Все ее способности, которые она считала исключительными и которыми втайне очень гордилась; ее дар, которым в обычной жизни она почти не пользовалась, потому что не имела к этому привычки, но берегла и оттачивала его как залог успеха в чрезвычайных ситуациях, вдруг оказался бесполезным и ни к чему не применимым. Сова жгуче обиделась на свой организм, на лорда Тонатоса, на офицера Мезозойского, а заодно и на Магистра. Ее присутствие на переговорах теперь ограничивалось только ролью передатчика. Ну что ей тут делать? Суфлировать Мезозойскому? Говорящим попугаем повторять реплики лорда Тонатоса? В запальчивости Сова вдруг отчаянно захотела быть высланной с планеты, чтобы отрапортовать Магистру о невозможности выполнить поставленную задачу. Желательно письменно. Но внутреннее упрямство и врожденное любопытство победили: Сова проявила личное мужество и решила не возвращаться.

Тем временем лорд Тонатоса принял наконец обещанное решение:

– Вы остаетесь, – сообщил он Сове. – Офицер Мезозойский возвращается.

– Но… – дружно в унисон вскричали Сова и Мезозойский.

– Вести переговоры должен я! – возмущенно закончил Мезозойский.

– Только не на моем «Водолее»! – не менее возмущенно заявила Сова.

Мезозойский бросил на Сову взгляд Цезаря, пораженного мечом в спину. Пока парламентеры в молчании обменивались взаимным недовольством, лорд Тонатоса снова жестом вызвал охрану. Мезозойский пропал за широкими спинами. Раза два его голова выныривала из потока мощных тел охранников, чтобы с негодованием оглянуться на Сову. Напоследок Сова попыталась выразить на лице глубокое соболезнование участи коллеги и по возможности скрыть радость избавления от начальства.

Как только за Мезозойским закрылась дверь, Сова решилась задавать вопросы:

– На чем он полетит обратно? Надеюсь, не на моем корабле?

Вопрос был проигнорирован. Сова задала второй:

– Когда будут начаты переговоры?

Снова никакой реакции. Лорд Тонатоса внимательно изучал что-то на мониторе, не обращая на Сову ни малейшего внимания. Какого черта! Она не привыкла быть пустым местом!

– Я могу встретиться с заложниками? – требовательно поинтересовалась она

Молчание.

– Послушайте, я что, со стенкой разговариваю?!

– Нет, сами с собой.

Снова изучение монитора. Ладно, Сова решила молчать как рыба и при случае отыграться. Она простояла в центре комнаты в качестве безмолвного предмета интерьера минут двадцать. Наконец лорд Тонатоса соизволил оторваться от своего занятия, с каким-то новым любопытством поразглядывал Сову, будто сравнивая ее с чем-то, ранее виденным, и классифицируя по роду и виду, после чего сообщил:

– Обращаться ко мне по имени – Симаргл.

Сова даже не кивнула. Не дождетесь.

– Находиться вы будете в моей резиденции. Мажордом проведет для вас ознакомительную экскурсию по дворцу. Отлучаться с территории дворца запрещаю. Когда вы мне понадобитесь, я вас вызову. Все.

«Как – все? – недоуменно спросило чувство служебного долга. – Как – все? А переговоры? Было же приказано: «после установления контакта с лицом, уполномоченным принимать решения, немедленно выяснить условия освобождения заложников». Наверно, на ее лице отразилась недоуменная растерянность, так что лорд Тонатоса счел нужным удостовериться в том, что приказ был ей понятен:

– Вам ясно? – спросил он презрительно.

– Предельно, – огрызнулась она – Повторять не надо. Я теперь тоже на положении заложника?

Он, кажется, решил принципиально не отвечать на ее вопросы. Из-за двери бесшумно появился уже знакомый ей желтый старик с ускользающим выражением на неспокойном лице. Он оказался мажордомом. Сова решила не сопротивляться – еще не хватало, чтобы ее выволокли из кабинета силой. В дверях она оглянулась: лорд Тонатос соизволил на секунду оторваться от своего монитора и высокомерно порекомендовал:

– Если вы хотите прожить здесь больше суток, рекомендую вам сменить эту форму на нечто более нейтральное. Во дворце слишком много людей, недолюбливающих Орден. Как бы они не решили отыграться на вас. В случае неприятных инцидентов, я, конечно, буду вынужден их наказать, но боюсь, вы от этого облегчения уже не получите.

Дверь за ней закрылась, и тут же кто-то из охранников бесцеремонно водрузил ей на голову огромный шлем с отключенным режимом прозрачности.

Перелет на глайдере занял не больше десяти минут. Шлем ей разрешили снять только в помещении. И тут же надели на правую руку электронный браслет с передатчиком: режим домашнего ареста. Ее передвижения но дворцу собирались контролировать. Сова решила не разочаровывать охрану раньше времени.

Апартаменты, куда ее проводили, оказались роскошными, но на Сову должного впечатления не произвели. Оставшись одна, она связалась с Командором, сообщила ему подробности, узнала, что Мезозойский уже наябедничал по возвращении, передала привет Магистру вместе с издевательской благодарностью за ответственное задание, выслушала приказ Магистра о немедленном начале переговоров и просьбу Командора быть осторожнее.

Потом началось безделье. Сова погуляла по отведенной ей персональной золотой клетке, осмотрела окна, двери, ванную комнату, огромную кровать и другие достопримечательности, для порядка поискала фауну – жучков подглядывающих и подслушивающих. По большому счету ей было все равно, наблюдают за ней или нет, – ничего кроме ее неподвижного сидения в кресле с полуприкрытыми глазами во время ментального общения с Командором никто все равно не увидел бы. Пусть думают, что она анализирует ситуацию, лелеет черные замыслы или просто медитирует. Выводить из строя электронику браслета тоже пока смысла не имело – как только прибор перестанет работать, тут же прибежит охрана, чтобы преподнести ей в подарок новый.

Голод напомнил о себе по-предательски неожиданно. Сове вдруг показалось чрезвычайно унизительным идти куда-то и просить, чтобы ее накормили. Никаких кнопок или колокольчиков для вызова горничной она тоже не нашла. Мажордом не возвращался, так что даже если бы голод заставил забыть о самолюбии, взывать с просьбами все равно было не к кому. Она изучила электронный браслет, но и на нем никаких переговорных устройств не оказалось. Без всякой цели, просто из мести за бесцеремонное обращение, а заодно уж чтобы не следовать чужим правилам игры, Сова второй раз за день воспользовалась собственными аномальными качествами в разрушительных целях. Не зря Магистр во время обучения требовал от нее ювелирной точности в работе с энергетическими каналами: одно дело открыть канал диаметром в пару метров и устроить энергетический катаклизм, и совершенно другое – ограничить дыру в пространстве одним сантиметром при сохранении нужной мощности поглощения энергии и вещества. В данном случае необходимо было второе. Кольцо электронного браслета, по касательной попав в зону действия канала, лишилось части металла. Второе прикосновение канала – и оно распалось на две половинки. При этом Сова умудрилась не повредить работающий передатчик. Она сложила обломки на кровать, минут десять провела в ожидании охраны – на случай, если к системе электронного слежения во дворце прилагалось еще и видеонаблюдение, и когда никто все-таки не явился, решительно двинулась к двери.

Дверь оказалась незапертой. Наверно, никто не допускал мысли, что из резиденции правителя Тонатоса можно сбежать. Пустой коридор, устланный коврами, заглушал звуки шагов. Первые несколько метров Сова прокралась на цыпочках, но потом решила, что со стороны это смотрится глупейшим образом, и пошла обычным шагом, по-прежнему осторожно, но уже не крадучись. Коридор вывел ее в большой холл, обильно увешанный живописью, так что, засмотревшись на картины, Сова даже забыла на некоторое время о чувстве голода. Коллекция лорда Тонатоса, вероятно, была подобрана по территориальному принципу – Сова попала в зал киферонской школы, отличить которую в ряду остальных легко мог даже любитель: только Маринисты Киферона так вдохновенно живописали рубиново-красный океан своей родины. Всем остальным «варварам» кровавый океан этой планеты поначалу внушал малоприятные ассоциации.

Миновав холл, Сова наугад свернула в левый коридор. Следующий зал был посвящен искусству старушки Земли. Здесь Сова надолго задержалась у известного полотна своего земляка Йохана Хейгарда «Побережье Ноордвайка». Насколько ей было известно, картина была похищена из музея в Амстердаме лет двадцать назад. Если на стене у лорда Тонатоса висел оригинал, другого случая насладиться подлинным шедевром ей могло и не представиться.

Выход из дворца обнаружился случайно. Наткнувшись на охрану, Сова готова была повернуть назад, но никакого караула ей не встретилось. Вероятно, охрана полагалась на датчики электронного слежения за носителями браслетов. Двери распахнулись, и Сова запрыгала по ступенькам, щурясь на непривычно яркий свет незнакомого солнца. В саду лорда Тонатоса тоже можно было заблудиться. Но выбранная парковая дорожка все же привела Сову к высокой кованой решетке, которой парк был огорожен от остального мира. С другой стороны решетки шумела городская жизнь.

Некоторое время Сова смотрела на эту жизнь, не рискуя ринуться в нее, не зная брода. Улица за оградой была довольно шумной: в нижнем ее ярусе двумя встречными потоками текли пешеходы, в верхних – на разных скоростях и высотах курсировали глайдеры. На ярком солнце Тонатоса длинные развевающиеся одежды пешеходов слепили глаза своей белизной. В этих хламидах до пят было мало практичности: Сове сложно было представить человека, завернутого в такой большой кусок материи, за работой. Впрочем, работающих на улице видно не было. Глайдеры же пестрели всеми красками радуги. Скоростной режим тут никто не соблюдал. Водители то и дело создавали заторы, толкались бортами машин, норовили перескочить в другой ярус в неположенных местах и вообще вели себя довольно агрессивно. Несшееся на большой скорости такси попыталось проскользнуть на более высокий уровень, но недобрало в скорости, и полевой ограничитель бесцеремонно отбросил зарвавшийся транспорт на прежнюю высоту. Полевая защита яруса здесь была настроена куда жестче, чем в иных мирах. На Кифероне она лишь погасила бы излишнюю скорость глайдера, плавно вернув его к нормальному режиму движения. Здесь же пассажиров такси тряхнуло так основательно, что Сове показалось, что она слышит раздавшийся внутри глайдера грохот затылков о крышу кабины.

Еще одним отличием Тонатоса от других планет было дневное освещение улиц. На столбах, на которых обычно монтируют генераторы полевых ограничителей, на уровне пешеходного потока висели чаши, из которых рвались вверх языки синего пламени. Дыма не было. Некоторые прохожие, не останавливаясь, на ходу запускали руки в голубой огонь, потом сосредоточенно терли ими лицо и спешили по своим делам дальше. Ритуал поклонения огню совершался походя.

Но задерживаться у решетки не стоило. Сова окинула ограждение оценивающим взглядом, но от идеи перелезть через забор пришлось отказаться. Все-таки присутствие на планете в качестве официального представителя Ордена требовало соблюдения хоть каких-то рамок приличия, и она решила поискать ворота. Но и здесь ей не повезло: уже издалека она заметила, что у ворот дежурит живой караул. Сова представила, что ее не выпустят из парка в город – и ей придется голодной возвращаться назад во дворец, чтобы смиренно дожидаться того момента, когда ее соизволят накормить. Она повернула обратно и пошла вдоль решетки, отыскивая подходящее местечко, прикрытое зелеными насаждениями от посторонних глаз.

Сначала ради конспирации следовало позаботиться о камерах наблюдения, украшавших чугунное сооружение по всей его протяженности. Когда государству Тонатос был нанесен материальный ущерб в размере стоимости трех соседних камер, Сова рассудила, что на этом можно остановиться. Сохранившиеся неповрежденными камеры мирно поглядывали в другие стороны.

Пространственный канал отличался от энергетического лишь тем, что поглощал куда меньше энергии и вещества из окружающего мира, не оставляя дырок в пространстве. Зато он позволял быстро перейти из одного места в другое, минуя обычные длинные пути. Иметь в арсенале личное подпространство было очень удобно. Мешал только плохо поддающийся укрощению страх перед неизвестностью финиша. Больших расстояний Сова пока что старательно избегала. Но сейчас ей был нужен канал минимальной длины, всего каких-то полметра. Шагнув в него, Сова мигом очутилась по другую сторону решетки, не потревожив систему сигнализации.

Оказавшись на свободе, Сова принялась тщательно исследовать вывески в надежде обнаружить рекламу кафе или ресторана. Вывесок было много, но к еде они не имели никакого отношения. Каждая вертикальная поверхность была щедро обклеена рекламными плакатами букмекерских контор, приглашавших делать просто ставки, делать крупные ставки, очень крупные ставки и ставки на победителя. Несколько перетяжек, располагавшихся между ярусами движения, желали «удачи на арене всем выпускникам школы Симаргла». Больше читать было нечего, и это означало, что в пределах непосредственной видимости еда отсутствует. Признаться, Сова не рассчитывала слишком далеко удаляться от места своего домашнего ареста, но раз уж ей удалось его покинуть, возвращаться с полпути было бессмысленно. Тогда она зашагала вдоль улицы, внимательно разглядывая надписи на домах в надежде отыскать место, где согласились бы ее покормить.

Однако, сделав всего несколько шагов, она вынуждена была остановиться и уставиться себе под ноги. Оказалось, что широкий тротуар, по которому она шла, расчерчен на ровные полосы для движения пешеходов. Не успела Сова решить, что такое рвение местных властей в деле регламентации жизни подданных довольно забавно, как ее уже толкнули в спину.

– Чего стоишь? – рявкнули сзади.

Сова развернулась с намерением дать отпор, но толкающийся субъект уже обгонял ее но полосе встречного движения. Там он лоб в лоб встретился с другим, не менее дружелюбным типом. Сова отошла в сторону и с удовольствием принялась наблюдать за их перепалкой. «Куда прешь?» – «Да вот идиот какой-то стоит на дороге!», «Тебя не спросили!», «Береги здоровье!» – долетало до нее. «Милая планетка, – отметила она, – Любопытно, тут выдают права для хождения по тротуарам?» Когда затор, вызванный этим столкновением, наконец прорвался, Сова двинулась по своей полосе, стараясь соблюдать скорость и придерживаться нужного направления потока.

Разыскивать место общественного питания пришлось довольно долго. Три встреченные по пути кафе оказались закрытыми. У дверей каждого из них, там, где обычно хозяин вывешивает для всеобщего обозрения меню, были очерчены площадки для парковки пешеходов, заинтересовавшихся перечнем блюд. На каждой из трех площадок Сова постояла чуть дольше, чем позволяло праздное любопытство обыкновенного зеваки. Она надеялась, что ее муки голода все же заметят – и заведение откроют. У третьей по счету запертой двери ее удостоили вниманием. Недовольный голос из динамика сообщил ей, что сегодня ресторан не работает по причине праздника.

– Какого праздника? – Сова возмущенно вскинула голову, раздражаясь от необходимости расспрашивать камеру наружного наблюдения, установленную над входом в место общественного питания.

– Кхордад, – чуть помолчав, пояснила камера и больше признаков жизни не подавала.

Вероятно, граждане Тонатоса и мысли не допускали о том, чтобы общественно питаться во время национальных торжеств.

Единственный на этой улице оказавшийся незапертым бар располагался в подвале, куда и вела узкая лестница с выщербленными, давно нуждающимися в замене ступеньками. Делать нечего, Сова спустилась вниз и, игнорируя все надписи, украшающие входную дверь, потянула на себя дверную ручку.

Бар, куда она попала, был полностью лишен электрического света и освещался тем же странным способом, что и улицы Тонатоса, с той лишь разницей, что здесь рыжий огонь горел в центре обеденного зала в каменном круге на возвышении. Сам обеденный зал сверху донизу, от пола до потолка был покрыт зеркалами. Даже пол, по которому Сова сделала несколько шагов, пока глаза привыкали к сумеркам подвала. Зеркала здесь не без умысла были установлены так, чтобы многократно отражать языки пламени, отчего стены, пол, потолок и даже лица посетителей казались огненно-рыжими.

Когда Сова вошла, в баре было умеренно шумно. За столиками располагались исключительно представители мужской части населения, одетые в те самые длинные белые хламиды, на которые она уже насмотрелась на улице. У стойки другие белохалатные граждане пили алкоголь, поджигая зажигалками верхний слой напитка. Пахло ароматическим дымом, жареным мясом и специями. Но по мере того, как головы поворачивались в сторону Совы, разговоры стихали, так что через несколько секунд единственным звуком, отражавшимся от зеркальных стен, стало звяканье столовых приборов и стаканов с выпивкой. Сова вежливо сняла фуражку, положила ее на облюбованный свободный столик в самом темном углу, пригладила короткие волосы, уселась, послала через пульт управления вызов официанту и принялась ждать его появления. На нее оглядывались с изумлением, в котором не было ничего, напоминающего дружелюбное любопытство завсегдатаев пивнушки к новому посетителю. Через пару минут пожаловаться на недостаток внимания она уже не могла, но это пристальное наблюдение нравилось ей все меньше и меньше.

Будь Сова расположена проявлять осторожность и осмотрительность, ей стоило бы немедленно отправиться на поиски другого места для обеда. Но, предвидя неприятные последствия бегства из дворца, она торопилась покончить с чувством голода как можно скорее. Вызов пришлось повторить. Но только после третьего сигнала она добилась внимания, но не официанта, а бармена – маленького щуплого человечка, едва различимого за высокой стойкой. Казалось, он специально вышел оттуда в зал, чтобы смерить Сову оценивающим взглядом от макушки до пяток, как будто оценивал свои шансы на случай, если придется играть роль вышибалы. Но, вероятно, его должность исключала право затевать конфликты по собственной инициативе. Сова же была тверда в намерении голодной во дворец не возвращаться и потому – очень вежлива.

– Здесь можно поесть?

Ее вопрос повис в тишине. Теперь на нее смотрели так, словно ей удалось совершить нечто вызывающее и подлежащее общественному порицанию. Сова осторожно оглянулась на остальных посетителей, замерших в ожидании ответа. Определенно, в тарелках у них была еда.

– Допустим, – нехотя протянул тем временем бармен.

– Тогда сделайте одолжение, допустите для меня кусок жареного мяса и какой-нибудь салатик, – как можно доброжелательнее попросила из своего темного угла Сова,

Как всегда, голос ее не подвел. В обычной ситуации Сова не стала бы прибегать к помощи голосового воздействия на аудиторию, но сейчас, когда по непонятным причинам возникла и стала накапливаться в воздухе скрытая до поры враждебность, пренебрегать подобными приемами было неразумно. Ей редко приходилось говорить на таких тонах, но ее учили, что низкий тембр и мягкие интонации действуют на окружающих как правило успокаивающе. Раз уж ей представилась возможность попрактиковаться, не стоило ее упускать.

То ли гипнотическое воздействие ее голоса и вправду возымело результат, то ли публика в баре еще не решила, как поступить с нежелательным посетителем, но бармен принял заказ, чем пусть нехотя, но подтвердил ее право дождаться его выполнения. Сова пробежалась пальцами по пульту управления, но звукоизоляцию включить не рискнула, предпочитая прислушиваться к тому, что творится вокруг. Пришлось ограничиться наушником на одно ухо и новостным каналом местного телевидения. Словно в насмешку над создавшимся положением, новостной канал представлял уголовную хронику.

«За прошедшую неделю в столице произошло около двух тысяч преступлений».

«Рада за вас», – мысленно прокомментировала Сова

«Вчера, в подъезде дома, расположенного в двенадцатой зоне на седьмой улице, найден труп мужчины, скончавшийся от удара по голове…»

«Бедный труп!»

Сова не стала слушать о том, какие мучения пришлось претерпеть скончавшемуся трупу.

«В пятом прибрежном секторе столицы в воде с признаками насильственной смерти (колото-резаные раны туловища) был обнаружен труп…»

«Отличная у них тут вода. – Сова прыснула. – Мало того, что она здесь с признаками насильственной смерти, так у нее еще есть и туловище. Видимо, рыба в ней тоже не живет, чего уж говорить о трупах. Труп – существо нежное, особенно труп с признаками смерти».

Сова решила, что человек, хихикающий при просмотре уголовной хроники, может произвести на окружающих негативное впечатление своими нравственными устоями, и уже собралась снять наушник. Но ее раскаянье запоздало: из глубины бара к ней, вызывающе поигрывая столовым ножом, шел закутанный в белую простыню абориген. Демонстрация колюще-режущего предмета подействовала на Сову отрезвляюще: офицеру Ордена, даже с таким низким чином, как у нее, попадание в уголовную хронику вполне могло стоить погон. Сам нож мало пугал Сову. Легким поворотом кисти левой руки она активировала браслет высшей защиты на запястье и стала ласково поглядывать на приближающегося агрессора.

Вероятно, ее жест не ускользнул от его внимания, но истолкован был, к сожалению, неверно. Белохалатный гражданин наверняка решил, что, во-первых, Сова высвобождает для броска спрятанный в рукаве нож, а во-вторых, что она – левша, а это для противника в серьезной драке чрезвычайно неудобно. Столовый нож, демонстративно направленный своим острием в сторону Совы, уже не казался гражданину достаточно весомым аргументом. Сова затруднялась предположить, скрывалось ли под белым халатом иное оружие, но выяснить это на собственном опыте не стремилась.

– Приятель, – подошедший ткнул ножом столешницу с лежащим на ней пультом управления, вероятно, для того чтобы ни у кого не осталось сомнений, к кому именно из посетителей он обращается, – твой мундир тут многим портит аппетит.

Ах, вот в чем дело! Китель! Совет лорда Тонатоса снять военную форму Сова проигнорировала по нескольким причинам. Во-первых, она не собиралась следовать советам человека, двадцать минут демонстративно не замечавшего ее наличие на белом свете. Во-вторых, пусть она не питала особой любви к военной службе, пусть не испытывала ни малейшего почтения к погонам и лычкам, но снимать мундир во время боя из страха перед врагом во все времена считалось дезертирством. Она не стремилась к неприятностям, но и прятаться от них почитала за унижение.

Впрочем, воевать в баре, пожалуй, смысла не имело. Сова вежливо улыбнулась в ответ, прикидывая в уме, стоит ли отстаивать честь мундира в пьяной драке. И решила, что не стоит.

– Это не мундир, – понизив голос, доверительно сообщила она, – Это китель.

– Мне плевать, как это называется! – белохалатный, стремясь нащупать верную почву для завязки скандала, решил для начала в меру распалить себя.

Но давать ему повод к проявлению агрессии Сова не намеревалась. Ее видение будущего этой ситуации существенно отличалось от представления всех остальных в этом зале, и чем нелогичнее для них сейчас будут выглядеть ее поступки, тем дольше завсегдатаи бара будут соображать, как вернуть события в привычное для них русло пошлой кабацкой потасовки.

– Честно говоря, мне – тоже, – с готовностью согласилась она – Так что, если вы не против, я его просто сниму.

И Сова подчеркнуто медленно принялась бороться с узкой верхней петелькой новенького кителя, с удовольствием отмечал, что теперь все взгляды намертво прикованы к ее пальцам. Зал замер в томительном ожидании. Сова перешла ко второй петельке. Белохалатный переминался с ноги на ногу. Все, что он мог сейчас сделать, это либо возвратиться назад несолоно хлебавши, либо торчать у ее столика наподобие услужливого официанта, дожидаясь окончания раздевания. Оба этих действия были лишены былого напора, а выдумать что-то оригинальное он был не в состоянии. Что и требовалось Сове.

Тем временем она заметила, как к ее столику приближался бармен с подносом, заставленным тарелками. Надежда поесть вспыхнула с новой силой, и Сова, окрыленная ею, справилась с остальными пуговицами куда быстрее, чем с первыми двумя. Китель она повесила на спинку стула, и уже было повернулась, чтобы благодушно принять тарелку с горячим мясом, обильно политым каким-то благоухающим соусом, как по залу прокатился вздох возмущенного удивления. Сова недоуменно оглянулась, но нет: ничего нового в своем окружении она не заметила Значит, причина в ней самой?

Белохалатные посетители медленно поднимались из-за своих столиков, возбужденно перешептываясь. Даже бармен в растерянности поставил поднос на столик и замер рядом с ним. (Кстати сказать, оставленный без присмотра поднос стоял в крайне неустойчивом положении, лишь частично опираясь на поверхность стола, так что значительная часть его нависала над пустотой, и стабильность этой ненадежной конструкции придавали лишь тяжелые тарелки и большой бокал с какой-то выпивкой).

«Это женщина?», «Женщина!», «Женщина?» – долетало до Совы.

«Ну да! – она повела плечами. – Что они женщин никогда не видели? Они же тут как-то размножаются!»

«Священный огонь!», «Это оскорбление!», «Но женщина!», «Огонь», «Кхордад!»

Опять она услышала это незнакомое слово.

Она опустила глаза и осмотрела себя. Ну да, облегающая тело маечка слишком очевидно подчеркивала грудь и действительно мало соответствовала требованиям устава. Но, в конце концов, в Ордене к ней под китель никто и не заглядывал. Конечно, по собственной инициативе Сова никогда не стала бы заводить такую легкомысленную вещь в своем гардеробе, но эту пляжную маечку в отпуске подарил ей Командор. На груди и спине был изображен ярко-красный огнетушитель с бьющей пенной струей. Надпись гласила: «Остынь, не горячись!» Намек на вспыльчивость Совы – как раз в духе Командора.

Но тут, наконец, в общем хоре голосов ей послышалось нечто новое: «Огнетушитель!»

– Маечку снимать не буду, – категорически заявила Сова. – Это слишком!

Бармен уже справился с оцепенением, в которое его повергла верхняя часть туловища Совы, и сквозь зубы приказал:

– Немедленно покиньте бар!

– Голодной? – от возмущения она даже забыла об осторожности.

– Немедленно!

– Я есть хочу!

– Вам придется поесть в другом месте.

– Другие места у вас закрыты! Так что мне придется поесть здесь, раз уж я сюда зашла.

– Вам сюда запрещено входить.

– Это еще почему? – с вызовом поинтересовалась она.

– Сюда запрещен вход женщинам.

– Да что ты с ней разговариваешь! – молодые парни, сидящие за соседним столиком, вероятно, решили ускорить разрешение конфликта – Давай ее отсюда выкинем!

Сова резко повернулась в их сторону. Определенно, драки было уже не избежать, но смириться с унижением было еще хуже.

– Может, ты меня и выкинешь? – прищурившись, спросила она.

– Может, и я! – самый высокий из сидевших поднялся. – Может я тебя не только выкину, но и… – и он добавил слово, которое определенно не стоило произносить.

Сова знала, что при желании энергетической волной можно и убить. Но даже во взбешенном состоянии мысли об убийстве она не допускала, так что верзиле достался тщательно выверенный энергетический удар в область паха. Когда его тело согнулось пополам, она вежливо поинтересовалась:

– Думаешь, у тебя получится? – и, обернувшись к бармену, сообщила: – Предупреждаю, это вам дорого обойдется.

Если бы в следующий момент по лестнице не загрохотали тяжелые шаги, Сове наверняка пришлось бы несладко. В зал ворвалась толпа знакомых фигур в непроницаемых шлемах. Личная охрана лорда Тонатоса. Сова поняла, что поесть ей не удастся в любом случае.

При виде охраны бармен предпринял попытку мимикрии под цвет белых халатов, но быстро уловил расстановку сил не в свою пользу и переметнулся на сторону вновь прибывших.

– Прошу вас, восстановите порядок! – совершенно другим, жалобным и просящим тоном воззвал он к охране.

Ему сухо кивнули.

– Лаэрта Эвери! – Слова, обращенные к ней, из-под шлема звучали глухо, но внушительно. – Немедленно следуйте за нами.

Но Сова не намерена была сдаваться так быстро.

– Я могу хотя бы съесть заказанное мясо?

– Нет, – последовал ответ.

– Хорошо! – Она многообещающе кивнула, прикидывая, на чем бы выместить все раздражение, накопившееся с утра, и наконец нашла.

Протянув руку, Сова небрежно подхватила с подноса высокий бокал. В следующую секунду с лязгом и звоном все содержимое подноса обрушилось на пол, забрызгав горячим, жирным, темно-красным соусом белоснежные одежды ближайших к ее столику женоненавистников, включая бармена. Поскольку поднос падал в сторону, его широкая поверхность, как щит, прикрыла Сову, так что ее «маечке преткновения» не досталось ни капли. Сова удовлетворенно оглядела результаты своей работы и отхлебнула из бокала.

– Ваше здоровье! – издевательски прокомментировала она.

Впрочем, гневные вопли, раздавшиеся со всех сторон, мигом стихли, стоило лишь охране вскинуть вверх короткие стволы бластеров.

– Вам заплатят за ущерб, – с нажимом пообещал один из охранников.

Вероятно, охрана имела четкий приказ доставить Сову во дворец в целости и сохранности, поэтому вынуждена была терпеть любые ее выходки. Не воспользоваться этим Сова просто не имела права. Преодолеть подобное искушение было выше ее сил.

– Вы сказали, что за причиненный ущерб заплатят? – заинтересовалась Сова.

– Да.

– Отлично! – Сова с воодушевлением потерла руки, и обернулась к бармену: – Я, кажется, предупреждала, что мой голод вам дорого обойдется?

В тот же миг старомодное стеклянное зеркало за ее спиной брызнуло осколками во все стороны. Соседнее покрылось трещинами и спустя мгновение тоже обрушилось вниз. Сова с любопытством наблюдала за процессом, склонив голову набок.

– Да уведите же ее отсюда! – с надрывом в голосе завопил бармен.