Часть первая

ЦЕЗАРЬ — НАСЛЕДНИК ЦЕЗАРЯ

Переговорный динамик на столе, молчавший со среды, неожиданно ожил. Послышалось знакомое покашливание.

— Стив?

— Я…

— Загляни-ка ко мне.

— Сейчас?

— Ну, если занят, можешь попозже… Но сегодня.

Стив бросил взгляд на часы. Четырнадцать десять. До конца работы ещё два часа. «Хочет дать возможность собраться с мыслями… и с духом?.. Так сказать, проявляет гуманность… Проклятый лицемер! Тянет третий день… Хотя и так все ясно… С того момента, как шеф наложил вето на мой материал… Стадо подонков! Ни к чему тянуть эту канитель».

— Зайду сейчас?..

Получилось что-то среднее между вопросом и просьбой. Стив стиснул зубы. Не следовало торопиться… Старик расценит это как признак слабости. А он не должен казаться слабым, когда его собираются выгнать.

Из динамика послышался неясный шелест. В кабинете у Старика кто-то есть, кто-то, с кем он сейчас советуется. Может быть, сам шеф… Стив склонился к экрану. Ничего не разобрать — только шелест. Эта аппаратура, как и все в редакции «Калифорния таймс», абсолютно надёжна. Обеспечивает прямую связь главного с его армией, но не подслушивание.

Динамик снова кашлянул:

— Жду через десять минут, Стив.

— О’кей!

Итак, через десять минут он — Стив Роулинг, отдавший десять лет жизни и труда «Калифорния таймс», — услышит, что его услуги владельцам газеты больше не нужны… И все только потому, что в критический момент его подвело профессиональное чутьё. Азарт преследования! Хотелось проследить нить до конца. А она завела слишком далеко… На разоблачения тайн большого бизнеса хозяин «Калифорния таймс», конечно, не пойдёт. Свобода печати, черт бы вас всех побрал!

Стив неторопливо поднялся. Отодвинул листки бумаги, на которых последние дни рисовал замысловатые лабиринты и голых девочек. Придав лицу возможно более безразличное выражение, вышел из своей застеклённой клетки в узкий коридор. Из соседних стеклянных ячеек на него глядело множество глаз. Он физически ощущал эти взгляды. В них были любопытство, насторожённость, безразличие, злорадство. Только Мэй выглядела встревоженной. Она испытующе посматривала на Стива и, когда он, проходя мимо, подмигнул ей, печально усмехнулась в ответ и подняла вверх большой палец, как всегда запачканный чернилами, — у Мэй постоянно подтекала авторучка.

Стив, насвистывая, выбрался из стеклянного лабиринта огромного зала, в котором под неусыпным оком главного корпели над очередными репортажами сотни сотрудников «Калифорния таймс». Пока Стив был одним из них. Он на мгновение задержался перед ступеньками, ведущими в кабинет Старика. Когда через несколько минут он спустится по этим ступенькам… Он печально усмехнулся. Каждый, кто сидит сейчас в огромном, разделённом на стеклянные клетки зале, рано или поздно должен будет пройти через то же самое, что предстоит ему. Он резко распахнул дверь.

Секретарша главного — мисс Перш — сверкнула из-за своего стола сиреневыми стёклами больших очков и, скривив ярко накрашенные губы подобием улыбки, молча кивнула в сторону двери, ведущей в кабинет Старика.

Через десять минут Стив вышел обратно. Он снова задержался на ступеньках, ведущих в зал. Теперь на Стива были устремлены сотни глаз из всех стеклянных клеток, расположенных внизу. Однако его худое, тёмное от загара лицо оставалось непроницаемым. Из-за его плеча поблёскивали сиреневые очки мисс Перш. Секретарша что-то говорила, и Стив небрежно кивал, не оборачиваясь. Потом он неторопливо спустился в зал и, насвистывая, направился к своему месту. Проходя мимо клетки Мэй, он опять подмигнул девушке и в ответ на её тревожный, вопросительный взгляд процедил сквозь зубы, но так, чтобы услышали в соседних ячейках’

— Завтра лечу в Акапулько. Ответственное задание…

И по притихшему залу пронеслось как вздох:

— Остаётся… Акапулько… Ответственное задание… Остаётся… Ответственное задание…

Вечером того же дня в маленьком кафе на Приморском бульваре Санта-Моники Стив говорил Мэй:

— Понимаешь, дорогая, даже не знаю, как все это расценить… Желание ли дать мне последний шанс, или расчёт на то, что у меня ничего не получится, и уж после этого выгнать на законном основании. Может, шеф опасается скандала, если уволит меня сейчас?.. К сожалению, оригиналы документов остались у него. Теперь он их из рук не выпустит, если уже не уничтожил…

Мэй, дожёвывая пирожное, несмело возразила:

— Едва ли он решится, Стив. Он должен предполагать, что у тебя есть копии…

— Копии почти ничего не значат, дорогая… Хотя… — Стив задумался. — Как бы не получилось, что эта поездка снова выведет на тропу ОТРАГа… Ты запомни это слово, Мэй, — ОТРАГ… Весьма странная западногерманская компания. На её американских связях я и погорел… Обязательно сохрани копии… до моего возвращения.

— Разумеется, Стив. В воскресенье отвезу их на ранчо матери.

— Да, пожалуй, так будет лучше.

— Послушай, Стив… — Она снова принялась за пирожное. — Твоё новое задание… Что он за человек — этот Цезарь Фигуранкайн?

— Загадочная личность…

Стив протянул Мэй сигареты, но она отрицательно тряхнула головой. Тогда он закурил сам, глубоко затянулся и устремил взгляд в открытое окно, возле которого они сидели. За окном угасал закат. Небо и полосы облаков у горизонта ещё отливали красновато-оранжевой медью, но океан уже потемнел и казался свинцовым. С берега доносился тяжёлый гул наката…

— Цезарь Фигуранкайн — загадочная личность, — задумчиво повторил Стив. — Один из богатейших людей Америки. Может быть, самый богатый… Мультимиллионер, но никто не знает точно, сколько он стоит и даже как выглядит. Иногда снисходит до интервью, но даёт их в слабоосвещенных помещениях, где его фигура и лицо почти неразличимы. Год назад Роберт Смит — из бостонской газеты — попытался во время интервью снять его в инфракрасном свете. Там оказались какие-то хитрые детекторы, и проделка Роберта обнаружилась. Он отделался сравнительно легко — сломанным ребром. Подал в суд на охранников Фигуранкайна, но, разумеется, впустую. Вдобавок сам заплатил штраф за попытку обмануть. После этого, насколько мне известно, Фигуранкайн не встречался с представителями прессы. Завтра он прилетает в Акапулько. Я должен любым способом повидать его и взять интервью… Вот так… Роберт говорил, что Фигуранкайн — вздорный старикашка, от которого воняет обезьяньей мочой, ревностный католик и ненавидит коммунистов…

Мэй медленно помешивала маленькой серебряной ложечкой кофе. Спросила совсем тихо:

— Сколько же времени он пробудет в Акапулько, Стив?

— Задай вопрос полегче, дорогая. Фигуранкайн никогда не афиширует своих намерений. Может прожить и месяц в одном из самых фешенебельных отелей Акапулько, а может исчезнуть завтра же.

Она печально улыбнулась:

— Ничего себе задачка. Но я понимаю нашего шефа. Никому, кроме тебя, такое не под силу.

— Спасибо, Мэй, но… прозвучало это почти как некролог.

Она испугалась:

— Ой, что ты говоришь! Какие вещи! Сейчас же постучи по дереву. Ну пожалуйста, постучи, Стив.

Он рассмеялся:

— Поблизости нет ничего деревянного. Металл и пластик…

— Есть! Вот.

Она схватила его руку и постучала ею о поручень кресла. Он продолжал смеяться:

— Не уверен, что это настоящее дерево. А впрочем, какая разница. Важно верить… Не так ли?

— Конечно… Верить и не сомневаться…

Мэй отпустила его руку и сосредоточила внимание на пирожных. Покончив ещё с одним, она отхлебнула кофе и взглянула на Стива:

— О чем же тебе предстоит спрашивать твоего мультимиллионера?

— Старик подкинул целый список вопросов. Обычная чепуха. Но в неё вкраплены две зацепки. Первая — намерения Фигуранкайна в связи с его последней покупкой. Он недавно приобрёл у правительства Бразилии около ста тысяч квадратных километров амазонской сельвы близ границы с Венесуэлой. Совершенно нетронутые места, недоступные, неизученные и, по-видимому, почти безлюдные. Покупка загадочная, учитывая её немалую стоимость. И вторая — какой-то не менее загадочный исследовательский центр или полигон в Африке. Работы там финансируются Фигуранкайном. Именно оттуда, по словам Старика, Фигуранкайн прибывает завтра в Акапулько.

— Конечно, тебе придётся нелегко, милый, — сказала Мэй очень серьёзно, — но я от всего сердца желаю тебе успеха.

— Спасибо…

Стив подозвал официанта и расплатился. Они вышли в прохладный сумрак бульвара. Мэй поёжилась, кутаясь в лёгкий плащик.

— В Акапулько сейчас приятнее, — сказала она жалобно.

Стив молча взял её под руку и провёл за угол к своей машине:

— Ко мне?

— Лучше отвези меня домой, Стив.

— О’кей.

Резко взяв с места, «форд» круто развернулся у перекрёстка и вклинился в поток машин, медленно плывущих к центру по бульвару Санта-Моники.

Ехали молча. Стив напряжённо думал о чём-то, покусывая губы. Мэй пыталась привести в порядок волосы, растрёпанные ветром; из-под поднятого локтя поглядывала встревоженно на посуровевшее лицо Стива. Машин на бульваре становилось все больше.

— Ну-ну, драгоценный город, — пробормотал Стив, когда пришлось затормозить у очередного светофора. — Даже вечером ползёшь, как муха в джеме.

— И всё-таки он хорош, наш Лос-Андж, — шепнула Мэй, прижимаясь головой к плечу Стива, — люблю его, Стив. Очень… Даже его бестолковую планировку, пробки на автострадах, его смог и… неспокойную землю… Кажется, не могла бы жить в другом городе. А ты разве не любишь его? Ну, скажи…

— Отчасти, — проворчал Стив, трогаясь с места.

За Китайским театром они выбрались из потока машин и поехали быстрее. Потом Стив свернул с бульвара и углубился в плохо освещённые кварталы Лаурел-каньон, где жила Мэй. Улицы становились все круче; наконец, «фордик» Стива одолел последний подъем и на Юкка-авеню резко затормозил у одного из подъездов большого высотного дома. Здесь на двенадцатом этаже находилась маленькая квартирка Мэй.

— Я зайду?.. — полувопросительно бросил Стив, помогая Мэй выбраться из машины.

— Как хочешь, но… Сегодня табу, милый… И кроме того, тебе ещё надо собраться…

— Ладно, — сказал он, приглаживая волосы. — Тогда до завтра, до утра. Я заеду за тобой в семь. А потом прямо из аэропорта ты отведёшь машину в мастерскую папы Джулиано. Он обещал все сделать до моего возвращения.

— И я смогу потом воспользоваться ею?

— Конечно, как только он кончит ремонт.

— До завтра, Стив, — шепнула Мэй, приподнимаясь на носки, чтобы поцеловать его.

Он поднял её, как ребёнка, и крепко прижал к себе.

— Спокойной ночи, дорогая. И смотри не вздумай тут кокетничать с кем-нибудь, пока буду в Мексике.

— Стив! Какие вещи! Ты же знаешь…

— Шучу, конечно. Ну беги, — сказал он, опуская её на землю. — Беги, — повторил, легонько шлёпнув её на прощание.

Дождавшись, когда окна в квартире Мэй осветились, Стив захлопнул дверцу машины и поехал вниз, к сверкающей россыпи огней центра.

Очутившись дома, Стив прежде всего решил соорудить хороший коктейль. Подумав немного, остановился на рецепте «бельмонте», но оказалось, что в баре нет гренадина. Заменять чем-нибудь гренадин было рискованно, и Стив ограничился тем, что смешал лимонный сок с шоколадным ликёром, насыпал льда и долил рома. Добавив ещё мятной настойки, он попробовал получившуюся смесь, кивнул одобрительно и снял телефонную трубку. Аппарат Бена в его мастерской на студии «Универсум фильм» не отвечал. Отсутствие Бена было неожиданным и нарушало все планы… Стив решил на всякий случай позвонить домой. На этот раз телефон отозвался хриплым голосом Бена:

— Слушаю, гм…

— Это Стив Роулинг, Бен. Срочно нужна твоя помощь.

— Привет! Ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Ещё не очень поздно, старина. Как мы договорились, я позвонил тебе в студию, но…

— Сегодня пришлось уехать раньше… Гм… Я, понимаешь, заболел.

— Понимаю. Температура?

— Катись ты к черту. Неужели непонятно?

— Конечно, понятно. В трубку чувствую, сколько ты сегодня выпил. Ну вот что, ты ещё можешь вести машину?

— Не знаю…

— Значит, можешь. Поезжай сейчас же к себе на студию и добудь из вашей костюмерной полную экипировку кардинала — сутану, шляпу, распятие на цепочке — словом, всё, что полагается. И привези мне домой.

В трубке стало очень тихо.

— Ты меня понял, Бен? — спросил Стив, отхлёбывая коктейль.

— Ты… сегодня тоже напился? — осторожно поинтересовался Бен и тяжело вздохнул.

— Нет, я трезв и говорю вполне серьёзно.

— А не издеваешься надо мной? — попробовал уточнить Бен.

— Нисколько…

— Тогда объясни, бога ради…

— Все объясню, когда приедешь.

— Это ужасно, Стив, голова раскалывается. А ты не мог бы…

— Нет, не мог бы. Мне ещё надо собраться. В восемь утра у меня самолёт.

— Это ужасно, — повторил Бен. — Черт бы тебя побрал с твоими затеями. Какой ты сейчас носишь размер костюма?

— Шестнадцатый.

— Рост я знаю, — простонал в трубку Бен. — Ещё скажи вот что…

— Ну что?

— Нет… Ничего… Я… забыл… Ну неважно. Подгоним на месте.

— Значит, жду… И захвати где-нибудь по дороге гренадина. У меня кончился.

— Гренадина?

— Именно. Для коктейля. Угощу тебя таким «бельмонте»! До моего возвращения не забудешь.

— Ладно. Подожди-ка… Я всё-таки запишу. Гре-на-дин. А сколько?

— Сколько достанешь. Конечно, не бочонок.

— Ладно! Пошёл одеваться…

— Давай.

Стив положил трубку и взялся было за коктейль, но зазвонил телефон.

— Стив?

— Я.

— Забыл спросить. Тебе парадное облачение или обычное?

— Я не собираюсь служить мессу. Обычное.

— Понимаешь, Стив… Не принято, чтобы кардинал появлялся в одиночестве. С тобой обязательно кто-нибудь должен быть из твоей свиты. Я захвачу ещё одну сутану — чёрную — на всякий случай. Найдёшь там себе ассистента.

— Ладно, давай. Только поторапливайся.

Бен явился через полтора часа. Ввалившись в квартиру Стива, он швырнул на пол в передней большой старый чемодан и в изнеможении опустился на него.

— Стив!

— Ну?

Бен постучал указательным пальцем по крышке чемодана:

— Тут… Все в порядке.

— Я не сомневался, старина.

— Если бы ты знал, чего мне это стоило.

— Догадываюсь, поэтому моя благодарность превышает твою самоотверженность. И гренадин привёз?

Бен подмигнул и снова постучал пальцем по чемодану.

— Давай.

— Облачение или… гренадин?

— Гренадин, конечно.

Бен сполз с чемодана и, присев на корточки, принялся открывать замки. Они не поддавались.

— Помочь? — спросил Стив, присаживаясь рядом,

— Нет, я сам, — прохрипел Бен и, поднатужившись, одолел сначала один замок, потом другой и откинул крышку чемодана.

Стив с любопытством заглянул внутрь. Сверху лежало что-то чёрное, похожее на халат.

— Это твоему помощнику, — сказал Бен, выбрасывая чёрный свёрток прямо на пол. — Остальное — его преосвященству кардиналу… Роулингу? — он захохотал и, запустив руку в чемодан, перетряхнул красный шёлк и накрахмаленные белые кружева. — Примерим, ваше преосвященство?

— Чуть позже, — возразил Стив. — Гренадин где?

Бен запустил руку на самое дно чемодана и, пошарив там, извлёк плоскую стеклянную флягу. Осмотрев её, он сокрушённо покачал головой:

— Пустила, сволочь. Не могли закрыть как следует…

— Ладно, давай, — сказал Стив. — И приходи в кабинет. Коктейль будет через три минуты. После поговорим.

— Мне домой надо, — жалобно сказал Бен. — Хотел ещё поспать — завтра с утра работы невпроворот. Снимаем новый вестерн. Потрясающий шедевр, Стив…

— Можешь ночевать здесь. Надо поговорить… кое о чём.

— Невозможный ты человек, Стив, — простонал Бен, с трудом поднимаясь и отпихивая ногой раскрытый чемодан.

Стив удалился в кухню. Бен с сомнением оглядел руки. Одну облизнул, другую вытер о ковбойские джинсы, которые только начинали входить в моду. Сомнения, видимо, не покидали его. Бен снова присел на корточки и осторожно приподнял двумя пальцами кардинальское облачение. Глаза его расширились, потому что на дне чемодана оказалась большая лужа густой темно-красной жидкости. Бен торопливо извлёк из чемодана все содержимое и, развесив на вешалке, прямо в прихожей принялся оттирать носовым платком тёмные пятна на красной шёлковой ткани.

«Ещё, чего доброго, вообразит, что кровь», — мелькнуло у него в голове. Он поспешно закрыл чемодан, отодвинул в угол и отправился в ванную — мыть руки.

Они устроились на ковре возле низкого журнального столика и проговорили до двух часов ночи. В план Стива Бен внёс несколько существенных исправлений, которые Стив вынужден был принять. Потом примерили кардинальское облачение, и Бен объявил, что Стиву оно очень к лицу.

— Тебе следовало идти в кардиналы, — добавил он, придирчиво оглядывая пурпурно-красное одеяние Стива. — Пальчики оближешь, что за кардинал получился. А ты журналистом стал! Несолидно… И деньги не те… Между прочим, готов устроить тебе протекцию: «Универсум фильм» пригласит тебя на роль кардинала, когда будем снимать что-нибудь божественное.

— Подумаю, — кивнул Стив, осматривая себя в зеркало. — Особенно, если выгонят из «Калифорния таймс».

— Тебя не выгонят, — возразил Бен. — Ты им нужен. И ещё о-го-го как…

— Посмотрим, какой из тебя пророк.

— А это не пророчество, это прогноз. Прогнозы теперь входят в моду, Стив. Как мои ковбойские штаны. Вот увидишь, через год—другой все человечество их натянет. И тогда Бен Джонс станет миллионером, потому что именно он придумал их для ковбоев «Универсум фильм».

— Искренне желаю тебе, Бен, поскорее стать миллионером, хотя бы с помощью штанов, — очень серьёзно сказал Стив. — Ну что, можно разоблачаться?

— Подожди минуту. Ещё закреплю складки на накидке. Вот так… Молодые мексиканки будут за тобой толпами бегать, — добавил он, поворачивая Стива так, чтобы тот не заметил в зеркале тёмных пятен на полах сутаны. Затем Бен собственноручно свернул кардинальское облачение и аккуратно уложил на самое дно в чемодане Стива. Они уточнили последние детали плана, и Стив отправился в кухню приготовить ещё один коктейль. Когда он возвратился, Бен уже крепко спал, уткнувшись в угол дивана.

Стив решил не тревожить его. Накрыл пледом и, погасив в кабинете свет, вышел на балкон. Ущербная луна висела на востоке над далёкими возвышенностями. Город ещё не спал. С ярко освещённых магистралей центра доносился шорох автомобильных шин. Вспыхивали и пригасали разноцветные неоновые огни. Из ресторана на крыше отеля «Билтмор» доносились звуки джаза. Где-то пролаяла полицейская сирена и стихла в отдалении.

Стив отхлебнул коктейль и задумался… Мэй сказала, что любит этот город… Стив его сейчас почти ненавидел. Но чтобы вырваться и обрести настоящую свободу, нужны были деньги… Много денег… А у них с Мэй денег не было.

Поднявшись по трапу самолёта, Стив оглянулся. Тоненькая фигурка Мэй маячила у выхода. Стив помахал ей и, наклонив голову, прошёл в салон. Место было у окна, и, уже устроившись в кресле, он все ещё видел светлый плащ Мэй у невысокого барьера, преграждавшего выход на лётное поле. Потом самолёт вырулил на старт, и через несколько минут дымное марево Лос-Анджелеса, вместе с островами небоскрёбов, пальмами, «Калифорния таймс», Мэй, Беном и тревогами последних дней, растаяло где-то позади. Справа поблёскивал в лучах низкого утреннего солнца серовато-синий простор Тихого океана. Слева в разрывах облаков проплывали желтоватые нагорья Калифорнии, исчерченные нитями дорог. Впереди была Мексика, где Стиву предстояло решать нелёгкую задачу…

Решить её он должен так, чтобы и шеф, и Старик поняли раз и навсегда, какого человека они могли потерять. А уж после этого можно будет выдвинуть свои требования. И тогда посмотрим…

Но прежде всего следовало выспаться. Посадка в Мехико через три часа. Времени у него достаточно. В Акапулько он должен прилететь со свежей головой. Наклонив спинку кресла, Стив откинулся на сиденье и почти мгновенно заснул Когда он проснулся, самолёт шёл на посадку над самым центром огромного города. Приглядевшись, Стив различил зелёную длинную ленту Пасео де па Реформа, пересекавшую по диагонали весь город, монумент Независимости, беломраморный Дворец искусств, громаду кафедрального собора у широкой прямоугольной площади Соколо, где, по преданию, некогда находился дворец Монтесумы… Мозаика крыш мелькала все ближе. Через несколько минут самолёт приземлился в аэропорту Мехико. Теперь оставался всего час полёта до Акапулько.

Ступив на залитый ярким солнцем бетон в аэропорту мексиканской столицы, Стив даже и не подозревал», что, пока он спал в самолёте, в мире произошли события, последствия которых никто не рискнул бы теперь прогнозировать. События, водоворот которых властно увлечёт и его — Стива Роулинга. События, которые заставят разорвать привычные связи, разделят его с Мэй, с друзьями, поставят перед необходимостью сделать не один решающий выбор. В те самые утренние часы, когда Стив так сладко спал в самолёте, в городе Далласе прозвучали роковые выстрелы, и Америка потеряла своего очередного президента. Радиоволны уже разносили ошеломляющее известие по планете; захлёбываясь, стучали телетайпы, но в аэропорту Мехико ещё никто не знал об этом. Здесь все были взволнованы иным происшествием…

Присев в тени под ярким полосатым тентом, Стив потягивал сквозь соломинку ледяную кока-колу и ждал посадки в Акапулько. Посадку почему-то не объявляли. Вскоре по нервным репликам служащих аэропорта Стив догадался: что-то случилось… И по-видимому, что-то серьёзное…

Стив попытался спросить одного, другого… Служащие аэропорта отмалчивались, однако Стив умел разговорить кого угодно. Через несколько минут молодой мексиканский лётчик объяснил Стиву, что на трассе Мехико — Акапулько только что потерпел аварию частный самолёт, стартовавший отсюда полчаса назад.

— В такую погоду? — изумился Стив. — Чего ради?

— Да пока непонятно, — развёл руками лётчик, глядя на Стива широко раскрытыми выпуклыми глазами. — Но скоро все выяснится. Туда уже вылетели вертолёты спасательной службы.

— А уцелел кто-нибудь?

Лётчик печально усмехнулся:

— Маловероятно, сеньор. Там горы. Посадка невозможна.

— Почему всё-таки такой переполох? Небольшой частный самолёт. Что особенного? Жертв немного.

— Не совсем, сеньор. Это «боинг» — новейшей конструкции.

— Частный «боинг»?

— Бывает и такое, сеньор. Но, простите, я должен идти.

«Чепуха какая-то, — подумал Стив. — Что-то он путает. Надо бы уточнить…»

По радио объявили, что будет передано экстренное сообщение. Стив начал прислушиваться, но из динамиков доносилось только бульканье.

Появилась молоденькая стюардесса с испуганными глазами. Заикаясь, она пригласила пассажиров, следующих до Акапулько, в самолёт.

Стив выбрался из-под тента и вместе с группой пассажиров неторопливо направился к самолёту, который стоял возле здания аэровокзала.

Ступив на трап, Стив услышал, как динамики заговорили все сразу. Но к зданию аэровокзала уже приближался ещё один самолёт с работающими двигателями, и ничего нельзя было разобрать. Чуть позже в окно самолёта стало видно, как к динамикам со всех сторон бежали люди и собирались большими группами.

«Пожалуй, только в Мексике возможно подобное», — с раздражением подумал Стив. Однако профессиональное любопытство заставило его спросить у стюардессы, что происходит в аэропорту.

— О, сеньор, — ответила девушка дрожащим от волнения голосом. — Только что передали по радио страшную новость. Убит президент Кеннеди.

— Быть не может, — вырвалось у Стива.

— Вот, все так говорят, — кивнула стюардесса, — но, кажется, это правда…

— Можно попросить командира корабля?

— Как только самолёт наберёт высоту, сеньор.

Спустя несколько минут командир лайнера — широкоплечий плотный мексиканец с темно-коричневым лицом и проседью в курчавых волосах — подтвердил слова стюардессы:

— Радиостанции уже несколько минут на все лады твердят об этом. Машину президента обстреляли в Далласе какие-то снайперы. Все, кто ехал в машине, убиты.

— Кто именно, кроме президента?

— Все. А кто точно, не знаю… Вы американец? —Да.

— Примите моё соболезнование, сеньор.

— Но может, это сообщение — глупая выходка какого-нибудь шутника, — сомневался ошеломлённый Стив. — У нас в стране все возможно. Создали же однажды дикую панику, сообщив о высадке марсиан…

— Сегодня не первое апреля, сеньор, — неодобрительно покачал головой командир и удалился, явно задетый недоверием пассажира.

«Нет, быть не может, — билась мысль в голове Стива. — Невозможно такое… А впрочем, почему невозможно? Ведь Кеннеди не первый, кого ухлопали на этом посту. Случалось раньше, почему не могло произойти сегодня? Оружие продают кому угодно. Покупай, стреляй. Мало ли на свете безумцев? А с другой стороны, куда смотрела охрана, полиция, власти Далласа? Правда, это юг, где Кеннеди недолюбливали… Нет, всё равно, не умещается в голове…»

Когда самолёт приземлился в Акапулько, у Стива создалось впечатление, что в аэропорту все заняты только обсуждением сенсационного убийства. Служащих на месте не было. Багажа пришлось дожидаться бесконечно долго.

Стив рассеянно бродил по полупустому залу, потом присел возле закрытого киоска с сувенирами. Рядом лысый круглоголовый толстяк в костюме из дорогого серого твида пытался дозвониться по телефону в Нью-Йорк. Он нервничал, бранился в трубку, снова и снова требовал соединить его с мистером Пэнки. Ничего не добившись, толстяк в изнеможении присел рядом со Стивом и, поставив на пол жёлтый кожаный портфель, принялся вытирать шею и побагровевшее лицо клетчатым носовым платком.

Глянув подозрительно на Стива, он что-то спросил у него. Стив не расслышал вопроса и отрицательно покачал головой. Толстяк повторил вопрос по-немецки. Оказывается, его интересовало, где в этом проклятом аэропорту есть какой-нибудь порядочный телефон, с которого можно нормально дозвониться до Нью-Йорка. Стив понятия не имел, где искать такой телефон, а вдаваться в разговор со словоохотливым собеседником ему сейчас совсем не хотелось, поэтому он пожал плечами и, буркнув по-испански: «Не понимаю», отвернулся.

Толстяк окинул его презрительным взглядом, пробормотал что-то про «мексиканских ослов» и снова устремился к телефону, не забыв прихватить с собой портфель.

Набрав длинную серию цифр, толстяк опять принялся вызывать мистера Пэнки. Стив прикрыл глаза ладонью, стараясь не слушать назойливый монолог круглоголового. Багажа все не было, и пассажиры, прилетевшие вместе со Стивом, потеряв терпение, разбрелись по кафе и барам. Зал совсем опустел. В нем оставались лишь толстяк в сером костюме, не отступавший от телефона, и Стив на скамейке у киоска. Наконец, после многих попыток, толстяку удалось соединиться с мистером Пэнки. Удостоверившись, что на конце провода находится именно тот, кто был ему нужен, толстяк окинул тревожным взглядом опустевший зал и, снизив немного голос, снова перешёл на немецкий язык. Этот переход удивил Стива, и он невольно начал прислушиваться к разговору.

— Да-да, это я — Крукс, — твердил круглоголовый. — Феликс Крукс. Я должен был встретить его здесь… Вы поняли, мистер Пэнки? Да, Крукс, говорю я, черт побери… Из Акапулько, откуда же ещё… Нет, конечно, не встретил… Так вы ещё ничего не знаете, Пэнки!.. О боже!.. Я совсем не об этом… Ну при чем тут Кеннеди!.. Пэнки, поймите вы, черт побери, произошла вещь ещё более серьёзная… Нет… Не прилетел и никогда больше никуда не прилетит… Разбился полтора часа назад… Все погибли, все… О боже! Я говорю не о Кеннеди… Фигуранкайн разбился… Цезарь Фигуранкайн, вы меня поняли наконец? То, что от него осталось, привезут в Акапулько… или в Мехико… Сегодня вечером, вероятно… Или завтра… Что такое?.. Не сообщать никому?.. Через несколько часов и так все станет известно… Хорошо… Буду ждать… Звоню из аэропорта… Нет… Никого нет. Один какой-то олух сидит в зале… Ничего не понимает, ни по-английски, ни по-немецки… Да, убеждён… Пытался разговаривать с ним… Хорошо… Вечером буду ждать вас… Апартаменты для него были резервированы в «Континентале». Хорошо, буду держать их до вашего приезда. До вечера, Пэнки.

Толстяк бросил трубку, тяжело вздохнул и, осмотревшись по сторонам, вновь возвратился к скамье, на которой продолжал сидеть Стив. Присев на край скамьи, он бросил подозрительный взгляд на Стива, потом извлёк из бокового кармана пиджака записную книжечку, оправленную в кожу, и принялся что-то записывать массивной авторучкой с золотым пером.

«„Паркер“, — отметил про себя Стив, — последняя модель. Стоит не меньше ста долларов».

Толстяк кончил записывать и снова глянул на Стива. Что-то его, видимо, тревожило. Он ёрзал на скамейке, тяжело вздыхал, но не уходил. «Хочет заговорить», — решил Стив и сделал движение, чтобы подняться.

— Вы местный? — быстро спросил по-испански толстяк.

— Не совсем, — растягивая слова, лениво протянул Стив. — Я с Юкатана. А что угодно сеньору?

— Нет-нет, благодарю. Я думал, вы местный. Вы этого знать не можете… Вы только что прилетели?

— Недавно прилетел. Л теперь жду родственника. Он уже должен был быть здесь, но самолёт задержался.

— В Штатах?

— Нет, по пути из Бразилии.

— А, вот что! Он, значит, живёт в Бразилии.

— О нет. Он был там по делам. Он — духовное лицо. А постоянно живёт в Ватикане.

— В Ватикане? — поднял брови круглоголовый. — Вот как! А можно узнать, с кем имею честь?

— Меня зовут Хорхе де Эспиноза, — сказал Стив. — У моей тётки ранчо в Центральном Юкатане. Я немного помогаю ей вести хозяйство. А сегодня я встречаю тут своего родного брата, кардинала Карлоса де Эспинозу.

Толстяк онемел от удивления. Рот его раскрылся, и глаза стали совсем масляными.

— Так вы, значит… родной брат… его преосвященства, сеньор Эспиноза, — произнёс он наконец, запинаясь, — очень, очень приятно. Меня зовут Феликс Крукс, адвокат Феликс Крукс из Нью-Йорка — вот моя карточка, пожалуйста. Если будете в Нью-Йорке, прошу. Наша адвокатская контора достаточно известна.