Роберт ШЕКЛИ
      ИЗ ЛУКОВИЦЫ В МОРКОВЬ
      Вы, конечно, помните того задиру, что швырял песком в 97-фунтового хиляка? А ведь, несмотря на притязания Чарльза Атласа, проблема слабого так и не была решена. Настоящий задира любит швырять песком в людей; в этом он черпает глубокое удовлетворение. И что с того, что вы весите 240 фунтов (каменные мускулы и стальные нервы) и мудры, как Соломон, - все равно вам придется выбирать песок оскорбления из глаз и, вероятно, только разводить руками.
      Так думал Говард Кордл - милый, приятный человек, которого все всегда оттирали и задевали. Он молча переживал, когда другие становились впереди него в очередь, садились в остановленное им такси и уводили знакомых девушек.
      Главное, люди, казалось, сами стремились к подобным поступкам, искали, как бы насолить своему ближнему.
      Кордл не понимал, почему так должно быть. и терялся в догадках. Но в один прекрасный летний день, когда он путешествовал по Северной Испании, явился ему бог Тот-Гермес и нашептал слова прозрения:
      - Слушай, крошка, клади в варево морковь, а то мясо не протушится.
      - Морковь?
      - Я говорю о тех типах, которые не дают тебе жить, - объяснил Тот-Гермес. - Они должны так поступать, потому что они - морковь, а морковь именно такая и есть.
      - Если они - морковь, - произнес Кордл, начиная постигать тайный смысл, тогда я...
      - Ты - маленькая, жемчужно-белая луковичка.
      - Да. Боже мой, да! - вскричал Кордл, пораженный слепящим светом истины.
      - И, естественно, ты и все остальные жемчужно-белые луковицы считаете морковь весьма неприятным явлением, некоей бесформенной оранжевой луковицей, в то время как морковь принимает вас за уродливую круглую белую морковь. На самом же деле...
      - Да, да, продолжай! - в экстазе воскликнул Кордл.
      - В действительности же, - объявил Тот-Гермес, - для каждого есть свое место в Похлебке.
      - Конечно! Я понимаю, я понимаю, я понимаю!
      - Хочешь порадоваться милой невинной белой луковичкой, найди ненавистную оранжевую морковь. Иначе будет не Похлебка, а этакая... э... если так можно выразиться...
      - Бульон! - восторженно подсказал Кордл.
      - Ты, парень, кумекаешь на пять, - одобрил Тот-Гермес.
      - Бульон, - повторил Кордл. - Теперь я ясно вижу: нежный луковый суп - это наше представление о рае, в то время как огненный морковный стаар олицетворяет ад. Все сходится!
      - Ом мани падме хум, - благословил Тот-Гермес.
      - Но куда идет зеленый горошек? Что с мясом?
      - Не хватайся за метафоры, - посоветовал Тот-Гермес. - Давай лучше выпьем. Фирменный напиток!
      - Но специи, куда же специи? - не унимался Кордл, сделав изрядный глоток из ржавой походной фляги.
      - Крошка, ты задаешь вопросы, ответить на которые можно лишь масону тринадцатой ступени в форме и белых сандалиях. Так что... Помни только, что все идет в Похлебку.
      - В Похлебку, - пробормотал Кордл, облизывая губы.
      - Эй! - заметил Тот-Гермес. - Мы уже добрались до Коруньи. Я здесь сойду.
      Кордл остановил свою взятую напрокат машину у обочины дороги. Тот-Гермес подхватил с заднего сиденья рюкзак и вышел:
      - Спасибо, что подбросил, приятель.
      - Да что там... Спасибо за вино. Кстати, какой оно марки? С ним можно антилопу уговорить купить галстук, Землю превратить из приплюснутого сфероида в усеченную пирамиду... О чем это я говорю?
      - Ничего, ерунда. Пожалуй, тебе лучше прилечь.
      - Когда боги приказывают, смертные повинуются, - нараспев проговорил Кордл и покорно улегся на переднем сиденье. Тот-Гермес склонился над ним; золотом отливала его борода, деревья на заднем плане венцом обрамляли голову.
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Никогда в жизни мне не было так хорошо.
      - Ну, тогда привет.
      И Тот-Гермес ушел в садящееся солнце. Кордл же с закрытыми глазами погрузился в решение философских проблем, испокон веков ставивших в тупик величайших мыслителей. Он был несколько изумлен, с какой простотой и доступностью открывались ему тайны.
      Наконец он заснул и проснулся через шесть часов. Он забыл все решения, все гениальные догадки. Это было непостижимо. Как можно утерять ключи от Вселенной?.. Но непоправимое свершилось, рай потерян навсегда.
      Зато Кордл помнил о моркови и луковицах и помнил о Похлебке. Будь в его власти выбирать, какое из гениальных решений запомнить, вряд ли бы он выбрал это. Но увы. И Кордл понял, что в игре внутренних озарений нужно довольствоваться тем, что есть.
      На следующий день с массой приключений он добрался до Сантандера и решил написать всем друзьям остроумные письма и, возможно, даже попробовать свои силы в дорожном скетче. Для этого потребовалась пишущая машинка. Портье в гостинице направил его в контору по прокату машинок. Там сидел клерк, превосходно владеющий английским.
      - Вы сдаете по дням? - спросил Кордл.
      - Почему же нет? - отозвался клерк. У него были маслянистые черные волосы и тонкий аристократический нос.