Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Восточная империя - Разорённые земли

ModernLib.Net / Сейберхэген Фред / Разорённые земли - Чтение (стр. 8)
Автор: Сейберхэген Фред
Жанр:
Серия: Восточная империя

 

 


      Вывернув свою относительно новую рубашку наизнанку, он получил почти белую поверхность, на которой можно было писать. После короткого раздумья о том, как передать побольше информации в нескольких словах, он написал: Я ЕЗДИЛ НА С. В ПЕЩЕРЕ
      Затем он задумался о том, как передать то, что было необходимо, о мощи, которую он видел и ощутил. В конце концов он прибавил:
       СПАСИТЕ ЕГО ОТ ЭКУМЕНА
       РОЛЬФ
      Он жирно обвел и подчеркнул буквы двумя линиями и, послюнив пальцы, втер в материю. Он свернул надпись и развернул ее снова; его сообщение, похоже, вышло достаточно стойким.
      Теперь ему оставалось только выставить его на плоскую крышу камеры и постараться расправить, чтобы птицы смогли прочесть.
      После небольшого раздумья он просунул руку сквозь прутья решетки у основания двери и собрал немного маленьких камешков и кусочков высушенной известки. Выбрав несколько подходящих по размерам, он сделал из них грузики, которые прикрепил к подолу рубашки. На то, чтобы безопасно сделать это, потребовалось некоторое время, но времени у Рольфа было достаточно.
      Затем он свернул рубашку в виде свитка и несколько раз развернул для пробы, заставляя ее рывком быстро расстелиться на полу. Один из грузиков выпал, и его пришлось прикрепить заново, но Рольф не видел причин, чтобы его план не удался.
      До этого он считал про себя, грубо отмечая интервалы между прохождением часового. Теперь Рольф подождал, пока человек пройдет еще раз, затем подошел к двери. Он просунул свернутую рубашку сквозь верхние прутья решетки, затем, держа ее за плечи, рывком заставил развернуться. Он услышал, как мелкие камешки со слабым цокотом ударились о плоскую крышу над его головой.
      Оставив рубашку развернутой — как он надеялся — на крыше, Рольф отошел в самый темный угол камеры. Он так строго запрещал себе питать какую-либо надежду на успех, что, когда раздался еще один слабый стук по крыше, вскочил на ноги, убеждая себя, что этот звук должен означать, что его сигнал замечен врагом. Но ни крика, ни шагов рассерженных людей с факелами не последовало.
      Он постепенно осознал, что удар по крыше был похож на звук мелкого предмета, упавшего с большой высоты. Часовой снова был рядом. Рольф заставил себя спокойно лежать на соломе, пока человек не прошагал мимо. Не успел охранник скрыться из виду, как упал новый камешек, на этот раз на брусчатку перед камерой, слабо звякнув о прутья решетки; Рольф не смог его разглядеть, но у него не оставалось сомнений по поводу происхождения этого звука. Он подскочил к двери, вытянул руку, схватил свою рубашку и подвигал ею из стороны в сторону по крыше. Затем быстро втащил надпись в камеру, оторвал камни и выбросил их наружу. Он затер свое сообщение так, чтобы надпись невозможно было прочесть, и снова надел рубашку.
      У него были деятельные и внимательные друзья. Он не был забыт, не был совершенно одинок. Он плотно запахнул на себе рубашку. Только тогда до него дошло, что он дрожит не от холода и не от страха, а от торжества, которое нужно было держать при себе.
      На следующий день Рольф упражнялся с таким усердием, что удостоился нескольких скупых похвал от своего инструктора. Следующей ночью Рольф не делал никаких попыток сигналить снова — это было слишком опасно, и ему нечего было сказать — но он лежал с широко открытыми глазами, прислушиваясь, до того часа, когда прошлой ночью произошел обмен сигналами.
      Клик, клик, клик. Раздалось три слабых удара о крышу, разделенных равными промежутками времени. Он рывком сел, затем выждал, опершись локтем о солому. Ждала ли птица его ответа? Он подошел к двери, высунул руку наружу и трижды медленно покачал ею из стороны в сторону. Затем лег отдыхать, прислушиваясь, но никаких новых сигналов сверху не последовало.

Битва за Оазис

      Распластавшись у вершины пологой дюны и глядя поверх ее гребня, Томас различал темное, похожее на остров, пятно Оазиса Двух Камней, раскинувшегося перед ним в лунном свете, — его ближайшая граница находилась менее чем в ста метрах от него. Ночь делала контуры огромного круга плодородной почвы расплывчатыми и придавала ему полумагический вид. И все же, поскольку Оланта просветила его на этот счет, Томас мог различить, где располагаются отдельные части селения.
      Большая часть территории Оазиса была занята широким внешним кольцом обработанных полей. Захватчики, как рассказала Оланта, сперва хотели огородить весь плодородный круг, но здесь, в пустыне, были сложности со строительными материалами, и они сосредоточились на завершении внутренних работ.
      Все фермерские жилища — полу-постоянные строения из деревянных остовов и натянутых шкур — теснились на одной стороне центральной площади Оазиса, а вокруг них была выстроена крепкая ограда. В этом лагере люди Оазиса могли с заходом солнца запираться на всю ночь. И как днем, так и ночью усиленные конные и пешие патрули солдат Замка прочесывали поля и тропы по периметру орошаемой земли.
      Распластавшись на дюне, где лежал Томас, и на соседних с ней к западу и к востоку, в безмолвии отдыхая после тяжелого перехода, приведшего их сюда от гор, затаилось двести человек мужчин и женщин из его штурмового отряда. Оланта лежала слева от Томаса, Мевик — справа; их лица были измазаны землей для ночной атаки так, что напоминали физиономии каких-то резных меланхолических демонов.
      Рядом с Мевиком лежал Лофорд, и в тишине до Томаса доносилось его легкое сопение. Волосы Оланты, развеваемые ночным ветерком, касались щеки Томаса. Она прижалась к нему, чтобы что-то прошептать, и вытянула, указывая, руку. Там, куда она показывала, в центре Оазиса, располагался укрепленный лагерь врага. Там их нужно было захватить ночью врасплох и вырезать. Два угла его высокой ограды были теперь освещены факелами. Оланта уже объяснила раньше, что ворота лагеря обычно остаются открытыми, хотя, конечно, возле них выставляют охрану.
      Томас знал, что над Оазисом, неразличимые глазом человека или рептилий, теперь вились птицы. Они отмечали для него позиции вражеских патрулей; после начала атаки на птиц возлагалась обязанность не допустить, чтобы хоть один враг, двуногий или крылатый, спасся. Известие о нападении этой же ночью или даже утром переполошило бы весь Замок; Вольный Народ намеревался отдохнуть в Оазисе еще один день и одну ночь прежде, чем начать переход, который станет прологом к решающей битве за Слона. Сегодняшняя битва могла стать решающей только в том случае, если бы Вольный Народ потерпел поражение.
      — Передайте снова, — прошептал Томас, повторив приказ вправо и влево. — Никакого огня. — Любое пламя наверняка привлечет внимание далекого Замка; утром прилетят рептилии, узнать, в чем дело, а после рептилий прискачет кавалерия. Экумену не потребовался бы никакой Слон, чтобы выиграть битву днем и на открытой местности.
      К Томасу подполз Лофорд. Несколько минут тому назад Великий спустился с дюны, и теперь он вернулся, заняв место между Томасом и Мевиком. Колдун двигался, подумалось Томасу, тихо, как запряженный в плуг вол. Но даже он не мог поднять слишком большого шума на мягком песке, хотя теперь это и не имело особого значения.
      — Я пытался и так и сяк, — мягко пророкотал Лофорд, со всего маха плюхаясь на песок рядом с ним. — Но обстоятельства не благоприятствуют магии. Думаю, обнажено слишком много клинков.
      — Даже природная волна? — Томасу нужна была любая помощь, какую он мог получить, а он знал, что Лофорд имеет власть над природными волнами.
      Лофорд покачал головой.
      — Я мог бы поднять хорошую волну в пустыне. Но не ночью. Пустыня — это прежде всего день. Солнце, жара, порывистый ветер, швыряющий пригоршни песка, — о, я мог бы постараться, чтобы доставить тебе удовольствие! Но не ночью. — Голос колдуна звучал виновато.
      Томас осторожно тронул его плечо.
      — Я особенно и не рассчитывал на твои силы сегодня ночью. Песчаная волна больше понадобится, чтобы заслонить нас, когда мы будем пересекать пустыню, двигаясь к Замку, днем позже. В том случае, если Грозовой Камень вызовет недостаточно сильный дождь, чтобы мы могли в нем скрыться.
      — Я все думаю об этом переходе; бросать вперед Камень, чтобы все время шел дождь и притягивались молнии! Это потребует такой же отваги, как любая битва. А ты еще хочешь, чтобы и волна составила нам компанию. Ого!
      — Ш-шш! — прошипел Мевик.
      Очень тихим шепотом Томас добавил:
      — И мне думается, что так или иначе нам больше не придется вести сражений в болоте.
      Вниз безмолвно, словно призрак, спланировала тень, и на дюну рядом с Томасом опустилась птица. Гордо расправив крылья, она доложила, сколько и где вражеских патрулей. Томас торопливо принял решение и по цепочке передал приказания командирам отрядов. Одному из отрядов он приказал выдвинуться к западной оконечности Оазиса, чтобы быть готовым перехватить любого, кто попытается бежать по направлению к Замку.
      — А мы в воздухе готовы, Томас, — заверила его птица. — Если рептилии рискнут взлететь, ни одна из них не спасется.
      Получив приказания, длинная цепочка человеческих фигур начала рваться, люди расходились молчаливыми группами, почти невидимыми в лунном свете.
      — Теперь лети, — сказал Томас птице. — Дашь мне знать, когда наши люди будут в дальнем конце Оазиса. — Нападение на вражеские патрули должно было произойти везде в одно и то же время, и одновременно с этим должны быть взяты ворота во внутренний лагерь.
      Взмахнув крыльями, гонец поднялся в воздух и улетел. Теперь, если что-то и было упущено, вспоминать было слишком поздно. Томас подумал, что положение командира давало одно преимущество: у него не было времени слишком беспокоиться о собственной шкуре.
      Его глаза встретились с глазами Оланты, блестевшими в лунном свете, и они некоторое время глядели друг на друга. Никто из них не нуждался в словах.
      Птица вернулась раньше, чем Томас начал ожидать ее возвращения.
      — Они в дальнем конце готовы. И с западной стороны тоже, Томас.
      — Так. В таком случае мы тоже готовы. — Он глубоко вздохнул и оглядел остатки своих сил, которые располагались достаточно близко от него, чтобы он мог их видеть. — И мы атакуем.
      Махнув рукой, он отдал приказ десятку человек, которые находились рядом с ним, напасть на ворота внутреннего лагеря. Второй такой же отряд под предводительством Мевика должен был сразу последовать за ними, чтобы быть готовым прорваться через ворота и перебить спящих захватчиков в бараках.
      Внешняя граница Оазиса была отмечена рвом, который, по словам Оланты, служил для того, чтобы сдерживать натиск пустыни. Пересекая его теперь, она прошептала:
      — Он почти высох. Мы должны использовать Камень, чтобы вызвать дождь, пока находимся здесь.
      Перебравшись через этот наружный ров, Томас сразу повел свой отряд между рядов растений, доходящих им до колен, к центру Оазиса. Он жестом приказал своим людям рассредоточиться и сперва двигаться бегом согнувшись. Когда они преодолели несколько сот метров, он перешел на шаг и вскоре пополз между рядков растений. Где-то недалеко впереди должен был находиться патруль из восьми пеших солдат. Предполагалось, что отряды Томаса и Мевика проскользнут мимо этого патруля, предоставив его другим группам Вольного Народа, идущим чуть позади.
      Томас увидел патруль, приближавшийся справа медленным шагом. Лунный свет превращал шлемы в головы призраков. Он замер, и отряд вокруг него растворился в песке и ночи.
      Враги прошли мимо. Затем их предводитель неожиданно повернул в другую сторону. Приподняв голову на несколько сантиметров, Томас увидел, что теперь они идут прямо на отряд Мевика, припавший к земле. Только бы не было шума, подумал Томас, когда столкновение стало казаться неизбежным.
      Командир патруля остановился, удивленно оборачиваясь. Вокруг него и его людей, словно мрачные демоны, выросли люди Мевика. Они превосходили противника числом, двенадцать против восьми, и имели преимущество внезапности, так что не удивительно, что они вырезали людей Замка без потерь со своей стороны. И все же трудно было надеяться на сохранение полной тишины; несколько вскриков раздались в ночи.
      Томас напряженно замер, вглядываясь в центр Оазиса, до которого теперь было менее полукилометра. Он почувствовал на своей руке руку Оланты.
      — Может, в центральном лагере и не поднимется тревога, — сказала она мягко. — Они могут подумать, что какие-то беглецы были застигнуты в поле или что патруль потревожили птицы. Иногда такое случается.
      — В любой момент какой-нибудь другой патруль может поднять шум. Нам лучше поторопиться. — Он сделал Мевику знак подтягиваться ближе и получил ответный сигнал.
      Короткий меч Томаса, висящий в ножнах, задевал его ноги. Он увидел, что Оланта на ходу засунула длинный нож в ножны, которые были у нее на бедре.
      Теперь центральная часть Оазиса оказалась достаточно близко, чтобы можно было разглядеть детали. Стала видна ограда из заостренных кольев, образующая лагерь-тюрьму, где люди Оазиса запирались на ночь. Томас смог разглядеть силосную яму, амбары, хранилища зерна. А прямо перед ними находилась защитное ограждение захватчиков, где продолжали гореть факелы. Ворота были открыты. Не было заметно никаких деревьев; Оланта говорила, что они все пошли на бревна. Не видно было ни людей, ни рептилий.
      — Давайте мы вдвоем пойдем первыми, — прошептал Томас, когда его отряд собрался вокруг него. Затем он взял Оланту за руку и пошел вместе с ней по темной тропинке, которая вела почти к самым воротам изгороди. Теперь он заметил руку и часть формы солдата, который хохотал над чем-то сразу за воротами. Он надеялся, что первые солдаты, которые увидят их с Олантой, примут их за обыкновенную парочку, пытающуюся проскользнуть внутрь после свидания.
      Справа от тропинки тянулась баррикада, охватывающая дома фермеров, а слева находились высокие зернохранилища. Из-за одного из них неожиданно выступил солдат, чтобы преградить им дорогу.
      Он довольно улыбнулся, заметив их замешательство.
      — Ищете какую-нибудь дыру в изгороди? Надеюсь, ваше хождение в течение половины ночи стоило того, потому что… — Он уставился на руку Оланты. — А что это у тебя там?
      Откуда-то из полей донесся вопль боли и страха, ослабленный и приглушенный расстоянием. Солдат разглядел длинный нож Оланты, и из его глотки вырвался такой же вопль, сам он начал вытаскивать меч; он хотел отступить назад, но клинок Томаса уже вонзился ему между ребрами.
      Бросаясь к воротам ограды, Томас услышал топот двух десятков ног по тропинке за своей спиной. Выскочила пара встревоженных часовых — слишком поздно. Они успели крикнуть, но не более.
      Как только ворота были взяты, Томас бросил взгляд назад. Отряд Мевика бежал по тропе всего в нескольких метрах от ворот. Томас рукой отстранил Оланту, повернулся и побежал внутрь лагеря, устремляясь к открытой двери ближайшего барака. Справа от ворот он увидел расположенные вдоль ограды конюшни, а за ними — бараки, длинные приземистые строения, достаточно большие, чтобы вместить около сотни человек. Слева были такие же конюшни и бараки, а напротив ворот располагалось еще одно длинное здание, где, знал Томас, жили офицеры. Оно же служило штабом. Весь центр лагеря представлял собой голую песчаную площадку, утрамбованную марширующими ногами. Перед штабом на флагштоке развевалось черно-бронзовое знамя Экумена. А в самом центре плаца на своего рода распятии висел человек — обнаженный мужчина, чье тело было все исполосовано бичом. Теперь человек приподнял седую голову, чтобы с трудом посмотреть на Томаса. У Томаса не было времени разглядывать жертву; он мчался прямиком к открытой двери барака.
      Из нее показался человек — полуодетый и полусонный, опирающийся на меч. Он замер на месте, его глаза и рот широко раскрылись при виде Томаса, несущегося на него, — огромного, всего черного, специально для ночной атаки.
      Томас, метя в середину туловища, вонзил меч почти по самую рукоятку, втолкнул мертвого внутрь барака и последовал за ним. Сразу вслед за ним сквозь узкую дверь ворвались его люди, стараясь посеять ужас и панику. Лишь несколько врагов успели схватить оружие. Томас не был искусным фехтовальщиком и знал это. Поэтому он постарался как можно лучше воспользоваться преимуществами своей силы и роста. Двумя размашистыми ударами он выбил оружие из рук своего следующего противника, а следующим — отрубил ему руку почти до плеча.
      Через мгновение нападающие овладели дверями и расположенной рядом с ними стойкой с оружием, откуда Томас выхватил себе щит; то, что последовало через несколько мгновений, нельзя было назвать схваткой. Людей Замка убивали прямо в их гамаках, рубили забившихся в углы, вырезали, словно мычащий скот на бойне.
      Бойня еще не прекратилась, когда Томас пробрался по скользкому от крови полу обратно к дверям. К этому моменту большинство Вольного Народа было уже внутри лагеря, и перед вторым бараком разгорелась яростная схватка. Мевик был здесь, он колол длинным кинжалом и размахивал боевым топором, который был бы похож на какое-нибудь крестьянское орудие, если бы не плетеная гарда, как у меча, прикрывающая кисть.
      Даже после того, как один барак был вырезан, Вольный Народ внутри укрепления все равно был в меньшинстве. Томас с криками повел свой отряд на подмогу Мевику.
      Чтобы проснуться, люди во втором бараке имели всего на несколько мгновений больше, чем в первом, и это в значительной степени изменило картину боя. Эти люди только начали прорываться наружу и вступать в бой, но, когда подоспел Томас, они стали отступать обратно в барак, очевидно, в растерянности не понимая, что численное преимущество по-прежнему на их стороне. Из бойниц в бревенчатых стенах барака со свистом полетели стрелы. Барак был прочным и возведен был у самой стены высокой изгороди.
      — Помните, никакого огня! — закричал Томас. Он увидел, что двое его людей сражены стрелами. Но через ворота ограды уже подходило подкрепление — отряд Вольного Народа, который, по всей видимости, покончил с одним из наружных патрулей.
      Откуда-то возникла Оланта и стала рядом с Томасом.
      — Держись сзади! — рявкнул он, прикрывая ее собой. Затем сунул руку в ее мешок, вытащил Грозовой Камень и швырнул его в сторону барака. Помятый металлический ящичек упал как раз возле угла низкого здания.
      Гроза не заставила себя ждать. Тем временем Томас расставил несколько человек так, чтобы те, что были внутри, не смогли выскочить наружу; когда это было сделано, он основное внимание уделил зданию штаб-квартиры. Он увидел, что Мевик со своими людьми уже залез на ее крышу и сражался там с несколькими фигурами в бронзовых шлемах, появившимися изнутри. Остальные метали камни и дротики в двери и окна.
      В лагерь ворвался еще один отряд Вольного Народа, а с ними и первые фермеры, как и предполагалось, вооруженные вилами и мотыгами и охваченные боевой яростью. Томас побежал встретить их и повел к зданию штаб-квартиры.
      На крыше штаба офицеры и командиры в бронзовых шлемах сдерживали Вольный Народ пиками, мечами и палицами, защищая один угол ограды. Там один из них размахивал факелом, чтобы отогнать птиц, а другой тем временем пытался стянуть защитную сеть с гнезда рептилий: они собирались послать гонца к Экумену.
      Солдат, размахивавший факелом, упал, сраженный вилами, брошенными с земли. Томас быстро затоптал искры, пока они не подожгли крышу. Человеку, возившемуся с сеткой, наконец удалось убрать ее с пути рептилий — но ни одна из них не отваживалась выбраться из гнезда. Ночь принадлежала птицам, и рептилии очень хорошо знали это.
      Над головой прогрохотал гром. На крыше не осталось уже никого, кроме Вольного Народа. Кровь хлюпала под ногами и собиралась лужицами. Кто-то подобрал брошенную пику и пытался с ее помощью выгнать рептилий из их небольшого домика. Птицы приземлились у порога, их мягкие голоса вибрировали, не стесняться и выйти поприветствовать своих гостей.
      Люди, стоявшие на земле у входа в штаб-квартиру, позвали Томаса. Он свесился с края крыши и, спрыгнув вниз, узнал, что кто-то из отряда Мевика схватил, как они думали, командира гарнизона. Вперед вытолкнули человека с седыми волосами и тонкой жилистой шеей. Они захватили его в складской комнате, когда он переодевался в форму простого солдата.
      Зашелестел, а затем забарабанил по земле и крышам дождь. Молния блеснула ближе. Во время одной из ослепительных вспышек Томас посмотрел вверх и увидел, как Страйджиф, все еще с перевязанным крылом, дико сверкая глазами, появился из гнезда рептилий. Скорлупа яиц кожистокрылых пристала к его когтям. Клюв был запачкан кровью.
      — Посмотри в другом гнезде! — крикнул Томас. Затем он потащил седовласого пленника к Оланте и другим жителям Оазиса, чтобы окончательно удостовериться в том, кто он такой. Оланта находилась в центре плаца, в пределах досягаемости стрел из все еще обороняющегося барака. Несколько фермеров стояли рядом с захваченными щитами наготове, чтобы прикрыть от любых снарядов тех, кто снимал старика с эшафота. Оланта плакала, не обращая внимания на стрелы; Томас понял, что человек на кресте, должно быть, ее отец.
      Жертву как раз сняли, когда Грозовой Камень притянул молнию, которую вызывал. Молния, прошившая барак сверху донизу, расколола строение, словно огромное яйцо, положенное на стол. Проливной дождь не дал огню разгореться. Томас побежал, чтобы присоединиться к своим людям, входящим в брешь, но его руководство было излишним. Его люди проникли внутрь и завершили ночную работу без дополнительных потерь в своих рядах.
      Так завершилась битва за Оазис. Отца Оланты и остальных раненых бойцов за свободу вынесли из лагеря захватчиков, чтобы перенести в дома фермеров. В лагере фермеров, который больше не был тюрьмой, послышались голоса: мужчины, женщины и дети пели от счастья, что они теперь свободны.
      Почувствовав прикосновение к плечу, Томас повернулся и увидел стоящего рядом Лофорда, который широко улыбался; на правой руке колдуна сочилась кровью небольшая рана.
      — Как тебе схватка? — спросил Томас.
      — Здорово! Великолепно! Один раз я сошелся сразу с двумя… Но я пришел напомнить тебе, что теперь твоя очередь подобрать Грозовой Камень.
      — Это верно. — Томас ухмыльнулся, прикинув, как будет дразнить Лофорда, намеренно не интересуясь, как он получил свою «страшную» рану, подошел к бараку и подобрал с земли ящичек с гравировкой.
      В это время к нему спустилась птица с хорошей вестью: ни один враг не спасся. Несколько патрульных, находившихся в полях, попытались бежать, чтобы добраться до Замка, когда увидели, что Оазис подвергся нападению. Их всех до единого вырезали людьми Томаса, оставленные вдоль западной границы Оазиса как раз на такой случай. Один, которому удалось проскочить мимо них верхом, был на всем скаку сброшен с седла тремя молчунами, которые кинулись сверху и перехватили его. А теперь даже его напуганную лошадь привели обратно в стойло.
      Битва закончилась, но ни один из тех, кто не был ранен, не мог позволить себе отдых. Слишком многое непременно следовало сделать до рассвета. Нужно было убрать и позаботиться о раненых, похоронить мертвых и скрыть все следы могил. Нельзя было допустить, чтобы какой-нибудь гонец из Замка заподозрил, что произошло, — до тех пор, пока он не приземлится или, по крайней мере, не снизится до пределов досягаемости стрелы.
      Стену разрушенного барака поспешно поставили на место, а бреши заделали как можно лучше. С рассветом фермеры, как обычно, должны были выйти в поля. Представители Вольного Народа — надеть форму черного с бронзой цвета, чтобы прилетевшие рептилии видели, как они маршируют, разъезжают верхом или стоят на часах. Скорлупу разбитых яиц и пурпурную кровь рептилий убрали и соскоблили с наружных частей гнезд.
      — Еще одно, — сказала Оланта. И она кивнула на пустое распятие в центре плаца, с которого еле-еле успели живым снять ее отца.
      — Подойдет какой-нибудь мертвец, — сказал Томас. — С седыми волосами. — Он попытался припомнить какой-нибудь труп среди тех, кого сейчас хоронили, кого-нибудь, кто бы был похож на отца Оланты; но тщетно. Он повернулся, чтобы оглядеть горстку пленников, ожидавших допроса; его взгляд упал на длинные спутанные локоны начальника гарнизона.
      Томас кивнул в его сторону, и люди, которые присматривали за пленниками, поняли его замысел. Ухмыляясь, они выволокли вперед побледневшего офицера.
      — Мы вздернем его, вождь! И приглядим, чтобы его шкуру сперва как следует обработали!
      В целом это было правильно. Так было лучше всего. Но Томас отвернулся. Он увидел, что Мевик тоже отвернулся с обычным для него выражением досады на лице. Однако ответственность за экзекуцию и казнь лежала не на Мевике. Томас заставил себя снова повернуться, чтобы все видеть и слышать свист бича. Он был удивлен тем, каких внутренних усилий это потребовало от него, — словно никогда прежде он не видел крови. Оланта следила за происходящим с выражением глубокого удовлетворения. Но Томас был напуган. Он опасался, что восторг от насилия и упоение властью, которые он ощущал, дадут в его душе ростки, словно коварная болезнь.
      Командира гарнизона пороли зря. За весь следующий день, пока он висел, умирая, на кресте, из Замка не прибыл ни один гонец. Вольный Народ и фермеры, которые собирались отправиться в поход вместе с их освободителями, передохнули в течение дня, а затем более основательно отдохнули следующей ночью.
      Ночью птицы принесли известие, что они узнали, где в Замке находится Рольф, и повторили Томасу его сообщение. Они попытались предупредить парня о том, что атака состоится через три ночи. Если Рольф сумеет подобраться к дверям после наступления темноты, они попытаются передать ему Камень Узника.

Я — Арднех

      Три камешка упали на крышу камеры Рольфа в первую ночь, а во вторую в тот же час-два. Он в ответ дважды махнул рукой.
      На следующее утро Рольф впервые получил настоящий острый меч, и этим оружием он все утро колол и рубил деревянные чурбаки. Его инструктор стоял рядом, делая замечания, под охраной двух пикенеров, которые держали наготове свое длинное оружие все время, пока Рольф был вооружен по-настоящему.
      В полдень Рольф и его инструктор снова сражались один на один затупленными мечами. Во время этого урока меч инструктора несколько раз оказывался слишком низко, и Рольфу удавалось уколоть своего учителя в живот или рубануть по руке. Но Рольфа это не слишком удовлетворило — он подозревал, что солдат позволил ему выиграть очко, чтобы укрепить его уверенность в своих силах. Если бы только инструктор знал, что двое пикенеров утром сделали это куда успешнее…
      Этой ночью пришел сигнал — единственный камешек, — на который Рольф ответил одним взмахом. Три, два, один — счет уменьшался от ночи к ночи.
      Рольф знал, что утром следующего дня должно было состояться венчание. В полдень он встретится с Чапом на арене. Конечно же, не об этом сообщал ему Вольный Народ — следовательно, завтра днем или ночью должно было произойти что-то другое, исключительно важное.
      Он намеревался выжить, чтобы увидеть, в чем дело.
      В день свадьбы Рольфа рано утром разбудили громкие крики и музыка, которая звучала, словно аккомпанемент какому-то непристойному танцу. Ему снова подумалось, что сегодняшние свадебные торжества не могут походить на те простые свадьбы, на которых ему в свое время довелось погулять. Там по крайней мере пытались соблюдать внешнюю благопристойность до середины дня, пока не происходил обмен клятвами и какой-нибудь местный сельский колдун не произносил над кольцами заклинание на счастье. После этого начинались танцы, пирушка, игры и все, до чего способны додуматься веселящиеся люди…
      День разгорался. Рольфу принесли чистый плащ из дешевой черной материи, чтобы он надел его поверх своей одежды. В этот день никакой тренировки не было, не показывался и инструктор. Рольфа, как обычно, накормили и отвели в туалет. Вокруг двора стояли люди в ливреях, которых Рольф не видел раньше, — на каждой черный цвет дополнялся красным, зеленым, белым или серым. Значит, это правда, что на свадьбу собрались гости из всех соседних сатрапий.
      После полудня в камеру Рольфа явился Распорядитель Игр с двумя охранниками, и Рольфа поспешно вывели из нее. Сперва снова в уборную — чтобы не смущать их высочества, если его страх явно проявится прямо на арене, решил он, затем его под охраной отвели в маленькую комнатушку без окон, с перекрытием из грубо отесанных бревен. Через щели в этом потолке и вокруг двери напротив той, через которую они вошли, пробивался солнечный свет. Над головой раздавались шаги, совсем близко звучал смех, и Рольф понял, что находится уже под местами для зрителей, окружающими арену. Солдат-инструктор описывал это место.
      Его уже ожидали бронзовый шлем, щит и меч. Распорядитель Игр поспешил по каким-то своим делам; охранники Рольфа сразу вручили ему шлем и щит. Они критически его оглядывали, пока он брал щит и надевал шлем на голову; он подозревал, что они хотели посмотреть не свалится ли он от страха. Из-под стены они вытащили что-то вроде сети и привязали его к двери, ведущей на арену. И лишь когда он был таким образом опутан, они вложили ему в руку обнаженный меч. Почти сразу после того, как это было сделано, до них донесся какой-то сигнал, и один из мужчин ухватился за засов, чтобы распахнуть перед Рольфом дверь, а второй взял копье, чтобы вытолкнуть его, если потребуется, на песок арены.
      Копье не понадобилось. Ноги Рольфа сами вынесли его на солнечный свет. Сквозь Т-образную прорезь шлема он мельком увидел лица вокруг арены, яркие цвета, волнующуюся публику; его встретил взрыв грубых выкриков. Он стоял в одном из концов песчаного овала длиной около двадцати метров и соответствующей ширины, окруженного гладкой высокой стеной.
      Еще один шквал аплодисментов, и Рольф увидел высокую, облаченную в черное фигуру своего противника, приближавшуюся с противоположной стороны маленького замкнутого пространства, в котором они теперь были один на один. Красная маска, нарисованная на передней части черного шишковатого шлема, скрывала лицо Чапа. Держа наготове меч и щит, сатрап двинулся прямо вперед; шел он немного враскачку, что Рольф расценил как какую-то хитрость.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33