Питер Вимси (№1) - Кто ты?

– Значит, этот человек жил в работном доме?

– Да. Как будто.

– А бедняки из работного дома всегда такие толстые и откормленные?

– Н-нет... Дайте подумать... Нет, Конечно.

– Значит, Томми Прингла и его приятеля удивила непохожесть этого человека на обычных обитателей работных домов?

– Да.

– И если пищеварительный тракт оказался столь показательным для молодых людей, следовательно, этот человек, скорее всего, незадолго до смерти ел?

– Да... О да... Наверняка... Вы тоже так думаете?

– Я не знаю. Это ваша епархия, – ответил лорд Питер. – По крайней мере, от их слов у вас сложилось именно такое впечатление?

– Да. Именно такое.

– Но у вас не сложилось бы такое впечатление, если бы несчастный долго болел и ел одни таблетки?

– Конечно же, нет.

– Вот видите, как много вы помните. Во вторник на прошлой неделе вы работали с мышцами руки мужчины, еврея лет пятидесяти, страдавшего ревматизмом, не занимавшегося физическим трудом, умершего почти сразу после плотного, скажем, обеда в результате удара, повлекшего за собой обильное кровотечение и повреждение нервов, и так далее. Предположительно, труп былпривезен из работного дома.

– Правильно.

– И вы могли бы поклясться в этом, – спросил лорд Питер, – если бы потребовалось?

– Ну, думаю, что да.

– Конечно, да.

Мистер Пигготт надолго задумался.

– Я в самом деле все это помнил, правда?

– Правда. Вы все это помнили, подобно Сократову рабу.

– Кто это?

– Персонаж из книжки, которую я читал в дeтcтвe.

– А... "Последние дни Помпеи"?

– Нет. Он в другой книжке. Вы, наверное, ее не читали. Она очень скучная.

– Я вообще мало читал, разве что О'Генри и Фенимора Купера в школе... Но, оказывается, у меня довольно неплохая память.

– У вас память гораздо лучше, чем вы думаете.

– А почему же я никак не могу запомнить медицинские термины? Они мгновенно улетучиваются у меня из головы.

– Не можете? – переспросил лорд Питер, подходя к камину и улыбаясь своему гостю.

– Наши экзаменаторы спрашивают совсем по-другому. И вопросы они задают другие.

– Да?

– Да... Приходится все вспоминать самому, а это чертовски трудно. Не за что ухватиться, понимаете? Но, кстати... Как вы узнали, что Томми Прингл у нас главный шутник?

– Я не знал. Это вы мне сказали.

– Ну, да. Я понимаю. Но как вы узнали, что он там был? Вы ведь спросили о нем? Я хочу сказать... Вы понимаете, – проговорил мистер Пиггoтт, который совсем расслабился, и не без влияния собственного пищеварительного тракта. – Я хочу сказать, или вы очень умный, или я совсем дурак?

– Нет, нет, – возразил лорд Питер. – Я всегда задаю множество дурацких вопросов, и все думают, будто за ними что-то стоит.

Это оказалось слишком сложно для мистера Пигготта.

– Ничего, не обращайте внимание, – подбодрил его Паркер. – Он всегда такой. Ни о чем не думайте. Просто он не умеет вести себя иначе. Преждевременная старость, довольно часто наблюдаемая в семьях потомственных законодателей. Уходите, Вимси, и сыграйте нам "Оперу нищих" или что-нибудь в этом роде.

– Неплохо, правда? – спросил лорд Питер, когда счастливый мистер Пиггoтт, как никогда довольный проведенным вечером, отправился домой.

– Увы, да, – отозвался Паркер. – Совершен но невероятно.

– Нет ничего невероятного для человека, по крайней мере, для образованного человека. У вас есть ордер на эксгумацию трупа?

– Я получу его завтра. Завтра же я хотел поехать в работный дом. Сначала надо взглянуть на тамошних обитателей.

– Вы правы. А я пока расскажу матушке.

– Кажется, Вимси, я начинаю чувствовать то же, что и вы. Мне не нравится моя работа.

– А мне она нравится сейчас гораздо больше, чем тогда.

– Вы уверены, что мы не совершаем ошибку?

Лорд Питер подошел к окну. В шторах была щелка, и он долго смотрел на ярко освещенную Пиккадилли.

– Если мы ошибаемся, – сказал он, отвернувшись от окна, – то узнаем об этом завтра. И, пожалуй, мы пока никому не причинили вред. Но мне кажется, что вы еще по дороге домой получите кое-какую информацию. Знаете, Паркер, на вашем месте я бы остался тут. У нас есть свободная спальня. Так что вы нам совсем не помешаете.

Паркер в изумлении уставился на него.

– Вы хотите сказать... Мне что-то угрожает?

– Возможно.

– Вы кого-то видели на улице?

– Не сейчас. Полчаса назад.

– Когда Пигготт ушел?

– Да.

– Боже мой... Надеюсь, мальчик жив и здоров!

– Поэтому-то я и смотрел в окно. Думаю, с ним все в порядке. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь решил, будто ему что-то известно. А вот вы и я теперь в опасности. Вы останетесь?

– Черта с два! Нет, Вимси, я не собираюсь ни от кого прятаться.

– Поверьте мне, вам лучше поостеречься. Почему вы мне не верите? А, вы еще не убедились, что я на верном пути? Тогда идите с миром, но не говорите потом, что я вас не предупреждал.

– Не скажу. Умирая, я продиктую записку, в которой подтвержу вашу правоту.

– Тогда хоть не идите пешком... Возьмите такси.

– Ладно. Так я и сделаю.

– Никому не позволяйте садиться с вами.

– Не позволю.

Вечер был сырым, ветреным, неприятным. Возле соседнего подъезда остановилось такси, которое привезло людей, возвращавшихся из театра, и Паркер сел в него. Однако он еще не успел назвать водителю адрес, как из переулка выбежал мужчина и замахал руками.

– Сэр!.. Сэр!.. Пожалуйста... О, это вы, мистер Паркер? Как удачно получилось! Не будете ли вы так добры?.. Был в клубе... Вызвали к больному приятелю... А такси нет... Все едут домой из театра... Не возражаете, если я подсяду к вам?.. Вы возвращаетесь в Блумсбери? А мне на Расселл-сквер... пожалуйста... вопрос жизни и смерти.

Он говорил отрывисто, словно долго и быстро бежал; Паркер вылез из такси.

– Рад быть вам полезным, сэр Джулиан, – сказал он. – Поезжайте. Мне нужно на Крейвен-стрит, но я не спешу. Берите мое такси.

– Ах, вы так добры, – воскликнул хирург. – Мне стыдно...

– Ничего, ничего, – добродушно отозвался мистер Паркер. – Я могуподождать. – Он почти втолкнул сэра Джулиана в машину. – Вам какой дом? Расселл-сквер, дом двадцать четыре, и, пожалуйста, побыстрее, – попросил он таксиста.

Такси скрылось из вида, и мистер Паркер вновь поднялся по лестнице и позвонил в дверь лорда Питера.

– Благодарю вас за приглашение, старина. Я, пожалуй, останусь.

– Входите, – пригласил его Вимси.

– Вы видели?

– Кое-что. Расскажите поподробнее.

Паркер рассказал.

– Если честно, – признался он, – поначалу мне показалось, будто вы немного не того, но теперь я убедился в вашей правоте.

Питер рассмеялся.

– Благословенны те, которые не видят, но верят. Бантер, мистер Паркер ночует у нас.

– Послушайте, Вимси, давайте еще раз все обдумаем. Где письмо?

Лорд Литер достал письмо Бантера, и Паркер несколько минут молча вчитывался в него.

– И все-таки, Вимси, у меня есть масса возражений против этой версии.

– Что ж, старина, я тоже от нее не в восторге. Поэтому и хочу разузнать побольше о бедняге из Челси. Впрочем, выкладывайте ваши соображения.

– Начнем с того...

– Начнем с того, что я вовсе не претендую на заполнение всех пробелов. Однако у нас есть два загадочных происшествия, случившиеся одновременно, и они никак не поддаются расследованию, пока их, как цепями, не соединяет в единое целое один человек. Это ужасно, но не невероятно.

– Да. Знаю, знаю. И все же мне не дает покоя парочка камней преткновения.

– Знаю. Но послушайте, с одной стороны, у нас исчезнувший Леви, которого в последний раз видели на Принс-оф-Уэльс-роуд в девять часов вечера. А, с другой, в восемь часов утра в ванне былобнаружен труп мужчины, очень похожего на него. Леви, по признанию самого Фрика, шел к нему. Согласно информации, полученной из работного дома в Челси, мертвый мужчина, соответствующий описанию трупа в ванне, былв тот же день отправлен в больницу Святого Луки, то есть к Фрику. У Леви есть прошлое, но нет будущего, у неизвестного бродяги есть будущее (на кладбище), но нет прошлого, и Фрик стоит между прошлым одного и будущим другого.

– Похоже, вы правы...

– Ну, да. Пойдем дальше. У Фрика есть мотив. Он не прочь отделаться от Леви... из ревности.

– Но это было так давно... Какой уж там мотив!

– Всякое бывает. Вам, небось, кажется, что люди не могут двадцать лет лелеять свою ревность. Возможно, что не могут. Но ведь так ставить вопрос слишком примитивно. Речь идет не об обычной грубой ревности. Из-за нее помашешь кулаками, и все в порядке. А тут ущемленное самолюбие. Это так просто не забудешь. Пережитое унижение легко из памяти не выкинешь. У всех есть больное место, которого лучше не касаться. И у вас тоже есть. И у меня. Один неприятный человек сказал, что ни с каким адом не сравнится ярость, вызванная насмешкой женщины. Секс – больное место любого мужчины. И не спорьте, вы сами это отлично знаете. Разочарование он переживет легко, а вот унижение – никогда. Я знал одного отвергнутого парня, довольно грубо отвергнутого девушкой, с которой он былпомолвлен. Он очень мило рассказывал о ней, и я спросил, что с ней сталось. "А она вышла замуж за другого", – сказал он. И что тут началось. "Подумать только! – орал он. – Какой-то дурак-шотландец!" Не знаю, что он имел против шотландцев, но его это страшно задело. Теперь посмотрим на Фрика. Я прочитал его книги. От своих противников он камня на камне не оставляет. Готов съесть их живьем. А ведь он ученый. И при этом не терпит оппонентов, даже когда это касается работы, то есть когда человек должен широко и здраво мыслить. Неужели вы думаете, что он смирился с поражением? Да еще с таким поражением? И от кого? Я сразу понимаю – красный свет! – если кто-то спрашивает мое мнение о книге. Леви, который двадцать лет назад былникем, как ни в чем не бывало уводит у него из-под носа любимую девушку. Фрику, в сущности, плевать на девушку... Но его аристократический нос получил щелчок от нищего еврея.

– Еще одно, – продолжал лорд Питер. – У Фрика есть еще один побочный мотив. Ему нравится совершать преступления. В своей книге по судебной психиатрии он не может сдержать восторга перед особенно жестокими преступниками. Читая ее, я чувствовал этот восторг между строчками, стоило ему завести речь о бездушном и удачливом нарушителе закона. Свое презрение он оставляет жертвам, раскаявшимся грешникам и тем, кто попадается, потеряв голову. Его герои – Эдмон де ла Поммерэ, который довел свою любовницу до того, что она стала его помощницей в своем собственном убийстве, и Джордж Джозеф Смит, прославленный убиенными в ванне женами, который мог ночью страстно любить жену, а утром ее убить. Совесть для него – нечто вроде аппендикса. Отрежьте его и будете чувствовать себя как нельзя лучше. Во всяком случае, его самого не мучают угрызения совести. Свидетельство этого – его книги. И еще. Человек, который пошел к Леви в дом в тот вечер, должен был знать хотя бы расположение комнат. Фрику оно известно. У него каштановые с рыжеватым оттенком волосы. Он ниже Леви ростом, но не намного, если смог надеть его вещи и не выглядеть смешным. Вы же видели Фрика... Думаю, в нем пять футов одиннадцать дюймов. Его легко представить в резиновых перчатках. Фрик ведь хирург. Он методичен и смел. Все хирурги должны быть методичными и смелыми. Теперь попробуем зайти с другой стороны. Человек, который подкинул труп Фиппсу, должен иметь доступ к трупам. Фрик, естественно, имеет к ним доступ. Он хладнокровен, силен и бездушен, так что ему ничего не стоит совершить известную нам манипуляцию. Хирурги все такие. Сил ему тоже не занимать Вспомните, он ведь член Альпинистского клуба. Наверное, он надел перчатки и спустил тело вниз на бинтах. Опять вещи, имеющие отношение к хирургии. Человек, совершивший преступление, должен жить по соседству. Фрик живет в соседнем доме. Каждый раз, стоит нам поглядеть на Фрика, как он куда-нибудь приводит нас. А Миллиган, Фиппс, Кримплшэм, которых мы почтили нашими подозрениями, никуда нас не привели.

– Правильно... И все же это не совсем так просто, как вы представляете. Что делал Леви у Фрика?

– Фрик вам рассказал.

– Черт вас побери, Вимси. Вы сами сказали, что его объяснение никуда не годится.

– Прекрасно. Не годится. Следовательно, Фрик врет. А почему он врет? Зачем ему скрывать правду?

– А зачем вообще говорить об этом? – спросил Паркер.

– Затем, что Леви, вопреки его ожиданиям, былзамечен на улице. Для Фрика это опасно, и он хочет опередить вас. Вот и придумывает свое дурацкое объяснение. Естественно, он рассчитывает, что никто не свяжет исчезновение Леви с трупом в ванне.

– Тогда вернемся к первому вопросу. Зачем Леви пошел к нему?

– Понятия не имею. Зачем-то понадобилось. А зачем Фрик купил перуанские акции?

– Не знаю, – в свою очередь признался Паркер.

– В любом случае, – стоял на своем Вимси, – Фрик ждал Леви и устроил так, чтобы самому открыть дверь. Ведь Каммингс не видел, кто к нему приходил.

– Гость ушел в десять.

– Ох, Чарльз! Этого я от вас не ожидал! Кто видел, как он ушел? Никто. Каммингс слышал несколько слов. И все. А вы поверили, что это былЛеви, потому что Фрик не рассказал вам, что это былне он.

– Думаете, Фрик сам вышел из своего дома и отправился на Парк-лейн, оставив Леви у себя, чтобы его нашел Каммингс – живого или мертвого? – насмешливо переспросил Паркер.

– Мы знаем со слов Каммингса, что все было иначе. Через несколько минут после ухода гостя Фрик позвонил ему из библиотеки и приказал запереть дверь.

– Тогда...

– Есть еще одна дверь... Так я думаю... Впрочем, есть выход в больницу. Каммингс это подтвердил.

– Где же былЛеви?

– Леви поднялся в библиотеку, – сказал лорд Питер, – и внизу он больше не появлялся. Вы были в библиотеке Фрика. Там можно его спрятать?

– Если только рядом, в спальне.

– Значит, там он и был.

– А если придет слуга перестилать постель? – возразил мистер Паркер.

– Постели перестилают служанки и, кстати, утром.

– Ладно... Но Каммингс всю ночь слышал, как Фрик ходит по дому.

– Он слышал, как тот два-три раза открыли закрыл входную дверь. Ведь он былк этому психологически готов.

* * *

– Вы хотите сказать, что Фрик покончил со всем до трех ночи? – удивился мистер Паркер.

– А почему бы и нет?

– Слишком споро.

– Пусть так... Кстати, почему именно до трех? Каммингс не видел Фрика до восьми утра, когда настало время подавать завтрак.

– Но в три он принимал ванну.

– Я не говорил, что он не мог вернуться с Парк-лейн до трех часов. Но не думаю, что Каммингс вставал и смотрел в замочную скважину, в самом ли деле Фрик принимает ванну.

Паркер опять задумался.

– А что с пенсне Кримплшэма? – поинтересовался он.

– Опять загадка, – ответил лорд Питер.

– А почему ванная комната Фиппса?

– Действительно, почему? Думаю, это случайность... или адский умысел.

– Вимси, неужели вы действительно считаете, что все это было проделано в одну ночь?

– Ну, нет. Скорее всего, замысел созрел, когда мужчина, удивительно похожий на Леви, объявился в работном доме. Все это заняло несколько дней.

– Понятно.

– Фрик выдал себя на первом слушании. Он не согласился с доктором Гримбольдом насчет продолжительности болезни умершего. Если такой незначительный человек (все в мире, конечно, относительно), как Гримбольд, осмеливается возражать знаменитости, значит, он уверен в своей правоте.

– Тогда... Если ваша версия правильная... Фрик совершил ошибку.

– Да. Небольшую ошибку. Он принял все меры предосторожности, даже перестраховался, чтобы и малое подозрение не зародилось в чьей-нибудь голове... например, у врача в работном доме. А опирается он на тот известный феномен, что люди не интересуются дважды тем, чему уже уделили свое внимание.

– Почему он потерял голову?

– Череда непредвиденных совпадений. Леви увидели и узнали... Я самым дурацким образом связал в "Таймс" его исчезновение с убийством на Баттерси... Детектив Паркер, чья фотография недавно была напечатана в газете, сидел рядом с герцогиней Денверской на первом слушании. Больше всего на свете он хотел, чтобы два дела рассматривались по отдельности. А тут два звена оказались рядом. Многие преступники попадаются на излишней предусмотрительности.

Паркер промолчал.

Глава 11

– Ей-богy, опять туман, – сказал лорд Питер.

Паркер тяжело вздохнул и стал с раздражением натягивать на себя пальто.

– Если можно так выразиться, то мне доставляет самое большое удовольствие тот факт, что вся скучная, рутинная работа ложится на ваши плечи, – с искренней радостью проговорил благородный лорд.

Паркер опять вздохнул.

– Как вы думаете; у вас будут трудности с ордером? – спросил лорд Питер.

Паркер вздохнул в третий раз.

– Надеюсь, вы сумеете все сделать тихо.

– Конечно.

– Вы заставите молчать обитателей работного дома?

– Заставлю.

– А полицейских?

– Тоже.

– Потому что, если поднимется шум, то вам некого будет арестовывать.

– Мой дорогой Вимси, вы принимаете меня за дурака?

– Ничего подобного.

Паркер вздохнул и ушел.

Лорд Питер занялся своим Данте. Однако это не принесло ему умиротворения. Его карьере частного детектива мешало образование, полученное в системе частного образования. Несмотря на увещевания Паркера, ему не всегда удавалось помнить об этом. Его разум был воспитан в детстве на "Шерлоке Холмсе" и идеалах, которые он защищал. И сам он принадлежал к семье, в которой все всегда действовали с открытым забралом.

– Я любитель, – сказал лорд Питер. Продолжая читать Данте, он укреплялся в своем решении.

* * *

Во второй половине дня лорд Питер приехал на Харли-стрит и позвонил в дверь. По вторникам и пятницам от двух до четырех сэр Джулиан Фрик принимал больных в качестве невропатолога.

– Вам назначено, сэр? – спросил открывший дверь мужчина.

– Нет, – ответил лорд Питер, – но, будьте добры, передайте мою карточку сэру Джулиану. Может быть, он согласится принять меня без предварительной записи.

Он прошел в очаровательную гостиную, в которой пациенты сэра Джулиана ожидали своей очереди получить мудрый совет. Народу былодовольно много. Две-три модно одетые дамы вели нескончаемую беседу о магазинах и слугах и мучили игрушечного гриффона. Тучный и чем-то расстроенный мужчина сидел в углу и раз двадцать в минуту смотрел на часы. Лорд Питер узнал его. Это былмиллионер Уинтрингтон, который несколько месяцев назад пытался совершить самоубийство. Он контролировал финансы пяти государств, но собственные нервы не мог проконтролировать. Таким образом, финансы пяти государств зависели от умелых рук сэра Джулиана Фрика. Возле камина расположился молодой человек с военной выправкой примерно того же возраста, что лорд Питер. Его лицо избороздили преждевременные морщины, и, хотя он сидел, не шевелясь, любой звук привлекал к себе его беспокойный взгляд. На диване сидели пожилая, скромного вида дама и молоденькая девушка, которая выглядела усталой и измученной. Дама с обожанием следила за каждым ее движением. Рядом с лордом Питером дама помоложе не сводила глаз со своей маленькой дочери. У обеих быливысокие скулы и прелестные серые, немного косящие глаза, какие бывают обычно у славян. Девочка вела себя беспокойно и в конце концов – нечаянно – наступила на ногу лорду Питеру, отчего мать немедленно выговорила ей по-французски, а потом уже извинилась перед лордом Питером.

– Mais je vous en prie, madame, – сказал молодой человек. – Ничего страшного.

– Она такая нервная, pauvre petite.

– Вы привели ее на консультацию?

– Да. Он замечательный доктор. Представляете, мсье, она никак не может забыть, бедняжка, что ей пришлось повидать. – Дама наклонилась к лорду Питеру, чтобы девочка не услышала ее. – Мы бежали... из голодной России... полгода назад. Не могу вам сказать... она все еще слышит, а потом начинает кричать, вся дрожит, судороги. Вы не представляете, на кого мы былипохожи – просто скелеты, когда вырвались оттуда. mon Dieu!.. Теперь получше. Она еще худенькая, но все-таки уже не истощенная. Но она бы еще быстрее поправилась, если бы не нервы. Не может есть. Мы уже обо всем заблии... еnfin, оn apprend а ne pas у penser... а вот дети! Малыши, мсье, tout са impressionne trop.

Лорд Питер, избегая холодной учтивости английского языка, выразил даме сочувствие на французском языке, способном выразить любое чувство.

– Теперь ей лучше, намного лучше, – с гордостью проговорила дама. – У нас замечательный доктор. Он может творить чудеса.

– C' est un hоmmе precieux.

– Ах, мсье, с' est un saint qui opere des miracles! Nous prions pour lui, Наташа и я, yous les jours. N' estсе pas, дорогая? Представляете, мсье, ведь он, се grand homme, cet homme illustre, совсем не берет с нас денег. Мы, когда приехали, былисовсем голые... ни денег, ни еды, ни одежды. Et ауес са que nous sommes de bonne famille... mais helas! мсье, en Russie? соmmе vous savez, за ne vous vaut que des insultes... des attrocites. Enfin! Великий сэр Джулиан увидел нас и сказал: "Мадам, ваша девочка очень заинтересовала меня. Ничего не говорите. Я буду лечить ее бесплатно... pour ses yеаux, a-t-il ajoute en raint. Ах, мсье, c'est un saint, un veritabIe saint! Наташе гораздо, гораздо лучше!

– Мадам, je vous en felicite.

– А вы, мсье? Такой молодой, сильный... Вы тоже болеете? Война, верно?

– Остаточные явления контузии.

– Ах, конечно. Так много славных храбрых юношей...

– Сэр Джулиан может уделить вам несколько минут, милорд, если вы соблаговолите следовать за мной, – сказал слуга.

Лорд Питер поклонился соседке и пошел через всю приемную в кабинет доктора. Когда за ним закрылась дверь, ему вдруг вспомнилось, как он один раз побывал в комнате германского офицера. Его охватило такое же чувство... словно его поймали в ловушку, и ему ничего не остается, как за показной бравадой скрывать стыд и страх.

* * *

Сэра Джулиана ему приходилось несколько раз видеть, но никогда – так близко. И вот теперь, подробно рассказывая о своем недавнем приступе, он изучал сидевшего перед ним мужчину, который былвыше его и гораздо шире в плечах. И у него были очень красивые руки. Лицо – тоже красивое, но неподвижное и словно бесстрастное, нечеловеческое. Глаза, горевшие синим пламенем, выдавали в нем фанатика. Это не были грустные добрые глаза домашнего доктора. Перед лордом Питером сидел вдохновенный ученый, который умел видеть человека насквозь.

"Ну, что ж, – подумал лорд Питер, – особой ясности от меня все равно не требуется".

– Да, да, – проговорил сэр Джулиан. – Вы слишком переутомились. Это вредно для вашего мозга. Да. Более того. Это мешает вашему мозгу нормально функционировать. Вы меня понимаете?

– Вы не представляете, с каким ужасом я столкнулся.

– Случайно, конечно же?

– Да. Совершенно неожиданно.

– Так. А до этого вы чувствовали себя неплохо?

– Пожалуй. По крайней мере, не замечал ничего необычного.

– Так. Этот... ужас касался вас лично?

– Он потребовал от меня немедленных действий и быстрых решений... Но вы правы, в каком-то смысле, он касался меня лично.

– Так. Вас гнетет ответственность.

– Еще какая, доктор.

– И не только за себя, правда?

– Правда. По крайней мере, за одного человека непосредственно, но не только за него, за многих других тоже.

– Так. Это было ночью. Вы сидели в темноте?

– Поначалу нет. Мне кажется, я не сразу выключил свет.

– Так. Понятно... Одно с другим связано. Вам было тепло?

– Кажется, огонь в камине погас. Мой слуга говорит, что меня знобило, когда я пришел к нему.

– Так. Вы живете на Пиккадилли?

– Да.

– Там, наверное, шумно по ночам?

– Бывает.

– Так. А ваше решение? Вы приняли решение?

– Да.

– Ваш разум не отказал вам?

– О, нет.

– Вы решили действовать, во что бы то ни стало действовать?

– Да.

– Так. Наверное, вам пришлось пережить период бездействия?

– В общем, да.

– Неопределенности?

– Да.

– Так. Вас поджидали опасности?

– Возможно, рожденные моим мозгом.

– Нет... Это связано с тем делом, которым вы занимаетесь.

– Может быть.

– Да. Я уверен, – твердо произнес сэр Джулиан. – В восемнадцатом году эти приступы повторялись часто?

– Да... Я болел несколько месяцев.

– Понятно. Потом они тоже повторялись, но не так часто?

– Намного реже.

– Так. А когда случился последний?

– Около девяти месяцев назад.

– При каких обстоятельствах?

– Меня мучили кое-какие семейные проблемы. Надо было принять решение насчет инвестиций. Ответственность была велика.

– Так. В прошлом году, как мне кажется, вы интересовались неким полицейским расследованием?

– Да... Кражей изумрудного ожерелья, принадлежавшего лорду Эттенбери.

– Так. Пришлось поломать голову?

– Да, конечно. Но мне это нравилось.

– Так. После этого вы не чувствовали ничего необычного? Приступы? Слабость?

– Нет.

– Так. Вам было интересно, но вы не были расстроены.

– Правильно.

– Так. Вы занимались другими делами тоже?

– Да. Но не такими сложными.

– Это влияло на ваше самочувствие?

– Нет. Совсем нет. Наоборот. Они меня отвлекали и развлекали. Я пережил потрясение сразу после войны, которое никак не улучшило мое состояние.

– А! Вы не женаты?

– Нет.

– Нет. Вы позволите мне осмотреть вас. Вот сюда, поближе к свету. Я хочу посмотреть вам в глаза. У кого вы лечились?

– У сэра Джеймса Ходжеса.

– А... Ну да... Тяжелая утрата для медицины. Великий был человек... Настоящий ученый. Так. Благодарю вас. Я бы хотел провести небольшое исследование.

– Какое именно?

– Ничего особенного... Хочу посмотреть на реакцию ваших нервов. Посидите тут?

Исследование оказалось чисто медицинским, и когда с ним было покончено, сэр Джулиан сказал:

– Теперь, лорд Питер, я расскажу вам о вас, не пользуясь медицинскими терминами...

– Очень любезно с вашей стороны, – откликнулся Питер. – А то я чувствую себя дурак дураком, когда не понимаю ни слова.

– Итак. Вам нравятся любительские спектакли, лорд Питер?

– Да нет, не особенно, – искренне удивился Питер. – Обычно они ужасно скучные. А что?

– А я подумал, что, возможно, они вам нравятся, – сухо отозвался невропатолог. – Итак. Вам отлично известно, что деформация ваших нервов вследствие войны не прошла для вас бесследно. Скажем так, на вашем мозгу старые раны. Нервные окончания, получая некие ощущения, посылают сигналы в мозг, и в нем происходят небольшие физические изменения... Подобные изменения мы пока почти не умеем даже определять, потому что у нас нет соответствующего инструментария. Эти изменения в свою очередь продуцируют те или иные чувства, говоря точнее, эти чувства суть названия, которые мы даем изменениям в физической ткани, когда улавливаем их. Мы называем их ужасом, страхом, чувством ответственности и так далее.

– Да, я вас понимаю.

– Отлично. Итак, если вы еще и еще раз воздействуете на поврежденные участки мозга, то подвергаете себя риску, ибо старые раны могут открываться. Я хочу сказать, если ваши нервы передают сигналы, способные вызывать реакции типа ужаса, страха, чувства ответственности, то эти реакции, в свою очередь, беспокоят старые раны и становятся причиной физических изменений, которые вы привычно называете теми самыми именами, с которыми они у вас ассоциируются – ужас перед немецкими минами, ответственность за жизнь солдат, повышенное напряжение и невозможность выделить некие звуки в грохоте ружей.

– Понятно.

– Ваше состояние может ухудшаться из-за обстоятельств, которые вызывают в памяти знакомые физические ощущения – ночь, холод, уличный шум, например.

– Понятно.

– Итак. Старые раны почти залечены, но пока еще не полностью. Ваши обычные занятия не приносят вам вред. Вы чувствуете себя плохо, только когда задействована покалеченная часть вашего мозга.

– Да. Понятно.

– Итак. Вы должны избегать известных вам треволнений и научиться быть безответственным, лорд Питер.

– Мои друзья считают, что я слишком безответственный.

– Возможно. Человек с тонкой нервной организацией часто производит такое впечатление из-за своей душевной живости, подвижности, гибкости.

– А!

– Итак. Та ответственность, о которой мы говорили, все еще тяготит вас?

– Да.

– Вы не закончили дело, которое решили довести до конца?

– Еще нет?

– Вы считаете, что должны довести его до конца?

– О, да... Назад дороги нет.

– Ясно. Вы ожидаете, что нагрузка усилится? – продолжал спрашивать невропатолог.

– Скорее всего.

– Это будет продолжаться долго?

– Нет, совсем недолго.

– А! У вас не совсем в порядке нервы.

– Да?

– Да. Ничего страшного, однако будьте осторожны, пока занимаетесь своим делом, а потом обязательно отдохните. Вам пошла бы на пользу поездка на Средиземное море или куда-нибудь в Океанию, например.

– Благодарю вас. Я подумаю.

– А пока, чтобы помочь вам справиться с нагрузкой, я дам вам лекарство, которое немного укрепит ваши нервы. Как вы понимаете, это не панацея, но с ним вы легче справитесь с трудными временами. Я вам дам и рецепт тоже.