Не менее драматично развивались ВВС Красной Армии. Правда, там генералы самоубийство не совершали. Их арестовывали и расстреливали. В 1937-м, 1938-м, 1941 гг. были расстреляны начальники штаба ВВС С.А. Меженинов, В.В. Хрипин, В.К. Лавров, С.В. Тестов, П.С. Володин. Они держались в среднем по году. Сажали и авиаконструкторов - А.Н. Туполева, В.М. Петлякова, К.А. Калинина, итальянского эмигранта Р. де Бартиньи.
      Столь "размашистое" руководство авиацией со стороны сталинских карательных органов не могло не сказаться на ее развитии. После первоначальных успехов середины 30-х гг. обозначился застой. К 1940 г. стало ясно, что типы самолетов, созданные на основе конструкторских разработок начала 30-х, серьезно уступают по боевым характеристикам лучшим самолетам Германии и Англии. Был объявлен организационный аврал, и уже к середине 1940 г. модели самолетов с необходимыми тактико-техническими данными предстали перед правительственными комиссиями. Быстрота воплощения идей в металл говорила о том, что конструкторская мысль в России развивалась без малейшего отставания от германской. Разница заключалась лишь в уровне ее востребованности. Качественное отставание советской истребительной авиации накануне войны есть плод чисто субъективных причин. Когда они были устранены, то КБ, авиазаводы и летчики, несмотря на все колоссальные потери, смогли в 1943 г. обеспечить господство в воздухе.
      Но и к 22 июня 1941 г. положение было далеко не из худших. В 1940 г. германская промышленность произвела 10 250 самолетов, из них 8070 боевых, против 8331 самолета, построенного в СССР. Но люфтваффе в борьбе с Англией только с августа 1940 по май 1941 г. потеряло 4,4 тыс. самолетов. Правда, "мессершмитты" превосходили И-15 и И-16, вооруженные пулеметами калибра 7,62 мм. Но это не вся правда. Советские самолеты отнюдь не были беспомощны перед немецкими. Бывший нарком вооружений Б Л. Ванников в своих воспоминаниях разъяснял, что с принятием в середине 30-х гг. пулемета Б.Г. Шпитального и И.А. Комарицкого, который при калибре 7,62 мм делал 2 тыс. выстрелов в минуту (так называемая система "Шкас"), "Военно-Воздушные Силы СССР по пулеметному оружию выдвинулись на первое место в мире" (с. 144){22}. Кроме того, И-16 был очень верткой, маневренной машиной, попасть в которую, если ее пилотировал опытный летчик, было непросто. Недаром японцы на Халхин-Голе знали И-16 под именем "Овод". Доказательством тому может служить количество сбитых самолетов противника нашими истребителями на "безнадежно устарелых" машинах: Глотов Г.Ф. на И-16 сбил 16 самолетов; Бринько П.А. - 15 самолетов; Машковский С.Ф. - 14 самолетов; Осколенко Д.Е. на И-16 и И-153 - 15 самолетов и т.д.{29}.
      На 22 июня 1941 г. ВВС приграничных округов имели 1762 истребителя И-16 и 1549 И-153, что значительно превышало число истребителей Германии (1067) и ее союзников на Востоке. Старые истребители не годились для нападения из-за недостаточной скорости, но при обороне аэродромов, железнодорожных узлов требовалась не столько горизонтальная скорость, - ибо догонять самолеты противника было не нужно, они сами летели на позиции истребителей, - сколько скороподъемность и маневренность для ведения воздушного боя на вертикалях. С задачей борьбы с бомбардировщиками эти истребители в руках опытных летчиков справиться могли. А вот для прикрытия от "мессеров" нужны были уже истребители новых марок. И они были. К 22 июня 1941 г. авиазаводы выпустили 3,5 тыс. самолетов новых типов (Пе-2, Ил-2, Су-2, Ер-2 и др.), среди них 2 тыс. истребителей: 399 - ЯК-1, 1309 - МИГ-3, 322 - ЛаГГ-3. Необходимо было правильно организовать тактику боя, тем более что Гитлер любезно продал нашей стране основные типы самолетов люфтваффе, так что советское командование знало, с чем придется столкнуться. Сами немцы умело совмещали устаревшие типы танков и самолетов с новыми и одерживали победы на земле и в воздухе.
      Для борьбы на Восточном фронте командование вермахта смогло выделить лишь 3664 самолета, из которых 1,5 тыс. приходилось на бомбардировщики, чуть более тысячи на истребители, 623 являлись разведчиками, остальные - транспортными и самолетами связи. Как видим, ничего сверхмощного люфтваффе предложить Красной Армии не могли. Среди этого числа самолетов более половины приходилось на морально устаревшие модели вроде бомбардировщиков "Хейнкель-111", "Хеншель-123", "Дорнье-17", транспортного "Юнкерc-52" и т.д.
      Не было превосходства у противника и в таком важнейшем виде оружия, как артиллерия. Если вермахту для боев на Востоке выделили 31 тыс. орудий, то артиллерийский арсенал Красной Армии насчитывал 112,8 тыс. орудий и минометов, ив которых более 30 тыс. находилось в приграничных округах. "Артиллерийские орудия советского производства, как правило, имели высокие боевые качества, а многие из них были лучшими в мире", - утверждалось в "Истории Второй мировой войны" (т. 3, с. 385){27}. Того же мнения придерживался и Б.Л. Ванников: "К моменту нападения гитлеровской Германии на нашу страну Красная Армия была вооружена самой лучшей артиллерией, превосходившей по боевым и эксплуатационным качествам западноевропейскую, в том числе и германскую" (с. 138){22}.
      В ходе войны немцы очень результативно применяли в боях минометы, что нашло свое отражение во многих художественных произведениях о войне. А как обстояло дело с минометами в Красной Армии? На 1 июня 1941 г. в Красной Армии имелось 14 200 батальонных минометов 82 мм и 3800 полковых калибра 120 мм. В германской армии самым крупным был миномет калибра 81 мм. Лишь в 1943 г. немцам удалось создать калибр 120 мм, да и то приспособив советский полковой миномет. Но в РККА были еще 160-миллиметровые минометы и уникальные установки реактивной артиллерии (будущие "катюши").
      Военная промышленность
      Обязательной в советской историографии была фраза о том, что на вермахт работала экономика пол-Европы, а сама Германия превосходила СССР по выпуску стали, чугуна, электроэнергии. Сравним итоговые цифры производства вооружений.
      В 1940 Г. в Германии выпущено 10 250 самолетов, а также около 2 тыс. танков, около 5 тыс. орудий калибром от 75 мм. В кинофильмах, посвященных 1941 г., немецкие солдаты поголовно бегают с автоматами, но цифры опровергают этот расхожий стереотип. В 1940 г. германские оружейные заводы произвели всего 175 тыс. автоматов. В 1941 г. уже больше, но явно недостаточно, чтобы вооружить всю армию, - 325 тыс. штук.
      В 1941 г. производство оружия в Германии несколько возросло, причем руководство страны считало, что намного. Было выпущено 11 030 самолетов, из них 9540 боевых; 3806 танков и САУ (из них 1366 танков и 255 штурмовых орудий в первом полугодии); 7092 орудия калибра 76 мм и выше; 4230 минометов.
      Ну а чем отвечала советская промышленность?
      В 1941 г. военная промышленность Советского Союза выпустила 15 735 самолетов. Одних только сверхсовременных танков Т-34 и KB - 4300 единиц, что превысило всю произведенную в Германии бронетехнику вместе с танкетками и тихоходными и небронированными штурмовыми орудиями. Казалось бы, шансов у германских танковых войск не было никаких. А неутомимая советская промышленность на 7 тыс. орудий среднего и крупного калибра, произведенных немцами за весь 1941 г., только во втором полугодии дала армии 6520 орудий 76-мм калибра. Минометов выпустила в 10 (!) раз больше, чем противник, - 42 300 штук и опять же только во втором полугодии 1941 г. А всего за год более 53 тыс. минометов!
      И все это обилие войска получали, несмотря на потери огромных производственных мощностей. Возникает вопрос: куда же девалась эта прорва высококачественного оружия, насколько эффективно распоряжались в Красной Армии результатами самоотверженного труда Тыла?
      Не сомневаясь в необходимости вступления в новую мировую войну, Сталин считал наращивание военной мощи страны первостепенной задачей. На эти цели расходовались основные средства госбюджета, и фактически экономика страны уже в 1940 г. вступила в состояние мобилизационной готовности, что и предопределило взлет производства вооружений после начала войны.
      Действующая армия
      Не так плохо, как это представлялось десятилетиями, обстояло дело и с соотношением вооруженных сил противостоящих сторон.
      Советская официальная историография придерживалась следующей версии. К 22 июня 1941 г. Германия и ее союзники сосредоточили у границ СССР сухопутные вооруженные силы численностью 3,3 млн. человек, 4900 самолетов всех типов (из них 1 тыс. союзников), около 4000 танков и штурмовых орудий, около 40 тыс. орудий и минометов. Более точных данных советские историки почему-то дать не могли и потому называли разные цифры. Так, "История Великой Отечественной войны" приводит достаточно верную цифру наличия танков у войск вторжения 3410, а в "Истории Второй мировой войны" число округлили до 4000 и, присовокупив 260 танков немецких союзников, получили 4300 танков (т. 4, с. 21){27}. Конечно, лишняя тысяча в таком деле, как борьба с Красной Армией, не помешала бы, но как быть с истиной? Зато если "История Великой Отечественной войны" завысила цифру орудий и минометов у противника до 50 тыс., то "История Второй мировой войны" великодушно опустила ее до 47 200: 42 тыс. у вермахта и 5200 у союзников (там же). Зато оба официальных издания безбожно увеличили численность армии вторжения, включив 1200 тыс. человек в ПВО и ВВС, доведя личный состав противника до 5,5 млн. человек. Тогда как советские войска западных приграничных округов определялись в 2,6 млн. человек с 37,5 тыс. орудий и минометов (без 50-мм минометов), 1800 средними и тяжелыми танками и 1540 самолетами новых типов. Все, подсчет закончен.
      На основе этих выкладок делался вывод о "значительном превосходстве немецко-фашистских войск". Конечно, и в советские времена простой арифметический подсчет позволял усомниться в безусловной справедливости официальной версии. Сравним.
      Силы вторжения были разделены на три армейские группы: "Север", "Центр" и "Юг". Финская и румынская армии имели свои полосы наступления.
      Группа армий "Север" насчитывала 20 пехотных, 3 танковые и 3 моторизованные дивизии, не считая трех охранных, т.е. не предназначенных для боевых действий, дивизий. Всего 26 дивизий.
      Противостоящие им войска Прибалтийского Особого военного округа имели 19 стрелковых, 4 танковые и 2 механизированные дивизии. Итого 26 дивизий.
      В группу армий "Центр" входило 47 дивизий - 31 пехотная, 9 танковых, 6 моторизованных, 1 кавалерийская (по существу, тоже охранная).
      Противостоящий им Западный Особый военный округ располагал 44 дивизиями 24 стрелковыми, 12 танковыми, 2 кавалерийскими и 6 мотопехотными. На этом участке советская сторона уступала немецким войскам только по пехотным дивизиям.
      Группа армий "Юг" насчитывала 41 дивизию - 26 пехотных, 5 танковых, 4 моторизованные, 4 легкопехотные, 2 горно-стрелковые. Силы союзников включали в себя 19 румынских дивизий (всего 360 тыс. человек) и 4 венгерские бригады.
      Против них на первом этапе борьбы должны были действовать силы двух округов - Киевского и Одесского. Киевский Особый военный округ располагал 58 дивизиями - 32 стрелковыми, 16 танковыми, 2 кавалерийскими и 8 мотострелковыми. В Одесском округе группировались 22 дивизии - 13 стрелковых, 4 танковые, 3 кавалерийские, 2 мотострелковые. В совокупности это составляло 80 дивизий. Здесь, на юге, у Красной Армии было явное превосходство в силах.
      Но германские пехотные дивизии численно превосходили советские стрелковые дивизии, поэтому реальное соотношение на границе было несколько иным{22}. По данным, опубликованным уже в постсоветское время, Прибалтийский округ насчитывал около 400 тыс. человек против 700 тыс. у группы армий "Север"; Западный округ - 625 тыс. против 820 тыс. у группы армий "Центр"; Киевский округ - 730 тыс. и Одесский 300 тыс. против 800 тыс. у группы армий "Юг" и 1,2 млн. вместе с союзниками.
      Но и в этих подсчетах военные историки привычно блефовали, ибо в войска противника включались все наличные силы, в том числе и резервы, которые были введены в действие только в июле, а также тыловые службы. В результате в некоторых солидных постсоветских исторических работах численность группы армий "Центр" возрастала до 1,3 млн., а группы армий "Юг" до 1650 тыс. человек! (с. 8){16}. Не чем иным, как научной фантастикой, эти выкладки не назовешь. В то же время в число войск приграничных округов не включались дивизии Второго стратегического эшелона, в частности уже прибывшие к началу боевых действий сильные 16-я и 19-я армии, части 21-й армии и некоторые другие. Так, 16-я армия, в состав которой входил 5-й механизированный корпус и отдельная танковая бригада, насчитывала более 1 тыс. танков! Почти столько же было во всей группе армий "Юг".
      Даже без предстоящей мобилизации Красная Армия имела солидные оперативные резервы. Если у верховного командования Германии в резерве находилось 24 дивизии (21 пехотная, 2 танковые, 1 моторизованная), то у командования Красной Армии - 43 дивизии, включая 12 танковых. То были войска внутренних округов, переброска которых началась весной 1941 г. В соответствии с планом развертывания Второго стратегического эшелона из Уральского военного округа в Белоруссию перебрасывалась 22-я армия, из Приволжского округа в Киевский 21-я армия, из Харьковского - 25-й стрелковый корпус. Следом, для усиления Западного и Прибалтийского округов должны были прибыть соединения еще трех армий - 20-й, 24-й и 28-й.
      Если германская армия практически полностью отмобилизовала свои войска, то советские вооруженные силы по-настоящему не трогали свои многомиллионные резервы. Поэтому численный перевес противника на северном и центральном направлениях должен был стать явлением сугубо временным и легко устранимым. Но и до подхода резервов и отмобилизованных маршевых пополнений войскам приграничных округов было чем воевать.
      Ленинградский военный округ имел 1771 танк против горстки легких танков Финляндии.
      Прибалтийский ОБО - 1412 танков (из них 79 КБ и 108 Т-34) против примерно 700 танков группы армий "Север".
      Западный ОБО - 2136 танков (из них 117 КВ-1 и 268 Т-34) против примерно 2000 танков группы армий "Центр".
      Киевский ОБО - 4772 танка (из них 320 КВ-1 и 694 Т-34) против примерно 1100 группы армий "Юг".
      Одесский ВО - 1119 танков против 60 устаревших легких танков румынской армии.
      Всего приграничные округа располагали 12,3 тыс. танков против 3,8 тыс. танков и самоходных орудий (которые только с натяжкой можно причислить к танкам из-за слабого бронирования) противника. Тройное превосходство! Причем количественный перевес подкреплялся наличием полутора тысяч супертанков Т-34 и КВ. Но и это было еще не все. В отличие от германской, у Красной Армии тысячи танков находились во внутренних округах. В Московском военном округе дислоцировались три танковые и одна моторизованная дивизии, еще три танковые в Северо-Кавказском и одна дивизия в Орловском округах.
      Неплохо обстояло дело и с авиацией. На 22 июня 1941 г. ВВС приграничных округов насчитывали 7133 боевых самолета. Их расклад был следующим.
      Ленинградский ВО - 1045 самолетов против 280 (из которых 40 бомбардировщиков и 100 истребителей были немецкими) самолетов немецкой армии "Норвегия" и финских ВВС.
      Прибалтийский ОБО - 1211 боевых самолетов против 830 самолетов группы армий "Север" (из них 270 бомбардировщиков и 210 истребителей).
      Западный ОВО - 1939 самолетов. Это 802 бомбардировщика (466 фронтовых и 336 дальних, из них 139 новых конструкций); 85 штурмовиков (из них 8 ИЛ-2); 885 истребителей (из них 253 новых); 154 разведчика; 13 корректировщиков. Этим силам противостояло 1670 самолетов противника группы армий "Центр", включая 490 бомбардировщиков и 390 истребителей.
      Киевский ОВО имел 1313 самолетов и Одесский ВО - 950 самолетов против 900 самолетов в группе армий "Юг", а также около 400 устарелых румынских самолетов всех типов. В других источниках встречаются еще большие цифры советских самолетов и еще меньшие у противника.
      Но и это не все. Военные флоты имели собственную авиацию: Северный флот 116 самолетов, Балтийский - 656, Черноморский - 625 (в том числе 346 истребителей).
      Таким образом, ВВС приграничных округов Красной Армии располагали 8,6 тыс. самолетов против примерно 3700 немецких и около 800 морально устаревших самолетов союзников. Причем эти 4500 машин включали в себя все наличные силы, которые Германия и ее сателлиты смогли выставить против СССР, тогда как во внутренних военных округах СССР находились еще многие тысячи самолетов. Но даже из скромных 3 тыс. боевых самолетов Германия выделила для внезапного удара 22 июня лишь часть этих сил, так как не могла задействовать авиацию союзников (Румыния и Финляндия вступили в войну несколько дней спустя) и ряд собственных частей. По данным зарубежных источников, в утреннем налете германских ВВС участвовало 775 бомбардировщиков, 310 пикирующих бомбардировщиков и 290 истребителей. Поражает мизерное число истребителей. Это означает, что при должной организации ВВС и ПВО приграничных округов, которые насчитывали несколько тысяч истребителей, можно было нанести серьезный ущерб авиации противника. Что, впрочем, и произошло в последующем. К 19 июля 1941 г. люфтваффе потеряли 1280 самолетов, и это после потерь от внезапного удара по аэродромам приграничных округов.
      Вернемся к дислокации войск Красной Армии в западных приграничных округах.
      В официальной "Истории Второй мировой войны" указывалось, что на 22 июня 1941 г. в первом эшелоне армий прикрытия западных приграничных округов находилось 56 стрелковых и кавалерийских дивизий и 2 бригады. Во втором эшелоне армий на удалении 50-100 км еще 52 дивизии, в основном танковые и механизированные. "Для нанесения удара утром 22 июня 1941 г. в первом стратегическом эшелоне с учетом финских, венгерских и румынских войск было сосредоточено 157 дивизий (из них 17 танковых и 13 моторизованных) и 18 бригад (в том числе 5 моторизованных). Это была громадная, невиданная в истории армия вторжения" (т. 3, с. 441){27}. Еще бы! Против 56 дивизий готовились ударить 157 дивизий врага! Однако это ложь. Приведенный отрывок - типичный образчик сфальсифицированного подсчета сил официальной советской военной историографией, чье наследство и традиции еще живы в исторической науке и массовом общественном сознании. Если в первом абзаце выкладки верные, то во втором - ложные. Дело в том, что утром 22 июня венгерские, румынские и финские войска удар наносить не собирались. Финляндия вступила в войну 26 июня, Румыния - 2 июля. Естественно, и немецкие войска, находящиеся на их территории, выступили в те же сроки. А это 11-я армия с 7 дивизиями и армия "Норвегия" с 4 дивизиями. В резерве германского верховного командования находилось 24 дивизии. В свою очередь, группы армий имели свои резервы (до 3 дивизий). Поэтому реально утром 22 июня могли выступить около 100 дивизий, и исход приграничного сражения зависел от того, насколько организованно вступят в бой части прикрытия и насколько быстро подойдут дивизии второго эшелона.
      Если подытожить выводы советской военной историографии, касающиеся состояния Красной Армии накануне войны, то легко вычленить главный, неустанно доказываемый тезис - подготовиться к войне не успели. И в качестве объективных причин неудач лета 1941 г. советские историки перечисляли, что именно не успели сделать: развернуть, подвезти, достроить, дообучить... Но все ли в этой тотальной недоустроенности было предопределено нехваткой времени и сил? В "Истории Второй мировой войны" читаем: "На 1 июня 1941 г. средняя укомплектованность стрелковых дивизий приграничных округов составила: Ленинградского - 11 985 человек, Прибалтийского Особого -- 8712, Западного Особого - 9327, Киевского Особого - 8792 и Одесского - 8400 человек" (т. 3, с. 419){27}. Но, наверное, на то и были эти округа "особыми", чтобы встретить врага в полной готовности? "Однако на 1 июня 1941 г. из 170 дивизий и 2 бригад... ни одно соединение не было укомплектовано по полному штату, говорится в другой солидной работе. - 144 дивизии имели численность по 8 тыс. человек, 19 - от 600 до 5 тыс." (с. 209){24}. Во-первых, это не совсем так. Например, полностью был укомплектован 6-й механизированный корпус в Западном ОВО, имевший 1021 танк. Это три дивизии. Во-вторых, что мешало увеличить численность дивизий до необходимого уровня боеспособности? Кого, собственно, винить? Не Гитлера же! Но и по численности дивизий данные были тоже сфальсифицированы. Все дело в дате: "на 1 июня...". По сведениям генерала Ю. Горькова, работавшего с архивами, к 22 июня за счет призванных на сборы 802 тыс. человек удалось "21 дивизию укомплектовать до 14 тысяч, 72 дивизии - до 12 тысяч и 6 стрелковых дивизий - до 11 тысяч" (с. 71){8}.
      Немало написано и о танках старых типов, многие из которых нуждались в ремонте. В июне 1941 г. Красная Армия имела 22,6 тыс. танков, из которых 16,5 тыс. требовали ремонта (!), утверждалось в одной из статей "Военно-исторического журнала" (1990, No 3, с. 5){3}. Это обстоятельство вряд ли может считаться смягчающим, так как подготовка к войне не равнозначна подготовке к посевной кампании. Войска приграничных округов всегда должны быть готовы к бою, тем более в условиях критической международной обстановки. Зато в воспоминаниях участников войны не встречается сетований на фатальную нехватку запчастей, хотя промышленность потеряла огромные мощности. Получается, что когда возникла необходимость, то уровень снабжения сразу повысился.
      Слабость заключалась не в технике и не в ее количестве - давно доказано, что бьют не числом, а умением. Войскам "чего-то" не хватало и под Сталинградом, и на Курской дуге, и вообще нельзя всерьез надеяться, что вероятный противник даст возможность "пришить последнюю пуговицу к мундиру последнего солдата". Ведь и германская военная машина покатилась навстречу войне с Советским Союзом, имея существенные пробелы в военной технике (было мало средних танков и минометов) и скудные резервы. Исход сражений решала чаще всего боевая выучка войск, хорошая организация дела, нацеленность на решающий результат. Мотивы же явных фальсификаций и умолчаний в советских исторических трудах понятны. Надлежало представить Советский Союз и его военно-политическую верхушку жертвами агрессора. Иначе у простых людей неизбежно бы возник вопрос: почему руководство страны, которое отождествлялось с Коммунистической партией, так плохо распорядилось столь мощным арсеналом, созданным трудом этих простых людей за счет их безжалостной эксплуатации? Лучший ответ - это снять сам вопрос. И он был снят версией о "неготовности".
      Была ли в комплексе проблем, которые можно назвать "феноменом 22 июня", некая фатально-объективная неизбежность поражения? Вопрос с арсеналами оружия мы рассмотрели. Анализ дает отрицательный ответ на вышеприведенный вопрос, ибо оружия и мощностей для его производства вполне хватало, а качество оружия находилось на уровне мировых стандартов и даже выше. Не было и сколь-нибудь непоправимой нехватки солдат. Резервы же были настолько обильными, что вермахт о таких и не мечтал. Тогда в чем причина случившегося летом 1941 г.?
      Интересна в этой связи оценка Красной Армии ее противником. Аналитики вермахта невысоко оценивали боевые возможности РККА. В записи обсуждения плана "Барбаросса" в Ставке Гитлера от 3 февраля 1941 г. начальник штаба сухопутных сил Ф. Гальдер констатировал: "Количественное превосходство у русских, качественное - у нас". И объяснил: у противника "много танков, но плохих, наскоро собранная техника" (как это знакомо по нашим плохо собранным автомобилям!). И далее: "Артиллерией русские вооружены нормально... Командование артиллерией неудовлетворительное" (кн. 1, с. 591){9}. В этих лаконичных фразах - искомые грани истины.
      Полный ответ придется давать на протяжении двух глав, но прежде всего необходимо отметить чрезвычайно высокую зависимость всего происшедшего от субъективного фактора в лице верховного командования Красной Армии. Официально во главе ее стоял достаточно опытный, целеустремленный нарком по военным делам С.К. Тимошенко. Генеральный штаб возглавлял талантливый военачальник с развитым стратегическим мышлением Г.К. Жуков. Казалось бы, все в порядке. Но фактически главой страны и ее вооруженных сил был, конечно, И.В. Сталин, скромно именовавший себя секретарем ЦК. От него зависело утверждение всех стратегических и даже оперативных мероприятий и всех сколь-нибудь значимых кадровых перемещений. Пагубность диктаторского всевластия, когда с мнением одного человека ничего не могли поделать знающие, профессионально подготовленные люди, особенно значимо проявилась в ходе событий 1941 г.
      Финал политики мира как пролога к войне
      Вечером 21 июня Г. К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского округа генерал М.А. Пуркаев и доложил о немецком перебежчике - фельдфебеле, сообщившем, что утром 22 июня начнется вторжение. Тянуть дальше и надеяться на "авось" больше было нельзя. В кабинете Сталина собрались члены Политбюро.
      - Что будем делать? - спросил Сталин, у которого в подобные щекотливые моменты всегда прорезался вкус к коллективному принятию решений.
      Еще можно было объявить тревогу в частях прикрытия, привести ПВО в боевую готовность... С.К. Тимошенко повторил просьбу о приведении войск приграничных округов в боевую готовность, предложив соответствующий проект директивы.
      - Читайте! - приказал Сталин. Жуков прочитал проект директивы.
      Сталин возразил: мол, такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений (с. 243){25}.
      Для государственного деятеля, имевшего репутацию гениального, это было непростительным промахом, ведь Гитлер к тому времени атаковал уже семь государств (Польшу, Данию, Норвегию, Голландию, Бельгию, Люксембург, Югославию), не отягощая себя долгими поисками повода для вторжения. Более того, по введенным самим Сталиным законам, действия, направленные на срыв мероприятий по отпору врагу, даже в силу каких-то объективных и психологических причин, должны были квалифицироваться как деяния "врага народа". Так был замучен в тюрьме В.К. Блюхер, расстреляны позже Д.Г. Павлов, П.В. Рычагов, Я.В. Смушкевич, Г.М. Штерн... Но сам Сталин в их число так и не попал.
      Новая директива, составленная Г.К. Жуковым и Н.Ф. Ватутиным, предупреждала командование приграничных округов, что в течение 22-23 июня возможно нападение Германии. Ставилась задача, не поддаваясь ни на какие провокационные действия (что подразумевалось под словами "ни на какие", не обговаривалось), встретить в боевой готовности возможный внезапный удар немцев и их союзников. Для этого приказывалось в течение ночи 22 июня скрытно занять огневые точки укрепрайонов, рассредоточить и замаскировать авиацию и войска, привести в боевую готовность средства ПВО. И далее Сталин приписал: "Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить".
      Оказалось, что можно без лишнего шума принять меры, повышающие боеготовность войск, но к вечеру 21 июня они уже безнадежно запоздали.
      Около полуночи М.П. Кирпонос доложил о новом перебежчике - немецком солдате 74-й пехотной дивизии, переплывшем реку с сообщением уже о часе нападения - 4 утра.
      Директива из Москвы была передана в половине первого ночи 22 июня и дошла до штабов округа лишь перед самым вторжением. Войска же оставались в неведении до самого начала боевых действий.
      В 3 часа 17 минут из штаба Черноморского флота поступило первое сообщение о начале войны - неизвестные самолеты пытались атаковать корабли. Потом посыпались донесения из приграничных округов об ударах вражеской авиации. В половине пятого утра вновь собирается заседание Политбюро с участием военных, В описании последовавших далее событий слово передаем Г.К. Жукову. "В кабинет быстро вошел В.М. Молотов:
      - Германское правительство объявило нам войну.
      И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.
      - Не задержать, а уничтожить, - уточнил С. К. Тимошенко.
      - Давайте директиву, - сказал И.В. Сталин".
      Вот так просто, с ходу, была определена стратегия всего приграничного сражения. Один военачальник, не выдержав паузы, предложил быстрое "удобное" решение, другой, не имея никакой информации о масштабах сражения, но дабы не отставать от подчиненного, добавил "решительности". Фактический главнокомандующий, подавленный своим грубейшим политическим просчетом, хватаясь за приятное ему "уничтожить", немедля утвердил предложение. Какую большую роль в исторических событиях порой играет психология момента! Так, без анализа, в условиях дефицита времени было принято первое пришедшее на ум решение, тотчас оформленное директивой, которая, по признанию самого автора, "по соотношению сил и сложившейся обстановке... оказалась явно нереальной, а потому и не была проведена в жизнь" (с. 248){25}.
      Однако эпопея с директивами в этот день не закончилась. После полудня Сталин ощутил такой прилив решимости, что на свет родилась директива No 3, отличавшаяся от предыдущей еще большей большевистской боевитостью. Если директива No 2 требовала лишь отбросить врага за государственную границу, то директива No 3 настаивала на разгроме в двухдневный срок основных сил агрессора и переносе военных действий на территорию противника. Столь абсурдное требование в условиях неотмобилизованности советских войск можно объяснить только шоковым состоянием верхов в этот день. Мнение о возможности подобных мероприятий не спросили не только у фронтовых штабов, но даже у начальника Генштаба.
      Г.К. Жуков только в Киеве, куда он выехал днем как представитель Ставки, узнал о новой директиве из разговора по ВЧ (высокочастотная связь) с Н.