Корпорация «Бессмертие»

Прежнее тело Блейна отличалось стройностью и ростом выше среднего. У него были прямые черные волосы и добродушное, чуть мальчишеское лицо. К тридцати двум годам он уже привык к своему быстрому ловкому телу. С благосклонностью принимал он некоторые недостатки его сложения, периодические недомогания и даже перевел их в ранг добродетелей, уникальных особенностей личности, помещавшейся в нем. Ограничение возможностей его тела куда больше, чем его возможности, выражало, как ему казалось, его сущность.

Он любил свое тело. И при знакомстве с новым испытал потрясение.

Ростом оно было ниже среднего, с мощными мышцами, выпуклой грудью, широкими плечами. Ноги были немного коротковаты для геркулесовского торса, от чего все тело казалось немного не сбалансированным. Ладони у него были большие и мозолистые. Блейн сжал кулак и с уважением посмотрел на него. Таким кулаком можно свалить быка, подумал он, если еще можно встретиться здесь с быком.

Лицо у него смелое, угловатое, с выдающейся челюстью, широкими скулами и прямым римским носом. Волосы завивались светлыми локонами. Глаза были голубыми, со стальным оттенком. Это было в чем-то даже красивое, слегка грубое лицо.

— Не нравится мне, — с чувством сказал Блейн. — Это мне не нравится. И я ненавижу блондинов с вьющимися волосами.

Новое тело обладало значительной физической силой, но он всегда презирал чистую силу. Тело казалось неуклюжим, тяжелым на подъем. Такого рода люди всегда натыкаются на стулья, наступают на носки соседям, слишком сильно сжимают руки при пожатии, говорят слишком громко и обильно потеют. Одежда на них всегда сидит мешком. Придется заниматься постоянными упражнениями и даже сесть на диету — прежний владелец явно любил поесть.

— Сила — это хорошо, — сказал себе Блейн, — если есть к чему ее применить. Иначе это просто крылья у страуса.

Если тело еще куда ни шло, то лицо совсем не нравилось Блейну. Блейн никогда не любил лица такого типа: с грубо вырезанными чертами, сильные, суровые. Такие лица хороши для армейских сержантов и первопроходцев в джунглях. Но не для человека, привыкшего наслаждаться культурным обществом. Им недоступна тонкость выражений. Все нюансы, игра линий и черт будет потеряна. Такое лицо способно лишь хмуриться или ухмыляться, на нем отражались лишь простые сильные эмоции.

Для пробы он попытался жизнерадостно улыбнуться, как в былые дни. В результате получилась ухмылка сатира.

— Жулики, — с горечью сказал Блейн. Было ясно, что качества его настоящего тела и сознания не соответствуют друг другу. Сотрудничество между ними казалось невозможным. Конечно, его личность могла бы перестроить это тело, но, с другой стороны, это тело тоже могло кое-что потребовать от личности, в него помещенной.

— Посмотрим, — сказал Блейн своему впечатляющему телу, — посмотрим, кто хозяин.

На левом плече имелся длинный рваный шрам. Странно, подумал Блейн, где же оно могло получить такую страшную рану? Потом его обеспокоил вопрос — куда девался старый владелец тела? Вдруг он притаился где-то в уголке мозга и ждет удобного момента, чтобы захватить власть над телом?

Гадать не имело смысла. Со временем, возможно, он найдет ответ на вопрос. Он в последний раз взглянул на себя в зеркало.

То, что он видел, ему не нравилось. И, как он опасался, никогда не понравится.

— Ну что ж, — сказал он наконец. — Придется брать, что дают. Живому — как хочется, а мертвому — как мажется.

В данный момент прибавить ему было нечего. Блейн отвернулся и начал одеваться. Ближе к вечеру в палату вошла Мэри Тори.

— Все, — сказала она без предисловий.

— Все?

— Все кончено, завершено, позади! — Она бросила на Блейна полный горечи взгляд и принялась мерить шагами комнату. — Вся наша рекламная кампания закончилась.

Блейн уставился на нее. Новость была очень интересная, но еще интереснее было видеть следы эмоций на лице мисс Тори. До сих пор она так строго себя контролировала, была так чертовски деловита. И вдруг на щеках ее появился румянец, а маленькие губы были сжаты в горькой улыбке.

— Я два года убила на эту идею, — сказала она ему. — Компания истратила Бог знает сколько миллионов, чтобы доставить вас сюда. Все было уже приведено в действие, и тут проклятый старикашка велит трубить отбой.

Она красивая, подумал Блейн, но собственная красота не приносит ей радости. Это только деловое качество, вроде представительности или умения пить не пьянея, она им пользуется, когда нужно. Слишком много рук тянулось к Мэри Тори, думал он, и она не приняла ни одной. И когда жадные руки продолжали тянуться, она узнала презрение, потом холодность и, наконец, ненависть к себе самой.

Все это немного фантастично, решил он, но на этом мы остановимся, пока не обнаружится диагноз поточнее.

— Проклятый тупой старикашка, — бормотала Мэри Тори.

— Какой старикашка?

— Рейли, наш блестящий президент.

— Он решил не проводить кампанию?

— Да, он требует полностью ее заглушить. Боже, это уже слишком! Два года!

— Но почему? — спросил Блейн. Мэра Тори устало покачала головой.

— Две причины, обе глупейшие. Во-первых, законы. Я сказала ему, что вы подписали документ, и все теперь в руках наших юристов, но он боится. Уже почти подошло время для пересадки, и он не хочет неприятностей с правительством. Можете себе представить? Напуганный старикашка управляет РЕКСом? Во-вторых, он опять советовался со своим дедушкой-маразматиком, и дедушке идея не понравилась. И ей пришел конец. После двух лет подготовки)

— Простите, — сказал Блейн, — вы ведь сказали «ПЕРЕСАДКА»?

— Да. Рейли намерен попробовать. Лично я думаю, что на его месте умнее было бы умереть и на том поставить точку.

Такое утверждение могло быть вызвано только горечью, но горечи в голосе Мари Тори не чувствовалось. Она словно отмечала повседневный факт.

— Вы думаете, что ему следует умереть, вместо того чтобы попробовать пересадку?

— Именно так. Да, я забыла, вас не ознакомили… Если бы он принял решение немного раньше. Этот выживший из ума дедушка, со своими «но»…

— А почему Рейли не мог раньше спросить дедушку? — поинтересовался Блейн.

— Он спрашивал, но дедушка не отвечал.

— Понимаю. А сколько ему лет?

— Дедушке Рейли? Когда он умер, ему было восемьдесят один.

— Что?

— Да. Он умер примерно шестьдесят лет назад. Отец Рейли тоже умер, но он не вступает в беседы, а жаль, у него была деловая хватка. Что вы так на меня смотрите, Блейн? Ах, я опять забыла, вы ведь не знаете… Все очень просто.

Секунду она стояла в раздумье. Потом решительно кивнула, круто повернулась и пошла к двери.

— Куда вы? — спросил Блейн.

— Скажу Рейли все, что я о нем думаю! Он не мог так поступить! Он обещал! Внезапно к ней вернулась прежняя сдержанность.

— Что касается вас, Блейн, то, думаю, нужда в вас отпала. У вас есть жизнь и тело, чтобы жить. Думаю, вы можете уйти в любой момент.

— Спасибо, — сказал Блейн, когда она вышла из комнаты.

Одетый в те же коричневые штаны и голубую рубашку, Блейн покинул лазарет и пошел вдоль длинного коридора, пока не оказался у дверей. Возле дверей стоял охранник в форме.

— Простите, — обратился к нему Блейн, — эта дверь ведет наружу?

— Что?

— Эта дверь ведет наружу из здания корпорации РЕКС?

— Ну да, конечно. Наружу, на улицу.

— Благодарю.

Блейн колебался. Все-таки они могли дать обещанные инструкции. Он хотел расспросить охранника о новом Нью-Йорке и о новых местных обычаях и правилах, что стоит посмотреть и чего стоит опасаться. Но охранник, судя по всему, никогда не слышал о ЧЕЛОВЕКЕ ИЗ ПРОШЛОГО, и смотрел на Блейна выпученными глазами.

Идея нырнуть в жизнь Нью-Йорка 2110 года таким вот образом — без денег, знаний и друзей, без работы и жилья, и в новом непривычном теле — эта идея была Блей — ну не по душе. Но он ничего не мог поделать. Гордость кое-что значит, все же. Лучше рискнуть испробовать собственные силы, чем просить помощи у твердокаменной мисс Тори или кого-либо еще из персонала РЕКСа.

— Нужен ли пропуск, чтобы выйти наружу? — с надеждой спросил он охранника.

— Нет. С пропуском только входят. — Охранник подозрительно нахмурился. — Послушайте, что это с вами?

— Ничего, — сказал Блейн. Он открыл дверь, все еще не веря, что позволят просто так уйти. Но почему бы и нет? Он находился в мире, где люди разговаривали с умершими дедушками, где существовали космические корабли и потусторонницы, где человека выдергивали из прошлого ради рекламной кампании, а потом легко сбрасывали со счетов.

Дверь затворилась. За спиной его возвышалась громадная серая масса РЕКС БИЛДИНГ. Перед ним простирался Нью-Йорк.

На первый взгляд город напоминал Багдад в воображении сюрреалиста. Он увидел какие-то приземистые дворцы из белой и голубой плитки, и стройные красные минареты, и неправильной формы здания с уступчатыми китайскими крышами, и купола в виде луковиц, увенчанные шпилями. Словно на город обрушилась эпидемия увлечения восточной архитектурой. Блейн едва мог поверить, что находится в Нью-Йорке. Бомбей, возможно, или Москва, или Лос-Анджелес, но только не Нью-Йорк. С облегчением заметил он, наконец, простые и четкие очертания знакомых глазу небоскребов. Они казались одинокими хранителями памяти о Нью-Йорке, каким его знал он.

По улицам двигались миниатюрные экипажи. Мотоциклы и мотороллеры размерами не больше прежнего «парше», грузовики размером с «бьюик» и не больше. Наверное, подумал он, таким образом город борется с перенаселенностью и загрязнением воздуха. Если так, то вряд ли этот способ помог.

Основное движение происходило в небе. Винтовые и реактивные аппараты, аэробусы, одноместные скоростные авиетки, таксигеликоптеры и летающие автобусы с надписями «Воздухопорт, 11-й уровень» или «Экспресс-Монтаук». Блестящие точки обозначали вертикальные и горизонтальные коридоры, по которым происходило движение, совершались повороты, подъемы, спускай остановки. Вспышки красного, зеленого, желтого и голубого света, казалось, регулировали движение. Здесь наверняка были свои правила, но неопытному глазу Блейна все представлялось сплошной путаницей.

В пятидесяти футах над его головой находился еще один пешеходный уровень с магазинами. Как туда добираются люди? И вообще, как человеку удается сохранить ясность ума в недрах этой шумной, переполненной, пестрой машины? Плотность толп изумляла. Ему казалось, что он утонул в море человеческих тел. Сколько же народу живет в этом суперсити? Пятнадцать миллионов? Двадцать? По сравнению с этим городом Нью-Йорк 1958 года казался сущей деревней.

Ему нужно было остановиться, чтобы привести в порядок свои впечатления. Но тротуар был заполнен прохожими до предела, и его начали толкать, ругаясь при этом, стоило ему лишь замедлить шаг. Нигде не было видно ни парков, ни скамеек.

Он заметил людей, стоявших в какой-то очереди, и тоже встал за последним человеком. Не спеша, очередь продвигалась вперед. Блейн передвигался вместе с ней, в голове его глухо стучало, он пытался отдышаться.

Через несколько секунд он уже полностью овладел собой и с несколько большим уважением подумал о своем новом сильном теле. Наверное, человеку из прошлого требуется именно такая солидная оболочка, если он хочет сохранять хладнокровие, сталкиваясь с миром будущего. Флегматичная нервная система имеет свои преимущества. Очередь в молчании продвигалась вперед. Блейн обратил внимание, что стоявшие в ней мужчины и женщины были все бедно одеты, неопрятны, у всех вид был угрюмо-отчаянный.

Может быть, это очередь за бесплатной едой? Он тронул плечо стоявшего впереди мужчины.

— Извините, — сказал он, — за чем это очередь?

Человек повернул голову и уставился на Блейна воспаленными красными глазами.

— За местами в кабинах для самоубийц, — сказал он, указывая подбородком в головную часть очереди.

Блейн поблагодарил мужчину и быстро покинул очередь. Что за зловещее начало для его первого самостоятельного дня в мире будущего! Кабины для самоубийц! Нет, по своей воле он ни в одну не войдет, в этом он был уверен. До этого просто не может дойти.

Но что это за мир, где существуют такие кабины? Бесплатные, к тому же… судя по характеру клиентов… Ему следует быть осторожней с бесплатными дарами этого мира.

Блейн продолжал двигаться по тротуару, разглядывая здания, постепенно привыкая к пестрому, лихорадочно возбужденному, грохочущему, переполненному городу. Он подошел к огромному зданию, похожему на готический замок. С верхнего ряда зубцов свешивались вымпелы, на самой высокой башне горел зеленый сигнал, видимый совершенно ясно в свете клонящегося к вечеру дня.

Здание казалось важным сооружением. Блейн некоторое время рассматривал его, потом заметил прислонившегося к стене мужчину, зажигавшего тонкую сигару. Казалось, он был единственным человеком в Нью-Йорке, который никуда не мчался. Блейн подошел к нему.

— Простите, сэр, — сказал он. — Вы не знаете, что это за здание?

— Это, — сказал мужчина, — здание штаб-квартиры корпорации «МИР ИНОЙ».

Он был высокого роста, с вытянутым, мрачным и обветренным лицом. Глаза прищуренные, взгляд прямой. Одежда сидела на нем мешковато, указывая, что владелец ее больше привык к грубым джинсам, чем к модным брюкам. Он похож, подумал Блейн, на уроженца западных штатов.

— Впечатляет, — сказал Блейн, рассматривая готический замок.

— Безвкусица, — сказал мужчина. — А вы, понимаю, нездешний. Блейн кивнул.

— Я тоже. Но скажу вам честно, я был уверен, что на Земле и на всех планетах всякий знает, что это за здание. Откуда вы приехали, если не секрет?

— Совсем не секрет, — сказал Блейн. Стоит ли, подумал он, объявить себя человеком из прошлого? Нет, вряд ли будет разумно выдавать себя всякому первому встречному. Он может крикнуть полицию. Лучше сказать, что он откуда-то издалека.

— Видите ли, — сказал Блейн — Я из… Бразилии.

— Бразилии?

Да. Верхний бассейн Амазонки. Мои родители переехали туда, когда я был еще ребенком. Каучуковые плантации. Папа недавно умер, и я решил, что нужно посмотреть Нью-Йорк.

— Я слышал, что в тех местах жизнь все еще довольно суровая.

Блейн кивнул, радуясь, что ему не стали задавать дополнительных вопросов. Видимо, его история не была столь уж редкой для этого времени. Во всяком случае, он нашел себе «дом».

— Сам я, — сказал мужчина, — сам я из Мексикан Хэт, в Аризоне. Зовут меня Орк, Карл Орк. Блейн, говорите? Рад познакомиться с вами, Блейн. Знаете ли, я тоже приехал взглянуть на этот Нью-Йорк, поглядеть, чем это они всегда так хвастаются. Тут, конечно, довольно интересно, только народ слишком шумный и суетливый. Не подумайте, что у нас там все сплошь увальни и деревенщина, совсем наоборот. Но здесь человек носится по улицам, как кошка с привязанной к хвосту консервной банкой.

— Я очень хорошо вас понимаю, — сказал Блейн. Несколько минут они обсуждали нервные, безумные, вредные для здоровья привычки и манеры жителей Нью-Йорка, сравнивая их при этом со спокойной, здоровой сельской жизнью в Мексикан Хэт и верхнем бассейне Амазонки.

— Послушай, Блейн, — сказал Орк. — Хорошо, что я тебя встретил. Как ты насчет того, чтобы промочить горло?

— Отлично — сказал Блейн.

С помощью такого человека, как Орк, он мог бы найти выход из своего нынешнего затруднительного положения. Возможно, удастся найти работу в Мексикан Хэт. Чтобы оправдать слабое знание современности, он может сослаться на дикую Бразилию и частичную амнезию.

Потом он вспомнил, что у него нет денег. Он начал сочинять вслух историю о якобы забытом в гостинице бумажнике. Но Орк прервал его на полуслове.

— Слушай, Блейн — сказал он, концентрируя на Блейне взгляд прищуренных голубых глаз. — Я тебе вот что скажу. С такой историей здесь никого не проведешь. Но я так думаю, что кое-что понимаю в характере людей. Не скажу, что слишком часто ошибался. И хотя я не очень богатый человек, но почему бы нам не выпить за мой счет?

— Ну что вы! — сказал Блейн. — Я не могу…

— Ни слова больше, — решительно сказал Орк. — Завтра платишь ты, если будешь настаивать. Но сейчас отправимся на исследование внутренней ночной жизни этого шумливого городишки.

Блейн решил, что таким образом сможет узнать о будущем не меньше, чем любым другим способом. То, как люди развлекаются, может сказать очень многое об их жизни. Игры и места для потребления крепких напитков — человек здесь выказывает сущность своего отношения к окружению и своего отношения к вопросам жизни и смерти, предназначения и свободы выбора. Можно ли отыскать лучший символ Древнего Рима, чем цирк? Весь американский запад кристаллизуется в игрищах родео. В Испании процветала коррида, в Норвегии — прыжки с трамплина. Какой же вид спорта, какой способ развлечения и приятного времяпрепровождения подобным образом определит дух Нью-Йорка 2110 года? Скоро он это узнает. И конечно же, воспринять все это на собственном опыте — это куда лучше, чем рыться в пыльных томах библиотеки, и в бесконечное число раз более занимательно.

— Наверное, заглянем в Марсианский квартал? — предложил Орк.

— Следую за вами, — сказал Блейн, радуясь, что ему удалось соединить удовольствие и жестокую необходимость.

Орк повел его через лабиринт улиц, уровней, сквозь подземные переходы и надземные виадуки. Они шли пешком, садились в лифт, потом в подземку, потом в коптер-такси. Сложность переплетающихся улиц и уровней не производила впечатления на жилистого фермера.

— В Фениксе все то же самое, — сказал он, — хотя и в значительно меньшем масштабе.

Они зашли в ресторанчик под вывеской «Красный Марс» и рекламой подлинной южно-марсианской кухни. Блейн вынужден был признаться, что никогда еще не пробовал марсианской пищи, Орку уже приходилось отведать ее несколько раз в Фениксе.

— На вкус она приятная, — сказал Орк, — но только сыт от нее не будешь. Мы потом поужинаем как следует.

Меню было напечатано полностью по-марсиански, и перевод на английский отсутствовал. Блейн решил рискнуть и заказал комбинацию «номер один», что сделал и Орк. Им подали странного вида смесь из накрошенных овощей и кусочков мяса. Блейн попробовал и едва не выронил от удивления вилку.

— Да ведь это же китайская еда!

— Естественно, — сказал Орк — Китайцы первыми высадились на Марсе, кажется, в девяносто седьмом году. И все, что они там на Марсе едят, это будет марсианская еда. Правильно?

— Думаю, что правильно, — сказал Блейн.

— Кроме того, все приготовлено из настоящих, выращенных на Марсе овощей и мутировавших трав и специй. Так в рекламе говорится, во всяком случае.

Блейн не знал, испытывает ли он разочарование или облегчение. С аппетитом съел он «Кио-Архер», вкусом сильно напоминавший салат из креветок, и Тррдксат, он же рулет с яйцами.

— Отчего у них такие непонятные названия? — спросил Блейн, заказывая на десерт один Тггшрт.

— Парень, ты совсем отстал от жизни! — захохотал Орк. — Эти марсианские китайцы, они пошли до конца. Они расшифровали марсианские наскальные надписи и прочее, и начали говорить по-марсиански, но с сильным кантонским акцентом, как я подозреваю. Но указать на ошибку им никто уже не мог. Они говорят теперь по-марсиански и одеваются по-марсиански, думают, как марсиане. Если ты назовешь теперь одного из них китайцем, он даст тебе в глаз. Потому что он теперь марсианин, понял, парень!

Принесли Тггшрт, оказалось, что это миндальное печенье.

Орк расплатился. Когда они вышли на улицу, Блейн спросил:

— Здесь, наверное, много марсианских прачечных?

— Еще сколько! По всей стране их полным-полно.

— Я так и думал, — сказал Блейн и молча отдал должное марсианским китайцам и их твердости в сохранении традиций.

Они поймали каптер-такси, доставивший их в Зелен-клуб. Приятели Орка из Феникса настойчиво советовали ему не упустить возможности побывать в этом заведении. Этот небольшой, но дорогой и всемирно известный клуб был в числе мест, обязательных для посещения каждым уважающим себя туристом в Нью-Йорке. Потому что в Зелен-клубе, и только в нем, можно было увидеть растительное развлекательное шоу.

Им достались места на маленьком балконе, довольно близко от центра зала, который ограждала стеклянная стена. Три уровня столиков опоясывали середину зала, залитую лучами слепящих прожекторов. За стеклянной стеной находилось нечто вроде миниатюрных джунглей — несколько квадратных ярдов буйной растительности, выращенной на питательных растворах. Искусственный бриз шевелил листья плотно усаженных растений самых разнообразных размеров, форм и оттенков.

Но таких растений Блейн в жизни не видел, вернее, не видел, чтобы растения вели себя подобным образом. Они росли с фантастической быстротой, возникая из крохотных семян и корешков, превращаясь в буйные кусты и могучие стволы, в приземистые папоротники, чудовищных размеров цветы, влажные зеленые наросты грибка и шипастые лианы, они росли, росли и стремительно завершали свой жизненный цикл, и усыхали, давая жизнь новым растениям. Но ни один вид, казалось, не был в состоянии воспроизвести самого себя. То и дело возникали мутации. Изменившиеся, приспосабливающиеся к жестокой окружающей среде, мутанты возникали из родительских семян и перезревших плодов. Они вели битву за пространство для корней внизу, за свободное пространство вверху, пробиваясь к лучам искусственного солнца. Неудачники быстро перестраивали себя на паразитическое существование, душили деревья, к которым им удавалось приклеиться, и обнаруживали, что новое поколение паразитов липнет к ним самим. Иногда, во взрыве творческого честолюбия, какому-то растению удавалось добиться своего, победить всех конкурентов, преодолеть все препятствия, покорить все и вся. Но новые виды уже прорастали на его теле, тянули вниз и дрались за право возрасти на поверженном трупе. Время от времени на джунгли нападала эпидемия, вызванная какой-нибудь плесенью, тоже растением по своей сути, и вся зелень исчезала в крещендо борьбы за существование. Но потом одно-два отважных растения снова пускали корни в пленку плесени, и борьба начиналась снова.

Растения изменяли себя, становились то больше, то меньше, превосходили самих себя в этой борьбе. Но каким бы ни было их желание победить, как бы ни были они изворотливы — им ничто не могло помочь. Ни один вид не мог одержать окончательную победу, и все попытки вели к гибели.

Блейна это зрелище обеспокоило. Неужели эта фаталистическая аллегория жизни могла служить характерной особенностью 2110 года? Он повернулся к Орку.

— Подумать только, — сказал Орк, — что эти нью-йоркские лаборатории способны сотворить с быстро растущими мутантами. Все это просто ярмарочный балаган, конечно. Они повышают скорость роста, усиливают ситуацию на выживание, плюс немного радиации, и победить должно самое сильное растение. Я слышал, что эти растения расходуют потенциал роста за каких-то двадцать часов, и после этого нужно менять команду.

— Значит, вот чем все кончается, — сказал Блейн, глядя на корчащиеся в муках, но не теряющие оптимизма джунгли. — Их заменяют.

— Конечно, — сказал вежливо Орк, уходя от возможности философских осложнений. — С такими ценами они могут себе позволить. Но это всего лишь балаган. Давай я лучше расскажу о пескорастениях, которые мы выращиваем в Аризоне.

Блейн потягивал виски, наблюдал, как растут, умирают, возобновляют себя джунгли.

— В самом пылающем сердце пустыни, — говорил Орк — В самом, точно. Нам удалось, наконец, адаптировать фруктовые деревья и овощи к условиям пустыни без повышения нормы снабжения водой и при таких затратах, что теперь можем конкурировать с плодородными зонами. Могу сказать тебе, парень, что через пятьдесят лет само понятие плодородности сильно изменится. Вот на Марсе, например…

Они покинули Зелен-клуб и отправились в направлении Таймс-сквера, исследуя на пути бары. Орк уже выказывал некоторую неясность зрения, но голос его не дрожал, когда он рассказывал об утраченном марсианском секрете выращивания на голом песке. Когда-нибудь, заверял он Блейна, мы узнаем, как удавалось марсианам выращивать пескорастения без добавок удобрений и благо-фиксаторов.

Блейн успел столько выпить, что прежнее тело уже дважды оказалось бы в бессознательном состоянии, но мощное новое тело, казалось, обладает неисчерпаемой емкостью в отношении виски. Это была приятная перемена — хорошо, если твое тело умеет пить. Конечно, поспешил добавить про себя Блейн, это не оправдывает многочисленных неудобств нового тела.

Они пересекли пеструю, суматошную Таймс-сквер и вошли в бар на 44-й стрит. Когда им подали заказанные напитки, какой-то человечек маленького роста, с хитроватым взглядом и в плаще подошел к ним.

— Привет, парни, — сказал он с опаской в голосе.

— Чего тебе? — спросил Орк.

— Парни не желают ли немного поразвлечься?

— Может быть, и желают, — сказал Орк добродушно. — Но они сами могут о себе позаботиться, большое спасибо. Маленький человечек нервно улыбнулся.

— Вы не найдете того, что я вам предлагаю.

— Выкладывай, дружок, — сказал Орк. — Что именно ты предлагаешь?

— Понимаете, парни, это… Стоп! Легавые!

Два полисмена в голубой форме вошли в бар, посмотрели по сторонам и вышли.

— Все в порядке, — сказал Блейн. — Так что там у тебя?

— Зовите меня Джо, — сказал маленький человечек с заискивающей улыбкой. — Я ведущий в Трансплант-игре, друзья. Самая лучшая игра и наивысшее удовольствие, какое только вы можете найти в этом городе!

— Какой такой чертов Трансплант? — спросил Блейн. Орк и Джо уставились на него. Джо сказал:

— Эге-ге, друг, скажу тебе без обиды, ты, видно, прямо с фермы, да еще в какой-нибудь дыре. Ты никогда не слышал о Транспланте? Нет, чтобы мне провалиться на этом месте!

— Ладно, допустим, я именно оттуда, — сказал Блейн, приближая свирепое, грубо очерченное квадратное лицо к лицу Джо. — Что такое Трансплант?

— Не кричите так! — прошептал Джо, отшатнувшись — Успокойтесь, я все объясню. Трансплант — это новая игра с переключениями, понял, друг? Ты устал от жизни? Все уже испытал на своей шкуре? Погоди с выводами, пока не попробуешь Трансплант. Понимаешь, парень, люди знающие говорят, что просто так заниматься сексом уже не модно. Нет, пойми меня правильно, все это еще сойдет для цветочков, пчелок и прочих грубиянов. Это все еще приводит их простые звериные сердца в трепет, и кто скажет, что это не их право? В смысле продолжения рода старая приманка мамы-природы еще работает. Но за настоящим удовольствием утонченные люди идут в Трансплант.

Трансплант — демократическая игра, парень. Она дает тебе возможность совершить наибольшее число переключений в кого-то еще и почувствовать, что этот другой чувствует на девяносто девять процентов. Это поучительно, так сказать, и ничего подобного обыкновенный секс дать не может. Ты хотел бы побывать в шкуре хитрого латано? Обратись в Трансплант, парень. Тебе интересно узнать, что чувствует настоящий садист? Настраивайся на волну вместе с Трансплантом. И не только это, не только. Например, всю ли жизнь проводить в теле мужчины? Ты уже доказал свое, к чему лишние усилия? Почему бы не побывать некоторое время женщиной? С помощью Транспланта ты сможешь войти в самую гущу потрясающе сочной жизни одной из наших специально отобранных девочек.

— Вояризм, извращение, — сказал Блейн.

— Знаю, знаю я эти ученые слова, — сказал Джо — все это неправда. Тут никакого подглядывания. Пользуясь Трансплантом, ты действительно там, в самом этом теле, двигаешь восхитительными мускулами, испытываешь все ощущения. Тебе никогда не хотелось побыть тигром, а, фермер, и погоняться за тигриной леди в сезон спаривания? У нас имеется тигр, парень, и тигриная леди тоже. Ты никогда не задавал себе вопрос, какое удовольствие находят люди во флягиляции, фетишизме, некрофилии и так далее? Обратитесь за помощью к Транспланту. Наш каталог тел читается как энциклопедия. С Трансплантом вы не прогадаете, друзья, и цены у нас исключительно…

— Убирайся — сказал Блейн.

— Как ты сказал, друг?

Громадная ручища Блейна ухватила Джо за лацканы плаща. Он поднял маленького толкача в воздух на уровень глаз и мрачно взглянул на него.

— Забирай свои извращения и выметайся отсюда, — сказал ему Блейн. — Типы вроде тебя торговали всяким старьем со времен Вавилона, а парни вроде меня ничего никогда не покупали. Убирайся отсюда, пока я не свернул тебе шею… для того, чтобы испытать садизм.

Он отпустил торговца. Джо поправил плащ и нервно улыбнулся.

— Не нужно обижаться, друг, я ухожу. Сегодня ты не в настроении, ничего. Трансплант всегда к твоим услугам, фермер. К чему махать руками?

Блейн было двинулся к нему, но его удержал Орк. Маленький толкач вылетел в дверь.

— Не стоит связываться, — сказал Орк — Еще наживешь неприятности с полицией. Этот мир — старая сточная канава, друг. Выпей.

Блейн опрокинул свой стакан с виски, внутренне он весь еще кипел. Трансплант! Если это было характерным развлечением для 2110 года, то он в нем участвовать не будет. Орк был прав, это не мир, а сточная канава. Даже у виски появился странный привкус.

Он схватился за стойку бара, пытаясь сохранить равновесие. У виски был очень странный привкус. Что с ним происходит? Кажется, у него начала кружиться голова. Рука Орка легла ему на плечи.

— Ничего, ничего, мой друг немного перебрал. Я, наверное, отнесу его в отель, — говорил он.

Но Орк ведь не знал, где его отель. Да и вообще он ни в каком отеле не останавливался. Орк, этот чертов говорливый, честноглазый Орк что-то подсыпал ему в стакан, пока он разговаривал с Джо.

Чтобы обчистить его? Но он же знал, что у Блейна нет денег. Зачем же тогда?

Он попытался стряхнуть руку Орка с плеча. Но тот держал Блейна словно клещами.

— Не волнуйся, — приговаривал Орк — Я позабочусь о тебе, кореш.

Комната бара лениво вращалась вокруг Блейна. Он вдруг осознал, что скоро многое узнает о мире 2110 года методом непосредственного восприятия. Слишком много, как подозревал он. Возможно, лучше всего было бы сходить в тихую библиотеку.

Комната бара завращалась быстрее. Блейн потерял сознание.

Он пришел в себя в маленькой, плохо освещенной комнатушке без мебели, без окон и дверей, лишь с одним вентиляционным отверстием в потолке. Пол и стены были обиты мягким материалом, но обивку уже давно не мыли. От нее воняло.