Николай Яковлевич Шагурин
      НОВАЯ ЛАМПА АЛАДДИНА
      ИЗ ШАХРАЗАДЫ XX ВЕКА
      Аладдин потер лампу, и перед ним по
      явился джин гигантского роста и ужасаю
      щего вида.
      - Я раб лампы и того, кто ею владе
      ет,- заревел он. - Приказывай! Может
      быть, ты хочешь, чтобы я построил дво
      рец или разрушил город?
      Сказки тысячи и одной ночи
      Но ведь и вымысел может Пролить нем
      ного света на то, о чем писалось, как о
      реальных фатах.
      Э. Хемингуэй
      1. ОБРЫВОК ПЕЧАТНОЙ БУМАГИ
      Санта-Барбара, столица маленькой республики Микроландии. В центре города, в квартале от дворца диктатора, высится восьмиугольная афиша-тумба (таких реликтовых сооружений теперь уже не встретишь ни в одной европейской столице). Афиша мюзик-холла:
      "Тропические страсти". Оперетта: "Сорок любовниц", музыка Амадео Пинкетти. Кинотеатр "Аполло": американский гангстерский фильм "Целуй меня насмерть". Театр "Гиньоль": "Рука мертвеца". И среди пестрых афиш, кабаре, дансингов, стриптизных заведений и кабаков высокого разряда болтается по ветру обрывок бумаги, на котором крупным шрифтом значится:
      Внимание!
      10.000 крезо будет выплачено тому, кто задержит, и 5.000 крезо тому, кто укажет местопребывание особо опасного преступника ТИЛО РУН-РИНА, обвиняемого в государственной измене.
      Остальное оборвано, но можно заметить, что дальше была помещена фотография. Весьма вероятно, что некто, желающий заработать 10,000 крезо, оторвал и унес портрет опасного государственного преступника.
      Прямо напротив афишной тумбы полукруглая арка ведет во двор мрачного кирпичного здания коммерческого суда. В ясные дни под аркой можно видеть человека экзотической наружности, смуглого, горбоносого, черноусого и черноглазого, в чалме и пестром халате. Это предсказатель судьбы Хуссейн Абдулла Исхак. Он сидит на низенькой скамеечке, перед ним разостлан коврик, на котором разложены яркие раковины, целая коллекция полудрагоценных камней разных цветов и огранки (Хусейн объясняет клиентам, что каждому характеру соответствует определенный камень), и на подставке из яшмы - хрустальный шар, в котором Хусейн созерцает будущее. Его никто не гонит отсюда. А в клиентах недостатка нет: люди бизнеса во многом зависят от случая и потому - суеверны.
      - Рад видеть тебя, дорогой Кербер, - сказал он высоким, писклявым голосом. - С нетерпением жду твоего чрезвычайного сообщения...
      Дельфас откашлялся.
      - Да, экселенц *.
      Он возлагал на эту аудиенцию большие надежды. Нужно было только заинтересовать диктатора.
      Дельфас перегнулся через стол и многозначительно произнес:
      - Что бы вы сказали, экселенц, если бы я предложил вашему вниманию волшебную лампу Аладдина?
      2. ДИКТАТОР И ЕГО НАПЕРСНИК
      Незадолго до того, как был объявлен розыск государственного преступника Тило Рун-Рина, Кербер Дельфас, государственный наушник второго класса, имел аудиенцию у диктатора Микроландии. Он вошел в приемную, придав верхней половине туловища наклон в 45 градусов. Здесь полагалось сдать портфель (личное оружие у него отобрали еще при входе во дворец).
      Распахнулась бронированная дверь. К диктатору Дельфас взошел уже с наклоном в 90 градусов, так что металлические наконечники аксельбантов, свисающие с левого плеча, звякнули о паркет. Дельфас был тощ, долговяз, и диктатор усмехнулся: черт, как бы не переломился...
      Наконец Дельфас выпрямился, и густое серебряное шитье на воротнике и обшлагах мундира заблестело в лучах заходящего солнца, проникавших сквозь пуленепробиваемое стекло огромного окна. Диктатор любил представительность и приближенных одел в импозантные мундиры. Сам диктатор был разряжен как рождественская елка: столько было навешано на нем всякой золотой бахромы, шнуров, шевронов, орденов ве
      3. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС КЕРБЕРА ДЕЛЬФАСА
      Диктатор откинулся на спинку кресла и расхохотался.
      - Ты что, вообразил себя волшебником из Магриба? Я еще не впал в детство...
      - Экселенц, поверьте мне, это гораздо серьезнее, чем можно подумать. Я не шучу. Представьте себе аппарат, который будет производить все, что вам угодно.
      - И танки?
      - И танки.
      - И атомные бомбы?
      - Сколько угодно и по баснословно дешевой цене.
      В глазах диктатора блеснул хищный огонек. Дельфас внутренне ликовал: клюнуло!
      - И где же находится эта необычайная лампа?
      - В ИНЭ.
      - Это что?
      - Институт новейшей электроники.
      Диктатор припомнил, что такое научное учреждение существует и находится неподалеку от столицы.
      - И он уже создан, этот аппарат?
      - Пока нет, он строится.
      1 Ваше сиятельство (испорч. франц.).
      Диктатор вскочил и взволнованно заходил по кабинету.
      - Черт побери, это вещь, если не брехня.
      - Экселенц, я не позволил бы себе мистифицировать вас.
      Дельфас внимательно следил за тем, как реагирует диктатор. А реагировал он бурно.
      - И я могу получить в руки эту Аладдинову лампу?
      - Я приложу все усилия, чтобы сделать это... Если вы предоставите мне необходимые полномочия.
      Диктатор подошел к Дельфасу и потряс его за плечи. Последний никогда не видел его таким взбудораженным.
      - Не только неограниченные полномочия. Я озолочу тебя. Сейчас, авансом, ты получишь чин государственного наушника первого класса. Я подарю тебе имение в Эгретских горах. Я...
      Чин государственного наушника первого класса соответствовал министру. Звездный час Кербера Дельфаса наступил.
      Диктатор, немного поостыв, снова опустился в кресло.
      - Кто руководит работами?
      - Тило Рун-Рин, инженер-электроник, микроландец.
      Диктатор поднял глаза к потолку, как бы припоминая. Припоминать, собственно, было нечего, это имя ничего не говорило ему, хотя и было широко известно в научном мире.
      - Ты знаешь его?
      - Очень хорошо. Мы когда-то вместе учились в Париже.
      4. ТИЛО РУН-РИН, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР
      Да, было время, когда оба входили в землячество микроландцев, получавших высшее образование в Париже. Рун-Рин учился в Высшем политехническом училище, Дельфас в юридическом институте. Несмотря на разницу во взглядах и характерах, их связывала тесная дружба. Вместе они посещали кабачки на Монмартре, гуляли по бульварам и даже подругами их были две сестры. Однако отношения их со временем стали охладевать. Рун-Рин читал "Юманите" * и посещал коммунистические митинги, Дельфас выписывал "Фигаро" и склонялся к независимым республиканцам **, а под конец стал высказывать откровенные симпатии к ультра. Трещина в отношениях между приятелями постепенно превращалась в пропасть.
      Рун-Рин окончил блестяще, преподаватели отзывались о нем, как о человеке, почти гениальном. Ему пророчили кафедру. Было много других заманчивых предложений. Но, проработав года три на крупном предприятии, производящем электронную аппаратуру и неустанно совершенствуя свои знания, Рун-Рин решил вернуться на родину, в свою маленькую уютную страну (Дельфас, получив диплом, уехал сразу и, так как Микроландия не была богата людьми с высшим юридическим образованием, вскоре получил видное место в правительственном аппарате).
      Вернувшись, Рун-Рин с горечью обнаружил, что его маленькая страна перестала быть уютной. Год назад в результате реакционного переворота к власти пришел кавалерийский капитан Хуно Фуркаль, начавший с того, что произвел себя в генералы. Опираясь на кучку военных, занимавших в армии ключевые посты, с помощью "Гарпии" (так называлось учреждение, совмещавшее в себе функции ведомства безопасности и тайной политической полиции) Фуркаль начал свирепую расправу со всеми инакомыслящими. В народе его называли "мясником" (действительно, отец Фуркаля содержал скотобойни).
      Невежественный, грубый, тщеславный, жестокий, Фуркаль люто ненавидел интеллигенцию, вероятно, потому, что сам не получил порядочного образования. Какой-нибудь унтер-офицер охранных войск в его глазах стоял выше академика.
      Конечно, сведения о режиме хунты, возглавляемой Фуркалем, доходили до Рун-Рина еще в Париже, но только вернувшись, он смог реально оценить масщта
      * Орган Французской компартии.
      ** Правая буржуазная партия.
      бы опустошений, произведенных среди людей литературы, искусства, науки, среди передовой части рабочего класса. Все, что было здесь лучшего, талантливого, идеального, либо угодило за решетку, либо вынуждено было уйти в подполье. Тайные агенты и провокаторы "Гарпии" проникали во все щели в поисках хотя бы искорки свободомыслия. В общем Фуркаль и его хунта могли не опасаться, что подрастающее поколение микроландцев будет слишком грамотным.
      Что же делать, а работать все-таки нужно... А там посмотрим, - рассудил Рун-Рин и отправился в институт новейшей электроники. Это было солидное учреждение, поставленное с размахом, на серьезную ногу, своеобразный и сложный комплекс. Под одной крышей здесь сожительствовали, во-первых, институт с научно-исследовательскими целями. Во-вторых, приданные ему лаборатории, обширные экспериментальные и испытательские мастерские. И, в-третьих, производственные цехи, выпускавшие новую электронную аппаратуру на экспорт. Если первая часть этой триады поставляла идеи и теоретически разрабатывала их, вторая воплощала их в жизнь, то третья являлась чисто коммерческим предприятием, носившим название "Акционерное общество "Юниверсал электронике". Фирма располагала оригинальными патентами и потому приносила весьма солидный доход, на отчисления от которого существовал институт и его хозяйство.
      Трудно сказать, кто играл первую скрипку в этом симбиозе, но ясно было одно - хозяином его были иностранные капиталисты, прибравшие к рукам контрольный пакет акций "Юниверсума".
      Сперва Рун-Рин работал в конструкторском бюро на рядовой должности, но вскоре руководство института и хозяева "Юниверсума" поняли, что в его лице они имеют дело не с заурядным инженером-исполнителем, а с человеком, способным на неизмеримо большее. В первые же месяцы были получены патенты на некоторые устройства, фактическим автором которых был Рун-Рин. Выдвинутый им затем проект "ЛА-1" чрезвычайно заинтересовал руководство института, и РунРин был назначен генеральным конструктором. Так он получил возможность осуществить мечту своей молодости и вместе с ближайшими своими помощниками - физиком Морисом Дювалем, кибернетиком Виском де Рие, электрониками Фаустом Панто и Лохом Ласси горячо взялся за дело. Рун-Рин умел подбирать талантливых сотрудников, они тянулись к нему, словно к магниту. Да и сам автор проекта понимал, что для выполнения титанической задачи, которую он поставил перед собой, необходимы такие щедро одаренные люди, и что без них дело обречено на провал. Последовательно появились проекты "ЛА-2", "ЛА-3", "ЛА-4". От раза к разу конструкция совершенствовалась, и наступил момент, когда проект "ЛА-5" удовлетворил самого Рун-Рина, ученый совет института и хозяев. Последние понимали, что реализация проекта потребует огромных затрат, но решили пойти на них. Игра стоила свеч.
      В экспериментальный цех В-2 поступила первая серия чертежей.
      5. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС КЕРБЕРА ДЕЛЬФАСА (продолжение)
      - Значит, ты хорошо знаешь этого Рун-Рина? - повторил диктатор.
      - Я уже сказал, экселенц, что мы были когда-то друзьями, - вздохнул Дельфас.
      - И вы давно не виделись?
      - Года четыре с лишним. Закончив институт, я сразу же уехал, а Рун-Рин оставался в Париже.
      - Он тебе доверяет?
      - Вполне.
      - Расскажи, как тебе удалось разнюхать эту историю с Аладдиновой лампой.
      - Рун-Рин еще тогда носился с этой идеей. Но он еще учился, и у него, естественно, не было ни средств, ни возможностей для практических шагов в этом направлении. И когда до меня дошли некоторые сведения о том, чем занят он сейчас, я решил нанести ему визит. Разумеется, неофициальный и в штатском.
      ИНЭ и предприятие фирмы находились в 18 километрах от города. Дельфас никогда не бывал тут и был поражен видом этого научно-производственного городка, который скорее напоминал крепость. Высокие бетонные стены с несколькими рядами колючей проволоки наверху отгораживали эту цитадель электроники от внешнего мира. Подкатив на своем "Ситроене" к воротам, Дельфас прежде всего столкнулся с двумя часовыми, одетыми в зеленую униформу и вооруженными автоматами. На спинах их курток стояло клеймо фирмы.
      После долгих и придирчивых расспросов - кто да зачем? Дельфас попал в контрольно-пропускной пункт и получил возможность связаться по видеотелефону со старым приятелем. Рун-Рин, казалось, был приятно изумлен неожиданным посещением и распорядился выписать пропуск. Но и после этого Дельфасу пришлось заполнить анкету, предъявить служебное удостоверение (он заранее запасся фиктивным документом скромного юрисконсульта) и паспорт. И только тогда Дельфас получил квиток, дающий право на посещение этой "святая святых" современной электроники. Униформист проводил его до дверей кабинета, на которых красовалась бронзовая табличка "Генеральный конструктор".
      И вот бывшие друзья сидели друг против друга в глубоких кожаных креслах и с интересом рассматривали друг друга.
      Рун-Рин отметил, что Дельфас нисколько не изменился - все такой же сухопарый, тощий, долговязый, "глиста Дельфас" по студенческой кличке. Рун-Рин сохранил подвижность и спортивную выправку и одет был, как и прежде, с элегантной простотой, но осунулся и выглядел усталым и похудевшим, как человек, которого точит какая-то тайная болезнь.
      - Давно мы не виделись, старина, - сказал Дельфас самым задушевным тоном, похлопывая генерального конструктора по колену.
      - Да что-то около пяти лет, - заметил Рун-Рин.- Я совсем потерял тебя из виду. Да и не мудрено: последний год я почти не выхожу за пределы института, частенько и сплю здесь... он кивнул на диван в углу кабинета, покрытый персидским ковром.
      - Ты, может, выпьешь чего-нибудь, Кербер? Помнишь кабачок "Улитка" на Монмартре, где мы с тобой, с Жанной и Мари пили белое вино. Помнишь дядюшку Буато за стойкой, этого друга и доброго гения студентов?..
      - Париж никогда не забудется, - вздохнул Дельфас. - Ну, давай твое зелье, встречу надо вспрыснуть...
      На столике появилась бутылка арманьяка.
      - Значит, ты забросил и теннис, и конный спорт? - спросил Дельфас, потягивая вино из бокала чешского радужного стекла.
      - Сейчас мне не до этого, - признался Рун-Рин. - Ну, а ты что поделываешь?
      - Работаю в коммерческом арбитраже, учреждении, которое разбирает конфликты и взаимные претензии предприятий и торговых фирм, - солгал Дельфас. - А ты сидишь здесь, как в осажденной крепости. Кстати, почему такие строгости, охрана, контроль и прочее?
      Дельфас показал пропуск, на котором была наклеена фотокарточка.
      - Пока я заполнял анкету, меня успели сфотографировать, о чем я и не подозревал.
      Рун-Рин улыбнулся.
      - Так положено. К вечеру детективное бюро института будет иметь исчерпывающие сведения о тебе. На постороннее лицо, хотя бы оно побывало в стенах института только раз, заводится досье... И тут я ничего не могу сделать.
      Дельфас выругался про себя, он понял, что дал маху.
      - Видишь ли, - продолжал Рун-Рин, - работы, которые мы ведем, находятся в стадии эксперимента, излишняя гласность могла бы только повредить. Электронные и кибернетические новинки, которые здесь создаются, - лакомый кусочек, и охота за секретами фирмы приняла такой размах, что администрации волей-неволей приходится ограждаться от нее.
      - Над чем же ты сейчас работаешь, если не секрет?
      - Секрета, собственно, нет. Ты помнишь мое увлечение самовоспроизводящимися машинами еще в бытность в Париже?
      - Да, ты не раз толковал об этом. Но ты знаешь, что я в технике профан и мне до сих пор многое неясно...
      На круглом столике перед диктатором медленно вращались миниатюрные диски портативного магнитофона. Весь разговор Дельфаса с Рун-Рином был записан на пленку. Это устройство, размером чуть больше портсигара, выпускалось фирмой "Юниверсал электронике" и предназначалось для "термитов экономики", то есть для лиц, занимающихся промышленным шпионажем.
      Голос Рун-Рина: Идея не нова, почему я и говорю, что секрета нет. Эту идею высказал еще в начале шестидесятых годов английский ученый Артур Кларк. Но так как он был не только ученым, но и писателем-фантастом, то его идею восприняли не как прозрение человека науки, а как игру ума фантаста. Ну, де, фантаст и фантаст, что с него взять... Правду сказать, при тогдашнем уровне техники эта идея выглядела преждевременной.
      Но похоронена она не была. Ведь незадолго до Кларка выдающийся математик Джон Нейман сформулировал важный принцип, который утверждает возможность создания машины, способной воспроизводить любые другие машины, в том числе и самое себя.
      Идея - это "тайна, лежащая открыто". Кто можетпусть разгадает. Разгадка - секрет, конструктивное решение, в которое я, извини, не могу тебя посвятить.
      Дельфас: А потом? Что было потом, после Неймана и Кларка?
      Рун-Рин: За эту задачу взялся замечательный физик, голландец Ван-Хорн. Для решения задачи у него были необходимые технические средства в виде электронно-вычислительной машины, новейшая электроника, прекрасная лаборатория. Истратив на изыскание свое весьма значительное состояние, он не сумел получить поддержку от государства или от промышленных магнатов. Те, кто считал создание самовоспроизводящихся машин химерой, оказались, к сожалению, в большинстве.
      Ван-Хорн, человек уже преклонных лет, умер в лаборатории от инфаркта, так и не добившись своего. Эстафету приняли его ученики и сотрудники - французы Анри Дюваль и Мишель Эне, испанец Луис Монтеро и, независимо от них, такая звезда кибернетики, как профессор Высшей королевской технологической школы в Стокгольме Фольке Хальден.
      Я разыскал Дюваля, и он работает сейчас у меня. Что делают остальные - мне неизвестно. Во всяком случае могу сказать, что эти люди в своих поисках шагнули вперед через столетие.
      Дельфас: Благодарю за посвящение в историю вопроса. Но все же главное остается для меня по-прежнему неясным...
      Рун-Рин: Тебе приходилось когда-нибудь видеть автоматическую станочную линию?
      Дельфас: Нет, как-то не приходилось. Это ведь не по моей части...
      Рун-Рин: Представь себе, что мы с тобой основали фирму "Дельфас и Рун-Рин" и решили выпускать на автоматической линии такие сложные устройства, как телевизоры и мотоциклы. Для этого нам нужно иметь точное словесное описание предмета, а также чертежи, синьки, а лучше всего их современный эквивалент - импульсы, записанные на магнитной ленте. Вот эта лента, управляющая автоматической станковой линией, несет на себе в закодированной форме полное физическое описание производимого предмета.
      Но вот лента с программой готова, и на этом, по существу, акт творения заканчивается. Начинается производство, то есть чисто механический процесс воспроизведения, так же, как печатание газеты с готовых печатных форм. Нынче таким автоматизированным образом изготовляют все более и более сложные изделия. Но для каждого предмета требуются узкоспециализированные машины. Так, скажем, машину, изготовляющую радиоприемники, нельзя переключать на выпуск кинопроекторов. Так считалось до сих пор.
      Дельфас: А теперь уже не считается?
      Рун-Рин: Как человек, работающий над решением этой проблемы, могу заявить - не считается.
      Дельфас: Значит, ты нашел решение?
      Рун-Рин: Не я, а мы. Но это решение не окончательное.
      Дельфас: Не понимаю.
      Рун-Рин: Я вижу, дорогой Кербер, что для тебя все это не более, как китайская грамота. Но попробую пояснить. Представь себе, что ты перенесся в Испанию средних веков и что ты изобрел такую прозаическую вещь, как фотоаппарат для цветной съемки. За какую-то долю секунды он может создать копию картины, которой гениальный художник отдал, может быть, полжизни. По существу это универсальная машина, которая воспроизводит с большой, хотя и не абсолютной точностью, все возможные сочетания света, тени и красок. Слухи об этом доходят до всеслышащих ушей "святейшей" инквизиции. И на тебя напяливают балахон, разрисованный чертями, и торжественно, под звон колоколов, волокут на костер...
      Дельфас: Бр-р-р... За что?
      Рун-Рин: За опасное чародейство и связь с дьяволом.
      Я бы не сказал, что в наше просвещенное время в некоторых государствах времена инквизиции миновали. Но современным инквизиторам приходится считаться с тем, что нынешняя техника располагает . устройствами, могущими решать неизмеримо более сложные задачи, чем фотоаппарат. Назову, например, нейтронные активационные анализаторы, спектрометры для инфракрасного и рентгеновского излучения, газовые хроматографы - широкая публика даже не слыхивала названия многих таких приборов. С их помощью в считанные секунды можно выполнить детальный анализ сложных веществ. Можно с уверенностью сказать, что в предвидимом будущем учеными будет создана аппаратура, которая сможет проникнуть в тайны любого объекта и автоматически записать все его характеристики.
      Дельфас: И все же я не понимаю: где же решение?
      Рун-Рин: Сделай еще хороший глоток арманьяка, Кербер, может быть, это прояснит твои юридические мозги. Что я подразумеваю под окончательным решением проблемы? Абсолютно универсальную автоматическую линию, на которой можно производить все, что угодно. Нужно только изменять закладываемую программу. Я имею в виду машину, которая сможет воспроизводить даже самое себя. Но такую машину современная техника при всех ее достижениях создать пока не может. Это крепкий орешек, и раскусить его в недалеком будущем призвана новая область техники - микроэлектроника. Дельфас: Арманьяк не помогает... Рун-Рин: Теперь мы уже располагаем микрорадиосхемами, в которых атомы программно напыляются слой за слоем. Компоненты этих схем настолько малы, что их мож"но разглядеть только в сильный микроскоп. Управление этим процессом, само собой разумеется, автоматизировано.
      Дельфас: Но все-таки, на каком же этапе пути вы находитесь сейчас?
      Рун-Рин: На полпути к цели. Сконструирована автоматическая линия, на которой машина может производить любые неодушевленные предметы, за исключением самой себя.
      Дельфас: И танк?
      Рун-Рин: Да.
      Дельфас: И атомную бомбу?
      Рун-Рин: И атомную бомбу.
      (Если бы кто-нибудь присутствовал при этом разговоре, то заметил бы, что, отвечая на эти вопросы, Рун-Рин как-то странно посмотрел на собеседника).
      Дельфас: А что же будет представлять собой абсолютно универсальная машина?
      Рун-Рин: Артур Кларк условно называет ее дубликатором и предсказывает, что она сможет осуществлять синтез высших органических структур.
      Дельфас: Но это ведь явится революционной перестройкой всех методов производства!
      (Магнитофон не зарегистрировал, что, произнося эту фразу, Дельфас прикусил язык: само слово "революционный" рассматривалось ныне в Микроландии, как величайшая крамола).
      Рун-Рин: Ты прав. Рождение дубликатора будет означать конец фабрикам и заводам. Для производства дубликатору потребуются только воздух и вода. Превращая элементы один в другой, машина сама обеспечит себя любым сырьем. Каждая семья все необходимое будет производить на месте у себя дома - от муки до мяса, от обуви до мебели.
      Дельфас: Но ведь это возвращение к натуральному хозяйству!
      Рун-Рин: Да, но на высочайшем уровне.
      Дельфас: Ты рассказываешь необычайные вещи!
      Рун-Рин: Однако следует учесть, что первый экземпляр дубликатора будет стоить баснословно дорого - не менее триллиона долларов... Зато второй и последующие будут получены, так сказать, бесплатно - ибо первой задачей первого дубликатора будет производство подобных себе. Таким образом задача решена нами только наполовину, пожалуй, даже на одну треть.
      Дельфас: И как называется ваша конструкция?
      Рун-Рин: Кодовое название "ЛА-5", то есть "Лампа Аладдина, модель 5".
      Дельфас: Остроумно, дружище...
      На этом магнитофонная запись обрывалась - не хватило ленты. Но все главное, в сущности, уже было сказано.
      Дельфас взглянул на часы и стал торопливо прощаться.
      - Я очень рад, что мы встретились, дружище. Но у меня в два часа арбитраж. Знаешь что? Давай-ка, по старой памяти, отужинаем на неделе в хорошем ресторане.
      - Охотно, - отозвался Рун-Рин. - Вспомним студенческие времена и кутнем как следует. Я чувствую, что мне просто необходимо хотя бы на несколько часов отключиться от всяческих электронно-кибернетических материй, пока я не свихнулся на этих треклятых формулах и уравнениях.
      Договорились встретиться послезавтра, в пятницу, в ресторане "Фонтенбло" с французской кухней.
      Прямо от Рун-Рина Дельфас гнал машину к диктат торскому дворцу. Вот оно, валится само в руки - чины, ордена, деньги...
      Это ликование омрачала одна мысль: завтра детективное бюро института сообщит Рун-Рину, кто такой Дельфас на самом деле. Дельфас морщился, ерзал за баранкой и, наконец, решил:
      - А, будь что будет. Может быть, до Рун-Рина это и не дойдет? Во всяком случае на встречу я пойду...
      6. НЕОЖИДАННОСТЬ
      Выслушав Дельфаса и его комментарии к беседе с Рун-Рином, диктатор задумался. Крупные капли пота выступили на его низком лбу, и, казалось, слышно было, как со скрипом, медленно поворачиваются мозги в его голове.
      - Так, говоришь, и атомную бомбу?
      - Сколько угодно. И водородную. И даже кобальтовую, приврал Дельфас...
      Диктатор тяжело дышал, лицо его приняло свекольный оттенок и выражение свирепого ликования. Он знал, что одной кобальтовой бомбы достаточно, чтобы жизнь на земле прекратилась. Это ли не предел мечтаний? Получить в свои руки оружие, с помощью которого он будет держать в страхе весь мир!
      Наконец, диктатор пришел в себя и увидел Дельфаса, подносящего ему стакан воды. Его наперсник не на шутку испугался, что Фуркаля хватит удар.
      Диктатор оттолкнул ст.акан, и вода пролилась на ковер.
      - Скажи мне, в какой стадии находятся работы по реализации проекта "ЛА-5"?
      - Насколько я понял, выполнены на две трети.
      - За чем же дело стало? - выпалил, не задумываясь, Фуркаль. - Национализировать предприятия "Юниверсал электронике" - и дело с концом. Работы доведем до конца мы сами.
      - Национализировать? - Дельфас позволил себе иронически усмехнуться. - Вы хотите, чтобы Микроландию оккупировали? Ведь это предприятие по существу концессия: 60 процентов акций находится в руках иностранных капиталистов.
      - Что же делать, посоветуй, Кербер?..
      - Нужно, во-первых, выкупить контрольный пакет акций. Во-вторых, нужны средства для достройки аппарата "ЛА-5".
      - И много ли нужно?
      Тут Дельфас назвал цифру, которая заставила диктатора разинуть рот:
      - Около трех миллиардов долларов. Два - для выкупа акций и один - для завершения работ.
      - Да где я возьму такие деньги? Ты знаешь - в казначействе хоть шаром покати. Последние тридцать пять миллионов валюты ушли на оплату партии самолетов "Молния-14". Кредит повсюду исчерпан. А ты говоришь-три миллиарда!..
      Дельфас подумал, потом произнес:
      - Я знаю, у кого мы можем найти эту сумму, скажем, под залог наших урановых рудников. (Кстати сказать, рудники эти являлись единственно реальным национальным достоянием, все остальное было заложено и перезаложено).
      - Так. Где и у кого?
      - У Ага Хана IV. *
      - Первый раз слышу.
      * Имам Ага Хан IV - духовный главарь исмаилитов.
      - А кто такие исмаилиты?
      - Самая богатая и многочисленная секта современного ислама. Исмаилиты почитают Ага Хана как "живого бога", происходящего, якобы, по прямой линии от пророка Мухаммеда и зятя его Али. Он имеет неограниченную власть над умами и кошельками своих приверженцев. А их - около 20 миллионов. И каждый из них платит ему налог - десятину с любого дохода. Ага Хан - один из пяти самых богатых людей на свете.
      Дельфас картинно нарисовал портрет крупнейшего бизнесмена мусульманского мира, обладателя сказочного состояния, рядом с которым индийские махараджи показались бы нищими, владельца множества промышленных и финансовых предприятий в разных странах, любимца высшего аристократического английского общества, состоящего в родстве с верхушками лондонской финансовой знати, законодателя мод и прочая, и прочая...
      - И вы думаете, что Ага Хан может раскошелиться на такую сумму? - неуверенно спросил Фуркаль.
      - Только поборы с исмаилитов приносят ему 4 с половиной миллиарда долларов в год. Если он вкладывает огромные деньги в крупнейшие нефтяные и текстильные компании, то я не вижу причины почему бы ему отказать нам.
      - А где найти его?
      - В Бомбее, в Карачи, в Дар-эс-Саламе, в Лондоне, в Швейцарии... Но мы сами искать не будем, я знаю человека, который возьмет это поручение на себя.
      - Ты золотой парень, Кербер! Кто он?
      - Исмаилит.
      - Здесь, в Микроландии?!
      На диктатора это сообщение произвело такое впечатление, будто Дельфас сказал, что в Микроландии водятся бамбуковые медведи.
      - Не удивляйтесь, экселенц. Исмаилиты рассеяны по всему миру, они живут в двадцати двух странах. Недаром эту секту называют "государством без территории". В Микроландии есть общины исмаилитов, человек пятьдесят. Все они - ваши подданные. Человек, которого я имею в виду, находится в одном квартале от вашего дворца.
      - ?
      - Вам никогда не приходилось обращать внимание на уличного предсказателя судьбы, что сидит в пролете здания Коммерческого суда?
      - Представьте, что нет.
      - Это и есть искомый человек.
      - Ну что же. Дадим ему денег на поездку, необходимые полномочия и охранную грамоту. В случае успеха его миссии он получит хороший куртаж *.
      - Но есть еще одно препятствие...
      - Какое.
      - Рун-Рин колеблется - завершать ли ему работу над реализацией проекта "ЛА-5".
      - В чем дело?
      - Видимо, блажит. А возможно, просто не хочет, чтобы "ЛА-5" служила средством производства вооружений. Он хочет, чтобы она использовалась исключительно для мирных целей.
      - Ну, дорогой Кербер, у нас есть средства заставить его довести дело до конца.
      Кербер позволил себе еще раз усмехнуться.
      - Заставить, говорите вы? Легче заставить бронзового коня, на котором сидит генерал Альгамейро, - Кербер указал в окно на конный монумент, украшавший площадь перед диктаторским дворцом, - легче заставить этого бронзового коня встать на дыбы, чем заставить Рун-Рина. Этот человек скроен не из того материала.
      Фуркаль задумался.
      - Во всяком случае эту птичку нельзя оставлять на воле. Вызовите сейчас ко мне Ратапуаля.
      Не прошло и полчаса, как шеф "Гарпии" стоял перед диктатором. Фуркаль со скрытой ненавистью смотрел на его наглую физиономию. Он внушил себе, что этот человек призван сыграть в его жизни роковую роль. От Ратапуаля можно было ждать чего угодно, вплоть до удара ножом в спину. "Только бы упредить и я, поверьте, ударю первым", - злорадно думал Фуркаль.
      Ратапуаль был похож на Наполеона третьего и очень
      * Вознаграждение посреднику в коммерческой сделке.
      гордился этим: Луи Бонапарт был его любимым историческим героем. Он даже во внешности старался подражать этому "царственному босяку", как называл его Маркс - вплоть до эспаньолки и усов, закрученных в стрелочку.
      После короткого обсуждения решено было осуществить превентивный арест Рун-Рина.
      - А повод? - спросил Дельфас, любивший, чтобы юридическая сторона дела была соблюдена.
      - Чтобы арестовать любого человека, можно найти тысяча один повод, - хохотнул Ратапуаль. - У меня есть сведения, что Рун-Рин вхож в подпольную организацию "Либертасиа у демократида".
      - Тогда действуйте, - резюмировал Фуркаль.
      Солнце только взошло над Санта-Барбарой, как Ратапуаль и Дельфас уже дежурили в приемной, ожидая появления диктатора. Ратапуаль потерял свой бравый вид, и знаменитые усы а ля Наполеон третий обвисли книзу. У Дельфаса тоже вид был неважный.
      Таким и застал их диктатор.
      - В чем дело, господа? - обеспокоенно спросил он. Ратапуаль набрал воздуха в грудь, надул щеки, что служило у него признаком сильного волнения, и гаркнул:
      - Экселенц, разрешите доложить...
      - Ну, что? Да говори же, не мямли.
      - Рун-Рин... скрылся.
      Кулак Фуркаля тяжело опустился на стол.
      - Как же ты допустил это, каналья!
      - Вчера Рун-Рин после обеда не был на работе. Дома его также не обнаружили.
      Дельфас дипломатично молчал. Он знал, что диктатор подвержен припадкам бешенства и в этой ситуации лучше всего отмалчиваться.
      Диктатор тем временем бушевал. Он швырнул на пол и растоптал коробку великолепных сигар, сбросил со стола настольную лампу, потом заметался по кабинету.
      - Как ты прозевал его, кусок дерьма! - вопил он, потрясая кулаками под носом Ратапуаля.
      Стоявшие на камине старинные часы севрского фарфора полетели на паркет и разлетелись вдребезги. Фуркаль присматривал, что бы еще такое расколотить, но в это время вперед выступил Дельфас и укоризненно сказал:
      - Экселенц, о, экселенц...
      - Да? - опомнился Фуркаль, налитыми кровью глазами обводя следы погрома.
      - Не следует думать, что все потеряно.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Не волнуйтесь так, экселенц. Мы живем в XX веке, времена Фаустов прошли. Мне вспоминается карикатура в одном журнале: изобретатель прежде и теперь. На одном рисунке изображен памятник изобретателю прежде: он стоит на пьедестале в средневековой мантии в гордом одиночестве, сжимая в руке свернутые трубкой чертежи. На втором рисунке - изобретатель теперь. Этот памятник изображает группу человек в пятнадцать, - знаете как снимаются на память сослуживцы какого-нибудь учреждения: первый ряд стоит, второй сидит, а в третьем полулежа расположились остальные. Так вот: нынче, как правило, всякое крупное открытие или изобретение - вовсе не плод внезапного прозрения гениального одиночки, а результат коллективного труда многих ученых и инженеров различных узких специальностей. Один из них, ближайший сотрудник Рун-Рина находится здесь, в приемной.
      Под влиянием медленной, рассудительной речи Дельфаеа диктатор заметно остыл.
      - Давайте его сюда.
      В кабинет ввели полного респектабельного господина в очках, с пышной полуседой шевелюрой и бородкой клинышком. Это был один из ведущих инженеров проекта.
      Непрерывно подобострастно кланяясь, он доложил, что вторая серия чертежей, подготовленная к отправке в цех, не обнаружена, возможно уничтожена. Это важное звено, но...
      - Не все потеряно, не правда ли? - нетерпеливо сказал Фуркаль.
      - Ничуть. Вся информация, касающаяся конструкции "ЛА-5", закодирована в блоке долговременной памяти электронной машины. А ее Рун-Рин не мог ни спрятать, ни уничтожить, ни унести. Извлечь эту информации не так уж сложно.
      Фуркаль отвалился на спинку кресла и блаженно отдулся.
      - Вот оно как повернулось дело! Отлично. Но Рун-Рина, обратился он к Ратапуалю, - все равно нужно найти во что бы то ни стало, дабы он не передал секрета конструкции в другие руки. Слышите, Ратапуаль? Живым или мертвым! Объявите награду за его голову, распорядитесь немедленно закрыть государственную границу, чтобы мышь не проскочила за пределы Микроландни, отмените воздушные рейсы за рубеж на два-три дня... словом, все, что угодно. Если Рун-Рин не будет найден - пеняйте на себя.
      Ратапуаль щелкнул каблуками и закрутил усы в ниточку.
      - Есть, экселенц.
      - Вы свободны, господа.
      И все же Дельфас решил пойти на свидание с Рун-Рином, чем черт не шутит...
      В назначенное время он явился в ресторан "Фонтенбло", где уже был заказан столик. Долго сидел в одиночестве, наблюдая веселящуюся публику.
      Наконец, к нему подошел метрдотель.
      - Если не ошибаюсь, господин Дельфас?
      - Да.
      - Мне поручено вручить вам вот этот конверт.
      На конверте четким характерным почерком Рун-Рина было написано:
      "Его превосходительству Керберу Дельфасу, государственному наушнику 2 класса".
      Внутри на листке бумаги всего два слова: "Прощай, Муда". И приложена серебряная монета в 30 кодеров.
      7. ГОЛОВА РУН-РИНА ОЦЕНЕНА
      Объявление о розыске.
      Внимание!
      10.000 крезо будет выплачено тому, кто задержит, и 5.000 крезо тому, кто укажет местопребывание особо опасного преступника ТИЛО РУН-РИНА, обвиняемого в государственной измене.
      Фотографии анфас и в профиль 13Х18.
      До последнего времени работал инженером-конструктором в Институте новейшей электроники.
      Личные приметы Возраст - 36 лет (родился 15.VII. 1931 г. в г. Санта-Барбара). Рост: средний, 175 см. Фигура: стройная, крепкого сложения, спортивная выправка. Плечи: широкие.
      Черты лица: крупные, высокий отвесный лоб, нос с горбинкой, рот прямой, подбородок квадратный с ямочкой, растительность на лице бреет.
      Цвет лица: смуглый.
      Волосы: вьющиеся, светлый блондин, короткая спортивная стрижка.
      Глаза: светло-серые.
      Уши: овальные, мочки висячие.
      Зубы: передние - полностью.
      Речь: отрывистая, негромкая. В совершенстве владеет, кроме, родного языка, французским и немецким.
      Обвиняется:
      в государственной измене;
      в принадлежности к тайной антиправительственной организации;
      в подготовке террористических актов против руководителей государства.
      Будьте осторожны при задержании!
      Предупреждаем, что он вооружен!
      8. ЧЕРНЫЙ КОТ
      По ночам диктатор боялся. Если говорить правду, то он боялся и днем, но при дневном свете, на людях, он прятал это чувство под маской свирепости и высокомерия. Но когда гас свет в его опочивальне, во мраке возникали зловещие облики тех, на кого опирался его режим: седые рысьи бакенбарды полковника Кенэ Раста, командующего танковыми частями, бегемотообразная физиономия генерала Непо Кейроля, начальника особых отрядов "черных аксельбантов", костлявое лицо коммодора Флона (военно-воздушные силы), наконец, наглая рожа Каина Ратапуаля, с его усами в стрелочку и эспаньолкой, заплечных дел мастера, коварство которого было отлично известно Фуркалю. Оступись на шаг, зазевайся на минуту - и тебя сожрут.
      Он боялся собственной жены Лаксам, которая, по достоверной информации, путалась с Ратапуалем.
      Он боялся своей любовницы, звезды стриптиза Ариты; которая, по столь же достоверным сведениям, числилась в штате Ратапуаля.
      Но больше всего диктатор боялся тех, кто строил, ковал, добывал уголь и уран, водил машины, сеял и жал, чей грозный голос доходил до него через бронированные двери, как эхо непрекращающихся забастовок и волнений.
      На столике у кровати всегда лежали автомат и крупнокалиберный пистолет, а в стене у изголовья находилась тщательно замаскированная потайная дверь подземного хода. Он вел за пределы дворца и заканчивался в гараже, где наготове стояла мощная гоночная машина, оснащенная пулеметом и всем необходимым для переодевания и бегства инвентарем.
      Когда диктатор изволил почивать, в комнате рядом дежурили два телохранителя, вооруженные до зубов. Но кто мог дать гарантию, что они не куплены Ратапуалем или Кейролем и в любой миг ночи не могут обратить оружие против Фуркаля?
      В эти часы вынужденной бессонницы диктатор вставал, зажигал ночник, и глотал стаканом "Бохабос", адскую смесь шестидесятиградусного спирта и перечной эссенции, приправленную наркотиком. И в голове, затуманенной "Бохабосом", неотступно, жгуче возникала мысль о сообщении Дельфаса. При своих более чем скромных познаниях в области физики Фуркаль понимал, что, увлекшись подготовкой с возведением себя в императорский сан, он проглядел, прошляпил у себя под носом нечто чрезвычайно важное.
      Мозг сверлили слова Дельфаса: "Ведь это лампа Аладдина!" Он повторял эту фразу тысячу раз. Тогда у него возникал гнев против Дельфаса, который, собственно, ни в чем не был виноват, и против канальи Ратапуаля.
      А тут еще дурацкая история с черным котом. В очередную бессонную ночь в синем доме (фасад дворца диктатора был выложен ультрамариновыми изразцами) под кроватью Фуркаля раздалось истошное мяуканье. Диктатор зажег свет и полез под кровать. Так как он уже хватил изрядную дозу своего пойла, то ему показалось, что там мелькнула черная тень. Схватив со стола фонарик, он принялся высвечивать подкроватную территорию, но ничего, кроме серебряного ночного сосуда, принадлежавшего некогда папе Александру VI (Борджиа), ничего не обнаружил.
      - Черт побери, у меня, кажется, начинаются галлюцинации, - пробормотал он, вытирая со лба холодный пот. Хлебнув еще порцию "Бохабоса", диктатор улегся. Через пять минут мяуканье повторилось. Фуркаль снова вскочил и совершенно явственно увидел в углу две фосфорические зеленые точки. Тогда босой, в пижаме, он пулей вылетел в соседнюю комнату. Телохранители вскочили, как будто катапультированные из своих кресел.
      - Дьявол вас забери! - хрипел диктатор, красный, как стручок перца. - За что я плачу вам деньги?! Развели тут котов...
      - Каких котов, экселенц?- в один голос спросили стражи.
      - Черных! - заорал Фуркаль. - Черных котов! Разве вы не слышали мяуканье?
      Телохранители недоуменно переглянулись.
      - Нет, экселенц, мы ничего не слышали, - робко сказал один из них.
      - Идите, поглядите. И, кровь из носу, найдите эту тварь, - бушевал диктатор.
      Стражи на цыпочках вошли в спальню и стали шарить под кроватью и по углам. Они даже приподняли ковер, кота не было и следов.
      - Пошли вон, олухи! - рявкнул диктатор.
      Телохранители на цыпочках вышли из спальни и посмотрели друг на друга. Один из них выразительно щелкнул себя по горлу.
      С тех пор кот стал появляться почти каждую ночь. Он то мяукал за оконной шторой, то в туалете, даже за потайной дверью. Была мобилизована вся дворцовая охрана, придворные детективы, лучшие силы из ведомства Ратапуаля. Были поставлены волчьи капканы (в один из них, кстати сказать, невзначай попался телохранитель Фуркаля) Все напрасно.
      Неизвестно каким образом эта история просочилась за пределы резиденции диктатора, но вскоре в предместьях Санта-Барбары, населенных рабочим людом, зазвучала возмутительная, подрывающая основы, песенка. Ее задорный, бойкий мотив прилипал к памяти, как смола.
      В синем доме
      черный кот, черный кот...
      Он кому-то не даст
      спать!..
      Деспот лезет
      под кровать,
      Чтоб того кота поймать,
      заарестовать!
      Детективов он зовет:
      где же, где же, где же кот,
      Черный кот?!
      Изловить того кота
      и оставить без хвоага!
      Тра-та-та!
      А коту, знать, наплевать,
      черта с два его поймать,
      Ах, прохвост, ах, обормот
      черный, черный, черный кот!..
      Песенку эту мурлыкали шоферы, крутя баранку, напевали шахтеры, вгрызаясь в угольную лаву, эти куплеты пели крестьяне на уборке урожая и пастухи в поле, продавцы зелени на базаре, словом, невдолге она стала достоянием всей трудовой Микроландии. Уличные мальчишки распевали ее во весь голос, конечно, на почтительном расстоянии от полицейских. А как-то ночью кто-то ухитрился намалевать черной масляной краской кота на стене дворца.
      Диктатор рвал и метал, но никаких следов злокозненного животного обнаружить не удавалось.
      Однажды, когда Фуркаль устроил очередной разнос Ратапуалю за то, что он проморгал происходящее в стенах "Юниверсал электронике", Ратапуаль, не моргнув глазом,заявил:
      - Извините, экселенц, но вы знаете, что я целиком был занят поисками черного кота...
      Пошевелил, как кот, знаменитыми усами и сказал:
      "Мяу!"
      И ухмыльнулся, сукин сын...
      9. ИСМАИЛИТ
      В последнее время, еще до внезапного и загадочного исчезновения генерального конструктора, сотрудники нередко заставали его в так называемом сиреневом зале. Электронный мозг занимал отдельное шестиэтажное здание, и в сиреневом зале помещался пульт управления. Но Рун-Рин не работал, пальцы его не бегали по кнопкам и тумблерам, он сидел, опустив голову и устремив взгляд в одну точку, в глубокой задумчивости.
      А задуматься было над чем. Прежде всего, все завершение работы было поставлено под удар. Деньги, предусмотренные на строительство "ЛА-5", давно были перерасходованы. А затраты росли и росли в геометрической прогрессии, и конца им не предвиделось. Большинство членов Совета директоров разочаровались в проекте и с опаской заглядывали в завтрашний день. Ситуация складывалась угрожающая. На последнем заседании Совета один из директоров, долбя, как дятел, сухим кулачком лакированную столешницу, взывал:
      - Разве вы не видите, господа, что это бездонная бочка? Если мы будем продолжать в том же духе, фирма может обанкротиться!
      Потом слово взял один из авторитетнейших директоров, огромный, как мамонт, спокойный и тихоречивый господин Сарки. В противность истерическим выкрикам своего предшественника он говорил медленно, запинаясь, но произведенный им анализ положения прямо-таки посеял панику среди коллег. С цифрами в руках он показал, как далеко зашло дело, и многие почувствовали себя, подобно азартному игроку, который, выйдя поутру из казино, обнаруживает, что у него в карманах не осталось даже пяти кодеров на стакан виски, чтобы смягчить горечь поражения.
      - Я вполне согласен с предыдущим коллегой, - заключил он. - Э-э-э... да-с...
      - Что же вы предлагаете? - в унисон прозвучало несколько голосов.
      - "ЛА-5" - это заманчиво, слов нет. Э-э-э.. Но, м-м-м, нужно быть слепым, чтобы не видеть, что мы зарвались...Тм-гм-гм. Нужно, э-э-э... законсервировать проект "ЛА-5", а в критический момент... гм-гм-гм - даже реализовать часть контрольного пакета акций...
      ...Да, Рун-Рин устал служить чужому богу. Эта усталость вызывала какую-то безнадежность, усиливаемую опасениями, что "ЛА-5", прежде всего, будет обращена на производство вооружений... (И атомную бомбу? Да, пожалуй, даже водородную...).
      Рун-Рин чувствовал, что вокруг него образуется вакуум. Внезапно пропал его самый талантливый помощник - Биск де Рис. Как-то в компания инженеров он обмолвился: "Диктатор не более, чем Микки-Маус, возомнивший себя Наполеоном"...
      Этого было достаточно, чтобы Рун-Рин и его коллеги никогда более не видели Биска.
      Дюваль, по слухам, тайно эмигрировал. Однако Рун-Рин полагал, что искать его следует в застенках Ратапуаля.
      И сам Рун-Рин интуитивно чувствовал над головой раскачивание Дамоклова меча.
      Так в одно раннее, дождливое сентябрьское утро недалеко от дома, где проживал Хуссейн Мухаммед Исхак, остановился желтый спортивный "Ягуар" с заляпанным грязью номером. Из него вышел человек в пальто с поднятым воротником и нахлобученной на глаза шляпе. В руке он нес небольшой плоский чемоданчик, какие называются "атташе-кэйз", тай как такими обычно пользуются дипломаты.
      Машину Рун-Рин одолжил у своего коллеги под предлогом, что его собственная неисправна.
      Небольшой флигель помещался в глубине двора и принадлежал хозяину шикарного особняка, проводившему время на морском курорте.
      Дверь флигелька открылась, и Рун-Рин оказался нос к носу с Хуссейном в его обычном пестром халате и зеленой чалме.
      Рун-Рин приветствовал его условным знаком и словами "Либертасиа у демократида", что на микроландском диалекте означало "Свобода и демократия". Хуссейн отвечал тем же. Потом отступил на шаг, и на лице его отразилось нескрываемое волнение.
      - Вовремя, друг! Ты знаешь, что тебе нужно немедля уходить?
      Исмаилит показал ему объявление о розыске, доставленное ему рабочим типографии, работавшим в ночной смене.
      - Утром эта бумага будет красоваться на всех стенах.
      - Считай, что я уже ушел, - ответил Рун-Рин, помахивая чемоданчиком-портфелем.
      - Рано пташечка запела, - бросил сквозь зубы исмаилит. Ты еще в когтях у тигра.
      Он посмотрел на часы.
      - Через два часа сюда явится гость. За это время ты должен перевоплотиться.
      Хуссейн открыл дверь в соседнюю комнату и позвал:
      - Месье Антуан!
      Оттуда, как чертик из табакерки, бойко выскочил маленький смешной старичок. На седой его шевелюре был зачесан старомодный кок.
      - Рекомендую тебе, Тило: месье Антуан Бидо, волшебник ножниц и парика, лучший и непревзойденный гример всех европейских театров.
      Старичок поклонился и потряс коком, что, видимо, означало приветствие.
      - Либертасио у демократида.
      Месье Антуан посадил Рун-Рина и Хуссейна рядом и принялся внимательно изучать их лица в анфас и профиль, время от времени бормоча себе под нос:
      - Так, так! Сходство налицо. Тре бьен! * Смуглость почти одинаковая, только надобно усилить чуть-чуть... Носы, представьте, очень схожи, даже искусственной горбинки не нужно. Тре бьен! Шарман **, - он хлопнул в ладоши и раскрыл принесенный с собой "докторский" саквояжик. - Задача проще, чем я думал.
      Достав парикмахерский снаряд и несколько флаконов, он молниеносно наголо обрил голову Рун-Рина, затем протер голову, лицо и руки генерального конструктора жидкостью с характерным запахом йода, выкрасил
      Отлично (франц.).
      ** Прелестно (франц.).
      брови в черный цвет и "срастил" их, наклеив кусочек шерсти. Затем лицо Рун-Рина украсили черные усы. Через полчаса рядом с Хуссейном сидела его неотличимо точная копия.
      Во время этих процедур Рун-Рин не отрывал глаз от лица Хуссейна, который всегда в какой-то мере был загадкой для генерального конструктора. Сын индуса и цыганки, Хуссейн родился в Микроландии, куда отец его, резчик по дереву, эмигрировал с группой приверженцев Ага Хана после индусско-пакистанской резни 1947 г. В общине Хуссейн пользовался большим влиянием. Возможно, он был резидентом "живого бога" в этой стране. Возможно, возможно...
      Но тот, кто сумел бы заглянуть в "тайное тайных" исмаилита, узнал бы, что в этом человеке не осталось ни капли того оголтелого фанатизма, которым отличаются последователи ислама. Под маской уличного предсказателя судеб, он по поручению Ага Хана много странствовал и видел, как исмаилитская верхушка - купцы, промышленники, банкиры, финансисты, судовладельцы-нещадно эксплуатируют исмаилитские низы: крестьян, ремесленников, рабочих, простой трудовой люд, своими мозолистыми руками наполняющий их сейфы. Он уже давно не верил ни в аллаха, ни в пророка Мухаммеда, ни даже в его зятя Али, который у части исмаилитов котируется порой выше Мухаммеда.
      Это был революционер по призванию, один из лучших боевиков подпольной организации "Свобода и демократия". Последнее время его боевая группа готовила покушение на Фуркаля и столпов его режима.
      - А глаза? - спохватился Рун-Рин.
      - И это предусмотрено, месье. - Бидо открыл коробочку и покопался в ней, выбирая контактные линзы, Рун-Рин стал обладателем черных, как маслины, глаз.
      - Вы, я вижу, виртоуз своего дела! - заметил он.
      - То же самое сказал Томмазо Сальвини, когда я в "Ла Скала" гримировал его для роли Отелло.
      - Так сколько же вам лет? - изумленно спросил
      Рун-Рин, вспомнив, что великий актер скончался уже лет шестьдесят назад.
      * Томмазо Сальвини (1829-1915) - великий итальянский трагик. "Ла Скала" - итальянский оперный театр, существующий и поныне.
      Маэстро, склонив голову набок, любовался своей работой.
      - Можете представить себе, сколько времени я служу Мельпомене *, если будучи уже в зрелом возрасте участвовал в штурме Бастилии, - скромно сказал месье Бидо.
      И, очень довольный своей остротой, долго смеялся старческим дробным смешком.
      - Довольно шуток, - сурово сказал Хуссейн. - Тило, переодевайся.
      Он принес комплект одеяния, точно такого же, какое было на нем самом, и показал Рун-Рину, как повязывать чалму. Вот-вот появится тот, кого я жду.
      - Давай попрощаемся, Хуссейн, - сказал Рун-Рин.
      Они сердечно обнялись.
      - Из Бомбея ты направишься в Карачи, - напомнил Хуссейн. - Явишься по адресу, который я тебе дал, и получишь новые документы на имя австралийского скотопромышленника. Там же отдашь охранную грамоту и паспорт. Все будет незамедлительно доставлено мне. Я поеду поездом через другой пограничный пункт. Пароль: "Я из Магриба". Отзыв: "А я ваш земляк".
      - Помню. Приложи все усилия, чтобы устроить Фуркалю этот заем. И пусть дело идет своим чередом. Все остальное я беру на себя. Встретимся в лучшие.времена.
      - Ну, все, - сказал Хуссейн. - В случае непредвиденных обстоятельств - вот.
      Он приподнял висевший на гвоздике плащ и показал спрятанный под ним бесшумный автомат.
      - Понятно, - сказал Рун-Рин. - Гостя встречу я.
      Щелкнул замок комнатки, где укрылись Хуссейн и месье Бидо. Гость не заставил себя ждать. Через двадцать минут близ "Ягуара" остановилась вторая машина, из каторой вылезли два субъекта: Нике (агент № 29) и Микс (агент № 32) с весьма банальными физиономиями. Это были не какие-нибудь светила детективного мира, а рядовые филеры наружного наблюдения, туповатые, исполнительные, но "неперспективные", так сказать, сотрудники на побегушках. Как было принято, Нике и Микс работали всегда "в паре".
      - Будешь подстраховывать меня, - приказал
      * Муза театра.
      Нике. - Кто выйдет, не задерживай, только хорошо заметь. Через час после того, как мы уедем (он подчеркнул "мы"), можешь прекратить наблюдение. Давай встретимся и пообедаем "Под белым колпаком" (так .именовался кабачок, на вывеске которого был изображен толстый повар, листающий огромный кулинарный фолиант. Заведение третьеразрядное и по ценам вполне соответствующее тощим карманам Никса и Микса).
      - Кто? - спросил хрипловатый голос Хуссейна с характерным восточным акцентом.
      - От его превосходительства господина Дельфаса, - тихо отозвался Нике. Дверь открылась, и филер вошел, низко кланяясь и озираясь по сторонам.
      - Надеюсь мы одни?
      - Абсолютно, - заверил "Хуссейн".
      - Мне поручено вручить вам вот этот пакет.
      Двойник Хуссейна разорвал обертку с сургучными печатями и извлек пачку валюты, охранную грамоту, визированный паспорт.
      - Передай его превосходительству мою благодарность. Открыв атташе-кейз, "Хуссейн" бросил туда деньги и документы. Потом, сложив смуглые руки на груди, сделал полупоклон, как бы давая понять, что Никсу делать здесь больше нечего.
      - Господин Хуссейн, - заюлил Нике, - но сейчас я не могу вас покинуть. Мне поручено охранять вас и сопровождать до аэропорта. Самолет уходит через час.
      - Но ведь воздушные линии временно закрыты...
      - Пусть это вас не беспокоит. В ваше распоряжение будет предоставлен самолет специального назначения.
      Хуссейн № 2 сухо сказал:
      - Как угодно.
      "Хуссейн" накинул широкий плащ из верблюжьей шерсти, какой носят бедуины, и закутался в него. Через пять минут они были в пути.
      * * *
      Нике проводил Хуссейна до аэровокзала и усадил в самолет, вежливо, даже подобострастно. Он, вероятно, считал, что его подопечный какая-то большая шишка. И успокоился только после того, как самолет оторвался от взлетной полосы и вскоре исчез за облаками, где ярко светило солнце. Скоро Хуссейн будет в Бомбее, под ярко-синим индийским небом, где нет этой мерзостной слякоти.
      Нике, кряхтя, влез в машину и взялся за баранку.
      Напарник его час с лишним болтался возле флигеля, хотя был предупрежден, что домик пуст, и уже готов был покинуть свой пост, как вдруг дверь отворилась. Оттуда вышел не кто иной, как... Хуссейн. Микс глазам не поверил. Но у него было категорическое распоряжение: следить за входящими (таковых не оказалось), а о выходящих Нике ничего не сказал. Тут в голову филера пришла оригинальная мысль. Он догнал Хуссейна и окликнул его.
      - Что вам угодно? - осведомился исмаилит ледяным тоном.
      - Господин... э... э..., - запинаясь выговорил Микс. Достопочтенный ага (он слышал, что в Индии так величают знатных господ), я слышал, что вы великий предсказатель, читающий в книге судеб так же легко, как школьник в прописях. Не могли бы вы сказать мне пару слов...
      Хуссейн молча взял руку шпика и повернул к себе раскрытой ладонью.
      - Вообще-то я бесплатных предсказаний не даю. Но для человека Ратапуаля могу сделать это маленькое одолжение.
      Он осмотрел линии на ладони Микса.
      - К сожалению, придется огорчить вас. Вам в ближайшее время придется пережить крупные неприятности, если... если вы не будете держать язык за зубами. Прощайте.
      "Прорицатель" повернулся к нему спиной, вскочил в желтый "Ягуар" и умчался.
      "Под белым колпаком" Микс встретился с Никсом, уже заканчивавшим порцию рагу с зеленым горошком.
      - Ну, где ты провалился? - грубовато спросил он напарника. - Как там, никто не появлялся?
      - Не входил никто. А выходил сам господин Хуссейн.
      Нике воззрился на Микса, как будто видел его впервые в жизни. Он чуть не подавился косточкой.
      - Как ты сказал? - еле выговорил он.
      - Господин Хуссейн.
      - Да ведь он уехал со мной на аэродром.
      - Так этот человек в верблюжьем бурнусе был тоже Хуссейн?
      - Он самый. Он уже летит, вероятно, над океаном. И что ты об этом скажешь?
      - Я не знаю, как объяснить такое совпадение. Но ведь он факир, а они могут перевоплощаться, двоиться, находиться закопанными в могилу несколько часов...
      Агент № 29 и агент № 32 долго глядели в глаза друг другу. Так между ними было заключено молчаливое соглашение: похоронить эту историю во избежание крупных неприятностей.
      10. ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ИМПЕРАТОРА ФУРКАЛЯ
      Репортер официоза "Микроландский Меркурий" торопливо строчил в блокноте: "Прекрасный солнечный день середины июля всеми красками радуги расцветил это пышное празднество, как символ высшего достижения нашего обожаемого монарха Хуно Первого, отца народа..."
      Журналист не упоминал о том, что полуденное солнце в этот день было излишне щедрым. Ни одно дуновение ветерка не шевелило листья на ветвях, осенявших трибуну, покрытую великолепным персидским ковром.
      Репортер пососал кончик шариковой авторучки и продолжал бойко писать: "Вокруг императора - весь цвет нации: министр юстиции, его светлость герцог Эгретский Кербер Дельфас, рядом с ним его превосходительство Каин Ратапуаль, представители вооруженных сил генералы Кэнэ Раст и Непо Кейроль, коммодор Флон, звезда и роза микроландского аристократического общества божественная госпожа Лаксам Фуркаль (репортер умалчивал о том, что этой звезде и розе было уже за 50), руководитель института и директор национального предприятия "Юниверсал электронике", господин Троакар и другие высокопоставленные лица".
      Вся эта сановная свора, окружавшая Фуркаля и увешанная аксельбантами, эполетами, орденами, нарукавными шевронами, обливалась потом в своих суконных мундирах, застегнутых на все пуговицы.
      На Фуркаля было просто больно смотреть, словно на витрину ювелирного магазина в лучах мощного прожектора. Голову его венчала золотая каска, на которой распростерла крылья какая-то хищная птица. Вся хунта окружала его в полном своем блеске, и каждый поднимающийся на трибуну прежде всего совершал обряд целования руки новоиспеченного императора. Сам Фуркаль чувствовал себя не совсем ладно: струйки пота бежали из-под золотой каски, как из-под душа, и текли за воротник.
      На торжество был допущен очень ограниченный круг вельмож - главари хунты и, кроме них, лица, без которых невозможно было обойтись: несколько инженеров-операторов, десяток рабочих, охрана и музыканты. Все остальные были удалены далеко за пределы института-крепости.
      Капельмейстер взмахнул палочкой, и серебряные трубы заиграли гимн:
      Велик Фуркаль, наш император
      Отец народа, свет и счастье...
      От бурных звуков заколыхалось знамя, осенявшее трибуну: черное с вертикальной серой полоской в центре, на которой был вышит серебряный гриф-стервятник.
      ...Со времени исчезновения Рун-Рина прошло три года. За это время все, как выражался Дельфас, "утряслось": Хуссейн вернулся с согласием Ага Хана предоставить заем, правда, на безбожных процентах. Контрольный пакет акций был выкуплен, само предприятие национализировано и носило отныне название "Националь юниверсум электронике". Информация была извлечена из блоков долговременной памяти компьютера, расшифрована, и работы по постройке "ЛА-5" благополучно доведены до конца. Дельфас получил все, чего домогался, - сан герцога и сменил серебряное шитье мундира на золотое.
      Фуркаль возвел себя сперва в звание фельдмаршала, а потом провозгласил себя императором. Оказалось, что у него была железная хватка. И даже черный кот появлялся теперь не еженочно, а только по пятницам. Казалось, этот день - день пуска автоматической линии "ЛА-5", не сулил ему ничего дурного.
      Император взмахнул рукой в белой перчатке, и музыка смолкла. Пыжась, Фуркаль подошел к ограде трибуны, и в торжественной тишине зазвучал его писклявый голос:
      - Дорогие соратники - Дельфас, Ратапуаль и другие! (Про себя: "Вы у меня еще попляшете, Ратапуаль и У Лаксам!") Я могу, наконец, дать нашему народу изобилие и благоденствие... Вы будете свидетелями эксперимента, который явится новой эрой в истории Микроландии... "
      Овация.
      - Народы склоняют свои головы под наше черно-серое знамя, ибо мы обретаем могущество, какого не знал мир...
      Минут десять еще Фуркаль мямлил и размазывал, бросая в окружение трескучие фразы. Затем снял каску и вытер платком заметную лысину.
      Слово перешло к директору института и главе фирмы, долговязому доктору Троакару, высокоученому лакею и поклоннику императора, глубоко освоившему основы демагогии. Он знал, что Фуркаль не любит длинных речей: сколько-то верноподданности, побольше патоки, лапидарности формулировок.
      - Да, вы немногие избранные, обласканные сиянием современного царя Соломона и Тамерлана, отца народа,- императора Хуно Первого, будете удостоены сегодня лицезреть в действии установку, созданную его попечением. Это новая лампа Аладдина, это волшебная мельница Сампо народных легенд, на которой будет коваться мощь Микррландии и процветание ее населения. Склоним же головы перед гением его величества Фуркаля...
      Доктор Троакар перевел дух и заключил:
      - А теперь прошу светлейшую публику осмотреть нашу установку.
      Он повел Фуркаля и его свиту по цеху, длинному, как тоннель, не меньше километра. Под высокими сводами * здесь помещалась "ЛА-5".
      - Сначала вы видите бункер, в который загружается исходный материал, и некоторые ингредиенты, составляющие тайну фирмы. Дальше второй обширный бункер, в котором, собственно, и происходит производственный процесс.
      - Доктор вел их мимо камеры, представляющей очень длинный продолговатый ящик из сверхпрочной бериллиевой бронзы.
      - Эта самая ответственная часть построена самим Рун-Рином, еще в бытность его генеральным конструктором. "Память" машины хранит записи программ, во всех деталях определяющих последовательность изготовления предметов, их массу, размеры, сложность. В положенных пределах "ЛА-5" может изготовлять все, от граммофонной пластинки до водородной бомбы. Для обслуживания ее требуется всего два специалиста. Нужно только набрать на диске число, под которым предмет закодирован.
      - Но мы ничего не видим, господин доктор, кроме бронзовых стенок, - капризно заявила мадам Фуркаль.
      - И не можете видеть, - отпарировал доктор Троакар. Бункер построен по принципу кибернетического "черного ящика" и имеет два отверстия - входное и выходное. В одно поступает материал, из другого выходит готовая продукция. Узнать, что и как происходит в этом бункере, мы можем, только сломав его. Но это вовсе не безопасно, так как в нем происходит превращение некоторых элементов. Это означало бы зарезать курицу, несущую золотые яйца.
      - А машину, выпускающую таких кур, ваша лампа Аладдина может выпускать? - осведомилась императрица.
      "Вот дура!" - подумал доктор и со всей вежливостью, на какую был способен, ответствовал:
      - В недалеком будущем - возможно, ваше высочество. Пока речь идет только о неодушевленных предметах.
      - Стоило ехать сюда, чтобы увидеть эти глухие стенки, пробормотал под нос Дельфас.
      Видимо, это замечание дошло до ушей доктора. Он оживился и, указывая на третий ящик, целиком выполненный из прозрачной пластмассы алмазной твердости, возгласил:
      - Вы напрасно заметили, ваша светлость, что смотреть не на что. В этом, конечном, бункере вы увидите готовую продукцию.
      Троакар вопросительно посмотрел на Фуркаля.
      - Приступим, - сказал император.
      - Что хотели бы вы получить для начала, ваше Величество?
      - Для начала что-нибудь не очень сложное. Скажем, легкий танк, оснащенный ракетами с атомными боеголовками.
      Доктор Троакар начал набирать цифры на диске, встроенном в бронзовый бок кибернетического ящика.
      Инженер-оператор уселся за пульт управления, другой стоял около доктора, ожидая команды.
      - Дать ток на мощность № 3.
      Где-то под землей угрожающе загудели мотор-генераторы. Яркая красная лампа загорелась на пульте. Окружающие попятились, а Лаксам спряталась за спину Ратапуаля.
      - Успокойтесь, мадам, это же совершенно безопасно, ободрил ее доктор.
      Только император стоял хладнокровно, помахивая перчаткой. Наступал и его звездный час.
      - Господин де Ко, приступайте!
      Пальцы оператора забегали по пульту. Дверца бункера № 1 открылась, огромная, как пасть Левиафана, и рабочие начали складывать туда с подъехавшего автопогрузчика ящики. Когда эта операция была закончена и доктор проверил, прочно ли закрыт люк, он обратился к Фуркалю:
      - Ваше величество, вам предоставляется честь нажать вот этот рычажок.
      Сознавая историческую важность момента, Фуркаль подошел к пульту и опустил рычажок.
      Подземный гул усиливался.
      Доктор смотрел на секундомер и командовал:
      - Второй усилитель. Счетчик атомов. Электронный контроль.
      Красная лампа погасла. Зажглась зеленая.
      - Так. Бункер № З!
      За прозрачной стенкой возник крупный предмет. Доктор сам опустил другой рычажок на пульте, задняя дверца опустилась, и по ней скатился на рольганг новейший легкий танк, оснащенный атомными ракетами.
      Вздох облегчения пронесся среди свиты, раздалось дружное "ура". Фуркаль захлопал в ладоши.
      А доктор нажимал никелированный рычажок и с интервалами в пять минут из машины выходили и уползали в сторону танки, новенькие, камуфлированные пестро, как ярмарочные игрушки. Второй. Третий...
      Подземный гул нарастал. Вдруг зеленая лампа потухла, и с необычайной яркостью вспыхнула вторая красная, под ней третья. К подземному гулу присоединился зловещий голос сирены, от которого мурашки побежали по коже.
      - Черт! - доктор кинулся к пульту и, оттолкнув оператора, начал лихорадочно нажимать кнопки и передвигать рычажки.
      Но было уже поздно. Над цехом возникло солнце, ярче земного светила в тысячу раз.
      Слепая девушка, находившаяся за двести миль от очага взрыва, увидела свет и спросила: "Что это?".
      Огненный шар расплывался, превращаясь в багровочерный грибовидный столб. В чудовищном гуле было испепелено в радиусе десяти миль все живое и неживое: и цехи, и институт со всеми его комплексами и лабораториями. Ядерный взрыв превратил в неосязаемую пыль императора и его приспешников с их пышными титулами, орденами, с их властолюбием, алчностью и страстишками, прежде чем они успели что-либо сообразить.
      Уцелел только Рун-Рин, потому что находился отсюда далеко-далеко, под синим небом Индии.
      Машину он не имел возможности уничтожить. Но успел извлечь из блоков долговременной электронной памяти главного компьютера информацию о весьма существенной детали в кибернетическом бункере: устройстве, регулирующем балансирование массы и энергии. Лишенная такого устройства машина выделяла, как нежелательный побочный продукт, излишек энергии, побольше, чем освобождается при взрыве водородной бомбы.
      Рун-Рин не смог уничтожить машину, законченную ранее на две трети. Она уничтожила сама себя.
      Так заканчивается новый вариант очень старой истории о волшебной лампе Аладдина, которую Шахразада поведала как-то царю Шахрияру.