскорбление действием.
      Но за всеми преступлениями проследить не удавалось — страж-птиц не хватало. Даже миллиард их не справился бы с непомерной задачей, которую поставили себе тысячи.
      И вот над страной бушует смертоносная орла, десять тысяч молний бессмысленно и слепо разят и убивают по тысяче раз на дню.
      Молнии, которые предчувствуют каждый твой шаг и карают твои помыслы.
      — Прошу вас, джентльмены! — взмолился представитель президента. — Нам нельзя терять время.
      Семеро предпринимателей разом замолчали.
      — Пока наше совещание официально не открыто, я хотел бы кое-что сказать, — заявил председатель компании Монро. — Мы не считаем себя ответственными за теперешнее катастрофическое положение. Проект выдвинуло правительство, пускай оно и несет всю моральную и материальную ответственность.
      Гелсен пожал плечами. Трудно поверить, что всего несколько недель назад эти самые люди жаждали славы спасителей мира. Теперь, когда спасение не удалось, они хотят одного: свалить с себя ответственность!
      — Уверяю вас, об этом сейчас нечего беспокоиться, — заговорил представитель. — Нам нельзя терять время. Ваши инженеры отлично поработали. Я горжусь вашей готовностью сотрудничать и помогать в критический час. Итак, вам предоставляются все права и возможности — план намечен, проводите его в жизнь!
      — Одну минуту! — сказал Гелсен.
      — У нас каждая минута на счету.
      — Этот план не годится.
      — По-вашему, он невыполним?
      — Еще как выполним. Только, боюсь, лекарство окажется еще злей, чем болезнь.
      Шестеро фабрикантов свирепо уставились на Гелсена, видно было, что они рады бы его придушить. Но он не смутился.
      — Неужели мы ничему не научились? — спросил он. — Неужели вы не понимаете: человечество должно само решать свои задачи, а не передоверять это машинам.
      — Мистер Гелсен, — прервал председатель компании Монро. — Я с удовольствием послушал бы, как вы философствуете, но, к несчастью, пока что людей убивают, Урожай гибнет. Местами в стране уже начинается голод. Со страж-птицей надо покончить — и немедленно!
      — С убийствами тоже надо покончить. Помнится, все мы на этом сошлись. Только способ выбрали негодный!
      — А что вы предлагаете? — спросил представитель президента.
      Гелсен перевел дух. Призвал на помощь все свое мужество. И сказал:
      — Подождем, пока страж-птицы сами выйдут из строя.
      Взрыв возмущения был ему ответом. Представитель с трудом водворил тишину.
      — Пускай эта история будет нам уроком, — уговаривал Гелсен. — Давайте признаемся: мы ошиблись, нельзя механизмами лечить недуги человечества. Попробуем начать сызнова. Машины нужны, спору нет, но в судьи, учителя и наставники они нам не годятся.
      — Это просто смешно, — сухо сказал представитель, — Вы переутомились, мистер Гелсен. Постарайтесь взять себя в руки. — Он откашлялся. — Распоряжение президента обязывает всех вас осуществить предложенный сами план. — Он пронзил взглядом Гелсена. — Отказ равносилен государственной измене.
      — Я сделаю все, что в моих силах, — сказал Гелсен.
      — Прекрасно. Через неделю конвейеры должны давать продукцию.
      Гелсен вышел на улицу один. Его опять одолевали сомнения. Прав ли он? Может, ему просто мерещится? И конечно, он не сумел толком объяснить, что его тревожит.
      А сам-то он это понимает?
      Гелсен вполголоса выругался. Почему он никогда не бывает хоть в чем-нибудь уверен? Неужели ему не на что опереться? Он заторопился в аэропорт: надо скорее на фабрику…
      Теперь страж-птица действовала уже не так стремительно и точно. От почти непрерывной нагрузки многие тончайшие части ее механизма износились и разладились. Но она мужественно отозвалась на новый сигнал.
      Паук напал на муху. Страж-птица устремилась на выручку.
      И тотчас ощутила, что над нею появилось нечто неизвестное. Страж-птица повернула навстречу.
      Раздался треск, по крылу страж-птицы скользнул электрический разряд. Она ответила гневным ударом: сейчас врага поразит шок.
      У нападающего оказалась прочная изоляция. Он снова метнул молнию. На этот раз током пробило крыло насквозь. Страж-птица бросилась в сторону, но враг настигал ее, извергая электрические разряды.
      Страж-птица рухнула вниз, но успела послать весть собратьям. Всем, всем, всем! Новая опасность для жизни, самая грозная, сама убийственная!
      По всей стране страж-птицы приняли сообщение. Их мозг заработал в поисках ответа.
      — Ну вот, шеф, сегодня сбили пятьдесят штук, — сказал Макинтайр, входя в кабинет Гелсена.
      — Великолепно, — отозвался Гелсен, не поднимая глаз.
      — Не так уж великолепно. — Инженер опустился на стул. — Ох и устал же я! Вчера было сбито семьдесят две.
      — Знаю, — сказал Гелсен.
      Стол его был завален десятками исков, он в отчаянии пересылал их правительству.
      — Думаю, они скоро наверстают, — пообещал Макинтайр. — Эти Ястребы отлично приспособлены для охоты на страж-птиц. Они сильнее, проворнее, лучше защищены. А быстро мы начали их выпускать, правда?
      — Да уж…
      — Но и страж-птицы тоже недурны, — прибавил Макинтайр. — Они учатся находить укрытие. Хитрят, изворачиваются, пробуют фигуры высшего пилотажа. Понимаете, каждая, которую сбивают, успевает что-то подсказать остальным.
      Гелсен молчал.
      — Но все, что могут страж-птицы. Ястребы могут еще лучше, — весело продолжал Макинтайр. — В них заложено обучающееся устройство специально для охоты, Они более гибки, чем страж-птицы. И учатся быстрее.
      Гелсен хмуро поднялся, потянулся и отошел к окну. Небо было пусто. Гелсен посмотрел в окно и вдруг понял: с колебаниями покончено. Прав ли он, нет ли, но решение принято.
      — Послушайте, — спросил он, все еще глядя в небо, — а на кого будут охотиться Ястребы, когда они перебьют всех страж-птиц?
      — То есть как? — растерялся Макинтайр. — Н-ну… так ведь…
      — Вы бы для безопасности сконструировали что-нибудь для охоты на Ястреба. На всякий случай, знаете ли.
      — А вы думаете…
      — Я знаю одно: Ястреб — механизм самоуправляющийся. Так же как и страж-птица. В свое время доказывали, что, если управлять страж-птицей на расстоянии, она будет слишком медлительна. Заботились только об одном: получить эту самую страж-птицу, да поскорее. Никаких сдерживающих центров не предусмотрели.
      — Может, мы теперь что-нибудь придумаем, — неуверенно сказал Макинтайр.
      — Вы взяли и выпустили в воздух машину-агрессора. Машину-убийцу. Перед этим была машина против убийц. Следующую игрушку вам волей-неволей придется сделать еще более самостоятельной — так?
      Макинтайр молчал.
      — Я вас не виню, — сказал Гелсен. — Это моя вина. Все мы в ответе, все до единого.
      За окном в небе пронеслось что-то блестящее.
      — Вот что получается, — сказал Гелсен. — А все потому, что мы поручаем машине дело, за которое должны отвечать сами.
      Высоко в небе Ястреб атаковал страж-птицу. Бронированная машина-убийца за несколько дней многому научилась. У нее было одно-единственное назначение: убивать, Сейчас оно было направлено против совершенно определенного вида живых существ, металлических, как и сам Ястреб.
      Но только что Ястреб сделал открытие: есть еще и другие разновидности живых существ…
      Их тоже следует убивать.

ОРДЕР НА УБИЙСТВО