С того времени, как развилась в обществе страсть к лошадям, развилась и страсть к безобразным, чудовищным пари. Все, от мала до велика, волнуются и спорят на бегах и скачках, и потому нет ничего оживленнее, оригинальнее скачек и конского бега. Публика, посещающая бега, делилась по сословиям.
      Поршефонтен, ла Марш, Фонтенебло посещались преимущественно высшим классом. В Шантильи толпа не так многочисленна, как в Лонгшане, но зато в ней господствует избранная публика, а буржуазия отсутствует.
      В Венсене толпится разношерстная публика. Там можно встретить и настоящего джентльмена, ярого любителя лошадей, и простого работника, мастерового, который на последний заработанный франк выставляет литр вина на ту или другую лошадь. Тут и мы можем встретить много знакомых лиц.
      У самого барьера ипподрома стоит Буа-Репон, нетерпеливо ожидающий возвращения Викарио.
      Испанец отважился перешагнуть заветную преграду, чтобы обстоятельно расспросить жокея о шансах на успех своего фаворита.
      Медерик расхаживал в толпе, раскланиваясь направо и налево, встречая на каждом шагу знакомых, расточая любезные улыбки дамам, пожимая руки приятелям и помечая что-то в своей записной книжке для фельетона.
      Карлеваль стоял возле одного из разрисованных вензелями экипажей, представляющих загадочные иероглифы для непосвященных и служащих источником дохода для посвященных. Отставной биржевик Карлеваль заманивал нового клиента. Агентство, к которому он принадлежит, еще недавно испечено, еще не пользуется известностью; надо, чтобы публика видела, что богатые олухи вкладывают в него свои деньги, тогда и средний слой сделает то же самое.
      Топтался тут и шалопай Флампен с ящиком редкостных сигар своей собственной фабрикации.
      – Сигары! Сигары! – выкрикивал он гортанным голосом.
      На противоположном конце ипподрома миниатюрная молоденькая девушка, с дерзким взглядом красивых голубых глаз, пробиралась между плотно сдвинутыми рядами зрителей, предлагая желающим пышные розы и душистые фиалки. Это была уже знакомая нам Этиоле.
      После драки на улице Гласьер, Виржини разошлась со своим любовником, и этот ощутимый ущерб окончательно разъярил Флампена, уже и без того точившего зубы на Фрике. Ему мила и дорога была не сама Этиоле, он легко может обзавестись другой, но ему дорог ежедневный доход, который она ему доставляла. Теперь он, Флампен, не привыкший ни к какому труду, должен был зарабатывать себе кусок насущного хлеба.
      Но в толпе не видно ни Марсьяка, ни Фрике, ни Николя.
      Марсьяк, мы знаем, писал Викарио из Лондона. Он, вероятно, в Лондоне. Фрике с Николем тоже, может быть, пустились за ним в погоню, к берегам туманного Альбиона; а может быть, они просто захотели отдохнуть и остались дома. Во всяком случае, тут их или нет, или трудно обнаружить в этой шумной, пестрой толпе.
      Наконец, раздается звонок, приветствуемый радостными выкриками нетерпеливых зрителей. Послышались ржание и топот лошадей.
      Все притаили дыхание… Бег начался.
      Несколько минут тревожного ожидания.
      Как ураган пронеслась первая группа…
      Победителем объявляют коня по кличке Мазепа.
      – Вот чертовское несчастье! – восклицает Викарио. – А я стоял за Феблова, англичанина…
      – Увял длинноногий англичанин! Провалился, – прокричал Флампен. – Кто желает французских сигар и химических спичек, тоже чисто французского производства?
      – Вы много потеряли? – спросил у Викарио вполголоса Буа-Репон.
      – Да, проиграл два луидора, – также тихо ответил тот. – Это не совсем приятно.
      – Особенно в настоящую минуту. А что делает Карлеваль?
      – Да ничего.
      В этот самый момент раздался голос Карлеваля, кричавшего изо всей силы:
      – Кто хочет за Тамерлана семь? Даю за Тамерлана семь.
      Все его старания могли принести ему не более двадцати франков за рекламу Тамерлана.
      – Цветочков! Цветочков, не угодно ли? – приятно ласкал слух голосок молоденькой продавщицы.
      – А-а! Милашка Этиоле! Плохую же выбрала ты минуту. Фонды наши совсем упали, – посмеялся Буа-Репон.
      – Купите фиалок! Они принесут вам счастье, – проговорила маленькая Этиоле.
      – Ты думаешь? Ну, так давай, давай нам своих счастливых цветочков!
      – А где приятель ваш, красивый брюнет, который всегда давал мне луидор за каждую розу?
      – Как! У нас есть такой щедрый приятель? – удивился Буа-Репон.
      – Ах, Бог мой! – нетерпеливо дернул плечом Викарио Пильвейра. – Разве же вы не знаете? Марсьяк! Он обожает эту красотку, находит в ней поразительное сходство с кем-то из прежних своих подруг или знакомых… Господин этот теперь в Лондоне, дитя мое, – ответил он цветочнице.
      – Как жаль, что его не будет! – вздохнула она и, пожелав им успеха, пошла дальше.
      Если бы Викарио и Буа-Репон были менее поглощены своими финансовыми проблемами, они несомненно заметили бы, что все время разговора с ними молоденькая продавщица вертелась во все стороны, как бы отыскивая кого-то в многолюдной толпе.
      Между тем вывели новых скакунов.
      – Ах! Будь у меня деньги, я непременно предложил бы крупное пари за Феллаха, – воскликнул Пильвейра.
      – Видите, сударь, насколько мнения бывают различны, – замечает ему с улыбкой молодой человек, стоящий позади него. – А я верю в успех Тамерлана.
      На бегах и на скачках, конечно, не редкость, что и совершенно незнакомые люди высказывают друг другу свои взгляды и впечатления.
      – Полагаю, что вы ошибаетесь, милостивый государь, – ответил Викарио. – Смотрите, на первом же повороте ваш Тамерлан остался позади.
      – Это еще ничего не доказывает! Он дает опередить себя, чтобы вернее одержать за собой победу, – уверенным тоном продолжал сосед.
      Испанец улыбнулся. Улыбка эта еще более подзадорила незнакомца, и он загорячился.
      – Даю десять луидоров за Тамерлана! – крикнул упрямый безумец, тогда как лошадь его отставала все больше и больше.
      Буа-Репон подтолкнул локтем своего нерешительного друга.
      – А если я проиграю? – шепотом спросил его испанец.
      – Что за беда!
      – Идет десять луидоров за Феллаха! – обратился наконец Викарио к своему неопытному соседу.
      И Феллах пришел первым.
      Неудача эта, однако, не обескуражила проигравшего.
      – Не всегда же счастье будет на вашей стороне, – сказал он своему счастливому сопернику. – Вы, конечно, дадите мне реванш и позволите поставить еще десять луидоров за Чате-Блач?
      – С удовольствием. Я стою за Ток-Тока.
      – Да что он, сумашедший, что ли? – спросил вполголоса Буа-Репон. – Эта кривоногая Чате-Блач никогда еще не брала ни одного приза.