В этот момент зазвонил телефон: - Как у тебя дела? - Это был Джон. - Пока ничего: вырвало персик и сломало антенну. - В каком месте сломало? - Трубу согнуло где-то в середине длины. - У тебя есть ножовка? - Есть. - Отпили антенну, пока она не натворила беды. - Я как раз собирался сделать это. Как у вас? - Во флоридской комнате1 порвало противомоскитные сетки и пленку, вода заливает внутрь. - Не собираешься эвакуироваться? - Пока - нет. Затопление нас не достигнет, ну а ветер как-нибудь переживем. - О'кей, дружище, надеюсь, что этот дерьмовый ураган не причинит нам бед. - У меня пока пар идет из ушей - с водой борюсь. Прилетела пластинка рубероида, за ней - другая, потом они посыпались градом: где-то сорвало крышу. Если пластинки приклеены хорошо, они противостоят порывам ветра, но стоит только одной из них поддаться напору, как начинает действовать "домино-эффект" - облетает вся крыша. Так случилось на одном из домов, которые были видны из кухонного окна: как-будто ветер содрал шкуру с дома, обнажив ребра-стропила. Из дома выбежали люди под проливной дождь - они ничего не могли сделать, им оставалось только ждать конца харрикейна и надеяться на лучшее. Парадокс индивидуальной защиты от харрикейна заключается в том, что область низкого атмосферного давления находится снаружи твоего дома; если держать все двери и окна плотно закрытыми, давление воздуха внутри жилища может оказаться значительно выше, чем снаружи, и в какой-то момент этот перепад давлений выдавит оконные стекла наружу, сорвет дверь или даже разрушит стену. Поэтому рекомендуется не закупориваться наглухо в доме, а оставить какую-то щель, через которую происходило бы постепенное, а не взрывное выравнивание давлений. При воздушной бомбардировке происходит обратное: давление воздуха в районе взрыва бомбы, то есть снаружи строения, гораздо выше, чем внутри дома, и оконные стекла выдавливаются внутрь. По улице прокатилась машина, в ней не было водителя, и она неуверенно виляла с одной стороны дороги на другую, подгоняемая ветром. Каждый раз, когда она приближалась к краю, удар переднего колеса отражался бордюром, и она снова катилась. Потом появилась фигура человека, завернутая в плащ: чудак бежал рядом с машиной и пытался на ходу отпереть ключом дверь. Ему это не удавалось, и несколько раз ожившая машина пыталась отдавить ему ноги, он отскакивал в сторону и снова пытался попасть ключом в замочную скважину. Он изменил тактику и решил затормозить кар, вцепившись обеими руками в задний бампер - его поволокло вместе с машиной. Я не знал, чем закончился этот поединок, так как его участники пропали из поля зрения, а выходить на улицу не хотелось - я до сих пор не решился выскочить, чтобы отпилить антенну. И был наказан за лень: порыв ветра продвинул антенну к стене, и один из ее рогов ударил по окну - теперь дождь лил внутрь комнаты. Снаружи было просто страшно: деревья чуть не складывались вдвое, грохотал гром, вспыхивали молнии, все вокруг было наполнено летящими предметами, с неба лился сплошной поток воды. "Страшно" - это не точное определение; если проанализировать свои чувства во время харрикейна, их можно свести к "боязно и напряженно": природа бросила тебе вызов, и ты должен его принять, хочешь ты этого или нет; ты сделаешь все для того, чтобы физический ущерб был наименьшим. Мне показалось, что я перепиливал стойку целую вечность. Потом я попытался вынести из дома лист фанеры, чтобы закрыть им окно, но ветер тут же вырвал его из моих рук - фанеру поймал кустарник живой изгороди. Я затащил лист снова в дом и попытался закрыть им окно изнутри. Беда в том, что оконные рамы были сделаны из алюминия, в них гвоздь не вобьешь, поэтому я провозился не менее получаса, прежде чем удалось протянуть проволоку через отверстия в фанере и привязать ее к оконной раме. Конструкция была ужасной, но функ-циональной - она отражала большую часть дождевой воды наружу. Где-то близко завыла сирена скорой помощи. По улице теперь бежала мелкая, но бурная речка, очевидно мусор забил приемную решетку водостока. Из-за низких облаков и непрерывного дождя было полутемно и, когда наступил вечер, переход был минимальным - от полусвета к темноте. По телевизору показали карту: харрикейн ударил под острым углом в берег между Сарасотой и Шарлоттой, изменил несколько направление и стал пересекать полуостров по диагонали. Мы находились километрах в восьмидесяти от "глаза", и, судя по всему, беда миновала нас, если только "Роберт" снова не изменит направление. Метеорологи предсказывали временное ослабление шторма в период прохождения его над сушей, но предупреждали, что он снова может набрать силу, когда выйдет на теплые воды Гольфстрима в районе Дайтоны-Бич на восточном берегу Флориды. На его пути лежал Орландо. Я прикинул траекторию движения "Роберта" на карте и увидел, что он будет приближаться к нам еще в течение часа, а потом начнет удаляться. Будет хуже, пока не станет лучше, как говорят американцы. Предстояло пережить как-то этот час, хотя до полного выхода из трехсоткилометровой орбиты урагана еще далеко, часов шесть или восемь. Завыли обычно безголосые американские собаки. С ревом пронеслась пожарная машина, спешила, как на пожар; какой пожар может быть под таким ливнем?! Сообщили о первых жертвах харрикейна. Было удивительно, что трое людей погибли не под обломками зданий, а от инфарктов. Шустрые репортеры немедленно произвели свои липовые расчеты ущерба, нанесенного ураганом, заговорив о сотнях миллионов долларов, и даже посочувствовали страховым компаниям, которым придется выплачивать страховки. Нашли о ком беспокоиться, эти ушлые дельцы выйдут с прибылями из любого харрикейна, так как он даст им повод немедленно взвинтить цены, не вызывая при этом слишком громкого ропота населения. Странный народ американцы: не представляют себе жизни без страховок и одновременно люто ненавидят тех, кто предоставляет их. Я решил этот вопрос проще: у меня нет ни одной страховки, даже автомобильную отменил, начиная с этого года, и заменил ее на "сертификат самостраховки". Зачем платить всю жизнь за то, что может случиться, но может с таким же успехом и миновать. Если случится, что ж поделаешь, такова судьба, как-нибудь переживу, выкарабкаюсь, по крайней мере не буду в стаде, которое на свои кровные деньги содержит банду легальных жуликов. И я всегда помню, что свою долю несчастий получил сполна, и хуже уже просто быть не может. В Америке люди умеют считать деньги и отдают себе отчет в том, что страхование - самообман, но они все никак не могут забыть Великую Депрессию, она стала американским синдромом. Харрикейн еще не прошел, он может повернуть в любом направлении, но если посчитать мои убытки на данный момент, они составят не более $50, а страховка дома, даже самая скромная, стоит около $500 в год, тут и первоклассник легко сосчитает, что выгоднее. Весь трюк с выколачиванием денег на страховки заключается в свойственной людям мистической боязни будущего. От жизни не застрахуешься, это знали еще в России, когда говорили "знал бы, где упадешь, сенца бы постлал". Я решил покориться этому будущему, каким бы оно ни было, я - фаталист. Сила ветра пошла на убыль, но дождь продолжал лить, как из ведра. И в этот момент, когда события уже складывались к лучшему, погас экран телевизора - где-то была повреждена линия электропередачи. В таком случае нельзя придумать ничего умнее, чем лечь спать, что я и сделал. Утром ярко светило солнце и с Мексиканского залива дул легкий бриз. l - Мистер Чертов? - Да. Я стоял возле окошка, где обменивают валюту, когда ко мне приблизился человек лет сорока, явно латинского происхождения: рубашка навыпуск - гуайябера, их носят все кубинцы в Майами, оливковое продолговатое лицо с усиками ниточкой, иссиня-черные густые блестящие волосы и сверкающие темные глаза. - Нет смысла терять время в очереди, я обменяю, сколько вам по-требуется. - Что-то жесткое было в его лице, и я не был полностью уверен, что это именно тот человек. Он почувствовал мое колебание. - Вы не ошиблись, я - деловой партнер сеньора Гидальго. Мы отошли в сторону. В аэропорте было людно и шумно. Я поставил чемодан между ног и хотел было достать из внутреннего кармана пиджака конверт с деньгами, но он остановил меня: - Только не здесь, пожалуйста, - он говорил на безупречном анг-лийском, гораздо более чистом, чем мой; такой язык может быть только у людей, проживших долгие годы в англоязычной стране в молодом возрасте, - давайте выпьем кофе. Мы вышли из здания аэропорта и направились к машине - ее мотор работал, и за рулем сидел молодой парень точно такого же обличья, как встретивший меня человек, только рубашка у него была другого цвета и усики - другого фасона. Мы поехали по направлению к городу. - Вам не приходилось бывать в Картахене? - Я никогда до этого не был в Колумбии. - Картахена - замечательный город, вам следует обязательно по-смотреть его. Его внешняя любезность не скрывала полностью хищную повадку, и я вдруг вспомнил, как водитель открывал багажник, чтобы положить мой чемодан, и из-под приподнявшегося края гуайяберы показалась кобура пистолета. Может быть, мне не следовало покидать аэропорт. - Меня зовут Гонзалио, а фамилия - Гонзалес. Многие американцы считают такое сочетание забавным, хотя в Латинской Америке это обычное явление. Я назвался, и мы пожали руки. Машина остановилась на узкой средневековой улице с красивыми двух- и трехэтажными домами испан-ской архитектуры: балконы с витиеватыми металлическими ограждениями и решетки на окнах первых этажей. Он что-то сказал по-испански шоферу, и машина укатила. - В машине остался мой чемодан! - вдруг спохватился я. - Шофер отвезет его в номер, который мы заказали для вас. - Я, право, не собирался задерживаться в Колумбии. - Вы многое потеряете, если не посмотрите Картахену. Это было логично, и я согласился с ним. Мы пили кофе, очень вкусный и еще более - крепкий. Я передал ему два довольно увеси-стых конверта со стодолларовыми ассигнациями - он сунул их в боковой карман, не пересчитывая. - Мистер Гонзалес, я бы чувствовал себя спокойней, если бы вы проверили сумму. - В этом нет необходимости - я знаю, что сумма точная. - Все-таки, пожалуйста. - Нас нельзя обманывать, кто сделает это, будет считать оставшиеся дни жизни очень недолго. Слово "нас" было акцентировано так сильно, что мне стало не по себе. - Я учился в колледже в США, бизнес администрэйшн, и прожил там около десяти лет. - Это сразу видно по вашему отличному английскому. - Спасибо. Мне и теперь приходится иметь дело с американцами по роду моего бизнеса. - Вы тоже экспортируете какао, как мистер Гидальго? - О, нет, совсем другой бизнес, хотя он тоже связан с экспортом и тоже сельскохозяйственной культуры. Сеньор Гидальго не говорил вам? - Что он должен был сказать? Он посмотрел на меня и промолчал - вопрос повис в воздухе; он словно обдумывал, стоит ли удовлетворять мое любопытство, и решил, что стоит: - Торговый оборот моей фирмы и наших коллег по экспорту составил в прошлом году со странами Европы и США десять миллиардов долларов. Правда, компании, в которой я работаю, досталось всего четыре миллиарда. Ничего себе "всего", подумал я, сомнительно, что весь торговый оборот Колумбии достигает такой цифры. - Я знаю, что Колумбия полностью обеспечивает свои внутренние по-требности в нефти, но не больше. Неужели кофе приносит такие деньги? - Нет, не кофе, - теперь он смотрел мне прямо в глаза, - кокаин и марихуана. Я вдруг почувствовал, как капельки пота покатились по моей спине, и машинально вытер бумажной салфеткой взмокший лоб. - Вот это да! Выходит, я теперь тоже в этом бизнесе! Значит, сеньор Гидальго обманул меня. Он засмеялся: - Вовсе нет! Гидальго действительно экспортирует какао. У него возникли финансовые затруднения, мы предложили помощь, и он принял ее. - Вы предоставили ему заем? - Я все надеялся на благополучное окончание, но почувствовал внутри неприятный холодок и понял, что влип. - Он продает какао и имеет возможность легально ввозить валюту, мы такой возможности не имеем и платим ему 10% от суммы, которую он передает нам. - Отмывка, кажется так это называется? - Совершенно верно. Вы привезли $19,500, сеньор Гидальго получит $1,950. - Человек, который переслал мне дополнительно деньги из Калифорнии, тоже ваш? - Нет, он - торговый агент Гидальго. Мы передаем деньги ему, так много, сколько он в состоянии переправить, не вызывая подозрений. Вы случайный попутчик, денежный мул, как мы называем. - Сеньор Гонзалес, вы, надеюсь, отдаете себе отчет, что это звучит оскорбительно для меня. - Из-за мула? Простите, я не имел в виду обидеть вас, просто объяснял положение дел. - Не только это, я не хочу иметь ничего общего с такого рода бизнесом. - Теперь я могу посчитать это оскорблением: вы презрительно отзываетесь о роде моих занятий, но я не буду обижаться, а лучше попробую объяснить вам кое-что. Не знаю, известна ли вам история моей страны. Колумбия всегда была аграрной страной, и вывозили все то, что росло на ее земле - кофе, бананы, какао. На этом много не заработаешь, и все сливки оставались в карманах элиты, а фермеру едва хватало, чтобы прокормиться. В нашей стране всегда были враждующие группировки, и вся наша история - это сплошное насилие и пролитие крови. Мы убивали друг друга с таким увлечением, что когда дело коснулось внешней защиты, у нас не осталось на это сил. Я имею в виду время, когда США отняли у нас Панаму, сделав ее "независимой" и получив от нее согласие и землю для постройки канала. Колумбия такого согласия не давала, чего церемониться с ней, это всего-навсего еще одна "банановая республика". - Его голос усилился, и в нем прозвучала горечь. - Ну и что из этого, - возразил я, - американцы называют штат Айдахо "картофельным". Там хорошо растет картофель, большая часть населения штата так или иначе связана с его производством; они снабжают им всю страну. В Айдахо вывели хорошие сорта и полностью механизировали все работы, связанные с выращиванием, хранением и транспортированием; там неплохо зарабатывают и не считают обидным, что их называют "картофельным штатом", они гордятся этим. Но в Айдахо нельзя выращивать бананы, даже если очень захочешь. Бананы хорошо растут в Гватемале и Коста-Рике. Выращивайте их, пользуйтесь дарами земли, на которой вы живете. Но, чтобы хорошо зарабатывать на бананах, надо разработать агротехнику этой культуры, механизировать все работы и наладить непростое хранение бананов в условиях тропического климата. - Вы помогли мне приблизиться к главному вопросу. У нас растет кока, которую нельзя вырастить нигде, кроме Южной Америки. По-явился продукт, на который есть большой спрос; по законам свободного рынка нам следует воспользоваться конъюнктурой, производить как можно больше и продавать, пока условия не изменятся. Не тут-то было! Ваше правительство считает допустимым диктовать нам, что сеять. Я это имел в виду, когда говорил о "банановой республике", - презрительно-пренебрежительное отношение к стране третьего мира. - Но вам известно, что производство и продажа наркотиков запрещены в Штатах законом. - Это ваше дело, можете запретить даже секс, потому что он способствует распространению СПИДа. При чем здесь мы? Какое право имеете вы посылать в Колумбию особых агентов, вертолеты и даже своих солдат, чтобы проводить в жизнь закон, которого у нас нет? - Это делается с согласия правительства Колумбии, не так ли? - Нашим правительством управляет элитная кучка, состоящая из богатых бизнесменов, политических лидеров, представителей церкви и армии. Они правили страной почти два столетия и не хотят понять, что времена изменились. Их ненавидят во всех слоях населения, у нас одних партизанских групп с десяток. Слыхали, может быть, о движении М-19? Они захватили в 1985 году Дворец Юстиции в Боготе и устроили в нем кровавую баню - мы не имели ничего общего с этой акцией. - Не нравится правительство - смените его, у вас свободные выборы. - Мы пытались договориться с ними, в 1984 году мы встретились в Панаме с представителями правительства, я был на этих переговорах. Мы предложили оплатить национальный долг Колумбии, составлявший в то время 12 миллиардов долларов, в обмен на прекращение практики передачи американцам наших людей. Мы хотели перевести все наши деньги в Колумбию и инвестировать их в национальную экономику. Нам отказали... Он говорил спокойно и уверенно, только в некоторые моменты я мог заметить признаки глубокой эмоциональности, когда его голос вздрагивал или руки начинали терзать салфетку. Он был широко образованным человеком, с глубокой верой в то, что делает. Речь шла не о деньгах, вернее - не только о деньгах. Меня снова удивил его язык - культурный, временами почти академический, без намека на непристойности или сочные выражения. Я вспомнил полемики с Джоном и улыбнулся. - Если все обстоит так, как вы рассказываете, почему бы вам не выставить на ближайших выборах своих кандидатов? Может быть, вы не делаете этого потому, что вам нечего надеяться на поддержку населения? - Вы глубоко заблуждаетесь! Это простительно, так как вы меньше одного дня в стране. Если хотите, я хоть завтра отвезу вас на несколько десятков километров от Картахены на восток вдоль карибского побережья; я покажу вам Барранквилу и Санта-Марту, Риохоча и просто фермерский дом. Это была когда-то одна из самых бедных областей Колумбии. Мы взяли эту область под контроль и обеспечили фермерам такие доходы и экономическую стабильность, которых они и во сне не видели. Они растили бананы и жили в лачугах впроголодь, теперь они живут в отличных каменных домах, имеют телевизоры и автомобили. Я имею в виду не отдельных людей - мы говорим о таких цифрах, как 50 тысяч фермеров и еще столько же, работающих на нас непосредственно. - И они выращивают... - Марихуану и коку. Эти люди будут голосовать за нас на выборах. Мы строим на свои деньги стадионы и детские площадки, целые районы новых домов, в которые переселяем бедняков из трущоб, мы покупаем игроков для национальных футбольных команд, помогаем пострадавшим в стихийных бедствиях и просто даем бедным людям деньги. Они знают, что если обратятся к нам за помощью, они ее получат. - Это должно было дать результат. - Результат был. Один из моих коллег, сеньор Ледер, создал свою политическую партию и стал ее лидером. Мой босс, сеньор Эскобар, был выбран в Конгресс в 1982 году. Но нас не устраивают темпы элита не хочет делить власть, а мы не хотим дать им еще одно столетие безраздельной власти. Через три часа и десятка чашек кофе мы вышли на улицу. - Если вы дадите мне свой билет, я пошлю человека зарезервировать вам место. Пробудете пару дней в Картахене? - Я теперь не уверен, что вообще полечу в Эквадор. - Пожалуйста, не делайте этого! Сеньор Гидальго не имеет никакого отношения к нашему бизнесу. Он затеял какое-то строительство, не рассчитал свои возможности и вынужден был принять наше предложение, чтобы не обанкротиться. Как я понимаю, он нанял вас, чтобы вы помогли ему выбраться из ямы, в которую он так опрометчиво попал. Это часто случается с бизнесменами-латино. - Мачизм? Он улыбнулся: - Можно назвать и так. Я не хочу, чтобы наша беседа разрушила планы сеньора Гидальго. Я занимаю довольно высокое место на иерархической лестнице нашей организации, и совершенно не мое дело - получение такой мизерной суммы от, простите, денежного мула; у нас есть люди, которые только этим и занимаются изо дня в день. Почему я встретил вас? Я считаю, что для успешного руководства крупномасштабным бизнесом мне необходимо покидать свое кресло время от времени, чтобы взглянуть собственными глазами на полевые операции. - Как Якокка выходит иногда к сборочному конвейеру. - Я не уверен, что ему приходится иметь дело с таким бюджетом, как у меня. Мне было интересно поговорить с непредубежденным человеком. Совершенно случайно выбор пал на вас; нам было известно, что вы - инженер, имеете докторскую степень, вот я и решил встретить вас. В таких ситуациях я проверяю самого себя. Я решил остаться в Картахене еще на один день. Гонзалес проводил меня к отелю и сказал, что машина отвезет его, а затем будет в моем распоряжении. Он предупредительно взял у клерка за стойкой регистрации план города и отметил на нем места, которые мне следовало посмотреть. Я обратил внимание, что он пользовался паркеровской авторучкой с золотым пером - такие продаются в магазинах на Пятой Авеню в Нью-Йорке, где самый дешевый костюм стоит около тысячи долларов. - Мистер Чертов, водитель машины останется с вами, пока вы будете осматривать город. Дело в том, что в Картахене, как и в любом другом портовом городе, много криминальных элементов. - Спасибо, но мне не нужна охрана, я оставлю паспорт и деньги в отеле - нечего будет красть. - Сразу видно, что вы не знаете Колумбии. Вам перережут горло за мелочь в кармане. - Неужели так серьезно? - В Картахене не воруют, а грабят. Это опасно. - Если это так, то и шофер не поможет, он не может знать всех подонков в лицо. - Ему и не нужно - они знают его. - Начинаю верить в вашу силу. - И не ошибаетесь. Первым делом я посетил могучий форт, охранявший вход во внутреннюю гавань от набегов пиратов.
      Испанцы называли его пиратом, англичане - сэр Фрэнсис Дрэйк. В 1586 году корабли под его командой вошли в наружную гавань Картахены и стали на якоря. Испанский губернатор и его войска наблюдали за Дрэйком с пляжа и потирали руки: они приготовили хорошую ловушку и ждали, когда мышь окажется в ней. Очевидное направление атаки - внутренняя гавань - защищалась фортом и погруженной под поверхность воды цепью, которая не пропустила бы атакующие корабли. У губернатора были в распоряжении две тысячи человек - испанские солдаты, индейцы, свободные негры и негры-рабы на веслах двух галер. Это была хорошая защита, но не против Дрэйка. Ночью он высадил тысячу человек десанта у основания полуострова, на котором находился форт. Это была его излюбленная тактика: видимость атаки с моря и удар в тыл силами сухопутного десанта. Испанцы предвидели возможность такого маневра: их рабы прорыли ров и возвели вал поперек узкого перешейка полуострова, а перед ними замаскировали колья с отравленными остриями: укрепление обороняли 750 человек, и две галеры прикрывали его огнем своих пушек. Губернатор Де Бусто не знал, куда последует удар, и вынужден был распылить свои силы в нескольких направлениях; Дрэйк мог сконцентрировать свой удар в одном месте. Солдаты Дрэйка обнаружили отравленные колья и обошли их по мелководью пляжей, держа ружья над головой. За час до наступления рассвета англичане были у вала - их встретил огонь пушек и ручного оружия. Атака была молниеносной - испанцы не успели перезарядить аркебузы и побежали в беспорядке к городу. Картахена - столица Испанского Мэйна - была в руках Дрэйка. Шесть недель, пока шли переговоры о выкупе, англичане грабили дома. Дрэйк по-требовал выкуп 400,000 дукатов и обещал сохранить город. Испанцы стали торговаться. Тогда Дрэйк приказал поджечь часть города: он стоял на балконе дома, принадлежавшего испанскому гранду, жизнерадостный, привлекательный, победоносный; его лицо было обветрено и обожжено солнцем; он смотрел на пожар. Испанцы отдали все, что у них было - несколько дней тяжело груженные мулы доставляли золотые слитки в резиденцию Дрэйка. Он отказался принять выкуп за форт и разрушил его, предварительно сняв с него 80 пушек. В переговорах с испанцами он был вежлив, приветлив и гостеприимен, как обычно. Победители покинули Картахену со 110,000 дукатов в слитках и не забыли прихватить с собой бронзовые колокола с церквей. Дрэйк подарил своей королеве на Новый год огромный изумруд, один из трофеев Картахены; никто и не подозревал до этого времени, что изумруды могут быть такими неправдоподобно большими. Дрэйк был необыкновенным человеком. Он совершил кругосветное плаванье, захватил десятки городов, сжег - еще больше, взял в бою более 500 кораблей и обогатил английскую казну на миллионы дукатов. Заглянул он и во Флориду и шутя овладел фортом Сент-Огостин. Ниже среднего роста, но плотный и сильный, с круглой головой и высоким лбом, рыжевато-коричневыми волосами, светлой бородкой и удивительными глазами, которые поражали всех: большими, широко открытыми, яркими - они горели светом, шедшим изнутри. Он любил музыку, был остроумен в разговоре, мог часами изучать карты и составлять новые. Его записи во время плаваний касались не только географии и навигации, но включали также тщательные зарисовки птиц, зверей и деревьев. Он обладал необыкновенным талантом предвидения возможностей и проявил исключительную смелость. Великий мореплаватель и выдающийся флотоводец принимал личное участие в боях с саблей и пистолетом в руках. Его правую щеку прорезал шрам от ранения стрелой. Что было удивительно в его жестокий век - он обращался с пленными гуманно. Он был полон противоречий: мог тянуть с командой корабля канаты, грузить бочонки в баркас, заходя в воду по плечи в своей адмиральской форме, но гневался, когда подчиненные обращались к нему с непокрытой головой. Он был удостоен в Англии величайших почестей: королева Елизавета посвятила его в рыцари. Сэру Фрэнсису Дрэйку было присвоено звание адмирала, его избрали мэром города Плимут и членом Парламента. Он служил своей стране всю жизнь и, когда ей грозила опасность со стороны Великой Армады испанцев, сыграл важную роль в ее разгроме. Он был одним из тех, чьими усилиями создавалась Британская империя. Ф. Дрэйк вышел из народа (его отец был бедным фермером, обвиненным в конокрадстве) и с 13 лет начал работать на море. В 1596 году, когда адмирал Фрэнсис Дрэйк умер от дизентерии в своей последней экс-педиции в Панаму в возрасте 55 лет, его имя знали во всем мире. Такое восхождение было тем более удивительным в Англии XVI века, где "голубая кровь", происхождение, ценились выше личных достоинств человека; он был "self made man". Очень немногие люди были более известны при жизни, чем он. Им восхищались, его ненавидели, ему завидовали. Его имя увековечено в названиях на географических картах. Испанцы люто ненавидели его, и его смерть отмечалась во всей Испании под звон церковных колоколов и была воспета Сервантесом и Лопе де Вега.
      Полуостров Бокагранде, где когда-то высадил десант Ф.Дрэйк, был застроен многоэтажными домами и роскошными виллами, они заменили мангровые заросли. Поверхность воды во внутренней гавани перед фортом была абсолютно гладкой, и в ней отражались плывущие по небу облака. Через горло перешейка полуострова можно было увидеть полосу прибоя со стороны открытого моря и пляжи, усеянные людьми. В самой узкой части перешейка, где когда-то разыгралась кровавая битва, проходила асфальтовая дорога, а от вала и рва не осталось и следа. Я пошел в сторону старого города, обнесенного толстыми крепост-ными стенами. Уже смеркалось, и в городе стали зажигаться огни. Некоторые улицы были такими узкими, что балконы домов, расположенные на противоположных сторонах проезжей части, почти встречались над твоей головой. Все дома были в хорошем состоянии, и где-то в этой части города я увидел мемориальную доску, сообщающую, что Картахена является "...частью мирового исторического наследия..." и находится под охраной ЮНЕСКО. Мой телохранитель мог связать несколько слов по-английски, и этого было достаточно, чтобы он провел меня к дому, в котором жил Дрэйк во время своего полуторамесячного пребывания в городе. Я увидел также кафедральный собор, с которого люди Дрэйка сняли и увезли с собой колокола. Теперь колокола висели снова на отстроенной в более поздние времена колокольне. Во всех испанских городах балконы функционируют, а не только украшают дома, как в Европе и США; на них выращивают цветы, с них наблюдают за жизнью на улице и делают это даже во время дождя - иначе зачем над балконами устроены крыши? Для защиты от солнца они расположены слишком высоко. Я шел по городу: люди с балконов наблюдали за уличной жизнью, отдыхали, поливали цветы или читали; двери были открыты, и вечерний бриз шевелил занавески в полосе света из комнаты. Жители первых этажей не имели балконов и выносили стулья на тротуары, собираясь целыми семьями и включаясь в жизнь на улице - они словно боялись пропустить важные события. К сожалению, как почти во всех испанских городах в Южной Америке, да и в самой Испании, улицы почти лишены зелени, если не считать цветов на подоконниках и балконах. Скрытые прожекторы подсвечивали величественные портал и купол Дворца Инквизиции, выполненные в стиле барокко. Из открытых дверей кафе доносились звуки музыки, люди сидели за выставленными на тротуары столиками, и среди них я не видел туристов - наверное, сеньор Гонзалес был прав. Повстречалось несколько открытых фаэтонов в одноконной упряжке, и цокот подков гулко раздавался в каньонах узких улиц, отражаясь многократным эхом от стен. Когда я лег спать, в голове был настоящий сумбур, история перемешалась с настоящим: многочасовой разговор с Гонзалесом, атака Дрэйка, очарование старого города, телохранитель на таких внешне спокойных улицах. Требовалось некоторое время, чтобы все стало на свои места, - я уснул. На следующее утро, едва я успел умыться и побриться, приехал Гонзалес и мы заговорили о Картахене. - Вам не приходилось слышать, что сказал английский историк Тойнби о Картахене, когда увидел ее крепостные стены? "Из-за них Южная Америка не говорит по-английски." Я хотел было напомнить о сэре Ф.Дрэйке, но пощадил его патриотические чувства - он был очень любезен и гостеприимен. - Может быть, я преувеличиваю, может быть, Картахена не так прекрасна, как это кажется мне, может быть, это потому, что я родился здесь. - Нет-нет, город красивый и интересный с любой точки зрения, и я очень благодарен вам, что надоумили посмотреть его. У меня на это есть еще весь сегодняшний день. - Вы завтракали? - Только собираюсь. - Давайте позавтракаем вместе, так как я, наверное, больше не увижу вас. Мы сидели в кафе, и разговор на этот раз начал я: - Подведем некоторые итоги нашей вчерашней беседы. Мы оба согласны, что законам следует подчиняться. Уточню - законам своей страны. Вы считаете, что Штаты не имеют права распространять свою юрисдикцию за пределами страны, ни под каким демагогическим соусом. Так? - Пока все так. Мистер Чертов, вспомните годы "сухого закона", когда канадская промышленность работала изо всех сил, стараясь напоить не только своих граждан, но и жаждущих американцев. Никому и в голову не могло прийти потребовать запрещения производства спиртных напитков в Канаде на основании того, что это способствует распространению алкоголизма в Штатах. Более того, элита вашей страны использовала создавшуюся обстановку для личного обогащения, возьмите, к примеру, хотя бы семейку Кеннеди. - До сих пор я согласен с вами. Правительство имеет право издавать любые законы для своей страны, только для своей. Закон начинает нарушаться, когда вы доставляете свой продукт на территорию Штатов, в тот самый момент, когда вы переступаете границу.