Фархад лежал на диване в своей комнате. На ногах — повязка, на щеке квадратики пластыря.
      — Как ваше самочувствие? — наклонился к нему Эркин.
      — Жаловаться не на что. — Фархад поднялся и сел на диване. Несколько царапин, легкие ожоги. Мне сделали втирание и электромассаж, так что скоро все заживет.
      — Ну, отлично. — Эркин с минуту помолчал, затем произнес, глядя испытующе на пострадавшего: — Честно говоря, вы меня сегодня здорово перепугали.
      Фархад улыбнулся:
      — Да я и сам перепугался не на шутку, когда вспомнил, что в горящем доме осталась Вергея. Что было бы с Хаятом, если бы растение сгорело?
      — А что было бы с Хаятом, если бы сгорели вы?
      — Ну, я в огне не горю, — вновь улыбнулся Фархад.
      — Скажите, а вы случайно не задавались вопросом, отчего загорелся дом?
      — Представьте, только об этом и думаю.
      — И к какому же выводу пришли?
      Фархад пристально посмотрел на Эркина и спросил:
      — А почему это вас так интересует?
      — По-моему, это интересует каждого, кто был здесь во время пожара.
      — Но вы первый и единственный, кто задал мне подобный вопрос.
      — Не только вам.
      — Ну, и как же вам отвечали другие?
      — Весьма неопределенно.
      — Да, — протянул Фархад. — Боюсь, что и я не внесу особой ясности. Скажу лишь одно: если кто-то решил, что дом поджег Хосе, то это явная чепуха.
      — Согласен с вами. Несмотря на наличие у Хосе признаков пиромании…
      — Пиромании? С чего вы решили, что у него пиромания? Вы медик? Вы осведомлены об этой болезни? — Фархад так и забросал Эркина вопросами.
      — Я не медик, но… разве это не так?
      — Пиромания, как правило, врожденный недуг. А вы спросите у тех, кто знал Хосе до Верги, тянуло ли его когда-нибудь к огню?
      — Значит, эта страсть у него появилась только здесь?
      — Да.
      — Сразу же после прилета?
      — Н-не помню…
      — И эта страсть появилась только у него? У него одного?
      — Как вы уже успели, видимо, заметить — да.
      — И вас это не удивляет? Вы не ищете причины недуга? Ведь вы врач.
      Фархад улыбнулся. Разговаривая с Эркином, он почему-то все время едва заметно улыбался, словно бы ему были известны все тайны шахты номер семнадцать.
      — Эркин, вы горячитесь совершенно напрасно. Вот вы сказали, что пишете детективы, так?
      — Допустим.
      — Почему вы их пишете? Ведь вы не писатель? Что же, мне лечить вас? Точно так же и Хосе. Чем его занятие хуже вашего? Вы развиваете воображение, а Хосе нашел возможность сосредоточиваться. Разве это в принципе не одно и то же? Почему же тогда свое занятие вы считаете нормальным, а увлечение Хосе — недугом? С такими взглядами можно далеко зайти.
      — Ну, доктор, это вы уже хватили через край!
      Фархад рассмеялся:
      — Но ведь и вы хватили через край, решив, что Хосе поджег дом. А между тем это не так. Хосе — безобиднейший из всех известных мне людей. Что из того, что натура у него увлекающаяся и непостоянная? Вчера он горел желанием проникнуть в мир старинного танца, сегодня он изучает историю, а завтра займется геологией. Я считаю, увлечение игрой пламени — очередная его причуда.
      — Значит, Хосе здесь ни при чем?
      — Абсолютно.
      — Тогда что же случилось с домом?
      В ответ Фархад только пожал плечами:
      — Кто знает!
      Эркин собирался было еще кое о чем спросить, но Фархад поднес руку ко лбу, потер переносицу.
      — Эркин, вы меня простите, но за минуту до вашего прихода я принял снотворное, и оно, кажется, начало уже действовать. Так и клонит ко сну. Разговор у нас с вами интересный, но, боюсь, поддерживать его я уже не в силах. Приходите через три-четыре часа. Я буду к вашим услугам. — С этими словами он лег на диван и закрыл глаза.

      По уже знакомой ложбинке Эркин подошел к шахте. Хосе давно с нетерпением ждал его.
      — Как хорошо, что вы пришли! — торопливо стаскивая с себя скафандр, повторял Хосе. — Пойдем?
      — А далеко нужно идти?
      — Не очень. Только перебраться через хребет.
      — А шахту оставим без присмотра?
      — Ничего с ней не сделается. Идемте.
      Хосе повел Эркина по ложбинке к жилому городку. Однако метров через сто остановился.
      — Следуйте за мной. Я буду идти первым, показывать дорогу.
      Только что наступила светлая вергийская ночь. Лохматые красные тучи плавали в небе, как огромные светильники. Их отблеск ложился на оранжевые скалы. Горные зубцы хорошо вырисовывались на фоне светлого неба, но тень от скал была густой, скрадывающей предметы.
      Видимо, Хосе хорошо знал дорогу, так как свободно ориентировался, оказавшись в тени. В этом месте в сплошной стене скал виднелась небольшая расщелина. Скалы здесь были высотой метров двадцать. По расщелине можно было взобраться на их вершину.
      Хосе уверенно перепрыгивал с камня на камень. Эркин не отставал. Он успел заметить, что в некоторых местах в скале вырублены ступеньки. Видимо, этим путем пользовались довольно часто.
      Подъем был крутым, но сравнительно безопасным.
      Минут через десять они поднялись на вершину гряды.
      Грунт под ногами казался темно-рубиновым, как гаснущие угли костра.
      Отсюда, с двадцатиметровой высоты, хорошо были видны огни коттеджей. А за площадкой, на которой стояли сейчас космонавты, тянулась целая горная страна, молчаливая, глухая, темная. Скалы стояли там не сплошной стеной, а были словно насажены друг на друга. Их острые пики, светлые и высокие, походили на густой сосновый лес. Основание же скал утопало в непроглядной тени.
      Хосе тронул Эркина за рукав:
      — Пойдемте. Уже недалеко. — Он направился в сторону острых пиков.
      Ровная площадка кончилась. Начался крутой спуск. Здесь, в скале, тоже кое-где были вырублены ступеньки, так что спуск не представлял особого труда. Так они спустились метров на пятнадцать и теперь находились в кромешной темноте, в тени горных зубцов. Невозможно было рассмотреть даже собственные руки. Тем не менее Хосе довольно уверенно двинулся вперед. Путь пролегал по узкой извилистой расщелине, что тянулась куда-то в глубь гор.
      Вдруг стало светлее, хотя они по-прежнему находились в глубокой расщелине в тени скал.
      На одной из скал слабо мерцало светлое пятно.
      Подошли ближе, и Эркин увидел, что светлое пятно — это вход в пещеру.
      Перед самым входом Хосе остановился.
      — Это здесь, — почему-то шепотом сказал он Эркину.
      Также шепотом Эркин спросил:
      — А другие сюда ходят?
      — Да. Но никто не любит об этом говорить.
      Он нагнулся, ибо вход в пещеру был невысок, и шагнул внутрь. Эркин послушно последовал за ним. Сердце его стучало гулко и учащенно. Кажется, он приближался к разгадке тайны 17-й шахты.
      Поначалу путники шли по неширокому тоннелю. Эркин пристально присматривался к его стенам. Но сомнений быть не могло — пещера явно естественного происхождения.
      Постепенно тоннель расширился, и космонавты оказались в просторном высоком зале. Здесь было значительно светлее. По-прежнему Эркин не мог понять, откуда льется этот приятный неярий свет. На стенах зала блестели капли какой-то жидкости. Пол был усыпан мелкими острыми камнями. Кое-где лежали крупные валуны.
      Один из углов зала был ниже других. От этого угла тянулся вниз небольшой коридорчик. К нему Хосе и подвел Эркина.
      Кажется, свечение исходило именно отсюда. И точно — дальняя стена коридорчика светилась рубиновым огнем. Огонь светил неровно, то становился сильнее, то ослабевал. Временами как бы волны пробегали по этим вспышкам.
      Хосе опустился и присел на небольшой камень, с жадностью всматриваясь в свечение. Эркин последовал его примеру.
      Так просидел он некоторое время, внимательно глядя на оранжево-красные сполохи. Вдруг он почувствовал, что ему интересно и даже приятно смотреть на эти перебегающие сверху вниз волны. Огонь не грел, но какая-то сладкая расслабленность, истома разливалась в груди от одного его вида. Ни разу в жизни Эркин не ощущал такого необычайно радостного состояния души. Все его прочие чувства притуплялись. Он забыл, что находится в пещере, что вокруг камни и замерзшие капли странной жидкости, что над ним острые пики скал, забыл, ради чего он прибыл на Вергу, забыл, что рядом находится Хосе. Он видел только переливающееся перед ним свечение и хотел видеть только его. Удовольствие, которое он испытывал, нарастало. Как он мог жить, не зная об этом чуде?! Разве можно сравнить его состояние с чем-то иным?! Он трепетал от наслаждения, покачиваясь в такт какому-то неслышному мотиву. О, как глупа и пуста была его жизнь до сих пор! Какие никчемные заботы терзали его! Какими мелкими радостями утешался он! Нет! Больше этого не будет! Он познал наконец смысл бытия. Он будет приходить сюда и наслаждаться игрой пламени, которое так пленительно обжигает нервы! Он раскачивался все сильнее. Сердце билось как сумасшедшее. Он был согласен умереть здесь, рядом с волшебным пламенем, лишь бы не прерывать невыразимого блаженства.
      И все-таки он очнулся и пополз назад, пополз на четвереньках, медленно, то и дело останавливаясь.
      Так, пятясь, выбрался из пещеры. И здесь силы оставили его. Он откинулся на спину и потерял сознание.

      Когда Эркин пришел в себя, по-прежнему была ночь. Он посмотрел на часы и даже не поверил — прошло всего сорок минут. Неужели так медленно тянулось время?
      — Хосе! — позвал он. — Хосе!
      Рядом послышался стон.
      Эркин метнулся в ту сторону.
      Хосе лежал у входа за большим валуном. Глаза юноши были закрыты, он мучительно стонал.
      — Хосе! Что с тобой? Хосе! — Эркин расстегнул юноше рубашку, сделал массаж.
      Через несколько минут Хосе открыл глаза.
      — Сейчас пройдет. Это уже не в первый раз. Я только немного полежу, и все пройдет.
      Эркин сел рядом на плоский камень. Голова раскалывалась, все тело ныло, словно ему пришлось скатиться с одного из этих острых пиков.
      «Что же это?» — задал себе вопрос Эркин. Вероятно, свечение в пещере обладает способностью испускать особые волны, действующие на психику человека, равно как и на его сознание. Вот он, наркотик Верги. Эркин отыскал его, и довольно быстро.
      Наверняка физики разгадают тайну свечения. Во всяком случае, можно сказать уже теперь, что пироманию оно не вызывает. У Эркина ни во время пребывания в пещере, ни сейчас не возникло желания что-либо поджигать.
      Тяжело дыша, Хосе поднялся и сел рядом с Эркином.
      — Раньше я мог сюда ходить по три раза за ночь, а теперь еле-еле выдерживаю один. Сердце…
      — Свечение бывает только ночью? — спросил Эркин.
      — Нет. Постоянно.
      — А почему ты ходишь сюда только ночью?
      Хосе усмехнулся:
      — Потому что ходить сюда считается неприличным, недостойным человека. Все так говорят, а сами ходят. Ну а ночью незаметно. Не разберешь, кто зашел в пещеру.
      — А почему ты не побоялся сказать о пещере мне?
      — Потому что вы — друг. Я сразу понял, когда увидел вас, что вы будете мне другом.
      — Разве у тебя не было здесь друзей?
      Хосе покачал головой:
      — Все поучали меня, обращались как с маленьким. Нет, у меня не было друга.
      — А на базе?
      — На базе я давно уже не бываю.
      — Но у тебя ведь есть брат.
      — Да, Педро. Но ему не до меня. Он занят своими картинами. А когда у него что-нибудь не получается, то к нему лучше не подходить. — Тут Хосе ласково посмотрел на Эркина. Ласково и вместе с тем заискивающе: — Вам понравилось там?
      Эркин положил руку на плечо юноши:
      — На этот вопрос я тебе отвечу позже, хорошо? А ты мне лучше скажи, голова после этого долго болит?
      — После первого раза не очень. Часа два.
      — А после десятого? У тебя, например, сегодня сколько это продлится?
      — Наверное, до обеда, — нахмурился Хосе.
      — И тебе становится легче, когда ты смотришь на огонь? — догадался Эркин.
      — Да, тогда боль почти незаметна. Я сижу, смотрю на огонь и вспоминаю пещеру.
      Они поднялись и медленно пошли по расщелине.
      — Юлия тоже бывает здесь? — спросил Эркин.
      — Наверное.
      Эркин грустно улыбнулся. Невесело было сейчас на душе у него. Человеческое общество давно уже обладало здоровьем и физическим и душевным. Казалось, что навсегда. Но вот выяснилось, что пять человек с 17-й шахты, пять в общем-то неплохих людей не смогли ничего противопоставить искушению. Зная, что вслед за несколькими минутами эйфории неизбежно наступает длительная тяжелая реакция, они продолжали посещать пещеру. Почему?
      В чем причина подобного слабоволия?
      Эркин задумался. …Первые полеты в космос приравнивались к подвигу. От космонавтов требовалась не только теоретическая подготовка, знания, опыт, но и значительная физическая выносливость. Первые корабли были несовершенны. Космонавты зачастую попадали в критические ситуации, где все зависело от их умственных и физических способностей. Первые космонавты готовились к полету многие годы.
      Потом корабли стали совершеннее, но превратилось в традицию предъявлять самые жесткие требования к человеку, отправляющемуся в космос.
      Тщательно отбирался и готовился каждый космонавт, будь то пилот, штурман, астроном, геолог или физик. Этот принцип отбора оставался незыблемым в течение долгого времени.
      Но вот наконец человек в буквальном смысле слова шагнул к звездам, вышел за пределы солнечной системы. Звездолеты, анабиозные камеры, а затем экспресс-каналы устранили все барьеры на пути тех, кто рвался в космос. И сам космос потребовал специалистов и исследователей сотен профессий — от археологов до строителей. Полеты в космос стали обычным явлением, на десятках планет создавались лаборатории и космические станции, геологи буравили инопланетные недра, металлурги и горняки строили шахты, росли предприятия, промышленные комплексы, налаживались транспортные артерии. Но земляне сразу же столкнулись с проблемой, которую им пришлось решать безотлагательно. Выяснилось, что и производительность, и успехи, и настроение, и душевное здоровье людей, вынужденных находиться длительное время на далекой планете, во многом зависят от их характеров.
      Несколько позже был четко сформулирован принцип Комплекса, и в дальнейшем и большие экипажи, и сравнительно маленькие группы исследователей формировались в строгом соответствии с ним.
      Прошло еще несколько десятилетий. Космос стал для землян родным домом — не найти, пожалуй, человека, который бы не провел три-четыре года своей жизни в открытом пространстве. Звездолеты и машины были доведены до совершенства, все, что поддается автоматизации, автоматизировано. Те загадки, что ставит перед нами природа, мы рано или поздно решаем. Мы поверили в свое могущество. Мы, люди, и в самом деле стали могущественными. Но каких бы успехов ни достигло человечество, люди не стали, да и не могли стать абсолютно одинаковыми. Есть свой авангард, есть, к сожалению, и люди слабовольные, мнительные, неспособные противостоять испытаниям. Прежде на пути таких людей стоял, как барьер, принцип Комплекса. Дорога в космос была для них закрыта. Это не означает, что она была закрыта для них навсегда. Они могли пройти специальный цикл обучения и в значительной степени приобрести недостающие им качества, закалить свой характер. Но вот некоторое время назад пал и этот последний барьер. Мы решили, что достигли совершенства, с которым не вяжутся никакие ограничения. По воле случая был сформирован и коллектив 17-й шахты, коллектив, не спаянный общими интересами. Потому они и не смогли противостоять этой опасности — искушению Верги.
      — Хосе, — повернулся Эркин к юноше, — а как вы открыли эту пещеру?
      — Раньше мы частенько устраивали коллективные вылазки в горы. Здесь ведь очень красиво, и, кроме того, это отличная возможность для физической тренировки. И вот во время одной из таких вылазок, примерно полгода назад, случайно набрели на эту пещеру. Нас тогда было трое. Педро, Хаят и я. А когда мы выползли наконец из пещеры, то переглянулись и побрели домой, не проронив ни слова. С тех пор между собой мы никогда не говорили о пещере, но продолжали ходить сюда по ночам.
      — Постой, значит, вначале Юлия и Фархад не знали о пещере?
      — Нет.
      — Но почему ты тогда утверждаешь, что в пещеру ходят все?
      — Видимо, по нашему поведению они догадались, что в горах мы открыли нечто необычное. А потом, вероятно, в одну прекрасную ночь пошли за кем-то из нас следом. Я однажды узнал Фархада, когда он поднимался на хребет… Теперь о пещере знают все, это точно.
      Они прошли несколько метров молча, потом Хосе снова заговорил:
      — В этом ведь нет ничего такого, правда, Эркин?
      — В чем?
      — Ну, в том, что мы ходим в пещеру. Если бы не проклятущая головная боль, все было бы прекрасно.
      Наконец путники подошли к последнему барьеру. Предстояло взобраться на хребет, за которым лежала долина с шахтой и жилым городком.
      Никогда еще Эркин так не страдал физически, как во время этого подъема. Приходилось напрягать все силы, чтобы подняться на высоту следующего выступа. Ноги были как ватные, колени подгибались, руки дрожали. Пот струился по всему телу.
      Хосе тоже приходилось нелегко. Он поминутно стонал.
      Трудно сказать, сколько времени занял подъем. Они отдыхали едва ли не через каждый метр.
      Наконец, обессиленные, поднялись наверх и здесь опустились на грунт. Эркин достал из кармана платок, вытер мокрое лицо и шею.
      — Эркин! — прошептал Хосе. — Я не хочу возвращаться на Землю. Я не могу без этого огня…
      Но Эркин уже не слушал его. Он смотрел вниз. Высокое пламя полыхало над жилым городком. Горел второй дом.
      Хосе в возбуждении схватил его за руку:
      — Ну! Теперь вы убедились, что я не виноват?
      Он, казалось, торжествовал.
      — Почему ты считаешь… — повернулся было к нему Эркин и осекся.
      — Эркин… что с вами, Эркин?! — испуганно спрашивал Хосе, заглядывая ему в глаза.
      — Осел… — прошептал Эркин. — Какой я осел! — Он хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул: — Хосе! Бежим! Скорее!
      Наверное, впоследствии Эркин и сам не смог бы вспомнить, как тогда спустился со скалы. По крайней мере, на следующий день он с удивлением разглядывал огромные синяки на локтях и коленях, хотя в ту ночь боли не чувствовал.

      …Когда он подбежал к городку, огонь уже угасал. Сгорел домик Хосе. Груда пепла, какие-то обгоревшие конструкции — вот все, что осталось от строения. Здесь же стояли все космонавты, угрюмо глядя на затухающие языки пламени.
      — Надо же… — задумчиво произнес Педро.
      — Сгорел дотла, — прошептала Юлия.
      — Что-то мне опять худо, — проговорил Фархад. — Пойду-ка прилягу.
      Он повернулся и, чуть прихрамывая, поковылял к своему коттеджу.
      — Постойте! — остановил его Эркин. — Подойдите поближе, — обратился он к остальным. — Есть серьезный разговор.
      Они окружили его полукольцом. Вид у всех был хмурый.
      — Я только что был в пещере, — громко сказал Эркин. — Да, я был в пещере, — еще громче и решительнее повторил он, — там, куда ходит каждый из вас. О том, почему вас тянет туда, у нас еще будет время поговорить. Сейчас у меня другой вопрос. Приближается последний день вашей вахты. И каждый из вас думает об этом: как остаться на Верге, остаться рядом с пещерой? И каждый подыскивает способ. Верно, Фархад?
      Фархад посмотрел на него, пожал плечами и отвернулся.
      — Может, ты знаешь, Педро? Хаят? Вы, Юлия?
      Все пятеро молчали.
      — Тогда я вам скажу, какой это может быть способ. По существующей инструкции работа вахты продлевается, если во время дежурства по вине персонала на объекте произошла авария. Так?
      Лица космонавтов вытянулись, побледнели…
      — Увидев на Верге меня, вы решили, что пересмена экипажей уже началась и что не стоит откладывать дело в долгий ящик. А чтобы отвлечь мое внимание от шахты, устроили этот спектакль с поджогами домов. Кто опровергнет мои доводы?
      Фархад поднял голову.
      — Все почти так и было… Только Юлия здесь ни при чем. Она и в пещере-то была единственный раз. А молчала потому, что… ну, словом… не хотела подводить нас… Надеялась, что мы возьмем себя в руки…
      Юлия всхлипнула и отвернулась.
      Фархад продолжал, медленно, но твердо выговаривая каждое слово:
      — Все правда. В создавшейся ситуации был действительно один выход из положения: устроить аварию на шахте и заняться устранением ее последствий.
      Юлия смотрела на него округлившимися глазами.
      — И вы бы пошли на это? Решились бы?
      Фархад смутился, но продолжал:
      — Об этом никто не знал, кроме меня и… Хаята. Впрочем, причин для тревоги нет. Ведь мы решили организовать такую аварию, которая не вызвала бы остановки технологического процесса. Такая локальная, удобная, игрушечная авария — обвал породы в запасном тоннеле, которым мы практически не пользуемся.
      Он поднял глаза на Эркина и тут же опустил их.
      — Одним словом… сегодня во время дежурства Хаята… мы осуществили задуманное… Запасной тоннель обрушен…
      — А-а-а… — это был крик Педро, искаженный волнением. — А Хосе… Он ведь решил…
      Эркин быстро посмотрел по сторонам:
      — Хосе! Где Хосе?
      Но… его не было.
      — Мы ведь прибежали вместе.
      Эркин подскочил к Педро:
      — Ну, что решил Хосе? — И к Юлии: — Свяжитесь с шахтой, предупредить Хосе, чтобы он не натворил глупостей!
      Юлия побежала к диспетчерской.
      — Так что же решил Хосе? — наступал Эркин на Педро.
      Тот стоял белый как стена. У него зуб не попадал на зуб.
      — Брат надумал послать робота, чтобы тот… подрыл колонны главного эскалатора… Тогда придется провести объемные восстановительные работы… Нас бы оставили на Верге… А пользоваться можно было бы и запасным тоннелем.
      — Когда он решил обрушить эскалатор?
      Из диспетчерской вышла Юлия.
      — Ну что? — кинулся к ней Эркин.
      Она, ничего не ответив, отвернулась.
      — Хосе! — закричал Педро. — Бра-ат!! — И, сорвавшись с места, помчался к шахте.
      — Скорее! — крикнул Эркин и кинулся следом.
      Педро он настиг уже у самой шахты. Как безумный, бросался тот на входную плиту, стуча в нее кулаками.
      — Хосе! Хосе! Ты меня слышишь?
      — Педро! Не дури! — Эркин вцепился ему в плечо. — Скорее надевай скафандр.
      Последней в дежурку вбежала Юлия.
      — Ну? — тихо спросил Эркин.
      — Не отвечает.
      Люди облачились в скафандры, прошли через все тамбуры. Оставалась последняя дверь, ведущая к эскалатору.

      Центральный эскалатор был устроен так: со дна шахты поднимались две высоченных скалы, обтесанные в свое время роботами. От тамбура до ближней скалы было около сорока метров, до дальней — чуть больше восьмидесяти. Двухпролетный эскалатор, начинавшийся от последнего тамбура, опирался на ближнюю скалу и заканчивался на дальней верхушке, которая была срезана и представляла собой круглую площадку диаметром около шести метров. От площадки под прямым углом к эскалатору был устроен легкий мостик, ведущий на галерею.
      Эта конструкция была надежной и жесткой… …Распахнулась последняя дверь.
      Люди невольно замерли на месте.
      Ближняя скала, на которую опирался эскалатор, уже обрушилась. Эскалатор разломился на неравные части. Переходной мостик на галерею, сделанный из более тонких конструкций и жестко связанный с эскалатором, не выдержав динамического удара, лопнул.
      Сейчас земляне видели дальнюю скалу, с которой свешивались в шахту перекрученные, деформированные конструкции. А на вершине этого каменного столба стоял Хосе — маленькая человеческая фигурка на одиноком столбе посреди гигантской пустоты в сердце гор.
      Здесь, внутри пещеры, можно было пользоваться радиосвязью.
      — Хосе! Хосе! Ты жив! — кричал Педро. По его щекам текли слезы. Сейчас мы тебя снимем оттуда. Но как ты забрался туда?
      — Я послал робота-землероя подкопать промежуточную колонну эскалатора, — сдавленным голосом ответил Хосе. — А сам пошел к запасному тоннелю, чтобы выйти через него на поверхность. Но тоннель оказался заваленным. Я испугался и сразу уже бросился к эскалатору. Едва добежал до площадки — сооружение рухнуло.
      Люди начали приходить в себя.
      — Я думаю, самое правильное — расчистить запасной тоннель, — сказал Эркин. — Через него можно попасть на галерею и освободить Хосе с помощью лестницы. Смотрите, от выступа галереи до Хосе метров пятнадцать, не больше. Наши роботы — те, что в городке, — могут расчистить завал?
      — Быстро — нет, — ответила Юлия.
      — Тогда придется обратиться за помощью к Центру. Юлия, я вас попрошу…
      — Смотрите! — воскликнул вдруг Хаят, указывая пальцем вниз.
      Груда обломков — все, что осталось от первой скалы, — вдруг зашевелилась. Из-под камней выполз блестящий металлический «жук».
      — Это робот-землерой… — начал было Фархад и осекся.
      Но все поняли жуткий смысл сказанного.
      Робот полз прямо к основанию скалы, на которой стоял Хосе.
      — Его надо отключить! — крикнул Эркин.
      — Это невозможно! — прошептал Фархад. — У него автономная программа, которую можно контролировать только с пульта.
      Да, остановить робота или изменить направление его движения можно было только с пульта, а пульт, находящийся на галерее, отрезан от них, так же как и от Хосе, рухнувшим эскалатором и обвалом в запасном тоннеле.
      «Жука» увидел и Хосе.
      — Педро! — Его голос дрожал. — Педро, брат! Спаси меня.
      — Хосе! Малыш! Не волнуйся! Все будет в порядке! — прохрипел в микрофон Педро.
      — Надо срочно сообщить на базу! — Эркин повернулся к Юлии.
      — Да что вы заладили: «база, база»! — зло проговорил Фархад. — От базы лету сорок минут, а роботу осталось… — Он посмотрел вниз и замолчал.
      Педро повернул к нему искаженное яростью лицо.
      — Это все ты… придумал завалить запасной тоннель… Если бы не это, Хосе…
      — Перестаньте! Замолчите оба! — Юлия встала между мужчинами.