1

Во дворе семиэтажного дома, начатого постройкой в 1914 году и недостроенного из-за войны, бледно зеленела трава-мокрица. Из заваленного всяким хламом канализационного люка косо торчала тонкая ржавая водопроводная труба, и на ней болтался лист железа. На листе написано: «Кирпичи со штабеля уносить воспр. Собственность Гуреева» Но кирпичи давно уже растащили жители соседних домов на подставки для печек-буржуек. Только кирпичные половинки и четвертушки, покрытые на изломах мшистым налетом, лежали в траве.

Когда нужно было о чем-то серьезно поразмыслить, Костя приходил в этот двор. Двор был запретным. В позапрошлом году один мальчик, играя с ребятами в недостроенной коробке дома, упал с балки и разбился насмерть. После этого ворота и парадную заколотили железом от старых вывесок. Но Костя знал потайную лазейку. Конечно, знали ее и другие ребята, однако ходили сюда редко: очень уж попадало от родителей за посещение опасного места.

Он прошел туда, где две медные, покрытые пятнами ярь-медянки ванные колонки, как две торпеды, лежали среди травы, и сел на одну из них. Мирно пахло крапивой и ржавчиной. В черные оконные проемы нижних этажей влетали воробьи; в светлые оконные проемы седьмого этажа влетали ласточки. Выше лежал светло-серый четырехугольник петроградского летнего неба. Там живет бог. Он, конечно, есть. Но он вроде управдома Бурякова: добрый, а сделать ничего не может. На днях тетя Аня опять ходила к этому Бурякову, просила подселить кого-нибудь в квартиру. Из шести комнат заняты только две, жить страшновато. А Буряков сказал: «Сочувствую вам, Анна Карловна, но я не виноват, что в Питере сейчас мало народу. Я не дева Мария и не могу народить вам жильцов». Так тетя Аня передала свой разговор Нине Сергеевне, Нюриной матери. Костя сам слышал, вернее — подслушал.

Нет, в Костином деле помощи от бога ждать нечего. Здесь может помочь только древнетибетская магия. Надо сперва произнести заклинание, а затем начать считать:

«Один белый тигр, два белых тигра, три белых тигра…» И так до тысячи. Со счета сбиваться нельзя, не то все пойдет насмарку. Но зато когда наконец произнесешь:

«Тысяча белых тигров», — к тебе придет умственное озарение и ты мудро решишь самый трудный вопрос. Этой магии Костю научил жилец Который. Костя уже не раз пробовал применить ее в разных случаях жизни, но ни разу еще не смог довести счет до тысячи: каждый раз что-нибудь мешало. «Но теперь я должен сосчитать до конца», — твердо постановил Костя и произнес магическое заклинание: «Белые тигры, научите меня, как мне заработать миллион в поте лица!»

Крепко зажмурив глаза, заткнув уши руками, он принялся считать вслух, отбивая такт правой ногой: «Один белый тигр, два белых тигра, три белых тигра… « Одновременно в голове, подталкивая одна другую, бежали беззвучные мысли. Все они были связаны с миллионом.

Миллион Косте очень нужен. (»Двадцать четыре белых тигра, двадцать пять белых тигров, двадцать шесть белых тигров…») Дело в том, что третьего дня тетя Аня получила очередной трудпаек и жалованье. Паек поместился в двух мешочках: в одном чечевица, в другом пшено. Еще она принесла полбутылки льняного масла и кулек с солью. А жалованье состояло из нескольких дензнаков, и тетя Аня положила их на этажерку. (»Тридцать девять белых тигров, сорок белых тигров…»)

Когда на следующее утро к Косте, в отсутствие тети, зашел его приятель Колька Шурыгин, он сразу же обратил внимание на деньги.

— Слишком много денег заимела твоя тетя, — осуждающе сказал он. — Надо бы нам откачать одну бумажку. Таков закон прерий.

— Но это нехорошо. Это вроде воровства, — сказал Костя.

— Много ты понимаешь! — обиделся Колька. — До двенадцати лет дожил, а такой глупыня! Если взять одну бумажку, то никакое не воровство, а проявление самостоятельности.

Кончилось тем, что взяли бумажку в один миллион, пошли на бульвар Шестой линии, купили у бабы лепешечницы четыре лепешки, два пирожка с требухой и два с воздушной начинкой. Миллиона как не бывало. Лепешки и пирожки сразу съели, и тогда Колька Шурыгин вдруг запел:

Косте в песенке послышался намек. Правда, шоколада и конфет он не жрет — их в продаже нет, но деньги-то он стырил, это факт. Это нехорошо (»Шестьдесят два белых тигра, шестьдесят три белых тигра…») Когда Костя вернулся домой, тетя Аня уже пришла со службы. Она сидела за обеденным столом и щелкала на счетах. (»Семьдесят один белый тигр, семьдесят два белых тигра…») Перед ней лежали две счетоводные книги. Лицо у нее было грустное — из-за неприятностей по службе.

Тетя Аня, после того как ее муж был убит на фронте в 1916 году, поступила на краткосрочные бухгалтерские курсы и стала кассиром-счетоводом в больнице. В то время деньги были еще нормальные: копейки, рубли, сотни рублей, от силы десятки тысяч рублей. (»Восемьдесят четыре белых тигра, восемьдесят пять белых тигров…») С этими суммами она кое-как справлялась и жалованье медперсоналу выдавала без ошибок. Но теперь счет шел на сотни тысяч, на миллионы и миллиарды рублей, и тетя Аня захлебывалась в нулях. Порой в ведомости у нее оказывалось больше нулей, чем надо, порой — меньше, и недавно ей всыпали выговор. А курс денег все падает, и впереди маячат биллиарды, триллиарды, биллионы, триллионы и квадрильоны рублей. (»Девяносто девять белых тигров, сто белых тигров, сто один белый тигр…»)

— Где ты был? — спросила его тетя Аня — Почему каша не съедена?

— Тетя Аня, я сыт. Я поел пирожков. Я проявил самостоятельность и взял у тебя один миллион.

— Ты стал вором, — сказала тетя Аня и заплакала — В нашей семье никто никогда ничего не крал, а ты стал вором. И я должна написать об этом твоему отцу.

— Прости меня, тетя Аня. Я больше никогда не буду.

— Будешь или не будешь, но ты уже вор. Украл человек копейку или сто рублей — он все равно вор. Украл один раз или сто раз — все равно украл. Это только в бухгалтерии важно, сколько там цифр стоит после единицы, а в грехе это не важно. Иуда только раз предал — и он навсегда Иуда. И палач становится палачом не когда он срубит десять или сто голов, а в ту минутку, когда он отрубит первую голову. (»Сто восемнадцать белых тигров, сто девятнадцать белых тигров…»)

— Что же мне теперь делать? — спросил Костя. — Хочешь, я заработаю миллион и верну тебе? Только ничего не пиши отцу.

— Да, — ответила тетя Аня. — Заработай миллион и верни мне. Грех этим не смоется, но вина смягчится. В течение недели я не буду писать твоему отцу… Но миллион ты должен заработать честным трудом, в поте лица своего.

2

«…Двести семьдесят семь белых тигров, двести семьдесят восемь белых тигров, двести семьдесят девять…»

Чьи-то ладони легли на зажмуренные глаза Кости. Он вздрогнул.

— Колька, уходи отсюда! Не мешай! — пробормотал он. — Двести семьдесят девять белых… Двести восемьдесят… Двести семьдесят девять… Сбился!.. Опять все пропало!

Потом он ощутил, что это не Коля, слишком мягкие ладони.

— Нюта?!

— Ну да! Думаешь, не знаю, как в этот двор пролезть? — Она сняла ладони с его глаз.

— Из-за тебя, Нюта, все пропало, — без огорчения сказал Костя. Он был рад, что она пришла. Нюта со своей матерью жила в квартире через площадку. Она была старше Кости на год, и он с ней дружил. Она ему очень нравилась, но он никогда не говорил ей об этом. Сейчас она стояла перед ним, и он поднялся с ванной колонки, чтобы не сидеть, когда девочка стоит. На Нюте — туфли с веревочными подошвами, черная юбка и красивая кофточка, сшитая из шелка, содранного с японской ширмы. Спереди на кофточке — огромная радужная бабочка с золотыми усиками. На голове голубой бант, под цвет глаз.

— Какая ты аккуратная, Нюта, и нарядная! — сказал Костя — Ты самая нарядная во всем нашем доме.

— Это мама обо мне заботится. Она говорит, что, когда отец вернется, он не должен увидеть свою дочь какой-то замухрышкой.

«Твой отец никогда не вернется, — подумал Костя. — Все во дворе знают, что он плавал на „Анадыре“ и что транспорт был потоплен немецкой подводной лодкой, и никто не спасся. И только ты и Нина Сергеевна еще верите во что-то».

Но вслух он этой правды не сказал. Вслух он сказал другое, это тоже была правда:

— Ты никогда не будешь замухрышкой. Ты красивая.

— Нет, не красивая, — возразила Нюта. — Но привлекательная и вызываю чувство симпатии… У тебя есть ко мне чувство симпатии?

— Есть! Да еще какое!.. А у тебя ко мне есть?

— Немножечко есть… Только жаль, что ты умственно недоразвитый. Тебе скажут какую-нибудь ерунду, а ты и веришь… Ты опять занимался этой тибетской медициной?

— Не медициной, а магией… Мне надо придумать, как заработать миллион в поте лица. — И он рассказал ей, что произошло.

— Это совсем нехорошо, — сказала Нюта, выслушав Костю. — Может быть, если бы ты все деньги взял, это было бы лучше. Это была бы реквизиция. А ты утащил одну бумажку, как воришка. Но помогу тебе заработать миллион.

— Я должен сам заработать, без никого.

— Тогда буду помогать тебе только словами. Ты рад?

— Еще как рад!.. А что ты мне скажешь словами?

— Первым делом должна подумать. Сейчас пойду домой и буду думать для тебя, — сказала она, тщательно избегая слова «я». Не так давно она где-то прочла, что «якают» только зазнайки, буржуи и капиталисты.

— Не уходи, Нюта. У меня есть новые предсказы. — Костя вынул из кармана курточки бумажку и протянул ее Нюте.

Предсказания составлял жилец Который, он промышлял ими на Андреевском рынке. Костя перепечатывал для него предсказания на машинке и самые счастливые дарил Нюте. Она интересовалась будущим. Вот и теперь она впилась глазами в бумажку и с выражением прочла вслух:

«Ты будешь жить долго и счастливо, окруженный любящей тебя семьей, а также наложницами, наперсницами и метрессами. Ты не будешь знать ни долгов, ни болезней. Твой стол будет сгибаться под тяжестью фазанов, ветчины, устриц и ликеров. Счастью твоему будут завидовать люди и боги, исходя из чего срочно подыщи себе место на Смоленском кладбище и жди неотвратимого кинжально-динамитного удара судьбы. Мир праху твоему! Марк Аврелий».

— Правда, хороший предсказ? — спросил Костя. — Специально для тебя пятый экземпляр отпечатал.

— Но это для мужчины, — недовольно протянула Нюта. — И потом опять кладбище.

— На кладбище не обращай внимания. Дядя Миша говорит, что без этого нельзя, иначе до публики не доходит… На тебе еще один. Это уже для женщин.

Он вынул вторую бумажку и сам прочел ее вслух:

«Ты любишь и любима. Нет равных тебе по красоте, когда в глубоко декольтированном платье вступаешь ты в бальный зал. Тебя ожидает безмятежно-безудержное счастье на фоне аргентинской природы, под сенью араукарий и пальм. Но бойся змеиного яда соперницы, точащей на тебя нож, и, принимая во внимание вышеизложенное, готовься срочно предстать пред ликом Всевышнего. Да будет пухом тебе земля! Аминь! Понт Евксинский».

— Вот это уже гораздо лучше, и никакого кладбища нет! — сказала Нюта. — А кем был этот Понт?

— Не знаю, — признался Костя — Знаменитых людей на свете очень много. Ты тоже, может быть, станешь знаменитой. Потому что ты самая красивая девочка на Васильевском острове. А может, и во всем Петрограде.

— Опять ты говоришь мне это… Мне надо идти домой.

— Не иди домой, Нюта! Хочешь, я тебе покажу место, где Витька из дома девятнадцать сорвался?

— Ну, покажи… Ах, как рассердится мама, если узнает, что хожу в этот двор!

— Рассердится — если узнает, а если не узнает, то и не рассердится… Вот сюда. Голову не ушиби.

По четырем ступенькам они спустились к низкому дверному проему, ведущему в подвал. Там стояли сумерки. Свет из маленьких окошек скользил по зеленоватой тинистой воде. Чтобы не промочить ног, они ступали по осколкам бутовой плиты, в беспорядке лежавшим на земляном полу. С шершавого бетонного перекрытия свисала влажная паутина. Потом по нескольким узким ступенькам они пробрались в парадный подъезд и стали подниматься по широкой лестнице. Свет из незастекленных окон вольно ложился на ступени, на желто-синие плитки площадок. Чем выше они поднимались, тем светлей становилось вокруг. Дверей не было, за дверными проемами начиналась пустота.

— Вот отсюда он упал. С этой вот балки, — сказал Костя, когда они поднялись на шестой этаж.

Они подошли к краю площадки. Прямо за кирпичным порогом уходила к противоположной нештукатуренной стене железная балка. Сверху было небо, а глубоко внизу — перекрытие подвала.

— Не смотри вниз! — Костя потянул Нюту за руку. — Голова закружится — и амба…

Нюта вдруг легонько отпихнула его и ступила на балку.

— Что ты?! — крикнул Костя. — Куда ты?

— Не мешай! — тихо сказала она. — Потом скажу зачем.

Тихо, плавно стала она удаляться от Кости, а он стоял на лестничной площадке и ничего не мог для нее сделать. Если идти за ней по балке, то можно помешать, и тогда она наверняка упадет. Надо, значит, просто стоять здесь и ждать. И нельзя даже думать, что она может упасть. И бога тоже нельзя просить за нее, пусть бог ничего не знает, ведь второпях бог может что-нибудь напутать, скомандовать что-то не то, и она упадет… Но зачем она это делает?!

Двутавровая балка была покрыта бархатистым слоем ржавчины и серыми пятнами птичьего помета. Ниже шли другие балки, а там, совсем внизу, на бетонном перекрытии подвала, валялись ребристые радиаторы для парового отопления и всякий железный лом и хлам. Если упасть туда — ждет плохая, грубая смерть. Но Нюта легко, очень неторопливо все дальше уходила по балке, идя над своей смертью. На спине у нее, на пепельно-шелковистой ткани кофточки, шевелился оранжевый японский дракон с зубчатым хвостом.

Вдруг из оконного проема влетели две ласточки. С тонким свистом — будто ножом по стеклу — пролетели они у Нюты над головой и взмыли вверх. Нюта вздрогнула, остановилась. Потом пошла дальше и негромко запела:

«Может быть, она поет, чтобы отпугнуть других ласточек, а может быть, намекает, что я не рыцарь, — подумал Костя. — Тетя Аня часто говорит: „Каждый мальчик должен быть рыцарем“. А я стою тут, как баран. Но что я могу сделать?»

Дойдя до стены, Нюта тихо-тихо повернулась и пошла обратно. Она шла, раскинув для равновесия руки и слегка покачивая ими, будто крыльями. И бабочка на ее кофточке тоже тихонько шевелила радужными крыльями и тихо приближалась к Косте.

Когда Нюта подошла к кирпичному порогу, Костя схватил ее за запястье и оттащил от пропасти на самую середину площадки. Они пробежали по лестнице вниз, в первый этаж, туда, где темнел вход в несуществующую швейцарскую. Только там Костя отпустил Нютину руку.

— Больно, — сказала она. — Синяк на руке будет… Ты знаешь, зачем я по балке пошла? Я загадала: если не упаду, значит папа скоро вернется. Теперь-то я знаю: он скоро вернется! И я так рада!.. А ты боялся?

— Еще как!

— Очень боялся?

— Факт! Очень.

— А почему очень?

— Так…

Тогда она сказала:

— Поцелуй меня, я совсем не рассержусь.

Костя поцеловал ее в губы и ничего не понял и не почувствовал. Нюта отошла от него и встала в угол, опустив голову, как наказанная. Тогда до него вдруг дошло: «Ведь я ее только что поцеловал, и это никакой не сон, а правда».

Они тихо сошли вниз в подвал, оттуда вышли на двор. Во дворе все было по-прежнему, разве что стало ветрено. Трава шевелилась, и две ванные колонки плыли в ней рядом, как две торпеды, посланные в один корабль.

Когда они вошли в подворотню своего дома, навстречу им попались девчонки из квартиры пять, Тася и Нюшка. Девчонки эти вдруг запели:

Косте показалось, что поют они со значением.

— Как они узнали? — шепнул он Нюте.

— Ничего они не узнали, — тихо и ласково сказала Нюта. — Поют — и все… Какой ты у меня еще глупый!

4

В этот вечер Костя уснул не сразу. События минувшего дня кипели у него в голове. Он думал о Нюте. Ему хотелось сделать для нее что-нибудь хорошее. Завтра он специально для нее отстукает на машинке предсказ. Вот такой:

«Ты будешь жить очень долго и счастливо на фоне Васильевского острова, исходя из чего не откупай себе места на Смоленском кладбище. Тот человек, которого ты ждешь, находится в Индийском океане на необитаемом острове и питается без карточек кокосовыми орехами и дикими черепахами. Он ждет попутного корабля, исходя из чего молись Всевышнему. Аминь!»

Подпишет он предсказание так: Калигула. Это красивое имя он вычитал в той тетради, куда Который вписывает знаменитостей. Это имя — словно длинное здание с уходящими вдаль коридорами, где гулко отдается эхо.

Все имена Костя представлял в виде всевозможных построек. Каждый человек живет в своем имени, как в доме. Дома у всех разные. Нюта сейчас обитает в небольшом каменном двухэтажном домике с зеленой крышей. Когда Нюта вырастет, она станет Анной. Анна — это узкий высокий дом с белой кафельной облицовкой — есть такой на Пятнадцатой линии. Она как бы въедет в этот дом. А его имя — Костя. Оно совсем маленькое, на манер собачьей будки; в нем нельзя даже выпрямиться в полный рост. Но зато когда он станет Константином, он сразу переселится в высокую круглую башню, на манер маяка. Скорее бы стать взрослым!

Да, странная это вещь — имена. Вот есть в доме два Кольки. Они совсем разные, но живут в одинаковых именах-избушках. А есть два брата-близнеца: Игорь и Славка. Братья совсем одинаковые, но Игорь живет в одноэтажном имени-домике с остроконечной крышей, а Славка — в имени-ларьке, вроде того пустующего ларька с разбитыми стеклами, что стоит возле Андреевского рынка. Все это сейчас как будто бы справедливо, но дальше начнется явная несправедливость. Игорь, когда вырастет, так и останется в своем имени-домике, а Славка станет Святославом: он переселится из своего имени-ларька в какую-то большую красивую церковь и будет жить в ней не хуже бога. Но больше всех повезет одной девчонке из квартиры двенадцать. Сейчас она ютится в бедном имени-сарайчике, — ее зовут Липа. А когда она станет взрослой, то переедет в имя Олимпиада. Это не имя — это целый Зимний дворец, с колоннами, со статуями, с парадными подъездами!

Тут Костя вспомнил, что Зимний дворец выходит на Миллионную улицу, и стал думать о том, что ему необходимо заработать миллион в поте лица. Если он не заработает, тетя Аня обязательно напишет отцу, что Костя украл миллион. Отец лежит сейчас в госпитале, у него открылась рана, полученная еще в начале мировой войны, когда он командовал батальоном. Теперь он давно военспец, помощник командира полка в Красной Армии. После госпиталя его, наверно, отчислят на пенсию, и он вернется в Петроград… Как добыть миллион в поте лица? Может быть, опять прибегнуть к древнетибетской магии? А вдруг на этот раз белые тигры помогут?

Но и на этот раз дело не вышло. Он уснул примерно на стопятидесятом тигре.

Утром Костю разбудила тетя Аня. Он подумал было, что она начнет расспрашивать, как у него идут дела с миллионом, но она, ничего не спросив, ушла на службу. Костя встал, умылся, попил морковного чаю, поел овсяных лепешек и, закрыв дверь на два ключа, отправился во двор. Нюта была уже там.

— Нюта, ты вчера обещала подумать для меня про миллион, — обратился к ней Костя.

— Мне даже и думать не пришлось! — объявила она. — Представь себе, вчера вечером к нам зашел тот художник, который рисовал меня в прошлом году, и сказал, чтобы опять пришла к нему позировать. В прошлом году он срисовал меня и потом принес нам два фунта пшена… А теперь он сказал, что ему нужно рисовать и мальчика. Ну, сказала ему про тебя. Он говорит, что посмотрит, какой ты. Понимаешь, он говорит, что мальчика с умным лицом ему не нужно. Ты ему, наверно, подойдешь.

— Надо раздеваться? — спросил Костя.

— Какая ерунда! — вспыхнула Нюта. — Это взрослым надо раздеваться, когда их срисовывают. А мне он тогда сказал: «Сядь вот на этот стул и погрузись в глубокое раздумье». Ну, села и погрузилась.

— Погрузиться я тоже могу. Но мне нужно, чтобы в поте лица.

— Пот лица будет! Ты думаешь, легко это — сидеть, не шевелиться и молчать?! Особенно молчать… Сейчас мы пойдем к нему, к этому художнику. Он на Шестнадцатой линии живет, у самой набережной.

По совсем почти безлюдной Пятой линии, где между булыжин росла сорная трава и маленькие ромашки, миновав гимназию Шафэ, они вышли на Большой. Здесь, на подступах к Андреевскому рынку, было оживленно. Хозяйки шагали на базар в надежде что-нибудь купить, сновали беспризорники и мальчишки-папиросники; воровато оглядываясь, предлагали свой товар спекулянты сахарином. Народу на рынке было много, но съестного было очень мало — из-за плохого подвоза; поезда почти что не ходили.

— Давай зайдем на толкучку к дяде Мише, — предложил Костя.

Нюта согласилась. Взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе, они прошли на плац, где торговали с рук одеждой, старой обувью, всяким хозяйственным скарбом и книгами. Которого они увидали издали. На спине у него висит оранжевая фанерка, и на ней черными буквами:

ПРЕДСКАЗАНИЯ БУДУЩЕГО ПО СЛОВАМ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ.

99 ШАНСОВ НА УДАЧУ!!!

Впереди у дяди Миши — плоский синий ящик, и из дна его торчит деревянная тренога, чтобы не держать ящик все время на весу. К боковым стенкам ящика прибиты ремни. На верхней крышке ящика — циферблат с делениями, посреди циферблата — стрелка на гвоздике. Уплатив Которому, каждый может крутануть стрелку на счастье, и когда она останавливается у какой-нибудь цифры — Который вручает предсказ, соответствующий этой цифре. Предсказы находятся в том же ящике, в продолговатом отсеке, и дядя Миша очень ловко, не глядя, вынимает левой рукой нужную бумажку. Правую он потерял на фронте. Как инвалиду империалистической войны, ему дали разрешение иметь пишущую машинку и заниматься предсказаниями. Его только на всякий случай строго предупредили, чтоб в предсказах не было никакой контры. Но контры, конечно, тут и не могло быть, так как Который сам пострадал из-за Николая Второго и мировой буржуазии.

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Как у вас сегодня дела? — вежливо спросила Нюта.

— Дела идут плохо, Анюточка. Клиентура сочится слабым ручейком. На Гаванском рынке действует мой коллега с попугаем, попугай вытаскивает билетики, и публика валом валит. Мне нужен его величество попугай, но где его поймать? Попугаи не хотят лететь в наш бедный Петроград.

— Дядя Миша, зато у других предсказы чернилами написаны, а у вас на машинке, — утешающе сказал Костя. — И потом вы знаете очень много знаменитых людей.

— И на том спасибо… Но у тебя какой-то взволнованный вид. Что-нибудь случилось?

Костя не знал, из-за чего у него взволнованный вид: из-за того, что вчера произошел поцелуй, или из-за того, что позавчера он похитил миллион. Наверно, все-таки из-за поцелуя. Теперь у него, может быть, всю жизнь будет взволнованный вид. Но говорить про это никому нельзя. Поэтому он ответил так:

— Дядя Миша, я украл у тети Ани миллион. Вот из-за этого у меня такой вид.

— Сумма по нашим временам небольшая, но красть нехорошо, — спокойно сказал Который. — Был у меня во взводе такой Свитников, вор. Тащил у своих же все что попало. Солдаты его и уговаривали, и бивали — все без толку. И вот однажды его нашли убитым. Конечно, на войне не без убитых, но он-то был убит в спину возле своей землянки. Рапорта по начальству я подавать не стал. Вот так-то…

— Он вернет миллион в поте лица, — быстро проговорила Нюта. — Мы идем зарабатывать.

— Постой, постой! — обратился к Косте Который. — Миллион я тебе могу дать. Если уж на то пошло, ты заработал, печатая для меня на машинке, не один миллион.

— Но это, дядя Миша, совсем не то будет, — возразил Костя. — Печатать — это для меня удовольствие и даже польза, потому что расширяется кругозор моего ума. Мне нужно заработать миллион в поте лица.

— Ну, крепко же тебя Анна Карловна спропагандировала!.. Что ж, может быть, это не так уж и плохо.

Костя и Нюта покинули толкучку и пошли по Шестой линии крытой каменной галереей Андреевского рынка. Здесь стояла тишина. От лавок, магазинов, магазинчиков остались только пустые помещения. Во многих витринах стекла были выбиты, кое-где гигантские зеркальные окна были заколочены серыми шершавыми досками. Вывески над витринами, в простенках, рекламные надписи на квадратных столбах галереи нахально лезли в глаза. Нюта и Костя шли, по-прежнему держась за руки, хотя здесь нельзя было потерять друг друга, — здесь не было людей. Только слова вывесок вели вокруг них хоровод, танцевали, подпрыгивали:

КОЛБАСЫ СОСИСКИ КОПЧЕНОСТИ колбасная Кириллова На колбасные обрезки скидка ДЕЛИкатесы, О, ГУРМЕ МАСЛО СЛИВКИ МАСЛО ПРОВАНСКОЕ МАСЛОСЛИВОЧНОЕмасло ПАРИЖСКОЕ СЫРЫв-большом выборе ШВЕЙЦАРСКИЙ голландский ПИКАНТНЫЙ СЛИВКИ всегда свежие ВЕНСКАЯ СДОБА сдобные хлебцы вне конкуренции ГОВЯДИНА ЧЕРКАССКАЯ собственных мясохладобоен ФАРШсоло-нинаШПИК САЛО малороссийское БЭКОН МЯСО ПАРНОЕ СОБСТВЕННОГО УБОЯ ВсеДамыТребуютКремОтЗагара «Брокар» КОЛОНИАЛЬНЫЕ И БАКАЛЕЙНЫЕ ТОВАРЫперецГвозДИКАкардамонВАНИЛЬ ВсеКУрятПАПИросы«СЭР» ВИНА УДЕЛЬНОГОведомства Сельдь Копченая маринованная астраханский залом ШПРОТЫ АНЧОУСЫ УГРИкопченые САРДИНЫ ОМАРЫ РАКИ ИКРА ЗЕРНИСТАЯ ПАЮСНАЯ ЛОСОСИНА осетрина СЕВРЮГАстерлядьБЕЛУГА КИЛЬКИ ревельские СВЕЖАЯдичь ФАЗАНЫ РЯБЧИКИкуропатки детская мука «Нэстле» фураж сено жмыхи ИНДЕЙКИ УткИ КУРЫ Шоколад «Жорж Борман» Шоколад «Эйнем» ВНЕ КОНКУРЕНЦИИ галеты Морские ГУСИ БольшоОЙ выбор МАКАРОНЫВЕРМИШЕЛЬ-МАННАЯ ГРЕчнева-яСАГОперловая…

Но вот и набережная. Они пошли по направлению к Николаевскому мосту и свернули направо. По гранитным плитам прошагали мимо минного тральщика с ржавым бортом, мимо пристани-таможни, мимо черного лихтера, мимо серого парусника, мимо двух подводных лодок-сестричек «Язя» и «Щуки», стоящих рядом нос в нос и корма в корму, мимо памятника Крузенштерну. Потом снова свернули направо.

Художник жил совсем недалеко от Невы. Открыв тяжелую парадную дверь, на которой висела фанерка с надписью: «ШКОЛА ГРАМОТЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ — В KB. 2», они поднялись на самую верхнюю площадку. К двери была пришпилена визитная карточка. У художника оказалось двухэтажное имя: «Николай Николаевич». Под фамилией значилось: «художник-анималист». Ниже шла приписка карандашом: «Звонок не звонит. Стучите!»

— А почему он анималист, что это такое? — спросил Костя Нюту.

— А это не твоего ума дело, — строго ответила Нюта. — Мы пришли позировать, и пусть он там анималист.

Им открыла молодая худенькая красивая женщина. По пустому коридору она провела их в большую комнату с очень большим окном. В комнате стоял длинный стол без скатерти и широкий потертый диван. На стенах висели рисунки, изображающие зверей и птиц. Здесь были: львы, совы, сычи, тигры, волки, зайцы, мыши, филины, барсуки, кошки. Был даже важный, яркий, умный попугай, которого так не хватало дяде Мише. Кроме рисунков на стене висел большой кусок обоев, и на нем крупными синими буквами:

ИМЕЮЩИЙ ВСЕ НЕ ИМЕЕТ НИЧЕГО

ИМЕЮЩИЙ МНОГО ИМЕЕТ МАЛО

НЕ ИМЕЮЩИЙ НИЧЕГО ИМЕЕТ ВСЕ

Нюта чинно села на диван. Костя присел поодаль. Женщина посмотрела на них рассеянно, как сквозь сон. Потом улыбнулась и сказала:

— Дети, но ведь Николая нет дома. Его позвали к этим ужасным немытикам. Если вы сейчас пойдете туда, он скажет вам, когда прийти к нему… Тебя, девочка, он уже, кажется, рисовал?

— Да, я ему позировала, — немножко обиженно ответила Нюта. — Но как вы думаете, подойдет ему вот этот тип? — Она кивнула на Костю.

— Этот тип? — Женщина засмеялась необидно и негромко. — Этот мальчик, наверно, подойдет.

— Скажите, а что такое анималист? — спросил Костя, осмелев.

— Это художник, который рисует зверей.

Косте стало обидно за Нюту, и он сказал:

— Но ведь мы совсем не звери!

— Сейчас у Николая трудные времена, и иногда он рисует и людей. Это для детского журнала. А к немытикам его позвали написать какой-то аншлаг, за это ему обещали еды.

— Но ведь он моется? — спросил Костя.

— Моется, — ответила женщина. — А что?

— Значит, он мытик, а не немытик. Почему же он мытик, а рисует для немытиков?

— Не обращайте на него внимания, он любит задавать глупые вопросы, — сказала женщине Нюта. — Нам, кажется, пора идти.

— Ты что так смотрел на нее? — спросила Нюта Костю, когда они вышли на улицу. — Неприлично мальчику смотреть так на пожилых женщин и еще заговаривать с ними… Ну, веди меня к своим ужасным немытикам.

— Они не мои, — ответил Костя. — Я раз зашел туда с Колькой, и то на минутку. И совсем не понравилось. И потом не всех туда принимают.

— Тебя очень даже примут!

— Нет, не примут! Колькина мать говорит, что это религиозно-медицинская секта для взрослых. Милиция им запретила вовлекать несовершеннолетних. Колька хотел вовлечься, и ничего не вышло. А меня к ним и не тянет.

— Ужасно рада за тебя! Значит, ты ужасно любишь воду?

— Да, люблю! — уверенно ответил Костя.

Это была полуправда. Он терпеть не мог умываться, особенно по утрам. Но немытики были против воды целиком и полностью. А Костя любил купаться, да и в баню ходить ему нравилось, особенно зимой, когда дома холодно и на улице мороз.

Они дошли до Большого проспекта, свернули направо, стараясь идти только по солнечной стороне, — ведь в тени больше хочется есть. На углу Одиннадцатой линии Нюта вдруг заявила:

— Тебе надо поскорее зарабатывать миллион. А то деньги кончатся, и ты так никогда и не отдашь миллиона.

Костя испугался. Ему совсем не хотелось на всю жизнь оставаться воришкой. Сейчас, пока он Костя, пока живет он в маленькой конуре, это еще терпимо. Но ему совсем не хочется въезжать воришкой в высокую круглую башню КОНСТАНТИН. И он сказал Нюте: