Как и большинство разумных существ рукава, Жжмерлия, когда ему представился случай, прочитал во "Всеобщем каталоге живых существ (подкласс: разумные)" описание своего вида. Как и большинство других разумных существ, он нашел это описание весьма загадочным.
      Описание физических характеристик взрослой мужской лотфианской особи нареканий не вызывало. Жжмерлия мог посмотреть в зеркало и согласиться с каждым пунктом: похожее на трубчатый стебель тело, восемь беспрерывно шевелящихся ног, желтые фасетчатые глаза без век. Прекрасно. Здесь спорить не о чем. Огромные лингвистические способности. Несомненно. Но что его совершенно озадачило – так это описание умственной деятельности мужской лотфианской особи. "При столкновении с самкой способность самца к рациональному мышлению просто отключается… Считается, что этот же механизм работает, только в меньшей степени, когда лотфианин-самец контактируете кекропийцами или другими разумными существами".
      Неужели это правда? Жжмерлия такого за собой не замечал… Но если это правда, то, возможно он и не заметит? Неужели его мышление меняется в зависимости от общества, в котором он находится? Когда он находился в присутствии Атвар Ххсиал, что могло быть естественнее и правильнее, чем притормозить свои мыслительные процессы и желания в угоду ей? Она же его госпожа! И была ею с момента его выхода из куколки.
      Вместе с тем он не мог отрицать, что, когда оставался один, без чьих-либо распоряжений, уровень его активности менялся. Он становился нервным, беспокойным, порывистым, не сосредоточенным, а ум его был в десятки раз активнее, чем требовалось для приятного самочувствия.
      Как сейчас.
      Он ведь умер. Он должен был умереть. Никто не мог проникнуть в середину неструктурированной сингулярности и выжить. Однако он не мог быть и мертвым. Разум его продолжал работать, переваривая сотни мыслей одновременно. Где он находится, почему он здесь, что случилось с эмбриоскафом? Выживут ли остальные? Узнают ли они когда-нибудь о нем? Как можно параллельно думать обо всех этих вещах? Тем более, способен ли на это мертвый мозг, находящийся в преддверии ада?
      Вопрос был риторическим. Он, безусловно, находился в невесомости и, безусловно, не в преддверии ада. Во-первых, он дышал. Во-вторых, чувствовал боль. Его раздирало на части, и теперь он ощущал, как его тело снова собирается, атом за атомом. Зрение тоже к нему вернулось. Когда радужный хоровод вокруг него утих, Жжмерлия обнаружил, что трепыхается посередине пустого замкнутого пространства. Его окружали миллионы сверкающих оранжевых точек, беспорядочно рассеянных в этом пространстве. Он осмотрелся и не нашел ничего, что могло бы послужить масштабом. Он помотал головой, пытаясь изменить угол зрения. Ничего. Все световые точки были на одинаковом расстоянии или же очень далеко.
      Значит, он будет висеть здесь, в середине ничего, пока не умрет с голоду.
      Жжмерлия подобрал ножки, втянул стебельки глаз и медленно покружился в пространстве. Когда он это делал, то заметил едва уловимую перемену. Часть оранжевого сверкания заслонил крохотный кружок более ровного оранжевого света. Неотрывно глядя на него, Жжмерлия видел, как неуклонно увеличивается появившийся диск.
      Диск этот двигался к нему. И по мере того, как он приближался, Жжмерлия понимал, что он во много раз больше его самого. Когда он остановился, то закрывал собой треть поля оранжевых точек. Его воронено-матовая поверхность рассеивала падающий свет, отливая серебром.
      Раздался свистящий вздох, словно откуда-то вылетела струйка пара. На поверхности сферы появилась легкая рябь – как на громадной капле ртути. Она изменила форму и превратилась в искаженный эллипсоид. Из его вершины начала расти вверх серебряная ветвь, медленно превращаясь в цветок с пятью лепестками, который затем повернулся к Жжмерлии чашечкой. Раскрытые пятиугольники выдвинулись вперед, а вниз свесился тонкий длинный хвост. Через пару минут безликий шар превратился в дьявола с рогами и хвостом и похожей на цветок головой, смотревшей прямо на Жжмерлию.
      Впервые с тех пор, как эмбриоскаф попал в сердце сингулярности, он почувствовал облегчение. Он мог не знать, где он, и как сюда попал, и что с ним случится. Но он знал природу того, что перед ним предстало, и довольно хорошо представлял, что делать дальше.
      Он стоял лицом к лицу с разумным созданием Строителей, подобным Тому-Кто-Ждет на Жемчужине или Посреднику на Ясности. Чтобы начать с ним общаться, потребуется какое-то время… Те двое бездействовали более трех миллионов лет и, фигурально выражаясь, заржавели… но спустя некоторое время оба стали понимать язык тех, с кем встретились. Им понадобилось всего несколько фраз, чтобы дело пошло. Как только Жжмерлия понял, что перед ним всего лишь машина, его разум, каялось, поднялся на ступеньку выше.
      – Меня зовут Жжмерлия, – проговорил он на обычном человеческом языке. Конечно, он мог бы воспользоваться лотфианским, или хайменоптским, или феромонной речью, но человеческий язык уже хорошо зарекомендовал себя при встречах с творениями Строителей.
      Раздалось тихое шипение, будто начал закипать чайник. Голова-цветок задрожала. Казалось, она ждала большего.
      – Я прибыл в эту систему со своими товарищами из дальнего уголка рукава. – Так ли это? Чем, собственно, была "эта система"?.. Он мог быть заброшен за десять миллионов световых лет от Дженизии или вообще в совершенно другую Вселенную. Правда, здешним воздухом вполне можно было дышать, да и тело его осталось прежним. Существо перед ним, казалось, выжидало. – Мой корабль наткнулся на сингулярность. Я не понимаю, почему не погиб при этом. Где я нахожусь?
      – Я-я… н-н-нахо-хо… Я н-нахожусь… Я нахожусь, – проговорил сиплый голос. – Где я нахожусь? Кто я такой?
      Жжмерлия ждал. Созданиям Строителей требовалось некоторое время, чтобы разогреться.
      – Жжмерлия? – наконец произнес хриплый голос.
      – Да. Я лотфианин, с планеты Лотфи.
      – Лотфианин. Это… это живое разумное существо? Вы являетесь… разумной органической формой?
      – Да.
      – Именно по этой причине вы не погибли. Сингулярность, которая вас обнаружила и захватила, – часть системы, за которую отвечаю я. Она функционирует автоматически, но сконструирована таким образом, чтобы не убивать органический разум. Ограничивать, да, но не убивать. Поэтому она перенесла вас сюда, в Полый Мир.
      О чем это он?
      Жжмерлия уже решил, что взаимопонимание достигнуто, как вдруг собеседник озадачил его фразой: "Ограничивать, но не убивать". Может, Полый Мир – искусственный спутник Дженизии?
      – Насколько велики ваши владения? В них входит планета, с которой я только что прибыл?
      – Да. Истинная Родина тоже в моем ведении. Если бы вы не вошли в сингулярность, вас вернули бы туда, как возвращают все корабли с разумной органической жизнью, которые пытаются покинуть этот регион. Это входит в мои обязанности. Вы спрашиваете, кто я такой? Я вам отвечу: я – Опекун.
      – Опекун… чего?
      – Истинной Родины, мира внутри сингулярностей. Закрытый мир, который… когда-нибудь… станет родным домом моих создателей, домом Строителей.
      У Жжмерлии снова пошла кругом голова. Опекун утверждает, что Дженизия должна стать домом Строителей. Но Ясности – огромному артефакту, находящемуся на расстоянии тридцати тысяч световых лет от плоскости галактики, также уготована подобная участь, если верить Посреднику. И даже маленький Тектон в системе Мэндела считался родиной Строителей… несмотря на то, что Дари Лэнг, знавшая о Строителях больше, чем кто-либо еще, настаивала на том, что они должны были развиться на газовом гиганте, вроде Гаргантюа, и могли жить только там или в открытом космосе.
      – Я чувствую какую-то неувязку, – продолжал Опекун, и по его телу побежали серебряные волны. – Вы говорите, что вы с планеты Лотфи. Означает ли это утверждение, что вы не с Истинной Родины? Что вы прибыли откуда-то еще?
      – Да, я… вся наша группа прибыла издалека, из другой части рукава.
      – Расскажите подробнее. Здесь какое-то недоразумение, хотя я не уверен без прямых доказательств.
      Это был приказ, но Жжмерлия сознавал, что не сумеет его выполнить. С чего бы начать? Со своего рождения, с того как он был приписан к Атвар Ххсиал как к госпоже, с их поездки на Тектон? Сможет ли Опекун по-настоящему его понять? Подобно другим созданиям Строителей, Опекун бездействовал миллионы лет.
      Жжмерлия вздохнул и начал рассказывать. Он говорил о родных мирах каждого члена их экспедиции, об их встрече в двойной системе Опала и Тектона во время максимального Летнего Прилива, об их прибытии на газовый гигант Гаргантюа, об их путешествии через Глаз Гаргантюа и систему транспортировки Строителей на Ясность, об их схватке с выжившими зардалу, которых освободил из стазиса созданный Строителями Посредник, о возвращении зардалу в рукав, а потом на Дженизию… Истинную Родину, как называл ее Опекун.
      Жжмерлия с несколькими спутниками последовали за уцелевшими зардалу. И в этот момент их корабль был подхвачен и посажен на Истинную Родину.
      – Естественно, – сказал Опекун, когда Жжмерлия наконец замолчал. – Система охраны Истинной Родины делает это с любым кораблем, который пытается покинуть кокон сингулярностей; это запрещено, за исключением тех случаев, когда находившийся в нем органический разум успешно прошел испытание. Истинная Родина – это планета-карантин под моей опекой. Не предполагалось, что органические разумные существа прибудут сюда сквозь все защитные сингулярности, а потом попытаются выйти отсюда.
      – Но мои сотоварищи и сейчас там. Они в опасности или уже погибли.
      – Если то, что вы рассказали мне, правда и соответствует некоторым определенным критериям, тогда я могу допустить возможность недоразумения. Хотите ли вы, чтобы это положение было исправлено и вашим сотоварищам помогли покинуть Истинную Родину?
      – Хочу. – Даже привыкший раболепствовать Жжмерлия ответил сейчас прямо: – Конечно, хочу.
      – Приступим. Вы готовы?
      – Я? – Жжмерлия внезапно осознал свою беспомощность и никчемность. Он – бездарный некомпетентный идиот, который сидел сложа руки и допустил, чтобы эмбриоскаф был пойман аморфной сингулярностью. Дурак, который отправил побитого "шмеля" на "Эребус"… даже не упомянув в сообщении о судьбе капитана Ребки и остальных. Лотфианин-самец, природный раб, который пребывал на верху блаженства, получая приказы от других. Он не соответствовал.
      – Я не могу помочь. Я – ничто. Я – никто.
      – Только вы можете помочь. Вы – органическое разумное существо, а вовсе не ничтожество. Вы – всемогущи. У вас много способностей. Вы должны их использовать.
      – Я не знаю, как.
      Но Опекун не слушал. В середине толстого серебряного тела образовалось овальное отверстие и Жжмерлию потянуло в него зеленым световым лучом. Он открыл было рот, чтобы снова запротестовать и обнаружил, что не может вымолвить ни слова. Не может дышать. Не может думать. Его расчленяло… нет размысливало в какой-то изощренной пытке.
      Вхождение эмбриоскафа в аморфную сингулярность происходило не безболезненно, но это была физическая боль, физический распад, скручивание, растягивание, разрыв. Теперь происходило нечто такое, чего он никогда раньше не испытывал и о чем никогда не слышал. Душу Жжмерлии разрывало на части, мозг раскололся, и они разбегались, кружась, в разные стороны Вселенной.
      Он попытался закричать. И когда наконец ему это удалось, он услышал новый звук: дюжина Жжмерлий кричали в мучительной агонии на всю Вселенную.

      Зардалу размножились… быстро. Первая группа, освобожденная из стазиса на Ясности, состояла всего из четырнадцати особей. Сейчас Ханс Ребка, отступавший в здание вслед за Атвар Ххсиал, Луисом Нендой и Каллик, видел несколько десятков головоногих. И это были только самые крупные. А ведь где-то прячутся тысячи детенышей и юных особей!
      Бежать вдоль полоски суши, которая вела к эмбриоскафу?
      Невозможно. Путь преграждали зардалу, которых с каждой секундой становилось все больше.
      Бежать в море?
      Еще безнадежнее, Зардалу всегда описывали как сухопутных головоногих. Они и на суше были проворны и ловки, но, несомненно, не утратили господства над своей исконной водной стихией. Они были земноводными головоногими.
      "Надо добавить этот нюанс к их описанию во "Всеобщем каталоге живых существ…" если посчастливится до этого дожить", – подумал Ребка. Он схватил Ненду за рубашку и шагнул через порог. Солнце почти село, и здание, в которое они вошли, поглотила тьма. Через десять шагов Ребка уже ничего не видел, следуя за Нендой, который наверняка держался за Атвар Ххсиал и Каллик. Кекропийка, единственная из всей компании, могла здесь видеть. Благодаря своему эхолокатору чувствовала себя в кромешной темноте так же привычно и свободно, как при ярком солнечном свете.
      Но сколько времени она сможет выиграть, прежде чем зардалу принесут светильники и последуют за ними? В своих постройках зардалу знали каждый уголок. Может, стоило договориться о том, где встать для последней схватки?
      – Ненда! – тихо произнес он. – Куда мы идем? Атвар Ххсиал знает, что делает?
      Впереди раздалось хмыканье.
      – Подожди секунду. – Затем, после паузы феромонного общения, карелланец продолжил: – Ат говорит, что она не знает наверняка, но предпочитает поступить так, нежели быть растерзанной на куски. Она не видит конца этому дурацкому туннелю, – они уже полминуты спускались по ровной нисходящей спирали, – но согласна идти до конца. Мы уже прошли пять уровней залов и комнат. В первых трех обнаружились признаки обитания зардалу, теперь она таких признаков не видит. Она считает, что, возможно, мы спустились ниже их основного ареала. Если бы эта проклятая лестница разветвлялась, мы бы сделали несколько обманных ходов и сбили их со следа. В этом и состоит план Ат. Она понимает, что вариант этот не Бог весть, какой, но, может, у тебя есть другие предложения?
      Ребка не ответил. Вряд ли его идеи могли помочь. Если зардалу пользуются лишь несколькими верхними подземными уровнями, как объяснить существование нижних? И сделаны ли они зардалу? Дженизия не единственная планета, на поверхности которой господствовал один вид существ, а под ней – совершенно другой. И они взаимодействовали лишь на одном-двух уровнях. Если Дженизия породила подземных существ, настолько сильных, чтобы перекрыть зардалу доступ вниз, то что же они сделают с беззащитными незрячими чужеземцами?
      Ребка, все еще продолжая держаться за рубашку Луиса Ненды, попытался определить скорость спуска. Они миновали уже с десяток уровней, тьма сгустилась и стала теперь такой непроглядной, что глаза болели от напряжения. Ему не терпелось оглядеться, хоть одним глазком, но не хотелось зажигать свет. Эволюция наградила зардалу высокочувствительным зрением – они замечали даже слабейшие отблески.
      – Пора посмотреть по сторонам. – Луис Ненда остановился, и шепот его раздался неожиданно громко, прямо перед Ребкой. – Ат не слышит и не обоняет погони. Она считает, что мы спустились достаточно глубоко и можем немножко рискнуть посветить себе. Давай-ка глянем.
      Пространство перед Ребкой наполнилось бледным белым светом. Луис Ненда, зажав между большим и указательным пальцами плоский осветительный диск, вращал его во всех направлениях.
      Они стояли на нисходящем пандусе, похожем на винтовую лестницу без перил и центральной шахты, посреди зала с высоким потолком. Ненда последовательно осветил лучом отдаленные стены и обстановку, задерживая его то там то туг на несколько секунд, затем присвистнул:
      – Профессор Лэнг, примите наши извинения. Напрасно мы не выслушали вас.
      Ханс Ребка, недоумевая, слушал Ненду. Они находились по меньшей мере в трехстах футах под землей. Все следы пребывания зардалу исчезли, обстановка отличалась от верхних уровней и была совершенно им незнакома. Он снова вгляделся в большую арку, которая поднималась под углом в 45 градусов почти до потолка, а затем изящно закруглялась к полу.
      Почти к полу. Дальний ее конец заканчивался в футе от пола. Этот неожиданный и бессмысленный обрыв глаз стремился продлить до встречи с поверхностью. Но у края ее было пустое пространство. Сорок сантиметров ничего. Ребке захотелось подойти и провести рукой через этот проем, чтобы доказать его материальность. Усилие, поддерживающее этот конец арки, должно было быть огромным. И все остальное в зале выглядело таким же странным и непривычным. Так или нет?
      Мозг работал уже автоматически. Существует единственная область, где органический разум всегда побеждает искусственный интеллект, и притом сильно опережая, – это распознавание образов. Ввккталли, с его тактовой частотой в восемнадцать аттосекунд, смог бы произвести триллионы двоичных умножений в мгновение ока. Если бы он был сейчас здесь, он, вероятно, смог бы прийти к правильному заключению минут за пять. Луису Ненде и Атвар Ххсиал понадобилось несколько секунд благодаря опыту, накопленному за недели осмотра (и оценки для будущей продажи) массы новых технологий Строителей на Жемчужине и Ясности. Каллик, долгое время изучавшая артефакты Строителей, справилась почти так же быстро. Ханс Ребка, меньше знакомый с конструкциями Строителей, озадаченно стоял, наверное, полминуты. А потом у него в голове словно щелкнул переключатель… и он разозлился на свою тупость и медлительность.
      Его реакция была понятна, но все же излишне эмоциональна. Влияние Строителей проявлялось скорее в отсутствии, чем в присутствии чего-либо, в стиле, а не в конкретных предметах. О нем свидетельствовало отсутствие явно выраженного пола и потолка, верха и низа, столь ощутимое всеми выросшими в гравитационном поле. Зал простирался далеко в стороны, его своды не поддерживали колонны, арки или стены. Он должен был бы давно обвалиться. И предметам на полу не хватало четких основания и вершины, они стояли как-то неловко, будто не предназначались для использования на планете. Теперь, когда Ребка всмотрелся в окружающую обстановку, он увидел слишком много незнакомых приборов и устройств, слишком много двенадцатигранников неизвестного назначения.
      Свет погас как раз в тот момент, когда он пришел к этому заключению. Луис Ненда тихо выругался.
      – Так и знал. Все хорошее быстро кончается. Держись.
      – В чем дело? – Ребка протянул руку и снова схватился за рубашку.
      – Гости. Направляются сюда. – Ненда уже двинулся. – Ат заглянула в туннель… она умеет заглядывать за некоторые углы… и увидела, что нас преследует стая зардалу. Может, это и не привычная площадка для их прогулок, но они не дадут нам отделаться так легко. Держись крепче и не сворачивай. Ат говорит, что со всех сторон нас окружает пропасть. Глубокая. Она не может нащупать дна.
      Ребка взглянул вверх и назад. Пандус, по которому они спускались, представлял собой ажурную конструкцию, которая выглядела хрупкой, но ни на миллиметр не прогибалась под их весом. А высоко вверху, сквозь решетку открытой лестничной клетки Ребка увидел (или так ему показалось) слабые движущиеся огни.
      Он встал ближе к Ненде. Вниз, вниз, вниз в полную темноту. Спустя минуту он принялся считать шаги. Дойдя до трех тысяч, он решил, что теперь ад будет ассоциироваться у него с бесконечным спуском в душном абсолютном мраке, и в этот момент кто-то коснулся его руки. Луис Ненда жестом остановил его.
      – Не сходи с места и жди. Ат перенесет тебя.
      Через что? Ребка услышал царапанье когтей. Полминуты спустя бледный луч осветительного диска прорезал мрак. Он был в руках у Ненды, стоявшего в десяти метрах от него и указывавшего вниз. Ребка проследил за лучом и содрогнулся. Между ним и источником света разверзлась пропасть, уходящая в бесконечность. Атвар Ххсиал возвышалась на его стороне. Не успел он шевельнуться, как кекропийка схватила его передними лапками, пригнулась и одним прыжком перемахнула через пропасть.
      Она поставила Ребку в двух шагах от края и отступила. Он глубоко вздохнул. Небрежно кивнув, Ненда указал лучом в бездну.
      – Ат говорит, что не нащупывает дна, а я не могу его увидеть. С тобой все в порядке?
      – Справлюсь. Ты мог бы не включать диск, пока я не появлюсь на этой стороне.
      – Но тогда Каллик ничего не увидит, – Ненда кивнул на другую сторону пропасти, где, зацепившись одной ногой за спиральную лестницу, свесилась вниз головой Каллик. – Зрение у нее лучше всех. Ну что, Каллик, есть что-нибудь?
      – Ничего. – Она раскачалась и небрежно перелетела через десятиметровый просвет. – Если здесь и есть выход, то он на глубине как минимум десяти тысяч футов. – Она подобралась к самому краю и наклонилась, чтобы посмотреть вверх. – Но есть и хорошие новости. Зардалу больше не приближаются.
      Хорошие новости. Ханс Ребка отошел от пропасти и облокотился на какую-то массивную конструкцию, доходившую ему до пояса. Хорошие новости – понятие относительное. Может быть, их не преследуют, но они все еще находятся глубоко под землей враждебного мира без воды и пищи. Они не могут вернуться тем же путем, которым пришли, потому что непременно встретятся с зардалу. У них нет ни малейшего представления о протяженности и топографии этих катакомб. И даже если, что весьма маловероятно, они смогут найти другой выход на поверхность, их шансы на то, что там их ждет эмбриоскаф, чтобы забрать с Дженизии, очень и очень малы. Или Жжмерлия покинул планету, как было ему приказано, или зардалу его поймали и убили.
      Каллик и Ненда все еще стояли на краю шахты. Ребка вздохнул и подошел к ним:
      – Пойдемте. Пора хорошенько подумать. Что делать дальше?
      Ненда отмахнулся от него и выключил осветительный диск.
      – Подожди. – Его голос мягко прозвучал в темноте. – Каллик не видит больше света, и я тоже. Но Ат настаивает, что кто-то есть на дорожке… далеко вверху, но движется сюда. Быстро.
      – Зардалу?
      – Нет. Слишком мал. И один. Зардалу наверняка была бы целая свора.
      – Может быть, это тот, кто нам нужен: кто-нибудь знакомый с этим местом. – Ребка уставился в темноту. Без света он совершенно не ориентировался, но ему казалось, что он слышит быстрый топоток по твердому полу спирального туннеля. – Как ты думаешь, сможет Атвар Ххсиал притаиться на той стороне и схватить этого незнакомца, когда он приблизится?
      Наступила пауза феромонного контакта. Легкий шум приближался. Ребка услышал удивленное хмыканье Луиса Ненды, завершившееся смехом. Осветительный диск снова озарил зал.
      – Ат может это сделать, – сказал Ненда, ухмыляясь, – но не хочет. Она только что разглядела нашего гостя. Догадайтесь, кто пожаловал к нам на обед?
      Обеда не предвиделось… и это было частью их проблемы. Но Ребке не понадобилось гадать, кто идет. Ненда светил прямо вверх. Что-то выглянуло из-за края туннеля, глазные стебельки вытянулись на всю длину и встревоженные лимонно-желтые глаза отразили свет.
      Раздались свист удовольствия Каллик и ответное облегченное уханье. Трубчатое тело Жжмерлии перенеслось к ним через провал.
 
      Лотфиане представляли собой одну из подчиненных рас рукава. Полезность их взрослых самцов в качестве переводчиков и рабов кекропийцев никогда не оспаривалась, потому что сами лотфиане этим вопросом не задавались: они первые провозгласили умственное и физическое превосходство кекропийцев.
      Ханс Ребка придерживался другого мнения. Он считал, что лотфиане так же сообразительны, как любая другая раса рукава, и повторял это громко и часто.
      Но теперь, слушая рассказ Жжмерлии про то, каким образом тот оказался так глубоко внутри Дженизии, он готов был пересмотреть свои взгляды. Даже несмотря на не слишком нежное подталкивание Луиса Ненды и прямые приказы Атвар Ххсиал, Жжмерлия не мог ничего связно объяснить.
      Он сказал, что починил эмбриоскаф. Он поднялся на нем, чтобы проверить его герметичность. Он решил посадить корабль поближе к зданиям, которые обследовали Ханс Ребка и его группа. Он увидел их около зданий и спустился ниже. Он также увидел зардалу.
      – Прекрасно, – сказал Луис Ненда. – А что случилось потом? И где теперь эмбриоскаф? Это же наш обратный билет.
      – И почему ты сам вошел в здание? – добавил Ребка. – Ты должен был догадаться об опасности, раз увидел, что зардалу последовали за нами.
      Бледно-лимонные глаза перебежали с одного допрашивающего на другого. Жжмерлия молча покачал головой и ничего не сказал.
      – Бесполезно, – проговорил Ненда. – Посмотрите на него. Сейчас он невменяем. Наверное, на него так подействовали зардалу. – Он отошел к большой круглой дыре и с отвращением сплюнул через край. – Пропади все пропадом. Что будем делать? Я мог бы съесть дохлую лошадь.
      – Не говори о еде. От этого становится еще хуже. – Ребка подошел к Ненде, оставив Атвар Ххсиал и дальше пытать Жжмерлию. Озадаченная Каллик стояла рядом и внимательно наблюдала. Кекропийка могла читать не только слова, но и чувства, так что, может быть, они с хайменопткой добьются от него большего, чем люди.
      – У нас есть выбор, – продолжал Ребка, – правда, небольшой. Мы можем подняться наверх, чтобы нас растерзали зардалу. Или же мы можем остаться здесь и умереть с голоду. Или миновать эту пещеру и посмотреть, нет ли там другого выхода наверх и наружу, – шепнул он на ухо Ненде.
      – Здесь должен быть такой выход, – раздался за ними вежливый холодный голос. – Я имею в виду выход наверх и наружу. Рассуждая логически, должен быть.
      Ханс Ребка и Луис Ненда одновременно обернулись, как фигуристы в парном катании.
      – Эй, что за черт… – начал было Ненда и остановился на полуслове.
      Ребка ничего не сказал, но хорошо понял Ненду.
      "Эй" и "что за черт…" означало: "Эй! Лотфиане не подслушивают чужие разговоры и тем более не перебивают. И никогда не встают и не уходят от своей госпожи, когда она их расспрашивает". Внезапная пауза в речи Ненды означала, что Жжмерлия его очень беспокоит. То, что довелось испытать лотфианину по пути к ним, явно вызвало серьезное расстройство и полностью нарушило его привычки и порядок действий.
      – Посмотрите, каким путем вы сюда пришли, – продолжал Жжмерлия, не обращая внимания на слова Ненды. – Через здание на берегу и спускаясь по туннелю. А теперь взгляните на эти пещеры. – Он обвел гигантский зал передней лапкой. – Вряд ли логично считать, что все это обслуживается таким узким подходом и, более того, является конечной целью. Вы спросили, капитан Ребка, должны ли мы идти вверх, оставаться здесь или продвигаться через пещеру дальше. Логичный ответ на все ваши вопросы – нет. Мы должны идти вниз. Мы обязаны идти вниз. Именно в этом направлении лежит наше спасение, если это вообще возможно.
      Теперь самому Ребке хотелось произнести "эй" и "что за черт". Голос явно принадлежал Жжмерлии, но четкость и решительность отражали такие черты характера лотфианина, с которыми ему никогда не приходилось сталкиваться. Возможно, именно это имели в виду исследователи, когда писали, что интеллект лотфиан в присутствии других мыслящих существ подавлен и остается в тени? Неужели Жжмерлия всегда именно так думал наедине с самим собой? Если это так, то не преступно ли подпускать к нему людей? И если это так, как же Жжмерлии удалось мыслить так ясно сейчас, когда вокруг столько разумных существ?
      Ребка постарался отбросить эти вопросы. Сейчас, когда они заблудились, проголодались, мучились от жажды и почти отчаялись, было не важно, где и когда зародились у Жжмерлии такие мысли.