Но не только офицерам, интеллигенции и казакам новая власть поперек горла стала. Многим рабочим тоже. Прокатились забастовки в Петрограде, Москве, Туле, Брянске. В июле беспартийный "рабочий съезд" в столице был арестован в полном составе, многие убиты в Таганской тюрьме. А крупные заводы Ижевска и Воткинска восстали, изгнав коммунистов и очистив значительный район на Каме. Здесь были оружейники, потомственные мастера, не чета питерской лимите или волжской портовой рвани. У них сохранилась советская власть - но без большевиков. Дрались под красным флагом, выбирали командиров, употребляли обращение "товарищ", а в атаки поднимались с "Варшавянкой". Шли на позиции цехами и заводами. Нередко делились - часть цеха воевала, а часть работала у станков, изготовляя для них оружие и боеприпасы.
      В дело вступили и представители Антанты. Если раньше они планировали переправить чехословацкий корпус во Францию или использовать во Владивостоке для создания коалиционных оккупационных сил с японцами, то теперь опять замаячила перспектива образования Восточного фронта - только уже не из японцев, а из чехо-словаков и белогвардейцев против немцев и их союзников-большевиков. Какая чехам разница, откуда идти освобождать родину из Франции или с Волги? Корпус официально подчинялся союзному командованию, осталось лишь изменить ему задачу - не на восток, а на запад, попутно помогая русским освободиться от германских ставленников и расчистив Сибирскую магистраль для прямого контакта со странами Антанты.
      Чехи образовали несколько фронтов. Чечек с отрядами Каппеля повел наступление вдоль Волги. Сыровой с казаками Дутова очищал Урал, а Гайда, соединившись с Семеновым, двинулся на восток. Красные части с боями откатывались на Хабаровск, сжимаемые с двух сторон. С одной - чехами и белопартизанами, а от Владивостока - казаками Калмыкова, добровольческими отрядами и японцами. Наконец, дезорганизованные и деморализованные, они начали уходить в тайгу и в Китай. В сентябре 18-го белые фронты соединились под Хабаровском. Власть большевиков от Владивостока до Волги оказалась сброшенной. Правительства, подобные Самарскому и Владивостокскому, возникли также в Омске и Екатеринбурге.
      Если первая волна Белого Движения, образовавшаяся в конце 17-го, была оборонительной, была попыткой защитить то, что осталось от государства, то с весны 18-го начала подниматься вторая волна - повстанческая. Реакция уже не на сам факт большевистской власти, а на ее действия и политику. И к этому сопротивлению коммунисты оказались не готовы.
      23. Всевеликое Войско Донское
      Всколыхнулся, взволновался
      Православный Тихий Дон,
      И послушно отозвался
      На призыв монарха он...
      Старая казачья песня
      Всего 10 из 252 станиц были очищены от красных, когда в Новочеркасске собрался Круг Спасения Дона - 130 делегатов от казачьих отрядов и восставших мест. Слабость Круга была в малой представительности, невысоком во всех отношениях уровне делегатов (Круг не зря назвали "серым"). Тут не было ни интеллигенции, ни представителей городов, ни крестьянства - только казаки, зачастую малограмотные, не разбирающиеся в политике, а то и в текущих вопросах, которые решали. Сила Круга заключалась в единодушии, отсутствии партийной грызни и внутренних дрязг. Наконец-то все оказалось подчинено единой цели - спасению от большевиков.
      На одном из первых заседаний решили важнейшие вопросы об установлении твердой власти и порядка, о создании постоянной армии, законах о ее организации и дисциплине. Стали избирать нового атамана. Генерал Попов был слишком вял и нерешителен. Проявивший себя во время восстания полковник Денисов молод (34 года), он не пользовался авторитетом у станичных стариков. Выдвинулся П. Н. Краснов. У него было славное прошлое: две войны, блестящая служба в лейб-гвардии, боевые награды вплоть до Георгия, командование корпусом. Были твердость и решительность, донской патриотизм, слабость к казачьим обычаям. Была слава удачливого начальника - даже из похода с Керенским на Петроград сумел с честью казаков вывести. Учли и то, что Краснов еще год назад считал нужным замириться с немцами - из чисто практических соображений. Что он по-простому, не мудрствуя, предпочитает реальную выгоду высоким материям. Такой атаман и был нужен казакам - хоть с чертом бы целовался, лишь бы Дон уберег.
      Его позицию заслушивали целых два часа. А позиция была простая - раз России больше нет, то Дон должен стать самостоятельным государством, строить собственную жизнь, наладить мирные отношения с немцами и Украиной. В перспективе - помочь спасти Москву от воров и насильников, а потом не вмешиваться в русские дела и зажить вольной казацкой житухой - "Здравствуй, Царь, в кременной Москве, и мы, казаки, на Тихом Дону!".
      Программа делегатам понравилась. Краснова избрали 107 голосами против 13 при 10 воздержавшихся. Но пост атамана он занять отказался, до того как Круг примет предложенный им пакет основных законов. Об атаманской власти - атаману единолично передавалась вся полнота власти между сессиями Круга, верховное командование армией, внешние сношения, законодательство. О вере главенствующей объявлялась православная вера со свободным отправлением богослужения для других религий. О правах и обязанностях казаков и граждан право собственности, неприкосновенность личности и жилища, обязанности по защите отечества и уплате пошлин. О законах - восстанавливалась юрисдикция на основе законов Российской империи до 25 февраля 1917 г. О совете управляющих (т. е. министерствах), об отделе финансов. О войсковом суде. О донском флаге, гербе и гимне. Флаг вводился трехцветный, сине-желто-красный, герб - голый казак, сидящий при оружии верхом на винной бочке, гимн - старинная песня "Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон".
      О необходимости единовластия Краснов сказал:
      "Творчество никогда не было уделом коллектива. Мадонну Рафаэля создал Рафаэль, а не комитет художников".
      На вопрос, может ли генерал что-то изменить в предложенных им законах, Краснов ответил:
      "Могу. Статьи о флаге, гербе и гимне. Вы можете предложить мне другой флаг - кроме красного, любой герб - кроме еврейской пятиконечной звезды или иного масонского знака, и любой гимн, кроме "Интернационала".
      Законы были приняты. Краснов и Круг Спасения сделали то, чего тщетно добивался Каледин, связанный по рукам и ногам коллегиальностью и демократической болтовней. Отметались "завоевания революции". Зато учреждалось новое государство - Всевеликое Войско Донское.
      Положение государства было сложным. Оно непосредственно соприкасалось с четырьмя силами - большевики, немцы, Украина и Добровольческая армия. С каждой предстояло определить отношения. Воевать с немцами казаки никак не могли - их раздавили бы в порошок. Тем более и Совдепия, и Украина были связаны договорами с Германией. Да и не стали бы рядовые казаки драться, не считая больше немцев своими врагами. Например, население западных станиц, Каменской и Усть-Белокалитвенской само пригласило гарнизоны оккупантов, чтобы избавиться от родных русских большевиков. Гарнизоны стояли также в Ростове, Таганроге, Донецком округе. И опять же жители нарадоваться не могли на оккупацию, считая ее даром небесным после советской власти.
      Едва вступив в должность, Краснов написал императору Вильгельму о своем избрании, о том, что Войско Донское не находится в состоянии войны с Германией, просил о признании государства, просил не продвигать на его территорию немецких войск и помочь оружием в борьбе с большевиками, предлагал установить торговые отношения. Германию такое вполне устраивало. На территории Дона интересов у нее не было. Казаков она побаивалась, а отвлекать войска для боев или сильных заслонов против них было не с руки. Кроме того, большевики были очень уж скверными союзниками - коварными и ненадежными, норовили прямо или косвенно подстроить пакость. А Дон становился буфером, прикрывающим Украину с востока и от красных, и от антигерманской Добровольческой армии, и от Восточного фронта Антанты, если та все же сподобится его создать. Помочь оружием? Почему бы и нет. Пусть и большевики, и антибольшевистские силы увязнут в собственной войне, меньше будут мешать Германии.
      Немецкие власти признали Дон. Начали поставлять винтовки, орудия, боеприпасы - на чисто деловой основе. За винтовку с 30 патронами - 1 пуд (16 кг) зерна. Такой дешевизне можно не удивляться, т. к. оружие было русское, захваченное на фронтовых складах. Курс германской марки был установлен в 75 коп. донской валюты, и в Ростове образовалась Доно-Германская экспертная комиссия по товарообмену, начались поставки сахара с Украины.
      На этом бы Краснову остановиться, вряд ли кто-то упрекнул бы его в вынужденной "германской ориентации". Но политик он был недалекий, поэтому наломал дров. Написал Вильгельму второе письмо. Просил признать право на самостоятельное существование не только Дона, но, по мере освобождения, Кубанского, Терского, Астраханского войск и Северного Кавказа. Кроме того, просил у Вильгельма содействия, чтобы Украина вернула Дону Таганрогский округ, а Россия отдала "по стратегическим соображениям" Воронеж, Камышин и Царицын с окрестностями, для чего приложил карту на Вильгельмово утверждение. И просил оказать давление на Москву, чтобы установить между ней и Доном мирные отношения. Взамен обещал полный нейтралитет в мировой войне, "не допускать на свою территорию враждебные германскому народу вооруженные силы", гарантировал право преимущественного вывоза избытков продовольствия, экономические льготы.
      Понятно, что это было уж слишком. Атаман сам просил иноземного императора, виновного в победе большевизма, полноправно, в качестве хозяина, решать русские дела и кроить русские земли, а от освобождения России на деле отрекался - лишь бы Дон не трогали. Да и сами письма были составлены в таком стиле, будто Краснов соскучился по прежней лейб-гвардейской службе и готов с умилением тянуться в струнку перед любой коронованной особой. Стараниями генерала А. Богаевского письмо увидело свет, вызвав бурю общественного возмущения. Кубанское правительство, на согласие с которым сослался Краснов, официально отреклось от такового.
      А атаман продолжал грубые политические "ляпы". Он писал, например, фельдмаршалу Эйхгорну:
      "В настоящее время я занят подготовкой общественного мнения к активной борьбе с чехословаками, если бы последние вздумали перейти границы земли Войска Донского... Если бы Вы помогли Донскому войску окрепнуть в полной мере, Вы могли бы быть спокойны за Ваш тыл на Украине и за Ваш правый фланг в том случае, если бы державы Согласия восстановили Восточный фронт. Мы угрожали бы их левому флангу".
      Отношения с другим соседом, Украиной, начались неважно. В первом же письме Скоропадскому атаман указал, что украинцы неправильно определили свои границы. Еще значительная часть Дона была под большевиками, а уже дошло до открытых боев с гайдамаками. Под Старобельском в сражении с украинцами полегла половина 12-го казачьего полка. Особенно остро стоял вопрос о Таганроге. Дон цеплялся за его заводы и шахты Таганрогского округа, Украина - за "мост" на Кубань, родственную по языку. Под давлением немцев спор был решен мирно в пользу Дона. Для Германии было выгоднее отрезать "мост" на занятую красными Кубань казацкими полками. После этого тесные экономические и политические отношения между Киевом и Новочеркасском стали налаживаться. Причем даже в договоре с Украиной Дон обязался
      "...не заключать союзов, могущих вредить Украине и Центральным державам, и не оказывать помощи чехословакам".
      С одной стороны, Краснов всеми силами укреплял Всевеликое Войско Донское, с другой стороны - рыл и ему и себе глубокую яму.
      Здесь же, на Дону, расположилась Добровольческая армия. Разведка доносила Деникину, что огромное количество большевистских грузов, эвакуированных с Украины и Дона, скопилось на железной дороге Ростов - Тихорецкая, закупорив все станции. Поезда с оружием, боеприпасами, обмундированием - со всем, чего остро не хватало белогвардейцам. Деникин приказал организовать набег. 8.05 армия тремя колоннами вышла на Кубань. Отмахав форсированным маршем больше ста километров, на рассвете 9-го бригады Богаевского, Маркова и Эрдели атаковали станции Крыловская, Сосыка и Ново-Леушковская. Заняли их после жаркого боя, захватили военные запасы, испортили пути, взорвали бронепоезда и навели среди красных дикую панику. Сюда начали со всех сторон стягивать войска, приняв вылазку за новое наступление. Но белогвардейцы боя не приняли и отошли на Дон, уводя длинные обозы с трофеями и несколько сот кубанских казахов, мобилизованных красными.
      13.05 добровольцы стали на отдых в Егорлыкской и Мечетинской. В Новочеркасск отправили раненых. Армия приходила в себя после боев. Вливались новые пополнения - отряд Дроздовского, группы и одиночки. Те, кто пережил большевистское нашествие на Дону. Ехали с Украины. Пробирались из России: по фальшивым документам или тайком пересекали линию немецкой оккупационной зоны под Белгородом или Оршей - там была мирная, спокойная граница. Привозили жуткие рассказы о том, что творится в центре. Были, хотя и немного, такие, кто уходил из армии, надломленный походом. Марков прямо сказал своим подчиненным:
      "Я слышал, что в минувший тяжелый период жизни армии некоторые из вас, не веря в успех, покинули наши ряды и попытались спрятаться в селах. Нам хорошо известно, какая их постигла участь, они не спасли свою драгоценную шкуру; если же кто-либо еще желает уйти к мирной жизни, пусть скажет заранее. Удерживать не стану. Вольному - воля, спасенному - рай и... к черту".
      Во взаимоотношениях Всевеликого Войска Донского и Добровольческой армии камнем преткновения стала Германия. Донцам никак нельзя было с ней ссориться, а добровольцам никак нельзя было с ней мириться. Не только из-за рыцарской верности союзникам. Не только из-за невозможности забыть, как немцы отравили народ, запустив в Россию и вскормив большевиков. Дон, связанный с определенной территорией и 5-миллионным населением, вынужден был блюсти сегодняшние насущные интересы. Деникин и Алексеев должны были учитывать перспективу. Мировая война шла к концу. Удержаться на русских и украинских поставках, двинуть все силы на запад, разбить Францию и немедленно заключить выгодный мир - было последней ставкой Центральных держав. Но, учитывая огромный потенциал США и отмобилизовавшиеся силы Англии, конечный итог обещал быть в пользу Антанты.
      А за войной последует мир, новые изменения границ, новые договоры и соглашения... В 1914-1915 гг. Россия ценой многочисленных жертв спасла Францию от разгрома в битвах на Марне и под Верденом, в 1916 г. спасла Италию. Не только Россия была должна союзникам по займам и кредитам. Они тоже были ее крупными должниками - ив политическом, и в военном плане. После сепаратного мира Совдепии и Украины с Центральными державами Добровольческая армия, оставшаяся единственной правопреемницей старой России, осталась и единственной держательницей союзнического векселя. Пойти на мировую с немцами значило разорвать этот вексель, добровольно исключить Россию из числа стран-победительниц со всеми последствиями. Мало того, Россия тогда могла бы рассматриваться как союзница Центральных держав и подвергнуться тяжкой участи проигравших наравне с ними. Тогда послевоенный мир мог бы перекраиваться за ее счет. Вожди Добровольческой армии собирались просить не милостыню, а долг. Долг, являвшийся в тот момент одним из главных капиталов разрушенной России. Вот и нужно было этот капитал сберечь.
      После избрания атаманом Краснова Деникин и Алексеев встретились с ним в станице Манычской. Переговоры проходили туго и неприятно для обеих сторон. О подчинении донской армии Деникину не могло быть и речи: казакам опасно было иметь антигерманского военачальника по соседству с германскими дивизиями. Краснов предложил Деникину наступать на Царицын, передав ему при этом в подчинение войска Нижне-Чирского и Великокняжеского районов. На первый взгляд план сулил богатые перспективы, выводя белых к волнующейся Саратовской губернии, позволяя получить царицынские артиллерийские заводы, военные склады, открывая путь к Дутову и уральским казакам. Но по многим соображениям он был неприемлем.
      И по стратегическим - из-за 200-тысячного скопления красной армии на Северном Кавказе, оставлять которое в тылу было нельзя. И по техническим Добровольческая армия нуждалась в отдыхе и переформировании после Ледяного похода. В ней было много кубанцев, настроенных освобождать родные края. Нарушение обещания вернуться, данного им Деникиным, могло сказаться отрицательно. Сказывались и политические факторы: Краснов лавировал, пытался играть "и нашим и вашим", В результате было неясно - для чего брать Царицын? Для освобождения России или для расширения границ новоявленного казачьего государства? Для соединения с Дутовым и союзниками? Или расчищая дорогу на Волгу немцам, чтобы они создали свой форпост на фланге союзнического Восточного фронта? Содействовать тому, чтобы немцы на Волге встретили чехословаков? Учитывая эти факторы, Деникин и Алексеев отказались от похода на Царицын. Следующий удар они наметили на Кубань, когда армия наберется сил.
      Но отмахнуться от добровольцев Краснов тоже не мог. Это была закаленная, испытанная боевая сила, в отличие от неорганизованных и расплывчатых повстанческих отрядов. Деникинцам симпатизировала значительная часть донского офицерства. Порвать с ними значило бы усилить оппозицию Краснову, и без того образовавшуюся из-за "германской ориентации". Кроме того, деятели казачьих кругов были себе на уме - сегодня под боком немцы, а завтра? Нужно было и на другой вариант приберечь козырную карту. В результате совещания выработались отношения, что-то вроде союзнических. Дон и Добровольческая армия не лезли во внутренние дела друг друга. Деникинцы оставались на Дону, прикрывая его с юга и юго-востока. В Ростове и Новочеркасске расположились их госпитали, лазареты, вербовочные бюро. Дон обязался по мере возможностей снабжать Деникина оружием и боеприпасами, выделил заем в 6 млн. рублей.
      Вообще же, особенно после писем Краснова к Вильгельму, взаимоотношения установились неважные. Старались не встречаться. Атаман общался с Деникиным, Алексеевым и Лукомским только по переписке. Ростов и Новочеркасск стали тылом сразу двух армий. По закономерности всех войн - все лучшее оказывается ближе к передовой, а в тылу копится все фальшивое и грязное. В условиях гражданской войны и разлада администрации эти явления особенно проявились. Города заполонили спекулянты, махинаторы, ловкачи и шкурники. Сюда же наезжали встряхнуться и расслабиться в отпусках настоящие фронтовики. Реками лилось вино, кутежи и скандалы были обычным явлением. Причем донцы во всех безобразиях обвиняли добровольцев, а добровольцы, конечно же, - донцов.
      Фронтовые части без труда находили взаимопонимание, поддерживали и выручали друг дружку, а тылы на разных уровнях ссорились. Донцы ставили в укор, что Добровольческая армия живет за счет их государства, и крестили деникинцев "странствующими музыкантами", а добровольцы упрекали казаков в сношениях с немцами, смеялись над опереточной атрибутикой "казачьей державы", называли Всевеликое Войско Донское "всевеселым", а Краснова - "хузяином".
      Впрочем, это прозвище действительно было применимо к Петру Николаевичу, но не в насмешливом, а в уважительном смысле. Если он был неважным политиком и средненьким стратегом, то зато он был превосходным организатором. И вместе с командующим армией, произведенным им в генерал-майоры Денисовым, проделал колоссальный труд по реорганизации донских вооруженных сил.
      К моменту избрания Краснова на небольшой освобожденной территории белоказачьи формирования составляли около 17 тыс. человек с 21 орудием и 58 пулеметами. Им противостояли 70 тыс. красных при 200 орудиях. Свои полки выставляла каждая станица, и их численность колебалась от нескольких сот до нескольких тысяч бойцов. Часто шли воевать и местные крестьяне - таких принимали в казаки, выделяли земельный пай. Офицеры были свои, станичные. Если не хватало, приглашали со стороны, присматриваясь к ним - подойдут или нет. Да и сами офицеры, особенно старшие, испытавшие за последний год столько оскорблений, предательств и разочарований, первое время относились к повстанцам недоверчиво. Не хватало седел, поэтому, несмотря на всеобщее желание воевать конными, большинство армии составляла пехота. Пулеметы и орудия, захваченные у красных, становились собственностью полка - в каждой станице были свои пулеметчики и артиллеристы. Точно так же общей собственностью полка и станицы считалась вся военная добыча. Часть - отряду, часть - по домам или в станичную казну. Большой бедой был недостаток боеприпасов: 10-20 патронов на винтовку, 5-20 снарядов на орудие. Их брали только в бою. Остальное снабжение поставляла станица. Позиции были близко от родных жилищ. Приходили и приезжали родные, приносили еду. Потом станицы начали прикомандировывать к отрядам хозяйственных стариков, торговцев или кооператоров, которые заботились о снабжении, ведали распределением добычи.
      Воевали по казацкой старинке: наступление жидкой цепью с фронта, а какой-нибудь балкой, оврагом обходят главные силы. Когда большевики дрогнут, начнут отступать - с гиком бросается конница, гонит и уничтожает. Иногда заманивали врага в "мешок" ложным отступлением. Штабы были маленькие, 2-3 человека, обозы тоже небольшие. Личной удалью, храбростью, умом выделялись новые герои, новые военачальники - полковник Гуселыциков, творивший чудеса с Гундоровским и Мигулинским полками; генерал Мамонтов (правильно, кстати, Мамантов, написание исказилось в гражданскую, да так и привыкли). Он не был казаком, но сроднился с ними в войну, да и им пришелся по нраву, стал казацким вожаком, эдаким былинным атаманом. Командуя фронтом, был трижды ранен в атакующих цепях, но все равно продолжал водить подчиненных в лихие схватки.
      Война шла зверская. Отступающие красные изощрялись в жестокости. В нескольких станицах были изнасилованы все девушки - в качестве "контрибуции". Священников пытали до смерти. Казаки находили родных и близких распятыми, сожженными заживо. К пленным пощады не было. На царицынском направлении привязывали казаков к крыльям ветряных мельниц и пускали кружиться. Закапывали в землю по шею. Отшибали внутренности, бросая о землю. Казаки отвечали красным взаимной злобой. Правда, воевали они "за порядок", поэтому если уж взяли в плен, не изрубили, то без суда не убивали. Но суды создавали в каждой станице и строго следили, чтобы они сурово карали "воров и злодеев". Комиссарам и коммунистам приговор был однозначным. Беспощадны были и с пленными казаками, служившими у красных, - их считали изменниками Дону. Поймав председателя Донревкома Подтелкова и секретаря Кривошлыкова с 73 красными казаками, которые с большой суммой денег ехали в верховья Дона, чтобы агитировать тамошние станицы "за революции", двух первых приговорили к повешению, остальных к расстрелу. Рядовым красноармейцам везло больше. И чем больше времени проходило от взрыва восстания, чем упорядоченнее становилась донская жизнь, тем мягче им определялось наказание. Посылали в шахты, на полевые работы, чистить и восстанавливать то, что большевики порушили в Ростове и Новочеркасске.
      Сразу после освобождения Новочеркасска Денисов направил на север группу войск ген. Фицхелаурова. Преследуя красных, генерал 11 мая с боем взял г. Александро-Грушевский, а вслед за тем конными частями очистил весь угольный район и призвал рабочих к нормальному труду. Для соединения с разрозненными очагами повстанцев, действовавших самостоятельно, ему было предписано развивать наступление на север и восток. У Фицхелаурова насчитывалось 9 тыс. чел. при 11 орудиях. 28 мая он атаковал станицу Морозовскую, где сконцентрировались части Щаденко в 18 тыс. штыков при 60 пушках. После четырехдневных боев Щаденко стал пятиться на восток, к Царицыну. И возле станции Суровиково столкнулся с повстанческой группировкой Мамонтова (8 тыс. чел. при 7 пушках). Сначала пришлось туго Мамонтову - он вел упорные бои по реке Чир, и части Щаденко вышли ему в тыл. Мамонтов оборонялся на два фронта из последних сил, последними боеприпасами. Но в тыл Щаденко уже выходили казаки Фицхелаурова. Сдавленная с двух сторон, красная группировка была разгромлена, ее остатки бросили железную дорогу, вдоль которой действовали, и ушли степями прорываться к своим.
      Это была первая стратегическая победа казаков. Она позволила соединиться в единый фронт повстанцам южных и северных округов. Вскоре Фицхелаурову удалось связаться с отрядом полковника Алферова, воевавшим в Хоперском округе, а Мамонтову - с полковниками Стариковым и Секретевым, возглавлявшими борьбу в Усть-Медведицком округе. В тех краях еще ничего не знали ни об освобождении Южного Дона, ни об избрании атамана. Таким образом, к середине июня все донское казачество объединилось под общим командованием. Мелкие отряды собрали в 5 войсковых групп - Алферова, Мамонтова, Быкадорова, Фицхелаурова и Семенова, связанных с Новочеркасском телеграфом и телефоном.
      Армия приступила к систематической очистке от красных донской территории. 13 июня на 2 пароходах из Новочеркасска отправился отряд полковника Дубовского в 2 тыс. штыков. Он прошел вверх по Дону, вместе с местными повстанцами выбил красных из богатых прибрежных станиц и восстановил судоходство в среднем течении реки.
      Однако чем дальше, тем больше начинали мешать явления анархии и партизанщины. Большевизм успел крепко отравить души. Некоторые полки митинговали, выносили резолюции об освобождении только своего округа или не желали идти дальше своей станицы. Атаманы станиц устанавливали таможенные границы и кордоны, "реквизируя" проходящие через их землю обозы. Краснов предавал военно-полевому суду за подобное самоуправство, а попутно начал реорганизацию партизанской армии на регулярных началах. Была объявлена мобилизация 25 возрастов. Станичные ополчения сводились в номерные полки. Орудия и конница из них выделялись в артиллерийские батареи и кавалерийские части. Полки постепенно объединялись в бригады, дивизии, корпуса.
      Из казаков 19-20-летнего возраста началось формирование особой, Молодой (или Постоянной) армии. Они не были на германском фронте, не знали комитетов и комиссаров, не подвергались разлагающему влиянию пропаганды. В трех лагерях из них создавались 2 пехотные бригады, 3 конные дивизии, артиллерийские и специальные части по довоенным штатным расписаниям, довоенным уставам и учебным программам. Это была гвардия Дона, задел на будущее, основа надежной кадровой армии. Создавался свой флот. Пассажирские пароходы оборудовались пулеметами и пушками на платформах. За лето состав флота дошел до 5 речных и 3 морских судов. Для подготовки личного состава моряков в Таганроге был устроен береговой батальон.
      Возобновлялась подготовка будущих офицеров. В казачьей столице вновь открылось Новочеркасское военное училище с пехотным, кавалерийским, артиллерийским и инженерными отделениями, Донская офицерская школа, авиационная школа, военно-фельдшерские курсы и Донской кадетский корпус с отделением для малолетних сирот. Печатались уставы и наставления Российской армии, делались попытки их дополнения и исправления с учетом опыта мировой войны.
      Для снабжения армии была организована суконная фабрика, военно-ремесленные школы. Русско-Балтийский завод в Таганроге переводился на выпуск собственных боеприпасов. Атаман вел переговоры об устройстве собственного порохового завода и других фабрик с привлечением немцев и крупных московских предпринимателей. От немцев за полтора месяца получили около 12 тыс. винтовок, 46 орудий, 88 пулеметов, свыше 100 тыс. снарядов и 11 млн. патронов. Что ни говори, в безделье и неорганизованности атамана никак нельзя было упрекнуть. И Всевеликое Войско Донское с каждым днем набирало силу.
      24. Загадки шестого июля
      Если осенью 17-го коммунисты были еще не в состоянии удержаться одни у руля государства, и вынуждены были поделиться властью с другими левыми, то в дальнейшем их шаги к установлению однопартийного режима прослеживаются очень четко. Запрет кадетов. Разгон Учредительного Собрания. Разгром анархистов. А когда от чехословацкой "искры" полыхнуло восстание от Самары до Омска, то даже это оказалось подходящим предлогом для продолжения этой политики. Сославшись на то, что в ряде городов выступления возглавили эсеры с меньшевиками, 15 июня большевики протащили постановление ВЦИК об исключении из состава ВЦИК этих партий. Протащили при активной поддержке левых эсеров! Невольно обращает внимание, что все социалистические партии, будто загипнотизированные, помогали громить своих коллег, пока не наступала их собственная очередь!
      У руля государства остались всего две партии. Но очень ненадолго. События левоэсеровского мятежа в Москве представляют любопытную детективную историю. Давайте попробуем разобраться в ней сами, просто выстроив в цепочку известные факты.
      Германский посол Мирбах принадлежал к крылу политиков, считавших, что большевиков пора свергнуть. Они, мол, сыграли свою роль, заключив Брестский мир, а теперь их соседство с зонами германских интересов способно нанести больше вреда, чем пользы.
      В мае представитель французской миссии Ж. Садуль предупредил лично Дзержинского, что, по данным Генштаба Франции, готовится провокация: покушение на германского посла, после чего немцы потребуют ввести в Москву для охраны посольства свой батальон; он будет состоять из офицеров и унтер-офицеров, и за счет рядовых, военнопленных, легко может быть развернут в дивизию. Дзержинский на предупреждение не отреагировал.
      У левых эсеров были серьезные противоречия с большевиками, главным образом по крестьянскому вопросу. Ведь они выступали как партия крестьянства, а большевики с конца весны начали готовить удар по деревне. Тем не менее, до июля противоречия не доходили до открытых конфликтов. Наоборот, лидер левых эсеров М. Спиридонова сказала на II съезде своей партии: "Порвать с большевиками - значит порвать с революцией".