На следующий день Густав прочитал мне довольно подробную лекцию об истории и деятельности немецкой разведки и контрразведки нашего главного противника - России. Я конспективно, по памяти, попытаюсь изложить тебе то, что мне удалось запомнить, а память моя, несмотря на мой возраст, провалами не страдает, а, если и страдает, то в тех местах, которые относятся к конкретным людям, чтобы, не дай Бог, не повредить жизни их самих и их родных и близких.
      Создание немецкой разведки относится к XIX веку. В середине этого века весь европейский континент походил на растревоженный улей. Карл Маркс опубликовал "Коммунистический манифест". Во Франции революционеры свергли “гражданского короля” Луи Филиппа. В германских княжествах не утихали споры об объединении. Пруссия готовилась к войне с Австрией и могла возглавить процесс создания единого немецкого государства и образования, таким образом, самой мощной в Европе военной державы. Для ведения войны у Пруссии имелись сильная армия и отличные разведслужбы.
      Пруссия с созданием своего первого постоянного Генерального штаба получила возможность учредить и постоянную разведывательную службу. Непрерывный характер работы планировщиков Генштаба обозначил необходимость в налаживании военной разведки современного типа, которая поставляла бы не только данные о вражеской армии и обстановке на поле боя, но также обо всей стране противника: сети ее железных дорог, оборонной промышленности, военных планах и разработке новых видов оружия.
      Детальное знание сети железных дорог, например, позволяло на ранней стадии обнаруживать начало мобилизации и оценивать ее сроки. Информацию об оборонной промышленности несложно было представить в виде данных по количеству и качеству вооружений, которые могут быть задействованы противником на полях войны.
      Помимо централизованного органа управления вооруженными силами Пруссия учредила и постоянную гражданскую службу внешней разведки. Ее основателем был Вильгельм Штибер, начинавший свою карьеру агентом-провокатором, действовавшим против революционных радикалов и социалистов (выполняя одно из заданий, он отправился в Лондон, чтобы следить за Карлом Марксом), а впоследствии ставший руководителем самой крупной агентурной сети в Европе. Пока Штибер занимался организацией работы своего Центрального разведывательного бюро и готовил акции шпионажа против Австрии, начальник прусского Генерального штаба граф Гельмут фон Мольтке в рамках подготовки к войне учредил в 1866 году временное военное разведывательное бюро, которое должно было добывать сведения об австрийских военных планах.
      Штибер также основал в прусской армии службу контрразведки - полевую жандармерию.
      Активно используя данные военной и политической разведки (последние поставляли шпионы Штибера), Мольтке за семь недель сокрушил австрийцев. Этот успех сделал из него убежденного сторонника идеи создания постоянной разведывательной службы.
      Следующей мишенью для Штибера стала Франция, на территории которой он привлек к сотрудничеству тысячи агентов, включая проституток. Использование секса для шантажа и получения нужной информации стало распространенной практикой Штибера.
      Прусский премьер Отто фон Бисмарк вовлек Францию в войну в 1870 году при помощи интриг и провокаций: с одной стороны, он убедил немцев в том, что Франция угрожает прусскому суверенитету и независимости, с другой - убедил французов в том, что король Вильгельм Прусский оскорбил французского посла. Бисмарк полагал, что германские княжества примут участие в войне с Францией на стороне Пруссии, и в итоге это приведет к созданию единой Германии с самой мощной в Европе армией. Во франко-прусской войне Мольтке вновь показал себя гениальным стратегом, но он не добился бы таких успехов без сведений разведки, которые ему поставлял Штибер. К сожалению, генералы традиционно склонны считать, что это они и только они выигрывают войны, поэтому в хрониках побед Мольтке нет упоминаний ни о Штибере, ни о его людях.
      – Поэтому и о нас, мой мальчик, - подчеркивал Густав, - никогда не вспоминают в случае успеха, но сваливают на нас всю вину за неудачи.
      Российская контрразведка начинается с 1903 года. Поскольку иностранные шпионы в то время в большей степени "донимали" российское военное ведомство, то именно оно и выступило с инициативой создания специального органа контрразведки.
      Канцелярия Военно-ученого комитета Главного штаба Военного министерства подготовила проект, министр генерал-адъютант А. Н. Куропаткин доложил о нем Николаю II 20 января 1903 года. Предлагалось учредить особый орган, ведавший розыском иностранных шпионов и изменников, назвав его "разведочное отделение". Деятельность этого органа должна была заключаться в установлении негласного надзора за обыкновенными путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов, конечными пунктами лиц, состоящих на государственной службе и занимающихся преступной деятельностью, и связующими звеньями между ними - иногда целый ряд агентов, посредников в передаче сведений.
      Должность начальника разведочного отделения с целью обеспечения конспирации официально именовалась "состоящий в распоряжении начальника Главного Штаба". Первым начальником отделения стал ротмистр Владимир Николаевич Лавров, переведенный на службу в военное ведомство с должности начальника Тифлисского охранного отделения - профессиональный "сыскарь", хваткий и умевший вести тайный розыск.
      Мы знали, что в 1903 году русские следили за австро-венгерским военным агентом князем Готфридом Гогенлоэ-Шиллингсфюрстом, германским военным агентом бароном фон Лютвицем, японским военным агентом подполковником Мотоиро Акаши. А за десять работы они арестовали и передали в суд дела на 154 человек, заподозренных в шпионаже.
      Россия сумела заблаговременно приступить к созданию системы органов контрразведки. В этом отношении Германия отстала от России на три-четыре года, создав систему собственной контрразведки только в ходе войны, к тому же скопировав её с российской контрразведки.
      России удалось установить центр немецкой разведки под прикрытием фирмы "Кунст и Альберс", которая имела свои конторы в Петрограде, Москве, Одессе, Ревеле, Варшаве и отделения во Владивостоке, Благовещенске, Николаевске-на-Амуре, Николаевске-Уссурийском, на Сахалине. Была прикрыта деятельность фирмы "Зингер", сотрудники которой, распространявшие швейные машины, получали от немецких разведорганов летом 1914 года задание сообщать за вознаграждение сведения, касающиеся российских вооруженных сил.
      В самом Петрограде контрразведка контролировала подрывную деятельность почти двадцати немецких добровольных обществ. Было выявлено четырнадцать японских обществ, использовавшихся в разведывательных целях, каждое из которых имело в различных городах от одного до восьми отделений. ГУГШ располагало также данными, что неприятельские разведки стремились создать позиции в Императорском Российском автомобильном обществе и в Императорском яхт-клубе, членами которых состояли многие члены правящего дома и лица, занимавшие особо важное служебное или общественное положение.
      Контрразведка заранее готовила удар по германской и австрийской разведкам в случае войны. С объявлением мобилизации были произведены аресты явных агентов противника, а подозреваемые лица высланы во внутренние районы. Совместно с военной администрацией и Департаментом полиции только в Томскую, Енисейскую и Иркутскую губернии было выслано свыше четырех тысяч человек. С началом войны были интернированы сотрудники посольств и консульств, ликвидированы представительства фирм государств, находившихся в состоянии войны с Россией.
      Конечно, на слух это запомнить очень трудно, но мне пришлось читать справки по этим вопросам, впрягая в работу зрительную и механическую память.
      Так что, Наташенька, я горжусь тем, что моя память не подводит меня. Свои записки я сверял с опубликованными данными архивов и, как видишь, мне не пришлось что-то исправлять в моих записках.
      Прочитанная мне лекция показывала, что мне придется встретиться с достаточно серьезным противником, от которого не приходилось ждать снисхождения.

      Незаметно летели недели, заполненные изучением России, экономической и политической ситуации в ней, фотографии, криптографии, автотехники, русских газет, уставов русской армии, правил ношения и ношением русской солдатской формы, наматыванием каких-то обмоток вместо голенищ сапог (такие я видел на военнослужащих австро-венгерской армии), курением отвратительного табака-махорки без помощи трубки, папиросных гильз, а при помощи газетной бумаги. От сворачивания огромных кульков, которые Густав называл "козьими ножками", я перешел к сворачиванию почти нормальных сигарет, заклеивая бумагу слюной. Указательный и большой палец левой руки, ногти на них пожелтели от никотина. На зубах появился серый оттенок, так как моя зубная щетка куда-то таинственным образом исчезла.
      Приходящие преподаватели учили меня готовить растворы симпатических чернил на основе фенолфталеина и писать ими на бумаге. Затем на этой же бумаге поверх я писал обычные письма. Далее следовало приготовить щелочной раствор из подручных предметов, например мыльный раствор или раствор пепла из печки, и проявить ранее написанные тексты, чтобы определить, какие мною были сделаны ошибки.
      Фенолфталеин был очень удобным изобретением. Он выпускался в таблетках и использовался в качестве слабительного средства под названием пурген. Кто бы мог подумать, что человек, страдающий запорами, является шпионом.
      Очень интересной, но хлопотливой оказалась фотография. Обращению с фотоаппаратом я научился быстро. Обучение производилось на немецком фотоаппарате "Сонет" фирмы "Контесса Неттели" выпуска 1910 года, который являлся наиболее надежным и компактным в то время. Для фотографирования использовались пластинки размером 4,5х6,0 см. Вставить в фотоаппарат пластинку, взвести затвор, установить диафрагму, выдержку, навести фотоаппарат на объект и нажать на кнопку сможет даже и обезьяна. Самое главное, это уметь, чтобы из темной фотопластинки получилась фотография на бумаге. С этим пришлось повозиться в темноте при свете красного фонаря. В заключение курса фотографии я тренировался с английским фотоаппаратом "Тика", который внешне представляет собой большие позолоченные карманные часы. Там, где находится ручка подзаводки часов, встроен объектив с постоянным фокусным расстоянием, закрываемый крышкой на цепочке, чтобы не потерять. В фотоаппарат вставлялась пленка шириной 16 миллиметров. На боковой стенке "часов" находились рычаг взведения затвора и спусковая кнопка. Фотографировать надо так же, как стрелять из пистолета, не прицеливаясь. Это была самая современнейшая техника того времени.
      Криптограф учил меня составлению шифров, начиная с простейших и заканчивая цифровыми, где цифры указывали положение той или иной буквы в ключевой книге. Книга может быть любой и, не зная, какая это книга, шифр расшифровать практически невозможно. Но и книги должны быть совершенно одинаковы, одного издательства и одного издания, иначе читающий может прочитать совсем не то, что ему хотели написать. Немецкая разведка тогда только-только начинала вводить шифровальные блокноты и меня просто ознакомили с тем фактом, что они есть, и показали принципы их использования
      Учили меня и управлению автомобилями. Тренировался я на американском автомобиле "Форд-Т" выпуска 1912 года. Самая массовая автомашина того времени. Как я узнал недавно, всего было изготовлено свыше 15 миллионов таких машин. Естественно, такие автомашины были и в России. Ездила машина очень быстро со скоростью до 65 километров в час. Изучал и русский автомобиль "Руссо-Балт" выпуска 1912 года, выпускавшийся Русско-Балтийским вагонным заводом в городе Риге. Машины практически однотипные. На "Форде-Т" переключение передач осуществляется педалью, а на "Руссо-Балте" при помощи рычага. Навыки вождения, полученные в спецшколе, сохранились у меня на всю жизнь. Так же, как и навыки в фотографии. Техника постоянно совершенствовалась, а принципы фотографии оставались такими же.
      Густав учил меня рытью окопов маленькой русской лопаткой, изготовленной из хорошей стали на тульском оружейном заводе, что удостоверялось клеймом завода и двуглавым российским орлом. Этой лопаткой можно было не только рыть землю, но и при необходимости рубить дрова для костра, резать хлеб и мясо и использовать как оружие для рукопашного боя.
      Я собирал и разбирал винтовку образца 1891 года системы капитана Мосина, которая была лучше винтовки системы Маузера, хотя и грубее сделана. Один словом, я учился как простой солдат русской армии, который должен знать устройство винтовки, уметь стрелять из нее, уметь укладывать вещи в вещевой мешок, носить шинель, фуражку, знать всех членов императорской фамилии, и знать, кто есть такой русский солдат - защитник царя и отечества от врагов внешних и внутренних.
      Густав часто беседовал со мной по содержанию прочитанных мною газет, разъяснял суть тех или иных событий, происходящих в России. Специальные сотрудники собирали письма русских солдат, вели записи их разговоров между собой, тщательно анализируя все полученные сведения и делая точные выводы о настроениях русской армии и возможностях воздействия на ее моральный дух.
      По чтению солдатских писем из плена или найденных в захваченных русских окопах, показаниям военнопленных мы составляли картину условий жизни солдат до армии в городе и в селе.
      Вместе с Густавом я долго учил легенду простого русского паренька, призванного в армию из Пензенской губернии. Реальный прототип раненным был взят в плен. Повреждение легких в результате контузии вызвало скоротечную чахотку, от которой солдат скончался. Парень сирота, не имеет никаких родственников. Значит, трудно проверить его личность. Малограмотный - четыре класса церковно-приходской школы. Где и в каких метриках записан, неизвестно. С детства побирался по деревням, нанимался в подпаски. В армию пошел добровольно. Призван в Энском уезде, где ему по указанию воинского начальника выдали метрику. Возраст определили примерно во время врачебного осмотра. В армию был определен ездовым в пехотный полк, в котором находился в течение месяца, после чего был взят в плен в контуженном состоянии. Лучшей легенды для легализации в простой армейской среде придумать было невозможно. Все подтверждалось документально и показаниями солдат, служивших с ним в одном полку. В основном его характеризовали как "придурочного" добровольца 1917 года.
      Еще несколько дней ушло на то, чтобы научиться запрягать лошадь в повозку так, как это делают русские, и разобраться в элементах упряжи. Это тоже наука. Спроси кто, для чего полагается тот или иной ремень или веревка, и кончится все провалом и контрразведкой.
      Наконец настал тот момент, когда мне выдали документы этого солдата, и я в составе команды военнопленных был отправлен в концентрационный лагерь.

      Концентрационный лагерь находился в районе города Коблерга. В нем содержалось значительное количество русских военнопленных солдат и офицеров. Солдаты использовались в качестве подсобных рабочих на строительстве и полевых работах. Офицеры были размещены отдельно от солдат и, как правило, не работали в командах.
      Густав должен был проверить мою подготовленность выступать в роли русского человека, способности обжиться среди них, понять, что такое неизведанное скрывается в русской душе. Насколько она отличается от той, что описал русский писатель Ф. Достоевский в романе "Преступление и наказание".
      Следуя легенде, как молодой солдатик, ничего и никого не знающий, я устроился у стены барака и стал сидеть на осеннем солнышке, которое пригревало только с подветренной стороны. Густав оторвал хлястик от моей шинели, а обмотки я так и не научился правильно заматывать, и они волочились за мной как две змеи, пытающиеся укусить нескладного хозяина. Прибывшие вместе со мной солдаты стали подходить к уже находившимся в лагере, выкликать одноземельцев, или, как говорят русские, земляков. В разговоре знакомились, рассказывали о себе. Закуривали, что у кого есть. Кто-то находил знакомых, обнимались, похлопывали друг друга по спине, проявляя радость.
      Примерно через час ко мне подошел пожилой солдат с Георгиевским крестом, присел рядом, стал свертывать самокрутку. Свернул, закурил и спросил, откуда я буду. Вопроса я не понял. Что буду, чего буду? На всякий случай я сказал, что не знаю. Собеседник удивленно поднял на меня глаза и спросил, как это я не знаю, где я родился. Вот тебе и буду. Я сказал, что действительно не знаю, где я родился и кто мои родители. Один простой вопрос, а чуть было не поставил меня в сильное затруднение. Сказал, что я сирота, ходил туда, куда ветер подует. Это, по-моему, понравилось моему собеседнику, и он улыбнулся. Ну, а сюда как попал, - не унимался мой новый знакомец. Обстрел был, - сказал я, - рвануло рядом, очнулся, а меня куда-то тащат немцы. Сколько я лежал не знаю, но внутри до сих пор еще болит. Ладно, - сказал пожилой, - пойдем, будешь устраиваться на жительство.
      Так я познакомился с тезкой Иваном Кирьяновичем. Он ввел меня в солдатский круг, показывал, где и что находится. Был он человек общительный, от него я узнал все про его семью, где он воевал, за что получил Георгия, отношение его к немцам, как к военным, так и к мирным жителям вообще.
      Недоразвитые, по мнению Густава, русские были, как мне показалось тогда, да я и сейчас в этом уверен, людьми с великолепным будущим, которые несут в себе внутренний мир, способный быть примером для объединенных наций.
      Мне приходилось сталкиваться с разными людьми разных национальностей. Среди них есть и хорошие, и плохие, и просто никакие люди. Русских можно характеризовать только двумя категориями - очень хороший или очень плохой. Если очень хороший - то это очень хороший человек, способный на все, чтобы спасти все человечество. Если плохой, то на нем хорошего места разглядеть нельзя. А как напьются, то и плохой, и хороший вместе сидят, песни поют, плачут о чем-то разжалобившем их, а протрезвеют, стыдятся своего поведения и оттого еще непримиримее делаются. Одно только и объединяет их, что вера в Бога.
      Священники у них своеобразные, а военные тем более. За военные отличия кресты на орденских лентах носят. Говорят, что один священник во время боя оглоблей немало немецких солдат в окопы повалил, пока его не связали. Переводчик, беседовавший со священником, в своем рапорте написал, что пленный допускает речи, в которых он говорит о своих близких отношения с самим Богом, Божьей Матерью, а также с близкими родственниками своих командиров и командного состава батальона, который его пленил.
      О русских идиоматических выражениях, то есть о мате, можно писать диссертации, книги, и все равно найдутся такие слова, которые потребуют специальных разъяснений для несведущих людей, но будут легко понятны людьми высших и низших слоев населения России. Одно небольшое слово может иметь от пяти до десяти значений в разных интонациях и ситуациях, в которых оно произносится. Перевести мат невозможно, но иностранцами он заучивается удивительно легко. Через неделю пребывания в лагере я матерился так, что вызывал удивление даже Кирьяновича, который говорил, что иногда люди между собой и без мата общаются. Это замечание несколько поубавило мой пыл в применении различных слов и оборотов, но зато я приобрел бесценный опыт применения русских разговорных выражений.
      Находясь среди настоящих русских солдат, я внимательно прислушивался к тому, о чем они разговаривают между собой, собравшись в кружок в курилке или неподалеку от туалета.
      Мягкие и жесткие в обращении, сентиментальные и жестокие, нашедшие свое «я» на жестокой войне, русские и сейчас продолжают меня удивлять своей мягкотелостью и твердохарактерностью, уживающимися в одном человеке и в целой стране.
      В беседах с солдатами я отполировал, или отлакировал, свою легенду, построенную на документах умершего солдатика. Действительно, бывают ситуации, когда в силу каких-то обстоятельств человек остается сиротой, растет сам по себе, скитается везде, где-то подрабатывает, где-то чему-то учится, но всегда приходит момент, когда он должен остановиться, иначе его упекут в тюрьму за бродяжничество.
      Тюрьма для этого человека и является тем поворотным пунктом, который заносит человека в учетные книги, причислив его к имуществу, которое постоянно надо проверять и учитывать, в каком оно состоянии и на какой полке находится, то есть, где живет и где работает, есть ли от него какая прибыль, женился ли, нарожал ли детишек. И детишек надо учесть, пока не расползлись в разные стороны, чтобы потом их не искать и не собирать до кучи по тюрьмам.
      Моим поворотным пунктом в легенде, стал добровольный призыв на службу русского паренька по имени Иван. Здесь он получил первые свои документы, стал учтенным государевым имуществом. А то, что умер, война есть война, родственников у него нет и жалеть о нем некому.
      В целом я задачу свою выполнил. Мой русский язык никаких подозрений ни у кого не вызывал. Некоторые русские так по-русски говорят, что у любого иностранца сразу возникнут подозрения в том, что это не русский. Однако этот русский в сто раз русее того, кто безукоризненно говорит на русском языке с соблюдением всех правил русской грамматики. А правил в русской грамматике столько же, сколько законов в Российской империи. Правильно говорят только очень грамотные люди и иностранцы. Поэтому надо обязательно допускать ошибки в речи, чтобы никто не заподозрил в грамотности и нерусском происхождении.
      Один факт поразил меня более, чем те небылицы, которые рассказываются о русских в исследованиях психологов и ученых.
      Двое военнопленных потихоньку вылезли за проволоку, вечером украли в лавке ящик шнапса, продали хозяину, у которого работали на полевых работах, на полученные деньги купили в другой лавке две бутылки шнапса и напились. Для меня это было совершенно непонятно, но другие военнопленные говорили о наказанных как о ловкачах, доставших деньги на выпивку, находясь в плену. Зачем было продавать шнапс по дешевке, чтобы купить меньшее количество шнапса? Прожив долгое время в России, я уже не удивлялся случаям, когда за бутылку водки угоняли цистерну спирта.
      В беседах с Кирьяновичем я неоднократно вспоминал о том, как хорошо мне жилось, когда я по найму с крестьянами пас их коров на лугах, спал на траве, собирал разные травы, питался горбушкой хлеба и парным молоком от любой коровы. В лагере, - жаловался я, - меня стесняют стены казармы, проволока, натянутая вокруг, невозможность пойти куда хочешь. Убегу я, дяденька Иван, - неоднократно говорил я. И в один из поздних вечеров я спрятался в самом дальнем углу лагеря, где меня поджидал Густав. Через прорезь в проволочном заборе я ушел к поджидавшей меня машине.
      Утром охрана нашла место пролаза в заборе, произвела построение и проверку наличия военнопленных, объявила о моем побеге, предупредив, что, если меня поймают, то расстреляют на месте. Так я под соответствующим предлогом был изъят из лагеря.

      Находясь в лагере, я сильно скучал по удобствам, предоставленным мне на вилле, на которой я провел почти пять месяцев, изучая материалы, регулярно доставляемые нам молчаливым майором Мюллером.
      Сняв непривычную для меня, но уже обогретую своим телом русскую военную форму, я с наслаждением окунулся в теплую воду ванной, смывая все, что могло прилипнуть ко мне от моих временных знакомых. Прилипло, вероятно, очень много, так как я смачно выматерился, ударившись коленкой о край ванны.