- Ну-ка, усаживайтесь все трое рядком, чтоб мне не разделывать вас поштучно!
      Лори, Виллингс и Нэд уселись на скамейку, в недоумении глядя на Сорроу.
      Тот обмакнул тряпку в воду - раз, два, - сорвал с Лори белобрысые усы и брови, с Виллингса - весь восточный гарнитур, а потом прошелся по их лицам мокрой тряпкой. Покончив с этим, он взял кисть, три белокурых парика, щипцы для носа и прочие тайны гримировки и стал быстро орудовать над всеми тремя молодцами, равномерно промазывая их с полным беспристрастием. Спустя полчаса перед ним было три молодых человека, отделанных не без таланта под несчастного Василова, или Артура Морлендера.
      - Выделка, можно сказать, без тонкости, хромовая, - произнес Сорроу, любуясь делом своих рук, - ну, да хватит с нас и этого. Лори, есть у нас приличная одежа?
      - На одного джентльмена, Сорроу, - вон там, в шкафу.
      Сорроу вынул новую черную пару, штиблеты, цилиндр, галстук, перчатки и тросточку и поглядел на все это критическим оком.
      - Не беда, братцы! - произнес он решительно. - Поделите-ка одного джентльмена на троих, сойдет и так.
      Не прошло и минуты, как Виллингс щеголял в отличном смокинге, Нэд - в щегольских брюках, а Лори - в цилиндре, лакированных штиблетах, перчатках и с тросточкой, или, как правильнее было бы выразиться, - при цилиндре, лакированных штиблетах, перчатках и тросточке.
      - Честное слово, - сказал Сорроу, - вы сойдете, куда ни шло! А теперь нате-ка эти документы.
      Он дал Лори рекомендательное письмо на имя Василова, Нэду удостоверение на имя Василова, а Виллингсу - партийный билет на имя Василова и серьезным голосом произнес:
      - Слушайте меня с толком, ребята. Взрыва я не боюсь. Переменили или нет машину, - советская власть предупреждена. Единственно, чего нам надо бояться, это несчастья с монтером Аэро-электростанции. Поняли? Вряд ли новый Морлендер полезет к нему с раннего часу. А поэтому, братцы, возьмите-ка на себя небольшую работишку: отправляйтесь с самой зарей на Аэро-электро и потолкуйте с монтером от имени Василова...
      - О чем это? - с изумлением спросил Лори.
      - Как о чем? - подмигнул Сорроу. - Натурально, насчет подкупа. Так и так, говорите ему, не продаст ли он за приличную валюту советскую власть и не отвинтит ли там перед вами какие-нибудь винтики.
      - Сорроу, ты спятил! - вырвалось у Виллингса.
      - И не думал, - спокойно ответил Сорроу. - Оно конечно, первому из вас не миновать тюрьмы, а вы пустите второго. При умелой дипломатии можно рассчитывать, что и второго упекут. Тогда в самый раз выйти третьему.
      - Да на кой черт? - простонал Нэд.
      - А на тот черт, дурья твоя башка, что уже четвертому-то Василову они и говорить не дадут, - понял?
      Ребята переглянулись и, расхохотавшись, полезли было целовать Сорроу, но тот увернулся как раз во-время, чтоб сберечь драгоценную гримировку на лицах товарищей.
      Станция Аэро-электро была самым укрепленным пунктом города. Монтер, заведующий электрификацией пространства, день и ночь оставался на ней, лишенный, как римский папа, права выхода на другую территорию. Белые аэропланы непрерывно бороздили небо, сторожа гигантские электроприемники. При первой же вести об опасности колоссальный рычаг с передаточной силой на двадцативерстную цепь из железных перекладин должен был выбросить на высоту тысячи метров над Петроградом невидимую броню электричества. Одновременно с этим весь город выключался из сети и погружался в абсолютную темноту.
      Внизу, у ворот станции, стоял взвод часовых, сменявшихся каждые полчаса.
      Ранним утром, не успел только что отдежуривший отряд часовых промаршировать на отдых, салютуя своей смене, как на площади появился вертлявый молодой человек в цилиндре и с тросточкой. Он подвигался вперед всеми своими конечностями, забирая туловище, елико возможно, внутрь, отчего скверный пиджачишко и заплатанные брюки совершенно стушевывались перед наблюдателем.
      - Я коммунист Василов, - проговорил он отрывисто и сунул документ в лицо дежурному, - мне нужно немедленно видеть монтера!
      Документ был прочитан и принят, а Василов препровожден в первый дворик, куда он пробежал, помахивая перчатками.
      Пройдены - не без затруднений - все заставы.
      Приемная станция Аэро-электро. Монтер, седой человек с неподвижным и строгим лицом, вышел к посетителю.
      - Товарищ... э? Вы говорите по-английски?
      - Да, - ответил монтер.
      - Я пришел... э... по поручению одной державы... Монтер, знаете вы курс доллара? Какого вы мнения о курсе великолепного доллара?
      Монтер в изумлении уставился на странного человека.
      - Полно дурака валять! - примирительно произнес человек в цилиндре и схватил монтера за плечо. - Испорть всю эту музыку! Держава не поскупится... Тысячи миллиардов... Раз, два!
      Монтер свистнул и крикнул подбежавшему отряду хранителей станции:
      - Душевнобольной или преступник! В тюремное отделение станции!
      Молодого человека подхватили подмышки и, хотя он и делал неоднократные попытки кусаться и плеваться, немедленно водворили в общую камеру станционной тюрьмы.
      Спустя полчаса взвод часовых, чинно стоявших у входа на станцию, был заменен новым. Он отсалютовал пришедшим, взял ружья на плечо и стройно отмаршировал в казармы.
      - Кха, кха! - раздался заискивающий кашель, и к новому взводу подошел человек, горделиво выпятивший живот.
      Он был в великолепном смокинге, и каждый зритель невольно останавливал взор свой на импозантной фигуре джентльмена, что давало ему возможность держать обе ноги в рваных сапогах далеко позади всего прочего корпуса.
      - Товарищи, я коммунист Василов! Вот мой документ. Ведите меня к монтеру! - важно и с расстановкой произнес смокинг.
      Ворота были открыты, и джентльмен устремил туда свой передний корпус с таким проворством, что обе ноги едва не были оставлены за быстро захлопнувшимися воротами.
      Седовласый монтер не без досады вышел ко второму посетителю. Он вздрогнул, когда увидел его разительное сходство с первым. Но удивление его перешло в оторопь, когда посетитель поманил его пальцем и сказал таинственным тоном:
      - Монтер, иди сюда! Иди, брат! Я к тебе по знатному делу. Не можешь ли ты... того, за хороший миллион долларов отвинтить мне пару-другую приемников? Мы собираемся с одной дружественной державой метнуть сюда бомбочку... А?
      Спустя десять минут он уже барахтался в общей камере станционной тюрьмы, пугая своих сторожей громоносным кудахтаньем, похожим не то на рев, не то на хохот.
      Между тем перед новым взводом часовых, расставляя ноги в виде циркуля и отогнув голову набок, как если б она была несущественным пакетом с покупкой, стоял молодой человек в блестящих бальных брюках. Он растопыривал их перед рослым часовым с большим достоинством, произнося в нос свою фамилию:
      - Я коммунист Василов, вот мой документ. Я должен видеть монтера по государственному делу!
      Получив пропуск, он повернулся вокруг своей оси и медленно прошел за ворота, ставя ступни носками внутрь, насколько это позволяла анатомия человеческого тела.
      - Странно! - пробормотал монтер, увидев третьего посетителя.
      - Друг, - сказал ему молодой человек в брюках, - предположи, что у тебя жена и дети. С одной стороны, жена, дети и триллион долларов - не каких-нибудь, а вашингтонских, заметь себе! С другой стороны, какая-то плевая электрификация... Поразмысли хорошенько, дружище!
      Заперев его в общую камеру, монтер вызвал по телефону дежурного.
      - Алло! - сказал он отрывисто. - В городе появилась психическая эпидемия, если только это не заговор. Не сменяйтесь до вечера. Если появятся новые Василовы, хватайте их без всяких разговоров, обыскивайте и под конвоем препровождайте в станционную тюрьму.
      Не успел дежурный повесить трубку, как перед взводом часовых остановился служебный автомобиль Путиловского завода, и оттуда выпрыгнул статный человек в полной паре и прочих принадлежностях туалета.
      - Я коммунист Василов, - вежливо произнес он, подходя к дежурному и поднимая два пальца к кепи. - Вот просьба от заведующего заводом...
      Он не успел закончить, как несколько дюжих красноармейцев кинулись на него, связали по рукам и по ногам и обшарили его сверху донизу.
      - Спрячь-ка это в будку! - сказал один, подавая дежурному странное стеклышко, отмычки, флакон с голубыми шариками и уродливый крючковатый стальной инструмент.
      Пойманный был поднят и под конвоем унесен в общую камеру станционной тюрьмы, где он вздрогнул и свирепо уставился на трех веселых молодчиков, ужасно похожих друг на друга и залившихся при виде него неистовым гоготаньем.
      46. БЛАГОДАРНЫЙ ОСЕЛ СОСЕДА
      Жаркий полдень в штате Иллинойс, известном главным образом тем, что он принадлежит к Северному центру, походит на жаркие полдни всяких других стран, не уступающих ему по части широты и долготы.
      На террасе дачного коттеджа, под парусиновым балдахином, сидел безмятежный старец, разбитый параличом. То был генеральный прокурор штата Иллинойс, тщетно хлопотавший об отставке. Два старых негра справа и слева отмахивали от него мух. На плече его сидел розовый попугай, на коленях лежала кошка, а у ног - ирландская сука с четырьмя сосунками. Взор старца был устремлен на превосходный аквариум неподалеку от его кресла, наполненный всякими китайскими макроподами, - излишнее название для рыб, и без того обитающих в мокром месте.
      Язык старца, с трудом ворочавшийся, пришел в действие.
      - Ккакк... мои ппороссятки? - спросил он у негра.
      - Кушают, масса Мильки, благодарение богу.
      - А ммоя жжабба?
      - Опущена в колодец, масса Мильки.
      - А ммоя дочь?
      Но эта последняя не дала негру ответить, появившись на террасе в сопровождении гостя - проезжего депутата Пируэта.
      - Вытрите папе нос! - сердито сказала она неграм и уселась в кресло, скрестив ножки.
      Депутат сел рядом с ней.
      Молодая мисс Мильки была девицей пятидесяти лет. Коротенькое платьице для лаун-тенниса выгодно обтягивало ее формы, а рыжекудрый парик придавал ее задорному личику еще большую пикантность.
      - Не утешайте меня, дорогой мистер Пируэт! Я уверена, что сойду с ума! И чем скорей, тем лучше! - вырвалось у нее страдальческим шепотом.
      - Но ваш папенька... - тревожно начал Пируэт.
      - О, ему ни за что не дают отставки! После этого знаменитого дела они вцепились в него как щипцами! И понимаете, дорогой мистер Пируэт, всю его корреспонденцию, все эти письма, жалобы, апелляции, интерпелляции - все это должна читать я сама. В мои лучшие годы, когда другие танцуют, резвятся и... ах!.. встречаются с себе подобными, я должна сидеть над бумагами! - Из пышной груди мисс Мильки вырвалось стенание.
      - Но почему бы вам не взять секретаря?
      Мисс Мильки устремила на депутата изумленный взор:
      - Здесь, в Иллинойсе, секретаря? Дорогой мистер Пируэт, вы должны знать, что у нас легче купить железную дорогу, чем нанять секретаря. У нас нет здесь ни единой рабочей руки!
      Депутат Пируэт взглянул на нее с ужасом.
      - Ни единой! - энергично повторила она. - А когда перепадет к нам кой-какой эмигрантишка - вы знаете, ведь иной раз они добираются до Иллинойса, - так его перехватывает эта собака, этот изверг, этот безумец, этот молодой Нерон и Навуходоносор - мистер Дот!
      С этими словами мисс Мильки откинулась на спинку стула и затрепетала всем телом в нервной конвульсии.
      - Скажите мне, кто такой мистер Дот? - нежно осведомился депутат, кладя свою руку на трепещущие пальцы несчастной мисс.
      Долгое молчание было ответом. Наконец, собравшись с силами, она открыла глаза и глухо произнесла:
      - Дот - это роковой человек, мистер Пируэт. Он виновник всех наших несчастий... Когда-нибудь, на досуге...
      - Но я сегодня уезжаю! - с испугом вырвалось у депутата.
      - На досуге я расскажу вам страшную драму насей жизни. А пока только одно слово: Дот - автор! Он автор гнусного фельетона о детективных талантах моего отца. Он автор прогремевшего интервью, в котором мой папенька... - мисс Мильки всхлипнула, - мой папенька обзывается такими... такими словами, что будто бы Шерлок Холмс и Нат Пинкертон перед ним трубочисты!
      Не в силах продолжать разговор, мисс Мильки набросила на лицо кружевной платочек, как раз во-время, чтоб подхватить кусок штукатурки, упавший у нее из-под левого глаза.
      Мистер Пируэт почувствовал себя заинтересованным. Он уже собрался сказать мисс Мильки, что согласен отложить свой отъезд, как со стороны проезжей дороги, огибавшей коттедж, раздались неистовые вопли.
      - Стой! Стой! Стой! - вопил кто-то в бешенстве, размахивая дубиной и со всех ног летя за небольшим серым ослом, волочившим по дороге странную ношу.
      Но осел, как это чаще всего бывает с ослами, выразил совершенно обратное намерение и, брыкнув своего преследователя, галопом понесся дальше.
      Пальцы мисс Мильки вонзились в руку депутата. Очи мисс Мильки устремились на ослиного преследователя.
      - Дот! - шепнула она лихорадочно. - Взгляните, этот ужасный Дот преследует своего осла... А осел... Великий боже, что такое он тащит?.. Дорогой Пируэт, держите меня за талию, я падаю, я умираю! Он тащит эмигранта!
      Зрелище, разыгравшееся на шоссе, становилось все более и более катастрофическим. Дот, черноусый мужчина в соломенной шляпе и небрежном костюме фермера, мчался наперерез ослу, пытаясь загнать его в свой двор и осыпая проклятиями. Но осел, неистово крича, проскочил мимо него, сделал два-три поворота и, задрав хвост, неожиданно для всех вдруг влетел во двор коттеджа мистера Мильки. Он пронесся прямехонько к креслу, где лежал параличный старец, и замотал головой, силясь сбросить со своей шеи кушак, за который держалась его странная ноша.
      - Осликк! - прошептал мистер Мильки, блаженно улыбаясь. - Подди сюдда, ослик! Благодарный друг мой! Осел-джжентльммен!
      Пока эти фразы срывались с языка старца, мисс Мильки и депутат энергично освобождали ослиную ношу. Это был немолодой, бедно одетый и страшно изнуренный человек. На лице его лежала печать глубокого страдания.
      - Вы наняты! Подпишите контракт! - визжала мисс Мильки, в то время как мистер Дот с проклятиями требовал назад своего осла, обещая снять с него кожу и сунуть ему под хвост горящую головню.
      - Я эмигрант, - пробормотал бедняк, понурив голову. - Я не имел силы идти пешком и привязал себя к этому доброму животному, пасшемуся на лугу, в надежде, что он довезет меня до жилья.
      - Вы приняты на место! - отчеканила мисс Мильки. - Здание, которое вы здесь видите, есть родовое поместье моего отца, генерального прокурора штата Иллинойс.
      - Для эмигранта вы отлично владеете языком, - вмешался депутат. - Как ваше имя, милейший?
      Бедняк провел рукой по лицу:
      - Меня зовут Павлом Туском.
      47. О ПРИЧИНАХ БЛАГОДАРНОГО ЧУВСТВА В ОСЛЕ
      - Теперь, когда у вас есть секретарь, а я остался на лишние сутки, нежно начал депутат Пируэт, сидя с мисс Мильки при луне на садовой скамейке, - теперь я хочу узнать от вас обо всех этих тайнах! И почему вашему папе не дают отставки, и почему этот Дот прославил его по всей Америке, и почему мистер Мильки назвал осла благодарным животным?
      - Ах, - вздохнула мисс Мильки, - вы хотите взглянуть на дно моей души!.. Я согласна. Слушайте меня, дорогой мистер Пируэт, слушайте и исторгайте слезы!
      Она поникла головой, собралась с духом и начала следующий рассказ, прерываемый частым кваканьем жабы, хрюканьем поросят и ночными стонами летучей мыши:
      - Мы переселились сюда, когда папеньку разбил паралич, года два назад, сэр. Место это было глухое и мрачное, особенно для юного существа. Папаша чувствовал себя прекрасно, будучи любителем животных, а я должна была дни и ночи наблюдать за сельским хозяйством, в то время как в груди моей пели мелодии Шопенгауэра.
      - Вы хотите сказать - Шопена? - перебил ее депутат.
      - Ну да, Шопена Гауэра, - поправилась мисс Мильки. - Отец мой подал в отставку, и ее хотели уже принять, ждали только подходящей рабочей руки для его замены, что у нас в Иллинойсе, как я вам уже сказала, адски трудно. И вот в один прекрасный день прибегают к нам и говорят, что соседняя ферма куплена и что у нас скоро будет сосед, некий мистер Дот из Арканзаса. Я тотчас же взяла географическую книгу, сэр, и навела справку. Я узнала, что Арканзас лежит на юге и что тамошние уроженцы обладают горячим темпераментом. Ах, сэр, мучительное предчувствие охватило меня!.. Сосед приехал, и не прошло трех дней, как он явился к нам с визитом.
      Мисс Мильки прервала свой рассказ, прижав руку к сердцу. Депутат поощрительно налег на ее талию.
      - Вообразите себе, сэр, высокого, стройного мужчину с черными усами. Вообразите себе, с одной стороны, это пустынное сельскохозяйственное место и молодую беспомощную девушку, с другой - высокого мужчину с черными усами и горячим арканзасским темпераментом. То, чего я опасалась, свершилось: мистер Дот влюбился в меня с первого взгляда. Правда, он не признался мне в этом. Но его взгляды, его жесты были красноречивее слов. Стоило мне придвинуться к нему поближе, как он судорожно отталкивал меня от себя. Не успевала я войти в комнату, как он прекращал разговор с папенькой и хватался за шляпу. Если я глядела на него за столом, он не кушал; если я заболевала и оставалась в своей комнате, он на целый день приходил к папеньке, видимо беспокоясь о моем здоровье. Это не могло так продолжаться, сэр. Я умею быть твердой, несмотря на всю свою молодость. Я написала мистеру Доту письмо с просьбой объясниться и прекратить излишние страдания, ставящие и меня и его в фальшивое положение...
      Мистер Дот не ответил. Мало того, он перестал бывать у нас и заперся на своей ферме в течение двух недель. Негры рассказывали, что в это время он вел образ жизни Нерона. Он пил один только алкоголь, сэр, жег целые груды навоза у себя на дворе и ходил купаться в пруду. Я поняла свой долг женщины. Из опасения его самоубийства я накинула на себя легкий шарфик и при закате солнца пошла к нему, пренебрегая пустыми предрассудками...
      Мистер Дот при виде меня издал восклицание, вскочил с места, сделал два шага и как подкошенный упал к моим ногам. Я скрыла свое торжество и положила обе руки на голову этого неистового человека. Я шепнула: "Не надо объяснений! Идемте к папаше!"
      Но самолюбие мистера Дота оказалось до того болезненным, что он принялся отвергать очевидный факт и, словно ребенок, твердил, будто хотел бежать из комнаты и упал вследствие сломавшегося каблука, и даже ухитрился показать мне этот каблук, сломанный каким-то случайным образом. Кнут Гамсун, сэр, если только вы читали этого писателя, был знатоком подобного самолюбия в своих любовных романах. Я вспомнила их и не дала себя вовлечь в обман. Ласково улыбнувшись, я погрозила мистеру Доту пальчиком и назвала его "влюбленным безумцем". Ах, сэр, я не подозревала, что из этого выйдет! Мистер Дот схватил шапку и убежал в степь. Он скрывался в степи три дня, ночуя под открытым небом и питаясь зеленым горохом. На четвертый день он явился, ведя с собой небольшого серого осла...
      Мисс Мильки вздохнула и утерла глаза.
      - Надо вам сказать, сэр, что меня зовут в честь моей бабушки Юноной. И вот этот безумный арканзасец перестал кланяться и мне и моему папаше, найдя противоестественное удовлетворение своим страстям. Он назвал своего осла Юноной и целый день перед самой нашей террасой бил это животное дубинкой. Мой отец, как вы, должно быть, заметили, питает положительную нежность к животным обоего пола и всех видов. Не успела я опомниться, как он закачался на своем стуле и потребовал от меня подачи в суд на мистера Дота за истязание осла. Этого мало, сэр. Папаша раскачался до того, что велел нести себя на судебное разбирательство и сам произнес обвинительную речь. Если б вы только видели, что это было! Весь зал рыдал ручьем. Присяжные рыдали ручьем. Папенька был весь заплакан и не мог вытереться. Мистера Дота присудили к огромному штрафу...
      С тех самых пор, сэр, я жила под угрозой его мести. Некоторое время все было тихо, он куда-то уехал. Как вдруг ударила молния: Дот поместил в газетах статью о знаменитых детективных способностях моего папаши. Отставку бедного папеньки отклонили, и с того дня, сэр, мы ежедневно получаем сотни писем о различных уголовных преступлениях с просьбами их распутать... Что переживаю я над этими письмами, оскорбляющими мою невинность, - не поддается описанию!..
      Мисс Юнона Мильки вздохнула и прислонила головку к плечу депутата. Потом вскрикнула, как ужаленная, поцеловала его прямо в губы и, как легкая лань, умчалась в коттедж.
      Мистер Пируэт поспешно вытащил изо рта кусок попавшей туда штукатурки, оглянулся по сторонам и, как вор, пробрался в конюшню.
      - Оседлайте моего коня! - шепнул он негру, энергично растолкав его ногой. - Я должен чуть свет добраться до Мичигана и не хочу тревожить хозяев.
      Уже сидя на коне и отъехав за двадцать километров от коттеджа, депутат нашел в себе мужество обернуться и отправить по адресу Юноны прощальную речь.
      - При создавшейся обстановке, - пробормотал он, - она замуровала бы меня штукатуркой в пять-шесть приемов. Хорош бы я был перед моими избирателями, наглухо замурованный, как какая-нибудь дверь! И хотел бы я знать, как мне удалось бы тогда агитировать против торгового соглашения с Россией!
      48. МОРЖ ИЗ САН-ФРАНЦИСКО
      Не успели утренние лягушки проквакать гимн солнцу, как уже новый секретарь мистера Мильки появился на террасе и приступил к исполнению своих обязанностей. На столе кипой лежала корреспонденция, только что доставленная по адресу генерального прокурора.
      Он механически вскрыл несколько конвертов, пробежал их и стал делать отметки в своей записной книжке. Павел Туск - человек аккуратный. Несмотря на странную печать безжизненности и омертвения, отмечавшую всю его внешность, глаза Туска обличают высокую интеллигентность. Он дошел уже до половины своей работы, когда в руках у него очутился небольшой грязноватый конверт, пропитанный табачным дымом. Все с той же методичностью он вскрыл и этот конверт и погрузился было в чтение, как вдруг по лицу его разлилась краска, глаза сверкнули, как у сумасшедшего. Мистер Туск вскочил с места и стал искать взглядом звонок. Надо сознаться, что манеры его отнюдь не походили на манеры должностного лица эмигрантского происхождения. Негр, вынырнувший на его звонок, остановился в дверях как вкопанный.
      - Эй, послушайте! - начальственным тоном произнес секретарь, держа в руках конверт. - Кто читал у вас до сих пор корреспонденцию мистера Мильки?
      - Мисс Юнона, - пролепетал негр, выпучив на него глаза.
      - Позовите ее сюда!
      - Мисс Юнона принимает молочную ванну, - осмелился доложить негр.
      - Позовите ее, когда она будет готова! - сказал секретарь и снова погрузился в письмо.
      - Нолла, - сказал негр толстой негритянке, заведовавшей горничными мисс Юноны, - скажи молодой мисси, чтоб она вылезла из молока. Новый секретарь ждет не дождется ее появления, так и передай.
      - Дурень! - ответила негритянка. - Ты бы еще назвал молодой ту солонину, которую она отпускает на обед!
      И, подвязав себе чепчик, она пошла в ванную, где мисс Юнона Мильки мирно покоилась в молоке, к сомнительной пользе для себя, но к большому счастью для своих ближних, ибо молоко, как известно, не отличается прозрачностью. Мисс Юнона была сильно не в духе, но основной чертой этого стойкого характера было умение не сдаваться судьбе ни живой, ни мертвой.
      - Ты говоришь, он уехал поздно ночью, не велев никого будить? переспросила она у своей горничной, приготовлявшей в ступе бальзамическую смесь из сухого гелиотропа, пудры и различных замазок.
      - Так оно и было, мисси, - словоохотливо ответила горничная. - Конюх говорит, что он будто как плясал в ожидании лошади, вроде горячей кобылки, а потом перемахнул через седло, да и был таков.
      - Вот что значит ревность... - задумчиво произнесла мисс Юнона, похрустывая в молоке суставами на манер кастаньет. - Никогда не советую тебе, Доротея, рассказывать о своих обожателях новому поклоннику. Это ужасно как действует на их самолюбие!.. - Она помолчала минуты две и мечтательно произнесла, глядя на потолок: - И мне не следовало при нем так радоваться появлению мистера Туска, совсем, совсем не следовало!
      - Мистер Туск просит мисс Мильки выйти к нему как можно скорее... запыхавшись, произнесла Нолла, просунув в дверь черную голову. - Он сказал Саму, а Сам мне, а я...
      Мисс Мильки не дала ей докончить. Бросив торжествующий взгляд в сторону Доротеи, она рассекла млечные волны и вынырнула из них во весь свой рост наподобие Афродиты.
      Спустя полчаса рыжая девушка в коротком платье задорно выбежала на террасу:
      - Идемте завтракать, дорогой мистер Туск! Дела могут подождать! вскричала она с пленительной наивностью и повисла на руке секретаря.
      Но секретарь проявил необычайное упорство. Он посмотрел на нее проницательным взглядом, протянул ей конверт и сказал:
      - Прочитайте письмо и постарайтесь вспомнить, куда вы дели предшествующее, на которое ссылается автор.
      Мисс Мильки невольно подчинилась приказу секретаря. Она прочла следующее:
      "Неизвестного происхождения, доставлено на собаке, прибывшей из Америки в Кронштадт, и послано адресату капитаном судна "Амелия" ирландцем Мак-Кинлеем".
      Вслед за этими крупными каракулями, основательно сдобренными табачным дымом, шло письмо:
      ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ШТАТА ИЛЛИНОЙС
      Высокочтимый сэр,
      если вы получили мое предыдущее письмо и вынули пакет из моего тайника, вам небезынтересно будет узнать продолжение морлендеровского дела. Я держу в руках все его нити. Я посажен в сумасшедший дом, откуда как нельзя лучше можно следить за главным преступником. Вы поймете меня, если потребуете освобождения из камеры N_132 умалишенного Роберта Друка.
      Мисс Мильки нетерпеливо пожала плечами:
      - Дорогой мистер Туск, он нисколько не скрывает, что он умалишенный. Я не могу понять, неужели можно придавать значение письмам сумасшедших!
      - Но вы получили его первое письмо?
      - Ах, какой вы неотступный! Вон в этом сундуке решительно все письма, полученные на имя папаши. Если хотите, берите и разбирайте их до самого дна!
      Павел Туск именно так и сделал. Несмотря на депутацию из четырех негров, трижды призывавшую его завтракать, он засел над сундуком и просидел над ним добрую половину дня. Все его поиски оказались тщетными. Ничего похожего на письмо Роберта Друка там не отыскалось. Тогда он проявил необычайную энергию: велел заложить лошадей и отвезти себя на соседнюю телеграфную станцию, откуда он протелеграфировал в Чикаго от имени генерального прокурора о немедленной высылке ему полного списка нью-йоркских сумасшедших домов. Затем он вернулся в коттедж и принялся сшивать в тетради деловые бумаги и письма.
      Когда безмятежного старца после обеда выкатили на террасу, Туск подсел к нему с таким независимым видом, что в груди мисс Юноны шевельнулось страшное предчувствие: не ставленник ли это самого Дота?
      - Любезный сэр, - сказал он старцу деловым тоном, - вы сильно запустили дела. Если разрешите, мы с вами съездим сегодня в город на сессию и дадим ход кое-каким из поступивших на ваше имя жалоб.
      - Нне ссегодня, сэр! - жалобно простонал старец, бросая на своего секретаря беспомощный взгляд. - Ссегодня я а-адски занят!
      - Масса Мильки ждет сегодня знаменитого моржа, сэр, - вмешался негр Сам, приходя на помощь своему господину.
      - Моржа?
      - Из Сан-Франциско, сэр. По интересному газетному описанию.
      - Ну да! - капризно вмешалась Юнона, становясь в оппозицию к своевольному секретарю. - Если мы нанимаем людей, мистер Туск, мы всегда задаем им вопросы и они отвечают, а вовсе не наоборот!
      - Что за морж из Сан-Франциско? - продолжал допытываться неумолимый секретарь отрывистым тоном.
      - Морж! - истерически вскрикнула Юнона. - Я прочитала папе из газеты, что на берег в Сан-Франциско вышел удивительный морж необычайной толщины и стал страшно лаять. Когда его захотели поймать, он кинулся на своих плавниках прямо в город, пробежал три улицы, залез в аптеку и едва не искусал аптекаря. Папаша, разумеется, захотел купить этого моржа, и мы выписали его от аптекаря наложенным платежом.
      - Хорошо же вы занимаетесь государственными делами, мистер и мисс Мильки! - сурово отрезал секретарь, вперив в обоих укоризненный взгляд. Вот здесь, в портфеле, ждет очереди таинственное убийство вдовы полковника, похищение брильянтов у креолки, пропажа завещания из конторы в Чикаго, два-три дела не меньшей важности. Здесь лежит обвинительный акт против кокаиниста, восемь жалоб на истязание и грабеж, четыреста неразобранных случаев шантажа и вымогательства, донос на акционерное общество по сплаву бревен по реке Миссисипи, извещение о поимке бежавшего банкрота с двумя миллиардами долларов и, наконец, анонимное письмо о подкупе депутата Пируэта князем Феофаном Оболонкиным, а вы ничего этого не читали и ни о чем этом не заботитесь... Негр! Подать мне перо, чернила, бумагу!
      Сам выбежал из комнаты с трясущейся челюстью и через секунду доставил все необходимое.
      - Мисс Мильки, пишите!
      Неизвестно почему, но мисс Мильки покорно взяла перо и написала под диктовку секретаря следующее:
      "Ввиду моего болезненного состояния передаю все свои права по генеральной прокуратуре штата Иллинойс мистеру Павлу Туску".
      - А теперь подпишитесь за отца.
      Дрожащие пальцы мисс Мильки вывели подпись.
      - Так! А теперь занимайтесь моржами, и чтоб вся корреспонденция до моего возвращения не была распечатана!
      С этими словами секретарь схватил бумажку, кивнул мисс Мильки и ее отцу и быстро сошел с террасы, направляясь к конюшням.
      - Узурпатор! - визгливо крикнула ему вслед мисс Мильки, раскинула руки по обе стороны корпуса, подобно двум веслам над утлой ладьей, и упала в обморок.
      Безмятежный старец сидел в кресле, глядя на нее с детским состраданием и тщетно взывая к разбежавшимся неграм.
      - Юнни, - произнес он с трудом, - джентльмен прав... Не плачь, Юнни!
      Полежав минут пять, Юнона пришла в себя, взглянула на отца странным, помутившимся взором и удалилась к себе в комнату.