Владимир Шандриков
      "Блатной фольклор. Тексты из архивов и лагерных альбомов"
      Тексты подготовлены И. Ефимовым Все песни даются по расшифровкам фонограмм авторского исполнения. 1-14,23,31-45 - концерты 1977 г. в Одессе. 15-17, 19-22, 25-30 - недатированная запись начала 1980-х гг.(?) 18,46,47 - концерт 1981 г. Комментарии и названия песен - авторские. Содержание: 1. Один за всех 2. Показания невиновного 3. Неумышленное убийство 4. Элениум прими и без истерик... 5. Обобрали ветви яблонь... 6. Утренняя песня 7. Мои берега 8. Песня о цвете 9. Воспоминание о будующем 10. Заядлый курильщик 11. Кузькина любовь 12. Маски 13. Нету чуда 14. Созидатель 15. Песня страителя 16. Житейская песня или Разговор с могильщиком 17. Вот и все. Отшумел, отбузил навсегда... 18. Как-то раз пьяный в две дуги... 19. Грустная вокзальная 20. Вот я и снова стою на пороге... 21. Многостоящий утюг 22. Я и мой сосед Хаим 23. Ресторанные Дюймовочки 24. Про подземную вселенную 25. Все кругом 26. Утро вечера мудреннее 27. Воровская любовь 28. Мне тридцать три 29. Песня без названия 30. Моя память 31. Песня про русского Ивана 32. Современная любовь 33. Вроде я - не манси... 34. Баба Дуся 35. Они и мы 36. Я сегодня мимо церкви проходил... 37. Разговор у редактора 38. Атавизм 39. Соленые рубашки 40. Песня про клопов 41. Тишина 42. Эх, мальчики, мальчишечки... 43. Мясокомбинат 44. К девчушке три пьяные лба приставали... 45. На смерть друга 46. Здравствуй,Мань! С приветом Вася!.. 47. Лунная серенада или Любовь с первого взгляда 48. Баллада о граненом стакане
      1. Один за всех Это я тренировался в блатном жаргоне... И вот получилась такая песня: В понедельник после Пасхи, Мне тогда - хоть удавись! На работе для отмазки Нужен был больничный лист. Без него хана и крышка, Я же знаю наперед Кадровичка-замухрышка Только этого и ждет! И прощай, станок сверличный И родной завод, браток, И до боли мелодичный В пять часов его гудок. Масть не хезает, куда там! Чую - точно пролечу! Сделал морду я лопатой И к знакомому врачу. А в больничке, что в тюряге, Ногу некуда ступить. Все мечтают, бедолаги, Бюллетени получить. Приканал в регистратуру, Сел на рыжий табурет, Измерять температуру, А ее, заразы, нет! Тут сиповка эта - Надя Говорит ехидно мне: "Симулируете, дядя! Вы ж здоровые вполне." Я кричу: "Жалеть не смей ты, Враз кажи меня хрычу!" А она : "Вот хоть убейте! Не пущу я вас к врачу!" Ну и что - что пахнет водкой! Не пропустишь ежли ты, Я тебе сейчас, ментовка, Зараз выколю шлифты! Тут вахлак один прыщавый, Как с плаката "Помоги!", На защиту стал шалавы, Начал парить мне мозги. "Дескать, вы не хулиганьте...", То да се... Я приструнил: "Ах ты пидар, пес поганый, Что ли ты меня поил?!" И, зайдяся от обиды, Защищая свою честь, Я паскуду эту, гниду По прыщавой роже - хлесь! Раздербанил ему рыло, Попинал его в живот. И не знаю - чтоб там было Не восстань больной народ. Вобщем, масса это - сила! Против массы не попрешь. Масса сходу позвонила: Дескать, "драка и дебош!" Чую: лажа, вилы, зона И менты, уж тут как тут. Я окно разбил со звоном, Не поймают - не возьмут! И свалил бы без базара, Укатил бы на таксе, Да куда! Ведь там ментяры Тренированные все! Цапанули возле бани, Я споткнулся, как на грех! И теперь по-новой, Саня, Отвечай один за всех... И теперь по-новой, Саня, Отвечай один за всех... 2. Показания невиновного Теперь послушайте вторую серию предыдущей песни. Называется "Показания невиновного". Это песенка от лица человека, который только что освободился из мест не столь отдаленных, но, тем не менее, грустных. И надо же было так случиться, что по стечению некоторых обстоятельств, его в этот же день снова арестовывают. И вот, доставленный в райотдел милиции, он дает, примерно, такие показания. Он, конечно, как всегда, не виноват. Ну я откинулся, какой базар-вокзал! Купил билет в колхоз: "Большое дышло". Ведь я железно с бандитизмом завязал, Все по уму, но лажа все же вышла. Секи, начальник, я все честно рассказал И мирно шел сюда в сопровожденьи. Ведь я железно с бандитизмом завязал. Верните справку о моем освобожденьи. Секи, начальник, я гулял на склоне дня, Глазел на шлюх и мирно кушал пончик. И вдруг хиляет этот фраер до меня, Кричит: "А ну, козел, займи-ка мне червончик!" Все закипело, по-натуре, вовнутрях, И трохи я меж рог его не двинул. Но нас сознанию учили в лагерях, И я сдержался, даже шабера не вынул. Я подарил бы ему кровные рубли, Но я же сам торчал из-за гоп-стопа, И я сказал ему: "Коллега, отвали! Твое мурло в угрях не нравится мне что-то!" Что б в БУРе сгнить мене, начальник, если лгу. Но если б ночью эту рожу паразита Поставить рядом с моей жопой на углу, Все заорали бы: "Смотрите, два бандита!" Я без понтов ему: "Продергивай, малыш! Совет даю путевый, все законно. Ты ж за червонец на червонец залетишь. А там не здеся, землячок,там все же зона." Но он, хамло, хотя по виду и босяк, Кастетом, бес, заехал мне по морде. Тут сила воли моя кончилася вся. И вот я тут, а морда эта в морге. Секи, начальник, я все честно рассказал И мирно шел сюда в сопровожденьи. Ведь я железно с бандитизмом завязал. Верните справку о моем освобожденьи. 3. Неумышленное убийство Прошло немножко времени и мне сказали как-то: "Ты не можешь третью серию написать?" Я написал. Снова чувак страдает. Опять ни за что. Называется: "Неумышленное убийство". Он, как всегда, опять не виноват. Вот сами послушайте: Когда Иртыш рыдал в лучах заката, Ночь опустилася над нашею судьбой. Прости меня, но я невиноватый, Что ты ушла, как говорится, в мир иной. В тот день аванс мы с другом получили И, чтоб немножечко облегчить кошельки, В пивбаре мы, как патриоты Чили, Добыли пиво и гнилые шашлыки. Потом еще чего-то где-то взяли И осушили это дело натощак, А закусь взяли с Вадькой на вокзале И в том же поезде коньяк за четвертак. Нам проводник помог достать и выпить, Сам все какие-то нахваливал края. Потом сказал: "Вообще не поздно выйтить, Через минуту будет город Бития." Нас в Битие маленечко побили, Но наши денежки осталися при нас. Сознанье наше, так сказать, определили... За что незря предупреждал товарищ Маркс. Я помню все, хоть, правда, и в тумане Сперва был порт, потом - автовокзал. Вино и женщины плескались в ресторане, Куда швейцар нас почему-то не впускал. И вот когда Иртыш в лучах заката... Ночь опустилася и я пришел домой, Как плакал я в подол твово халата Скупой и нежною мужицкою слезой! "А-ну, дыхни!", - сказала ты сердито. Я сделал вдох - как часто обдурял. Тебя ж обдало чем-то ядовитым, Хоть я ту флягу... Я в тот день не потреблял! "Дыхни еще!", - воскликнула Татьяна. А че дыхать? Сама понять должна Ну был аванс... Ну я маленько пьяный... Дыхнул и - мертвою вдруг рухнулась жена! Мне будет суд, ведь Таня в мире теней Там за толкучечкою будет почивать. Где прокурор? Я с ваших позволений Поправлю холм ее, годочков через пять. Судите меня, о, судьи дорогие! Я о пощаде не прошу и не молю! Пусть призадумаются многие другие За жизнь нетрезвую, алкашечью мою. Мне страшен суд, тюремные одежи, А, может, мне еще и сделают расстрел. Одно прошу: учесть, однако, все же Она: "Дыхни мене!", а я ведь не хотел! 4. Элениум прими и без истерик... Эмоциональной молодой женщине Тане Чесноковой была написана песня. Когда я прочитал ее текст, я потом пожалел. Элениум прими и без истерик! Я ухожу, считаться - не спеши. Кому - находка, а кому - потеря Растраченные клеточки души. Чего таить, душа не ночевала Там, где я сам недавно ночевал. И нет конца - где не было начала. Я часто это чуял по ночам. А если так, все это - середина, Душевный тюль, дешевый компромис... А где-то ж есть красивая вершина, Из чувств и мыслей сотканная высь. На эту высь, хотя б на половину, Хочу взойти, отнюдь не в облака. Обвал? - Ну что ж, подставлю под лавину Духовных сделок мыльные бока. Покуда жив, жива моя надежда Порвать поводья собственных удил, Хоть знаю я, что в будущем, как прежде, От прошлого никто не уходил. Когда на санках чувственных хотений Летим вразнос, забыв про "не спеши!", Без синяков немыслимо паденье С лихих ухабов собственной души. Запретный плод стал достояньем моды, Вопрос желаний сделался простым. Отсюда - ахи, охи и разводы, Что мы любить и чувствовать спешим. Элениум прими! Я без ухарства И без ехидства, но не веришь ты... Досадно. Что ж, однако, нет лекарства От перекосов жизни и судьбы. 5. Обобрали ветви яблонь... Обобрали ветви яблонь Шалые ветра. Обворованный сентябрь Плачет по утрам. Осень рыжая крадется, Подбирая лист. Болью в сердце отдается Паровозный свист. Не зови, ведь я не мальчик! Душу не тревожь! Вдруг все это, как и раньше Голубая ложь. Не шепчите мне, березы, Про ее глаза. Не кричите так нервозно Ночью, поезда. Что со мною? Ради Бога, Стихни, шум шагов! К ней немыслима дорога Через сто веков. Все что было - позабыто... Канули деньки, Но зеленые - "открыто" Дразнят огоньки. Слезы стекол ветер лижет, Мчатся провода. Иль сейчас ее увижу Или никогда... 6. Утренняя песня Я сегодня до зари встану, И все стекла, что побил - вставлю. За бодягой, хошь схожу к нашим, Только ты меня прости, Маша! Ну я премию пропил, малость, Чтой-то с памятью моей сталось... С кем-то дрался я, видать, зубьев мало... Маш, а где мой воротник? Не видала? Вот овчарку я изгрыз по запарке, Пол-отреза на унты, это - жалко... Взял с Аркашкой я флакон "Мицне бяло", А за углом, как не дели, все же мало. Тут - окуда не возьмись - этот ухарь. Отоварились ведром рассыпухи. Не скажу я - чтобы нам было в тягость, Но, по совести, Марусь, ох, и гадость! А "Степная" пошла исключительно... Мы сдурели с нее, сатаны! Помню все, как сейчас, окромя вытрезвителя, Где с меня через голову сняли штаны. Ты уж, Марья, извини меня, гада, Но пятнадцать-то колов снесть им надо. Пред иконою клянусь профбилетом: В Чернолучьи отдыхать будем летом! Ну чего ты на меня клохчешь? Я те звезды подарю - хочешь? Сходим нынче же в кино, кстати - праздник! Пить не буду перед тем, душу язвить... А пока, хоть грамм, налей, я ведь маюсь. И за все, что натворил, каюсь. Слышь, а чей-то я в бинтах, Марья? Ох, мне встретить бы того парня!
      Мне ж от той рассыпухи одни невезении И в организме сплошной перекос... Просыпаюся утром и в недоумении То ль стравило меня, то ли это - обычный понос. 7. Мои берега Мой кораблик - судьба - под названием "Жизнь" Сел на мели в надломах и трещинах. Хочешь - пой, хочешь - пей, только крепче держись, По барометру бури обещаны. Песни будут потом, а пока недосуг, Я в ином измерении гордости. Где же бакенщик - друг? Мне туманом вокруг Пелена из обмана и подлости. Где ж мои берега? Я их должен найти, И, как парус, душа располощется. Неужели - хана? Сквозь туман не пройти, А на твердую землю так хочется! Серой чайкой вдали, неоставившей след, Пролетают года по-над волнами. Я, наверно, устал и немного ослеп. Различаю в ночи только молнии. Не пойми-разбери где друзья, где враги? Часто те и другие ненадолго. Постоянны одни, разве только, долги, А вот их то как раз и не надо бы! Простота чьих-то душ, как гречиха в полях, Колосится открытая начисто, И обидно когда, словно мины в домах, В людях спрятаны ложь и предательство. Только мать и могла вывесть формулу дня, Пусть не ново, но это и бедово: Если деньги ушли, а за ними друзья, То, выходит, друзей просто не было. Видно, Боги, шутя, в день рожденья меня Не святой окропили водицею И, как хлеб аржаной, всю судьбу для меня Густо смазали крепкой горчицею. Так бывает в груди солено, горячо, Что ни женщин, ни водки не хочется! А на верного друга тугое плечо Опереться порою так хочется. Что ж, я с мели сошел, позади страх и риск, Можно шпарить в любом направлении, Я стараюсь наверх, но меня сносит вниз, А внизу - в низком все измерении! Где ж мои берега? Я их должен найти И, быть может, еще разпогодится. Но туман позади и туман впереди, А на твердую землю так хочется! А на твердую землю так хочется... 8. Песня о цвете Отношения людей бывают разные: Голубые, пожелтевшие, красные. А бывают потускневшие, серые И бывают как лучи солнца первые. А бывают рассиропленные, пряные И бывают как листики ранние. А бывают непонятные, спорные И бывают откровенные черные. Где же мой любимый цвет - цвет огня. Столько лет его ищу и все зря. Неужели так всю жизнь пройду? А я цвета своего не найду. Мимо женщины идут распрекрасные В платьях ярких, как пожар, а души разные. Есть сиреневые, синие, алые, Как глубокие моря и реки малые. Где-то ж временем закрыт и мой родник, Грудью бьется он об лед, гранит. И, как я, не признает любовь-марево, Ждет огромную любовь как зарево. Столько сполохов вокруг от любви, Где ж ты огниво мое? Позови... Где ж ты зарево мое? Засветись... Где же ты, моя любовь, моя жизнь? Все друзья мои давно, сверстники, Спутниц жизни и любимых встретили. Все по цвету и в цвет подобрано, И живут себе на радости по-доброму. Только я всегда один, все - вдвоем. Только я пою совсем ни о чем. Только я вздыхаю ночью и днем... Я ж мечтаю все о пламени своем. Мы в застенках своих бытия Осуждаем друг друга, а зря! Лучше каждый пусть спросит себя: "А каков же по цвету сам я?" Я себя ищу в потоке разноцветия. Я в расцвете, но каков же по цвету я? Может быть, моя душа не зеленая, А коричневая, ржавая, казенная... Ведь в мозаике поступков столько разного, Столько легкого, расчитанного, праздного, Столько желтого, лживого, опасного И так мало откровенного красного. Где же мой любимый цвет - цвет огня. Столько лет его ищу и все зря. Неужели так всю жизнь пройду? А я цвета своего не найду. 9. Воспоминание о будущем Собралися, помню, у меня В День Советского Строителя, Посидеть немного грудищем В размышлениях о будущем. Попришли все братцы-кролики, С нашей стройки алкоголики. Я предложил: "Будем чокаться Мы пореже, чтоб не чокнуться." И в глаза сказал гостям я: "Так! Чтоб без фокусов и чтоб без драк!" "Да мы ж на отдыхе железные," Мужики кричали трезвые. В семь собрались все строители И к восьми всю водку выпили, А как бражку, гады, выжрали, Кошелек у жинки выкрали! Но мы после разбиралися, Все как есть попередралися, До утра друг друга буцкали Табуретками и бутсами. А на утро оказалося, Что ничего и не терялося: Кошелек лежал у горнице Меж грудями у покойницы. Одному теперь расстрел из нас, Семерых под суд ведь отдали, А супругу за рассеяность В морг напротив оприходали. На всю жизнь запомню зрительно День Советского Строителя... Вот, сидим на нарах грудищем И вспоминаем мы о будущем. 10. Заядлый курильщик Ох, замучил кашель по ночам, И свистят у горле петухи, Аж соседи в стеночку стучат, Дескать, "сейчас же, падла, прекрати! Ты же этим буханьем, свинья, Живо ребятенка искалечишь! А ежели чахотка у тебя Почему, паскудина, не лечишь?!" И жена стращает все меня: "Дыму в хате вечно как в аду! Выбирай: куренка или я? А не то я к свекру уйду!" "Издеватель, Гитлер и злодей" У Матрены стало поговоркой. Занавески, видите ли, ей И одежу провонял махоркой. Ну, вчера аванец я сполна На мохру сдержал, так что ж скулить! А вдруг опять с германцами война? Веник мне тогда курить? Я, вообще-то, если б не курил И не пил, заразу, "Солнцедар", Так давно б "Фиат" себе купил, А Матрене - автосамовар. Корефан недавно мне сказал: "У тебя ну нету силы воли..." Да я разов четырнадцать бросал, Семь из них еще в начальной школе. С ним пошел я на спор, только так, Что не закурю уже ни разу. Так выспорил, а после у Колька Пузырек и крышку к унитазу. Мы тогда успели в Гастроном, Этот случай надо же обмыть. Ну а если выпил за углом Как тут можно чтоб не закурить? И с тех пор гыкаю по ночам, Прям, не кашель, а тигриный рык! Разрывает душу по частям Этот самый недушевный хрип. Сердце что-то стало барахлить И тошнит чегой-то по утру... А, может, правда, меньше надо пить? Может, правда, много я курю?.. 11. Кузькина любовь Это такая трагическая поэма, которая посвящается работникам Большереченского Райпотребсоюза, где она якобы произошла. На Молоканку, малость под хмельком Пришел тады, маманька попросила. А ты, Клавдея, вместе с молоком Сквозь сепаратор сердце пропустила. И так гипнозом женским обожгла, Что все во мне мужицкое заныло. Ты б черта в рай свести тогда могла, И для него б ужасно это было! Ну то да се, я смел после вина, Спустя чуток, в ботве мы оказались. Ушла за лес тактичная луна, Поскольку мы в светиле не нуждались. А после встав с сырого чернозема, От репеев очистились мы оба, И ты, крестясь, сказала мне: "Кузьма! Антихрист мой! Люблю тебя до гроба!" Я взял и столб ближайший своротил, От слов твоих умножилися силы. В порыве чуйств на грабли наступил, Но искры с глаз приятны даже были! То боль души, я плачу наповал, Ведь у меня ж любовная отрыжка. Будь я поэт - я б кровью написал О нас с тобой увесистую книжку! Хотя б про встречи те у лопухов, Что были нам мягчей любой постели. Хи-хи, ха-ха! И так до третьих петухов, А спать притом - ни грамма не хотели. Что лопухи! Мы раз силосный стог, Шутя, любя, без трактора умяли! Вот только жалко кирзовый сапог, Что в яме там силосной потеряли. Я свадьбу уже задумал - честью-честь, Моя родня на все была согласна, Хоть ты была такая как ты есть Косая и корявая ужасно. Я рассуждал: хромая - что ж с того? Во сне храпишь - смотри какое диво! А в остальном - мы ж пара сапогов, И нам, как есть, сойтись необходимо. Чин-чином мы готовились гулять, В Сельпо набрав, что было там получше, И первачу нагнали ведер пять, И браги чан, на всякий там на случай. Гостей считать примались на пальцах, И округлялась цифирка родни: Пятьдесят один со мною это - нас, Плюс сорок девять с ейной стороны. Да все б ниче - тут Гришка рассказал Как он имел тебя на косовице, Потом дружку по-бухарю отдал За полмешка подмоченной пшеницы. Я - в кулаки, он божится дитем! Я до Петра: "А-ну, мол, подтверди-ка!" И он матерится, оченно при том, Ну и дела, сбирали ползунику! Клавдея, ты ж устосала меня! Как в клуб пойтить? На людях появиться? До свадьбы ведь осталося три дня, А мне б сейчас на месте провалиться. Выходит что ж - зазря цвела картофь И нам луна за скирдами светила? Да это ж сплошь обман, а не любовь, Коль у тебя с другими дело было! Я понял все. Не стоишь ты меня. Обидно лишь и жалко даже стало Что завчера зарезал кабана, А подождать - так сколько б было сала! Да что - кабан, когда я сам - лопух, В твоем лице не разглядевши черта, Не верил сплетням грамотных старух Что у тебя сто тридцать три аборта. Как жить теперь? Под ложечкой сосет, У глаза тик. Не вынесу измены! Однако, знай: я отомщу за все И на вожжах повешусь в ваших сенях! Ужо ясно: за гробом не пойдешь, не спросишь люд и где моя могила, А что с тебя, паскудина, возьмешь? Ведь ты ж до гроба только и любила! Прости за почерк, криво я пишу И может что сказал не очень лестно. Прости за все! На веки ухожу, Сдержала б только старенькая лестня. 12. Маски Как в театре - наклейка ресниц, Строим волосы, речи и глазки, И как часто нам истинность лиц Заменяют фальшивые маски. Чуть-чего - передернем лицо, Ну а если к тому же хитер Сам себе я тогда сразу все: Режиссер, драматург и актер. И поди, угадай - чтобы враз, Как билет лотерейный из круга Без ошибки, рискнул бы на глаз Выбрать сходу врага или друга. У мужчин этих масок по сто, А у женщин - по сто тринадцать, Жизнь - спектакль, отнюдь, не простой... Людям свойственно гримироваться. Кто есть кто? Мне бы проще вполне По китайскому сдать бы экзамен! Круглосуточно, даже во сне, Каждый в роли какой-нибудь занят. Отличи подлеца от отца, Разберись где жена, а где - кто жена, Отыграем мы жизнь до конца, Что поделаешь! Так уж положено... Маски всюду с собою таскаем, Как ключи от вонючих квартир, Даже в ангелов мы же сыграем, Посещая при людях сортир. Паразиты поют нараспев И в расчете скромны для острастки, Ну а дети, слегка повзрослев, Примеряют родителей маски. Где ж конец театральных границ, Где не похоть, а истинность ласки? Это жутко - иметь вместо лиц Восковые елейные маски. Но, видать, до скончания дней Предстоит нам еще ошибаться, Принимая врагов за друзей, А друзей видеть в роли свиней... Людям свойственно гримироваться. 13. Нету чуда Совершенно новая песня, которую я написал в марте месяце, семьдесят седьмой год. Называется"Нету чуда" Новогодняя зима Пьяно закружила. Говорят, что ты меня Зло приворожила. Если так - то где же вы, Сладостные чары, Знаки качества любви? Я ж как волк в овчарне. Не хвала вам, а хула. Все вранье и бредни. Не колдуньей ты была, Даже и не ведьмой. Просто в жизни иногда Так порой бывает, Что в другие города, От всего и навсегда В ночь уходят поезда, А их не провожают. Вот и праздник, - и гостей Густо, очень густо! Почему же на душе Грустно, очень грустно? Елка, свечи, полусвет, Тайный звон посуды... Только сказки, все же, нет... Нету, все же, чуда... Тосты, шутки, серпантин, Записи - что надо! Только я не Алладин, По причине ль, без причин, Ты одна и я один, Где-то с кем-то рядом. Со слезами танцевать Глупо и без смысла. Память просит заказать Танго вместо твиста. Как ресницы запушил Новогодний иней, И не водкой опьянил Вечер синий-синий. Знаю, где-то далеко, Но сегодня точно Очень будет нелегко Врать глазами в потолок, Память стиснувши в комок, Этой зимней ночью. След Дюймовочки простыл. На супер-Робин Гуда Променяла принца ты. Ну а где же чудо? В шубке ходишь дорогой, Денежки имеешь, Только шубкой меховой Душу не согреешь. Новогодний стол накрыт, Царственное блюдо, Все чудесно с виду, но Не хватает чуда. А без чуда - ерунда На горчичном масле. Все - сплошной самообман, Вот и нету сказки! Если чудо есть в вине, Тяпни лучше спирта. Вся супружеская жизнь Нечто, вроде флирта. 14. Созидатель ...Почему я пишу много про алкашей? Мне вот часто говорят: "Ты что - сам пьяница, наверное?" Должен вам сказать, что я вообще человек непьющий. Видите, неожиданно, да?.. Вот Жарова тоже... все считали, что он пьяница, а он совершенно непьющий был человек. Просто я пишу потому про них так много, потому что мне представляются эти люди очень забавными. Когда они пьяные, с ними происходят разные такие всевозможные интересные каверзы... Вобщем-то люди эти в основном безобидные, до поры - до времени, конечно... Пьянство - зло, одним словом, у нас очень сейчас радио и телевидение, печать работает на это... Ну и я, в том числе, включился в это международное движение, и вот у меня одна из песен из серии "Сознательных алкоголиков", называется: "Созидатель" Пусть я алкаш, я это не скрываю. Зарплата вот - в мешочках возле глаз, Но я же план им делать помогаю, А гамазин как раз напротив нас. Там есть отдел, где часто без обмана, За дурь в мозгах, рассудку вопреки, Уходят из дырявого кармана Не сосчитать - какие пятаки! Минздрав прозрел в секретах и советах: Опасно, мол, куренье сеет страх! Тот лозунг есть давно на сигаретах, Но почему-то нет на пузырях. Выходит что ж - нам водочка полезна, Нет слов на ней о вредности для масс, А коли так - прощай, мой рупь железный! Пора идти - одиннадцатый час... Жена ворчит и вечно катит бочку, А мы под пиво добыли леща. Тихушник пусть глотает в одиночку, А пролетарий - он любит сообща! Аванс ушел, как будто не по делу, Но мой расход оправданный вполне, Я, может быть, помочь хочу отделу План натянуть и тем помочь стране! Мечтаю я, сдирая с носа глянец, Не лучше ль взять ее удешевить, А чтоб вокруг поменьше было пьяниц Вообще к чертям собачьим запретить! Но нет, нельзя, я понял это сразу, Не зря ж молчит всезнающий Минздрав. И я глушу, глушу ее, заразу, А тут Минздрав по-моему не прав. Назло себе мы с детства пьем и курим, Хотя б могли без этого вполне, Но откажись от этой самой дури Все винзаводы станут по стране. А я не враг, ведь все же - производство! И чем могу - всегда помочь горазд. А с виду все обыденно и просто Пора идти - одиннадцатый час. Я ж говорю, я тоже созидаю, А винотдел как раз напротив нас. Жена, отстань! На сборы опоздаю. Пора идти - одиннадцатый час. 15. Песня страителя Но это не того строителя, который строит там из кирпичей здания и прочее, а который страивает у магазина. Что за время, что за нравы? Не найдешь нигде отравы! Запретили рассыпуху за углом! Вот стою, как образина, На углу у магазина С глубочайшего похмелья, но с рублем. Это что же? Это что же? Не одной знакомой рожи! Я не вижу в Гастрономе корешей! Где Витек, Олег, Сережа? И Вована нету тоже, Поредело наше племя алкашей. Как всегда, пришел на стремя Начинать пора бы, время! А соседей в подворотне ни души. Где вы, други-бедолаги? Неужели все в тюряге? Иль хужей того - измена, алкаши? Кто в больничке, кто на зоне, Исчезаем как бизоны, В вино-водочном отделе - спокойняк. А я с рублем своим измятым Здесь кажусь придурковатым, Два часа толкаюсь трезвый, как дурак! Нас, как зайцев, в одиночку, В основном, конечно, ночью На машине милицейской из-под фар Ловят, крутят и сажают, Поголовно истребляют, Где ты, время золотое, "Солнцедар"?! Пили мы его ковшами С корешами-алкашами, Было дело, что про это говорить! Потихонечку шустрили И двоили, и троили, А теперь, выходит, надо шестерить! Провались, земля и небо! Я шестеркой сроду не был, Но и трезвым не привык, ядрена мать! Засмеют меня соседи, Не узнают Вася с Федей, И жена домой не пустит ночевать. Это что же? Это что же? Не одной запитой рожи! И куда с рублем податься алкашу? Нет, ребята, так не гоже! Дело - сажа и рогожа, Я, однако, куда надо напишу. 16. Житейская песня или Разговор с могильщиком По небу плыли хмуро облака. Я в путь последней друга провожал. Само собою вырвалось: "Пока!" В ответ венок бумажный зашуршал... А-ну, земляк, давай стакан на круг, Хоть слово я давал себе - не пить. Ушел еще один хороший друг, Его не возвратить, не заменить. И землекоп, старательно кряхтя, Свой раскладной стаканчик предложил: "Да будет пухом мерзлая земля Тому, кто в этой жизни не дожил..." За нашу жизнь - жизнь отдали отцы, Их схоронили, умных, молодых, А в жизни процветают подлецы, И кровососы рядятся в святых. Ну почему, морали вопреки, Неколебима истина во зле? Что лучшие на смерть обречены А идиоты ходят по земле? Мой кампаньон, немного захмлев, Ему чужое горе - в пять кубов Сказал, что "все мы - гости на земле Живем во власти праведных Богов..." "Прибрал Господь!" - Я слышу там и здесь. И зло берет за мертвых на живых! Что, если Бог на свете все же есть, То почему он так несправедлив? На нас глядит Всевышний свысока И выбирает лучшего раба, На небеси там тоже, видно, план И, как у нас, за качество борьба! Вот почему, морали вопреки, Неколебима истина во зле, Что лучшие на смерть обречены А идиоты ходят по земле. И там в цене людская доброта, И простота душевная в цене. На простака же как на дурака Потом глядят Всевышние Небес. 17. Вот и все. Отшумел, отбузил навсегда... Аркадию Северному посвящается, хотя настоящая фамилия его - Звездин. Он умер в тот же год, что и Высоцкий, только он умер в апреле (в год Олимиады это) а Владимир в июле. Вот и все. Отшумел, отбузил навсегда, Отлюбил, сколько смог и отплакал, страдая. Небосклон зачеркнула шальная звезда, В путь последний тебя на земле провожая. Сколько звезд в темноте посылают нам свет И торопят людей к неизбежному часу. Говорят - звездный свет к нам идет много лет, Может это и так, только я не согласен. Ни врагов, ни друзей на могиле теперь. Только мать про тебя никогда не забудет! А еще над полынью заплачет апрель, Он всегда по весне приходить к тебе будет. В изголовье твоем расцвела бузина, Символично вполне - побузил ты немало! И басил нараспев: "Наливайте сполна!" Но вина, как всегда, до утра не хватало. Ты и пел про себя часто с рюмкой в руке. Жизнь насмарку пошла по распутистым тропкам, Растворилась дождинками в мутной реке По граненым стаканам и маленьким стопкам. По кофейням смурным, по лихим кабакам, По квартирам чужим, на сомнительных девочек Расшвырял, расбросал ты, как деньги, года Шелухою пустых и сощелканных семечек. И носило тебя, как осиновый лист, Ты менял города, колесил, а не ездил! Для блатных - умер Северный, клевый артист, Для меня человек по фамилии Звездин. Сколько спето тобой, сколько выпито вин, Сколько было друзей и хороших товарищей, Но сдается что был и в толпе ты один, Одиноким как здесь на заброшенном кладбище. Что же нам, что же нам по законам земным Час у каждого свой, он пробьет в этой вечности. Так звони же, звони, красный цвет бузины, Ты, как песня, как стон о судьбе человеческой. 18. Как-то раз пьяный в две дуги... Как-то раз пьяный в две дуги, Бражку пить я не стал. Потянуло на подвиги Я от бабы сбежал. Помню ямы и рытвины, От жены уходил, В кабаке под закрытие Триста грамм засадил. Настроенье прибавилось, Вот и то, что искал. Мне чувиха понравилась, Ну и к ней я пристал. Было зябко и холодно, Мелкий дождь моросил. Мы случайно с ней встретились На стоянке такси. Были шансы уменьшены Познакомиться с ней, Мне ж подобные женщины Снились только во сне. Ну а эта красавица С сигареткой в зубах Не могла не понравиться, Помню, взял даже страх. Оставалось представиться Джентельменом лихим И, стараясь понравиться, Я читал ей стихи. Но влюбленная логика Подсказала наить: Что без яркого подвига Мне здесь неча ловить! И, как Гамлет Шекспировский, Как нежней я спросил: "Вам, простите, не в Кировский? Я поймаю такси." Как дите непорочное, Улыбнулась она. В это время полночное Вышла, сука, луна. И при свете мерцающем Враз икать перестал. Дорогие товарищи! Я жену в ней узнал. Провалиться осталося, Хмель покинул меня... Предо мной улыбалася Дуська, баба моя! 19. Грустная вокзальная Это, по сути, дела первое мое стихотворение которое я написал в своей жизни. Написал я его много лет назад... Лет, наверное, семь. Называется: "Грустная вокзальная" Я уезжал, представьте, уезжал... Меня совсем никто не провожал, А если кто и был из провожал Так это - сам седеющий вокзал. Мычали тепловозы, как быки, Стучали по перрону каблуки И каблучки модерные девиц, И каблуки вагонных проводниц. А было очень жарко и тесно, И грустно было и чуть-чуть смешно. И пуст, казалось, вовсе был перрон, Хотя пустым и вовсе не был он. Все провожали и встречали, Смеялись, плакали, кричали... И я смеялся и кричал Внутри, а внешне я молчал. И мне хотелось жарких слов, Обьятий, поцелуев и цветов. Увы! Я был никем непровожаем, Хоть был всегда я всеми уважаем. Но вдруг, желанные, сквозь шум и гам, Перрону по ушам, вагонам по сердцам Ударили слова "Счастливого пути!" И стало легче чемодан нести. Я взял слова, положил в кошелек. В том кошельке я лучшее берег. Мне показалось, это для меня И для других, таких же как и я. Кому не жали на прощанье рук, Кого не провожал ни брат, ни друг. Я, диктором растроганный, сказал: "Спасибо, друг, седеющий вокзал!" 20. Вот я и снова стою на пороге... Это - чисто биографичная песня. Посвящаю ее своей матери. Вот я и снова стою на пороге, Вязаный коврик топчу, В верную дверь из неверной дороги Нервно, как дятел, стучу. Старые шторы старинной работы, Та же герань на окне, И пожелтевшие старые фото Так же висят на стене. "Здравствуй, Маманя!", и на пол вязания Падает серый клубок. Шею мою оросила слезами: "Господи! Ты ли, сынок?