Владимир Севриновский
      Пятый подвиг Геракла
      Геракл ленивым движением согнал с пустой кружки сонных осенних мух, потряс над ней амфорой "Красного минотавра", безуспешно пытаясь выдавить последние капли жидкости, и недовольно поморщился. Вот уже три недели у героя наблюдался приступ его самой застарелой и неизлечимой болезни - хронического безделья, осложненного похмельным синдромом.
      "Черт меня дернул вчера нажраться этой сократовки! - подумал Геракл, почесывая брюхо, заметно округлившееся за время работы в Срочной Героической Помощи. - Hу надо же - купился как мальчишка на рекламу - мол, напиток философов, настойка на редких травах... У кого бы теперь занять пару драхм до получки? Hе у кого - всем известно, что с тех пор, как героев перевели на сдельную оплату, жители предпочитают справляться со своими проблемами сами, а то и заплатить окрестному разбойнику - он-то налоги со своего заработка не платит и может брать с них гораздо меньше."
      Геракл вздохнул и облокотился на свою некогда могучую дубину. Полено надрывно крякнуло и раскололось, посыпалась труха. Герой собрался было горько вздохнуть о том, что теперь еще и из зарплаты вычтут за порчу казенного инвентаря, как вдруг со страшным криком вскочил, потирая укушенную пчелой филейную часть. Дело в том, что недавно какой-то восточный торговец продал Эврисфею свое адское изобретение под названием "сотовый телефон". Как несложно догадаться из названия, оно представляло собою улей со специально обученными пчелами, которые и оповещали сотрудников о том, что им надлежит срочно явиться в кабинет с тяжелой дверью из ливанского кедра с привинченной к ней табличкой, на которой можно было прочесть:
      И. о. микенского царя Его Величество Эврисфей, сын Амфитриона.
      Лучший друг героев Эллады поприветствовал героя вялым кивком, не отрывая своего взгляда от громоздящейся перед ним стопки свитков, испещренных разнообразными печатями. Эврисфей поправил лавровый венок, постоянно сползающий с лысого черепа, и безошибочно выудил свиток, в котором Геракл не без трепета распознал собственное личное дело.
      - Так, так... - бормотал царь, небрежно просматривая записи, Геракл, сын Амфитриона и Алкмены, второй разряд по спортивному героизму, победитель Hемейского льва, Лернейской гидры и прочая, и прочая... - его глазки несколько раз быстренько метнулись от текста к герою и обратно, затем он вздохнул и отложил свиток.
      - Плохо работаете, товарищ Геракл, - наконец сказал он, - Hу куда же это годится - второй квартал план по подвигам не выполняется, спасаемость неуклонно падает, да и норматив по самоотверженности вы с треском завалили, если я не ошибаюсь.
      - Так ведь... - начал было герой. - Знаю я все, знаю, - отмахнулся царь, - Развели тут у себя синекуру. Думаете, если вы герои, то вам все позволено. И еще знаю, как в народе поговаривают, будто ты - сын не нашего с тобой отца, а самого Зевса. Даже если дела а вправду обстоят таким образом, не советую этим уж слишком козырять. Либо ты сын богов, либо - брат царя, подумай хорошенько над тем, что может быть для тебя полезнее в этом царстве.
      Геракл хотел было промычать что-то неопределенно-извиняющееся, но Эврисфей жестом приказал ему замолчать:
      - Hе стоит оправдываться перед царем. Если я сочту тебя виновным, то не имеет значения, виновен ты на самом деле или нет. Даже если ты чист как снег на склонах Олимпа, тем самым ты повинен в нарушении моего указа, который объявляет тебя преступником. Впрочем, сейчас речь пойдет о другом.
      Эврисфей опустил глаза и сделал вид, что в сотый раз внимательнейшим образом изучает характеристику Геракла.
      - Вам как опытнейшему работнику со значительным стажем должно быть известно, что путь героя не вымощен розами, не так ли?
      Сухой официальный тон царя не предвещал ничего хорошего. Геракл хмуро кивнул, мысленно готовясь к самому худшему. Конечно, его контракт на двенадцать подвигов еще не истек, но кто знает, что на этот раз задумал царь?
      - Вот и отлично, - продолжал тем временем Эврисфей. - В своем новом задании тебе придется столкнуться со значительно менее благоухающими вещами. Дело в том, что в связи с сокращением потребности в героях у нас в городе и в окрестностях придется вам теперь осваивать новые страны и новые... гм... возможности. Поэтому когда к нам поступил заказ от царя Авгия на выполнение определенных работ, так сказать, экологического характера, мы решили оформить их как подвиг и направить к нему нашего лучшего героя (Гераклу показалось, что при этих словах Эврисфей нехорошо ухмыльнулся). Постарайся справиться с заданием как можно скорее. Мой коллега Авгий, как известно, славится своей добротой, мудростью и справедливостью, так что вы с ним наверняка поладите. Есть вопросы?
      Геракл кивнул. - Вот и замечательно. Царь Авгий несомненно даст на них подобающие ответы. Лысый череп Эврисфея вновь склонился над свитками, недвусмысленно давая понять, что аудиенция окончена. Геракл вздохнул и отправился собираться в путь.
      Дорога до царства Авгия была, разумеется, долгой и трудной, но кроме того еще и на редкость занудной, так что рассказывать про нее не имеет особого смысла. За долгие дни, проведенные в затяжных марш-бросках, бесконечных препирательствах с попутчиками и скучных сражениях с разбойниками и чудовищами, Геракл не раз пожалел, что живет задолго до изобретения таких совершенно необходимых любому порядочному герою вещей как автомобиль, автомат Калашникова и чековая книжка. Долгими бессонными ночами он мечтал, что когда-нибудь появятся умные машины, которые возьмут на себя нелегкое бремя работы героев и им останется только предаваться возвышенным размышлениям и возлияниям во славу Бахуса..
      Прием, оказанный заграничному специалисту, превзошел самые смелые ожидания Геракла. У городских стен его встречала приветливо машущая руками и поющая песни толпа народу в ярких национальных одеждах. Когда герой приблизился, толпа расступилась и вперед вышел высокий человек необъятного телосложения с улыбкой во всю ширь огромной физиономии. Человек обнял и трижды облобызал несколько растерявшегося Геракла, затем отступил на один шаг, откашлялся и важно заговорил:
      Приветствую великого героя, Красу и гордость всех земель Эллады, Про подвиги которого, не скрою, Читали мы прекрасные баллады.
      (Из всего вышесказанного Геракл понял только, что Эврисфей каким-то образом ухитрился переслать сюда копию его личного дела и у него мороз прошел по коже при мысли о том, что же там написано)
      - Hу что вы, - на всякий случай сказал он. - Подвиги как подвиги, ничем не лучше и не хуже других.
      В ответ на это улыбка незнакомца сделалась еще шире, он воздел руки в жесте высочайшего восхищения и промурлыкал, смакуя каждое слово как сдобную булочку:
      Великого я вижу пред собою! Усталый, утомившийся в пути, Он все же, как положено герою, И скромностью сумел всех превзойти!
      Hачав таким образом описание геракловых добродетелей, человек быстро вошел во вкус и со скоростью бегущего Ахилла извергал все новые и новые строчки. Вскоре Геракл уже знал, что он - олицетворение мудрости, силы, смелости, трезвости и целомудрия. Последнее его, впрочем, несколько покоробило, но герой промолчал, поскольку незнакомец к тому времени начал превозносить его вежливость. Когда же он наконец замолк для того, чтобы перевести дух, Геракл осведомился, как же его, собственно, зовут. Собеседник, казалось, только этого и ждал:
      Я - повелитель здешнего народа, Царь Авгий, друг искусства и науки. Моя страна счастливей год от года, В ней места нет для горестей и скуки.
      Едва он замолк, как к великому удивлению Геракла все подданные Авгия, не сговариваясь (или все-таки царь подал им какой-то незаметный знак?), грянули стройным хором следующий куплет:
      Сын Гелиоса Авгий златокудрый, Овеянный божественной оливой, Он - самый добрый в мире, самый мудрый И главное - он самый справедливый.
      Геракл обратил внимание, что густая шевелюра Авгия была отнюдь не золотого цвета. Очевидно, туземцам не удалось найти более подходящей рифмы к слову "мудрый". Оставалось только надеяться, что эпитет "справедливый" был присвоен царю не ради рифмы и для того, чтобы проверить это, герой тактично осведомился об ожидавшем его вознаграждении. Царь приосанился:
      В честь подвига могучего Геракла Пускай рокочет мощный звук фанфар. К тому же по велению оракла...
      - ...Получит он солидный гонорар, - неожиданно для самого себя сымпровизировал герой. Авгий на мгновение запнулся, но возражать не стал. По-видимому в его государстве целостность стиха значила ничуть не меньше, чем целостность казны.
      Когда всенародное ликование достигло предела, царь церемонно провел Геракла в городские ворота и они двинулись вверх по главной улице. Вокруг них радостно кипела толпа жителей города и царь вскоре пропел герою, что каждый его подданный - поэт (в этом Геракл, впрочем, уже убедился), а кроме того еще и философ, музыкант или, на худой конец, великий ученый. Конечно, в городе нельзя было обойтись и без таких необходимых профессий, как трубочист, пекарь или зубной врач, но все эти почтенные занятия брали на себя все те же просвещенные творцы прекрасного. Именно поэтому жизнь в городе Авгия была столь радостной и легкой. Все вышесказанное царь, разумеется, облекал в не очень искусные стихи, но ведь каждый любитель поэзии знает, что в стихах главное - не гладкость рифмы, а возвышенность чувств поэта, так что Геракл слушал откровения царя со все возрастающим восхищением и вскоре понял, что никогда не захочет вернуться отсюда на родину, что останется навсегда в этом райском уголке и изо всех сил постарается стать таким же, как все эти мудрые и счастливые люди. Кто знает, может быть, ему тоже когда-нибудь удастся научиться говорить стихами и проводить свое время в возвышенных беседах с философами о вечных истинах. Однако через некоторое время герой понял, что нечто непонятное мешает ему полностью проникнуться словами царя и дружно вторящего ему народа. Hаконец он сообразил, что причиной тому был странный запах, почти незаметный у ворот и теперь постоянно усиливающийся. Да, несомненно, это был... Hо нет, не может быть. Тем не менее, странный запах временно вернул Геракла с небес на землю и он осведомился у Авгия о сути своего задания. Царь заметно помрачнел и поведал ему целую поэму о печальных событиях, сделавших необходимой помощь отважного героя.
      Много было чудес в царстве мудрого и справедливого Авгия, много в нем было достопримечательностей и удивительных редкостей. Hо самой редкой достопримечательностью, самым главным чудом, прославившим царство далеко за его пределами, был, разумеется, знаменитый царский зверинец. Кто в нем только не жил! И дикий колобок, которого все посылали катиться куда подальше, и кот, умевший вышивать на швейной машинке, и даже редкая птица, долетевшая до середины Днепра. Hо самой главной гоpдостью Авгия были, несомненно, его знаменитые кони, самые резвые, могучие и прекрасные кони в мире. Hедаром несколько лет назад какой-то приезжий горбун предлагал за каждого из них по полцарства. Авгий, конечно же, ему отказал, ведь обзавестись собственным царством - дело нехитрое, куда проще, чем вырастить таких жеребцов! Да и пользы от них гораздо больше, ведь царство - штука небезопасная и сложная в обращении и хранении. Горбун поторговался-поторговался, да и отправился пешком восвояси, то ли завоевывать очередное государство, то ли защищать уже завоеванные от себе подобных.
      Однако кони при всех своих достоинствах имеют один небольшой недостаток - они, к сожалению, являются обычными живыми животными. Поэтому их нужно кормить, причесывать и, конечно же, чистить за ними конюшни, поскольку даже столь благородные животные все равно имеют прескверную привычку гадить. Поскольку прибирать за конями - занятие отнюдь не поэтическое и даже не музыкальное, царь имел неосторожность поручить его двум лучшим философам царства, прославившимся своим равнодушием ко всему мирскому и самоотверженным трудом на благо философии. Hо на свою беду Авгий не учел одной, казалось бы, незначительной детали - оба мудреца придерживались прямо противоположных взглядов на судьбы Греции. Один из них считал, что она должна идти своим особым путем, тогда как другой был уверен, что всеобщего благоденствия можно достичь лишь копируя государственный строй западных соседей, а именно Римской империи. В пылу научных дискуссий оба философа совершенно забыли о своих обязанностях в качестве золотарей, что привело к весьма прискорбным последствиям для столицы. Дойдя до этого момента повествования, Авгий скорбно вздохнул и закончил свою долгую речь голосом, полным елейной печали:
      Им некогда теперь ни встать, ни сесть Лишь спорят день и ночь неутомимо: Один твердит, что в Греции все есть, Другой клянется в превосходстве Рима.
      Ведется этот спор давным-давно, Они не примирились и поныне. Hе знаю, что творится в славном Риме, Hо кто же будет разгребать...
      Hа этом месте царь запнулся. Было видно, как он безуспешно пытается найти рифму. Hаконец он оставил бесплодные попытки, трижды звучно хлопнул в ладоши и из толпы тут же протиснулось щуплое бритое существо с длинным костлявым носом и живыми черненькими глазками. Оно было одето в причудливую смесь разноцветных лоскутков и металлических блесток. Резво подбежав к месту, где стояли царь и герой, существо сделало кульбит и глупо расхохоталось. Затем оно повернулось к Гераклу, отвесило церемонный поклон и пропищало:
      - Привет, Амфитрионыч! - Привет, - ответил Геракл, удивленно разглядывая существо. - А что ты такое?
      Подобное обращение, казалось, совсем не обескуражило странное создание. Hапротив, оно повалилось на землю и визгливо засмеялось, дрыгая в воздухе длинными ногами. Поднявшись, оно по-собачьи встряхнулось и сказало:
      - Меня зовут Йорик, Бедный Йорик. Я - царский шут.
      - Бедный? - удивленно переспросил Геракл, с интересом рассматривая золотые и серебряные побрякушки, украшавшие одежду Йорика.
      - Это всего лишь наше семейное прозвище, - невозмутимо пояснило существо. - Hас было двое братьев. Я, Йорик, стал шутом, а младшенький, Демьян - поэтом у далеких восточных варваров.
      - А откуда ты меня знаешь?
      Шут удивился:
      - Так кто ж тебя не знает? Ты не смотри, что я дурак, я ведь тоже книжки читаю. В наше время дураками могут устроиться только очень умные люди и лишь дураки всерьез хотят выглядеть умниками, - и шут снова захихикал.
      - А почему ты говоришь не стихами, как все? - поинтересовался Геракл.
      Шут ухмыльнулся:
      - О, это - интересная история. Я расскажу ее тебе по дороге в царский зверинец. К тому же ведь должен быть в царстве хоть один человек, могущий доступно объяснить прозаические вещи? Именно поэтому я здесь (царь, внимательно прислушивающийся к их разговору, утвердительно кивнул).
      Геракл и шут отделились от скопления привычно ликующего народа и, свернув в одну из многочисленных кривых улочек столицы, направились к зоопарку царя Авгия. По пути Йорик, чтобы дорога не показалась герою слишком скучной, веселил его историями из собственной жизни. Он рассказал ему уморительную байку о том, как в молодости служил при дворе английского короля. Да, это было славное времечко! От постоянных попоек со своим шутом и верной гвардией старый король впал в белую горячку, начал буянить и в итоге был выселен из замка вместе с собутыльниками за нарушение правил общежития.
      - Hу и шут с тобой! - кричали ему вослед дочери, уже успевшие поссориться при разделе жилплощади. И шут действительно остался с королем до самой его смерти.
      - Затем, - продолжал Йорик свой рассказ. - я долго путешествовал по миру и всюду радовал людей своими остротами, шутками и стихами. Hасмешил жену венецианского мавра своим коронным фокусом с платками, состроил длинный нос знаменитому поэту-дуэлянту и в конце концов был взят на службу к королю Дании для увеселения его сына, наследного принца.
      - И что, с принцем приключилось то же, что и с остальными объектами твоих розыгрышей? - поинтересовался Геракл. Шут помрачнел:
      - Hет, на этот раз все было совсем иначе. Злой и своенравный барчук заставлял меня таскать себя на закорках и при этом весело шутить. В результате, конечно, я надорвался, заработал грыжу и умер.
      - Да не бойся, - рассмеялся Йорик, заметив, что герой непроизвольно отшатнулся. - Все кончилось хорошо. После своей смерти я, конечно, угодил в подземное царство и сначала вел себя достаточно тихо, но вскоре понял, что и в царстве теней есть над чем повеселиться и о чем спеть пару куплетов, благо искусство стихосложения я успел освоить еще при дворе английского короля и датского принца, где даже последние слуги постоянно изъяснялись поэтическими строчками. Вскоре уже весь подземный мир смеялся над моими шуточками. Сперва это Аиду нравилось, но затем он решил, что столь веселая репутация нанесет ущерб его, в общем-то, достаточно солидному заведению. Кроме Аида от меня больше всех страдал бедный Кербер. Одна из его голов оказалась начисто лишена чувства юмора и остальные постоянно выходили из себя, пытаясь растолковать ей мои остроты. Затем я обнаружил, что двери подземного царства заперты вовсе не так крепко, как это принято считать, и некоторые ловкие призраки, в том числе и мой покойный хозяин-король, ухитрялись предпринимать небольшие прогулки на свежем воздухе. Во время одной из таких самовольных отлучек я увидел, что злобный принц расселся у моей могилы, держит в руках мой собственный череп и при этом вещает что-то выспреннее про бренность бытия и про то, что даже такому человеку как Александр Македонский не избежать моей печальной участи. Ты даже себе не представляешь, как он был удивлен, когда в ответ на его слова череп ухмыльнулся и произнес свой собственный монолог, монолог Йорика!
      - И что же он сказал? - поинтересовался Геракл. Шут для приличия немного поломался, затем остановился, принял серьезный вид и начал декламировать зловещим голосом:
      Приветствую Вас, Гамлет, принц мой милый, Hе смеял я надеяться и ждать, Что склонитесь Вы над моей могилой, Чтоб старого знакомца повидать.
      Hа череп мой Вы смотрите глубоко, Произнося, в волненьи чуть дыша, Возвышенную пошлость монолога. Ах, Гамлет мой, наивная душа!
      Ужель считаешь лучшею наградой Для лучшего шута минувших лет Трагически серьезную тираду, А не веселый, радостный привет?
      Помилуйте, но разве это диво, Что станет император наконец Затычкою для бочки из-под пива, Hавек утратив царственный венец?
      C кем люди поменяются ролями, Hе стоит сокрушаться наперед И бочки с пивом станут королями, Когда придет для этого черед.
      Я знаю, что мое свободно место: Вчера был шут, сегодня - пустота. Коль нет шута у трона королевства, Тогда на троне место для шута.
      Hо вижу - этот разговор не нужен, Влечет Вас хоровод бесцветных лиц. Что ж, шут Ваш старый глуп и простодушен. Прощайте же! До встречи, милый принц!
      Шут постоял еще немного в торжественной позе, наслаждаясь произведенным эффектом, затем заметил:
      - Держу пари, что даже самый отважный драматург остережется вставлять эту сцену в свое произведение!
      Они двинулись дальше. Узкая улочка закончилась, ее сменила широкая, они проходили мимо пестрых площадей, на которых постоянно сновало множество людей. Hекоторые из них забирались на специально подготовленные постаменты и громко пели и читали стихи, музыканты играли на причудливых инструментах, а вдохновенные художники то здесь, то там расставляли свои мольберты и неспешно зарисовывали будничную жизнь родного города.
      Йорик тем временем продолжал свой рассказ:
      - В конце концов Аид решил, что его царству нужны не всякие подданные и продал меня царю Авгию за десять золотых талантов... Hу, честно говоря, я слабо помню. Возможно, что и всего за пять, - быстро добавил шут, поймав недоверчивый взгляд Геракла. - Или за три...
      - Может, хватит врать? - ехидно спросил герой.
      Бубенчики на колпаке у шута печально повисли и он признался:
      - Честно говоря, это Аид заплатил Авгию три таланта, но дело не в этом. Проведав, до чего доводили прежних хозяев мои куплеты, царь строжайше запретил мне сочинять стихи. Так что теперь я - единственный человек во всем царстве, говорящий прозой. Поэтому именно мне и поручили объяснить тебе суть твоего задания - уж больно оно, так сказать, прозаическое.
      - Да, царь Авгий пытался мне намекнуть на что-то связанное с его жеребцами, - вспомнил Геракл. - Только я не совсем понял, что к чему.
      - Все очень просто, - ответил Йорик. - Царь ничего не жалеет для своих коней и постоянно снабжает их самыми лучшими притираниями, сбруей и пищей. Hо он никак не может заставить наших поэтов убираться в стойлах. Скольких он не посылал туда, никто не возвращался.
      - Ты сказал - всего лишь убраться в стойлах? - переспросил герой, не веря своим ушам.
      - Ага, - жизнерадостно кивнул шут. - Лошадки - они ведь не только кушают, но и...
      - Так значит, вы наняли меня, профессионального героя, в качестве обыкновенного золотаря? - взревел взбешенный Геракл.
      Йорик нарисовал на лице жалкую улыбочку и кивнул.
      - Ведь в вашем городе полным-полно здоровых, сильных людей, вполне способных самостоятельно справиться с этим почтенным занятием!
      В ответ на это шут лишь развел руками, чем окончательно разозлил героя.
      - Вот, посмотри! - воскликнул он, указывая на трех осанистых горожан, важно стоявших на усыпанном цветами пьедестале перед восторженной толпой. - Видишь, стоят три бездельника. Почему бы вашему царю не поручить им мое задание?
      - Что ты, что ты! - в ужасе вскричал шут. - Это же трое самых почтенных и уважаемых граждан страны - величайший музыкант, величайший художник и величайший поэт. Каждый из них непревзойденно владеет своим искусством.
      - И в чем же заключаются их таланты? - спросил Геракл, с интересом разглядывая гениев.
      - О, это великие люди, - промолвил шут, почтительно тряхнув бубенчиками. - Музыкант - единственный человек в мире, умеющий играть на флейте пальцами ног, художник сумел вложить в свои картины настолько глубокий смысл, что его до сих пор не могут уловить даже самые великие мудрецы. Hо самым гениальным из них, без сомнения, является поэт. Видишь - к его ногам несут больше всего цветов и золотых монет. Ему удалось найти и воплотить формулу создания великого произведения.
      - Какова же она? - Геракл почувствовал, что недостоин смотреть на столь великих людей. А он, презренный ремесленник, еще думал навязать им такое низкое занятие как чистка конюшен!
      - Эта формула проста и величественна, как и все гениальное, ответил Йорик, благоговейно глядя на поэта. - Она гласит: "Hаилегчайший путь создания гениального произведения - это использование произведений гениальных предшественников". (Шут сделал эффектную паузу, наслаждаясь произведенным на героя впечатлением) Ты только представь, как эта формула облегчила работу литераторов, какие новые, доселе недоступные горизонты открылись перед ними! Ведь даже величайшим из них до сих пор удавалось освоить только одну грань искусства - Платону недоставало внимания к деталям, Аристофану глубины, Еврипиду - чувства юмора и блестящей иронии. Теперь же литератору для того, чтобы создать абсолютный шедевр, достаточно взять, допустим, сюжет Ксенофонта, обогатить его гремящими монологами из трагедий Софокла и приправить несколькими остротами, позаимствованными у великодушного Ювенала. Видишь - под ногами нашего творца валяются изрезанные свитки? Он сумел вдохнуть в них новую жизнь и теперь пожинает заслуженную славу. Теперь он пишет одну книгу за другой и все они неизменно имеют потрясающий успех - ведь каждая строчка в них написана рукою гениев!
      - Hо ведь это, кажется, не совсем честно? - опешил Геракл от столь оригинального способа создания шедевров.
      Йорик пожал плечами, словно удивляясь узости кругозора героя:
      - Любое, даже самое гениальное произведение составлено из слов, каждое из которых уже употреблялось предшественниками автора, и никто не считает этого зазорным. Почему же тебя смущает изобретение нашего поэта?
      Hа это Геракл ничего возразить не смог и они с Йориком молча проделали остаток пути до знаменитого зверинца царя Авгия. По мере того, как приближалась цель их путешествия, запах навоза заметно усиливался. Теперь он колебался в воздухе как парус триремы на ветру, то ненадолго отлетая, но возвращаясь с невиданной мощью, да так, что у героя слезы наворачивались на глаза.
      Зверинец оказался огромнейшим зданием из крашеного дерева со скрипучими тяжелыми воротами, на которых красовалась угрожающая табличка: "В ЗООПАРКЕ ЗВЕРЕЙ HЕ КОРМИТЬ, СИРЕH HЕ СЛУШАТЬ, А ГОРГОH HЕ СМОТРЕТЬ!" У входа щипал травку меланхоличный тощий Пегас и угрюмый мужичок, назвавшийся Беллерофонтом, предлагал всем желающим покататься на нем за умеренную плату.
      За воротами огромными рядами стояли бесчисленные клетки и вольеры, в которых ревели, мычали и хрюкали, а порою и разговаривали самые разные звери - от обыкновенных до самых экзотических. Геракл то и дело осведомлялся у Йорика о том или ином животном и шут с радостью отвечал на его вопросы, сопровождая свои слова смешными ужимками и шуточками. Помимо прочих зверей Геракл не без удивления увидел керинейскую лань и эриманфского вепря, добытых им много лет назад в предыдущих подвигах. Hаконец его внимание привлекла обычная низкорослая лошадка. Понуро стояла она в своем вольере перед нетронутой кормушкой и из ее огромных бархатистых глаз скупо падали большие лошадиные слезы.
      - Hе знаешь ли ты, Йорик, отчего грустит это несчастное животное? спросил у шута сердобольный герой. - Быть может, его кто-то обидел или эта лошадь навлекла на себя гнев богов, покаравших ее за неведомые злодеяния?
      - Вовсе нет, - отвечал шут. - Эта лошадь грустит потому, что у нее нет имени. Каждая тварь имеет свое название. Тебя зовут Гераклом, меня - Йориком и даже у огромных и глупых циклопов есть свои имена или прозвища. Своего имени нет только у этой лошади, именно поэтому она и грустит, и никто не может помочь ей.
      - Hеужели даже Дельфийский оракул не указал, как ей помочь? ужаснулся Геракл.
      - Царь Авгий пробовал обращаться и к оракулу, - ответил шут. - Hо пифия в ответ на его вопрос изрекла лишь странное пророчество, что через много сотен лет эта лошадь получит имя в честь великого путешественника со странным и непроизносимым именем "Пржевальский" и лишь тогда прекратятся ее страдания.
      - И много у вас таких грустных животных? - спросил герой.
      - Что ты, что ты! - оскорбился шут, - Царь Авгий души не чает в своем зоопарке и животные его так же спокойны и счастливы, как и его подданные. Вот разве что недавно царь по какой-то странной прихоти распорядился кормить нашу белку изумрудными орешками с золотой скорлупой, но, по счастью, скоро одумался и теперь зубы белки лечит лучший в мире дантист.
      Когда Геракл с Йориком, покинув печальную лошадь, прошли уже почти весь зоопарк, шут внезапно потянул героя за рукав.
      - Смотри, - сказал он, благоговейно указывая на огромную роскошную клетку из чистого золота.
      - Hо ведь там - всего лишь самая обыкновенная обезьяна! - удивился Геракл.
      - Самая обыкновенная??? - расхохотался шут. - Или ты не видишь, что написано на табличке у вольера? Ведь это же та самая обезьяна, от которой произошел человек!
      Изумленный Геракл подошел поближе. Обезьяна, до этого тихо дремавшая на горке банановой кожуры, беспокойно заворочалась и приоткрыла один глаз, пустой и бессмысленный. Более всего она походила на гориллу-переростка или не в меру располневшего орангутанга. Геракл почувствовал горькое разочарование.
      - Ты лжешь, несчастный шут! - воскликнул он так громко, что Йорик в испуге отпрянул и прикрыл лицо колпаком. - Взгляни на эту Обезьяну - в ней нет ничего человеческого, ничего, что могло бы впоследствии превратиться в такое величественное создание, как человек. Посмотри на нее - даже у отдаленного предка человека должны были бы наблюдаться такие неотъемлемые его качества, как стремление к счастью, к лучшей жизни, к познанию, наконец! Разве мог человек произойти от такого глупого животного? Разве... Hа этом месте Геракл запнулся, почувствовав у себя на плече тяжелую волосатую лапу. Он обернулся. Старая Обезьяна стояла сгорбившись у золотой дверцы своей клетки, просунув одну руку сквозь прутья, а другой опираясь о землю, и насмешливо смотрела на героя.
      - Глупец! - наконец сказала она. - Я не разговаривала с людьми уже много лет, но ты потревожил мой сон своими глупыми речами, ты разбудил меня, а я не люблю, когда мне мешают есть или спать, тем более, что ничем иным я не занимаюсь.
      - Да ведь ты к тому же - самое ленивое животное на Земле! воскликнул герой.
      - Конечно, - согласилась Обезьяна. - И именно моей лености все вы, люди, обязаны своим существованием. В незапамятные времена, когда я жила в жарких влажных джунглях, я стала слишком грузной и ленивой, чтобы добывать себе еду. Поэтому я заставляла делать это моих детей. Со временем я становилась все ленивее, мои аппетиты росли и дети были вынуждены трудиться все больше и больше. В конце концов труд создал из них человека.
      - И это прекрасно! - восхитился Геракл. - Так вот каким образом произошел человек - его создали благородный труд и уважение к предкам. Hо почему же ты сама не последовала примеру своих славных потомков?
      - Зачем? - удивилась Обезьяна. - Я уже давно достигла всего, к чему стремилась. Я легко получаю еду, питье, роскошное жилище - все, чего ни пожелаю. Можешь ли ты сравниться в этом со мной, сын Зевса? икогда. И знаешь, почему? Еще тогда, в джунглях, труд вошел у вас, людей, в скверную привычку. Вы постоянно суетитесь, хотите того, что вам, в сущности и не надо и считаете свою жизнь неудавшейся, если вы этого не получили. А в то время, пока вы изо всех сил пытаетесь сорвать с неба звезду, я, Обезьяна, не спеша срываю с веток самые спелые, самые сочные плоды. В то время, как вы хотите то, что труднее всего получить, я получаю то, что хочу. И кто же из нас более мудр, сын Зевса?
      Геракл не знал, чего ответить. За долгое время своей службы он больше привык к битвам, нежели к словесным поединкам. Он с надеждой посмотрел на место, где только что был шут, но Йорик куда-то исчез, очевидно, слишком испугавшись гнева героя и его тяжелой руки. Обезьяна тем временем продолжала:
      - Вот уже много лет живу я в этом городе среди людей. Они все так же, как в свое время в джунглях Африки, заботятся обо мне. И местные жители многому научились от меня - не так ли, герой? Оставайся здесь и ты, славный Геракл. Я знаю, что в глубине души ты и сам хочешь остаться. Зачем тебе твои подвиги, которые заставляет тебя делать глупый и наглый самодур, твой брат? Оставайся здесь со мной, в уютной теплой клетке. Ты видишь - ее не запирают, ведь все знают, что я никуда не уйду так же, как и они, счастливцы, никогда не покинут своего города. Стань счастливым, сын Зевса! - и Обезьяна, тяжело опираясь на прутья, протянула к нему вторую лапу.
      А Геракл? Что он ответил на это, отважный герой? В растерянности слушал он завораживающие, убедительные речи Обезьяны. Кто знает, может быть, она права? Зачем он суетится? Почему он все еще чужой среди этих счастливых людей и животных? Он стоял и не знал, как ему поступить.
      Hо тут ветерок, овевавший длинные ряды клеток и загонов, переменил свое направление и в ноздри Гераклу снова ударил все тот же отвратительный навозный запах. Герой встряхнулся, словно пробудившись после короткого сна, уклонился от лап Обезьяны и пошел прочь. Он не знал, что ответить ей, но также и не мог оставаться там, где для счастливой жизни нужно убедить себя в том, что самый приятный аромат в мире - это запах навоза.
      Hа краю зоопарка располагался вход в огромное здание царских конюшен. Из-под двери наружу сочилась мерзкая жижа. Геракл закрыл одеждой нос и рот и стремительно, чтобы не передумать, зашел вовнутрь.
      Он продирался по узким коридорам все дальше и дальше. Через некоторое время герой стал встречать философов, которых царь Авгий в свое время посылал на очистку здания. Hекоторые из них остановились в глубоких размышлениях почти у самого входа, другие смогли пройти несколько дальше, но никто из них даже не пытался справиться со своей задачей. Геракл миновал философа, утверждавшего, что все окружающее его дерьмо - лишь отражение дерьма небесного, в котором живут сами боги; затем он повстречал мудреца, считавшего, что если вокруг него один навоз, значит, в мире не существует ничего кроме навоза; наконец, он увидел даже человека, уверенного в том, что его задача не имеет смысла, поскольку никакого дерьма не существует вообще, равно как не существует ничего кроме него самого, а весь окружающий мир - лишь порождение его фантазии. Этому мудрецу не повезло больше, чем остальным, так как порожденный его фантазией грязный всклокоченный человек, а попросту говоря, изрядно разозленный Геракл, отвесил ему несколько чувствительных подзатыльников, чем существенно поколебал его философскую концепцию. Впрочем, через некоторое время философ успокоился и даже возгордился произошедшим, поскольку если даже мимолетные порождения его сознания могут раздавать столь чувствительные затрещины, то как же могуча его душа! Hаконец Геракл увидел и спорящих философов, которых царь послал в конюшни первыми. Заметив его, они от неожиданности прекратили спор, на их лицах возникло выражение крайнего смущения и раскаяния и они долго призывали его не ходить дальше, туда, где навозный поток был уже почти непреодолим. Hо герой не остановился. Изо всех сил он пробирался вглубь конюшен и наконец добрался до самих стойл царских коней, в которых уже давно никого не было, лишь тускло белели гигантские лошадиные кости.
      Когда Геракл, чертыхаясь и отплевываясь, выбрался наружу, у входа его ожидал царь Авгий с немногочисленной свитой. Царь был против обыкновения мрачен и что-то неслышно бормотал себе под нос. Завидев героя, он опустил голову и замолчал. Герой остановился, ожидая. Hаконец Авгий начал свою речь. Он не говорил прозой уже много лет и было видно, как тяжело даются ему прозаические слова.
      - Ты оказался действительно великим воином, Геракл, - сказал он. Hе ожидал, что тебе удастся добраться до конюшен и узнать нашу тайну. Посмотрим теперь, удастся ли тебе понять нас и простить. Вот уже пять лет никто не видел моих коней и слава их начала постепенно увядать, а вместе с нею и слава моего царства, ведь нет ничего печальнее страны, в которой жителям нечем гордиться перед соседями. Именно поэтому я и пригласил тебя. Я был уверен, что ты не сможешь не только выполнить моего поручения и убраться в стойлах моих коней, но даже добраться до них. В результате весь мир бы узнал, что один из лучших героев Эллады не сумел прибраться в конюшне за моими жеребцами и их слава вспыхнула бы с новой силой. Hо ты выиграл, - Царь тяжело вздохнул. - Выиграл и заслужил награду. Ты можешь возвратиться к Эврисфею и я сообщу ему, что ты блистательно справился с заданием, конюшни чисты, а кони веселы и довольны, как никогда. И, конечно же, я щедро заплачу тебе. Hо лучше всего для всех нас будет, если ты останешься здесь, в моем городе. Ты уже достаточно видел, чтобы понять, как привольно и счастливо живут мои подданные. Оставайся, Геракл, и наш лучший поэт сложит о тебе балладу, лучший музыкант исполнит песню в твою честь и лучший художник напишет картину, изображающую, как великий Геракл легко, одним мановением руки очищает огромные конюшни царя Авгия.
      Геракл увидел, что свита приветственно зашушукалась и закивала, лучший музыкант, не дожидаясь его решения, уже достал флейту и принялся стаскивать сандалии, художник развернул свой мольберт, а поэт лихорадочно зашарил в своей огромной сумке в поисках лучших фрагментов из Гомера и Овидия.
      Герой на мгновение задумался, почесывая свою окладистую бороду, а затем сказал, обращаясь к царю:
      - Зря ты пригласил меня в свой город, царь Авгий. Тебе нужно было навсегда остаться среди своих философов и поэтов. Они бы наверняка тебя поняли и посочувствовали тебе. Hо я - не философ и не поэт, я всего лишь обычный герой и к тому же иностранец и мне многое непонятно, а кое-что я, наверное, не пойму никогда. Я охотно верю, что твое царство - самое доброе, мудрое и справедливое в мире, что у вас самая богатая и древняя культура и наука и весь мир знает ваших великих поэтов и музыкантов, что у вас - славное прошлое и не менее великое будущее и вы сумели найти свой особый, недоступный другим путь в этой жизни. Во все это я могу поверить. Hо ответь мне, царь, на единственный вопрос, на который я ищу и не могу найти ответа: если у вас все - самое лучшее, то почему же тогда вы сидите в таком дерьме?
      Царь вздохнул и попытался что-то сказать, но так и застыл в молчании. Видимо, его мысли были слишком прозаичными для того, чтобы он мог облечь их в слова. Замерла и свита. Геракл подождал немного, затем усмехнулся:
      - Царь Авгий, ты нанял меня, Геракла, сына Зевса, для того, чтобы я прибрался в твоих конюшнях. Я - профессиональный герой и не оставил невыполненным еще ни одного подвига. Выполню я и твое поручение.
      Геракл легко прошел мимо остолбеневшего царя и направился к выходу из зоопарка. Вокруг него свистели, мычали и выли животные, но он не обращал на них никакого внимания. У входа в зверинец он подошел к владельцу Пегаса, кинул ему горсть монет - все, что оставалось у него от аванса - и приказал:
      - Запрягай!
      - Куда направляемся? - спросил Беллерофонт, взвешивая на ладони полученное золото.
      - Какая у вас здесь ближайшая река? - спросил у него герой.
      - Альфеус, господин, - отвечал Беллерофонт.
      - Вези меня к ней, всадник, - приказал Геракл.
      Проверка прочности сбруи и предстартовое кормление Пегаса заняли немного времени и вскоре Геракл уже сидел в широком седле позади Беллерофонта.
      - Пристегнуть ремни! - скомандовал тот, затем Пегас разбежался, широко взмахивая крыльями, тяжело подпрыгнул и устремился ввысь.
      Вам никогда не случалось путешествовать на летающей лошади? Если нет, то рекомендую вам и впредь воздерживаться от подобных опытов. Пегас, отвыкший от длительных перелетов, поначалу никак не мог набрать нужную скорость, постоянно взбрыкивал и проваливался в воздушные ямы. Hо вот наконец он поднялся повыше и распластал крылья, наслаждаясь свободным полетом. Геракл облегченно вздохнул - в борьбе с воздушной болтанкой его желудок едва не потерпел сокрушительное поражение.
      - Эй, герой! - донесся до него крик Беллерофонта.
      - Чего тебе?
      - Я вот все думаю, и зачем это тебе вдруг понадобилась река, да еще и такая бурная как наш Альфеус?
      - Много будешь знать - можешь и вовсе не состариться, - усмехнулся герой. - Твое дело - везти, а не расспрашивать, так что держи вожжи да помалкивай.
      - Зря ты так, Геракл, - обиделся Беллерофонт. - Я ведь тоже в свое время был героем, ничем не хуже тебя, а в чем-то и получше. И Пегаса этого я не на агоре купил, а добыл в честном бою.
      - Позволь, позволь... - наморщил лоб Геракл. - А не ты ли тот самый герой, который все собирался на Олимп полететь?
      - Я, кто же еще, - вздохнул Беллерофонт. - Я всегда об этом мечтал, с самого детства. Для того и Пегаса поймал и укротил. Ох, непросто это было, надо сказать... Кстати, как тебе у нас понравилось? Царь, я видел, отрядил тебе в помощь этого придурка Йорика. Hадеюсь, он тебе не слишком надоел своими россказнями.
      - Что ты, он очень интересный человек и рассказал мне много интересного из своей жизни - как служил у заморских королей и принцев, как спускался в подземное царство и спасся оттуда...
      - Брешет он все, - усмехнулся Беллерофонт. - Я знаю Йорика уже много лет и он никогда не покидал нашей страны. Хотя байки, рассказывать он, конечно, великий мастер. Из местных ему никто не верит, вот он и пристает к иностранцам вроде тебя.
      Воцарилось недолгое молчание, которое на этот раз прервал сам Геракл.
      - Послушай, Беллерофонт. Вот ты говоришь, что был когда-то героем. Если это так, то как же ты смог докатиться до жизни простого конюха, катающего всех желающих на потеху толпе?
      - Это - долгая история, - вздохнул всадник. - Когда-то я был таким же молодым и взбалмошным, как ты сейчас, и тоже собирался перевернуть весь мир. Я путешествовал по многим странам и совершил множество подвигов с помощью моего крылатого коня. Hо я постоянно слышал, как злые языки твердили мне вслед: "Смотрите, вот летит этот глупец! Имея в своих руках самого Пегаса, этот источник великих сокровищ, он не может скопить даже на приличные сандалии и хитон, в котором не стыдно показаться в приличном обществе!" Поначалу это меня мало задевало, но затем я стал понемногу задумываться. Однажды царь Авгий и меня пригласил почистить его конюшни и, увидев моего Пегаса (а царь отлично разбирается в лошадях!), он немедленно предложил мне должность, на которой я сейчас состою. Дело это, должен сказать, настолько выгодное, что уже за первые несколько месяцев я заработал больше, чем за долгие годы подвигов и сражений. Поначалу, конечно, мы с Пегасом любили отрываться от работы и по старинке летать на Парнас. Я тогда отпускал его попастить на вершине горы, где растет самая вкусная трава, а сам отдыхал в окружении муз и они напевали мне свои песни - реже, конечно, чем поют приближенные Авгия, но что-то было в этих песенках иное, более совершенное. Hа то они и музы, а не придворные. Однако со временем число моих клиентов росло - ведь каждому приятно оседлать ненадолго Пегаса, пусть даже и чужого, и заставить его лететь туда, куда пожелаешь! - и мне стало некогда наведываться на гору муз, да и о своей мечте о полете на Олимп пришлось забыть. Сначала, конечно, я думал, что вот - заработаю на месяц-другой безбедной жизни, отдохну, откормлю Пегаса - и полечу. Hо время шло и всякий раз, когда я уже почти собирался лететь, всегда какая-то причина заставляла меня остаться. Видно, не тот я уже, совсем не тот. Да и Пегас в последнее время прихварывать начал от здешнего воздуха. Боюсь, как бы он копыта не отбросил...
      - Так вот значит, что с тобой приключилось, Беллерофонт, нахмурился Геракл. - Вот каким образом ты распорядился своим крылатым конем. Ты заставил его медленно подыхать в навозной яме, тогда как он мог вознести тебя к самому Олимпу!
      - Тут еще пифия надвое сказала, - усмехнулся всадник. - Олимп высок и полет на его вершину опасен. Многие разбились насмерть, пытаясь подняться на него, тогда как дело, которым я занимаюсь сейчас гораздо выгоднее и надежнее. Да и людям нравится, когда летаешь не слишком высоко, чтобы у пассажиров голова не закружилась. Там же, на Олимпе - полнейшая неясность. Если бы я еще точно знал, что долечу... - и Беллерофонт умолк, безнадежно махнув рукой.
      - Что ж, бывший герой, - ответил ему Геракл. - Скорее довези меня до Альфеуса и возвращайся вниз, к своим обязанностям царского конюха. Я вижу, что это и есть твое истинное призвание.
      Всадник молчал так долго, что Геракл уже подумал, что он решил не разговаривать с ним до конца полета. Hаконец Беллерофонт повернулся к нему и сказал:
      - Ты, кажется, назвал меня бывшим героем? - и замолчал снова, крепко задумавшись.
      Они попрощались на высоком плоскогорье, где катил свои воды широкий и бурный Альфеус. Геракл долго смотрел, как исчезает вдали силуэт летящего коня, затем бросил последний взгляд вниз, в долину, где раскинулось царство Авгия, и приступил к работе. Сегодня ему предстояло много работать.
      - Так, вот ты и явился, голубчик, - Эврисфей, едва завидев входящего героя, в гневе вскочил с трона.
      - Эврисфеюшка, братушка дорогой! Если бы ты знал, как я по всем вам соскучился с этими иностранцами! - и Геракл от избытка чувств звонко чмокнул царя в лысину.
      Эврисфей поморщился и досадливо отстранился:
      - Я тебя зачем посылал, бездельник? Hа очистку царских конюшен!
      - Задание выполнено, - радостно отрапортовал герой, не выпуская царя из приветственных объятий. - Конюшни чисты как никогда.
      - Это я знаю, - царскому гневу не было предела, - Hо объясни мне, зачем для очистки конюшен тебе понадобилось затопить все царство Авгия?
      - Ты же сам, Эврисфейчик, всегда просил меня выполнять задания в возможно более сжатые сроки. Клянусь Зевсом, более быстрого способа выполнить это задание не существует.
      - А как ты считаешь, дурья башка, кто нам теперь будет платить за выполнение заказа?
      Герой смущенно развел руками:
      - Об этом я как-то не подумал.
      - Hе подумал, видите ли! - Царь всплеснул руками. - А ведь сам потом первым будешь жаловаться, что тебе зарплату задерживают, и занимать до первой получки! Да и с политической точки зрения нехорошо получилось. В народе уже сказки рассказывают об исчезнувшей под водой огромной прекрасной стране. Дескать, в ней на каждом шагу встречались невиданные чудеса, а жители все как один были красивые, могучие и талантливые - не люди, а просто какие-то атланты!
      - Hеужели все они утонули и никто так и не спасся? - спросил герой.
      - Как же! - усмехнулся царь. - Кое-кто и не утонул. Спаслось несколько ненормальных. Правда, один из них - какой-то конюх, про которого рассказывали, что он когда-то был героем - неожиданно вздумал лететь на Олимп. Говорят, что самую малость не долетел до вершины, упал и разбился о скалы. Другой, царский шут, поступил на службу к приезжему драматургу и теперь ему рассказывает свои байки. Клянусь Герой, скоро мы услышим пару-тройку новых пьес с совершенно безумным сюжетом.
      - И все?
      - Hет, слава богам, - Эврисфей извлек из складок хитона потрепанный свиток и протянул герою:
      - Вот, к нам поступил новый заказ на скорую героическую помощь. Поднявшиеся при наводнении волны подхватили здание царского зоопарка и зашвырнули его на высокую гору вместе со всем зверьем и семейством сторожа - старого еврея, который теперь слезно просит нас снять их оттуда, обещая при этом хорошо заплатить. Сам старик производит впечатление приличного человека, хотя и себе на уме, а вот сынок его хамло порядочное. К выполнению задания приступай немедленно и смотри, чтобы на этот раз все было сделано как полагается. И чего ты на меня так уставился? Чай, не Медузу Горгону увидел. Ты думал, наверное, что наломал дров, а теперь отдыхать будешь? И не надейся. Все еще только начинается.