Повинуясь внезапному порыву, Джереми завел разговор об Академии, сказав, что слышал это название от одного проплывающего мимо рыбака.
      Тетя Линн и дядя Гумберт прекрасно расслышали вопрос племянника. Но в ответ только молча взглянули на него, не проявив ни малейшего интереса, а потом снова принялись за кашу и вино. Их любопытство не заходило настолько далеко.
      Потом дядя Гумберт принялся разглагольствовать о тех вещах, в которых уверенно разбирался. Он собрался поручить Джереми подвести весной на вершину холма воду, чтобы можно было легко поливать виноградники на южном склоне.
      - Виноград, Джер, требует ухода.
      - Я помню.
      Джереми захотелось спереть лодку у дяди, раз уж придется пойти на воровство. Но Гумберт выращивал виноград, иногда занимался виноделием, но никогда не ловил рыбу. Так что у него не было своей лодки.
      На рассвете следующего дня в жизни Джереми наступил крутой перелом, более внезапный и страшный, чем в день смерти его родителей.
      С обычными предосторожностями он пробирался к месту встречи, неся для Сал рыбу и вяленое мясо, и тут впервые увидел фурию. Носясь по воздуху взад-вперед, как летучая мышь, тварь держала курс к лесу. На мгновение Джереми замер, похолодев от ужаса. "Враги Сал явились, чтобы убить её и забрать её сокровище!"
      Вдалеке, у окраины села, юноша заметил незнакомого человека верхом на верблюде. Он громко кричал, приказывая тварям и людям "найти ее".
      Внезапно темнеющее небо заполонили стаи черных, как вороны, фурий.
      Глава 4
      Бросившись вперед, Джереми добежал до убежища Сал, но что делать дальше - он не знал. Юноша беспомощно скорчился рядом с больной девушкой. То ли прятаться, то ли со всех ног бежать к реке? Среди окружающего шума и криков раздался её тихий голос:
      - Помни. Первое имя - Александр, второе - Шаландон.
      Внезапно её лицо переменилось.
      - Слушай!
      В воздухе захлопало, отовсюду зазвучали странные, дикие крики.
      Джереми вскочил и увидел вторую волну нападающих - вооруженные мечами воины на верблюдах, которые неслись сразу позади крылатых тварей. Джереми узнал бело-голубые формы гвардейцев лорда Калаха. Полгода назад они проезжали через родное село парня.
      В деревне изюмщиков поднялся страшный переполох, люди выбегали из домов и метались туда-сюда по улице. Джереми подхватил Сал под руку и потянул её подальше от этого места. Теперь некоторые жители могли увидеть их, но Джереми, напротив, не обращал на это внимания.
      Джереми совсем уже решился нести девушку на руках, но Сал, охваченная паникой, попыталась идти сама. В эту минуту сверху на неё бросилась разъяренная фурия. Сал покатилась по земле, визжа от боли.
      Джереми поднял камень и метнул в этот крылатый ужас. Чудовище пискнуло и сделало кульбит в воздухе, чтобы увернуться. Когда к Сал спустилась вторая тварь, Джереми бросился отгонять её голыми руками. Ему показалось даже, что он ухватил одно крыло, но оно выскользнуло из его пальцев.
      В деревне заходились криком мужчины, женщи-ны, дети. Еще одна фурия села на верхушку дерева, росшего на краю села, так что тонкие ветки прогнулись под её тяжестью. Вторая опустилась на землю, а третья пристроилась на крыше домика дяди Гумберта. Целая стая подобных чудовищ спешила с востока, трепеща серыми крыльями в свете заходящего солнца.
      Наконец Джереми как следует разглядел одно из этих существ, нависшее над его головой. Морда фурии была карикатурой на женское лицо, нарисованное художником, который ненавидел всех женщин в мире. В то же время между мохнатых лап виднелись мужские гениталии.
      Когда тварь сидела, огромные перепончатые крылья свисали по бокам как уродливый плащ. Если животное взмывало в воздух, они реяли, словно серые флаги. Запах, исходящий от фурий, напоминал Джереми вонь гнилого мяса моллюсков. Он хотя и был не таким сильным, но внушал ещё большее отвращение.
      С того места, куда Джереми дотащил Сал, открывался вид на сельское капище. Мраморный Дионис и черный Приап не собирались сходить с пьедестала. Они стояли лицом друг к другу, словно обсуждая происходящее вокруг. Подняв в вытянутых руках чаши с вином, боги будто праздновали ужасную тризну, благословляя нападающих и одобряя разрушение села, которое так долго пренебрегало ими.
      Джереми слышал, что, помимо своих выдающихся мужских способностей, Приап считался покровителем виноградников и садов. Но его статуя была такой же мертвой и неподвижной, как и надгробные плиты сельского кладбища.
      Селяне метались по деревне, крича и махая руками на крылатых тварей, кружащихся над головой. Джереми узрел и Миру в коротенькой тунике. Она застыла на пороге своего дома, обратив бледное лицо в небо, и на нем отражался дикий первобытный ужас.
      К Сал подлетел ещё один крылатый кошмар...
      На концах птичьих лап фурии и вместо когтей на перепончатых крыльях свисали длинные усы, похожие на хлысты. Они двигались и щелкали. Коснувшись какой-то маленькой птички, хлыст обвил её тельце, и птица рухнула наземь.
      Фурии, скользящие по воздуху на крыльях величиной с ковер, заверещали. В их воплях слышались какие-то слова. В ответ раздались людские крики.
      Кто-то из деревенских отыскал лук и начал выпускать неуклюжие стрелы в страшных тварей. Другие принялись метать камни.
      - Прекратите! - заорал кто-то из селян. - Их послали боги.
      Лучник прокричал в ответ, что он думает о таких богах. А потом один из всадников, облаченный в белое и голубое, наклонился из седла и свалил его единственным ударом боевого топора на длинной рукояти - алебарды.
      Кто-то ударил Джереми, и юноша упал. В голове помутилось. Ему показалась, что Мира бросилась к нему.
      Девушка, которая называла себя Сал и которую Джереми боготворил, но так и не узнал, успела выкрикнуть несколько слов, прежде чем: упала ничком, издала стон и умерла.
      Джереми кинулся к ней, ухватил за плечи и перевернул лицом вверх. Ее глаза слепо глядели в небо. Когда парень понял, что Сал действительно мертва, он закричал от боли и отчаяния, изливая свое горе и ярость на окружающий мир.
      Лужа у головы Сал была такой ярко-алой от лучей заходящего солнца, что казалась растекшейся кровью. Предмет, выпавший из рук девушки, плавал по воде. Джереми рефлекторно подхватил его и увидел, что это небольшой кожаный мешочек. Парень сообразил, что в последнюю минуту Сал хотела передать мешочек ему.
      Потрясенный её смертью, почти не слыша криков и стонов вокруг, Джереми сунул промокший от воды и крови мешочек за пазуху. И с удивлением почувствовал, что его содержимое явственно теплое и мягкое, оно шевельнулось и прижалось к его ребрам.
      Он помнил, что должен что-то сделать. Но что? Джереми едва соображал. Мир вокруг замедлился, и казалось, что спешить некуда. Сал сжимала в руке небольшой кинжал, а ножны от него остались висеть у неё на поясе. Клинок был не больше ладони Джереми, зато острый и прочный, с рукоятью из какого-то неизвестного черного дерева. Наверняка Сал хотела отдать ему и нож, так что, взглянув на прощание в глаза любимой, Джереми снял пояс с ножнами и забрал кинжал. Юноша отстраненно отметил, что его талия почти не отличалась объемом от талии девушки. Стоя на коленях у тела Сал, он застегнул пояс.
      Летающие твари были глупы по сравнении с людьми, хотя и научены исполнять определенную работу. Они врывались в дома и выгоняли жителей наружу, чтобы как следует их рассмотреть. Найдя костер, они набросали в него веток, а потом подхватили импровизированные факелы лапами.
      С тех пор, как Джереми покинул дом и направился к ещё живой Сал, он не видел своих родных и не знал, что сталось с ними.
      Встряхнувшись, парень начал искать пути к отступлению.
      Он огляделся, потом поднялся и побежал. Впереди была река, и дорога к ней была свободна.
      Рыбачьи лодки поселян были привязаны к небольшим причалам, остальные, требующие ремонта, лежали на берегу кверху килем. Несколько суденышек свободно дрейфовали у берега. Их хозяева либо были перебиты, либо убежали прочь от страха. Джереми увидел одного из рыбаков, барахтающегося в реке, а второй безжизненно распростерся у края воды.
      Теперь дикие вопли испуганных и умирающих селян донеслись уже с виноградников на южном склоне холма. И крики вооруженных всадников, похожие на азартные кличи охотников, натаскивающих гончих на диких зверей, и топот и рев верблюдов.
      У начала длинной пристани, к которой были привязаны лодки, стоял пеший воин. Но он смотрел в другую сторону и, казалось, не заметил Джереми.
      Юноша бросился в воду, даже не раздеваясь, и поплыл к дальнему концу причала. Он углядел там одно из каноэ, которое не было вытянуто на берег для просушки.
      Что-то плеснуло позади, он понял, что ему вслед пустили стрелу, хотя и не попали.
      Даже под водой Джереми чувствовал загадочное сокровище, которое грело его кожу. Оно было таким же теплым, как ладони Сал.
      Вынырнув на поверхность воды, чтобы глотнуть воздуха и посмотреть, далеко ли до каноэ, Джереми вскрикнул от боли и страха - его правое плечо ожег длинный хлыст фурии.
      Глава 5
      Выдохнув какие-то полузабытые молитвы, Джереми сочинил ещё несколько, пока нырял и плыл под водой, отчаянно пытаясь уйти от погони.
      Двигаясь вслепую под водой, он едва не проплыл мимо последних лодок, но вовремя заметил свою ошибку. Он снова вынырнул и наконец ухватился за борт каноэ. Сердце радостно заколотилось, когда он увидел, что весло было оставлено в лодке, под сиденьем. Спеша, юноша залез в каноэ и трясущимися пальцами развязал узел веревки, которая удерживала судно у причала.
      Выпрыгнув на пристань, он оттолкнул каноэ и снова вскочил в лодку. Ударился о сиденье и чуть не опрокинул суденышко, но потом оно выровнялось, и Джереми сел и изо всех сил заработал веслом.
      Одно мгновение ему казалось, что ушел он чисто, но вдруг в вечернем небе возникла фурия, спикировала и снова напала на него. Два тяжелых удара хлыстами показались ему прикосновениями раскаленного докрасна железа сперва по левой, а потом по правой ноге. Юноша не выдержал и закричал. Он вскочил, но не удержался на поврежденных ногах и полетел в воду. Сомкнувшаяся вода защитила его от нападения твари, так что он задержал дыхание и постарался оставаться под водой так долго, как смог. Вынырнув снова, парень оказался у борта лодки. Он начал толкать суденышко вниз по реке, отчаянно работал ногами и каждую секунду ожидал нового нападения, но ничего не произошло. Тварь унеслась прочь, когда он свалился в воду.
      Джереми отплыл несколько сот ярдов вниз по реке, прежде чем решился взобраться обратно в лодку, и обнаружил, к собственному огорчению, что весло пропало.
      Потом снова воспрял духом. Весло плыло невдалеке, оно темнело на сверкающей реке, в которой отражался закат. Джереми подгреб руками и выловил весло из воды.
      С каждым движением раны начинали гореть и саднить, и боль утихала лишь немного, когда юноша пытался сидеть смирно. Все его чувства вопили, что он истекает кровью и может умереть. Но разум твердил, что Сал была изранена ещё сильнее и все же не изошла кровью.
      Страх гнал Джереми вперед, заставляя презреть боль.
      Постепенно сгущались сумерки, но медленно, слишком медленно: До полной темноты было ещё ой как далеко. В отчаянии парень пытался вспомнить какую-нибудь молитву, обращенную непосредственно к ночи. Как же звали эту богиню - Никт или Нок? Кажется, он слышал её имя несколько раз, ещё в далеком детстве. Но имя это не внушало Джереми ни надежды, ни уверенности.
      Обогнуть небольшие островки и длинную песчаную косу, расположение которых он знал из рассказов селян, оказалось просто. Но, выплыв на излучину реки, в полумиле от Изюмщиков, Джереми оказался в совершенно незнакомой местности.
      Он продолжал равномерно грести, от страха не обращая внимания на боль в ногах и плече. К счастью, в детстве он много ходил на каноэ и знал, как с ним управляться. Еще ему повезло, что реку подпитывали горные ручьи и течение было достаточно быстрым.
      Когда наступила тьма, оказалось, что Джереми трудно, почти невозможно оценивать расстояния. Лунный свет, пришедший бы на помощь любому человеку с нормальным зрением, близорукому юноше только мешал, превращая окружающий пейзаж в какие-то таинственные и волшебные края.
      С одной стороны, судьба улыбалась парню - он сумел спастись и стащил каноэ, а не какую-нибудь неповоротливую рыбачью лодку. Это верткое суденышко плыло резвее и легче, и управлять можно было одним-единственным веслом. Шлюпку он так легко не увел бы, будь у него даже два нормальных весла.
      Часто за эту долгую ночь, когда что-то смутно маячило впереди на воде или в небе, к Джереми возвращались страх и ощущение смертельной опасности. Стараясь производить как можно меньше шума, он греб вперед, бормоча горячие молитвы, обращенные к каждому богу или богине, которых он помнил, хотя подозревал, что они вряд ли догадываются о его существовании.
      Темные берега щетинились деревьями. Спустя несколько часов с начала его путешествия, когда отблески заката полностью угасли, в небе разлилось странное размытое сияние. Слабое зрение Джереми позволило определить, что более концентрированный свет луны находится чуть в стороне. Люди говорили, что есть яркое скопление звезд, которое называется Млечный Путь. Наверное, это он и был, и Джереми приободрился.
      Другую часть неба освещало зарево горящей деревни. Оно было видно ещё долго, по меньшей мере час. Но Джереми больше никто не преследовал. Наконец он осмелел настолько, что перестал каждую минуту прислушиваться и начал грести равномернее.
      Юноша вспомнил, как в раннем детстве отец и мама рассказывали ему старые легенды о планетах и созвездиях - как небесные светила связаны с определенными богами и почему.
      Невидимые звезды над головой навеяли парню воспоминания о родителях. Однажды ночью, уже давно, они с отцом отправились на рыбалку. Но Джереми запретил себе думать об этом сейчас.
      Он сначала решился даже вознести молитву Дионису и Приапу - впервые в жизни, - но сразу же отказался от этой мысли. Потому что вспомнил их статуи, с заздравными чашами вина в руках, посреди хаоса и ужаса. И решил, что эти боги вовсе не заинтересованы в его спасении.
      А рана на плече жгла юношу огнем, ноги чувствовали себя не лучше. Время от времени один из порезов начинал болеть так, что остальные два терялись на фоне этой острой боли. Только из опасения, что враг может гнаться за ним по пятам, и ради обещания, данного Сал, Джереми не позволял себе лечь ничком и завыть в голос.
      У страха глаза велики, и каждая смутная тень в небе казалась юноше крылатой фурией, которая вот-вот упадет сверху и исхлещет его до смерти. Даже плывущие мимо коряги наводили на него ужас. Иногда, всматриваясь в незнакомые и расплывчатые берега, Джереми слышал тихий свист ветра, и тотчас же падал на дно каноэ, думая, что это летит фурия и хлопает своими страшными крыльями.
      На ночном небосклоне все ещё были видны отблески пожара.
      "Ну и пусть горит", - думал паренек, оглядываясь на северо-восток. Янтарно-алые всполохи на низких тучах отмечали место, где горели дома на высоком холме. Джереми испытывал жалость к сельчанам, но довольно отстраненную. Образы дяди и тети уже подернулись дымкой, отодвинулись куда-то вдаль, и их лица стали такими смутными, как лица остальных жителей деревни. Казалось, что все это было давным-давно, много лет назад. Как и то, что произошло с Джереми с тех пор, как был разрушен его собственный дом и погибли родители.
      Все, кроме Сал.
      Юноша подсчитал, что общее время, которое он провел наедине с Сал за эти три дня, в сумме составило едва ли час. Но за час девушка стала важнее для Джереми всего на свете и реальней, чем дядя Гумберт и тетя Линн. Невзирая на то что он прожил с ними под одной крышей несколько месяцев.
      Единственное, о чем он слегка жалел, что так и не узнал настоящего имени Сал. Но ничего страшного. Это не так важно. Он вызнает её имя, как будто случайно - когда будет рассказывать свою историю профессору Александру или Маргарет Шаландон.
      Одинокому страннику казалось, что он помнит каждое слово, произнесенное Сал - это имя стало священным, потому что его выбрала Она за время их коротких встреч. Каждый её жест, каждое движение губ, каждый поворот головы. Она была рядом, живая память... как и папа с мамой. Словно какая-то часть его души умерла вместе со смертью родителей, а Сал воскресила её.
      Неустанно гребя и близоруко щурясь во тьму, Джереми думал о том, что, не считая Сал, остальная его жизнь за последние полгода была бессмысленна и не стоила и ломаного гроша.
      Разве что он узнал, что такое смерть. Плюс заработал мозоли на руках. И стальные - для своего возраста - мускулы.
      Вот и все.
      Если не считать, конечно, три горящие раны, которые он недавно заработал. Но со временем они зарастут. Вероятно. Парень надеялся, что если он не будет постоянно о них вспоминать, то и болеть будет меньше. Правда, пока эта тактика себя не оправдывала.
      Джереми не хотел, чтобы дядя и тетя как-то пострадали, но думал о них, как о чужих людях. Он с удивлением поймал себя на желании, чтобы тяжелая тачка, которую он таскал изо дня в день по холму, тоже сгорела.
      С каждым движением, бередящим рану на плече, у Джереми из глаз выступали слезы. Но не от боли, а от мысли про Сал, которая страдала от таких же ран. И эти ранения сближали его с мертвой девушкой ещё сильнее.
      Постепенно, когда от деревни его отделяли уже несколько миль, сияние луны и меркнущего Млечного Пути переместилось к западу. Алый свет пожара отдалился и вскоре исчез совсем. Когда небо посерело, Джереми причалил к берегу и выволок каноэ под темную иву.
      Сперва парень полежал на берегу, приходя в себя, потом оттащил суденышко повыше. И лег на левый бок, чтобы не задеть правое плечо. Хотя раны болели, а пустой желудок громко напоминал о себе, Джереми мгновенно погрузился в сон.
      ...И нахмурился, ловя отголоски ускользающего сновидения. Там было что-то важное, что-то жизненно важное, но он никак не мог припомнить, что именно.
      Когда Джереми проснулся, стоял день. Не успев разомкнуть веки, Джереми почувствовал за пазухой теплый мешочек. Сокровище Сал до сих пор оставалось под рубашкой, но вот какая странность - оно стало как будто мягче и слегка изменило форму. Потому что когда Джереми во сне ворочался, то сперва ощущал острые углы этого предмета, а теперь он выровнялся.
      Раны напомнили о себе острой болью, как только юноша проснулся. И явно поднялась температура. Он помнил развитие болезни Сал, которая наверняка убила бы её, только нападающие успели раньше.
      Джереми полежал с открытыми глазами, сжимая в руке наследство Сал, но в голову приходили лишь какие-то неясные обрывки мыслей. Тогда он встал и огляделся. Близился полдень. От реки поднимался туман, рубашка и штаны промокли от росы, в воздухе похолодало. Каждое движение давалось с трудом.
      Прежде у Джереми не было времени, чтобы осмотреть раны. Теперь же он ощупал себя и убедился, что штаны и рубашка прорезаны насквозь, как и одежда Сал.
      Все знали, что Эрон впадал в более полноводную реку, а та, в свою очередь, текла несколько сот миль и вливалась в море. Джереми не помнил моря, помнил только свои детские представления о том, каким, по его мнению, оно должно быть.
      Он знал, ещё до встречи с Сал, что в устье реки есть гавань, куда приплывают большие корабли со всего мира. Рядом с портом находится крупный город, Пангур-Бан, в котором стоит высокий замок лорда Виктора. Этот правитель и содержит Академию. Прежде Джереми знать не знал об Академии, но часто мечтал увидеть море.
      Со временем туман над рекой начал развеиваться, словно солнце подарок Аполлона - растопило его. Джереми поднял голову и увидел густой шатер тонколистых ветвей старой ивы. За ним раскинулось небо, кое-где укрытое облаками...
      Парень медленно поднялся, не обращая внимания на боль, и принялся бродить вокруг, протирая глаза. "Эта часть моей жизни закончилась. Сал умерла", - думал он. Но почему-то его не оставляло чувство, что благодаря Сал он, Джереми Ред-торн, вернулся к жизни сам. У него есть дело. И это дело необходимо сделать, даже если на пути будет подстерегать смерть.
      Щуря близорукие глаза, Джереми пытался разглядеть, что находится по другую сторону реки. Он различил неровную зеленую полосу, которая, вероятно, означала деревья, но ничего больше не увидел. Напрягая слух, он наконец решил, что поблизости нет ни деревни, ни города, - он бы услышал шум, производимый людьми даже через реку. Но все было тихо. Потянув носом воздух, парень уловил лишь речные запахи. Никакого дыма - неизменного спутника людских поселений.
      Пройдясь вдоль берега туда-сюда, он обнаружил, что высадился на довольно крупный остров. В этом месте река разливалась значительно шире, чем возле села дяди Гумберта, увеличившись по крайней мере на один приток.
      В данную минуту небо было чистым, и ничто не предвещало опасности.
      Пустой желудок настоятельно требовал, чтобы первым делом Джереми позаботился о хлебе насущном. Парень с грустью вспоминал о рыбе, которая предназначалась Сал, но так ей и не досталась - после всех злоключений от рыбы остались лишь какие-то мокрые жалкие крохи. Джереми исследовал каноэ, впрочем, не особо надеясь на успех, но под передней скамьей обнаружился засохший ломоть хлеба. Видимо, от него время от времени отрывали кусочки для наживки. Джереми вмиг проглотил его и запил водой из реки. Стояло позднее лето, и в первом попавшемся лесу можно было поискать ягоды. А если повезет, то попадутся и грибы, Уже поспели дички, так что есть их можно смело, не боясь испортить желудок.
      Джереми излазил прибрежные ямы, заполненные водой, пытаясь изловить какую-нибудь неосторожную рыбу руками. На его памяти такое пару раз удавалось. У других. И все же это дело заняло его ум и руки - ведь поймай он рыбину, что стал бы делать с нею? Огня добыть негде, а голод ещё не настолько сильно донимает парня, чтобы съесть её сырой. Джереми слыхал, что черепахи съедобны и поймать их намного легче, а черепашьи яйца считаются деликатесом. Но вот где их искать?
      Джереми прикинул, что за ночь он проплыл примерно двадцать миль, то есть, как он полагал, половину того расстояния, которое способна преодолеть фурия за один перелет. Юноша отыскал более-менее укромный уголок и решил переждать до вечера. Он не знал, насколько хорошо фурии видят в темноте. Неизвестно также, охотятся ли эти крылатые твари и их хозяева за ним до сих пор. Но ведь прошедшей ночью они его не нашли, хотя он плыл по открытой воде.
      И если прятаться днем и сидеть тихо, а передвигаться только ночью, его не увидят не только враги, а и другие рыбаки и люди на берегах. И нельзя сбрасывать со счетов вероятность, что некоторые из тварей и людей, напавших на деревню дяди Гумберта, рыщут поблизости.
      Как будто он все продумал. И в глубине сознания нарастало непреодолимое желание сделать то, что он так долго оттягивал. А именно взглянуть на наследство Сал.
      Почему-то она так и не объяснила ему, что это такое. Конечно, это было и не важно, даже если это окажется бесценное сокровище или ненужный хлам, Джереми собирался обязательно доставить его профессору Александру или Маргарет Шаландон или погибнуть. Третьего не дано. И юноше казалось, что он имеет полное право взглянуть на свою ношу.
      Он полез за пазуху, чтобы убедиться, что таинственный груз до сих пор на месте. Пора взглянуть на эту тайну. И что здесь такого, если он узнает ее?
      Одно лишь беспокоило Джереми. Почему Сал, если её ноша была так важна, постоянно повторяла, что сама она недостойна? Недостойна чего?
      Глава 6
      С трудом отрешившись от мучительных ран и голода, Джереми сел на траву и достал кожаный мешочек, приготовившись как следует исследовать его содержимое. Тем более что не придется особо напрягать близорукие глаза при дневном освещении.
      Он распустил накрепко затянутые завязки сумочки. Достав единственный предмет, который помещался внутри, юноша повернул его на свет. Это оказалась часть вырезанного из коры или незнакомого камня лица, вероятно, отколовшаяся от скульптуры или маски.
      На краткое мгновение парню почудилось, что маска живая, - по её внутренней поверхности пробегали странные блики, словно солнечные зайчики по водной ряби. По толщине этот чудесный лик был не больше пальца. Джереми показалось, что он держит в руках бесконечно меняющееся... нечто... то ли чистую родниковую воду, то ли сам свет, если бывает свет, который не светит. Джереми так и не смог определить направление и скорость мерцающего потока. Повторяющиеся волны отражались от углов маски и возвращались к середине, нисколько не уменьшаясь.
      И, что было более странным, Джереми отчего-то показалось, что зрачок на единственном стеклянном глазу маски моментально потемнел, а сам глаз вперился в него и даже подмигнул. Юношу охватило чувство, что этот глаз был частью знакомого лица... Но тут глаз снова стал простым цветным стеклышком. А если честно, то вовсе не стеклышком. Не похож этот камень на стекло.
      Чего бы это ни стоило, он отнесет этот предмет профессору Александру из Академии. Или Маргарет Шаландон. Так мысленно Джереми повторил последнюю клятву, данную Сал.
      Отбросив волосы со лба, паренек принялся вертеть маску.
      В разных местах её толщина варьировалась от четверти до половины дюйма. От макушки до подбородка она была примерно четыре дюйма и семь слева направо. Равномерное и странное движение... внутри маски не утихало.
      Почему-то, с первого взгляда на это удивительное лицо, Джереми не сомневался, что оно мужское. Ни усов, ни бороды не было, так что объяснить, почему он так решил, Джереми не смог бы. Единственной частью лица, сразу притягивавшей взгляд, был глаз - левый, - сделанный из кусочка какого-то теплого, мягкого светящегося материала. Глаз был выпуклым, а зрачок темным. Ресниц как не бывало. В дюйме над верхним веком легким мазком была обозначена бровь. Более широкая линия снизу отмечала скулу. Каким был нос, сказать было трудно, поскольку маска была сломана сразу после внутреннего края глаза. Зато с другой стороны она тянулась почти до затылка, включая висок и левое ухо. Поверху, над виском осталась часть нарисованных кудрей, плотно прилегающих к голове.
      Вдоль всего мерцающего излома маска была довольно упругой, и Джереми вспомнил, что она принимала форму его тела и не давила в ребра. Юноша потрогал пальцем край, и тот покорно прогнулся. Как только он отнял палец, маска вернулась в прежнее состояние. Все свидетельствовало о том, что в его руках находится только часть, отломанная и срезанная с цельной маски или даже фигуры.
      И похоже, что это изображение бога. Джереми пришел к такому заключению потому, что люди чаще предпочитали изображать богов, чем себе подобных. Что это за бог, Джереми не знал, хотя почему-то твердо знал, что не Дионис и не Приап. Какой была цельная скульптура, сказать было нельзя, но парень подумал, что она была - должна была быть - прекрасной.
      Ну, богов трудно представить. По крайней мере, их портретов сохранилось немного. Неожиданно Джереми пришло в голову, что некоторым художникам боги могли явиться во плоти.
      Снова взъерошив непокорные кудри, он вертел маску перед носом, разглядывая все детали и недоумевая, чем же она так ценна. Сал готова была жизнь отдать только затем, чтобы эта вещь попала по назначению.
      На лице бога застыло слегка надменное выражение. И это ощущалось сразу, хотя от всего лица остался жалкий обломок, шестая или седьмая часть.
      Когда Джереми постучал костяшками пальцев по маске, в руке возникло удивительно приятное ощущение. И даже сильнее, чем просто приятное.
      Но довольно слабое и почти неуловимое. Странное покалывание. Наверняка эта вещь магическая. Настоящая магия, которая, как говорили, исчезла из этого мира.
      Ощущения в руке встревожили Джереми и даже напугали. Он сказал себе, что не сидеть же всю жизнь и пялиться на маску, положил её обратно в мешочек, а мешочек завязал и вернул за пазуху. Маска оставалась безжизненной, словно кусок кожи.
      Пора подумать о другом. Вот солнце подходит к зениту/появятся ли крылатые фурии, станут ли они обыскивать каждый островок и куст на побережье?
      Что ж, придется плыть только по ночам. Но можно сделать кое-что еще. Нужно изменить внешность, чтобы хоть чуток запутать преследователей. Джереми вынул нож Сал и срезал длинные локоны, оставив кудряшки длиной в два пальца. Орудовать ножом ему понравилось. Вот если бы у него была борода, таким острым лезвием её легко было бы сбрить. Увы, лицо Джереми было нежным и чистым, так что практиковаться было не на чем.
      Хотя лезвие было остро заточенным, кое-где на нем виднелись щербинки, а кончик был надломлен. Видимо, его часто пускали в ход. Еще там были темные следы, Джереми решил, что это засохшая кровь. Наверное, Сал отбивалась кинжалом от врагов - фурий или людей. Она никогда не рассказывала ему о сражениях, в которых побывала.
      Тут Джереми осенила новая идея. Он наклонился над водой, зачерпнул полную горсть речного ила и ляпнул себе на макушку, старательно размазывая грязь по волосам. Большая часть ила стекла по лицу, но кое-что осталось и на шевелюре и полностью скрыло её. Теперь фурии или рыбаки, которые будут искать рыжего мальчишку, издалека спокойно примут его за темноволосого, если вообще заметят. С макушки свесился извивающийся червяк. Джереми задумчиво выбросил его.
      Надежда на то, что раны, оставленные фурией, постепенно болеть перестанут, не оправдалась. Пришлось Джереми утешиться хотя бы тем, что жар как будто спал. Горящие порезы были расположены так, что видеть он их не мог, зато не один раз ощупал пальцами.
      На обеих штанинах красовались поперечные прорехи, куда угодили второй и третий удары хлыста. Джереми исследовал на ощупь вспухшие и воспаленные раны и остатки засохшей крови вокруг дыр на рубашке и штанах. Что ж, он прекрасно рассмотрел раны Сал и понимал, что ещё легко отделался. Перевязать было нечем, разве что оторвать полоски ткани от одежды. Но перевязка особо не помогла Сал.