Александр Шамес
      Чашка кофе по-турецки
      Никогда вопросов глупых
      Сам себе не задавай,
      А не то еще глупее
      Ты найдешь на них ответ.
      Григорий Остер
      "Вредные советы"
      Они любят стриптиз?
      Они получат стриптиз!
      "Наутилус-Помпилиус"
      "Князь Тишины"
      От Автора
      Все события, описанные в этой новелле, никогда и нигде не происходили. Вернее - почти не происходили. Или - не происходили почти. Это - как Уважаемому Читателю будет угодно. Если Ваш внимательный глаз обнаружит некоторое сходство главных героев с реальными, быть может, хорошо Вам знакомыми людьми - не удивляйтесь. Так оно и есть. Но не напрягайте свою память попусту. Взгляните на фотографию в своем портмоне, подойдите к зеркалу...
      - Ну вот, приехали... Картина художника Репина "Не ждали"! Не ждали? Не надо кокетничать хотя бы перед самим собой! Я сделал это вполне осознанно и результат был также вполне предсказуем. Все до омерзения логично и ясно. Остался лишь один маленький вопрос, крохотный такой вопросик: "Что же мне теперь со всем этим делать?" Сделать вид, что ничего не произошло и продолжать жить как раньше?.. Нет, совершенно невозможно! Мне и до того было совсем не просто. М-м-м-да, не просто. Не. Просто. Жить. С...
      Я добивался Ее лет десять. Рассказать кому-то - не поверят. И что еще невероятнее всего - добился! Позвала, ведь сама позвала! (В трудную минуту? От скуки? "...Для развлеченья и веселья...", - как пел когда-то кумир наших Сашка Градский? А может, ее обуял острый приступ снисходительной влюбленности? Кто ж Ее знает?! Ведь это - Она!) Милостиво указала на подобающее мне место подле себя. Дозволила прикоснуться, нет, более того - припасть... Вот тут-то я и размяк! Не простак, вроде, но ведь так хотелось поверить!.. Закрыл глаза на все Ее предыдущие художества. Вернее, убедил себя в том, что уже можно закрыть глаза. Приказал себе, хотя уже тогда знал достаточно. Самообман, самовнушение, что угодно, но - всерьез поверил: с этой минуты все будет по-другому. И я уже - другой. И Она - другая. Новые люди - Ева и Адам, решившие на ....дцатом году жизни наконец обустроить свой маленький приусадебный Эдем. Счастливые... Глупец, разве мыслимо это - без насилия изменить саму Природу? Попробуй-ка, уговори птицу не летать! Только подрезав крылья, можно добиться требуемого воспитательного эффекта. Вот так и с нами - возможно ли убедить меня отказаться от этой жуткой смеси единственной, первой (и последней!) любви с постоянной, саднящей как открытая рана, ревностью? А Ее - от... М-м-м.... Какая боль!.. Зачем же я все-таки это сделал? Проклятый ревнивый дурак! Впрочем, поздно. Все уже поздно. Даже проклинать себя. Я прекрасно понимаю, что есть только один выход. Но еще боюсь, даже мысленно, произнести - какой. Да, только...
      Он поднялся, вернее, словно подброшенный катапультой, выскочил из уютных объятий мягкого кресла и заторможено огляделся. Привычная обстановка: софа, книжные полки, столик, телевизор, кресло... Мягкое, уютное кресло взывало к покою и умиротворению. Но Он был уже неподвластен гипнозу обыденности вещей. Он перешагнул порог, разделявший прежнюю жизнь, до краев заполненную планами, проблемами, желаниями и привычками, от жизни будущей, в которой оставалось только одно - финальная сцена. В эти мгновения проклятое кресло не ассоциировалось с привычным атрибутом мирной жизни. Он смотрел на велюровые подушки, а видел... Электрический стул! Место казни, аутодафе. Место своей смерти. С того момента, как он собственной рукой запустил самоубийственный ритуал, прошло не более получаса. Да, экзекуция продолжалась совсем недолго, но муки приговоренного были ужасны. Теперь предстояло поставить последнюю точку в сценарии того странного, тянущегося десятилетия спектакля - казнить Ее и уйти вместе с ней... Куда? Он всегда полагал себя материалистом, а потому имел все основания быть уверенным - в Никуда. Иначе... Иначе и там, куда уходят, все с фатальной неизбежностью повторится опять...
      Она тихо посапывала, привычно раскинувшись на своей широкой софе. Локоны роскошных каштановых волос живописно разметались по подушке. Совершенный овал спокойного лица вполне мог бы принадлежать уснувшему ангелу. Полурасстегнутая мужская рубашка (Она так любит надевать на себя вместо ночнушки мужские рубашки! А эта-то чья? На мою не похожа...) обнажила чуть тяжеловатую, прекрасной классической формы грудь молодой женщины-матери. Твердый, слегка коричневатый сосок манил немедленно, вот прямо сейчас, прикоснуться к нему кончиками пальцев, языка и ощутить жаркую волну той самой дрожи, которая всегда охватывала Ее в моменты, когда Она была готова принимать ласку...
      - Ну, нет, с-с-сука! Больше так дешево ты меня не купишь! После всего мне безразличны, нет, более того - отвратительны твои пушисто-розовые прелести!.. Впрочем - вру. Опять сам себе вру! Да я с радостью припал бы губами к этому удивительному чуду и забыл обо всем, если... Но в воспаленном мозгу с настойчивостью предсонного комара все звучит, звенит, резонирует громовыми раскатами Ее милый, с легкой хрипотцой, голос - жуткие слова, которые Она изрекала с детской непосредственностью пьяного вдрабадан человека всего менее часа тому...
      Справедливости ради следует сказать, что Она не была пьяна. Она вообще потребляла спиртное только в мизерных дозах за компанию, и уж тем более невозможно было напоить Ее до такого состояния, чтобы Она начала говорить правду о себе. Он всегда поражался тому, как, порой жестоко, строго и логично умела Она регулировать взаимоотношения с самыми разными людьми. Все было под контролем - деньги и карьера, семья и дружба, встречи и расставания, нежности и печали. Сначала на уровне интуитивных ощущений, а далее - сопоставляя и анализируя, Он осознал, что ему причитается лишь небольшая, строго определенная доля Ее. И, естественно, Его начал мучить сакраментальный вопрос: кому же достается все остальное?
      Болезненно обнаженными нервными окончаниями прирожденного ревнивца Он подмечал штришки, случайно выпадавшие из-под контроля Ее могучей воли. Пятнадцатиминутное опоздание (Я же Женщина, дорогой!) Едва заметный след на бедре (Ой, наверное, ударилась где-то?) Странный, не ко времени, телефонный звонок с тягостным молчание в трубке (С работы, милый мой, дежурство, ты же знаешь.) Насмешливые заспинные перемигивания приятелей на товарищеской вечеринке (Да не обращай ты внимания на эти дебильные шутки!) Прогрессирующее нежелание заниматься любовью столь же активно и весело, как это было в самом начале их совместного пути (Что-то я стала сильно уставать на работе, дай отдохнуть, потерпи до завтра, ладно?) Мелочи? Шаловливая память вела скрупулезный учет этих мелочей. Неопределенность накапливалась, усиливалось тягостное ощущение беды и безумное желание действия. (Есть определенное сходство между психикой полубезумного - а такими являются все паталогические ревнивцы - человека и готовым к взрыву ядерным зарядом. Масса недомолвок и подозрений лавинообразно нарастала и очень скоро переросла критическую, что, в полном соответствии со всеми законами, инициировало взрыв - Он больше не мог терпеть.) Ему немедленно потребовалась определенность. Неважно какая (Идиот!), но - определенность.
      В принципе, проверка такого рода подозрений - дело техники. Но в этом случае все не так-то просто. Заниматься слежкой просто глупо. Это гнусно и недостойно взрослого интеллигентного (каким Он себя всегда считал) человека. К тому же, Она - дьявольски наблюдательна и хитра. Заметит хоть что-нибудь устроит скандал. А Ее скандалов (О, тайфун - легкий ветерок по сравнению с этой бурей отрицательных эмоций) Он панически боялся. Попробовать поговорить напрямую? Да Она тебя так отделает, что потом сам же будешь чувствовать себя не только оплеванным, но и виноватым. А, может быть?.. Да, похоже, единственное решение - именно в этом.
      - Помню, пару месяцев назад Фред рассказал, что у них в Конторе (именно так молодые сотрудники Управления Внутренней Безопасности ласково именовали свое жутковатое учреждение) при допросах (которые, впрочем, склонные к эвфемизмам коллеги Фреда называли не иначе как беседами) стали применять новый импортный препарат - фолтсамин. По-простому - сверхсовременный вариант пресловутой сыворотки правды. Всего несколько капель гестаповского зелья в вежливо поданном во время беседы стакане воды, глоток - и ты радостно и страстно сообщаешь о своих близких, друзьях и приятелях все, о чем ласковому собеседнику придет в голову тебя спросить. И даже намного более того. Очень удобно. Наука на службе у человечества! Успехи химии и фармакологии существенно облегчили следственную работу по "выявлению идеологически неустойчивых и враждебно настроенных элементов, а также подонков, пытающихся покуситься на стабильность нашего великого Государства" (цитата из выступления шефа Управления перед ограниченным контингентом работающих в нашем Научном Центре активистов). Ни тебе дыбы не надо, ни "испанского сапога". Такие пошлые и наивные приемы как, к примеру, иглы под ногти либо ущемление половых органов дверью, уходят в далекое прошлое. Даже печально известному детектору лжи полиграфу - придется в недалеком будущем занять (достойное) место в секретном музее Истории Управления.
      Вот этих-то самых успехов фармакологии (Черт бы их побрал!) мне и не хватало. Да, много слов пришлось вывалить на голову бедного Фреда, прежде чем удалось (Удалось!) уговорить его сорганизовать мне приватную встречу с ихним начальством. Сыграл на психологии - они очень любят, когда "гнилая интеллигенция" сама к ним приходит. Дальше - совсем просто. Простодушный рассказ о том, что в малодоступном простым смертным зарубежном паранаучном журнале (В библиотеке нашего Центра попадаются и такие!) прочел о подобного рода препаратах, а от (далеких, конечно) приятелей из кругов идеологически неустойчивых прослышал, что кто-то где-то здесь уже испытал эту штуку на собственной шкуре. Да, так вот, если бы удалось добыть хоть немного исходного вещества для анализа, я в своей лаборатории попробовал бы это лекарство синтезировать. В общем, понавешал всяческой научной и околонаучной лапши на их отягощенные государственными заботами уши. Люди они, как правило, серьезные и не слабонервные. Но я был почти уверен, что стремление выпендриться перед центральным руководством является лучшим стимулом для легкого пренебрежения строжайшими ведомственными инструкциями. И действительно, возможность первыми в Конторе получить вожделенную сыворотку в больших количествах (а сейчас препарат где-то там крали и через третьи страны привозили сюда) перевесила их профессиональную подозрительность, помноженную на соображения высокой секретности. Да и куда я (в случае чего) тут от них денусь? Итак, после первой же (к моему удивлению) встречи с лицами, принимающими решения, я стал обладателем небольшой, но вполне достаточной для задуманного мной эксперимента дозы. Это было вчера. А сегодня... Сегодня был сам эксперимент.
      Что ж, фолтсамин оправдал оказанное ему компетентными органами доверие и блестяще продемонстрировал поразительную эффективность. Я узнал все. О, дьявол, именно - все!.. Теперь я должен, нет, просто обязан Ее прикончить. Сейчас, немедленно! И себя, кажется, - тоже. Ибо знание этого и нормальная жизнь - две вещи несовместные, как говаривал один из моих предшественников по сведению счетов с близкими людьми - Сальери. Лично мне желательно также покинуть подлунный мир как можно скорее и по чисто техническим причинам Контора не простит мне фокус с препаратом. Рано или поздно они меня достанут. Впрочем, об этом лучше не думать. Тем более сейчас, когда решение принято. Самое время сосредоточиться и продумать, как наиболее изящным способом обставить наш уход из жизни. Да, я (после всего) - скорее мизантроп, чем альтруист. Но и обвинить меня в эгоцентризме никто не вправе. Даже сейчас я не могу не думать о наших близких - родных, друзьях. Они-то ни в чем не виноваты! Их наша гибель не должна превратить в мишень для злых языков и бюрократических расспросов. Ее дочь, моя мать - им ведь еще жить и жить. Обрушить на них весь этот позор? Именно поэтому я не могу просто убить Ее, а потом - себя, оставив записку с банальным: "В моей смерти прошу никого не винить..." Вариант парного самоубийства, инсценировать которое совсем просто, тоже не проходит. В глазах нашей патриархально-тоталитарной общественности это - не меньший грех, чем убийство. Что же остается? Думай, голова, думай! Тем более, что думать тебе больше уже не придется. Надо использовать весь, годами неизвестно для чего накопленный потенциал, именно сейчас, в последнем рывке...
      Ух! Несчастный случай! Нужно инсценировать несчастный случай! Как же я сразу не допер до такой элементарной вещи?! Очевидно, стресс сильно притупляет даже незаурядные умственные способности. Действительно, несчастный случай - то самое искомое правильное решение. После - лишь легкая рябь слухов и версий. И - ничего более. Никаких расследований, копания в грязном белье и перемывания костей. Кто же станет оспаривать очевидное? "Трагически ушли из жизни в самом расцвете сил..." (Это из предполагаемого некролога). Осталось лишь продумать все детали. Подробно и тщательно, так, чтобы и комар носа не подточил. Сложно? Ну, не сложнее, чем, к примеру, расшифровка структуры любой мало-мальски закрученной биомолекулы. А уж в этом-то я не одну собаку съел. Как и в разгадках тайн тысяч прочитанных мною детективных романов, повестей и рассказов. Ну чем я глупее Честертона или какого-нибудь там Жапризо? К тому же, у меня сейчас стимулы есть. Могучие стимулы - ненависть и... злость на себя!
      На мгновение Он отвлекся от своего суицидального творчества и поймал себя на том, что по-прежнему продолжает стоять перед самой софой и невидящими глазами напряженно смотрит прямо в лицо спящей. К счастью, Она не относилась к слабонервным натурам, воспринимающим, даже во сне, чужой взгляд как укол. Пребывать в фокусе восхищенных (мужских) и завистливых (женских) взглядов было неотъемлемой частью Ее жизни. А потому, как ни в чем не бывало, Она продолжала спать. - Очень хорошо. Пусть спит. - Он вовсе не хотел причинять Ей боль. (Ей?.. Да я просто не способен на это!) Он резко встряхнул головой, пытаясь освободиться от сентиментальных воспоминаний и настроиться на более деловой лад. Взгляд переместился с лица на грудь, скользнул ниже... - Вот тебе раз! Про этого Он совсем забыл: на обнаженном бедре покоилась потешная лохматая морда с кокетливо загнутыми на кончиках стоячими ушками. Это Тоби, Ее любимый скотч-терьер. Тоже мирно посапывает во сне, псина собачья! Какая идиллия...
      - Мы взяли его совсем крохотным щенком. Он был девятым в помете - отходы, брак, Муму - кандидат на утопление. Совсем был слабый, даже из соски есть не мог. Мы кормили его с пальца, заливали молоко пипеткой, не спали над ним ночами, забывая при этом даже заниматься любовью. (Хотя именно тогда проживали свой самый активный брачный период.) И мы его выходили! Щен рос на наших глазах, грыз туфли и мебель, учился (долго, но небезуспешно) не гадить на ковры. А когда подрос, то, повинуясь древним охотничим инстинктам, проявил весьма дурные манеры. Как-то: любил с размаху залетать под диваны и шкафы, очевидно, принимая эти щели за вожделенные лисьи норы, передушил всех окрестных голубей и перекусал всех окрестных собак, не взирая на их размеры и породу. Как он относился ко мне? Охотно гулял со мной и просто обожал, когда я почесывал его розово-шерстяное брюшко. Но Ее, Ее он боготворил! Всегда (что большая редкость для этих своенравных и гордых псов) встречал Ее, подползая на брюхе, радостно помахивая обрубком того, что в соответствии с созданным живодерами собачьим дизайном должно было считаться хвостом. А когда ему доставалось съесть что-нибудь из Ее рук, он приходил в состояние совершенно неописуемого блаженства. Она была для него всем - более чем Хозяйкой, Богом. А я... Я и для него был другом временным. Приходящим и уходящим. Просто удивительно, как любимая собака со временем становится похожа на своего хозяина. Даже внешне. Очень скоро я стал замечать, что на обращенной ко мне шерстяной терьеровской мордахе все чаще стало появляться то же хитрючее и презрительное выражение, каким иногда удостаивала меня его хозяйка. Бывало, Тоби вдруг гордо поворачивался ко мне хвостом и даже от традиционного чесания брюха отказывался напрочь. Очевидно, он свои шестым собачьим чувством воспринимал Ее сиюминутное отношение ко мне и реагировал соответственно. А временами бывал со мною весьма и весьма мил. Я обратил внимание, что именно в эти дни и Она была совсем моя. Не нужно обладать могучим аналитическим умом, чтобы понять: Она и Ее собака связаны странной, полумистической, но реальной связью. И этот пес, которого я всегда любил как частицу Ее, так же предавал меня, как и Она. А потому... Потому сегодня ты, мелкая бородатая тварь, разделишь нашу судьбу.
      Он вышел из гостиной, где несколькими минутами ранее завершился роковой эксперимент, в коридор, а оттуда - на кухню. Его мозг лихорадочно просчитывал какие-то гиблые варианты. Ничего по-настоящему толкового не выходило. Пожар, наводнение, падение кометы - в голову лез какой-то совершеннейший бред, мало подходящий для сценария замысленного идеального убийства. Его взгляд бессистемно падал на кухонный стол, стулья, микроволновую печь (Облучить Ее, что ли? Полная бессмыслица!), стоящую на газовой плите джезву (или, как ее часто называют в наших краях - турку - единственный сосуд, в котором можно сварить приличный кофе). Ножи, вилки... Стоп! Тормози, проехали! Какая-то идея, еще не оформленная, но показавшаяся очень важной, молнией блеснула у него в мозгу - и исчезла! Исчезла?..
      Так, какой из этих предметов мог показаться мне подходящим для выполнения плана? Спокойнее, спокойнее, нужно попытаться восстановить цепь мыслей и ассоциаций и отмотать ее назад. На что же я смотрел, когда идея промелькнула? Вилки, ножи... Стоящая на горелке газовой плиты джезва и лужица засохшего, выкипевшего при заваривании, кофе под ней... Вот, наконец, оно! Кофе! Все, близкие и далекие, знали, что Они оба одержимы страстью к настоящему черному кофе по-турецки. Он и только он вообще имел право называться кофе. Не какая-нибудь растворимая бурда, не американизированный, пахнущий горячим пластиком экспрессо, не молочно-шоколадное извращение, названное сладострастными итальянцами каппучино, но - хорошо и тщательно заваренный, горько-сладкий ("Как поцелуй любимой женщины", - сказал им когда-то старый и мудрый кофевар-абхазец) настоящий кофе. Чудесный напиток! Они варили кофе по десяти раз на день - утром и в обед, до ужина, после ужина, до сеанса любви и после и даже поздно ночью, перед самым сном. Вкус и запах хорошего кофе был фирменным знаком, быть может, единственным семейным атрибутом их странной совместной жизни. Именно кофе никого не удивит, ни у кого не вызовет подозрений. А убивать... Ха, достаточно приложить совсем немного выдумки, и химически чистый черный кофе поразит наповал не хуже, чем какой-то там пошлый цианистый калий! Итак...
      Механически совершая привычный, тысячи раз повторенный обряд варки, Он налил из-под крана полную джезву, поставил сосуд на горелку газовой плиты, зажег огонь и довел воду до кипения. Затем снял джезву с огня и аккуратно засыпал в кипяток свежий, тщательно смолотый в мельчайшую пудру, кофе (три ложки на маленькую джезву) и сахар (тоже три ложки). Снова поставил джезву на огонь, сильно открыв поток газа, добиваясь, чтобы языки пламени обволакивали стенки медной джезвы (Он всегда утверждал, что именно такой способ заварки позволяет добиться результатов даже лучших, чем традиционная варка в горячем песке). Через минуту в джезве начала подниматься ароматная кофейная пенка. Ему остро захотелось кофе. Чашечку, нет, хоть глоток! Но, подталкиваемый свойственным людям подобного душевного склада мазохизмом, Он гордо отказал себе в удовлетворении этой маленькой слабости. Этот акт демонстративного отречения от земных удовольствий должен был символизировать полный разрыв связей с реальным миром. И вообще - с жизнью. Пенка поднялась до краев джезвы, кофе начал выбегать. Ароматные капли шипели и вспучивались, попадая на горелку. Пахучая жидкость продолжала выкипать, образуя вокруг горелки коричневую корку...
      Он тупо, но с интересом, наблюдал за процессом борьбы кофе с огнем. До тех пор, пока кофе не победил. Уже через несколько мгновений тошнотворный запах негорящего газа перебил запах кофе. Плотно закрыв на кухне форточку (на улице действительно было более чем прохладно), Он мрачно усмехнулся и тихо побрел в гостиную.
      За время Его отсутствия пасторальная картина мирно спавших вместе женщины и собаки изменилась только в мелких деталях, став при этом еще живописнее. Пес переполз к хозяйке подмышку, посчитав, очевидно, это место наиболее теплым и уютным. Она не проснулась, но Ее рука, с машинальностью многолетней привычки, поглаживала теплое собачье тельце. Скотч-терьер, тоже не просыпаясь, во сне, тихо фырчал от удовольствия. Запах газа уже отчетливо ощущался и в гостиной. Опасаясь каждого лишнего звука, с трудом сдерживая приступ кашля, Он разделся и растянулся на софе рядом с Ней. Инстинктивным жестом положил руку на крутой изгиб обнаженного бедра. Она что-то сонно пробормотала себе под нос, почмокала губами, повернулась к нему спиной и снова крепко уснула. Она обожала, когда Он приставал к ней во сне, а потому столь же привычно, с отработанным годами автоматизмом, приняла свою любимую позицию. Он обнял Ее за плечи, уткнулся губами в атласно-бархатную кожу спины, заголившуюся из-под рубашки, и крепко, до боли, зажмурил глаза...
      - Господи, как мерзко воняет этот газ! Только бы Тоби ничего не почуял!.. Она-то всегда спит как убитая, а тут еще препарат... Вот только Тоби... Нет, сопит, псина, не проснулся. Кого там шахтеры держат в забоях вместо газоанализатора? Канареек, кажется? Хорошо, что у нас нет этой, как ее, да канарейки... Канарей, канарей, пташечка... Кто такой канарей? Какая чушь лезет в голову! Первые симптомы отравления? Только бы не думать о... Лучше проанализировать, все ли сделано чисто? Еще не поздно что-то подправить. Так, по пунктам. Сыворотку в Ее крови определить невозможно - концентрация мизерная, да и не доросли еще местные криминалисты до анализов такого класса. Кофе? Кофе выкипел самым... Что - самым? Черт, о чем это я?.. От этого гнусного запаха мысли путаются. Ах, да - кофе! Кофе выкипел самым естественным образом - сами поставили вариться, заигрались и - забыли! А потом, набаловавшись, сразу уснули. Бывает, дело-то молодое, дурацкое! Несчастный случай... Слу... И все же, смерть от отравления газом просто отвратительна! Отвратительна! Может, хватит экспериментов, самобичеваний и казней? Подняться, проветрить квартиру, сварить кофе... А Она пусть дальше живет, как привыкла. Как сможет. Без меня. Или - со мной. Бог с Ней! А может, - Дьявол? Все едино. Пусть живет! Но сначала - кофе! Подняться... Какая слабость и голова... Встать! Вста...
      Нет, подняться Он так и не успел. Именно в это мгновение, когда стремление жить пересилило мрачные выверты подсознания, раздался сильный взрыв, разметавший в клочья и молодые тела, и собачью шерсть, и измены, и обиды, и зародившиеся надежды. Концентрация газа уже давно стала взрывоопасной. Не хватало только искры - детонатора взрыва. Откуда взялась искра? Быть может, заискрило реле в старом, видавшем виды холодильнике? Или пьяный сосед, возвращавшийся с ночной смены, по ошибке позвонил не в свою дверь? (Его, соседа, оглушенного и обожженного, пожарники нашли на лестничной клетке этажом ниже.) Установить причину возгорания газа следствие так и не смогло. С причиной же утечки газа долго возиться не пришлось. Выкипел кофе и - вот... Несчастный случай.