- Вообще-то, - вмешался второй бандит, напустив на себя глубокомысленный вид, - мы и есть единственные боги, на которых ты можешь рассчитывать, старик. Ну, так в чем дело? Ты что, не узнал нас?
      Это заявление было встречено громким хохотом его товарищей, стоявших кружком возле старика.
      - Как бы то ни было, старик, сегодня тебя услышим только мы! Давай выкладывай свои мольбы - мы не против послушать...
      То, что сказал старик, и отдаленно не напоминало молитву, и кулак разбойника быстро заткнул ему рот.
      Тем временем Джереми все сильнее охватывало чувство какой-то отстраненности. Он понял теперь, что ошибался относительно Незваного Гостя, - чужеродная сила внутри его черепа пребывала вовсе не в праздности и бездействии. С ней что-то происходило, но Джереми не мог понять, что же именно. Однако что бы это ни было, оно вызвало у юноши неуверенность и растерянность, никак не связанную с теми ужасами, которые творились у него перед глазами. Кроме того, Джереми стал слышать какой-то странный, ни на что не похожий негромкий гул. Парень не понял, что это за звук. Он не мог даже определить, раздается ли этот звук внутри его головы или снаружи. Это было далекое, очень тихое, но неуклонно - хоть и медленно - нарастающее жужжание, многоголосое и монотонное одновременно. Казалось, это жужжание никогда не начиналось и конца ему тоже никогда не будет.
      Джереми закрыл глаза - не столько для того, чтобы не видеть кошмарных сцен разграбления деревни, а для того, чтобы разглядеть нечто иное - он сам не знал что. Перед его внутренним взором вереницей прошли образы всех богов, какие он когда-либо видел. По большей части это было собрание статуй и картин, среди которых он прогуливался, когда был в Академии.
      Джереми помнил, что Аполлон - по крайней мере то создание, под чьей скульптурой в музее Академии была табличка с этим именем, - звался также Алексикакосом, Отвращающим Зло.
      И снова, вот уже в который раз, Джереми подумал, что этой чужеродной штуковине в его мозгу совершенно нет дела до того, что может случиться с его собственным сознанием или телом - целиком или частями.
      Голоса испуганных поселян - мужчин, женщин, детей, - приглушенные крики, перемежающиеся всхлипываниями и отчаянными мольбами, смешались с тем, другим звуком, растворились в монотонном жужжании, так что Джереми больше не мог различить в общем шуме отдельные звуки.
      Взгляд Джереми намертво прикипел к грубой улыбающейся статуе, в его ушах звучали повторяющиеся взывания поселян к Аполлону. И снова он почувствовал внутри чужое присутствие, от которого невозможно было избавиться. Незваный Гость в его мозгу, какими бы небожественными ни были некоторые его проявления, - он был Аполлоном, или, по крайней мере, был тесно связан с ним - с той сущностью, которой люди дали это имя.
      И он, Джереми Редторн, сейчас носил в себе некую часть этой божественной сущности - что бы это ни значило.
      После того как кровавый разгул первых минут вторжения немного поутих и все слабые попытки сопротивления были безжалостно подавлены, но прежде чем разбойники взялись неспешно и лениво разграблять селение, им пришло в голову разместить ценных заложников в каком-нибудь безопасном месте и приставить к ним кого-нибудь из своих для охраны.
      - Мы не хотим, чтобы вас кто-нибудь случайно зашиб, - издевательски хохотнул бандит и ткнул Джереми кулаком под дых. - Негоже портить хороший товар. Опять же, нам не надо, чтоб вы позабыли, кто вы тут такие, - не хватало только, чтоб вы разбрелись по округе, пока за вами не приглядывают.
      Безопасное место оказалось передней комнатой в побеленном известкой домике местного старосты - через улицу от деревенской площади. Ни этот дом, ни прилегающие к нему разбойники ещё не подожгли.
      Но бандит, приставленный охранять ценных заложников, мог, конечно же, вскоре оставить свой важный пост...
      Разбойники принялись рыться в куче награбленного добра, которое они с такой легкостью отняли у жителей поселка. И тут один из бандитов, наверное, самый смышленый и наблюдательный, вдруг забеспокоился - из-за того, что селяне деревни Медовары оказались до такой степени беззащитными и беспомощными. Джереми слышал, как этот разбойник говорил своим товарищам:
      - Не могу понять...
      - Чего?
      - Не могу понять, в чем здесь штука - с этой деревней. Почему их давным-давно не разграбил кто-нибудь другой? Не может быть, чтоб в этой части света не водились другие отчаянные ребята вроде нас с вами!
      Другой разбойник только плечами пожал. Потом взял какую-то штуковину и разбил - просто для того, чтобы разбить.
      - Ну, может, у них есть защитник... Или был.
      - Но кто? Здесь нет ни одного флага.
      - Ну, может, это какое-то суеверие...
      И тут в одном из маленьких деревенских домиков кто-то закричал, призывая Аполлона, моля его божественной силой защитить деревню.
      - Прости, старый бог, но сейчас не твое время, - кто-то из бандитов осквернил алтарь Аполлона, походя швырнув туда кусок грязи.
      После такого надругательства над святыней тот разбойник, что почуял неладное, забеспокоился ещё сильнее.
      Джереми внезапно понял, что старик, который был в деревне за старосту, одновременно являлся и жрецом Аполлона. Похоже, старик до сих пор верил, что в этом - его истинное призвание. Да, это был тот самый старик. Разбойники снова набросились на него, сбили с ног. Удивительно, но старик сумел после этого подняться, и теперь, размазывая кровь по разбитому лицу, упорно шагал к скромному алтарю своего бога, воздвигнутому в центре деревенской площади, у небольшого водоема.
      Джерри почувствовал, что не может смотреть больше ни на что, кроме древнего алтаря. Центральная фигура святилища - статуя - вдруг засияла ослепительным белым светом, который Джереми видел левым глазом. Эта статуя не блистала особой красотой и тогда, когда была новой, но, безусловно, неведомый местный умелец вложил в создание этого шедевра все свое искусство. Грубоватая, некрасивая с самого начала, а теперь ещё и изрядно потрепанная временем, по размерам скульптура была чуть меньше человеческого роста. Зеленые виноградные лозы, пробиваясь к воде, оплели алтарь, скрыв под листвой дерево и камень, из которого было сложено старинное святилище. По сравнению с другими изображениями солнечного бога - теми, которые Джерри видел в Академии, - эта статуя казалась примитивной, грубой, тяжеловесной, ноги у этого Аполлона были вообще совершенно кошмарные - толстые, массивные. И все же Джереми откуда-то точно знал, что тогда, давным-давно, безвестный деревенский скульптор искренне старался - или старалась сделать статую привлекательной, отобразить в своем творении мужественную красоту Аполлона.
      Алексикакос, Отвращающий Зло.
      Джереми легко мог прочесть имена и молитвы на старинных табличках, написанные неразборчивыми каракулями на разных языках, он понимал древние надписи на стенах алтаря - которые были древними уже тогда, когда их впервые увидели прапрадеды нынешних стариков. Причем, что любопытно, половина слов на табличках была на языках, которых Джереми Редторн никогда в жизни не слышал. Однако сейчас он прекрасно понимал все, что там написано, - по крайней мере те части надписей, которые были не слишком заплетены виноградом.
      Новый главарь разбойников отличался редкостной самонадеянностью.
      - Да плевал я на всех этих богов! - заявил он.
      ...А мысли Джереми все вертелись вокруг святилища. Оно наверняка было гораздо древнее этого селения и уж точно появилось здесь задолго до того, как построили самые старые из нынешних домов. Джерри не мог понять, откуда он это знает, - просто святилище выглядело настолько древним...
      И постепенно, понемногу, где-то внутри его зародилось и окрепло глубокое спокойствие и уверенность. Джереми как никогда сильно ощутил свое единение с Аполлоном. Присутствие божественного Незваного Гостя в его сознании казалось сейчас настолько же реальным, как и само сознание.
      - Алексикакос, защити же нас!
      Своим необычным левым глазом Джереми видел, как грубая древняя статуя постепенно стала изменяться.
      Джерри чуть наклонил голову, прищурился от яркого света. Какая-то часть его сознания продолжала воспринимать плачевную реальность, - у парня сводило зубы от страха, туго перетянутые веревками руки и ноги мучительно болели. Но в глубине души Джереми слышал только звонкое, раскатистое гудение, которое становилось все громче и явственней. Неужто сам Аполлон явится во плоти на этой маленькой деревенской площади, поднимет серебряный лук и примется сеять стрелы мщения направо и налево, уничтожая мерзких святотатцев? При том состоянии духа, в котором сейчас пребывал Джереми, такая перспектива казалась ему вполне возможной.
      Тем временем разбойники продолжали издеваться над упрямым стариком. Они обступили его и, насмехаясь, смотрели, как бывший жрец ползает в пыли перед алтарем, стараясь подняться на ноги - но разгулявшиеся бандиты снова пинками свалили его на землю. Старик ещё дышал, но больше не пытался поднять голову.
      А Джереми словно впал в некий транс и перестал воспринимать реальные звуки. Он не слышал больше ни хриплого дыхания старика, ни смеха разбойников.
      На алтарь брызнула кровь. Левым ухом Джереми услышал, как горячие капли ударяются о камень святилища, - звук был тихий и мягкий, похожий на шелест легкого дождика. Эти жаркие капли упали почти неслышно и никак не могли бы заглушить голосов молящих, их вообще невозможно было бы услышать при таком шуме, - и все же падение нескольких капель крови, забрызгавшей алтарь, отдались в сознании Джереми неумолкающим грохотом, отдаленным и грозным.
      Этот грохот слился с негромким гудением, которое Джерри слышал и раньше, - оно и сейчас доносилось как будто откуда-то издалека. Больше никто из окружающих совершенно не обращал внимания на эти звуки, но в левом ухе Джереми этот тихий гул и жужжание звучали с каждым мгновением все отчетливей.
      Парень поднял голову и посмотрел на небо. Далеко на западе, у самого края горизонта, в небе появилось какое-то странное облако - такое прозрачное, что его почти не было видно, и все же достаточно плотное, чтобы затянуть солнце смутной тенью.
      Глава 21
      Разбойники отловили трех или четырех девушек и молодых женщин-селянок и оттащили в сравнительно просторное здание возле площади. Джереми и остальные ценные пленники, которых тоже препроводили сюда из соображений безопасности, слышали испуганные крики девушек, рыдания, мольбы и треск разрываемой одежды.
      Одну из девушек по каким-то соображениям выбрали первой, и четверо мужиков занялись ею - один целовал, прочие, похотливо посмеиваясь, лапали девушку, шарили жадными руками у неё под одеждой.
      Какой-то паренек из деревни, у которого, как видно, имелся к этой девушке личный интерес, подбежал к окну и, стоя там, надрывно кричал:
      - Фран! Фран!
      Юноша пытался протестовать, он хотел хоть как-нибудь помешать тому, что делали с его девушкой, - но, когда один из бандитов свирепо взглянул на парня и поднял оружие, паренек сразу же замолчал. Он отвернулся от окна и закрыл лицо руками, а потом и вовсе убежал куда-то по улице.
      Его девушка дико закричала, когда главарь бандитов и двое его подручных силой развели ей ноги в стороны. Снова раздался треск рвущейся ткани, - с девушки сдирали одежду. Девушка кричала и отчаянно вырывалась. Один из бандитов несколько раз крепко ударил её, чтобы попритихла.
      Другой разбойник притащил горшок с медом, найденный на кухне в задней части дома, и принялся поливать тягучей золотистой гущей обнаженное тело девушки, а его приятели крепко держали несчастную жертву за руки и за ноги. Эта выдумка с медом здорово позабавила разгулявшуюся компанию, бандиты весело заржали.
      Арнобий, которого разбойники усадили рядом с Джереми и Ферранте на лавки, подался вперед, насколько позволяли туго стянутые веревками руки, и изливал на бандитов неиссякающие потоки проклятий. Он ругался громко и яростно, в полный голос - но разбойники не обращали на его проклятия ни малейшего внимания. Главарь банды справил свое грязное дело, и теперь на девушку по очереди, один за другим, наваливались остальные разбойники.
      А тем временем тот странный звук, который уже давно звенел в голове Джереми, продолжал непрерывно нарастать, постепенно становясь все громче и громче. Для Джереми это непонятное гудение было гораздо более реальным, чем то ужасное отвратительное действо, что происходило прямо у него перед глазами. Прошло ещё две или три минуты, и гудение стало настолько громким, что, несмотря на крики и хохот, его расслышали и другие. Бандиты один за другим поднимали головы, прислушивались и удивленно осматривались по сторонам, не понимая, откуда идет звук. Гудение было ещё не слишком громким - пока, - но звук неуклонно нарастал, разбухал, наливался мощью, наполняя собой все пространство. И было в этом звуке что-то такое пронзительное, что даже насильники отвлеклись от своего занятия и замерли, настороженно прислушиваясь.
      Джереми почти не замечал тех непотребств, что творились у него перед глазами. Не замечал он и мучительной ноющей боли в ободранном колене и бедре - памятных метках, оставшихся после его попытки сбежать от Смерти. Не замечал боли от впившихся в тело веревок, туго стягивающих руки и ноги. Джереми сидел там, куда его бросили разбойники, вместе с такими же пленниками, как и он сам, разделяя их вынужденное бездействие. Связанные руки он держал на весу перед собой, глаза его были полузакрыты. Здесь, под крышей дома, не было прямых солнечных лучей - если бы Джерри захотел развести огонь, ему пришлось бы использовать только рассеянный свет, проникающий сквозь окна. Чтобы пережечь веревки, стягивающие руки, надо было бы здорово повозиться. Но, по правде говоря, Джереми и не думал этого делать.
      Божественный Незваный Гость давал ему ясные и четкие указания, хотя они и не были облечены в слова. Без слов, но удивительно доходчиво он убедил Джереми, что не стоит беспокоиться о веревках, - по крайней мере прямо сейчас. Потому что как раз сейчас его сознание будет занято совершенно другим, - Джереми придется до предела напрячь все силы, всю волю, чтобы сотворить нечто гораздо более значительное. Чтобы справиться с этим, юноша должен полностью сосредоточиться, не отвлекаясь ни на какие мелочи.
      Стараясь исполнить предназначенное, Джереми охотно позволил Незваному Гостю полностью занять свое сознание, потому что видел, хотя и смутно, чем в конце концов все это должно завершиться.
      Такого не бывало все эти дни и недели, когда Джереми постепенно привыкал к Незваному Гостю. И потому парня более чем ошеломило пришедшее сейчас осознание его всепоглощающего, всепрони-кающего присутствия. Джереми отчетливо ощутил, насколько полно овладел им Захватчик, насколько тот слился с его сознанием, - это ощущение одержимости запросто могло поколебать ясность человеческого рассудка. Однако на самом деле рассудок Джереми даже укрепился от этого чувства разделенности сознания.
      И кроме того, Джереми начал догадываться, что, возможно, Незваный Гость в силу естественных ограничений просто не в состоянии полностью овладеть его сознанием, не способен им управлять.
      Постепенно, и далеко не сразу, паренек начал понимать, что за деяние ему предназначено и каким образом его сознание сможет с этим справиться. Ему пришлось примириться с полным отсутствием каких-либо словесных объяснений - но теперь парню хватало и внутренней уверенности, убежденности в том, что он справится. Он должен был чудовищным усилием воли сокрушить врагов - своих врагов и врагов бога, пребывающего в его сознании. Он, Джереми Редторн, был необходим богу, - он был помощником и напарником. Некоторые, особенные, части его сознания, о существовании и возможностях которых парень ещё недавно даже не подозревал, теперь позаимствовал Незваный Гость, видоизменил их - и начал использовать.
      И по мере того, как Захватчик обустраивался в его сознании, Джереми стал несколько по-иному - не так, как раньше, - осознавать себя. Представление о себе как о Джереми Редторне сделалось каким-то неясным, расплывчатым.
      Джереми Редторн и Незваный Гость, Незваный Гость и Джереми Редторн - и не иначе!
      Они оба помещались в голове одного человека, и границы между ними были весьма условными, - однако юноше не казалось, что кто-то из этих двоих борется с другим за господство. С самого начала совместного существования человек и божество ни разу не вступали в открытое противоборство. А теперь они сражались на одной стороне, плечом к плечу, внутри одного и того же тела - хотя и каждый по-своему.
      Медленно, поначалу с заметным трудом, Джереми Редторн начал лучше постигать то, что должно быть сделано. Сперва осознавал только необходимые действия, теперь - и результат, который должен быть достигнут.
      Джерри был настолько сосредоточен на деянии, что ему предстояло свершить, что абсолютно не обращал внимания на те мерзости и ужасы, что творились совсем рядом - буквально перед самой лавкой, на которой он сидел. Он не отворачивал головы от непрерывно кричащей девушки и её мучителей, не отводил взгляда от похрюкивающего мужика, увлеченно насилующего несчастную жертву. Звуки, которые издавали бедная девушка и её насильники, доносились до Джереми как будто откуда-то издалека. Паренек вообще почти не осознавал всего того, что происходило в доме или на пыльной деревенской площади перед домом, залитой ясным солнечным светом.
      Джерри не знал и того, что разбойники себе на потеху подожгли один из домов чуть дальше по улице и теперь хохотали над бедолагами-хозяевами, которые безуспешно пытались залить пожар водой из колодца. Двое бандитов шутки ради предложили хозяину помочь - а потом, весело вопя и хохоча, опрокинули полные ведра ему на голову, вместо того, чтобы гасить пылающий дом.
      Сейчас сознание Джереми служило источником энергии - грубой, примитивной психической силы, питающей волю и устремления Захватчика. А его устремления не были непосредственно связаны с тем, что происходило в деревне. Слитая воедино воля Джереми и Захватчика была направлена на нечто, расположенное довольно далеко от того дома, в котором находилось их общее тело. Оба были заняты чрезвычайно важным и спешным делом - они искали и призывали, они прочесывали цветущие поля и луга в поисках того, в чем отчаянно нуждались. Чтобы отыскать это, им пришлось растечься по воздуху надо всеми полями и лесами примерно на милю вокруг деревни. Им надо было собрать жизненную силу, соединить вместе и накопить необходимую мощь.
      Однако прежде чем эта великая задача была выполнена, на первый план выдвинулось ещё одно крайне важное дело. Большая часть сознания Джереми Редторна снова медленно поплыла обратно к деревне, вернулась в его тело, брошенное на лавку, связанное, но невредимое.
      По узкой пыльной улочке возле дома, в котором сидел Джереми, как будто без определенной цели бродили поселяне. И всякий раз, когда кто-либо из жителей деревушки показывался в окне, Джерри пристально вглядывался в лицо проходящего - будь то мужчина, женщина или ребенок. Парень знал, что взглядом своего левого глаза он способен оставить на людях невидимую метку, - и Джереми метил каждого из них Оком Аполлона, отмечал тех, кому суждено спастись. Не забыл он и о своих товарищах-заложниках, - чуть повернув голову, Джерри отметил взглядом божественного Ока каждого пленника бандитов. Он даровал спасение и той несчастной девушке, которую терзали разбойники, - ему очень хотелось ей помочь. Джереми ничего не мог поделать с тем надругательством, которое творили над нею бандиты, - но зато у него достало сил уберечь её от гораздо более ужасных мучений.
      Эти метки были не видимы глазам обыкновенных людей - их видел один только левый глаз Джереми Редторна, только тот Глаз, который отмечал людей этой печатью. Но в том, чтобы люди их видели, и не было никакой необходимости, - когда придет время и понадобятся эти знаки, их безошибочно заметят нечеловеческие органы зрения тех, для кого они предназначались.
      Поддавшись внезапному порыву, Джереми повернул голову и отметил знаком Аполлона ещё одну девушку - её звали Кати, она лежала на полу, связанная, и рыдала, со страхом ожидая, когда насильники оставят свою нынешнюю жертву и примутся за нее. Джереми тихим и спокойным голосом сказал девушке:
      - Не бойся, я спасу тебя.
      Как ни странно, она его услышала и повернула к парню удивленное лицо, мокрое от слез.
      Какой-то разбойник, который стоял здесь же, неподалеку, и ожидал своей очереди примоститься между ног у первой девушки, тоже расслышал слова Джереми и, похоже, не знал теперь, что делать, - то ли рассмеяться, то ли рассердиться. Разбойник повернулся и поглядел на парня. Густые черные усы на его красной роже нервно подергивались от волнения.
      - Эй ты! Думаешь, у тебя получится уберечь эту маленькую сучонку?
      - Не от вас, - отстраненно ответил Джереми.
      - Тогда от чего же?
      - Вы не успеете причинить ей вред.
      - Что-о-о?! - Я спасу её от того, что идет сюда, - от беды, которая обрушится на вас. Хотя, наверное, ей эта беда и так не страшна, - парень говорил медленно, отрешенно, потому что в это время большая часть его сознания все ещё витала совсем в другом месте - примерно в миле отсюда, в полях за окраиной деревни.
      Усатый разбойник разинул рот от удивления и нахмурил лоб - он никак не мог сообразить, в чем тут подвох.
      Джереми, приняв во внимание полную беззащитность и уязвимость своего собственного тела, внезапно понял, что проявляет недостаточно рвения в исполнении второй из своих важных задач, - если он останется внутри этого дома, все жители поселка просто не успеют попасться ему на глаза.
      В следующее мгновение парень вскочил на ноги. Ферранте тотчас же принялся извиваться всем телом, стараясь освободиться от пут. Бандит, которого приставили охранять заложников, в это время как раз был занят, он удерживал Арнобия, который, кипя от безысходной ярости, так рьяно дергал связанными руками, что, казалось, веревки вот-вот лопнут. Поэтому внезапное порывистое движение Джереми оказалось для охранника полной неожиданностью.
      Не задерживаясь ни на миг, юноша попрыгал к выходу из дома. Ноги его все ещё были крепко связаны, он спотыкался, едва не падал - но все же сумел выбраться на прилегающую к дому деревенскую площадь. Там парень остановился и попытался сосредоточить вгляд своего левого глаза поочередно на каждом жителе деревни - хотя бы на кратчайший миг, - только чтобы успеть увидеть их всех, не пропустить ни одного. С этого места он и в самом деле мог окинуть взором всех до единого поселян - о боги, только бы никого не упустить! При каждом таком взгляде его левый глаз словно испускал тонкий, невидимый лучик и оставлял на человеке несмываемую метку. Метку, не видимую для человеческого глаза, зато...
      Джереми весьма приблизительно представлял себе, для чего именно нужно отметить всех поселян знаком Аполлона. Однако парень нисколько не сомневался, что это должно быть сделано. Незваный Гость безмолвно повелел сделать это, и Джерри знал - так надо.
      С другой стороны площади, от древнего святилища, донесся вопль. Избитый бандитами старик-жрец собрался с силами и сумел ещё раз выкрикнуть слова молитвы:
      - Алексикакос, защити же нас!
      Джереми всего несколько секунд стоял, пошатываясь, на деревенской площади, стараясь отметить взглядом всех до единого жителей деревушки, - а потом из дома выскочил охранник, который за это время успел управиться с Арнобием и утихомирить разбушевавшегося Ферранте. Бандит заорал на Джереми, схватил его за ворот и потащил обратно в дом.
      Но разбойник не успел дотащить своего пленника и до двери - он вдруг ослабил хватку, и паренек со связанными ногами, споткнувшись, повалился на пыльную землю.
      Все это время гулкое гудение неотвратимо нарастало, становилось все громче и громче. Теперь оно слышалось уже совершенно отчетливо - такое же настоящее и ощутимое, как удар кулаком.
      Охранник, который возился с Джереми, услышал это гудение только сейчас - как и остальные разбойники, что разбрелись по всей деревне. И тут бандиты вдруг поняли, что им придется разбираться с более крупными неприятностями, чем несколько неугомонных пленников.
      Странный жужжащий звук сделался уже настолько громким и заметным, что Джереми окончательно убедился - это гудение действительно реально и раздается оно не только у него в голове. Все люди вокруг - и бандиты, и несчастные поселяне - вертели головами и оглядывались по сторонам с одинаково удивленным выражением на лицах.
      "Если у тебя тонкий слух - ты можешь услышать гудение пчелиного роя с расстояния около полумили"... В его памяти непонятно, откуда вдруг всплыли эти слова - хотя в собственных воспоминаниях Джереми Редторна ничего подобного быть не могло.
      И вот в самом деле показался огромный рой насекомых, такой густой и плотный, что отбрасывал в солнечных лучах темную тень - эта тень, неопределенной и все время меняющейся формы, быстро скользила по земле по мере того, как пчелиный рой приближался к деревне.
      Джереми Редторн никогда прежде не видел ничего подобного, и он чувствовал, что прошло очень и очень много времени с тех пор, когда такое видел его Незваный Гость. В полете каждый рой гигантских пчел производил хорошо узнаваемое громкое гудение, а жужжание целой тучи насекомых из собравшихся вместе нескольких роев больше походило на низкие, рокочущие раскаты грома.
      Любой, кто когда-либо имел дело с пчелами, без труда мог бы определить по звуку, разозлен ли поднявшийся в воздух рой или просто перелетает с одного места на другое.
      Одно из насекомых опустилось совсем близко от Джереми - на основание древнего деревенского святилища. Левым глазом - Оком Аполлона - Джереми видел, что маленькое тельце этого живого создания ярко светится от переполняющего его огня жизни.
      Некоторые пчелы, дававшие особый мед жителям этой деревни, были размером в половину ладони взрослого мужчины, - они были, по легенде, выведены легендарным древним народом более тысячелетия тому назад. Прочие шестиногие "медовары" были вполовину меньше этих гигантов, - но и они тоже производили впечатление своими размерами и были вооружены страшными ядовитыми жалами. Крылья удивительных насекомых мелькали в воздухе, сливаясь в сплошное размытое пятно, - они двигались слишком быстро, и правый глаз Джереми не успевал ничего разглядеть. Однако его левый глаз, который воспринимал ту же картину, способен был различить каждое движение чудесных крыльев. Казалось, ничто в природе не может двигаться так же быстро, как эти хрупкие полупрозрачные крылышки.
      Если бы Джереми смотрел на первую пчелу-разведчика, отделившуюся от роя, только правым, обычным человеческим глазом, он легко мог бы ошибиться и принять насекомое за птичку колибри. Но его левый глаз прекрасно видел, что это на самом деле, - так что ошибиться было невозможно.
      Разозленное насекомое опустилось на шею ближайшего разбойника. Огромная пчела ухватилась цепкими лапками за кожу, изогнула толстое мохнатое брюшко и сделала то, в чем пчелы всегда были известными мастерами.
      Большой рой разъяренных пчёл, исходящих слепой злостью, способен нанести сокрушительное поражение любой человеческой армии. Всякая армия, которая осмелится противостоять озлобленным насекомым, обречена понести огромные потери. Конечно, от пчелиных укусов можно защититься особой одеждой - да только в обычных воинских доспехах бывает столько щелей и просветов, что они оказываются совершенно бесполезными против маленьких крылатых солдат.
      И вот огромный пчелиный рой опустился на деревню, и тысячи тысяч разъяренных до предела насекомых накинулись на всех, кто не был отмечен знаком Аполлона. Джереми оглядывался по сторонам и думал о том, что ни один из жителей деревни не должен пострадать от беспощадных пчелиных жал.
      Разбойник, стоявший возле Джереми, вдруг страшно закричал и принялся неистово размахивать руками.
      Трое насильников, которые измывались над несчастной девушкой по имени Фран, внезапно оставили свое грязное занятие - им вдруг понадобились все конечности для совсем другого дела. Бедная девушка скорчилась на полу и постаралась отползти в сторонку, пытаясь прикрыть наготу остатками изорванной одежды. Однако её пчелы не тронули. Те рваные лохмотья, которыми она прикрывалась, вряд ли могли хоть сколько-нибудь помешать атакующим пчелам, - но ни единое насекомое не опустилось на нагую девушку, так что ей не было нужды защищать тело жалкими обрывками ткани.
      Зато те трое разбойников, которые только что так рьяно надругались над девушкой, проявляли теперь гораздо большую активность, хотя и в совершенно ином направлении, и издавали гораздо более громкие звуки, в которых было ещё меньше человеческого. Один из насильников, скинувший штаны перед потехой, был теперь обернут ниже пояса живым, жужжащим и шевелящимся, коричнево-голубым покрывалом. Дико вопя, обезумевший от боли бандит выскочил из дома через окно. Двое других выбежали через дверь. Они лихорадочно размахивали руками, дико подпрыгивали и подергивали ногами, извивались всем телом, словно припадочные, в каком-то бессмысленном танце, скребли себя ногтями, хлопали ладонями по телу, безуспешно пытаясь отбиться от гудящего и жужжащего, мучительно жалящего клубка из быстро мелькающих прозрачных крыльев, мохнатых коричневых телец, острых ядовитых жал. Те разбойники, которые ещё способны были стоять на ногах, пытались убежать, да только они не знали, куда бежать, потому что глаза на изжаленных пчелами лицах уже ничего не видели. Голова одного из разбойников полностью скрылась под плотной шевелящейся волной злобно жужжащих, разъяренных пчел. Потом пчелы разлетелись, и снова показалось то, что некогда было лицом неузнаваемо изуродованное, - какая-то бесформенная малиново-белая маска со слюнявой щелью вместо рта, распухшая, бугристая и отдаленно не напоминающая часть человеческого, тела.
      Жужжание и гудение пчелиного роя оглушало.
      Крики и вопли изжаленных людей тонули в этом всепоглощающем гудении.
      Все прочие бандиты были примерно в таком же плачевном состоянии каждому негодяю досталось сполна. Правда, некоторые схватились за оружие но их мечи, боевые топоры и короткие копья мелькали в воздухе, не причиняя совершенно никакого вреда маленьким и вертким нападающим.