— Считайте, что мы оба, — скромно ответил Карлссон.
— Но почему, черт побери, вы все так заинтересованы в нашем исчезновении с острова?
— Вероятно, на этот вопрос отвечать не обязательно, — задумчиво произнес Карлссон. — Вы поймете сами… Впрочем, кое-что я могу сказать… перед вашим отъездом.
— А, однако, этот Гомби наврал, — переменил я тему разговора.
Карлссон с изумлением взглянул на меня.
— Я имею в виду кимберлитовые вулканы в Тихом океане, пояснил я, отхлебывая виски. — Удивительно, как ему сразу все поверили… И уже несколько лет гоняются за призраками.
— Ах, вот вы о чем, — тихо сказал Карлссон. — Нет, Гомби говорил правду… Кимберлитовые вулканы в Тихом океане есть. И их множество. Но они глубоко — там, под пятикилометровой толщей воды. Они на дне глубоководных котловин. И над ними нет вулканических конусов. Это всего-навсего воронки взрыва, как и на суше, — в Африке, в Сибири. Извержение кимберлитового вулкана — чудовищный взрыв на большой глубине; в результате взрыва земная кора оказывается как бы простреленной насквозь. Продукты взрыва не образуют вулканического конуса. Они улетают в межпланетное пространство, если хотите — превращаются в метеориты. А на месте взрыва остается труба или воронка, заполненная алмазоносными обломками. Это и есть кимберлит, загадочный кимберлит — свидетель взрыва под земной корой.
— Никогда не слышал об этом, — признался я. — Я читал книгу профессора Гомби, но там написано иначе…
— Гомби вначале и думал иначе. Позднее он изменил свои представления.
— А где написано об этом?
— Нигде…
— Вы знали его?
— Да.
— При каких обстоятельствах Эн погиб?
— Это была чудовищная подлость, — тихо сказал Карлссон. О, чудовищная! Дельцы из Алмазной корпорации перепугались, что открытие алмазов на дне океана уменьшит их доходы. Последовала серия диверсий. Сначала уничтожили глубоководную станцию, созданную Гомби у Маршалловых островов. В газетах писали, что это несчастный случай, но это была диверсия. Потом та же участь постигла главную базу экспедиции. Она находилась на одном из атоллов невдалеке отсюда. Когда Гомби и его уцелевшие товарищи эвакуировались с острова, теплоход наскочил на мину, а вернее, был торпедирован неизвестной подводной лодкой. И снова миру была рассказана басня: басня о гибели судна во время шторма.
— Возможно ли! — сказал я. — Это в наши дни! И неужели никто не спасся?..
— В наши дни случаются и худшие вещи, — возразил Карлссон.
Меня удивило, что он не ответил на мой вопрос. Я хотел повторить его, но Карлссон продолжал:
— После этой истории, я имею в виду историю Гомби, я окончательно разуверился в людях — в так называемых цивилизованных людях. Я навсегда ушел из их, мира и поселился тут, на этом атолле.
— И вы… счастливы?
— Пожалуй, да. Люди тут примитивны, но они честны и не испорчены цивилизацией. Они ловят мне рыбу, а я учу их понимать окружающий мир и самих себя. И лечу, если кто-нибудь захворает. Но болеют тут редко.
— Вы, вероятно, ведете и научные исследования?
— Так, пустяки, для души.
— Какова же ваша главная профессия?
— У меня их много. Вам наскучит, если начну перечислять…
— А Справедливейший?
— Что Справедливейший?
— Он не мешает вам?
Карлссон улыбнулся:
— Мы встречаемся очень редко.
— Но вы живете в одном доме с ним?
— И тем не менее встречаемся редко.
— Например, когда приходится давать аудиенцию незваным гостям?
Он окинул меня проницательным взглядом.
— О, — сказал он, — оказывается, вы более догадливы, чем я вначале думал. Вы не ошиблись… Но пусть все это останется между нами. И простите меня за тот маленький маскарад. В глазах окружающего мира Муаи должен быть одним из тысяч обычных островов. А на каждом острове Микронезии есть свой более или менее странный вождь…
Я не мог скрыть изумления:
— Значит, вы и есть Справедливейший! Я-то ведь думал, что вы тот таинственный гид, который встречал нас и провожал.
Карлссон весело рассмеялся:
— Все-таки я чуть-чуть переоценил вас. Я и то, и другое. Для этих мистерий у меня имеются две превосходные маски. Не хочу, чтобы мои сограждане принимали участие в таких инсценировках. Кое-кто из них не отказался бы и даже неплохо сыграл бы отведенную роль, но я оставляю за собой… всю внешнюю политику. Мы так условились. Внешняя политика — моя сфера, внутренняя — их. Достаточно и того, что во время визитов они не отказываются торчать у дверей этого дома.
— Значит, у вас демократия?
— Самая полная.
Я чувствовал, что мне давно пора уходить и… все не мог заставить себя расстаться с этим удивительным человеком. Несмотря на внешнюю жесткость, от него исходило какое-то особенное обаяние. Население острова, должно быть, боготворило его…
— Послушайте, Карлссон, — сказал я. — Если когда-нибудь я разочаруюсь в благах цивилизации, подобно вам, примете меня в свою общину? Я буду хорошим подданным, обещаю.
— Это должны решить они все, — очень серьезно ответил Карлссон. — У нас ведь демократия…
«10 марта.
Завтра прибывает пароход. Наш груз сложен на берегу: звенья буровой, штанги, ящики с керном. Кажется, мои ребята довольны. Вместо шести — два с половиной месяца. А свои деньги они получат полностью. Ведь задача выполнена. Разумеется, начальство не будет в восторге. Алмазоносных кимберлитов мы не нашли на Муаи. К счастью для населения острова… В любом случае один проигрывает, другой выигрывает. Я лично доволен, что выиграли наши друзья — муайцы и старик Карлссон. Их идиллия будет сохранена… Вопрос, надолго ли?»
Тогда все удалось сделать именно так, как мы задумали с Карлссоном. Ребята отсутствовали восемь дней. Правда, они вернулись злые и встревоженные. Они опасались какого-нибудь нового подвоха со стороны островитян. Однако, когда я рассказал, что все эти дни скважина бурилась и мне удалось вскрыть базальт, они пришли в восторг.
Даже молчаливый Тоби произнес целую речь. Только Питер, придирчиво оглядывая базальтовый керн, проворчал, ни к кому не обращаясь:
— Чудеса творятся на здешних проклятых островах… Ну, если за них платят…
Он пожал плечами и больше не возвращался к этой теме.
В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось все население острова. Нас посадили на самое почетное место — на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны.
Когда бледный диск всплыл из темных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие темные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали четкими изваяниями на фоне искрящейся поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами теплого ветра. Ветер шелестел листьями пальм и увлекал в темноту белые плащи танцовщиц…
Мне вдруг стало очень грустно. Грустно оттого, что это была последняя ночь на чудесном острове, где мы пережили столько удивительных и забавных приключений… А еще грустно потому, что Карлссон так и не пришел на прощальную встречу. Мне хотелось поговорить с ним еще раз перед отъездом. Хотелось, чтобы он объяснил…
Кто-то тихонько потянул меня за рукав. Я оглянулся. Позади сидел на корточках Ку Map. У него тоже был не очень-то веселый вид.
— Ну, что скажешь? — спросил я возможно более бодрым тоном.
— Завтра поедешь?
— Поеду.
— А куда?
— Далеко. Сначала на Гаваи, потом в Америку.
— Зачем?
— Гм, зачем!.. Работать… Надо работать дальше…
— Делать дырки на других островах?
— На островах или на большой земле.
Ку Map вздохнул:
— Так целый жизнь будешь делать дырки?
— Надо работать, Ку Map. Каждый человек должен делать свою работу. Вы здесь ловите рыбу и черепах…
— О, — перебил Ку Map, презрительно надувая губы, — рыба жарить можно, черепаха — суп варить. А твой дырка что?
— Мы с тобой не поймем друг друга, дорогой, — сказал я, обнимая его за плечи. — Люди чаще всего не понимают один другого, и это очень плохо.
— Плохо, совсем плохо, — согласился Ку Map.
— Поедем с нами, — предложил я.
— Зачем?
— Научу тебя работать на буровом станке. Будешь ездить по всему свету и делать дырки. Заработаешь много денег…
— Нет, — серьезно ответил Ку Map. — Не поеду. Мне тут очень хорошо… Здесь мама и бабка Хмок Фуа Кукамару…
— И отец?
— Отец — нет. Он ушел туда, — Ку Map указал в океан, — и не пришел назад.
— Утонул?
— Я не знаю. Никто не знает… Может, утонул, может, ушел Америка. Назад не пришел.
— Так поедем со мной. Может быть, мы разыщем твоего отца. Или, если захочешь, я буду твоим отцом.
— Спасибо, — сказал Ку Map. — Нет, лучше ты приходи Муаи, когда надоест делать дырка. Приходи, пожалуйста…
— А Справедливейший? Если он не захочет принять?
— Захочет. Очень захочет.
— Откуда ты знаешь!
— Знаю. Все знаю, — Ку Map хитро улыбнулся. — Ты два раза говорил с ним и даже ходил далеко туда. — Ку Map постучал коричневым пальцем по циновке, на которой мы сидели.
— А ты сам бывал там, в подводных пещерах внутри острова?
— О, — Ку Map надул губы. — Каждый муаи ходил туда. Мы там ловим рыба. Там всегда самый лучший рыба. А еще там есть школа, и книжки, и машина, которая может делать свет. Много разных вещей.
— Под водой?
— Зачем под водой. Там есть много пещера без воды. Очень хороший пещера. Сухой. Там — на другой сторона острова.
— Где мы сначала хотели бурить?
— Да.
— Понимаю… Почему же сразу никто не сказал, нам об этом?
— Муаи не знал, какой вы все человек. Может, плохой человек?..
— А теперь знаете?
Ку Map широко улыбнулся:
— Теперь знаем.
— Кто же сделал все это: пещеры, школу, свет? Научил ловить рыбу внутри острова?
Ку Map снова улыбнулся:
— Ты знаешь… Он говорил тебе. А пещера всегда был. Такой пещера есть и на других островах, только поменьше.
— А машина, которая делает свет?
— Машина мы привезли с другой остров, — шепнул Ку Map, наклоняясь к самому моему уху. — Есть такой остров недалеко. Там тоже ученый человек делал дырка. Давно… Потом все пропало. Плохой человек все испортил. Муаи привезли оттуда много разный машина, вещи, книга. Хороший книга.
— Это Справедливейший показал?
— Он. Он все показывал, учил. Хорошо учил. Всех учил, и большой и маленький. Муаи теперь все ученый. Ученый и сильный.
— И хитрый?
— Немножко хитрый. Каждый ученый человек немножко хитрый.
— Слушай, Ку Map, но теперь, когда все муаи стали учеными и хитрыми, многие, наверно, хотят уехать с острова на большую землю? И уезжают?
Ку Map отрицательно покачал круглой курчавой головой:
— Нет. Раньше хотел уезжать, когда плохо жил. Как мой отец. Теперь нет.
— Значит, Справедливейший сделал вас всех счастливыми?
Ку Map задумался, сморщил нос и нахмурил брови. Потом сказал:
— Я так думаю: он помогал муаи, учил. А счастливый муаи стал сам. Муаи хотел стать счастливый, научился и стал… Понимаешь?
— Кажется, понимаю. А скажи мне еще, как вы зовете его, когда встречаетесь с ним? Вы ведь часто встречаетесь, не правда ли? Неужели каждый раз, обращаясь к нему, муаи говорят: Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих вод… и как там дальше?
Ку Map звонко расхохотался:
— Нет, это вы его так зовете. Мы так не можем. Долго говорить надо. Если столько говорить, муаи ничего не успеют сделать. Мы его зовем дядюшка Гомби, но те… — Ку Map прижал палец к губам. — Это не говори никому. Он не хочет, чтобы это знали… И никакой другой человек пусть не знает. Обещаешь?
— Обещаю, — машинально повторил я. «Так вот оно что: дядюшка Гомби! Ну конечно, если бы я имел время подумать немного, не грех было додуматься и самому»…
Ку Map шептал мне еще что-то в самое ухо. Я его не слушал. Я думал об этом удивительном и странном человеке… Сила или слабость двигали его поступками? Допустим, что он помог группке островитян стать счастливыми… Но он сошел с избранного однажды пути; встретив сопротивление, сам перечеркнул свои открытия. Отказался от борьбы с несправедливостью. А погибшие товарищи?.. Разве не его обязанностью было рассказать миру правду? Конечно, он гениальный ученый, но, остановившись на полпути, он, кажется, хочет теперь, чтобы люди забыли об его открытиях? Почему?.. Если каждый честный человек, разуверившийся в справедливости современного мира, захочет бежать на далекие острова?.. Уход на Муаи разве не бегство? Фу, черт, я ведь тоже последние дни всерьез подумываю о райской жизни на этих островах… Правда, не сейчас, а позднее. Но не все ли равно!..
— Ты совсем не слушаешь меня, — с обидой объявил Ку Map, отодвигаясь.
— Прости, Ку Map. Я думал немного о разных вещах… Смотри-ка, ветер совсем стих. Стало душно. Пойдем на берег океана.
— Ступай… Приду потом…
Осторожно обходя сидящие на земле фигуры, я вышел на освещенную луной площадь. Два темных силуэта маячили возле веранды коттеджа. На головах у них поблескивали каски. Даже и в этот последний вечер вход в коттедж был по-прежнему закрыт для нас. Интересно, где сейчас Карлссон… то есть Гомби?.. Света в окнах не видно… Наверно, сидит в одной из своих лабораторий, а может быть, плавает в подводных лабиринтах острова…
Я подошел к самому берегу и присел на шероховатый выступ кораллового известняка. Камень был теплым. Он еще хранил остатки дневного тепла.
Волны с легким шелестом набегали на влажный песок и спешили обратно сетью серебристых струй. Начинался отлив… Издали с внешнего кольца рифов временами доносился негромкий гул. Там продолжалась вечная работа прибоя. А в деревне все пели. Теперь в хор включились и мои товарищи. Я явственно различал хрипловатый голос Питера и высокий дискант Джо. Они не прислушивались к общей мелодии и тянули каждый свое. Значит, пальмовое вино начало действовать… Наверно, оно подействовало и на меня, потому мне так чертовски грустно в эту последнюю ночь.
Две фигуры — большая и маленькая — вышли из тени пальм на освещенный луной белый пляж и направились в мою сторону. В маленькой я сразу узнал Ку Мара. А большая?.. Ну конечно, это был Карлссон.
— Добрый вечер, профессор Гомби, — сказал я, когда они приблизились.
— Этот маленький злодей проболтался-таки, — сказал Карлссон, положив руку на курчавую голову Ку Мара. — Цените откровенность!.. Это случилось благодаря его огромной симпатии к вам. Но и я не обманул вас. Карлссон — фамилия моей матери. Я носил эту фамилию в студенческие годы.
— Мы видимся, вероятно, в последний раз. Позвольте задать вам еще один вопрос, профессор… И, поверьте, не из праздного любопытства. Мне хотелось бы разобраться в собственных мыслях и сомнениях.
— Спрашивайте.
— Почему вы отказались от борьбы? Тогда — пятнадцать лет назад?..
— Ах, вот что… — задумчиво протянул он и отвернулся. И он долго глядел в океан, на переливающееся серебро лунной дороги. — На ваш вопрос нелегко ответить, — сказал он наконец. — Вы, вероятно думаете, что я просто испугался, испугался тех, кто поставил целью уничтожить меня и моих товарищей… Но знаете ли вы, что такое ответственность за открытие? Я имею в виду ответственность исследователя. Ведь те, кто прокладывают пути в неведомое, почти всегда идут впереди своего времени… Так вот, жизнь в какой-то момент может поставить перед ученым парадоксальный на первый взгляд вопрос: а не пора ли остановиться? Остановиться потому, что следующий шаг на пути исследований принесет уже не блага, а неисчислимые несчастия миру и человечеству. Вспомните хотя бы об открытии ядерной энергии. Физики ухитрились получить ее лет на сто раньше, чем следовало. А результат — величайшее открытие обернулось миру кошмаром непрестанной угрозы термоядерной войны… Поймите, человечество просто не доросло до некоторых «игрушек», которые торопятся дарить ученые…
Вы вправе спросить, что все это имеет общего с исследованиями геологии океанического дна, которыми занимался некий профессор Гомби, и с открытием кимберлитов на дне Тихого океана. Увы, кое-что общее имеет. На дне океанов таится еще множество поразительных вещей… Мне посчастливилось, а вернее, я имел несчастье, приблизиться к разгадке одной из величайших тайн Тихого океана. Я имею в виду его огненное обрамление — кольцо вулканов, опоясывающее Тихий океан, Что-то пугающее есть в той щедрости, с какой энергия земных недр выплескивалась тут наружу миллионы лет. И потом — открытие кимберлитов… Вообразите себе десятки тысяч кимберлитовых жерл, похороненных под толщей океанических вод. Я начал смутно догадываться, что тут таится ключ к пониманию процессов, происходящих в недрах планеты… И вот настал момент, когда я должен был спросить себя: а не пора ли остановиться?..
Мне удалось доказать, что Тихий океан — это гигантский вулканический кратер — самый огромный кратер нашей планеты. Чудовищным извержением недавнего геологического прошлого из него был извергнут сгусток глубинного вещества, образовавший Луну. То, о чем сто лет назад писал Джордж Дарвин и что впоследствии многие поколения геологов считали фантазией, оказалось истиной. Когда я подсчитал энергию вулканических выбросов Тихоокеанского кратера, мне стало страшно… Страшно за человечество, которое может протянуть руку к этой энергии и, конечно, с ней не справится… А ведь эта энергия сравнительно легко достижима. Вероятно, впоследствии, через сотни лет, энергия земных недр станет благодеянием свободного и мудрого человечества. Но сейчас путь к неведомому энергетическому океану должен был быть надежно закрыт для мира, раздираемого враждой и подозрениями… И вот я сделал то, что на моем месте должен был сделать каждый благоразумный и честный человек Земли. Я утаил от людей свое открытие, а ключи от него похоронил в глубинах Тихого океана. Вот теперь и судите, прав ли был профессор Гомби, когда он решил снова стать Карлссоном?
— Но эта энергия, энергия недр, что она такое? — спросил я, будучи не в силах сдержать свое любопытство.
— Об этом больше ни слова… Она — все то, что притаилось там, в глубинах планеты, чем вздыблены горы и рождены провалы морей… Взрывы величайших вулканов, землетрясения, образование алмазоносных кимберлитовых труб — это ее слабые отзвуки. Энергия недр еще страшнее той дьявольской силы, которая скрыта в смертоносных цилиндрах водородных бомб…
— Значит, взрывы на ваших научных станциях?..
— Нет, нет, то действительно были диверсии. И они лишь ускорили мое окончательное решение. Миру, в котором возможно такое, нельзя завещать новых открытий. Во время катастрофы судна мне одному случайно удалось спастись. Волны выбросили меня на этот берег. И я остался тут. Своим открытием я чуть было не привел все человечество на, край гибели. В искупление этого я решил сделать счастливыми хотя бы немногих-тех, кто населял клочок земли, давший мне спасение. И, кроме того, здесь, на этом острове, я оставался хранителем своей тайны и… тихоокеанского кратера.
— Но один человек практически бессилен… И если кто-то пойдет по вашим стопам в исследовании тихоокеанского дна… Сейчас организуется столько экспедиций…
— Да, конечно… Рано или поздно мое открытие кому-то удастся повторить. И если это сделают в ближайшие десятилетия, мне остается лишь утешаться мыслью, что человечество будет проклинать не меня.
— Но разве нельзя придумать что-нибудь?..
— Я не сумел…
— Это потому, что вы один.
— Я не один, — возразил он, обнимая Ку Мара. — Со мной вот — все они… И, право, мы кое-какая сила!
— Правильно, — подтвердил Ку Map.
— Вы хотите сказать, что если кто-то попытается повторить ваше открытие и приблизится к истине, вы помешаете исследователям так же, как когда-то Алмазная корпорация хотела помешать вам?
Он нахмурился:
— Возможно… Да, возможно, что мы попытаемся помешать. Впрочем, не теми методами, которые использовала Алмазная корпорация. Безумцев надо остановить. Вовремя остановить!.. Если иного выхода не окажется, я готов буду вмешаться… Да-да, я и мы все…
— Но что же вы можете?..
— О, — живо перебил он, — вы недооцениваете наших сил и возможностей. Уверяю вас, кое-что мы можем… Моя сила в знании того, что может случиться… А знать — это значит уметь предвидеть…
— Но одного предвидения событий, даже самого точного, недостаточно, — не сдавался я. — Между предвидением и реальной возможностью противодействия зачастую существует пропасть. Как вы преодолеете эту пропасть? Можно ли вообще преодолеть ее в данном случае?
Он испытующе посмотрел на меня:
— Хотите, чтобы я раскрыл перед вами частицу моих… наших планов? Вам не удастся… Скажу лишь только: время работает на нас. Надеюсь, даже почти убежден, что повторить мое открытие сумеют еще не скоро. И пока я жив, тайна Тихоокеанского кратера будет сохранена.
— А вы не боитесь, что я могу рассказать обо всем этом другим ученым?
— Нет, — очень серьезно ответил он. — Во-первых, потому, что вы обещали мне хранить тайну Муаи, а ведь вы порядочный человек, не так ли?
— Правильно, — снова подтвердил Ку Map.
— А во-вторых, я же не сказал вам ничего, что могло бы… натолкнуть на след. Я говорил лишь о самых общих чертах… А они известны каждому геологу.
— И все же мне кажется, — сказал я, — что вы не совсем правы. Вы могли молчать о самом открытии, но надо было бороться с несправедливостью, добиваться наказания виновников гибели ваших товарищей. Есть же на свете честные люди, даже и в нашей стране. Вас бы поддержали. И надо было рассказать правду о месторождениях алмазов. Они нужны всему человечеству.
— Да поймите вы, — с легким раздражением возразил Гомби, — что все это гораздо сложнее и алмазы — не самое главное… И даже гибель моих товарищей… На карту поставлено большее — судьба человечества…
— Судьб человечества вы не решите, сидя на этом острове. Мне кажется, вы все-таки переоцениваете свои силы… Правда, столкнувшись с нами, с маленькой группкой посланцев большой Земли, вы одержали верх; вы заставили нас поступить так, как считаете сами более правильным и удобным… Удобным для себя. Но ведь есть еще целый огромный мир, и перед ним вы совершенно бессильны, потому что, несмотря на все, вы ужасно одиноки. Вы, профессор, помогли стать счастливыми обитателям этого острова. Это правда. Но ведь вы могли сделать гораздо больше…
— Не знаю, — задумчиво сказал он. — Пожалуй, мы не сможем сейчас убедить друг друга. Будущее покажет… Прощайте…
И он ушел и увел с собой Ку Мара…
С тех пор прошло десять лет. И теперь эта газетная заметка… Муаи больше нет. «Будущее покажет»… Вот и ответ на наш спор… Нет больше Хранителя тайны Тихоокеанского кратера и его маленькой колонии. И Ку Мара нет — Ку Мара, который за эти десять лет успел стать взрослым…
А может быть, кто-нибудь из них все-таки уцелел? Может, они все уцелели, давно разъехавшись по другим островам Тихого океана? Ведь Гомби воспитывал их, чтобы тоже сделать хранителями тайны Тихоокеанского кратера. И может, он сам уже вернулся на Большую землю?..
Нет, пожалуй, я должен повременить с разоблачением. Надо подождать еще некоторое время… Год… несколько лет… Кроме того, если они действительно все погибли, им-то я уже не помогу… И еще неизвестно, как на это посмотрит мое начальство… Ведь я тогда недобурил свою скважину. А мои сбережения невелики. Да и стоит ли сейчас снова привлекать внимание к открытию Гомби?..
Так я думал, сидя над раскрытой утренней газетой. возле чашки остывшего кофе. И не знал: прав я или нет…
А.ШАЛИМОВ
ПЛАНЕТА ТУМАНОВ
НА ВЫСОКОЙ ОРБИТЕ
— Выжидание, бесконечное выжидание, — раздраженно бросил Лар, — кружимся на этой орбите третий месяц — и ничего… Как вы все это собираетесь объяснять после возвращения?
— Ну, до возвращения срок немалый, — Строгов осторожно вращал рукояти настройки. — Кроме того, кое-что выяснили…
— Вы, конечно, имеете в виду ионосферу… Позвольте вам напомнить, Николай Петрович, еще пять лет тому назад профессор Тумов предположил, что у Венеры должна быть именно такая ионосфера: мощная, непроницаемая, окутывающая планету сплошной оболочкой. Он предположил это по результатам полетов ракет-зондов. Ну что же, мы подтвердили его гипотезу. Прилетели и действительно обнаружили ионосферу, не пробиваемую ни одним из доступных нам средств зондирования. А что под ионосферой, что скрывают туманы, застилающие поверхность планеты.? Мы даже не смогли выяснить толщину облачного слоя. Тумов высказал свою гипотезу, не покидая Земли. Стоило лететь лишь затем, чтобы подтвердить гипотезу, высказанную пять лет тому назад на Земле!
— Не горячись, Лар. Проверка гипотез тоже входит в задачу Первой венерианской экспедиции. Разных гипотез… — Строгов умолк, внимательно вглядываясь в экран локатора, потом продолжал: — Ты прав, отражение снова от ионосферного слоя, но не от самой его поверхности, а откуда-то из глубины… Твердый орешек, эта венерианская ионосфера…
— У нас есть еще одно средство, Николай Петрович. Давно пора его использовать! Твержу второй месяц… А вы отмалчиваетесь, уходите от ответа.
— Я тебе уже говорил: надо осмотреться, прикинуть, все взвесить. Это, братец ты мой, не посадка на Луну. Да и туда не сразу сели. Нырнуть на атмосферной ракете в эту молочную муть никогда не будет поздно…
— А если опередят?
— «Опередят», — передразнил Строгов, — кто и как, скажи на милость? Они смогут послать первую экспедицию не раньше будущего года… И, это говорю тебе я — космонавт первого класса Николай Строгов, они не рискнут на атмосферную разведку. Они стали чертовски осторожными после тех катастроф в горных районах Луны… Вот ты второй месяц морочишь мне голову полетами на малых ракетах. А где гарантия, что атмосферные ракеты не исчезнут бесследно вместе с людьми, как исчезали наши автоматические станции, как исчезли перед этим ракеты-зонды, запущенные с Земли? Ведь мы не знаем, что происходит там, в этом непроницаемом тумане…
— В атмосферной ракете полетит пилот. Не автомат, работающий по заданной программе, а живой человек… Если потребуется принять какое-то особое решение…
— Ты можешь просто не успеть… Посмотри сюда, — Строгов провел пальцем по экрану локатора, — эти обрывки спиралей области таких ураганов, рядом с которыми земные тайфуны майский бриз. Если они пронизывают всю толщу венерианской атмосферы, тебя закрутит, как бумажный кораблик в водовороте, и разобьет о поверхность планеты. А ты говоришь — «особое решение»… Да если бы только ураганы… Что мы знаем об условиях атмосферного полета?
— Кое-что мы все-таки выяснили, а кое о чем догадываемся… Догадываемся, что высокие температуры, фиксированные с Земли, — это, в основном, эффект ионосферы; догадываемся по движениям облачного слоя, что планета вращается, и довольно быстро; догадываемся, что под облаками не только суша, но и океаны…
— И что там временами бывает жарковато, — проворчал начальник экспедиции, вставая из-за пульта управления.
— Быть может… Но пора начать проверку догадок, чтобы привезти на Землю не только подтверждение «земной» гипотезы Тумова.
— Повтори-ка всю программу локации, — сказал начальник, повтори на предельной мощности излучателя. Тебя сменит Коро, а после его вахты посоветуемся…
Они собрались в центральном салоне межпланетного корабля-лаборатории — первого из кораблей этого класса, запущенного с людьми в сторону Венеры. Их было четверо. Четверо, впервые совершивших межпланетный перелет такой дальности.
Теперь они кружили по экваториальной орбите на высоте трех с половиной тысяч километров над морем облаков, окутывающих планету. Каждые пять часов — новый виток. Этих витков уже тысячи. За массивными терранитовыми стенами «Землянина» — тьма и холод космоса. Тьма густо утыкана застывшими искрами звезд. Самая яркая голубая звезда — Земля. До нее сто миллионов километров. С каждым земным днем это расстояние увеличивается. Земля и Венера удаляются друг от друга. Через два земных месяца планеты снова начнут сближаться. Тогда «Землянин» отправится в обратный путь. В их распоряжении еще два месяца…
— Это и много, и ужасно мало, — говорит планетолог Коро Ференц, покачивая головой. — Я согласен с Ларом — пора начинать разведочные полеты на атмосферных ракетах.
Коро — самый молодой участник экспедиции; он на несколько месяцев моложе Лара. В день старта «Землянина» Коро исполнилось двадцать шесть лет. Двадцать пять из них он провел в родном Будапеште, а год — на Международной обсерватории «Луна-центральная» в море Ясности. Блестящая диссертация о природе лунных морей открыла Коро путь к участию в Первой венерианской экспедиции.
— Теперь ваше мнение? — начальник экспедиции Николай Петрович Строгов. хмурясь, переводит испытующий взгляд на кибернетика и физика Станислава Порецкого — главного навигатора экспедиции. В непосредственном ведении Порецкого находится вся сложнейшая электронно-вычислительная аппаратура «Землянина».
Порецкий долго молчит, подперев сплетенными пальцами подбородок. Его узкое худощавое лицо неподвижно. Глаза устремлены в иллюминатор… Строгов тоже глядит в иллюминатор. В блестящем металлическом кольце непроглядный мрак: «Землянин» летит сейчас над ночным полушарием Венеры.
— Я много раз анализировал характер ионосферных возмущений, — говорит наконец Порецкий. — В них периодически должны возникать «окна». Понимаете, все-таки не исключен пропуск ослабленных сигналов с наших автоматических станций или с ракет-зондов, запущенных в минувшем году. Надо во что бы то ни стало попытаться поймать эти сигналы…
— Значит… — возмущенно перебивает Лар.