Дневник ангела
ModernLib.Net / Отечественная проза / Шебалин Роман / Дневник ангела - Чтение
(стр. 12)
Автор:
|
Шебалин Роман |
Жанр:
|
Отечественная проза |
-
Читать книгу полностью
(433 Кб)
- Скачать в формате fb2
(182 Кб)
- Скачать в формате doc
(190 Кб)
- Скачать в формате txt
(180 Кб)
- Скачать в формате html
(183 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15
|
|
.."). В очках, в штатском. Он улыбался и задавал настолько глупые и беспомощные вопросы, что порой мне опять хотелось кричать: я! это я убил! Я чувствовал себя то - Раскольниковым, (еще шаг - и вот она, инициация - тюрьма, суд, ссылка) то - Аблеуховым, (о, великая и непостижимая мозговая игра). Но - нет. - Я любил. - Так. А как Вы думаете, кому могло понадобиться её убить? - Ее? Не знаю... может быть, случайно? Они недавно купили новый компьютер. А как убили? - Застрелили. Зачем Вам знать? - А вдруг можно спасти? Тело сейчас в больнице? - Так. Вот Вам (он посмотрел в бумаги) двадцать семь лет, неужели Вы не понимаете... Далее он понес какую-то воспитательную околесицу, из которой, я впрочем, все-таки смог выяснить, что тело нашли несколько месяцев назад у подъезда его же дома, что убили его нестандартной пулей из неизвестного пистолета, что пуля, войдя в глаз, прошила насквозь череп, но что, вероятно, преступник, скорее всего не профессионал, однако, сделал правильную ставку на оглушительный грохот работающего рядом парового копра, поэтому выстрела никто не слышал... Воспитание же свелось к тому, что "в двадцать семь лет пора бы уже знать, если выстрел в глаз в двух шагов..." ну, и прочее, прочее, прочее, - подробности были известны мне более чем. Я понимал, что следователь в конце концов догадается: убийца был близким знакомым тела. Догадался ли? Я до сих пор не знаю этого. - ...И ваши личные отношения Вы будете решать потом, возьмите себя в руки. Я понимаю Вас, у меня двадцатилетняя дочь, у нее, знаете ли, тоже, любовь, там... Что он несет? Они что спятили все?! Убито тело, умное, доброе, красивое, я любил его, а они... Что они делают? Зачем? - ...Она тоже читала Толкина и ходила даже туда, как его? - Нескучный сад. Что он опять несет? Причем тут его дочь? Или это такой особый метод? Или он придумал эту свою дочь, чтобы разговорить меня? Тогда мне надо быть начеку. Он пока лишь брал разбег. Сейчас он начнет атаку, вдарит, и я признаюсь во всем. Он профессионал. Уважаю. Что ж, вперед. - ...А Вы часто бывали в Нескучном саду? - Да, там я и нашел свою любовь. - Так. А кто вас познакомил? Так мы поговорили ещё минут сорок о чем-то малосущественном. Что-то он фиксировал в своих бумагах, что-то - нет. Потом он попросил меня расписаться на листах с показаниями, подписал мне пропуск и сказал, что позвонит после. На том мы расстались. Жаль. * Я соскучился по "Александрине". По летящей ритмике, по игре тонкой кружевной вязи, - вероятно, "Вивисекция" была ошибкой. Только теперь я это понимаю, - "Вивисекция" - лишь желание сбежать от себя, не более того. Но от себя не сбежишь - все равно: я одинаковый везде. Соскучился по тому единственному, что - люблю. В последнее время я частенько валял дурака. То делал вид, что меня интересуют проблемы политики и даже - геополитики, то корчил из себя мистически озабоченного патриота, то интеллектуала-пофигиста. Делал вид, что ненавижу православие, а на самом деле - мне плевать на него, как и на любую другую религию. Морочил людям головы какими-то педерастическими теориями. Рассуждал о философии, о национальных вопросах. Может быть - потому что почти не встречал людей, интересы которых в искусстве ли, в политике ли - были схожи с моими. А я и по сей день считаю Г. - Х.Андерсена лучшим зарубежным писателем. Его сказки дали мне больше, чем все Фолкнеры-Мопассаны-Гете вместе взятые. И "Котик Летаев" Андрея Белого и по сей день для меня является эталоном прозы ХХ-ого века. Мне никогда не нравился ни Достоевский, ни Горький, ни Цветаева, ни Бунин, ни Ахматова, ни Пастернак, ни Булгаков, ни Набоков, ни Бродский. Солженицына и Лимонова я вообще писателями не считаю. Но мои вкусы просты. Я люблю тихую и мягкую красоту. Как музыка "Би Джиз". Пресная, постная, серая. Но прежде всего нежная, не-грубая. Я могу простить кому-то отсутствие изысканности, но присутствие грубости я не прощаю никогда. Грубое для меня как бы не существует. Срабатывает "пожарный щит". Я могу обидеться на грубость, если вовремя не успею закрыться. Обиженный, я забываю об этике. Впрочем, с грубостью лучше вообще не связываться. Мое сердце глухо к некрасивому и неказистому. Я не люблю зверей. Они страшные. Меня бесят шумные массовые игры, коллективные развлечения. На бары и казино я готов сбрасывать бомбы. Более чем полгода назад я отказался от мяса. "Слишком человеческое" во мне раздражает меня. Зачем мне то, чего в моем теле и так в избытке? Я слушаю простую музыку и ем простую пищу. И меня это вполне устраивает. Итак, с прошлого года я - вегетарианец. Тут дело даже не в мясе, нет. Надеюсь, мне не нужно и другое мясо - мясо страстей, желаний, - ни человеческое, ни звериное, - пошлое и грубое мясо. Так жив ли я? А какая, в сущности, разница? Может, я не жил и вовсе. Я придумывал себе сказки. Это - единственное серьезное занятие, которому пока ещё я отдаю всего себя. Я строл воздушные замки. Горжусь я этим или не горжусь - не вопрос. Разницы опять же нет. Неудачник. Книга, где была напечатана "Александрина", коробками лежит у меня под кроватью. Какие ещё глупости убедят меня в том, что действительно уже пора - сворачивать все это шапито? ...Жить иногда скучно, иногда страшно. Я боюсь только физической боли, потому что организм - это все, что у меня есть. Прочее - пустяки, выдумки, фантазии. Милые, но совершенно нелепые. Нации, религии, формы искусства, проза, поэзия - где имена их? Так, нечто мерцающее, нечто неясное. Тьфу. Так мерцают в ночи звезды. Жаль. ...Очень соскучился по "Александрине". По тончайшей игре, по элегантным узорам мыслей и чувств. По игре, по настоящей, живой, увлекательной Игре. По тому, чем действительно когда-то жил, и - может быть - живу до сих пор. Не знаю. Где она? Умерла. Она, как и многие другие, предала меня. Мой Святой отец, мне уже конец, Моя вечность умpет на огне. Я уже лечу, я тебе кpичу, Как я был на войне... В те суpовые дни нам уснуть не давал Тpижды pусский восточный фpонт. Видел ты, знаешь сам, в своих помыслах чист, Я ушел защищать фатеpлянд. От моpоза pвалась моя кожа по швам, И могилой казался окоп. Вдpуг удаpил гpом и pазинуло небо Окpовавленный пламенем pот. И pыгало оно, извеpгало оно Гpозный ливень кpичащих pакет. Летели ангелы, мечи огненны, Каpы божия в их pуках. А потом, когда они кончили и Задpожали ночные леса. И пpишли из них чеpны демоны Волоса от ушей до хвоста. Pазpывали нас, pазгpызали нас И оpали "Интеpнацьонал". А один из них так удаpил меня, Что я замеpво как бы упал. Так лежал я в ночи, ничего не могя, И из недp кpовавой земли Выполз Чеpвь-искуситель, сияющий змий, И лукаво так пpошептал: "Ты устал от войны, твои дни сочтены, Все пpопало, мой маленький Фpиц, Но я даpю тебе жизнь, ты идешь домой, Отpекись, отpекись, отpекись..." Так сказал он, и гpех pазомкнул мне уста, И они пpошептали: да... Г.Самойлов "Искушение маленького Фpица". Глава 18. "Pоман в стихах - 6" ("я ухожу в путешествие"). /март 1998г., продолжение/ Black adder, Black adder A rider whieh's black steed Black adder, Black adder Is very, very need Шел по Ленинскому пpоспекту. Вдалеке маячил титановый Гагарин. Громыхали и шипели троллейбусы. Вечер. Почему-то хотелось плакать. Мерно моросил непонятный мокрый снег. Дурно, пошло, нелепо. Если сейчас зайти в 110-ое о/м и выложить там все - то-то они удивятся! Ну да, ещё бы, Раскольников уже такое проделывал. Его забрали, но Соня ждала его; а меня кто будет ждать? Ему предстояла дорога к богу, а моя дорога? А моя дорога сейчас до метро и домой. Вот и весь "бог". Бог! К примеру, я - сын великого ученого, мой отец преподает в Университете, студенты и аспирантура его буквально на руках носят, книги его нарасхват... А мне что от него надо? Чтобы он надул мне мячик или поиграл со мной в "Монополию"; а уж ученый он там или не ученый, качество принесенных им с рынка продуктов от этого не изменится. Мне говорят: он велик, он открыл Закон, а я им: это мой папа, он надувает мне шарики и катает меня на санках, а иногда делает яичницу с сыром... И что они находят в этом боге? Ну, я могу их понять, - природа, мир и все такое, но зачем они с ним носятся как с писанной торбой, вот ведь уроды! Конечно, он больше и проще их, но почему тогда они не поклоняются изображению шара, шар ведь тоже можно назвать "истиной" или "абсолютом", почему они всегда все так запутывают? Нет, верить им нельзя. Сегодня они ловят каждое проявление его воли, а завтра они идут войной друг на друга, в надежде уничтожить тех, кто не-правильно истолковал какое-то очередное проявление его воли. Самовлюбленные дальтоники! Они говорят о любви, а сами предают её повсеместно. Они придумали слово "идеал" - зачем? Чтобы насмехаться над ним? Они дарят друг другу костыли, называя их "чувства". Верность, честь, достоинство, долг, совесть, страх - сколько ещё подпорок было и будет придумано человечеством! Мнимый больной! Мнимый больной по-имени "человек". Жалкий червяк, не умеющий пользоваться тем, что ему дали, ползти бы ему по своей норке, нет же, он хочет куда-то "на волю", а коли не получается - туда, так уж все - болен он неизлечимо, а уж одна болезнь - невежество - приводит другие... Как жить в грязи, среди уродов? Если бы, если б они признали свое уродство, если бы они сказали: да мы больны, но мы можем очиститься; если бы они могли не бояться своего страха! Нет, они будут уничтожать себя, приговаривая при этом: да, мы уродцы, да, мы безумцы, а ты - чистенький, да? Отвали. "Да, да, не бойтесь, я скоро уйду... Осталось несколько дней, потом ничего." Да? Ангел остановился и огляделся. Размышляя, он свернул с бульваpа Дм.Ульянова на улицу Бабушкина, ближайшее метро теперь было "Пpофсоюзная". Снег наконец-то стал дождем. На улицах оказывалось сложнее, уютнее. Город сжался, вокруг ангела словно замкнулось дождем пространство людей, машин, магазинов, заборов. "Домой, надо домой. Я могу заболеть..." * /апрель 1998г./ Наступало оцепенение. Звонил по телефону знакомым и говорил: скоpо меня убьют. А... - отвечали знакомые. Что делать? Машеньке открыться боялся. Машенька ничего не поймет. Или боялся, что как раз Машенька-то и поймет? Надо рассказать кому-то. Кому? Он остался совсем один. Нет, были и достаточно заинтересованные в его безбедном существовании на этой Земле люди, просто хорошие люди, обыкновенные, - такие люди любят потискать бездомных кошечек, вечером - краем глаза глянуть новомодный ужастик, ужаснуться и крепко уснуть, а утром проснуться, чтобы жить дальше. Эти обыкновенные люди до чертиков обожают жить дальше... Как рассказать о неминуемом таким людям. Они не поверят, а поверив, станут кудахтать и говорить глупости. Еще чего доброго - пожалеют. Ангел не любил, когда его жалели. Но не потому, что, мол, "жалость унижает", нет, у него про жалость была своя поговорка: жалость в карман не положишь. Что мне толку с их жалости? Что они, купят мне билет на Мальту, где в тиши древних стен я смог бы предаться размышлениям о тщете всего сущего? Или скажут: несерьезно все это. "...Она показала мне револьвер - подарок Брюсова. Это был тот самый браунинг, из которого восемь лет тому назад Нина стреляла в Андрея Белого. В конце ноября... Надя Львова позвонила по телефону к Брюсову, прося тотчас приехать. Он сказал, что не может, занят. Тогда она позвонила к поэту Вадиму Шершеневичу: "Очень тоскливо, пойдемте в кинематограф". Шершеневич не мог пойти - у него были гости... Поздним вечером она застрелилась." Вл.Ходасевич "Некрополь". Поэтому никому звонить не надо. И поpа завеpшаться. В каждом сюжете необходима точка. Иногда такую точку пpиходится ставить вне текста. Это ведь в сказках: можно свернуть истоpию, поставив многозначительное многоточие... мол, они ещё встpетятся и полюбят дpуг дpуга. В жизни многоточием не отделаешься. Жизнь "откpытых финалов" не пpедусматpивает. Мы pасстаемся, хочется умеpеть, обоpвать сюжет... Что может быть пpоще - бpосить пеpсонажа под колеса поезда или дать ему погибнуть в случайной пеpестpелке, или пусть он застpелится сам, как пpосто... Это пpосто придумать. Куда сложнее самому полезть под поезд. Я бы мог написать так: "ангел шел по улице с закpытыми глазами, светофоp настойчиво мигал "желтым", а случайная легковушка, внезапно выскочившая из-за повоpота на, скажем, Россолимо, - нет, затоpмозить не успела..." И - все! Понимаете? Все! После пришлось бы поговорить о возмездии, о воздаянии, о какой-то ещё подобной ерунде. Но зачем? Жизнь - проще. Она не знает случайностей. В наших мыслях будущее плавно перетекает в прошлое. Прошлому придумывается некая целительная сила. Тогда и только тогда - были и возмездия, и воздаяния. Воссоздается причинно-следственная связь деяний, поступков - все оказывается очень закономерно. Именно так, как и должно быть. Прошлое оправдывает будущее, в будущем - оправдываясь. О, я бы мог убить себя, сославшись на некий свой долг перед собой, сославшись на высокую свою миссию в этом мире, сославшись, наконец, на элементарное чувство совести! Но - зачем? Что бы конкретно мне дало это пресловутое "чувство совести", мне - одному? Кто будет скалить зубы, насмехаясь над моими мучениями, кто ткнет палкой мне в спину с криком: получай, собака! Кто брезгливо отвернется, когда я, истекая кровью, стану униженно молить о пощаде? Кто? Пустота. Люди есть, но - разве они мне люди? Разве они хоть чем-то заслужили мою боль, мое унижение, мое раскаянье? И "преступления", и "наказания" являются таковыми лишь для тех, кто уже совершил их. Совершаемое же преступление, как правило, творится логикой бессознательного и поэтому - в момент совершения - преступлением не является. Что же до наказания, то если бы меня тогда вдруг сбила машина, я вряд ли смог бы оценить всю справедливость сгубившей меня кары. А наказание должно осознаваться совершившим преступление. Обязательно должен мучиться преступник, иначе всему его наказанию - грош цена. Случайным для преступника наказание быть не может. Нет. Торопиться мне не надо. И очень вероятно, - кто-то там, на небесах, порой думает так же (или это я "так же" думаю). Подобный вывод я делаю из того, что никакая машина меня на пустой площади не сбила. Если бы я даже молил о подобной смерти; понимал, что такого не пpоизойдет, такое - не логично. "...Надю хоронили на бедном Миусском кладбище, в холодный, метельный день. Народу собралось много. У открытой могилы, рука об руку, стояли родители Нади, приехавшие из Серпухова, старые, маленькие... Никто с ними не был знаком. Когда могилу засыпали, они, как были, под руку, стали обходить собравшихся. ...Благодарили. За что? Частица соучастия в брюсовском преступлении лежала на многих из нас, все видевших и ничего не сделавших, чтобы спасти Надю. Несчастные старики этого не знали." Вл.Ходасевич. "Некрополь". * Сегодня. И о чем только я думаю? Не понимаю, ничего не понимаю. Сегодня же, сейчас, я - сам. Я сам могу, нет, уже смог - все изменить! Ангел шел по улицам с закрытыми глазами. "Сейчас я сам во что-то врежусь и упаду". Открыл глаза. От стоял на углу Бурденко и Серпова переулка. Внезапно вспомнил о киллере. "Это словно лимон ем..." Почему так тихо? Это ведь только так кажется, что тихо, или... Сошел с ума? Должен дойти. Бог мой, куда? Что случилось? Нет, все равно: не верю. Неужели так сложно принять простое решение?.. Испугался? Нет, конечно нет. Здесь были "Продукты", теперь строят какой-то офис. Мимо проехала машина. Ведут гулять ребенка. Там сквер, они идут в сквер. Они будут там гулять. Мальчик перемажется в грязи, ему разрешат пускать кораблик в ручье, пальцы его озябнут. Вдpуг со смехом обернется: мама, смотри, какой я камушек нашел! Девушка вышла из булочной. Красивая. Черная короткая стрижка. Посмотрела, помахала кому-то рукой. Почему вдруг рассмеялась? Словно догадывается о чем-то. Машинально шагнул навстречу. Быстро прошел мимо. Я иду, Вероника, иду. Я сейчас... Итак, они пошли. Но куда бы они ни шли и что бы ни случилось с ними по дороге, маленький мальчик со своим Медведем всегда будут играть в этом Зачарованном Месте на вершине Леса. А.А.Милн "Винни-Пух" Ангел стоял у дерева. Он смотрел. Там - над кварталами Девичьего поля - едва виднелись купола и кресты Новодевичьего. Кружили птицы. Мотнул головой. Двинулся вверх по улице. Весна, опять весна. Пусть даже снег, весна все равно. Навсегда. Внезапно захотелось жить. Он побежал. Сейчас, я сейчас. Кружилась голова. "Я - часы, я - часы..." Надо чем-то себя отвлечь, чтобы не слышать. "Час настал, час настал..." Тики-таки-так! "Я ведь не смогу уже ничего изменить!" Выбежал на Погодинскую. Вот. "Почему? Почему все так? Зачем была жизнь? Что я оставлю? Что последнее скажу? Нет-нет, я придумал очень хорошо - я не узнаю, когда... Это правильно." Через сквер опять вернулся на Бурденко. "Я опять опаздываю. Я всегда опаздываю. Однажды я опоздал на похороны бабушки. Я вбежал с огромными букетами цветов через те двери морга, - мне сказали, через которые входить нельзя - через них выносят. Что со мной?.. Когда? Ну, когда?.. Должно хоть раз в жизни повезти?" Зубовская площадь. Где-то здесь. Ангелу вдруг стало как-то очень весело. Страх разом исчез. Началась настоящая игра. Может, поесть мороженого? "Но где он? В машине? Где?.." - Эй, парень... Ангел крикнул, весь сжавшись от страха, замер. - Как пройти... Не похож или притворяется? "Он? Нет, не он..." И бросился бежать. Тики-таки-таки-так! "Как глупо, сейчас догонит... убьет..." Вниз, к Новодевичьему. Направо, к черту! "Как же так!.." В подъезд. Первый этаж, второй, третий, "нет, это был не он...", четвертый. Перевел дыхание. Пятый... "Сколько я бежал? Все, больше не могу." Она тоже жила на пятом этаже. Моя любовь на пятом этаже, Почти, где Луна, Моя любовь, конечно, спит уже Спокойного сна, Моя любовь на пятом этаже... - А этаж у меня... - Я знаю, пятый. - Ты же говорил: плохо запоминаю цифры. - А я по песне "Секрета" "Моя любовь на пятом этаже"... Моя любовь... где Луна... "Что я наделал!.." За ангелом следил им же нанятый киллеp. Сейчас киллеp его убьет, киллеp стpеляет метко, он пpофессионал, он получил деньги, немалые деньги; чтобы через трех-четырех людей "заказать" себя, ангел продал какому-то скупщику на Арбате свои золотые кольца, браслет, - когда-то папа дарил... "Где, ну где же?! Почему так долго? Он ведь может подняться сюда, подъезд сквозной, а вдруг я уйду, хотя нет, там же - сад, решетка, я там объяснился в любви, куда я уйду, он все правильно рассчитал... Но почему он ждет меня там, внизу? Что ему надо? что он, садист, маньяк? Почему он не хочет меня убить?.. Что за детские игры!.." Навернулись слезы. "Почему меня никто не хочет убить?.." Нельзя сейчас плакать, сейчас ангела убьют, а он плачет, он же не маленький, ему нельзя плакать. Он сейчас позвонит в первую попавшуюся квартиру, ему откроют и он спасется, он же уже пережил, он уже испугался, он познал, что такое страх, ему пора - домой, но не так жестоко. Очень хочется жить, еще, немножечко: жить. Позвонил. Вдалеке залязгал замок. Тики-так, тики-так... "Надо же, сейфов понаставили..." Приоткрылась дверь. - Тебе чего? Старуха! - Извините, за мной гонятся, меня... Захлопнулась дверь. - ...Хотят убить. "Попробую в другую, должен быть какой-то выход!.. Я ведь не могу так взять и умереть! Я же испугался, я по-настоящему испугался! Я прошел это, я могу... я могу быть свободен!.." И это-то он называл страхом? Знал ли он, что такое настоящий страх? Чего он боялся? Темноты? Бездомных собак? Чего еще? Любви? Счастья других людей? Что он называл страхом? Свои сомнения? свое неумение жить среди людей? Он боялся многого. Он боялся звонить по телефону, он боялся возвращаться поздно домой, особенно - с гитарой, он боялся объясняться в любви, - да мало ли? И все равно он стремился к страху, к настоящему страху. Он стремился к нему так, как стремятся к своей единственной и неотвратимой любви. Он знал, что с ним может случиться - пусть будет, но - где, когда? Он ведь поставил сам себе срок: здесь, сейчас. Надеялся, что настоящий страх многое откроет для него: механизм человека станет ему понятен, ангел обретет волю. И все равно - вновь лихорадочно трезвоня в дверь незнакомой квартиры, он чувствовал себя уже преданным, обманутым: это не тот страх. Страх оказался преодолимым, детским, игровым. Ангел ускользнул, ангел победил; ангел остался ангелом, а человек - остался загадкой. И все равно... Дверь открыл кто-то в джинсах и майке. На ангела дохнуло перегаром. - Это Влад? Крикнули из недр квартиры. Отворивший удивленно нахмурился. - Ты кто? - Эй, Колян, если Влад, то Влада сюда давай!.. - Ну чего молчишь? Выпить хочешь? Праздник у нас. Ангел нервно сглотнул и уже словно через силу прошептал. - За мной киллер гонится... меня убить. - Чего? А ну-ка пошли. Ангела втянули в коридор. Захлопнули за ним дверь. - Эй, ребя, к нам тут новый русский пожаловал. За мной, говорит, гонятся, убить хотят. Шум за столом заметно притих. "Куда я попал?" Он увидел комнату. Стол. Выпивка, закуска. И - люди. Людям было весело, очень весело, они пили. Они - кто? Бандиты, да? Ангела сюда заманили, чтобы посмеяться над ним, или... взаправду убить? - Ну чего, проходи. - Рассказывай, братан, что, плохо, да? - Да. Ангел кивнул головой. - Извините, я пойду... - Ты давай, не тяни, у меня тут, как в церкви, в натуре, все правду говорят... Сейчас. Да, сейчас ангел им все объяснит. Они должны его понять. Обязательно. - Я музыкант. Я... Я - ангел. Господи, что же я такое несу? Как им это объяснить? - Я музыкант, на гитаре там... пою... - Круга знаешь? - Да. Какого "Круга"? Была такая группа, или... они про что-то другое? - Слышь, Толь, там где-то гитара валялась... - Я сейчас не могу, может, потом?.. - Ну, выпей тогда. Толян, налей ему. Как это все неестественно, ненатурально. Не по-настоящему! Почему со мной все - не по-настоящему? Потому, что я уже не понимаю иначе? Не знаю... Но они опереточные бандиты, балаганные, - из фильма. А может, я сам балаганный? А может, я сам - не настоящий. Значит... я не могу умереть. Значит, я сейчас могу сделать с ними что угодно, а мне за это ничего не будет; значит я имею право издеваться над ними, нести полную чушь, вешать им лапшу на уши - они мне поверят, они мне посочувствуют. А я буду плевать на них, на уродов. Или это я - урод, а они настоящие? - Э, сядь лучше, что стоишь, в ногах... сам знаешь. Выпей. - Я не пью. - Не понял. - Я никогда не пил никакого спиртного. - А что ж ты пьешь? - Ну, чай, молоко, соки, воду минеральную люблю... - Юрк, там где-то минералка была, давай сюда, нальем братишке... Давай, pассказывай. - Меня хотят убить. Киллер... - Сядь. Юр, лей сюда, этот чистый. Ангел сел на стул. Перед ним стоял стакан с минеральной водой. Ангел обнял пальцами стакан и закрыл глаза. Понял, что наконец-то ужасно устал. Хотелось спать. Глупым взором скользнул по расставленным по столу бутылкам, тарелкам. Людям. Они уже не смотрели на него. Они вернулись в своему столу. Какие-то мужики, какие-то бабы... - Ну. Что происходит? Я не понимаю, что происходит. Я должен испытывать к ним чувство грязной ненависти, а мне - все равно. Уроды, пьяные, грязные скоты, что я им - игрушка? - ...И вот тогда я вспомнил об одном своем старом знакомом, человеке таком странном, он ещё в десятом классе, мы с ним учились вместе, хотел где-то купить пистолет. Клептоман. Смешной такой. Я позвонил ему, сказал, что... Что я ему тогда сказал? Что хочу нанять убийцу, который пристрелит меня? - Сказал, что хочу из ревности убить одного человека. Это было почти правдой. Ведь сначала я хотел убить, не себя... Так вот, этот мой одноклассник свел меня с каким-то парнем, тот что-то долго про деньги расспрашивал. Потом отослал ещё к кому-то. Сейчас это уже не важно, да я и не помню. Я продал золото. Кольца. Я концерты играл в золотом браслете, его тоже продал. Оказалось, все это дорого стоит. Так получилось. Но денег едва хватило. Или... они обманули меня? Неужели... - Я все придумал великолепно. Конверт. Надпись: распечатать там-то, тогда-то. В конверте - письмо, там - полный мой портрет и координаты, где я буду в условленное время. Киллер не знает, кто такой я, в нужном месте он просто возьмет и застрелит меня. А потом вскроется, кто заказал убийство, нити приведут ко мне, а я убит. Кто-то хихикнул. Зачем я говорю им правду? Неужели я испугался их? Я валяю дурака. Я пытаюсь казаться спокойным, серьезным, но ведь я такой и есть, правда, да? Или я подделываюсь под них. Или это они - такие, какими я их вижу. Кто они - образы и только. Знаки, символы. Их почти нет. - Ага, очень смешно. Мне сперва тоже было очень смешно. Когда отдал конверт - а мне пообещали передать его тому, кто передаст этому самому киллеру; так вот, когда отдал конверт - словно попал в некую странную игру... покруче "Дума". Покруче... Так получилось. Вернее, так не получилось. Я устал... И тут мне стало жалко себя. Ведь я выгляжу как полный идиот, да? - Ну ты, братишка, даешь. Ну чего ты? Не плачь. Давай... Похлопали ангела по плечу. - Давай, своим скажу, тебя отвезут... - А со стволом что, ты забыл - его там хрен караулит... Хрен! Господи, что они говорят! - Ну да, караулит. Я ведь далеко от Зубовской убежал. - Я тебе так, братишка, скажу, от себя не убежишь. Глупости! Это фpаза из фильма, они что? все неноpмальные? Злые. Неужели они сильнее меня? Но какая разница, кто они? Были бы они монахами или путанами - все равно я не верил бы им. Напиться? Забыть все и - с ними, с ними, - куда угодно! Опуститься ниже... Как все-таки я мало знаю про людей! Думал: я стал как человек, но вот они - люди, и они не похожи на меня; мы не понимаем друг друга. Кто они? Уроды, стадо скотов; с каким удовольствием я бы сейчас убил их всех; а после меня наградили бы власти - за поимку особо опасной банды... Какие они к шуту опасные! Комиксы. Их удивила моя история? Они ведь слушали меня. А может, они станут мне друзьями? У меня будут друзья! Нет, нет же, от себя не убежишь... - Я не убегу... Я никуда не убегу... - Ты зря не пьешь, выпей. В натуре, полегчает. Он говорит, как какой-то филолог... Что со мной? Я словно засыпаю. Мне нужно домой. Меня, может быть, ищут? А может и нет. Я сказал, что играю концерт, что домой приеду завтра. Какой стыд... Что теперь делать? Оно ещё тикает, оно ждет, тяжелое, грубое, сильное... А они очень хорошие ребята. Умные, веселые... И почему я не с ними? Почему я не понимаю их? Ведь мы так похожи друг на друга... Мне сейчас - только напиться и стать для них своим. Или это такое испытание? Какие они хорошие ребята... Они уснут, а я их убью, а мне подарят медаль, а я скажу потом: товарищ генерал, я своих убил, убейте меня... Ashes to ashes... with Major Tom... Почему вы не проверили мои документы, господин офицер, я ведь немец, а они все жиды, убейте меня, я предал своих, Black adder, Black adder... но я ангел и у меня своих на этой земле нет, мне же надо как-то дожить, поэтому я и сам могу убить вас, потому что я ангел, потому что я могу всех убить, потому что... каков шут... поганая, ненавистная литература... я просто хотел объясниться... Хоз. Жульничество!.. Какое всемирное, исторически-организованное жульничество!.. И ветер, дескать, как будто грустит, и бесконечность обширна, как глупое отверстие, и море тоже волнуется и плачет в берег земли... Как будто все это действительно серьезно, жалобно и прекрасно! Но это бушующие пустяки!.. ...Природа не такая: и ветер не скучает, и море никуда не зовет. Ветер чувствует себя обыкновенно, за морем живет сволочь, а не ангел. А.Платонов "14 красных избушек". ...Потому что я ведь предал своих, но я ангел и у меня... своих на этой земле нет... потому что, потому что... мы так давно не были... вместе... потому что... Я столько хотел вам рассказать... потому что... - Э, да ты спишь! Потому что... потому что я ангел... - Да? Где, где? сколько?! - Чего сколько? Ты спал... - Я спал. - Ты спал, чего сколько? - Сколько времени? - Третий, что ли... Потому что я могу убить. - Я пойду, можно я пойду? - Эй, Колян, братан твой валить собрался, что с ним? "С ним"? Ангел опешил. Они меня изнасилуют, а потом убьют. Но я ведь так и хотел. Нет, не так! Я сейчас оскорблю их, обругаю, сломаю стол, разобью посуду, тогда они хотя бы изобьют меня...
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15
|