Горячие ночи Востока - Верность джиннии

Шахразада

Верность джиннии

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

— Девочка моя, как же ты похожа на Маймуну! Такая же упрямая, такая же самоуверенная…

— Добрая моя Карима, мы же сестры… У нас один отец, суровый царь всех джиннов. У нас одна мать — кроткая и добрая Ясмин-покровительница. Как же мы можем не походить друг на друга?

Карима улыбнулась. Да, это была чистая правда — дочери Димирьята походили друг на друга как две капли воды. С самых первых дней своей жизни они знали все обо всем, спорили со всеми, кто только решался им возразить, и упрямо не принимали ничьих советов. Кроме, вот что удивительно, советов друг дружки. Ей, наставнице двух дочерей огненного народа, приходилось каждый день и каждый час изобретать сотни уловок, чтобы только заставить, о нет, уговорить юных джинний делать то, что должно. И то, конечно, что приличествует принцессам огненного народа.

Однако понятия о приличествующем и у Маймуны, и у Марджаны оказались более чем далеки от того, что считали позволительным для юной джиннии многочисленные родственницы. И потому, устав спорить, тетушки и нянюшки смирились, про себя называя девушек бранными словами, кои не следует произносить вслух достойной дочери колдовского рода.

Вскоре старшая, Маймуна, нашла свою любовь. И поселилась с ифритом Дахнашем среди людей, превратившись в обычную хлопотливую домохозяйку. С этого дня все взоры огненного венценосного семейства обратились к Марджане. Она должна была, о нет, она просто обязана была стать настоящей принцессой и наследницей джиннов и джинний!

Но девушка все решила сама — она отвергла устои того общества, в котором родилась. Более того, она избрала для себя путь, который был столь же далек от общепринятых понятий, как и путь старшей сестры. Девушка решила, что станет одной из ордена «стражей-шеду», будет помогать людям, особенно тогда, когда против них, слабых людей, плетет интриги сам отец порока, Иблис Проклятый. Но этого показалось Марджане мало — и она под видом целительницы спустилась в мир людей, дабы исцелять раны тех, кто в бесчисленных войнах на благо глупцов укорачивал свою и без того столь недолгую жизнь.

Матушки и нянюшки лишь тяжело вздохнули — девушка была потеряна для того будущего, которое они сообща пытались ей навязать. А терпеливой наставнице Кариме пришлось вслед за своей любимицей переселиться в мир людей, чтобы помогать ей, поддерживать если не советом, то хотя бы просто сочувствующим молчанием.

Свиток первый

Эгрипос

Май

Древние камни в лунном свете казались развалинами волшебного замка. Небольшие серебристые бассейны, питаемые горячим источником, чуть колеблясь, переливались таинственными зеркалами среди ночных теней. Теплая вода стекала бесшумным каскадом по выбитым в граните ступенькам террасы — остаткам римской бани. Поистине колдовское зрелище на этот раз не успокоило Марджану.

Остановившись у подножия террасы, девушка соскользнула со спины своей покладистой кобылы. За восточным гребнем скалы простиралось сверкающее Серединное море, спокойное и безмятежное под ярким диском луны. Вид был великолепным, поражающим воображение даже здесь, на острове, известном своей необычайной красотой. Но сегодня эти тишина и спокойствие лишь подогревали ее тревогу.

Она нервничала, как юная красавица, сбежавшая на тайное свидание к возлюбленному. Шейх вовсе не ее любовник, какие бы дурацкие фантазии ни рисовало разгулявшееся воображение. Она вообще сомневалась, что он придет.

Не зная, чем занять руки, Марджана нагнулась и сорвала лист папоротника, растущего в трещинах между камнями. Свежий соленый ветерок теребил ее юбки, принося запах жимолости, вьющейся по древним развалинам, и сосен, которыми заросли склоны гор. Камни под ногами отдавали тепло летнего солнца. Марджана стала взбираться по высеченным в скале ступенькам, служившим людям долгие тысячи лет.

Когда она проходила под высокой аркой портала, сердце ее дрогнуло. У обнесенной парапетом стены стоял человек, глядя вдаль, на безбрежное, пересеченное серебристой лунной дорожкой море.

Шейх Мехмет, бей Мейт — инбаши[1] капыкулу, воинов, поклявшихся в верности самому султану.

Она узнала его сразу же, хотя встретила впервые всего три дня назад. Не многие жители острова были так же высоки, широкоплечи и мускулисты, не многие обладали столь властной осанкой. И ничей взгляд не действовал на нее сильнее, чем вызывающий взор его темно-синих глаз.

Несколько дней назад шейх привез сюда, на остров, умирающего солдата. Казалось, он готов отдать свою жизнь в обмен на жизнь этого молодого юзбаши. И Марджана отдала все силы, чтобы юноша выжил. Все это время рядом был он, шейх Мехмет. Он делил с девушкой каждый миг этих страшных дней. И лишь когда стало ясно, что Фарух не умрет, позволил себе оставить пост у постели друга.

Но сейчас он был здесь.

— Не пожалеете, что я вторгся в ваше убежище? — не оборачиваясь, спросил он.

«Не знаю… быть может и пожалею…»

Она часто приходила к ромейским развалинам — теплая вода бассейнов дарила ей удивительные силы. Это был ее мир. Редко кого она посвящала в свою тайну. Но после нескольких изнурительных дней ухода за больным шейх отчаянно нуждался в целебном воздействии чудотворных вод. Как и она сама.

— Я же сама позвала вас сюда, — искренне ответила она.

Марджана, взобравшись наверх, встала рядом с ним у осыпающейся каменной стены. Сердце заколотилось быстрее уже от одной его близости.

Удивительно, как остро она чувствует близость этого человека. Правда, в легендах говорится, что остров Эгрипос обладает мистической способностью возбуждать любовь даже в самых холодных сердцах, но она считала себя неподвластной его чарам. Да, ничего не скажешь, шейх Мейт, который любит, чтобы его называли просто Мехметом, — поразительно красивый мужчина, таких ей редко приходилось встречать: темно-синие глаза, точеные черты лица и волосы цвета воронова крыла. Среди ее знакомых были и те, которых по праву можно считать неотразимыми. Да и поклонников у нее было немало.

Однако эти поклонники не задевали ее чувств. Вот уже три дня Марджана пыталась подавить неистовое влечение к шейху Мейту, заставить себя не мечтать об этом человеке. Пыталась задушить чувства, которые он вызывал. Больше всего ее тревожили жар и страсть в его глазах: одним взглядом он пробуждал в ее крови безумные желания, от которых перехватывало дыхание.

Усилием воли вынуждая себя успокоиться, Марджана пристально всмотрелась в сверкающую даль моря и вслушалась в далекий шепот волн, набегавших на берег вечным неустанным прибоем.

— Надеюсь, Фарух спокойно спит? — прервала она наконец молчание.

— Да, хвала Аллаху всесильному, — кивнул шейх. — Впервые за много недель он обрел некое подобие покоя.

Юзбаши Фарух потерял ногу при осаде Гексамилиона, и рана никак не заживала. Бедняга слабел день ото дня, метался в жару и умолял командира отвезти его домой на остров. Но во время путешествия открытая рана загноилась.

Не в силах покинуть умирающего юзбаши, шейх Мейт отказался уехать, ожидая конца, который, к счастью, так и не настал. Состояние молодого человека заметно улучшилось сегодня утром; лихорадка спала, и врач объявил, что все, возможно, обойдется.

— Нет слов, чтобы выразить мою благодарность, — пробормотал шейх. — Именно вы спасли жизнь Фаруху.

— Нет, вовсе не я, — скромно покачала головой Марджана. — Доктор Бадр-ад-Дин — превосходный врач, а я всего лишь помогла.

— Но именно вы сутками сидели у его постели.

Она действительно преданно ухаживала за юзбаши — у местного доктора было слишком много пациентов. Но и шейх Мейт сыграл в выздоровлении Фаруха немалую роль: при необходимости подменял ее, послушно и без жалоб выполняя любую грязную работу, придерживал метавшегося в бреду юзбаши, пока она накладывала на рану мази и бальзамы, вливала в его горло микстуры и меняла холодные компрессы.

— Фарух жив, — настаивал Мейт, — потому что вы не дали ему умереть. Думаю, что его спасла исключительно ваша сила воли.

Марджана чувствовала себя польщенной.

— Что же… я славлюсь своим упрямством.

Мейт ответил легкой улыбкой. Раньше она не видела, как он улыбается, и у нее сжалось сердце — подобной открытой и щедрой улыбки она не видела еще в своей жизни. За долгие мрачные часы дежурства они очень сблизились. Теперь их трудно было назвать чужими людьми — слишком многое пришлось испытать вместе: страх, отчаяние, надежду и, наконец, долгожданное облегчение. Отвоеванная победа по-настоящему связала их.

И поэтому она так сильно жалела, что завтра он уезжает.

— Думаю, вы слишком высоко оцениваете мои усилия, — покачала головой Марджана. — Если верить Фаруху, именно вы спасли его жизнь, отведя сабельный удар.

— Его бы вообще не ранили… если бы он не заслонил меня собой. Я в огромном долгу перед ним. И перед вами тоже, — вырвалось у него с такой силой, что Марджана невольно повернула голову. Темно-синие глаза под густыми ресницами пристально изучали ее. Внезапный жар разлился по телу девушки, жадно-первобытный и откровенно чувственный.

Она поспешно отвела взгляд. Даже думать об этом не стоит. Глупо мечтать, что она способна привлечь такого красавца. Разумеется, она недурна собой, но вряд ли после проведенных вместе дней он вообще может увидеть в ней женщину. Трудно его за это осуждать. Хорошо воспитанные благородные ханым не имеют дела с гноем, кровью и умирающими, они находят другие, более женственные занятия. Они не помогают местному доктору при операциях и не лечат мужчин, не состоящих с ними в родстве. Никто из них не колесит по всему миру с опасными заданиями и уж тем более не пускает в ход оружие, защищая правое дело в попытке искоренить зло и тиранию.

Да, она не похожа на большинство хорошо воспитанных благородных ханым. Ее природный дар исцеления словно провел невидимую границу между ней и обществом, а тайное призвание и вовсе сделало отверженной. Она была «стражем», членом тайного общества защитников, поклявшихся следовать идеалам справедливости.

Но вряд ли стоит беседовать обо всем этом с чужаком, а тем более с шейхом Мейтом, который завтра покинет Эгрипос и, скорее всего, никогда сюда не вернется. Думать об этом было так больно… Ясно одно: она никогда его не забудет… хотя всей душой противилась этому.

Мехмет, шейх Мейт заставил ее мечтать о вещах, которые, как она долго убеждала себя, ей не нужны и не важны. Она добровольно отказалась от всего, что считалось важным для любой другой женщины: брак, дети, муж… даже любовники.

Душа Марджаны заныла от боли…

Может, в самых безумных фантазиях она и грезила о том, каково это — испытать любовь мужчины, но шейх вряд ли изберет ее своей возлюбленной. После долгого совместного сражения за жизнь юзбаши он скорее считал ее товарищем по оружию, чем объектом вожделения.

— Вы по-прежнему будете ухаживать за Фарухом? — между тем спросил он.

— Конечно, — кивнула она. — Не стоит беспокоиться, инбаши. Теперь он вне опасности и со временем окончательно излечится.

— Но навсегда останется калекой.

Мейт закрыл глаза и слегка вздрогнул. Она понимала его отчаяние. Шейх чувствовал себя ответственным за самопожертвование юзбаши. И, очевидно, сам страдал от ужасных последствий войны. Правда, он не был ранен. Но после восьмилетней службы в кавалерии невидимые раны наверняка кровоточили до сих пор. Она чувствовала его душевную боль, как свою собственную. Во время их ночных бдений у ложа умирающего она видела его измученные глаза. Понимала, с чем ему приходится бороться. Закаленный в битвах солдат, уставший от смерти и разрушений.

Она хотела помочь ему, хоть как-то утешить, но не представляла, что делать. Это не физическая рана, которую можно исцелить настоями и мазями.

— Юзбаши говорит, что вы герой, — выдохнула она наконец.

Мейт презрительно фыркнул.

— Герой… — буркнул он, брезгливо оглядывая свои руки, словно они все еще были запятнаны кровью. — Вы целительница, а я только и могу, что отнимать жизни. И боюсь даже вспомнить тех бесчисленных бедняг, которые воевали и погибли под моим командованием. Или… друзей, которых я потерял.

— Лучше подумайте о бесчисленных жизнях, которые вы спасли!

— В этом-то и весь ужас, — мрачно пробормотал он. — Одних спас, а других…

Сердце снова пронзила игла боли. Ему не нужно объяснять свои чувства. Он считал, что виноват перед погибшими хотя бы уже потому, что выжил. Она сама как целительница временами вела такие же битвы, пытаясь бросить вызов смерти. И слишком часто оказывалась побежденной.

— Нельзя обвинять себя в безумствах войн, мой шейх, — тихо заметила Марджана, мягко кладя руку ему на плечо. — Каждый из нас может всего лишь достойно исполнить свой долг. Я думаю, что необходимо необычайное мужество, чтобы, как вы, день за днем видеть смерть лицом к лицу.

Шейх долго молчал. Просто смотрел на нее, словно стараясь запечатлеть в памяти черты ее лица. Глаза казались темными и бездонными, как сама ночь.

— Ангел милосердия… — выговорил он наконец. — Вы всегда стараетесь утешить полузнакомых людей?

Марджана снова залилась краской.

— Да. Вы же сами сказали — я целительница. И не могу видеть чужих страданий.

— Вы думаете, что я страдаю?

— А разве нет? — тихо спросила она.

Мейт хрипло рассмеялся.

Стараясь сменить тему разговора и отвлечь его внимание от своей персоны, она посмела задать новый вопрос:

— Вам обязательно нужно ехать завтра? Может, вы согласитесь еще немного побыть на Эгрипосе?

— Признаю, мысль весьма соблазнительная, — кивнул он. — Я совсем не рвусь обратно, в эту жестокую бойню. Не могу спокойно смотреть, как мои люди становятся пушечным мясом. Но они во мне нуждаются. Я не могу их предать.

— Однако отдых вам не помешает. Пока юзбаши был в критическом состоянии, вы не имели ни малейшей возможности насладиться миром и покоем нашего маленького острова. Уверяю, это настоящий бальзам для души.

— Хотите сказать, что ваш остров пронизан какой-то особой магией?

— Никакой магии. Но солнце, свежий воздух и море обладают способностью исцелять не только израненные тела, но и искалеченные души. Легенда гласит, что сам Аполлон зачаровал его.

— Я никогда не верил в чары.

Шейх не мог не признать, что Эгрипос необыкновенно красив. Море отливает лазурью, склоны гор залиты солнцем, а под голубым небом золотятся долины. Остров, с этим трудно было спорить, и в самом деле успокаивал измученные нервы, излечивал душевные раны и усмирял глубокую скорбь.

А уж о чарах Марджана знала все — пусть, отказавшись от своего огненного народа, она потеряла почти все силы, но и того, что у нее осталось, с лихвой хватало, чтобы лечить людей. И иногда, очень и очень редко, выручать друзей из беды.

Мейт оглядел живописные руины и сверкающие, расположенные на разных уровнях бассейны.

— В этом месте действительно должно царить волшебство.

Его тревожащий взгляд снова устремился на нее. Последовало долгое молчание.

И тут он медленно протянул руку, приподнял ее волосы и нежно обхватил ладонью затылок. Марджана задохнулась, когда он взглянул на ее губы, опустив длинные густые ресницы. Сердце бешено заколотилось. Ни один мужчина еще не смотрел на нее вот так… с желанием. Неужели он действительно может ее желать?

— Шейх Мейт…

— Мехмет…

Ей показалось, что он собирался поцеловать ее, но вместо этого он накрыл ее руку своей. Марджана стояла, не в силах пошевелиться. Могла только смотреть на него.

— Я нуждаюсь в исцелении, милая Марджана. Ты можешь излечить меня?

Ее сердце, казалось, вот-вот разорвется. Похоже, он просит о чем-то большем, чем простое утешение. И она страстно хотела дать ему это утешение…

Он неожиданно вздрогнул, словно просыпаясь, и поспешно отступил.

— Простите. Я пришел сюда не для того, чтобы обольщать вас.

Марджане почему-то стало грустно. Одно его прикосновение потрясло ее до глубины души. Может, Мехмет действительно хотел поцеловать ее, но вспомнил, что он офицер и высокородный господин. Благородный человек не захочет воспользоваться уединением.

«Но что, если я сама хочу этого обольщения?» — Непрошеная мысль застала ее врасплох.

— Зря я пришел сюда… Зря, — тихо признался он, пытаясь отвернуться.

Марджана с тревогой воззрилась на него.

— Нет! Пожалуйста, не уходите! — вырвалось у нее. Невыносимо думать, что он оставит ее и уйдет! — Вы даже не окунулись! К тому же вам действительно нужен отдых!

Марджана, стараясь казаться спокойной, с притворной строгостью заявила:

— У меня куда больше опыта в лечении, чем у вас, шейх. Вам нужно последовать моему совету — теплые воды и массаж.

Тени в его глазах словно растворились, и их место заняли веселые искорки.

— Но что будет, если я не последую вашим советам? Силой заставите меня покориться, как в свое время беднягу Фаруха?

— Совершенно верно. Я привыкла справляться с капризными пациентами… Найдется и на вас управа.

— Да, подобная угроза отлично убеждает. Ладно. Так и быть.

Он стянул сорочку и бросил у каменной ограды. Пульс Марджаны немедленно участился, стоило ей увидеть его мощный, играющий мышцами торс.

— Куда прикажете окунуться?

— Туда… В дальний бассейн, прямо у скалы, — он самый глубокий и самый теплый. Его вода творит настоящие чудеса.

— Составите мне компанию?

Ее колебание длилось всего миг.

— Да. Массаж в сочетании с горячей водой творит настоящие чудеса.

Он демонстративно пожал плечами.

— Клянусь, я отдал бы год жизни, если это поможет хоть немного облегчить мои боли. — Повернувшись, он направился к среднему бассейну. — Вы говорили, что доктор Бадр-ад-Дин иногда использует массаж в лечении. Я видел, вы постоянно разминали ноги Фаруха, чтобы обеспечить приток крови и облегчить боль.

— Да, — кивнула Марджана. — Доктор отлично знает об исцеляющей силе прикосновений. И готов использовать все свои знания, чтобы вылечить страждущих.

Шейх без дальнейших слов снял бриджи.

Она изучала анатомию человека. Множество раз видела обнаженных мужчин. Но то были больные или искалеченные пациенты. Этот же человек был сама жизнь. Он походил на греческого бога: длинноногий и идеально сложенный. Все его тело дышало дикой, первозданной красотой. Серебристый свет подчеркивал каждую мышцу его широких плеч, могучей спины, узкой талии, сильных бедер наездника…

Она почти потеряла способность мыслить, пораженная его великолепной наготой. И вдруг поняла, что он, вероятнее всего, считает ее опытной женщиной, имевшей немало любовников. Женщина, избравшая столь необычное призвание, по его мнению, должна разбираться в мужчинах и тонкостях любовных игр.

Он опустился в воду. Дно бассейна было покатым, и он лег на спину, так что вода доходила до середины груди. На секунду, прикрыв глаза, блаженно вздохнул, когда горячая вода омыла его.

— Вы были правы, — пробормотал он. — Это рай.

Вновь наступила тишина — тишина, сковавшая Марджану по рукам и ногам. Напряжение вернулось с новой силой. Теперь она понимала, что просто не способна оставаться безразличной к Мехмету Мейту. Как ей вообще могло прийти в голову, что она сможет относиться к нему, как к любому другому пациенту?!

— Вы идете?

Она осознала, что он ждет ее. Наблюдает. И Марджану вдруг словно громом поразило. Все это время она лгала себе! Воображала, что убедила его прийти сюда только потому, что ему было плохо. Только потому, что она не может отвернуться от чужих страданий. На самом-то деле она с самого начала надеялась на куда большее…

Стук ее сердца почти заглушал тихий звон цикад в теплой ночи. Девушка гадала, успел ли шейх заметить ее смятение.

— Марджана?

На этот зов она откликнулась, словно притягиваемая неодолимой силой. Помедлила на краю бассейна и после минутного колебания позволила платью упасть у своих ног.

Стоило ей войти в воду, как батистовая рубашка вздулась пузырем вокруг бедер. Тепло ласкало ее тело, пока она шла к нему. Но жар во взгляде Мейта вызвал озноб предвкушения. Раскрасневшаяся и разом ослабевшая, она вся дрожала.

К тому времени как они оказались рядом, у девушки голова шла кругом, и все же она старалась не выдать себя и говорить спокойно:

— Повернитесь спиной.

Он оттолкнулся от стены и послушно выполнил приказ. Встав на колени позади него, Марджана подняла руки и осторожно положила пальцы на его плечи.

— Закройте глаза, — мягко приказала она, принимаясь за работу. Мышцы под кожей были тверды, как дерево, сухожилия натянуты, подобно тетиве лука. Его тело более всего напоминало один огромный узел.

— Попробуйте расслабиться и почувствовать мое прикосновение, — пробормотала Марджана. — Позвольте теплу вас успокоить.

Она постепенно смещалась ниже, скользя по мокрой коже спины. И замерла, когда большой палец наткнулся на длинный шрам чуть ниже левой лопатки.

— Что это?

— Меч сарацина.

Марджана встревоженно нахмурилась, вспомнив об опасной жизни военного, но все же продолжала медленно разминать его спину, нажимала на нее нижней частью ладоней, не пропуская ни единого клочка кожи, то и дело задевая очередной полученный в бою шрам. Наконец ей удалось немного размягчить сведенные мышцы, хотя тело расслабилось не так сильно, как она надеялась.

И что всего хуже, в ее собственном теле нарастало напряжение. Так, словно она забирала себе боль и судороги шейха. Влажная плоть под ее пальцами была теперь обжигающе горячей. Внизу живота сгущалась красноречивая тяжесть. Плеск воды казался маняще-соблазнительным, серебряная тишина ночи — нереальной, как во сне.

Испытывал ли он те же первобытные чувства, которые захлестнули Марджану?

Ее руки медленно скользнули вниз по спине Мехмета, ладони мяли теплую кожу, выпуклые мышцы. Должно быть, он почувствовал, что ее прикосновения стали другими — руками она ощутила, как напряглось его тело под ее невольными ласками. И все же не могла остановиться. Пальцы легли на изогнутый шрам. Она позволила себе немного задержаться, растирая неровную складку, словно жалея, что не уберегла его от боли. Но тут неожиданно для себя, что-то сочувственно бормоча, прижалась губами к изуродованной плоти. И осознала, что он мгновенно застыл.

Миг, другой… Мехмет обернулся, пытаясь поймать взглядом ее взгляд.

Ее сердце лихорадочно забилось где-то в горле. Она забыла о своей миссии целительницы. Теперь она просто женщина. И расплавленная лава его взгляда только обостряла безумные желания, бушующие в ней. Не выпуская Марджану из плена своих глаз, он поднял руку, чтобы коснуться ее щеки.

— Ты, должно быть, видение… сон. Но если я сплю, лучше не просыпаться. Пусть это длится вечно…

— Да, я тоже не хочу просыпаться, — едва слышно прошептала она.

Он привлек ее так, что теперь она прижималась к нему всем телом, и крепко обнял. Единственной преградой между ними была мокрая ткань ее сорочки.

Почти касаясь ее губ своими, он еще крепче стиснул руки и прижал ее бедра к твердой набухшей плоти, позволяя почувствовать, как сильно он возбужден. Как бы много она ни знала о телесной любви, ничто не подготовило Марджану к реальности отношений с этим человеком, к ощущению его плоти, красноречиво говорившей о его желаниях. К жарким, бесстыдным фантазиям, сотрясавшим ее беспомощное тело.

Его теплое дыхание легким ветерком обласкало ее губы:

— Я хочу тебя.

Это чувственное признание застало ее врасплох. Никогда ни один мужчина не говорил ей ничего подобного. Он достаточно ясно выразил свое желание… Но ей показалось, что за этим есть и второй, более глубокий смысл: он жаждал от нее физического утешения. Хотел почувствовать жизнь, а не смерть, ведь страсть — наиболее яркое выражение жизни. Мехмет Мейт, вне всякого сомнения, просто захотел женской ласки. Но даже если это и так, Марджана не могла отрицать ответного желания, которое пробудили в ней его слова.

И в эту минуту их губы слились. Его поцелуй был одновременно грубым и нежным, требовательным и отчаянным, выражавшим мучительную потребность, особенно когда его язык настойчиво скользнул в ее рот, окончательно лишив способности дышать.

Нетерпеливый звук вырвался из ее горла, и ее пальцы сами собой впились в тугие мышцы его плеч. Этот исступленный, почти безумный поцелуй был первым в ее жизни. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он со стоном оторвался от нее, закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу, словно пытаясь взять себя в руки.

— Останови меня сейчас… Через миг я уже не смогу остановиться, — хрипло выдавил он.

Марджана покачала головой.

— Нет… Я не хочу, чтобы ты останавливался, — дрожащим голосом попросила она.

Ее непослушное сердце отсчитало несколько ударов, затем он отстранился и испытующе взглянул на нее.

— Чего ты хочешь, мой ангел? Скажи.

Она не успела оглянуться, как груди легли в его ладони, словно в две чаши. Большие пальцы прижались к соскам, превратившимся в два крошечных камешка.

Огненная молния прострелила ее, и Марджана с трудом сдержала инстинктивную мольбу. То, что она в действительности хотела, было непозволительным, недостойным, бесстыдным… Потому что она хотела его. Хотела, чтобы он обнимал ее. Прикасался. Показал, что такое настоящее наслаждение.

«Что, если я отдамся ему?» — настойчиво спрашивал внутренний голос. После сегодняшней ночи она больше не увидит Мехмета Мейта. Он вернется в полк, к своим обязанностям инбаши, забыв об острове и о ней навсегда. И его могут убить…

При мысли о том, что этот сильный, мужественный человек ежечасно рискует своей жизнью, у нее едва не разорвалось сердце. Скорее всего, это его последняя ночь страсти. И ее тоже.

Она хотела стать женщиной. И не могла больше скрывать этого желания даже от себя самой. Оно словно огонь сжигало ее душу. Но каким бы абсурдным это ни казалось, она не могла заставить себя быть откровенной. Смело открыть свои мечты. Много раз, будучи «стражем», она сталкивалась с опасностью и интригами, но сейчас испытывала странную неловкость и умирала от застенчивости. Она могла только намекнуть… и надеяться, что он поймет.

— Я… не настолько опытна, как ты считаешь.

Он мгновенно насторожился.

— Ты никогда не была с мужчиной?

— Честно говоря, нет.

И снова между ними воцарилось молчание. Лунный свет играл на его точеных чертах, и она невольно любовалась им, ожидая ответа. Вода касалась ее груди, просачивалась между ног, еще более обостряя чувствительность, пробуждая дремлющие желания, заставляя остро ощущать сосущую боль.

— Тогда тебе лучше уйти, — холодно, почти резко выдавил он.

— Я хочу остаться, — едва слышно возразила она. — Пожалуйста… я хочу познать истинную страсть. Ты мне покажешь?

Его колебание длилось целую вечность.

— Меня нужно казнить за одно то, что я раздумываю над твоим предложением.

— Пожалуйста, Мехмет…

Нежность удивительно преобразила его застывшее лицо.

— Ты уверена?

Она еще никогда в жизни не была так уверена.

Сегодня она наконец сможет отдаться самым потаенным своим желаниям. Сможет быть алчной, неистовой и женственной, бесстыдной и буйной. Она почти не сомневалась, что любовь этого человека вознесет ее на седьмое небо. И совсем не сомневалась, что будет лелеять эти воспоминания до конца дней своих.

Вместо ответа она протянула руку, чтобы коснуться его худой щеки.

— Я хочу, чтобы это был ты… Только ты… Будь со мной…

— Моя греза…

Он был нежен. Невероятно нежен. Она ощущала его железную волю и стальное самообладание, когда он осыпал ее поцелуями, легкими, как крылья бабочек, едва прикасаясь к губам, подбородку, шее. Все еще не отрывая от нее губ, он приподнял Марджану, усадил ее к себе на колени, спустил с плеч лиф сорочки, и ее голые трепещущие груди вырвались на волю.

Марджана сжалась, боясь, что он будет разочарован видом ее нагого тела, но огонь в его глазах разгорался все ярче. Он словно пожирал взглядом ее блестевшее в лунном свете тело. И под этим откровенным взглядом ее щеки запылали еще ярче. Руки, гладившие ее упругие холмики, казались раскаленными. Мехмет не торопился, лаская ее нежно, медленно, и она забыла о своих страхах. Забыла обо всем. И понимала только, что он исполнен решимости возбудить ее так же сильно, как она, сама того не сознавая, возбудила его.

Каждое его движение было непередаваемо чувственным. И все же Марджана оказалась не готовой к взрыву ощущений, когда он нагнулся, чтобы взять губами горошинку соска. Девушка задохнулась и закрыла глаза, охваченная жаром, а внизу живота и между бедрами разливалась почти невыносимая боль.

Целую вечность его язык и губы возбуждали ее. Искушали, обольщали, опьяняли, посылая мириады ощущений в каждый нерв ее тела. Его руки так же неспешно стали гладить ее спину, обводя изгибы бедер, мяли упругие полушария.

Ее голова бессильно откинулась, из груди вырвался тихий вздох наслаждения. Наконец его губы оставили ее груди и провели пылающую дорожку по ее горлу.

— Ты этого хотела? — горячо выдохнул он и, не дожидаясь ответа, стянул истекающую водой сорочку через голову, оставив Марджану совершенно обнаженной. Его глаза стали еще темнее: он был заворожен и потрясен таким соблазнительным зрелищем.

Марджана была уверена, что всему причиной магия ночи. Обольстительная чувственность, пронизавшая самый воздух острова, усиливала его голод. Но сейчас причина была ей безразлична. Потому что тот же голод пожирал и ее. Под его взглядом она чувствовала, как прекрасна.

Сонная, пьянящая истома охватила ее, когда его руки снова скользнули по ее телу в чувственной ласке. Его ладонь медленно провела по ее бедру, скользнула к животу, спустилась ниже. И когда отыскала самую нежную и чувствительную часть ее тела, Марджана затрепетала.

Не обращая внимания на ее инстинктивные протесты, он продолжал возбуждать ее… Дерзкие пальцы проникали все дальше… медлили… задерживались… отстранялись, только чтобы начать все снова. И с каждым его движением желание все сильнее кружило голову, заставляя забыть про стыд, наполняя мучительным томлением. Марджана отчаянно выгнулась, пытаясь коснуться ноющими грудями его груди.

— Не торопись, — пробормотал он, но в гортанном голосе слышались удовлетворенные нотки.

Чуть отстранившись, он подвел ее руку к своим чреслам, к мужской плоти, которая так дерзко упиралась в ее живот. Даже в теплой воде она казалась горячей и пульсировала при малейшем прикосновении. Он медлил, оставляя решение за ней. Но для нее уже все было решено. Глупо или мудро, но она хотела этого. Хотела его.

— Да, — прошептала она, отвечая на его молчаливый вопрос.

Глядя на нее горящими глазами, он сжал ее бедра и бесконечно осторожно опустил на себя. Его вторжение было тягуче медленным, сводящим с ума, кружащим голову. Девушка не почувствовала никакой боли, ее поразило такое сладкое, такое долгожданное ощущение наполненности. Словно они самой природой были созданы друг для друга.

Теплые губы коснулись ее трепещущих ресниц, щек и губ, пока она не стала дышать ровнее.

— Так лучше?

— Да…

Искра наслаждения вспыхнула в ней, и она невольно вздрогнула. А когда он, чуть отстранившись, снова вонзился в нее, она поняла, что ее тело приняло его власть над собой. Его губы скользнули от мочки уха к шее, затем к тонкой ключице и дальше…

Он снова опустил голову к ее груди. Язык обводил розовые кружки, лизал, возбуждая в ней жаркое, настойчивое желание. Марджана бессильно обмякла, прижимая свою трепещущую плоть к его губам и что-то бессвязно бормоча, содрогаясь от ощущений, таких исступленных, что, казалось, она сейчас обратится в пламя.

Потом его великолепные руки снова скользнули между их телами, а большой палец нашел скользкий бутон, скрытый в женственных складках.

— Нет… — инстинктивно вырвалось у нее. Дрожа, она попыталась высвободиться, избавиться от пугающей настойчивости.

— Да, — настаивал он, не позволяя ей освободиться.

Одна рука по-прежнему сжимала ее бедро, пальцы другой продолжали ласкать набухший бугорок. Темные волны наслаждения неустанно бились о берег ее желания, пока боль не стала отчаянно острой. Исполненная безумной чувственности, Марджана стала бешено извиваться. Долгий протяжный стон вырвался у нее. Пальцы впились в бугрящиеся мышцы плеч, когда жидкий огонь охватил ее.

Она льнула к нему, беспомощно содрогаясь, крики раскалывали тишину ночи, огненный ад продолжал бушевать, такой мощный, такой опустошающий, что она окончательно потеряла голову.

Ошеломленная, опустошенная, она рухнула ему на грудь, слушая оглушительный стук его сердца, нежась в его объятиях.

— Я и подумать не могла… — Прошло немало времени, пока она наконец смогла говорить. — Наверное, именно это и называют маленькой смертью.

— Именно это.

Она расслышала улыбку в его голосе, почувствовала, как его губы прижались к влажным локонам на ее виске.

— Но есть и кое-что еще, милая.

— Еще? — недоверчиво рассмеялась она.

— Больше, гораздо больше.

Он слегка шевельнул бедрами, чтобы она почувствовала всю силу его возбуждения. Марджана, мгновенно задохнувшись, чуть отстранилась и взглянула в его потемневшие глаза.

— Ты меня научишь?

— О да. Могла бы не просить меня об этом…

Он снова сжал ее бедра и стал раскачиваться, прежде чем медленно вошел в нее. На этот раз он был так же осторожен, но она по-прежнему чувствовала, каких усилий это ему стоит. Лицо словно осунулось, губы плотно сжаты, дыхание так же затруднено, как у нее. Она почувствовала его отчаянное желание, когда его губы стали слепо искать ее рот, слышала это в его голосе, когда он прошептал в ее губы:

— Исцели меня, мой светлый ангел.

Эта мольба окончательно сломила ее сопротивление. Его темное желание наполнило ее нежностью, потребностью излечить его истерзанную войной душу. Ее руки крепко обвили его, и она вернула жаркий поцелуй, вложив в него все, что таила от самой себя все эти годы.

Вся ее ночь принадлежит этому великолепному мужчине. Она сделает все, чего он захочет. А он, это было столь очевидно, хотел отдаться лунному свету, очарованию страсти этого острова.

И самой Марджане.

Свиток второй

Эгрипос

Август

— Но, девочка моя, так нельзя! Ты молода, красива…

— Кара!..

— Не спорь. Ты красива, умна. Мужчины смотрят тебе вслед даже здесь, на острове. Думаю, что и в столице они не дают тебе прохода.

Марджана усмехнулась. Ее-то не трогали даже самые откровенные взгляды. Никто ей не был нужен. Почти никто…

— Тебе нужна семья, дети.

— Кара, я врачеватель, лекарь… Не думаю, что найдется мужчина, которому понравятся мои занятия. Благородные ханым не варят бальзамов, не перевязывают огнестрельные раны, не закрывают глаза умершим. Единственное, что им может позволить муж, — это щипать корпию, беседуя с подругами о столь важных для них предметах, как новая брошь или новый любовник…

— Иногда новый любовник — это очень важная для женщины тема, поверь.

Карима улыбнулась — и Марджана вернула ей улыбку. О, ее наставница могла вскружить голову и султану, и даже Папе Римскому… Если бы захотела.

— Милая моя Кара, мне никто не нужен! Мне не нужен глупый муж, а умного мне не найти. Мне не нужен богатый муж, потому что я и сама не бедна, да и слишком хорошо знаю, что есть истинное богатство… Мне не нужен муж, которому я не могла бы открыть всего…

Карима замолчала. Да, служение Марджаны давно уже стало самой ее жизнью. Мало кому из нормальных здравомыслящих мужчин понравится, когда жена среди ночи бежит в госпиталь лишь потому, что пора менять повязки или поить раненого микстурой. Не говоря уже о большем…

— Малышка, но если твоим избранником станет уроженец иных народов?

— Чиниец? Монгол?

— Нет, — Карима усмехнулась, — я говорила об огненном народе. К которому принадлежишь и ты.

Марджана внимательно посмотрела на подругу. Та вышивала и в этот миг заканчивала лепесток расцветающей маргаритки.

— Разве что сам великий Меймаз…

— Увы, о нем можно и не вспоминать. Но что, если найдется джинн или ифрит, который украдет твое сердце…

— Кому нужен камень? — Марджана пожала плечами. Этот разговор Карима заводила уже не в первый раз.

Но сегодня она была отчего-то необыкновенно настойчива.

— Ну-ка, красавица, признавайся. — Марджана присела на корточки перед подругой. — Мои родственнички опять сменили гнев на милость? Опять пытаются вернуть меня на путь истинный и выдать замуж за очередного «славного мальчика» из огненного рода?

Карима улыбалась. Конечно, можно было бы не заводить всего этого разговора — решений Марджана не меняла. Так же, как и ее старшая сестричка. Но попытаться все-таки стоило. Быть может, в этот раз… Быть может, выученик ее батюшки сможет покорить сердце упрямицы.

— Не сердись, девочка. Никто тебя ни к чему не принуждает. Но поговорить-то ты с ним можешь? Побеседовать о том, о сем… Принять так, как приняла бы любого родственника воспитанная девушка?

— Поговорить? Конечно могу. — Глаза Марджаны нехорошо сузились. — Он что, уже здесь?

— Да, вчера шхуна вошла в порт.

— Неужели он путешествует как самый обыкновенный человек?

— Должно быть, так. Ведь и ты не летаешь по воздуху, укутавшись в огненный вихрь…

— Ты забыла, что я этого не могу? Что мой папенька лишил меня почти всех сил в наказание за упрямство?!

Девушка вскочила. Ох, лучше бы Кара не вспоминала об этом! Сколько добрых дел она бы могла совершить, оставь ей отец ее силы! Скольким людям помочь…

— Успокойся, милая. Я все помню, — мягко улыбнулась Карима. — Ведь и со мной твой батюшка обошелся так же…

— Так зачем же ты раз за разом пытаешься меня просватать за очередного джинна или ифрита?! Наверняка заботливый царь Димирьят заставляет тебя!

— Он лишь просит…

Нет, она, Марджана, не понимала этого. Не хотела понимать. Для нее не существует никого… ей никто не нужен! Та далекая уже ночь была данью ее телу. Она прошла, и вместе с ней ушло из ее жизни что-то важное. Даже мир вокруг сейчас был не разноцветным, а серым… Ей не хотелось ни поклонников, ни воздыхателей. Теперь в ее жизни было лишь служение.

— Милая, я прошу тебя.

— Да ладно уж, веди своего красавца!

Карима позвонила в колокольчик. Ее дом был устроен как иберийская асиенда и полон слуг, готовых по первому зову исполнять любой каприз обожаемой хозяйки. Несколько мгновений — и надутый, как индюк, мажордом ввел высокого привлекательного юношу.

— Марджана, позволь представить тебе Джидриса, выученика твоего батюшки и старшего сына почтенного Бохрама. Джидрис решил погостить у нас перед тем, как вернуться на службу к твоему отцу.

— Милости просим на наш остров. — Марджана нашла в себе силы присесть в церемонном поклоне.

Девушка опустила глаза — разглядывать нового жениха ей было неинтересно. Пусть он трижды красив… Пусть строен, как тополь, и умен, как тысяча сов. Он всего лишь ифрит…

Юноша в ответ кивнул. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Но отступать было некуда — чтобы стать секретарем царя джиннов, ему надо было непременно жениться. С Амалью, дочерью Маймуны, ничего не вышло. Но, быть может, Марджана…

— О чем же мы будем беседовать, уважаемый гость? — Девушка указала юноше на высокое кресло в нише у окна. Сама же опустилась в кресло напротив.

Джидрис решил взять быка за рога. Эта ничтожная должна ему пятки целовать уже за одно то, что он снизошел до нее…

— Беседовать, уважаемая? О будущем…

— Отличная тема для беседы, друг мой. — Марджана смотрела на гостя не мигая. Надменность, презрение, даже брезгливость — все это было ей преотлично видно сквозь личину благовоспитанного андалузского дворянина. — О чьем же будущем мы будем беседовать?

— О нашем, моя прекрасная. Отныне мы с тобой будем едины, пройдем по долгой жизни вместе…

— И умрем в один день? — усмехнулась Марджана.

Ей уже все стало ясно: мальчик-то привык к приказам. Не просителем, а властелином вошел он в этот дом.

— Умрем, прекрасная? Ифриты бессмертны!

— Но я-то не ифрит…

— Ты дочь великого царя джиннов, моего мудрого наставника! Он был уверен, что ты станешь прекрасной женой… Что увидишь во мне того, кто исполнит все твои мечты… Кто станет твоим супругом и повелителем…

— Моим кем?!

Нет, не гнев сейчас чувствовала Марджана. Ей было смешно — подобного глупца среди людей не найти. Оказывается, глупость-то вся у огненного народа сосредоточена! Глупость и презрение. Ну что ж, малыш… Пора тебе узнать, что может «бессильная» дочь Димирьята.

— С-супругом… и повелителем, — повторил Джидрис намного тише. Блеск глаз собеседницы отчего-то испугал его. Блеск глаз и мягкое движение рук девушки.

«Маленький глупец, — усмехнулась Карима, — умишка-то тебе Бохрам и не дал…»

Марджана обернулась к наставнице:

— Кара, мне придется просить у тебя прощения…

Та в ответ пожала плечами — она чувствовала, что сейчас случится. И была почти рада этому. Пора уже Димирьяту оставить дочь в покое, забыть, как и обещал, превратить в обычного «никчемного человечка». С каждым проведенным здесь годом люди вокруг казались Кариме все достойнее и чище, чем «благородные» огненные народы.

— Супругом и повелителем… — Марджана повторила слова Джидриса, словно пытаясь взвесить их значение.

Девушка опустила глаза к ладоням, свела руки вместе, а потом повернула кисти так, чтобы они образовали чашу. И в чаше этой заплясал крошечный синеватый огонек.

«И это все, на что ты способна, ничтожная… Что ж, мне иного и не надо. Бессильная жена куда лучше своенравной и решительной особы…»

Но больше ни о чем Джидрис подумать не успел — огонек в руках Марджаны выплеснулся вверх языком алого пламени, охватил кресло вместе с сидящим в нем гостем и вылетел в высокое окно.

Загорелись занавеси, запах паленой шерсти повис в воздухе, вытесняя ароматы цветов. Вслед за креслом полетела в окно и загоревшаяся ставня.

Карима, не медля ни секунды, выплеснула воду из узкой вазы на тлеющий ковер. Вместе с водой на черные обугленные пятна полетели и кремовые розы — подарок очередного воздыхателя Кары.

— Девочка моя…

Марджана в полуобмороке обмякла в кресле.

— Я выполнила твою просьбу, Кара. Мы поговорили…

Карима со слезами смотрела на воспитанницу. Она-то понимала, скольких сил той стоила сегодняшняя «беседа» и как долго теперь придется девушке приходить в себя.

— И больше никогда не заговаривай со мной о муже и детях… Слышишь?

— Обещаю, малышка.

Свиток третий

Кордова

Октябрь

Скрытый от посторонних взглядов огромной пальмой шейх Мехмет, бей Мейт, прислонился к мраморной колонне, скучающе разглядывая шумный, заполненный гостями зал. После долгих лет войны, пусть победоносной, но сжигающей всю душу, он вернулся, решительно настроенный изгнать мрачные воспоминания и отдаться наслаждениям мирной жизни.

Но такого он не ожидал. И не знал, куда деваться от преследований пронырливых свах, болтливых мамаш и их перезрелых дочерей, стремившихся поймать его в свои сети. В безумном вихре празднеств по случаю победы богатый, знатный, увенчанный лаврами ветеран считался чрезвычайно выгодным женихом. К собственной досаде, Мехмет слишком поздно это понял.

Уголки его губ кривила презрительная гримаса. Он не испытывал ни малейшего желания выходить на поле любовных битв и тем более не собирался жениться. Сколько бы он ни твердил об этом, ему не верили, напротив, его внимания старательно добивались даже те из дам, кого осаждали настоящие орды поклонников. Такая всеобщая любовь была ему не по вкусу. И, желая немного отдохнуть, Мехмет поспешил скрыться за пальмой.

Видел бы его кто-то из его полка!

Шейх Мехмет горько усмехнулся. Вряд ли его люди назовут нынешнюю жизнь бывшего командира такой уж скверной: в роскоши, богатстве, в обществе первых красавиц королевства хотел бы оказаться любой из них. Но стать объектом охоты… Все-таки нет.

Что с ним случилось? Ведь до войны он считал все эти приемы обычной жизнью. Должно быть, гарь военных пожарищ навсегда отравила его вкус к обычным мирным будням. Или все дело в женщинах? Ни одна из них не обладала откровенностью, простотой и обаянием той, кого он не мог забыть.

Мехмет в который уж раз мысленно вернулся к далекой ночи на тихом острове. Прошел целый год. Он не ожидал найти там рай или провести чарующую ночь страсти с коварной обольстительницей. Он действительно не смог забыть ту ночь на Эгрипосе и волшебницу, давшую ему утешение.

С тех пор он боролся с растущим желанием вернуться на остров и найти Марджану, просто чтобы понять, что вскружило ему тогда голову — магия острова или магия девушки. Возможно, на самом деле все гораздо проще: долгие месяцы войны и одиночества превратили первую встреченную им женщину в идеал красоты.

К сожалению, он не мог найти предлога, чтобы пуститься в такое путешествие. Судя по вестям, доходившим даже в столицу, юзбаши Фарух оправился от ран, ведет мирную жизнь и нашел работу секретаря у престарелого аристократа. В его письмах и намека нет на горькую жизнь калеки.

Но даже если это и так, он всегда может сказать, что хочет навестить бывшего подчиненного…

— Нашел, где спрятаться, — прервал его размышления веселый мужской голос. — Неужели ты не понимаешь, скольких красавиц успел разочаровать? И скольких матушек заставил кипеть?

Перед ним стоял сэр Оливер виконт Кромвель («зовите меня Кром, приятель!»), с понимающим видом разглядывая приятеля. Они познакомились в прошлом году на Эгрипосе и за последние несколько месяцев уже здесь, в столице, успели подружиться. Хотя шейх Мейт совсем не хотел заводить новых друзей, пока еще болят душевные раны, нанесенные потерями старых друзей.

— Вот, возьми, это поможет, — уверил Кром, вручая ему бокал. — Думаю, сейчас тебе нужно более сильное средство, чем безвкусный шербет.

Мехмет с благодарностью принял и тут же осушил бокал, с наслаждением ощущая жидкий огонь, который согрел, казалось, саму его душу.

Виконт Кромвель был посланником далекого туманного Альбиона, что, впрочем, не мешало ему слыть самым успешным повесой по обе стороны Геркулесовых столпов. Высокий, светловолосый и могучий, он пользовался шумным успехом у дам, бесстыдно вешавшихся ему на шею. Именно он ввел Мехмета в ближний круг властителя. Именно он уговорил друга посетить и сегодняшний бал.

Шейх с облегчением вздохнул.

— Отличное лекарство, но ты по-прежнему в долгу передо мной.

Кром сверкнул улыбкой:

— Каюсь.

Он появился в столице еще весной. Похоже, кроме долга перед своим королем, он выполнял еще какие-то поручения, поручения совсем иного свойства, потому что большую часть времени проводил все же не в Кордове, а на кораблях, снующих по Серединному морю от островка к островку. Сегодня же он просил Мехмета отправиться с ним на бал именно потому, что не выносил долгих славословий и пустопорожних заверений в несуществующей дружбе, надеясь, что присутствие блестящего инбаши Мейта поможет ему оставаться в тени.

— Понимаю, испытание суровое, — кивнул он, дружески хлопнув Мехмета по плечу. — Хуже любой чумы, когда тебя осаждает так много женщин, которые к тому же то и дело признаются в любви.

— Да, особенно если вспомнить, что любят они не меня, а мои доходы и будущий титул.

Как единственный родственник и наследник своего престарелого дядюшки, Мехмет должен был принять власть над провинцией, когда дядюшка все-таки решит уйти на покой.

— Не забывай о том, что ты знаменит… Герой войны и все такое, — добавил Кром. — Похоже, ты не представляешь, сколько мужчин готовы отдать полжизни, лишь бы оказаться на твоем месте!

Мехмет вымученно улыбнулся:

— Я предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь. Лучше всего — на далеком острове. Может быть даже на Эгрипосе.

Кром покачал головой:

— Не уверен, что это самый удачный выход. Там тоже полно матушек, решительно настроенных на то, чтобы выдать замуж любимую доченьку.

— Я готов рискнуть.

Кром пристально взглянул на приятеля:

— А, кажется, я понимаю, в чем дело. Ты подхватил болезнь.

— Болезнь?

— Чары Эгрипоса поразили и тебя. Они проникли в твою кровь.

Мехмет снова глотнул рома и отрицательно покачал головой:

— Да, мне говорили о царящем там волшебстве, но я не верю в подобные вещи.

— Поверь, некоторых этот островок просто околдовывает. Да и для остальных его очарование может стать весьма опасным.

Мехмет молча согласился с другом. В его воспоминаниях остров был волшебным, искушающим, манящим…

— Именно поэтому ты и выстроил там дом? — спросил он друга. — Тебя соблазнил остров?

К его удивлению, Кром загадочно улыбнулся:

— Отчасти. Но Эгрипос имеет и другие достоинства, которые на первый взгляд не так очевидны.

Говорили, что Кром принял должность посланника вместе с немалыми деньгами как отступные — родня некой весьма родовитой девушки пошла на все, лишь бы навсегда разлучить пару. Похоже, сэр Оливер не очень печалился по этому поводу. Финансами он распорядился неожиданно мудро, да к тому же еще и выстроил дом на далеком островке. Мехмет иногда не понимал друга: вряд ли безмятежные красоты Эллийского архипелага могут усмирить столь беспокойную натуру.

— Думаю, тебе действительно следует еще раз приехать туда, — добавил Кром. — Тишина и покой будут тебе полезны.

Мехмет кивнул, соглашаясь с другом и вспоминая то короткое счастье, которое там нашел. Теплое золотистое солнце. Сверкающее аквамариновое море. Горные пики, заросшие соснами. Плодородные долины, утопающие в виноградниках, апельсиновых и оливковых рощах. Древние развалины. Чарующие лунные ночи… Настоящая сказка.

Какая соблазнительная мысль! Тяжело себе признаваться, что так и не оправился от ужасов войны. Бои, быть может, и окончились, но только не для него — Мехмета до сих пор преследовали кошмары. Его собственный личный ад. Он вернулся живым, а вот другие, куда более достойные воины, лежат в земле. Частенько, в самый глухой час ночи, только мысли о нежном ангеле с острова Эгрипос помогали держать в узде скорбь и угрызения совести.

В зале появилась роскошная дама, искавшая кого-то глазами. Мехмет прижался к колонне, жалея, что нельзя стать с ней одним целым.

— Здесь я уж точно не найду ни тишины, ни покоя, — проворчал он, с опаской рассматривая вдову первого советника, явно искавшую именно его.

— Ну что ж, едем со мной, — предложил Кром. — Грядет Рамадан — я собираюсь провести праздник на Эгрипосе и буду очень рад такому спутнику, как ты.

— Меня иногда так легко убедить… Я и сам собирался посмотреть, как там устроился Фарух.

И снова повстречать одного соблазнительного ангела… Он понимал, что говорить об этом не стоит, но язык словно не слушался его.

— Ты что-нибудь слышал о целительнице Марджане?

— Марджане? — удивился Кром, вскинув брови. — Ах да, вы познакомились, когда она ухаживала за твоим юзбаши.

Он рассеянно улыбнулся, словно вспомнив что-то приятное.

— Как всегда, трудится не покладая рук. Красавица врачует страждущих и доводит до белого каления благородных матушек Эгрипоса.

— Да, я помню… Год назад я еще подумал, что девушка презирает правила, которым подчиняются все благородные дамы… Она живет, сообразуясь с собственными понятиями о чести и долге.

— Это верно, — тихо рассмеялся Кром и, неожиданно осекшись, пробормотал: — Аллах великий, как тут не поверить в чудо…

Он замолчал. Проследив за направлением его взгляда, Мехмет уперся глазами в распахнутые двери главного зала. Девушка, стоявшая там, выглядела удивительно не к месту среди разряженных, осыпанных драгоценностями и кокетливо прячущихся за прозрачными вуалями дам. На вошедшей было темное дорожное платье. Глаза нетерпеливо шарили по толпе.

Мехмет ощутил, как напряглась каждая мышца тела. Это она. Воплощение его снов. Гордая осанка. Тонкие черты лица. Сострадание в каждом исцеляющем прикосновении.

Гадая, уж не грезит ли он снова, Мехмет быстро заморгал и едва услышал следующие неожиданно сухие слова Крома:

— Прости. Марджана, должно быть, ищет меня. Что, во имя пророка, привело ее сюда? Да еще в этот час?

Он поспешно отошел, а Мехмет, слегка ошеломленный, не мог пошевелиться. Как и Кром, он понятия не имел, что привело Марджану в столицу, в бальный зал Рашида ибн-бея.

И все же он ничуть не сомневался в том, что его жизнь с этого момента стала куда ярче.

Марджана облегченно вздохнула, заметив приближающегося Крома. По крайней мере, ее поиски на сегодня закончились.

Едва он приблизился, она вынудила себя ответить на его приветливую улыбку, прекрасно при этом понимая, что стала объектом бесчисленных любопытных взглядов. Дурная слава не слишком волновала ее — она ко всему привыкла. Пусть говорят, что заблагорассудится. Но никто не должен заподозрить, что она и лорд Оливер — не просто добрые знакомые и соседи или что она приехала сюда со срочным для него известием.

— Прекраснейшая… Какими судьбами? Вы давно в Кордове? — пробормотал он, галантно склонившись над ее рукой.

— Да, и сразу же отправилась к вам, но дворецкий заверил, что я могу найти вас здесь. Кром, с моей наставницей беда. Мы считаем, что ее захватили в плен.

Учтивая улыбка Крома не дрогнула, хотя глаза мрачно блеснули.

— Пойдем, расскажешь мне еще раз. И с самого начала.

Он приобнял девушку за плечи, словно защищая ее от назойливо-любопытных взглядов.

— В библиотеке нам никто не помешает, девочка. А теперь рассказывай.

Марджана вздрогнула, когда Кром закрыл за собой дверь. В камине горел огонь, но в огромной комнате было куда холоднее, чем дома, на ее прекрасном острове.

— Что случилось?

Теперь необходимость притворяться отпала, и он смог стать самим собой — «стражем-шеду».

— Четыре недели назад Карима отправилась на Кипр к давней приятельнице. Она уверяла меня, что пробудет там не более двух дней. По словам этой дамы, моя наставница и в самом деле покинула ее утром третьего дня. Но… судно так и не вернулось на Эгрипос. Мы опасаемся, что его захватили пираты, а Кару увели в рабство, — сухо рассказывала Марджана, видя, как мрачнеет Кром.

Опасности плавания по Серединному морю были хорошо известны. Корсары с побережья Северной Африки много веков разбойничали в этих водах, захватывая корабли и продавая пленников на невольничьих рынках.

— Садись и начинай сначала, — предложил он, когда Марджана стала метаться по комнате.

— Не могу я вот так просто сесть и сидеть. Я без дела проторчала на корабле целых две недели! Ну почему это проклятое путешествие длится так долго?!

— Но ты не поможешь Кариме, протоптав дорожку в шелковом ковре библиотеки, — возразил Кром. — Может быть, бокал вина?

— Да, спасибо.

Его спокойный тон подействовал на девушку успокаивающе. Марджана с глубоким вздохом подошла к камину и протянула к огню озябшие руки. Кром тем временем шагнул к столу и налил ей бокал хереса.

Марджана продолжала пристально глядеть в огонь, завороженная воспоминаниями. Карима была ее наставницей там, далеко, в отчем доме. Когда глупой девчонкой Марджана сбежала к людям, решив, что должна охранять их от гнева Отца всех зол, Кара стала ее единственной подругой. Она безмолвно приняла правила игры, навсегда отказавшись и от огненного бессмертия, и от всезнания и всеведения в угоду жизни, которую отныне вела сама Марджана. И стала обычной, ну или почти обычной, женщиной, пусть уважаемой и богатой, которую пираты не только могли взять в плен или продать на невольничьем рынке, но и вообще лишить жизни. А этого Марджана допустить не могла никоим образом!

Девушка чувствовала, что должна во что бы то ни стало выручить подругу из рабства. Ее поддерживали и остальные «стражи». Для них это было не только личным делом. Захват любого человека, находившегося под покровительством «стражей», был ударом в сердце ордена. А уж захват наставницы «стража» был пощечиной и их главе — мэтру Гуайомэру. Без всяких слов было ясно, что необходимо снарядить спасательную экспедицию. Поэтому Марджана и отправилась в столицу, чтобы передать Крому недвусмысленный приказ.

Он вручил ей бокал, опустился на диван и стал внимательно слушать, как Марджана излагает факты, которые удалось собрать после пропажи Каримы. Чем больше девушка говорила, тем яснее становилось, что иного вывода и быть не может — судно в руках пиратов.

— Нам почти ничего не известно. Когда все сроки возвращения прошли, мы разослали людей на поиски. В ту неделю не было ни одного шторма, и вряд ли судно затонуло. Потом мы узнали, что в порту Кипра видели шебеку без опознавательных знаков, но под флагом дея Таниса.

— И с тех пор от Кары нет ни слуху ни духу? И выкупа не требовали?

— Нет — тишина. Мэтр Гуайомэр отправил двух новичков в Титтери и Маскару на случай, если наша разведка ошиблась. Но вероятность, что ее увезли именно в Танис, достаточно велика.

— И мэтр Гуайомэр требует, чтобы я отправился в Танис на поиски?

— Именно так.

— Он, разумеется, понимает, как непросто будет обнаружить там ее следы.

Марджана кивнула. Судя по тому, что она слышала, Танис, часть огромной Османской империи, — это необозримые пространства суровых гор и враждебных человеку пустынь. От одного города до другого — долгие дни пути…

Не притронувшись к напитку, Марджана поставила бокал на каминную полку. Из поношенного ридикюля она вынула тонкую стопку бумаг и протянула Крому.

— Все подробности здесь. Все наши планы и задания для каждого из нас, включая твое.

Кром быстро пробежал глазами бумаги, не спрашивая, почему Марджана решила лично передать приказ. «Стражи» часто пользовались почтовыми голубями, но это задание было слишком важным, поэтому документы требовалось передать из рук в руки.

Марджана содрогалась при мысли о том, что может случиться с ее наставницей. Оставалось надеяться, что Карима, столь не похожая на обычных женщин, сумеет избежать судьбы многих рабов. Быть может, ей повезет попасть в гарем богача, даже самого наместника. Хотя в этом случае везение могло обернуться вечным заточением: резиденцией наместникам служил неприступный замок. Если Карима заточена там, вызволить ее будет почти невозможно.

Но прежде необходимо ее найти. С полдюжины «стражей» уже обосновались в Африке, пытаясь раздобыть хоть какие-то сведения, а еще полдюжины были призваны на Эгрипос, чтобы организовать спасательную экспедицию, когда достойная ханым будет найдена.

Кром, оторвавшись от бумаг, поднял глаза.

— Влад ведет поиски в Танисе, и мне велено отправиться к нему на помощь, — уточнил он.

— Я знаю. Поторопись. Думаю, нет смысла напоминать, как важно выиграть время.

Кром кивнул:

— Я выезжаю завтра утром, как только позабочусь о кое-каких мелочах, чтобы со спокойной душой отложить свое нынешнее задание.

Глаза Крома загорелись предвкушением новых приключений, что весьма ободрило Марджану. Впервые за несколько недель она почувствовала, что можно чуть расслабиться. Какое счастье, что сэр Оливер на их стороне!

Она знала, что он с радостью согласится участвовать в экспедиции. Мятежник в душе, Кром обожал ходить по самому краю и был одним из безрассудно храбрых членов группы. Если не считать Марджаны, из всех «стражей» он был ближе других к Кариме, и потому почти так же, как девушка, тревожился за ее судьбу.

Кром поднялся с дивана и, подойдя к ней, сжал ее руку в большой сильной ладони.

— Мы найдем ее, верь мне!

Марджана слегка улыбнулась. Это задание беспокоило ее куда больше обычного, должно быть, оттого, что успех касался ее самой.

— До чего же противно быть такой беспомощной! Я постоянно думаю о том, что Карима сейчас в безраздельной власти жестокого господина! Она совсем одна, Кром…

Кром посмотрел на девушку смеющимися глазами. Он-то знал, что ни Карима, ни Марджана не принадлежат к слабому людскому роду. И потому не мог не удивляться, видя, сколь полно превращается в обычную девушку смелая джинния.

— А ты не думала, что твоя наставница может посчитать пиратский набег приключением? Ведь ей-то почти ничего не грозит…

Марджана понимала, что он пытается утешить ее, однако это были не просто слова. Большинство женщин ужасала сама возможность попасть в лапы пиратов, но Карима, должно быть, в силу своего происхождения, была куда уравновешеннее и разумнее. Если кто и способен выжить, так это она.

Но все же Марджану выводили из себя любые задержки, бесила неизвестность — неясно, где сейчас ее обожаемая старшая подруга, неведомо, жива ли она вообще. На то, чтобы выяснить это, могут уйти даже месяцы! Если, конечно, не прибегать к помощи сил, неведомых людям и потому недозволенных и для «стража»…

— Ты прав, конечно, — пробормотала она. — Но я сойду с ума от бездействия и ожидания.

Кром пощекотал ее под подбородком, как ребенка:

— О нет, девочка моя, ты так легко не отделаешься. Я знаю, чем тебя отвлечь. Передай мои извинения шейху Мехмету Мейту.

Марджана задохнулась от неожиданности.

— Шейх Мейт здесь? — переспросила она.

— Здесь, конечно. Он принят при дворе — настоящий герой, прошедший ад войны, будущий наместник провинции. Завидный жених…

При последних словах Марджана потупилась.

Собственно, все это она знала. Мэтр Гуайомэр старался следить за всем миром, а уж за столицей — особенно.

— Почему ты должен извиняться перед ним? — с небрежным видом бросила Марджана.

— Потому что потащил на этот бал. С его стороны это было величайшей жертвой, учитывая, как настойчиво дамы преследуют его. Как мне ни жаль, но придется бросить его на растерзание целой своры свах. Скажи Мехмету, что я очень сожалею и что мое приглашение провести праздник на Эгрипосе по-прежнему в силе.

Марджана опустила глаза, чтобы скрыть досаду.

— Если увижу его, обязательно передам, — неохотно выдавила она.

— Так дело не пойдет, красавица. Обещай, что найдешь Мехмета сразу после моего ухода. Иначе мне придется задержаться, чтобы сделать это самому.

— Хорошо… так и быть. Даю слово.

— Кстати, он будет рад тебя видеть. Шейх только что спрашивал о тебе.

— Правда? — растерянно пробормотала она.

— Да. Думаю, ты ранила его в самое сердце… Еще тогда, в прошлом году. Не медли — я сделаю распоряжения и сразу же вернусь.

И Кром решительно направился к выходу. Марджана посмотрела ему вслед, едва удерживаясь от гнева. Не хватало ей еще встречи с Мейтом… Впрочем, она пообещала.

Пришлось возвращаться в бальный зал. Да, никому не придет в голову назвать ее трусихой, но при мысли о новой встрече с шейхом Мехметом у девушки дрожали коленки. Удивительно, что инбаши вообще помнит о ней.

«Ранила в самое сердце…»

Щекам снова стало горячо. Страшно представить, что он думает о ней и ее смелости той ночью! Молила его! Почти обольстила! Даже сейчас при одном воспоминании об этом ее охватывал стыд. Неужели он тоже помнит об их страсти? Неужели их ночное приключение стало для него чем-то особенным?

Вот она уж точно никогда его не забудет. Та волшебная ночь ясно показала, чего она лишена в жизни. А безумные ласки Мехмета только усилили ее томление…

Ах, какую же ошибку она совершила, отдавшись своим бесстыдным порывам! И все же воспоминания до сих пор были ей дороги. Настолько, что она не хотела портить их вторжением холодной реальности или разочарованием при новой встрече. За последний год она со всех сторон слышала более чем лестные слова о Мехмете Мейте. Доходили до нее и сплетни о его любовных связях, и предположения о том, кто станет его избранницей после того, как шейх примет титул.

Увы, она увидела его, едва ступила на порог бального зала. Толпа слегка расступилась, и высокий мужчина с властной осанкой оказался совсем близко. Вместо запыленного мундира капыкулу на нем был безупречно сшитый синий кафтан, подчеркивавший поразительный цвет его глаз. К тому же, как она и ожидала, он был окружен настоящим цветником.

Марджана попыталась сделать вид, что ее все это совершенно не волнует. Да, она была бесконечно рада, что ему удалось выйти из жестоких битв живым и невредимым. Он, все всякого сомнения, заслужил счастье. Но до чего же неприятно видеть его рядом с такими красавицами!

Словно подслушав ее мысли, шейх повернулся и встретился с ней взглядом. Сердце Марджаны, казалось, замерло. Перед ней был тот удивительный человек, которого она так часто видела во сне. Все то же поразительное лицо. Все те же незабываемые горящие глаза, окаймленные черными ресницами. Все та же мощная, неотразимая мужественность. Предательская краска поползла по щекам, когда он устремил на нее жаркий взгляд.

Неведомо как, но Марджане удалось восстановить дыхание. Надо немедленно прийти в себя! Нужно вернуться в привычное отстраненное состояние! Иначе она и двух слов связать не сможет…

Однако следовало исполнить поручение Крома. Да и перед устроителями бала извиниться за свой неучтивый визит.

Дородный ага в высокой чалме расплылся в радостной улыбке:

— Дитя мое! Каким ветром занесло тебя в наши края?

Рашид ибн-бей, некогда командовавший полком, относился к Марджане с откровенной любовью бывшего пациента — его, как и Фаруха-юзбаши, как и многих иных, Марджана некогда врачевала, помогая полковому лекарю Гульфикару и ворчливому доктору Бадр-ад-Дину.

— Я здесь с поручением, почтеннейший. — Девушка присела в глубоком поклоне. Мода закатных провинций халифата докатилась даже до далекого Эгрипоса.

Рашид взглянул на девушку озабоченно.

— Мэтр Гуайомэр? Что-то случилось?

— Мэтр Гуайомэр здоров, ваша милость. Но я привезла неприятные новости… Мы можем побеседовать наедине?

* * *

Мехмет стиснул зубы. Марджана, а это точно была она, едва скользнула по нему взглядом… Она забыла… Неужели она забыла…

Сделав над собой усилие, шейх вернулся к беседе с дамами. Те же вовсю перемывали косточки независимой девице в дорожном платье, которая уединилась с Рашид-беем.

— Да как она посмела войти сюда?!

— Ну, слугам же дозволено входить в бальные залы…

— Но она же не служанка…

— Она врачеватель, — сквозь зубы процедил Мехмет.

— Только-то?

— И что она делает здесь?

— Вы знаете ее, почтенный бей Мейт?

Слегка улыбнувшись, он бросился на защиту Марджаны:

— Да, я имел огромное удовольствие и счастье познакомиться с уважаемой Марджаной-ханым в прошлом году, когда она спасла жизнь одному из моих юзбаши. Мало того, я считаю ее самой достойной из всех знакомых мне дам.

Щебет красавиц мигом смолк.

— А теперь, прекраснейшие, прошу меня извинить, — с коварной улыбкой продолжил он. — Я должен поздороваться с уважаемой ханым.

Мехмет решительно повернулся и, не обращая больше внимания на досадливо-навязчивые взгляды и вздохи, направился туда, где сидела Марджана, погруженная в беседу с почтенным хозяином торжества.

Похоже, в столицу ее привело неотложное дело, и ему не терпелось узнать, какое именно. И еще Мехмету очень хотелось проверить, тлеют ли еще искры того огня, который когда-то запылал между ними. Он не спускал с нее взгляда и очень обрадовался, заметив, как она застыла, когда подняла голову и увидела его.

Ее глаза были такими же огромными и светящимися, как он помнил. Те же самые черты лица, исполненные разума и твердого характера. Быть может, ее нельзя назвать красавицей, но она неотразимо привлекательна, и это главное.

Шейх поклонился хозяину, но обратился к Марджане:

— Добрый вечер, почтенная ханым. Не чаял, что буду иметь счастье вновь встретиться с вами.

Марджана озабоченно нахмурилась, словно припоминая:

— Шейх Мейт… если не ошибаюсь?

Его брови изумленно взметнулись вверх. Мехмет беззастенчиво уставился на нее, гадая, действительно ли она забыла, как его зовут, или просто разыгрывает комедию для любопытных сплетников.

— Вы ранили меня в самое сердце, уважаемая, если сейчас даже имени моего вспомнить не можете.

Марджана сдержанно улыбнулась.

— О нет, уже вспомнила, почтенный шейх. Да и как тут забыть, если о ваших любовных похождениях не сплетничают только рыбы!

Рашид ибн-бей сдержанно хмыкнул, но Мехмет, не обращая внимания на взгляды всего зала, с подчеркнутой галантностью взяв руку Марджаны, нагнулся над ней и прижал губы к затянутым в перчатку пальчикам. О, вкусы закатных провинций иногда давали возможность быть непозволительно смелым! И еще — ему не терпелось увидеть, как она поведет себя.

Девушка заметно вздрогнула. Их взгляды встретились, и что-то непостижимо-дикое промелькнуло между ними. Ее глаза скользнули по его губам, и Мехмет понял, что Марджана не забыла его. Жаркая волна чисто мужского торжества нахлынула на него, хотя девушка спокойно отняла руку.

— Собственно, я собиралась найти вас, — проговорила она. — Кром просил передать вам свои извинения. Его вызвали по срочному делу.

Девушка бросила красноречивый взгляд в сторону стайки дам, только что покинутых Мехметом.

— Он сожалеет, что пришлось оставить вас в нежных ручках ваших обожательниц. А теперь… — Девушка поднялась. — Надеюсь, вы извините меня, мистер Мейт. Я проделала долгое путешествие, а завтра мне предстоит еще одно.

Она снова поклонилась, теперь уже Рашид-бею.

— Благодарю вас, уважаемый. Кром будет благодарен, услышав, что вы освободили его от данного слова.

Тот покачал головой:

— Кром хитрец. У него не хватило храбрости встретиться со мной лицом к лицу. Ты защищаешь шалопая, красавица.

Марджана улыбнулась.

— Это так… — кивнула она и, повернувшись к Мехмету, взглянула в сторону группы дам, пристально наблюдавших за ними: — Возможно, вам стоит вернуться к вашим поклонницам… Доброй ночи, шейх Мейт.

Мехмет не тронулся с места. О нет, он просто прирос к нему — от него только что избавились, причем самым бесцеремонным образом. Такого с ним еще не бывало. Отвергнут единственной женщиной, с которой хотелось быть рядом! Ее холодность возбудила в нем первобытное желание преследовать ускользающую добычу… И еще одно куда более глубокое желание — завладеть и не отпускать.

У него есть права на Марджану независимо от того, согласна ли она с этим.

Почтенный Рашид-бей, украдкой поглядывая на него, снова хмыкнул:

— Полагаю, уважаемый, вы уже заметили, что ханым Марджана мало напоминает обычных молодых дам.

— Вы совершенно правы, — сухо признал Мехмет.

— Она презирает балы и прочие развлечения. Сомневаюсь, что она сегодня еще раз спустится в этот зал. Скорее всего, спрячется в отведенной для нее комнате и уткнется в один из этих скандальных лекарских учебников. — Глаза хозяина торжества расчетливо блеснули. — Ей отвели Синие покои для гостей. Если хотите поговорить с ней, шейх, боюсь, придется отправиться туда.

Мехмет раздвинул губы в столь же расчетливой улыбке.

— Благодарю вас, почтеннейший. Я именно так и собирался поступить.

Свиток четвертый

Нет, это невозможно! Одно присутствие шейха Мейта — и она выбита из колеи! Марджана поспешно выбралась из зала, хотя спину сверлил его взгляд, жаркий, как пламя, и острый, как кинжал. Теперь понадобится море сил, чтобы просто прийти в себя.

Добравшись наконец до своих покоев, Марджана захлопнула дверь и бессильно прислонилась к ней в ожидании, пока голова перестанет кружиться, а стук сердца будет не столь оглушительным. Она надеялась, что их встреча пройдет куда спокойнее. Но теперь ясно, что ее надежды оказались бесплодными.

Почему он так действует на нее?

«А почему должно быть иначе?» — то ли спросил, то ли ответил внутренний голос. Он не просто герой, о котором мечтает любая женщина. Он — первый и единственный ее возлюбленный. Он помог ей познать страсть. И вполне понятно, что она видит его в ином свете — не так, как любого другого мужчину. Всего один взгляд этих поразительных глаз может заставить замереть ее сердце.

Заметил ли он ее смятение? Она пыталась изобразить равнодушие, но удалось ли ей это? Она то и дело язвила насчет его обожательниц и, должно быть, выглядела в его глазах ревнивой ведьмой.

Но откуда в ней эта ревность? Аллах всесильный, что с ней делается?! Она не имеет никакого права! Ей нет места в жизни шейха Мехмета Мейта. Да он, скорее всего, и не захочет ее появления в своей жизни! Если бы не воспоминания о той, давней уже ночи, он бы и не взглянул в ее сторону!

Потому что увидел ее такой, какова она на самом деле. Без очарования лунного света, без таинственной магии острова. Он теперь не ощутит того неистового притяжения, которое она до сих пор испытывала к нему. Да, на какой-то миг ей показалось, что он любуется ею. Но она, похоже, просто ошиблась, приняв его взгляд за тот пыл, который еще жив в ее воспоминаниях.

Ругая себя последними словами, Марджана принялась раздеваться. В камине разожгли огонь, на маленьком столике ее ждал легкий ужин, но она была слишком возбуждена, чтобы есть. Ее дорожный сундук уже успели принести наверх, и она подумывала о менее сковывающем платье. Но вспомнила, что скоро должен прийти Кром. Более того, бал будет шуметь внизу еще несколько часов, а раздевшись, она почувствует себя совершенной дурнушкой по сравнению с прелестными дамами в модных роскошных туалетах.

Марджана рассеянно обошла комнату, но вынудила себя остановиться, заметив собственное отражение в зеркале. Темно-каштановые волосы растрепались и рассыпались по плечам. Неудивительно, что все эти спесивые красотки с таким презрением смотрели на нее. Да и он не сводил с нее глаз.

Девушка решительно причесалась, налила себе полную чашку кофе и устроилась у огня с новым медицинским трактатом на коленях, хотя понимала при этом разве что одно слово из трех. Более всего потому, что мыслями постоянно возвращалась к Мехмету Мейту и той невероятной ночи, которую провела в его объятиях.

Прошло около получаса, когда в дверь тихо постучали. Думая, что это Кром, Марджана распахнула дверь.

При виде гостя ее бросило сначала в холод, потом в жар.

— Вы исчезли прежде, чем я смог задать хотя бы один вопрос, — беспечно заметил Мехмет, уверенно шагнув внутрь. — Я хотел узнать, как поживает юзбаши Фарух.

Марджана с трудом взяла себя в руки. Она не позволит ему снова выбить себя из колеи! И какое счастье, что она решила не раздеваться!

— Вы, несомненно, знаете о нем не меньше меня, достойнейший! Юзбаши говорил, что частенько пишет вам.

— Но я хочу услышать ваше мнение. Мне не верится, что калека может быть столь уверен в своей судьбе. Да и правду ли он пишет, утверждая, что полностью оправился от раны?

Марджана слегка расслабилась, поняв причину визита Мехмета. Он действительно волнуется и хочет узнать о своем бывшем однополчанине.

Она прикрыла дверь, оставив небольшую щель, чтобы соблюсти приличия.

— Юзбаши Фарух выздоровел и избавился от уныния и тоски, присущей людям, искалеченным войной. Его состояние много лучше, чем можно было ожидать.

Мехмет рассеянно провел рукой по волосам.

— Я рад, что он пишет правду, а не просто старается меня успокоить.

Несколько секунд он внимательно рассматривал ковер, словно захваченный неким мрачным воспоминанием. Потом снова поднял голову, и ее сердце привычно затрепетало.

— А ты? Как живешь ты, прекраснейшая?

Марджана стиснула руки, чтобы он не заметил, как они дрожат.

— Благодарение Аллаху, хорошо, — пробормотала она, решив умолчать о пропавшей подруге.

— Ты так спешила покинуть бальный зал… Мне показалось, что я тебя чем-то обидел.

На щеках Марджаны выступили красные пятна.

— О нет, нисколько.

Он жадно пожирал глазами ее тело… губы… грудь… бедра… словно обнимая взглядом. Марджану затрясло от возбуждения.

— Я не привык к тому, что женщины от меня убегают.

— Воистину, это так, — усмехнулась она. — Скорее уж гоняются за вами. Судя по всему, вы главный свадебный приз последнего десятилетия.

— Сплетни добрались и до Эгрипоса? — сухо усмехнулся он.

— Чему вы удивляетесь? Даже до нашего острова доходят слухи. Правда, не самые свежие… Ваше имя называют рядом с десятком богатых наследниц и вдов, которым не терпится вас заполучить. Сплетники пророчат, что вашу свадьбу посетит сам султан.

— Они ошибаются. Я не собираюсь жениться. А ты? — неожиданно осведомился он, окидывая ее задумчивым взглядом. — Ты хочешь выйти замуж, прекраснейшая?

Марджана, не ожидавшая столь странного вопроса, растерянно уставилась на него.

— Даже не думала об этом…

— Отлично. Именно это я и хотел услышать!

— Именно это, уважаемый? — Марджана пыталась вложить в свой вопрос как можно больше яда.

Мехмет, не отвечая, откинул тяжелую штору и осторожно выглянул в окно.

— Надеюсь, ты не будешь возражать, если я ненадолго здесь спрячусь?

— Вряд ли это будет разумно, — поколебавшись, ответила она. — Все-таки это моя опочивальня. Поклонницы могут неверно понять ваш шаг.

Мехмет, обернувшись, молча оперся плечом об оконную раму. Его глаза словно напоминали: «Когда-то мы с тобой оставались одни во всем мире!»

— Тебя так волнуют правила приличия? — осведомился он наконец. — Говорят, ты ни в грош их не ставишь.

Марджана раздраженно повела плечом.

— Наверняка обо мне говорили всякие гадости, — сухо бросила она.

— Не без того, — кивнул он. — Благородные ханым считают твое занятие презренной грязью. А уж грязи я за время войны насмотрелся столько, что меня этим не проймешь.

— О да. — Марджана не пыталась скрыть язвительные нотки в голосе. — Почтенное общество считает возмутительным, если женщина пытается сделать для пациента нечто большее, чем щипать корпию и вздыхать от сочувствия.

— Да, в глазах света ты преступила почти все законы приличий, — ухмыльнулся он.

На миг забыв о привычной сдержанности, она ядовито улыбнулась.

— Почему бы вам не вернуться на бал, к многочисленным обожательницам? Спросите у них — и вам откроется настоящая Марджана.

Мехмет покачал головой:

— Готов спорить, они ничего не знают о настоящей Марджане. Например, то, что ты любишь купаться при лунном свете.

У Марджаны перехватило дыхание.

— Вам действительно не следует оставаться здесь, шейх Мейт.

— Но почему?

Не дождавшись ответа, он медленно пересек комнату и встал прямо перед ней. Так близко, что Марджана поспешно отступила. И, как выяснилось, зря. За ее спиной оказалась дверь, которая сразу же закрылась, громко щелкнув замком.

— Ты боишься меня? — спросил Мехмет, и его тихий голос показался более интимным, чем прикосновение рук к обнаженной коже.

— Конечно нет. Но мне кажется, что вы зачем-то пытаетесь меня запугать.

— О нет, — улыбнулся он. — Всякому ясно, что такую женщину запугать совсем не просто.

— И это совершенная правда. Но я бы все же просила, чтобы вы ушли.

— А в ту ночь тебя не волновали приличия.

— В какую ночь?

— Ты не помнишь?

Не отводя взгляда от ее лица, он шагнул еще ближе и коснулся ее губы подушечкой большого пальца. Марджана лихорадочно втянула в себя воздух. Еще бы не помнить! Весь этот год она видела его во сне. Даже днем она иногда мечтала…

— Вряд ли ты забыла о той ночи, — усмехнулся он. — Я, клянусь тебе, забыть этого не смог.

Нет, лгать она не могла… но вот притвориться… Это было бы достаточно мудро.

— Нет, не забыла. Довольно… интересный опыт.

— Всего лишь?

Марджана отошла к столу и принялась деловито складывать шаль. Она не поддастся его чарам! Ни за что!

— Вы задаете слишком много нескромных вопросов, — заметила она.

— Тогда ответь на один. Почему ты отдалась в ту ночь мне, незнакомому человеку?

Марджана раздраженно поджала губы, но продолжила играть роль.

— Пожалела вас. Просто пожалела.

Брови Мехмета взлетели вверх.

— Пожалела?

— Вам было больно. Вы нуждались в утешении.

— И поэтому ты отдалась мне? Впервые в жизни? — саркастически бросил он. — Ты каждого чужака так утешаешь?

— Разумеется нет, — покраснела она. — Вам не стоит себя обвинять. Я и только я несу ответственность за все, что случилось между нами. Это я… настояла…

— Насколько припоминаю, я не слишком… сопротивлялся, — сухо перебил Мехмет. — До сих пор я не мог понять другого. Зачем ты это сделала? Только потому, что хотела меня исцелить?

— Не только. — Она отвела глаза, не в силах выдержать его настойчивого взгляда. — Вспомните, я вам сказала, что хочу познать истинную страсть. Читала в лекарских книгах… и мне стало любопытно…

Она взяла в руки тяжелый том в кожаном переплете и протянула ему. Мехмет не глядя взял книгу из ее рук и бросил на покрывало.

— Я удовлетворил твое любопытство? — В голосе Мехмета оказалось куда больше яда, чем ему хотелось.

— О да. Более чем полно.

Сказав чистую правду, она тем не менее солгала. Страсть опустошает куда сильнее, чем она ожидала. По крайней мере, страсть к этому человеку. Он, казалось, чувствовал то же самое, потому что тихо проговорил:

— Поверь, я никогда не испытывал ничего подобного…

Она попыталась что-то сказать, но он приложил палец к ее губам:

— Только не говори, что это магические чары острова. Это было нечто большее. Гораздо большее.

— Возможно, вы правы, — осторожно обронила она. — Слишком много смертей вы видели и нуждались в мире и тишине. Физическая страсть — один из способов бросить вызов смерти, удостовериться, что ты жив.

— Откуда ты набралась такой мудрости? — спросил он с веселым восхищением.

Она неловко передернула плечами:

— Дело не в мудрости. Я попросту практична. И хочу, чтобы вы знали… может, я не совсем обычная женщина, но все же не из тех, кто легко отдается незнакомцу.

— Конечно, моя греза. Я помню, что был твоим первым возлюбленным.

Марджана не знала, куда девать глаза от смущения. Мехмет несколько секунд изучал ее лицо, а потом удовлетворенно кивнул:

— Ты смущена, ты краснеешь… Не следует корить себя. В ту ночь ты спасла мне жизнь.

— О чем вы?

— Ты ничего не знаешь… — Подняв руку, он осторожно отвел с ее лба прядь волос. — Скажем так: ты облегчила мне возвращение. Если бы не ты, мне пришлось бы куда труднее.

Она едва не отшатнулась, увидев выражение его глаз. Почти… почти чувственное. Ни один мужчина не смотрел на нее вот так, с таким желанием. Никто, кроме Мехмета. Кроме Мехмета в ту ночь…

— С тех пор ты не даешь мне покоя, — продолжил он едва слышным шепотом.

«Ты тоже не давал мне покоя…» Марджана пыталась сглотнуть, но не смогла. Язык ей не повиновался. Не дождавшись ответа, он коснулся пальцами ее щеки и опустил взгляд к ее талии.

— Я часто думал о тебе. И о том, что ты для меня сделала…

Он снова шагнул вперед, так что их тела почти соприкоснулись.

Аллах великий, да он куда опаснее любого врага! Марджана, затрепетав, зажмурилась. От его близости кружилась голова. Она ощущала тепло его тела, помнила поцелуи, все еще горевшие на губах, ласки, прикосновения… чувствовала, как он входит в нее… Нет, не сейчас! Она не может, не имеет права предаваться этим головокружительным воспоминаниям!

Марджана оттолкнула Мехмета, выскользнула из кольца его рук и попыталась спрятаться за спинкой кресла.

Мехмет молча наблюдал за ней, удивляясь такой пугливости. Не думает же она, что он может причинить ей боль? Она так робка, так уязвима!

Но и он становится таким же уязвимым рядом с ней. Такого еще с ним не бывало, ни одна из женщин не творила с ним подобных чудес… И ни одна так не манила его к себе. Да, она совсем не похожа на здешних красоток, так и падающих к нему в объятия. Уж ее-то придется добиваться! Но все же, в чем причина этого поистине безумного влечения? С той самой ночи его желание ничуть не уменьшилось… мало того, только усилилось.

Похоже, он сошел с ума, похоже, потерял голову. И не стесняется признаться в этом. Он знал ее всего несколько дней, с тех пор прошло больше года, но желание сделать ее своей горело в душе ярким пламенем. И теперь, вновь обретя, он не собирался ее отпускать.

— Ты говорила, что завтра отправляешься в долгое путешествие. Так сразу? Ведь ты только что приехала.

Кажется, она обрадовалась перемене темы разговора:

— Я сделала все, за чем приехала сюда.

— И за чем же ты приехала?

Странно, но она не спешила отвечать.

— Собственно говоря… я приехала за Кромом, — нерешительно пробормотала она наконец. — Моя лучшая подруга попала в беду.

— И он может помочь?

— Очень на это надеюсь.

— Насколько я знаю, Кром не раз участвовал в тайных вылазках.

Марджана пристально посмотрела в лицо Мехмета.

— Откуда вы знаете?

— Он сам сказал.

Марджана нахмурилась, не понимая, почему Кром так откровенен с этим человеком. «Стражи» обычно пользовались самыми разными легендами, чтобы объяснять посторонним свою тайную деятельность. Рашид ибн-бей, к примеру, был уверен, что сэр Оливер, виконт Кромвель, представляет своего короля на Эгрипосе и еще сотне островков вокруг него. Но быть посланником — это одно. А участвовать в вылазках лазутчиков — нечто принципиально иное!

Марджана хотела что-то ответить, но раздавшийся стук заглушил ее слова.

— Это может быть только Кром, — пробормотала она, подходя к двери. И не ошиблась.

В руках виконта был кожаный мешок, наверняка содержавший депеши для мэтра Гуайомэра. Он вручил ей мешок, но прежде чем успел что-то сказать, она показала на своего гостя. Заметив Мехмета, тот удивленно поднял брови.

— Шейх Мейт уходит, — объявила Марджана.

— Красавица, увы, ошибается. Я никуда не собираюсь уходить, — дружелюбно заметил Мехмет. — Более того, я собирался узнать, в какую ужасную беду попала подруга достойной Марджаны и почему именно тебя призвали на помощь.

Кром долго колебался, переводя взгляд с девушки на шейха и обратно.

— Почтенная Карима, подруга и наставница Марджаны, — начал он. — Ты успел познакомиться с ней?

— Нет, — качнул головой Мехмет. — Когда я привез Фаруха, ее не было — она гостила где-то на континенте. Богатая дама, обремененная кучей приятельниц, сумасбродная и неосторожная.

— Это не совсем так, — вступилась Марджана за подругу. — Просто она любит путешествия. Она научила меня всему, что я знаю.

— Именно из-за своей любви к приключениям уважаемая ханым не раз попадала в переплет, — закончил Кром. — На этот раз ей повезло меньше, чем обычно. Похоже, ее судно захватили пираты… Марджана боится, что Кариму продали в рабство.

Откровения Крома удивили Марджану — вряд ли шейху так интересны подробности исчезновения Каримы.

Она терялась в догадках, почему Мехмет упорно не желает покинуть ее опочивальню. Любой другой давно бы понял намек и вежливо распрощался. Но Мехмет Мейт, похоже, привык командовать и требует беспрекословного подчинения. Конечно, его титул позволяет ему спокойно нарушать существующие правила.

— Значит, вы намереваетесь искать почтенную Кариму? — уточнил зачем-то Мехмет.

— Да. Завтра на рассвете я отправляюсь в Танис. На Эгрипосе соберутся те, кто сможет участвовать в спасательной экспедиции. Наши друзья прибудут из разных стран, а мы тем временем разведаем, что же приключилось с уважаемой Каримой. И как ее спасти, если она и в самом деле попала в лапы к пиратам.

— Похоже, я смогу вам помочь, — протянул Мехмет.

— Ты? Ты хочешь все здесь бросить и помочь нам? — удивился Кром.

Мехмет кивнул:

— Несколько раз за эти годы мне приходилось освобождать пленных, даже тех, кого успевали продать в рабство. Буду счастлив, если мой опыт пригодится еще раз.

— Не стоит приносить такую жертву, почтенный шейх, — поспешно вмешалась Марджана. — Вы только недавно вернулись к мирной жизни… Полагаю, мы слишком многого потребуем от вас, если вы решитесь выступить вместе с нами.

Мехмет тяжело взглянул на нее:

— Ты спасла моего юзбаши. Я попробую вернуть долг, помогая спасти твою подругу.

— Он прав, красавица, — поддержал Кром. — Мехмет — мудрый воин и командир, его помощь может оказаться более чем кстати.

Марджана нахмурилась, пораженная тупостью Крома. Только в полной секретности сила «стражей» — залог их побед. Если в дело вмешается Мехмет, существование ордена утаить будет почти невозможно. И только мэтр Гуайомэр имеет право решать, кого удостаивать доверием.

— Думаю, ты забываешь нелюбовь мэтра Гуайомэра к участию чужаков в делах его семьи, — многозначительно проговорила Марджана.

Кром широко улыбнулся:

— В этом случае я уверен, что мэтр Гуайомэр меня простит. Мехмета не зря считают героем войны. Ему не раз приходилось выходить победителем в битвах, когда превосходство явно было на стороне врага. Нам нужны люди с его талантами и острым умом.

Марджана вскинула брови, пытаясь заставить Крома понять ее тревоги:

— Можно поговорить с тобой наедине?

— Мы можем спокойно говорить в присутствии Мехмета. Для того чтобы участвовать в спасении Каримы, ему совершенно не обязательно вступать в ряды «Черной Стражи». Не сомневаюсь, что рано или поздно мэтр Гуайомэр захочет пригласить его. А пока он может присоединиться к нам как мудрый советчик.

Марджана неохотно признала, что Кром, должно быть, прав. Мехмету совершенно не обязательно рассказывать о «стражах». Достаточно объяснить, что у Каримы есть защитники, исполненные решимости спасти ее, пусть эти защитники и называются «Черной Стражей». Любой новичок должен показать себя в деле, прежде чем получить приглашение вступить в орден. Кром явно увидел для Мехмета возможность доказать, на что тот способен. А вот Марджана сомневалась, что шейх Мейт захочет посвятить жизнь их деяниям. Но вряд ли стоит обсуждать это при нем и сейчас.

— Все очень просто, — пояснил Кром. — Мехмет может сопровождать тебя на Эгрипос. Он поселится у меня и будет давать нам советы, пока мы не вернем Кариму.

Марджана продолжала колебаться. Мехмет, разумеется, будет крайне ценным приобретением. И она не позволит своим чувствам мешать достижению общих целей. Она предпочла бы вообще не иметь дела с Мехметом — он будет отвлекать ее от главной задачи. Недаром стоит ему подойти ближе, как она смущается, краснеет и теряет голову. Если же он будет ее сопровождать, вряд ли она сумеет совладать с собой.

Конечно, она не собирается снова соблазнять его. И снова мучительно переживать его уход. Но стоит ли говорить об этом?

— Все равно думаю, что мы сможем обойтись без него, — пробормотала Марджана.

— Почему? — с любопытством спросил Мехмет.

— Прежде всего, — Марджана отвечала на вопрос шейха, но обращалась исключительно к Крому, — я никогда не прощу себе, если с ним случится несчастье.

— Сомневаюсь, что ваши поиски будут более опасными, чем один день на поле боя.

— Но экспедиция в Африку связана с риском для жизни.

— Я готов попробовать. Да, я не большой поклонник приключений, но все же немного отвлечься не помешает. Вся эта суетная мирная жизнь утомляет меня и раздражает куда больше, чем самый кровавый бой.

— Вы находите ее унылой и скучной? — ехидно осведомилась Марджана.

— Именно так, — сухо согласился Мехмет.

— В таком случае, уверяю, вы не захотите оказаться на нашем крошечном острове. Наше общество куда скучнее столичного. Вы скоро затоскуете. Да и ряды поклонниц, готовых пасть к вашим ногам, значительно поредеют.

От его ленивой улыбки у нее привычно сжалось сердце.

— Откровенно говоря, я потому и хочу отправиться с вами. Здесь так и кишат заботливые матушки, которые уже рассчитали, как они растранжирят мое богатство. А от свах я сбегу с еще большим удовольствием — и к их немалой досаде.

— Совершенно верно, — хмыкнул Кром. — И я уверен, что Мехмет не упустит случая насладиться миром и покоем. Более того, моя милая озорница, тебе тоже не помешает немного отвлечься. Общество Мехмета поможет хоть ненадолго забыть о судьбе Кары. Быть может, он даже сумеет вытащить тебя из твоей раковины.

Марджана сердито нахмурилась:

— Нет у меня никакой раковины.

— Есть, малышка. Готов спорить, она стала еще толще в мое отсутствие — некому в нее стучаться и теребить тебя.

— Можешь не сомневаться — пока тебя не было, я успела неплохо отдохнуть, — парировала Марджана.

Мехмет наблюдал за их дружеской перепалкой: ее глаза сверкают, щеки раскраснелись… и невыразимое желание вместе с прежним влечением охватило его.

Эти мысли удивляли его самого. Последний, самый страшный год войны он провел в мечтах об этой женщине, но считал ее своим ангелом-хранителем, а не объектом вожделения. Он не ожидал, что его ощущения будут такими… плотскими. Не мог представить, что чувственный голод разгорится так быстро и жарко. Всего несколько минут назад он был рядом с ней, коснулся ее лица. И почувствовал, что просто мечтает поцеловать ее, ощутить вкус нежных губ, вонзиться как можно глубже в тесное тепло. Даже теперь его чресла оставались напряженными.

Да, ему больно было услышать слова Марджаны. Он не поверил, что она отдалась ему просто из любопытства. Он готов был отдать свою правую руку за то, что та ночь значила для нее куда больше, чем она готова признать. К тому же она так дружна с Кромом… Ни одна женщина не вызывала в нем такого свирепого прилива ревности.

Мехмет удивлялся еще и тому, с какой готовностью вызвался помогать им. Война была так свежа в его памяти, а душевные раны от потерь до сих пор кровоточили. Но он в большом долгу перед Марджаной не только потому, что та спасла юзбаши Фаруха, но и потому, что сохранила его собственный рассудок. Теперь даже артиллерийская канонада не смогла бы удержать его от поездки на остров.

Он мог лгать себе сколько угодно, изобретать сотню оправданий своему поступку. Но в глубине души уже знал, что причина его возвращения куда серьезнее: вот эта пылкая, сильная духом девушка, что воскресила его дух, навсегда, казалось, сгоревший в огне кровавых битв. Если он упустит ее сейчас, всю жизнь будет мучиться сознанием, что совершил непоправимую ошибку.

Он должен вернуться, только чтобы доказать себе, что сможет избавиться от ее странной власти над ним. Что легендарная сила острова — не более чем миф. Теперь он наверняка сможет изгнать Марджану из своих мыслей, грез и снов и начать новую жизнь.

Остается только убедить ее.

— Не понимаю, прекраснейшая, отчего ты не желаешь принять мою помощь?

— Помощь… — раздраженно фыркнула она. — Можете ехать, если хотите. Я бы бросилась в ноги к самому Иблису Проклятому, если бы он помог мне найти Кариму.

Мехмет невольно улыбнулся:

— Я так похож на него?

— Иногда даже слишком сильно, — отрезала она. — Конечно, мы должны быть благодарны за любую помощь, но прошу не винить меня, если будете умирать от скуки.

— Подозреваю, что скука будет наименьшим злом, — пробормотал Мехмет под нос, тщательно скрывая свое торжество.

— Значит, договорились, — удовлетворенно объявил Кром. — Вы оба завтра отплываете на Эгрипос.

В этот момент Мехмет ощутил, как мышцы живота судорожно сжались. Он знал, что это значит; подобное случалось с ним перед каждым сражением: восторг опасности, предчувствие сражения.

Шейх продолжал смотреть Марджане в глаза, наслаждаясь пляской гневных искорок. И все же он вполне представлял всю трудность задачи. В нем росла странная уверенность, что эта битва будет куда важнее, чем все, которые он вел до сих пор. Эту битву он просто обязан выиграть.

Свиток пятый

Обратное плавание оказалось именно таким, как предвидела Марджана. Вынужденная близость с Мехметом Мейтом то и дело воскрешала давние воспоминания. Воспоминания о трех напряженных днях, которые они провели, сражаясь за жизнь человека. Об их безумной, чарующей ночи страсти. О горьковато-сладкой боли, которую она еще долго испытывала после того, как Мехмет исчез из ее жизни.

Увы, как она ни бежала от этого, все мечты вернулись с новой силой, а вместе с ними — чувственные фантазии, будившие в ней жажду и мешавшие спокойно дышать. Хуже того: это путешествие позволило ему попытаться разведать ее секреты, а ей — волей-неволей узнать кое-что о нем.

Они были единственными пассажирами верткой военной каравеллы. Пусть она не оставалась наедине с ним. Уже одно то, что он всего в двух шагах, необыкновенно раздражало девушку.

Сначала она пыталась скрываться в своей крохотной каюте, но к середине следующего дня нетерпение выгнало ее на палубу, под порывы ледяного морского ветра, навстречу неизбежному столкновению с шейхом. Она увидела его у самого борта. Он стоял, опершись о поручни, словно сражаясь с ритмичным раскачиванием судна, разрезавшего серые волны. Миг — и Марджана вспомнила, с какой болью он смотрел на залитое лунным светом море.

И тут Мехмет повернулся и встретился с ней взглядом. Девушку обдало уже привычным жаром. Проклиная свое недостойное влечение, она потребовала у капитана невозможного — найти ей какое-нибудь занятие — в надежде хоть ненадолго забыть о неотразимом мужчине с угольно-черными волосами, а заодно и о судьбе Каримы.

Краснощекий, дородный, уже немолодой капитан вот уже много лет был «стражем» и вместе с Марджаной выполнял бесчисленные поручения. Поэтому он не только нагрузил ее нескончаемой работой вместе с остальными членами команды, но и стал обучать основам судовождения и штурманского дела.

Ей целых два дня удавалось избегать встреч с Мехметом. Но третий день подвел ее — он выдался хмурым и холодным. Марджана нашла местечко с подветренной стороны рубки. Через несколько минут где-то справа послышался странный глухой стук. Когда стук повторился несколько раз, девушка отправилась на поиски источника звука. И остановилась, заметив шейха у бизань-мачты. Каково же было ее удивление, когда в поднятой руке шейха блеснула сталь. Лезвие ножа сверкнуло, разрезая воздух, и вонзилось в бочонок, стоявший в десяти локтях от мачты.

Значит, он упражняется в метании ножа! Марджана словно приросла к месту, не сводя глаз с Мехмета. Тот вытащил нож, вернулся на прежнее место и снова размахнулся. И продолжал раз за разом, особо не целясь. Его броски были убийственно точны, а движения выдавали, как мало он сейчас озабочен своим занятием и как глубоко погружен совсем в иные мысли.

Прошло минут пять, прежде чем он заметил ее присутствие. Марджана поняла, что разговора не избежать. И потому заговорила первой:

— Вы прекрасно владеете ножом.

Мехмет опустил глаза.

— Это просто помогает убить время, — равнодушно бросил он.

— Я говорила, что путешествие будет долгим и скучным.

— Я помню, — кивнул он, задумчиво прищурив глаза. — Все эти дни я наблюдал за тобой, мой ангел. Ты не находишь себе места, мечешься, как кошка в поисках мыши.

— Потому что тревожусь за Кариму.

— И только? — Он вскинул брови. — Мне кажется, или ты и в самом деле избегаешь меня с той минуты, как мы покинули столицу?

— Не понимаю, о чем вы, мой господин Мейт, — с вымученной улыбкой произнесла Марджана, пытаясь уйти от ответа.

— Мехмет. И не пойму, почему ты обращаешься со мной, как с незнакомцем.

— Но вы и есть незнакомец.

— Когда-то мы были любовниками. Думаю, это дает повод вести себя более свободно.

Марджана тихо охнула и бесстыдно уставилась на чувственные губы Мехмета, вспоминая, как их влажный жар опалял ее груди. Резкое, мучительно острое желание словно прострелило ее лоно. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

— Та ночь… Она была ошибкой.

— О нет, я думаю иначе, — возразил Мехмет, небрежно сунув нож в карман куртки. Он перевернул два бочонка и устроился на одном, облокотившись на переборку. — Присядь и расскажи о Кариме.

Марджана, чуть поколебавшись, опустилась на влажное дерево. Она с удивлением поняла, что действительно хочет объяснить Мехмету, почему готова сунуться в самое пекло, чтобы спасти Кариму, и где берет истоки их дружба.

— Карима была моей наставницей с первых дней моей жизни… Всем, что я знаю, я обязана ей.

— Ты всегда жила на Эгрипосе?

— О нет. Мои родители… — Тут Марджана запнулась. — Они полностью доверяли Каре. Думаю, они и забыли о том, что я уже выросла. Хотя не забывают содержать наш дом…

Не дождавшись продолжения, он задал еще один вопрос:

— А почтенный Рашид-бей? Ты его лечила? Как это случилось?

К счастью, он выбрал безопасную тему — не придется врать, еще раз вспоминать об огненном народе и прочей бессмертной родне.

— Да, он попал в руки к полковому лекарю, а тот даже не сумел толком зашить его раны. Пришлось почтенному Бадр-ад-Дину оправдывать все лекарское племя и врачевать почтенного баши. А я помогала, врачевала не столько тело, сколько его разум, рассказывая самые разные, порой глупые детские истории. Так мы и подружились с уважаемым Рашидом, если такое вообще возможно между первым советником и простой помощницей лекаря на маленьком островке.

Не стоит вспоминать сейчас о том, как она стала «стражем»… И почему другие «шеду» так поддерживали ее, когда она стала помощницей лекаря. Увы, только среди них она могла по-настоящему становиться самой собой — несмотря на то, что «стражи»-то были в основном людьми. Да, они знали о том, кто она такая на самом деле. Равно как и то, кто на самом деле ее подруга и наставница Карима. Хотя и среди «стражей» находились те, кто утверждал, что она, молодая и красивая, должна вести обычный образ жизни — выйти замуж, запершись на женской половине, воспитывать детей и не мечтать о большем. Увы, даже лучшие из лучших не идеальны.

Мехмету же следовало запомнить хорошенько только одно: она иная. И ни при каких условиях не превратится в клушу или домоседку, пусть даже и жену наместника… Марджана вздохнула про себя, отогнав сладостные мечты, и продолжала:

— Кроме того, я наотрез отказалась учиться всем женским искусствам, чтобы поймать достойного мужа. — Ее улыбка стала откровенно вызывающей. — И решила, что буду вполне счастлива доживать свои дни старой девой. Поверьте, я ни на секунду об этом не пожалела. Моя жизнь достойна и прекрасна.

И это было действительно так. Она делала все, что в ее силах. Отправлялась выполнять задания «стражей», когда срочно требовалась женщина или лекарь. Помогала стареющему доктору на острове, хотя вначале ей пришлось бороться и с предрассудками жителей острова, особенно мужчин.

Мехмет, похоже, никак не мог решить, чему верить. Во всяком случае, так девушка истолковала его долгий пристальный взгляд.

— И ты ни разу не пожалела о своем решении? Не попыталась найти мужа? — спросил он.

Марджана вновь подняла глаза на Мехмета и сухо усмехнулась:

— Вряд ли хоть кто-то из уважающих себя мужчин захочет иметь жену, которая ежедневно возится в крови и гное да еще и рассматривает обнаженные тела.

— Тут ты права, — признал Мехмет, согласно кивнув. — Но не думаю, что все мужчины одинаковы. Должен найтись и тот, кто поймет тебя.

Может быть, он и прав. Но никто не потерпит служения ордену «стражей». Да и она не рискнет открыть тайны чужаку, пусть этот чужак — ее собственный жених или поклонник. Следовательно, обычные отношения между женщиной и мужчиной для нее невозможны. Она уже давно смирилась с тем, что навсегда лишена жизни обычной земной женщины.

— Большинство завидных женихов нашего острова придерживаются совсем иных взглядов, — беспечно бросила она. — А я не захочу покинуть Эгрипос даже ради самого султана.

Все мужчины, которыми она восхищалась и которых уважала достаточно, чтобы выйти за одного из них замуж, были «стражами», и она относилась к ним скорее как к братьям, чем как к возможным мужьям. Правда, втайне она всегда завидовала глубокой беззаветной любви. Если она до сих пор не встретила такую любовь, к чему тогда выходить замуж? Марджана смущенно покраснела и бросила долгий взгляд на неспокойное море. Последние несколько дней подсказали ей, почему она способна отказаться от любого, пусть даже самого лестного предложения. Всему виной он — шейх Мехмет бей Мейт.

Он подарил ей невероятно чувственную ночь и сознание того обольстительно могущественного влечения, которое может существовать между мужчиной и женщиной. С тех пор как она познала страсть этого мужчины, довольствоваться чем-то меньшим для нее не имело смысла.

Она украдкой взглянула на него, любуясь чеканными чертами его лица. Яростная нежность его ласк изменила ее. После их ночи становилось все труднее довольствоваться той жизнью, которую она вела. Мехмет пробудил в ней дремлющие до сих пор чувства, обострил желания, от которых она так старательно бежала. Она даже позволила себе гадать, каково это — иметь мужа… семью… возможно, детей… Чтобы отвлечься от этих почти крамольных мыслей, приходилось с головой окунаться в работу, но иногда и усталость не могла заглушить навязчивые мысли, затмить недозволенные образы.

А теперь она и вовсе была не в силах отделаться от Мехмета. Стоило ему подойти и стать рядом, как она ощущала всю силу его могучего притяжения. Его близость волновала ее, будила чувства, заставляла кровь кипеть в жилах, наполняла безумным желанием, которое она до этого познала всего один раз…

Марджана изо всех сил сопротивлялась непрошеной волне чувств, нахлынувшей на нее. Быть может, поэтому его небрежное замечание застало девушку врасплох.

— Трудно поверить, что ни один мужчина не добивался тебя. Не хотел стать твоим любовником. Неужели все мужчины на Эгрипосе слепы?

Марджана с трудом понимала, как ей удается казаться спокойной.

— О нет, они не слепы. Просто они считают меня излишне властной и независимой. Кроме того, большинство обывателей предпочитают совсем иную красоту. Я не соответствую их идеалу. Не бледна, не хрупка, не беспомощна, не величественна и не могу похвастаться пышной фигурой.

— Ты изумительно хороша — кожа, которую поцеловало солнце… опаловые глаза полны жизни. К тому же, насколько я помню, у тебя изумительное тело.

Марджана чуть свысока взглянула на него:

— Не старайтесь осыпать меня пустыми похвалами, почтенный шейх.

— О нет, это не пустые похвалы. Ни одну женщину я не считал столь обольстительной, столь невероятно желанной.

Она усмехнулась. Мехмет не находил слов от изумления. Подумать только, Марджана не подозревает о собственной красоте!

Да, она не соответствует принятым канонам красоты. Ее прямота и откровенность заметно отличают ее от тех несносных девушек и вдовушек, которые сейчас заполонили гостиные столицы. Она не старалась подчеркнуть свои достоинства, носила темные простые платья, укладывала роскошные кудри в строгий узел, пряча к тому же их под не менее строгую шаль. Руки, хоть и мягкие, были сильными и умелыми, а не изящными и изнеженными.

Чем больше Мехмет размышлял об этом, тем чаще мысленно называл Марджану красавицей. И необыкновенной личностью. Под внешней сдержанностью таилось нечто неожиданное: неистовое, страстное и непередаваемо чувственное. Волшебница, которую он познал в ту ночь на Эгрипосе, была наделена чувственностью, которой он до этого не видел ни у одной женщины. Ее невинный, пылкий ответ на его ласки заставил Мехмета потерять голову. Даже сейчас при одном воспоминании его охватывал жар.

К тому же она была храброй, отважной и несгибаемой — качества, которые он ранее считал присущими исключительно мужчинам. С самого начала он был поражен ее острым умом. И, что удивительнее всего, она придавала значение только по-настоящему важным вещам. Она всегда знала, что для нее важно: важно спасти жизнь умирающего, важно выручить из плена подругу. Он подозревал, что Марджана ничего не делает наполовину. Кром был прав, считая ее уникальной, особенной, по-своему неповторимой.

Мысль о Кроме, однако, вновь зажгла огонь ревности.

— А Кром? — неожиданно спросил он. — Он твой любовник?

Она растерянно моргнула от столь неожиданной смены предмета беседы, но, опомнившись, тихо рассмеялась:

— Аллах великий, конечно нет! Думаю, он считает меня своей сестрой…

— Значит, в твоей жизни нет другого мужчины?

Марджана озадаченно нахмурилась:

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что хочу быть твоим единственным возлюбленным, — проговорил Мехмет, наплевав на все приличия.

И услышал, как она охнула, ошеломленно взглянув на него. Но довольно быстро пришла в себя, потому что надменно вскинула подбородок.

— Мне кажется, вы придумали хорошее лекарство от скуки… Но я-то думаю иначе!..

Мехмет покачал головой:

Примечания

1

Инбаши — полковник (араб.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.