16

Прошагав с километр, Ева повернула и решительно направилась к своему дому. Для тех немногих, кто видел Еву быстро идущей по узким улочкам, она была обычной домохозяйкой, которая торопится домой приготовить мужу ужин и уложить спать детей. Однако внутри у нее все перевернулось. Она напрочь забыла свои беззаботные глупые увлечения, чужие умные мысли и теперь думала только об одном. Надо идти домой не смотря ни на что. Что будет там, дома, еще не известно. Но в глубине души Ева чувствовала: дом – это не просто четыре стены и крыша. Дом – это она сама, жена Генри Уилта, мать четырех девочек, да и просто хорошая хозяйка, каких много. Они моют полы, стоят у плиты, на них держатся все семьи, и все им нипочем: ни болезни, ни смерть, ни выходки мужчин. Это смутное чувство не давало Еве покоя и, словно инстинкт, тянуло к дому. За чувствами последовали мысли: ее наверняка попытаются перехватить на Фаррингтон-авеню. Значит, надо идти в обход. Она перейдет речку по железному пешеходному мостику, сделает крюк по Барнаби-роуд, а дальше полями, где каких-то два месяца назад она собирала с девочками чернику. Потом зайдет в сад с обратной стороны… А потом? Там видно будет. Если можно войти в дом к девочкам, она так и сделает. Пусть лучше террористы убьют ее. Но главное – быть там и защищать детей. Помимо железной логики Евой руководила еще и злость, такая же туманная, неясная, как и ее мысли. Злость скорее на полицию, чем на террористов. Если что, виновата будет полиция. Кто такие террористы? Простые бандиты и убийцы, а вот полиция обязана защищать людей от таких типов. Эта работа полиции, и она выполняет ее кое-как. Полицейские допустили, что ее дети оказались заложниками у террористов, сделали девочек пешками в какой-то их дурацкой полицейской игре. Может, это и упрощенный подход к делу, но Ева видела ситуацию именно в таком свете. Если полиция бездействует, действовать предстоит ей. Лишь перейдя реку по мостику, Ева увидела и поняла, насколько трудна ее задача. До дома оставалось метров восемьсот. Он прямо утопал в ярком свете прожекторов. Лампы уличных фонарей вокруг почти не светили. Соседние дома превратились в черные тени. На мгновение она застыла в нерешительности, ухватившись за перила мостика. Однако прочь все сомнения! Надо идти дальше. Ева спустилась по железным ступенькам и пошла по Барнаби-роуд, потом по тропинке через поле. Шла, пока не влезла в грязь у чьих-то ворот. Рядом в темноте паслось небольшое стадо волов, но Ева животных не боялась. Они – часть живой природы, к которой Ева приписывала и себя тоже.

Но по другую сторону ворот живой природой не пахло: неестественно белый свет, фигуры вооруженных людей. Пройдя еще немного, Ева наткнулась на колючую проводку. Проволока тянулась от Фаррингтон-авеню через все поле. Веллингтон-роуд полностью блокирована. Инстинкт снова подсказал: здесь нужна хитрость. Слева проходит канава, если спуститься туда, пройти можно… Но дальше все равно остановят. Следует отвлечь их внимание. Волы вполне подойдут для этого. Ева, увязнув в грязи, открыла ворота, выгнала волов в поле и прикрикнула на них. Те бросились врассыпную, но вскоре снова собрались в кучку и медленно пошли дальше, как всегда, с любопытством поглядывая по сторонам.

Ева сползла в канаву и стала пробираться вперед. Канава была до половины заполнена водой. Длинная трава путалась в ногах, мешала идти. Кусты ежевики царапали лицо. Дважды ее жалила крапива, но она не обращала внимания. Надо было подумать о другом. Главное препятствие – прожектора. При таком мощном свете дом выглядит совсем необычно, как на черно-белом негативе, где все наоборот. Светлые окна дома становятся черными квадратами на фоне бледных стен. Ева постоянно слышала какое-то тарахтение. Доносилось оно с другого конца поля. Ева выглянула из-за кромки канавы и разглядела в темноте очертания дизельного движка. Она знала, что это такое. Джон Най однажды убеждал ее пользоваться ветряным двигателем, и заодно объяснил, откуда берется электричество. Вот, значит, чем они освещают дом. Хотя какая разница. До движка не меньше километра, она все равно туда не доберется. Хорошо хоть, волы отвлекают внимание на себя. Они окружили какого-то типа с ружьем, и тот тщетно пытался отделаться от них. Ева снова нырнула к себе в канаву и вскоре наткнулась на колючее ограждение. Как и следовало ожидать, кольца проволоки вились по дну канавы, и Еве пришлось по самый локоть запустить руку в грязь, чтоб нащупать один из витков. Затем она подняла проволоку над головой и, согнувшись в три погибели, стала пробираться дальше. Когда Ева достигла живой изгороди, что тянулась позади садов, вся она промокла до нитки, вымазалась с ног до головы и дрожала от холода. Но все это ее не заботило. Лишь бы не поймали сейчас. А ведь в саду дома этих мужиков с ружьями будет еще больше. Ева стояла по колено в грязи, ждала и прислушивалась. Из темноты доносились разные звуки. В саду миссис Хэслоп несомненно кто-то есть. Оттуда тянет сигаретным дымом. Однако внимание Евы сосредоточилось на собственном саде и доме, выхваченном лучами прожекторов из мрака ночи. Из-за беседки показался человек. Вышел за ворота в поле и направился к дизелю. Ева терпеливо выжидала подходящий момент. За времянкой послышался шорох. Вспыхнула и погасла спичка. Кто-то закурил. Ева, как первобытная рептилия, медленно вылезла из канавы и на карачках поползла вдоль кустов, ни на секунду не сводя глаз с огонька тлеющей сигареты. Ева доползла до ворот. Они оказались открытыми. Человек с сигаретой находился теперь так близко, что при каждой глубокой затяжке можно было разглядеть его лицо.

Легкий ветерок раскачивал створки ворот, но те полностью не закрывались. Ева проползла в ворота и вдруг почувствовала под коленкой нечто длинное и скользкое. Она потрогала рукой. Это оказался толстый кабель, который тянулся к трем прожекторам на лужайке перед домом. Осталось только перерезать его, и света как не бывало. Где-то тут есть садовые ножницы. Однако может тряхнуть током, будь здоров. Лучше топор с длинной ручкой, тот, что валяется у поленницы за беседкой. Эх, если бы тот человек с сигаретой куда-нибудь ушел…

А куда? Можно швырнуть камешек, тогда он наверняка пойдет посмотреть, в чем дело. Ева нащупала на тропинке небольшой осколок камня, но тут отпала необходимость кидать его. Позади раздалось громкое стрекотание, она обернулась. Низко над полем двигалась тень вертолета. Человек с сигаретой встал, повернулся к Еве спиной и пошел в обход беседки. Ева заползла в сад, вскочила на ноги и бросилась к поленнице. Мужчина ничего не услышал. Вертолет был уже близко, двигатели заглушали любой шум. Ева завладела топором, вернулась обратно и, когда вертолет прогрохотал у нее над головой, с силой рубанула топором по кабелю.

Секунда, и дом исчез в ночи, все погрузилось в кромешную тьму. Ева двинулась вперед, протоптала свои грядки с целебными растениями и оказалась на лужайке. Тут на нее обрушился настоящий ураган. Прямо над головой лопасти вертолета со свистом и грохотом рассекали воздух. Вертолет повело в бок, что-то пролетело мимо, и тут же звон разлетающихся вдребезги стекол. От оранжереи миссис Де Фракас ничего не осталось. Ева припала к земле. Из дома дали автоматную очередь. Пули забарабанили по крыше беседки. Ева очутилась в самом центре невообразимой баталии. Все пошло не так, как она предполагала.

Мистерсон сидел в оранжерее миссис Де Фракас и следил, как вертолет, с болтающимся на проводе телефоном, пристраивается над балконом дома Уилтов. Внезапно мир погрузился во мрак. После яркого света прожекторов Мистерсон ничего не видел в темноте, зато чувствовал и слышал. Он стал на ощупь пробираться в гостиную и тут почувствовал головой твердый полевой телефон и услышал звон бьющегося стекла. Секунду спустя он уже валялся на кафельном полу. Отовсюду посыпались осколки стекла, горшочки с геранью и с бегонией вечноцветущей, свежий компост. Именно он и помешал Мистерсону высказать истинное мнение о происходящем.

– Ах ты, чертов… – начал он и тут же захлебнулся в компостном вихре. Чтоб укрыться от осколков, он перевернулся на бок. С полок все еще сыпалась всякая дребедень, со стены сорвался «Соборный колокол» – любимое растение миссис Де Фракас – и опутал Мистерсона своими бесчисленными усиками. И наконец, когда он предпринял попытку вырваться из этих проклятых джунглей, огромная камелия в тяжелом глиняном горшке соскользнула с подставки и разом прекратила его страдания. Потеряв сознание, глава операции по захвату террористов лежал на глиняных черепках в абсолютном умиротворении.

Зато на узле связи градом сыпались самые кудрявые выражения. Майор орал на вертолетчика, два связиста, прижимая руками наушники к голове, орали, что какой-то идиот скачет по направленным микрофонам.

Один лишь Флинт сохранял полное спокойствие и был словно равнодушен к происходящему. Когда он впервые услышал, что в этом деле замешан Уилт, то сразу приготовился к самому худшему. Для Флинта имя «Уилт» означало полнейший хаос, нечто вроде космического светопреставления, от которого нет иного спасения, кроме простой молитвы. И теперь, когда катастрофа разразилась, он даже немного обрадовался. Его предчувствия оправдались, а Мистерсон со своим оптимизмом сел в лужу. Пока майор посылал пилота к чертовой матери вместе с вертолетом, Флинт добрался до оранжереи и извлек на свет Божий своего заваленного цветами начальника.

– Надо бы «скорую» вызвать, – сказал Флинт майору, – а то шеф совсем плох.

Майор был слишком занят, чтобы заниматься такой ерундой.

– Вот сами и вызывайте, – буркнул он, – а мне надо смотреть, как бы эти подонки не смотались под шумок из дома.

– Похоже они еще там, – заметил Флинт. Из дома доносились отрывистые звуки автоматных очередей. Майор покачал головой.

– Сомневаюсь. Могли оставить какого-нибудь камикадзе с автоматом прикрывать их отход. Или прицепили к автомату часовой механизм, чтоб время от времени постреливал. Эти гады на все горазды.

Флинт вызвал по радио «скорую помощь» и приказал двум констеблям садами отнести Мистерсона на Фаррингтон-авеню. Они понесли, но их сразу же накрыли люди майора, перепутав с беглыми террористами.

Прошло полчаса, прежде чем на Веллинг-тон-роуд снова опустилась тишина. Направленные микрофоны подтвердили, что в доме все еще есть люди.

На лужайке перед домом лежало какое-то человеческое существо. Флинт, сдав своего шефа врачам, вернулся. Майор тем временем уже вытащил револьвер и собрался сделать вылазку.

– Кажется, один ублюдок почти готов, – сказал он.

Из динамика, соединенного с направленным микрофоном, звучали мощные удары сердца.

– Притащу его сюда, видать, ранили в перестрелке.

Он бросился в темноту, и через несколько минут оттуда донесся вопль, потом, судя по звукам, завязалась отчаянная схватка, в которой оказались кроме всего прочего замешаны садовая ограда и что-то очень тяжелое. Флинт выключил усилитель.

Сердцебиение прекратилось, но из динамика продолжали нестись не менее тревожные звуки. Однако хуже всего было то, что спустя немного времени втащили в разгромленную оранжерею. Флинт никогда не считал Еву Уилт привлекательной женщиной, но сейчас, вся перемазанная грязью и облепленная листьями, мокрая до нитки, в разодранном в нескольких местах платье, она имела воистину первобытный вид. Тащили Еву шестеро бойцов. Она упорно сопротивлялась. Позади плелся майор с подбитым глазом.

– Хоть одну из этих свиней поймали, – проворчал он.

– Я не из «этих свиней»! – возмутилась Ева. – Я миссис Уилт, и вы не имеете права так со мной обращаться!

Инспектор Флинт предусмотрительно встал так, чтобы между ним и Евой оказался стул.

– Это действительно миссис Уилт, – подтвердил он. – Скажите, пожалуйста, что вы здесь делали?

Лежа на коврике, Ева глянула на него с ненавистью.

– Я хотела быть вместе с детьми! Я имею право!

– Эти речи я уже слыхал, – ответил Флинт – Вы, ваши права… Генри небось научил.

– Ничего подобного! Я вообще не знаю, что с ним. Его, наверное, убили. – Она разрыдалась.

– Ладно, ребята, отпустите ее, – сказал майор, окончательно убедившись, что его добыча никакая не террористка – Вас, между прочим, могли убить.

Ева ему не ответила и поднялась с коврика.

– Инспектор Флинт, у вас ведь тоже есть дети. Вы должны понимать, каково находиться вдали от своих милых крошек, когда они попали в беду!

– Да, пожалуй – выдавил из себя инспектор.

Эта неандертальская по виду дама вызывала смешанные чувства у Флинта, ибо его собственные милые малютки уже превратились в здоровенных балбесов с варварскими наклонностями. Тут весьма кстати вмешался один из связистов. Флинт даже поблагодарил его в душе.

– Инспектор, слышно кое-что интересное, – доложил он, – желаете послушать?

Флинт согласился. Все же лучше, чем слушать эти призывы к состраданию. Но он ошибся Связист включил усилитель.

– Сейчас работает четвертый микрофон, – объяснил он. Из динамика полились вздохи, стоны, вопли экстаза и ритмичный скрип кровати.

– Четвертый микрофон! Нет, это скорее всего…

– Похоже, какой-то сексуальный маньяк трахается, мадам.

Ева не отреагировала, она вся обратилась в слух.

– Откуда это?

– Мансарда, сэр. Вы знаете, кто там? Но Ева тоже поняла, кто там.

– Знаю, знаю!!! – завизжала она. – Там мой Генри!!! Я эти вздохи где угодно узнаю!

Полдюжины осуждающих взглядов устремились на нее. Но Еву это не смутило. После всего, что с ней сегодня произошло, это открытие напрочь развеяло остатки светской благопристойности.

– Он занимается любовью с другой женщиной! Вот я до него доберусь! – вопила она в ярости и наверняка убежала бы снова, если б ее вовремя не удержали.

– Наручники на полоумную! – завопил инспектор. – Отправьте ее обратно в участок и, не дай Бог, еще раз сбежит! Глаз с нее не спускайте, хватит с нас случайностей.

– Да, не поблагодарит нас муженек, если сбежит, – заметил майор, когда Еву уволокли, а звуки, наполнявшие узел связи, по-прежнему явно свидетельствовали о первой супружеской измене Уилта.

Флинт вышел из-за стула и сел.

– Что ж, теперь сами видите, что я прав. Весь бардак устроил этот ублюдок. Майор поежился.

– Можно, конечно, выражаться и полегче, но в принципе вы правы.

– А то как же, – Флинт самодовольно ухмыльнулся, – я знаю нашего приятеля Уилта как облупленного, возможность была.

– Я вам не завидую, – поежился майор. – И вообще, видно, нам надо приглашать психиатра, чтобы знать, чего от него ждать.

– Сэр, все звуки записываются на пленку, – напомнил связист.

– Тогда выруби эту похабщину, – посоветовал Флинт. – И так тошно. Не хватало еще слушать и ждать, пока этот Уилт кончит.

– Совершенно с вами согласен, – сказал майор. – А у парня, должно быть, железные нервы. Черт побери, если б я смог в такой обстановочке…

– Не удивляйтесь, этот кобель сможет что угодно и где угодно. Недаром он женат на бегемотихе. Я скорее лягу в постель с гигантской устрицей, чем с этой бабой.

– Да, вы правы, – согласился майор и осторожно потрогал синяк под глазом. – От ее удара чуть мозги не вылетели. А теперь я пошел. Надо привести в порядок прожектора.

Он вышел на улицу, а Флинт остался наедине со своими мыслями. Раз Мистерсон выбыл из игры, вероятно, теперь ему. Флинту, придется взять все на себя. Такая перспектива нисколько не улыбалась. Лишь одно утешало: скоро Уилт получит отменную взбучку.

Уилт, в свою очередь, об этом не думал. Его мужская сущность, недавно оправившаяся после ранения, потребовала свое. Помимо всего, Уилт никогда особо не стремился изменить жене и не любил заниматься сексом, если был не в настроении. Зато когда настроение появлялось, у Евы оно обычно исчезало. Она старалась сдерживать порывы страсти до того момента, когда близняшки крепко заснут. Поэтому Уилт никогда не был уверен, что его ожидает в постели, и в результате привык к этакому раздвоенному сексу: делаешь одно, а думаешь о чем-то другом. Нельзя сказать, чтоб это «одно» удовлетворяло Еву. Однако ее, более целеустремленную в этом вопросе, чем Уилт, интересовало многообразие самого процесса секса, и Уилт скрепя сердце позволял прыгать, ерзать на себе и подвергался прочим издевательствам, вычитанным Евой из книжонок с названиями типа «Как освежить брак» или «Любовь, секс и природа». Сам Уилт не видел необходимости освежать их брак, рискуя получить при этом грыжу, сношаясь в позе, настоятельно рекомендуемой доктором Юджином Ван-Йорком. Но никакие аргументы не помогали. В ответ Ева безосновательно обвиняла его в детских грехах, утверждая, что подростком он запирался в ванне. В конце концов Уилт бывал вынужден доказывать свою нормальность, проделывая с Евой совершенно ненормальные вещи. И если Ева превращала постель в испытательный полигон, то Гудрун Шауц устроила здесь настоящее поле боя.

На кухне в порыве дикой страсти она бросилась на Уилта, и скоро он уже был весь искусан, исцарапан, вылизан, измусолен и высосан самым немилосердным образом. Такой напористый, стихийный секс показался Уилту несколько рискованным, если не сказать опасным. Он даже удивился, зачем эта сука стреляет в людей, когда запросто может довести до смерти любого, причем более законным и к тому же зверским способом. А еще Уилт считал, что никто не вправе обвинить его в супружеской неверности. Скорее, даже наоборот. Только самый ответственный и сознательный семьянин мог рискнуть добровольно залезть в постель с убийцей, находящейся в розыске. Уилту, чтоб хоть немножечко захотеть, пришлось представить на месте мисс Шауц Еву, какой он увидел ее в первый раз. Именно вялая реакция Уилта и спровоцировала Гудрун Шауц. Эта сучка не просто террористка, но и мужененавистница, видимо, она была уверена, что все мужики – кобели, и коль скоро Уилт носит брюки, то без оглядки бросится в ее объятия.

Уилт же на эту проблему смотрел по-другому. «Если женился – нечего лезть на других женщин» было одним из принципов его странной философии. Но сейчас, дергаясь вверх и вниз на весьма сочной молоденькой женщине, он несомненно делал как раз то, что называется «лезть на других женщин». Однако с другой стороны, ситуация парадоксальная: в данный момент Ева ему духовно намного ближе, чем когда он на самом деле занимается с ней любовью, а сам думает о чем-то другом. В данный же момент о том, чтобы кончить, не могло быть и речи. Этому основательно мешал катетер. В принципе Уилт был в состоянии скакать на мисс Шауц хоть до послезавтра, но он опасался подвергать свой член очередному эксперименту, раскочегаривая его вовсю. Чтоб не перевозбуждаться, Уилт вместо себя и юной Евы представил мысленно себя и Гудрун Шауц, застывших в смертельном коитусе на прозекторском столе в морге. Подобная картина несколько охладила Уилта, и мисс Шауц вдруг забеспокоилась. Она, очевидно, привыкла к более страстным партнерам, и странное поведение Уилта ее озадачило.

– Может, ты хочешь как-нибудь по другому, мой милый? – спросила она, когда Уилт в очередной раз притормозил.

– В ванной, – сказал Уилт. До него вдруг дошло, что террористы внизу могут услышать и стрельнуть, а ванна защитит от пули лучше, чем кровать. Гудрун Шауц захихикала.

– Как здорово, йа, йа! В ванной! В этот момент погасли прожекторы и раздался гул вертолета. Мисс Шауц словно кнутом подстегнули.

– Скорее, скорее! – стонала она. – Они уже начали!

– Теперь мне бы кончить, – проворчал Уилт, но террористка просто выбивалась из сил, пытаясь расшевелить его, и не расслышала.

Внезапно разлетелись вдребезги стекла оранжереи миссис Де Фракас, а внизу началась оживленная пальба. Тут Уилт подвергся такой половой агрессии, которая уже совсем не имела ничего общего с сексом. Внизу носилась свинцовая смерть, а наверху Уилт добросовестно делал свое дело, нисколько не подозревая, что его участие в этом жутком представлении давно фиксируется на магнитофонную пленку для грядущих поколений. Он снова попробовал представить себе Еву.

17

Внизу на кухне Чинанде и Баггишу приходилось нелегко. Казалось, все неприятности жизни, от которых они стремились найти спасение в кровавом безумии фанатизма, внезапно объединились и обрушились на них. Они самозабвенно палили в темноту и, победно переглянувшись, даже подумали, что сбили вертолет. Но на самом деле махина просто врезалась в соседний дом.

Когда, наконец, стрелять перестали, из подвала раздались оглушительные вопли близняшек. К тому же находиться на кухне стало опасным для здоровья. Облеванный кафель стал скользким как лед, и после того как Баггиш пару раз грохнулся задом об пол, террористы ретировались в прихожую и принялись обсуждать план дальнейших действий. Наверху послышались какие-то странные звуки.

– Они насилуют Гудрун! – вскрикнул Баггиш и помчался было выручать ее, но Чинанда остановил его.

– Эти полицейские свиньи устроили нам приманку. Думают, мы побежим наверх, а они ворвутся и освободят заложников. А мы возьмем и останемся здесь.

– И будем слушать этот дикий рев? Интересно, надолго ли нас хватит? Надо хоть немного поспать – по очереди. Хотя попробуй поспи здесь…

– Значит, нужно заткнуть им глотки! – угрожающе прорычал Чинанда и направился в подвал. Там он увидел миссис Де Фракас, восседающую на стуле, и девочек, требующих отвести их к маме.

– Молчать!!! Понятно?! Хотите увидеть свою мамашу, прекратите орать! – рявкнул Баггиш. Но девчонки завопили еще громче.

– А я думала, умение общаться с детьми входит в программу подготовки террористов, – съязвила миссис Де Фракас.

Баггиш обернулся. Он все никак не мог простить ей ее намек, что ему самое место торговать порнухой где-нибудь в Порт-Саиде.

– Когда ты заткнешь их! – заорал он, размахивая пистолетом перед носом миссис Де Фракас. – А то мы…

– Молодой человек! Существуют такие вещи, о которых вам было бы невредно, знать, – проговорила старушка. – В мои-то годы смерть уже настолько близка и неизбежна, что просто перестаешь бояться. Кроме того, я всегда была сторонницей эвтаназии. Это ведь намного разумнее, чем лежать под капельницей или жить с помощью какого-то там агрегата, не знаю как он там называется. Вам так не кажется? Зачем поддерживать едва теплящуюся жизнь в дряхлом организме, от которого уже никому нет никакого толка?

– Вы правы. Незачем, – искренне согласился Баггиш.

Миссис Де Фракас посмотрела на него с нескрываемым интересом.

– И еще! Вы, как мусульманин, убив меня, сделаете мне настоящее одолжение. Ведь смерть в сражении есть самый верный путь к спасению, ибо так сказал Пророк. Я хоть и не сражалась в прямом смысле слова, но думаю, погибнуть от руки убийцы в принципе то же самое.

– Мы не убийцы! – возмутился Баггиш. – Мы боремся за свободу против мирового империализма!

– Что только подтверждает мое предположение, – невозмутимо продолжала миссис Де Фракас. – Вы боретесь против империализма, а я сама и есть продукт этого империализма. Значит, если убьете меня, то я в соответствии с вашей философией отправлюсь прямехонько в рай.

– Философствовать нам некогда, – перебил ее Чинанда. – И вообще, что ты, старая дура, знаешь о страданиях пролетариата?

Миссис Де Фракас осмотрела его с ног до головы.

– Судя по покрою вашего модного пиджачка, намного больше вас. Вы, конечно, не знаете, что я несколько лет подряд работала в детской больнице в трущобах Калькутты и, поверьте, видела нищету. А вам приходилось хоть раз по-настоящему работать?

Чинанда пропустил вопрос мимо ушей.

– А что ты сделала, чтоб этой нищеты не стало?! – выкрикнул он, почти вплотную приблизив свое лицо к лицу миссис Де Фракас. – Ходила в госпиталь для очистки совести, а потом возвращалась домой и жила в роскоши.

– Да, я имела возможность полноценно питаться три раза в день, и вы это называете роскошью? Но вот кататься в такой дорогой машине, как у вас, я никогда не могла, – отпарировала пожилая дама. – Кстати, насчет очистки совести: если детей помыть, они, возможно, успокоятся, но нужна вода.

Террорист посмотрел на малышей и решил согласиться. Вид у них был далеко не самый лучший.

– Ладно, принесу воду сюда, и пусть моются, сколько влезет, – велел Чинанда и отправился на кухню. Там, в темноте, он отыскал под раковиной пластмассовое ведро, налил воды, прихватил кусок мыла и отнес все в подвал. Миссис Де Фракас взглянула в ведро. На ее лице изобразилось недоумение.

– Я же сказала, что хочу помыть их, а не убить.

– Убить? О чем это ты?

– Полюбуйтесь сами, – предложила старушка.

Террористы тоже заглянули в ведро и отпрянули. Там находилась странная жидкость темно-синего цвета.

– Они хотят отравить нас!!! – в панике закричал Баггиш и бросился вон из подвала, чтоб высказать властям все, что он о них думает.

Трубку поднял инспектор Флинт.

– Отравить вас? Подсыпали что-то в водопровод? Ничего подобного, честное слово.

– Тогда почему вода синяя?

– Понятия не имею. А вы уверены, что синяя?

– Естественно, мать твою… – возмущенно заорал Баггиш. – Поворачиваешь кран, течет синяя вода. Думаешь, мы тут все с ума посходили?

Флинт подавил желание ответить честно, чтобы не пострадали заложники.

– Какая разница, что я думаю? – ответил он. – Еще раз повторяю: в водопровод мы ничего не сыпали.

– Врешь, свинья!!! – взорвался Баггиш. – Сначала хотел подловить нас на изнасиловании Гудрун, а теперь травишь всякой дрянью! Больше ждать не будем! Или через час даете чистую воду и отпускаете Гудрун, или мы убиваем бабку! – Он бросил трубку.

У инспектора Флинта отвисла челюсть.

– Изнасиловании Гудрун? Он что, обалдел? К этой суке подойти-то страшно, не то что… И как я могу находиться в двух местах одновременно? Еще вода синяя откуда-то взялась.

– Может, они наркоты наглотались? – предположил сержант. – Плюс стрессовая ситуация, вот и ловят теперь глюки.

– При чем здесь стресс! – рявкнул Флинт на него. – И какого черта вы ухмыляетесь?!

– Они теперь в ванной кувыркаются, сэр. Уилтова идея! Каков прохвост, а?

– Если трахаешься в ванной, то вся вода в доме становится синей? Так, что ли, по-вашему? Бред! – отмахнулся Флинт.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В голове кружилась куча мыслей, но все на одну тему: Уилт террорист, он рехнулся, он рехнувшийся террорист, он одержимый, с ним сам черт ногу сломает… И лишь в одном Флинт был уверен; больше всего он желает, чтобы этот Уилт оказался за тысячу километров отсюда и никогда бы не возвращался.

Наконец он поднялся с кресла.

– Значит, так. Вертолет вызовите снова. И на этот раз, чтоб без выкрутасов. Прожекторы не гасить. Пусть они забросят телефон через балконное окно. Принимая во внимание то, что они уже здесь натворили, это будет совсем нелегко. Передайте пилоту, пусть хоть крышу снесет, но связь с комнатой наверху должна быть. Причем быстро. Только так мы узнаем, что замыслил этот Уилт.

– Это точно, – согласился майор и принялся отдавать распоряжения.

– Сэр, он теперь, похоже, в политику играет, – доложил оператор ППУ. – Такой радикал, Марксу делать нечего! Хотите послушать?

– Ну ладно, давай послушаем, – уныло согласился Флинт.

Оператор включил звук. Сквозь треск динамиков было слышно, как лихо распинается Уилт:

– Необходимо провести полное уничтожение мировой системы капитализма. Нужно безжалостно уничтожать остатки правящего класса и воспитывать пролетарское сознание в рабочей среде. Эту задачу можно выполнить, лишь обнажая фашистскую сущность псевдодемократии и посредством террора в отношении полиции и люмпенизированных слуг мирового капитала. Только демонстрация коренных противоречий между…

– По книжке, что ли, читает, гад? – предположил Флинт и оказался прав. – Ну прямо как будто Мао Цзэ-дун завелся в мансарде… Отнесите-ка эти кассеты нашим идиотам. Может, хоть они объяснят, что такое «люмпенизированные слуги».

– Вертолет уже вылетел, – сообщил майор. – К полевому телефону прикреплена миниатюрная телекамера. Если все пройдет нормально, скоро увидим, что там творится.

– Очень мне это надо, – проворчал Флинт.

Он поспешно спустился в подвал и заперся там в туалете, от греха подальше.

Минут через пять появился вертолет. Он покружил над садом и на мгновение завис над домом Уилта. Телефон раскачали на проводе и забросили в окошко мансарды. Затем вертолет полетел дальше, и за ним потянулся длинный телефонный провод, словно паутина гигантского паука. Флинт вылез из туалета, и тут позвонил Чинанда.

– Хочет узнать, почему вода до сих пор грязная, – сказал оператор.

Флинт сел рядом, вздохнул и взял трубку.

– Послушайте, Мигель, – начал он, подражая дружескому тону Мистерсона, – вы можете не верить, но…

Мощный поток брани подтвердил, что террорист действительно им не верит.

– Я все понял, – сказал Флинт, когда у Чинанды иссяк запас всевозможных эпитетов. – И тем не менее знайте: наверху нет наших людей, и в воду мы ничего не подсыпали.

– Тогда зачем возите им оружие на вертолете?

– Это было не оружие. Всего-навсего телефон, чтоб переговариваться с ними… Что ж, может, и неправдоподобно… Согласен с вами… Нет, нет, это не мы… Если кто-нибудь…

– Свалите все на Народную Альтернативную Армию, – подсказал сержант.

– Это все НАА, – повторил за ним Флинт. – Мигель, наверное, это они подсыпали что-то в воду… Что?.. Вам не нравится, когда вас называют Мигель? А я не люблю, когда меня называют свиным рылом… Да, я понял. Можете не повторять… Если вы отключитесь, я поговорю с ублюдками сверху. – Флинт бросил трубку. – Теперь соедините меня с мансардой, быстро, быстро!!! Дорога каждая минута!

Внезапное появление вертолета в тот момент, когда Уилт переключился с секса на политику, расстроило все его планы. Измотав свою жертву физически, Уилт окончательно сбил ее с толку, используя самые воинственные цитаты бесноватого Билджера. Это было не так уж трудно, тем более что Уилт и сам не раз размышлял над несправедливыми условиями человеческого существования. Общение с 4-й группой штукатуров позволило понять, что он принадлежит к относительно привилегированной части общества. Хоть штукатуры и зарабатывали больше него, а печатники вообще были крезами, неизменным оставалось одно: Уилт родился и живет в богатой стране, с благоприятным климатом и сетью эффективных общественных институтов, создававшихся в течение многих веков.