Пётр Фёдорович Северов

Памятные встречи

Когда четыре русских военных корабля отдали якоря в бразильском порту Рио-де-Жанейро, толпы народа заполнили берег, и сам король Бразилии выслал к русским офицерам адъютанта с приглашением посетить его дворец.

Как выяснилось, этой чести король удостаивал очень немногих моряков. Только самые прославленные из них имели возможность осмотреть богатейшие залы дворца, а заодно и золочёный трон, на котором восседал король — самый крупный в Бразилии беззастенчивый и беспощадный португальский рабовладелец.

Это было в 1819 году. Немеркнущая слава русских армий в то время гремела на весь мир: эти доблестные армии наголову разгромили «непобедимого» Наполеона.

Четыре русских парусных корабля, что появились на рейде далёкого бразильского порта, составляли две исследовательских «дивизии» — Северную и Южную «Восток» и «Мирный» отсюда должны были направиться в Южное Заполярье на поиски таинственного материка, берегов которого не видел ещё ни один человек, а шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» — в район Берингова пролива с заданием отыскать морской путь из Тихого океана в Атлантический, в обход неведомых земель Северной Америки.

Попытку справиться с этими великими задачами могли предпринять только первоклассные мореходы на первоклассных кораблях. А наши моряки уже не впервые ходили вокруг света, и многие острова в просторах Тихого океана, особенно в северной, самой суровой его части, неспроста носили русские имена.

Начальником «Северной дивизии» (шлюпы «Благонамеренный» и «Открытие») был опытный моряк и заслуженный боевой командир Михаил Николаевич Васильев, сражавшийся в годы войны против Наполеона у островов Цериго, Корфу, Занте и на севере, на реке Аа, участвовавший во взятии Митавы. Его знали во флоте, как находчивого, решительного и отважного командира.

Помощником Васильева и командиром шлюпа «Благонамеренный» был Глеб Семёнович Шишмарев. Он тоже участвовал в войне против Наполеона, плавал на бриге «Гонец» и уже совершил одно кругосветное плавание на корабле «Рюрик» под начальством О. Е. Коцебу.

Команды шлюпов были укомплектованы из опытных моряков.

Толпы людей встречали русские корабли.

Бразильский город увидел самих победителей Наполеона, — воинов, не знавших страха в борьбе. Хотел их увидеть и король.

Пышные палаты загородного дворца поражали роскошью и богатством. Сколько здесь было выставлено золота и серебра, дорогих ковров и картин, бюстов и ваз, старинного оружия и музыкальных инструментов… Будто владелец большого комиссионного магазина, надменный и важный, король неторопливо расхаживал среди этих богатств. Больше десятка слуг напряжённо следили за каждым его движением, стараясь угадать и предупредить любое желание своего повелителя.

Король рассказывал о дворце, о своей столице.

— Осмотрите мой город, и вы увидите богатство, культуру, высокую просвещённость на каждом шагу! — самоуверенно говорил король. — Это город-цветник, и его неспроста называют «земным раем». Мы, португальцы, принесли в Бразилию культуру. Однако, чтобы оценить, нужно увидеть… Я дам вам проводника, и город откроется перед вами во всем его очаровании.

Король небрежно кивнул одному из слуг:

— Эй, ты!.. Покажешь северным гостям весь город.

Прямо из дворца моряки направились осматривать этот «земной рай». И первое, что привлекло их внимание, это расположенные неподалёку от набережной длинные, без окон, каменные сараи, занимавшие огромный квартал. Время от времени оттуда доносились крики. Моряки повернули к сараям. Их остановил часовой. Но проводник лишь показал значок, спрятанный за лацканом пиджака, и часовой шарахнулся в сторону.

Как видно, король в увлечении позабыл, что в городе имеются и «тёмные пятна», а простак-проводник понял его приказ дословно: «показать весь город»…

Тёмные каменные сараи были пунктом сбора невольников. Захваченные в Африке негры проходили здесь карантин и здесь же поступали в продажу.

Лейтенант со шлюпа «Благонамеренный» Алексей Лазарев позже сделал запись об этих кварталах в «земном раю»:

«…Когда в сараи, наполненные привезёнными неграми, является покупщик, то несчастным сим, посредством свистка или удара об что-либо палкой, приказывают встать, и они осматриваются, подобно скоту, назначенному в продажу. Нередко для узнания, здоров ли негр, бьют его палкой или плетью, замечая, будет ли он от сего морщиться, смотрят у него зубы и т. п. Когда мы входили в сараи смотреть негров, то их заставляли плясать под их же песни… В несчастном своём положении полумёртвый от истощения негр должен ещё веселиться! Ежели же который из них наморщится, то бьют его кнутом немилосердно по голому телу… При выгрузке сих невольников из кораблей в сараи, выходя на свежий воздух, получают удары, а некоторые и умирают».

Такими оказались обычаи в португальском «земном раю»… Чопорный, со скучающим лицом проводник заметно оживился. Он тыкал тросточкой в лица неграм и прыскал от смеха, видимо находя это очень забавным… Развеселясь, он сказал:

— Ну, эти уже немного обучены, а вот на кораблях! Не желаете ли взглянуть на «свеженьких», которые только что прибыли из Африки? Вот где потеха!

Три английских корабля стояли неподалёку у причалов. Администрация порта оказалась очень любезной, — в помощь королевскому она дала и своего проводника.

Первый корабль — большая и неуклюжая деревянная посудина — был неимоверно грязен и кишел клопами. Единственное, что выглядело на нем франтовато, — это золочёная надпись на передней части борта, обозначавшая название корабля — «Британия». В трюмах судна ещё находился «живой товар».

— Сколько же вы доставили негров на этот раз? — спросили у капитана.

Он тяжело и горестно вздохнул, поджав сухие старческие губы:

— Большая неудача, сэр… Товар оказался почти непригодным. Они не переносят морской болезни. Мы везли 850 негров, но 217 из них пришлось выбросить за борт[1].

— Почему же… выбросить за борт?

— Умерли.

— От морской болезни?..

Капитан снова скорбно вздохнул:

— Я не рассчитал запаса пресной воды и провизии. Но какой убыток, сэр! Меня постигло большое горе…

— Все же у вас будет большая выручка, — заметил переводчик.

— А цены? — тоскливо спросил капитан. — Цены ведь сильно упали! Я мог бы получить такую прибыль! Подумайте — 217! Малая ли это потеря?

В тёмных глубоких трюмах корабля вдоль борта были построены ярусы нар, ограждённых прочными решётками. Узкие, тесные клетки надёжно отделялись одна от другой. Невольника заставляли пробираться в клетку через небольшое отверстие, и он находился под замком в течение всей дороги через океан…

Очевидно, для того чтобы потешить гостей, в трюме, едва моряки спустились сюда по скобам трапа, тотчас же появился надсмотрщик. Проходя вдоль нар, он бросал пленникам по початку кукурузы. Это был их суточный паёк. Но не смешно — страшно было видеть измученных узников, умирающих от голода в узких деревянных клетках-гробах…

Другой корабль назывался «Пречистая дева». Капитан его — маленький рыжий человек — оказался очень болтливым. Он сразу же сообщил о себе, что является человеком набожным, религиозным и редко когда расстаётся с молитвенником, который тут же показал. Не ожидая вопросов, он пустился в разглагольствования, размахивая молитвенником и дымя трубкой:

— Вот, извольте видеть: рядом два корабля. На одном погибло 217 негров, на другом — 150. О чем это говорит? О том, что капитаны этих кораблей плохо, очень плохо смотрят за бедными чернокожими. Для них это прежде всего товар. Но если и так, разве товар обязательно должен гибнуть в пути? Для меня негры — не просто товар. Они, правда, язычники, но все же живые существа. У меня погибло только 45 негров!

И он самодовольно улыбнулся.

— В Англии в наше время так много говорят о позоре работорговли, — заметил кто-то из русских моряков.

Рыжий капитан насторожился.

— Но мы приобщаем дикарей к европейской культуре! Здесь они научатся молитве и повиновению. Конечно, нужна определённая суровость. Но ведь и любящий отец иногда берет розгу! С ними иначе нельзя. Разве вы не слышали, что было на Гаити? Тысячи рабов восстали и перебили белых. Они объявили республику! Вот они каковы. А здесь, в Бразилии? Они ушли в леса и тоже объявили свою республику, и сколько португальцев погибло в борьбе с ними! Вот для того, чтобы они даже не помыслили бунтовать, я — увы! — должен проявлять известную строгость. Так лучше для них самих.

Пока рыжий капитан ораторствовал в тени, под тентом, матросы вывели на палубу группу невольников. Были здесь и женщины, и дети; испуганные, изнурённые, жадно и боязливо оглядывались они по сторонам…

— Э, да я вижу, они скучны? — недовольно заметил капитан матросу.

И тотчас над чёрной, притихшей толпой со свистом взвился плетёный хлыст. Стройный кудрявый мальчик с криком схватился за щеку…

Рыжий англичанин криво усмехнулся:

— Вот она, служба… Если он ослепнет, кому он нужен? — Капитан злобно взглянул на матроса и добавил уже совсем смиренно: — Тогда пусть посвятит себя богу. Я отдам его в монастырь.

— За что же он так ударил ребёнка? — возмущённо спросил кто-то из моряков.

Королевский переводчик удивлённо пожал плечами:

— Какого ребёнка?.. Ведь это негр…

— Мне жаль этих язычников, — снова загнусавил капитан. — Но что поделаешь? И любящий отец берет розгу….

Не праздничным обликом главных улиц, не роскошью помещичьих дворцов поразил русских моряков далёкий южный город. Это был огромный притон рабовладельцев.

Двенадцать невольников приходилось здесь на одного португальца. Из этого не следует, конечно, что все португальцы имели рабов. Многие из них сами были помещичьими батраками. А на помещиков трудились сотни и тысячи негров. Даже сладкоречивые святоши из монастырей покупали, продавали и за малейшую провинность нещадно истязали ни в чем неповинных мучеников бразильского «земного рая»…

…Перед отплытием шлюпов в дальнейший поход их посетили царский посол в Бразилии и вице-консул.

Офицеры угощали сановных гостей, а те произносили торжественные речи.

— Что может быть прекраснее этого города, где все утопает в цветах?! — восторженно восклицал посол.

— Да, этот город в моем характере, — дружно вторил вице-консул. — Я обожаю цветы.

Может быть, посол и вице-консул не знали о каменных сараях на берегу и о страшных кораблях у причалов? Нет, знали. Но город, действительно, им нравился.

Двум немецким дворянчикам на царской службе город невольников был по душе.

Но в памяти русских матросов утопающий в садах Рио-де-Жанейро остался городом проклятия и слез, городом рабов и работорговцев, городом диктатора-короля, восседающего на золочёном троне в своём оцепленном стражей дворце, похожем на комиссионный магазин, и умилённо болтающего о «культуре».

Покинув Бразилию и миновав Южную Африку, шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» зашли на ремонт в Порт-Джексон (Сидней). Дальнейший путь отсюда лежал на север, в ледяные просторы Берингова моря, на поиски пролива среди неведомых окраин материка. Кораблям предстояло пройти Тихий океан, где ещё было много обширных районов, в которых до того времени не плавал ни один европейский мореход.

Противные ветры, сменявшиеся полными штилями, неодолимой преградой вставали на пути кораблей. В тропиках, меж островами Новые Гибриды и Фиджи, за долгие десять суток шлюпы нисколько не подвинулись вперёд.

А когда, наконец, подул желанный южный ветер и расправились стройные ярусы парусов, Шишмарев решил вести свой корабль не обычной, уже изученной дорогой, а пересечь большой, не исследованный ещё район океана.

Ранним утром 17 апреля 1820 года дозорный матрос Феоктист Потапов радостно закричал:

— Берег! Прямо по курсу — берег!..

Вся команда шлюпа знала, что в этих широтах океана на карте не было обозначено никаких островов.

Шишмарев находился на мостике; рядом, в штурманской рубке, лежали на столике атласы и карты Арросмита, — знаменитого английского картографа тех лет. Они отличались точностью и отчётливостью очертаний, на них были обозначены не только острова, но даже скалы и рифы. А замеченных островов на карте не было. В 176 милях на северо-запад лежали острова, открытые ещё в 1781 году… Этот же квадрат карты был пуст.

— Значит, открытие? — словно ещё не веря себе, проговорил Шишмарев. И несколько голосов ответили ему дружно:

— Открытие, Глеб Семёнович!.. Ещё одно!..

Смущённый и радостный, позади офицеров стоял навытяжку матрос Потапов. Шишмарев протянул ему руку:

— Поздравляю с открытием, Потапов! Премия вас ждёт.

…Впереди все более отчётливо обрисовывалась группа низменных коралловых островов, густо покрытых тропическим лесом. Вскоре оказалось возможным сосчитать острова: их было одиннадцать, и все они соединялись длинным коралловым рифом. Кокосовые пальмы и хлебные деревья бросали на золотой песок манящую тень.

Внезапно из-за невысокого мыса стремительно вышли четыре лодки. Под треугольными, скроенными из рогож парусами, узкие и длинные, они, казалось, летели, едва касаясь волн.

Метрах в двадцати от шлюпа лодки остановились. Молча, с удивлением и интересом первобытные моряки смотрели на корабль. Рослые, отлично сложенные, мускулистые, с темно-коричневой, лоснящейся от кокосового масла кожей, все они выглядели красивыми здоровяками, а яркие цветы, которыми были украшены их причёски, и браслеты из раковин на руках повыше локтей придавали им праздничный вид. Одежда островитян состояла из повязок на поясах, плетённых из кокосовых волокон, да каких-то красных лент. Не было у них и оружия, — только две или три небрежно обработанные пики или, вернее, палки, назначение которых вряд ли могло быть военным.

Безвестное племя на малых коралловых островах в оружии не нуждалось. Здесь ещё не высаживались ни английские, ни испанские, ни португальские колонизаторы, не жгли селений и не захватывали в рабство этих вольных людей.

— Пригласите их на корабль, — сказал Шишмарев. — Подайте трап.

Лодки островитян двинулись к шлюпу, но сразу же остановились. С минуту островитяне совещались, поглядывая то на шлюп, то на берег. Им бросили верёвку, однако на лодках её не приняли. Островитяне не решались подняться на невиданный корабль к неведомым белым людям.

Они, конечно, не имели ни малейшего представления об огнестрельном оружии, которым в южных просторах океана колонизаторы опустошали в то время десятки и сотни островов. Более того, выяснилось, что эти люди не знали и железа. Когда лейтенант Игнатьев подплыл на шлюпке к островитянам и стал одаривать их всякими мелочами, — только маленькое зеркальце вызвало у них изумление и радость. На полоски толстого обручного железа, годного для поковки ножей, они смотрели равнодушно, даже с недоумением. Их удивила только тяжесть этих полосок… Полюбовавшись зеркальцем или куском пёстрой материи, островитяне без сожаления уступали эти подарки друг другу. Им не было знакомо понятие собственности и чувство вражды из-за вещей. Их радость была общей, как в дружной семье. И невольно думалось морякам о том, что, может быть, уже находится в пути тот неизвестный колонизатор, который, ступив на эту землю, скажет: «Здесь все — моё… Только моё, и ничьё больше. И острова, и пальмы, и рыба в океане, и птицы на ветках, и вы, дикари, мои. Слушать и повиноваться, иначе — смерть!»

Эти люди радовались каждому проявлению дружбы — улыбке Игнатьева, его протянутой руке, приветственным крикам моряков, тому, что матрос, сидевший на вёслах, тихонько напевал какую-то песенку…

Особенно понравилась островитянам одежда моряков. Ощупывая материю белого кителя, любуясь золочёными пуговицами и погонами, они просили Игнатьева подарить им такую одежду.

Он закивал в ответ и показал жестами, что согласен. Туземцы уже протянули руки и удивились, что Игнатьев не снимает кителя. Они сразу же поняли: белый человек хочет получить какую-то вещь взамен. Старший из туземцев показал на берег, на стройные пальмы и пригласил следовать за ним.

Лейтенант покачал головой и указал на корабль. Немалого труда стоило ему объяснить, что одежду получит тот, кто согласится подняться на судно.

Но островитяне и на этот раз отказались от приглашения моряков. Они, видимо, считали, что, поднявшись на корабль, должны будут уехать с этими белыми людьми.

Игнатьев понял это. Он прикоснулся к плечу вожака островитян, к своей и к его груди и, улыбаясь, вручил ему русскую медаль.

Большие бронзовые эти медали были заготовлены в Петербурге для вручения старшинам и вожакам племён на впервые посещённых землях.

Вожак радостно засмеялся и, ко всеобщему ликованию своих товарищей, прицепив медаль на тонко плетёный шнурок, повесил её на грудь.

Дружественной была их встреча с Игнатьевым и трогательно прощанье: склонившись через борт лодки, островитянин потёрся носом о нос лейтенанта… Повидимому, это было самое нежное выражение дружбы.

Шлюп обогнул острова. Определив их широту и долготу, Шишмарев нанёс вновь открытые земли на карту. Моряки назвали их островами «Благонамеренного».

Корабль уходил на север.

С палубы долго ещё были видны четыре лодки под малыми треугольными парусами: люди кораллового архипелага провожали своих гостей.

Глядя с кормы корабля на медленно тонущие вдали острова, лейтенант Игнатьев в раздумье сказал товарищам:

— У этих людей — большое счастье… Их не знают колонизаторы. Но, может быть, скоро увидят?.. Тогда такой вот «набожный», как на «Пречистой деве», с молитвенником и кнутом, закроет их в клетки и повезёт на торг, чтобы приобщить к своей «культуре»…

…Прерывисто гудели наполненные ветром паруса, и маленький человеческий мир островов, с безвестной своей судьбой, вскоре совсем утонул в океане…

На дальней морской дороге, среди бесчисленных островов Океании, экспедиции не раз встречались английские, испанские, французские корабли, такие же, как «Британия» и «Пречистая дева»… Некоторые из них скитались по океану в поисках неведомых земель, где сразу можно было бы взять и людей для продажи, и все их богатство…

Были среди них и корабли «мирных» торговцев, которые продавали на островах водку и опиум. Они получали тысячи процентов барыша: до последнего обирали островитян, а затем открывали им широкий и щедрый кредит, от которого и в столетие племенам невозможно было откупиться… Не силой оружия, так обманом флаг британской, французской или испанской короны поднимался над захваченными островами…

В погоне за наживой эти торгаши пробирались далеко не только на юг, но и на север.

В Беринговом море, в селениях Чукотки и Русской Америки, уже появились американские торговцы. Пушное богатство этих русских земель не давало им покоя. Они привозили «огненную воду» — спирт и, спаивая чукчей, коряков, эскимосов, чуть ли не даром отбирали у них меха чернобурой лисицы, соболя, песца…

Русские моряки, решая великую географическую задачу, отыскивали у берегов Аляски путь в Атлантический океан, а по следам их крались американские дельцы. В руках у них были русские географические карты и американский спирт. И ещё у них было огнестрельное оружие, — английской работы мушкетоны, которыми, вопреки запрещению русских, янки тайно вооружали и оседлые, и кочевые племена.

В пути через Берингов пролив на север вахтенный офицер с «Открытия» заметил однажды на горизонте неизвестный корабль. Он тотчас же доложил об этом командиру шлюпа Васильеву. Прибавив парусов, шлюп стремительно помчался навстречу неизвестному судну. Это был вооружённый американский бриг.

И шкипер, и команда брига, видимо, перетрусили не на шутку, — в этих безлюдных широтах даже чукотская байдара была в редкость, а тут, словно из самой морской пучины, вдруг выплыл величественный и грозный боевой корабль…

Сигнальные флаги на русском корабле приказывали:

— Шкиперу брига немедленно прибыть на борт шлюпа!

На палубе брига засуетились матросы, и уже через несколько минут от его борта отвалила шлюпка.

Американский шкипер, худой и высокий, с тяжёлой челюстью детина, стал козырять и кланяться, когда шлюпка ещё лишь приближалась к трапу. Тяжело поднявшись на палубу, он снова замотал головой и оскалил зубы, пытаясь изобразить улыбку.

— Я удивлён, сэр!.. Я очень и очень удивлён!.. Как?.. В таких широтах и вдруг — русский военный корабль?!. О, это выше моего понимания!..

Васильев спросил:

— Вам известно, что берег Аляски, у которого мы находимся, принадлежит России?..

— О, да, сэр!.. Мне это хорошо известно! — почему-то с радостью выкрикнул американец.

— С какой же целью вы прибыли к русским берегам?

Шкипер напряжённо вытянул шею и вытер вспотевший лоб.

— Мы, как бы сказать, составляем карту… Это — для науки. Промеряем шестом глубины, описываем берега…

— Хорошо, — сказал Васильев. — Покажите мне свою карту…

— Но она осталась на бриге!.. Я бы с удовольствием, конечно…

— В таком случае вам придётся следовать за мною, — решил командир. — В заливе Коцебу вы снова явитесь на шлюп.

Залив Коцебу, открытый у берегов Аляски за четыре года до этого экспедицией на бриге «Рюрик», уже был нанесён на все карты мира. Здесь были отмечены удобные якорные стоянки. Расставаясь со шлюпом «Благонамеренный», Васильев назначил встречу в этом заливе.

Настроение американского шкипера окончательно упало, едва он заметил в заливе второй русский военный корабль. На этот раз американец торопился пуще прежнего, — с палубы видели, как колотил он в спины своих гребцов…

Шкипера проводили в кают-компанию, где уже находился Шишмарев, и, проявляя прежнюю беспокойную вежливость, он передал Васильеву карту. Едва взглянув на неё, Шишмарев спросил:

— Эта карта вашей работы?..

— О, да! — широко усмехнулся шкипер. — Бессонный, так сказать, труд…

— Забавно, — заметил Шишмарев негромко. — Очень забавно!..

Каждая линия этой карты, каждый штрих командиру «Благонамеренного» были хорошо знакомы. Ещё бы не знать ему этих изгибов берега, если четыре года назад в составе экспедиции Коцебу он сам измерял здесь каждый мало-мальски значительный мыс, высоты обрывов, глубины моря… Он сам эту карту составлял!

— Этот труд, уважаемый мистер, — насмешливо сказал Шишмарев, — сделан не вашими руками. Я участвовал в экспедиции на «Рюрике», когда создавалась эта карта.

Вид у американского шкипера был теперь такой, будто ему прищемили больное место.

— То есть?.. Не понимаю…

— Вы отлично понимаете, мистер… Эту карту вы приобрели в русских колониях на Аляске. Но мы не собирались делать из неё секрета.

Васильев свернул карту и возвратил её американцу.

— Не изволит ли мистер шкипер выпить стаканчик кофе? Кстати, мы поговорим и о коммерции. Как идёт торговля в этих местах? И чем вы торгуете? Спирт? Мушкетоны?

— О, нет! — плаксиво выкрикнул американец. — Я не способен обирать дикарей… У меня был сахар, ну, ситец, ну и ещё табак… Я прошу отпустить меня, сэр. Я, право, не знал, что русские корабли могут встретиться даже на Северном полюсе…

Принесли кофе, и шкипер, видимо торопясь поскорее закончить этот неприятный визит, с жадностью потянул из чашки, ожёгся, фыркнул и, окончательно расстроенный, решительно поднялся из-за стола.

— Спасибо за науку, сэр… Большое спасибо. Вот только чем вас отблагодарить? Сделаю вам маленькое предупреждение. Дикари сговорились между собой и порешили убивать всех белых. У меня убили одного и ранили трех матросов. Без всякой причины это произошло. Нападают сзади или из засады. Если будете высаживаться, — не подпускайте близко дикарей…

Васильев недоуменно пожал плечами, а Шишмарев засмеялся:

— И все это… «без всякой причины»?..

Маленькие глазки шкипера смотрели насторожённо и плутовато.

— О, это правда!..

— Мы на своей земле, мистер, — заметил ему Шишмарев. — Нас не следует учить, как вести себя дома…

Через двадцать-тридцать минут американский бриг снялся с якоря и ушёл на юг, провожаемый насмешливыми шутками матросов.

— А знаете, братцы, — смеясь рассказывал кто-то из моряков, — шкипер этот, как только в шлюпку сел, — сразу же зеркальце из кармана. Язык высунул и все в зеркальце на него поглядывает да пальцем щупает… Видно, очень уж крут он, русский кофеёк!..

…Глядя вслед уходящему бригу, Шишмарев сказал:

— Вот вам залётный ворон из Америки… Конечно, торгует он спиртом и оружием, сеет вражду между племенами и греет на этом руки. Нужно проверить, однако, правду ли он накаркал, будто сговорились на недоброе дело все племена…

— Особенно не удивляюсь, — в раздумье молвил Васильев. — Эти заокеанские хищники появляются неспроста. Но я его предупредил. А встретим где-нибудь на нашем берегу — пусть на себя пеняет…

Через несколько дней шлюпы подошли к большому чукотскому селению, разбросанному на длинной галечной косе.

Необычная суета на берегу заставила командиров насторожиться. Люди метались меж юрт, собирались в группы и снова расходились. Можно было подумать, что они занимают вдоль линии берега оборону, как будто готовясь к отражению атаки.

С первыми же шлюпками Шишмарев и Васильев отбыли на берег. У самого прибоя, на берегу, собралась пёстрая толпа чукчей. Пожилой чукча, с тремя русскими медалями на груди, подошёл к командиру и сказал по-русски:

— Здравствуй!..

Конечно же, налгал американский шкипер, будто сговорились прибрежные племена. Чукчи звали гостей в свои юрты, несли угощение, а некоторые уже начинали праздничную пляску. Они не впервые встречали русских моряков — здесь уже побывали экспедиции Сарычева и Биллингса, Коцебу, — и каждая такая встреча была для них праздником…

Каждый с гордостью показывал подарки русских: кухонные котлы, ножи, топоры, лопаты… В юрте у старшины на самом почётном месте, рядом с деревянным богом, стоял сверкающий самовар.

Старшина рассказывал взволнованно:

— Здесь был нехороший белый человек. Он требовал у нас песца и лисицу. Говорил, что придут русские, и нам будет худо, что русские хотят убить всех чукчей… Но мы сказали, что знаем русских и что русские — наши друзья. Человек этот ругался и стрелял из ружья, а наши воины прогнали его с берега.

— Пусть всегда так делают ваши храбрые воины! — воскликнул Шишмарев.

В тот вечер на дальнем студёном берегу долго не гасли костры. Люди двух наций, но одной родины, рассказывали друг другу о жизни своей, о плаваниях, об охоте, и радостно было им знать и помнить, что сюда уже не придёт лукавый иноземный захватчик и невольничье судно не бросит здесь якоря…

Попытка отыскать проход из Берингова пролива вокруг северного побережья Америки в Атлантику предпринималась уже не впервые.

В 1778—1780 годах Джемс Кук и его помощник Клерк, потерпев неудачу в поисках Южного материка (Антарктиды), пытались достичь успеха на Севере — пробиться сквозь льды, вокруг Аляски, в Атлантический океан. Однако все их усилия были бесплодны. Главную свою задачу они не решили. Дорога из Берингова пролива в Атлантику была на крепком ледяном замке.

Разочарованный Кук возвратился на Гавайи, где и был убит в стычке с одним из племён…[2]

Клерк, ставший после гибели Кука начальником экспедиции, решительно заявил, что дороги из Берингова пролива ни на, восток, ни на запад нет и все попытки открыть эти пути заранее обречены на поражение.

В частных беседах Клерк не раз похвалялся, что на севере, за Аляской, дальше его и Кука никто не ступит вперёд и шагу…

Однако ни похвальбы, ни мрачное «пророчество» Клерка не остановили русских.

Уже через пять лет после плавания Кука и Клерка экспедиция Сарычева и Биллингса сделала неизмеримо больше в исследовании Берингова моря и побережья Ледовитого океана, чем Кук и Клерк.

Вторично направлялся к суровым берегам Аляски командир «Благонамеренного» — Шишмарев. Только за четыре года до этого на бриге «Рюрик» вместе с О. Е. Коцебу он плавал в Ледовитом океане, описывал северное побережье Аляски, острова Св. Павла и Св. Георгия. Открытая ими на американском берегу обширная бухта носила имя Шишмарева…

И все же к тому времени никто из исследователей не прошёл на корабле дальше Кука. Казалось, будто не только на крайнем юге, но и здесь, на севере, Джемс Кук установил границу для мореходов.

Но вот у стен ледяной Антарктиды пошли на штурм океана русские мореходы Лазарев и Беллинсгаузен. У берегов Аляски к такому же упорному штурму была готова «Северная дивизия»…

Сегодня, когда все побережье Арктики и все её острова нанесены на карту, легко понять, что перед командами парусных шлюпов была поставлена невыполнимая задача.

Тем большее признание вызывают решимость и отвага русских моряков, которых не останавливали в пути ни пурги, ни льды, ни штормы, ни морозы… Временами казалось, что океан уступает их упорству: за высокими грядами льдов открывались свободные морские просторы. Поминутно рискуя быть раздавленным во льдах, шлюп «Открытие» прорывался на чистую воду. Но здесь были отмели, тянувшиеся от берегов Аляски, и, чтобы обойти их, нужно было снова вломиться во льды.

Заснеженный, оледенелый, сам похожий на льдину корабль упорно прокладывал путь на восток. Уже был пройден предел, указанный Куком и Клерком. Русские моряки перешагнули эту «запретную черту»! Они переступили её не на один шаг, в возможности чего сомневался Клерк. Они продвинулись дальше на десять… на пятнадцать миль… и, наконец, на двадцать две мили!

Никем не посещённые берега мыса Лисберна до мыса Крузенштерна впервые были положены на карту. Это была большая победа, за которую, впрочем, мог поплатиться весь экипаж… Шлюп затёрло во льдах, и вокруг все выше громоздились торосы, и только огромным усилием команда выручила его из казалось бы неминуемой беды…

Дальнейший путь был наглухо закован льдами. Сколько ни всматривался Васильев в сумрачный горизонт, — молчаливая ледяная пустыня лежала вокруг, на ледяном поле не было заметно ни трещин, ни разводий…

Так и не нашли мореходы дороги в Атлантический океан… Это и понятно. Ведь даже самому мощному ледоколу не под силу пробиться сквозь многолетние льды в суровых тех широтах. А команда Васильева шла на деревянном шлюпе, под парусами…

…Шлюп возвращался в Берингово море. И впереди Васильева и его спутников ждало новое открытие, гораздо значительнее того, которое было сделано в Тихом океане.

Был июль 1821 года. Шлюп «Открытие», не раз уже изведавший и штормы, и «мёртвую хватку» льдов, направлялся к мысу Невенгам, на Аляске. Порывистый ветер поднимал крутую волну, гнал низко над морем серые плотные клочья тумана. Временами ветер разгонял туман, и над морем появлялись голубые просветы.

Стоя на мостике рядом с вахтенным офицером, Васильев заметил в таком просвете смутно блеснувший снег. «Наверное, льды», — подумал он и приказал рулевому держать правее, чтобы осмотреть огромное ледяное поле.

Но вот клочья тумана рассеялись, и перед глазами моряков открылся высокий гористый берег, уходящий до самого горизонта на юг…

Васильев взглянул на карту. В этом месте не было обозначено ни какого-либо мыса Аляски, ни острова… Как же это могло случиться? Ведь Берингово море не впервые посещали русские моряки. Если это остров, — неужели он мог остаться незамеченным?.. И снова Васильев листает толстую кипу карт… Нет, ни на одной из них неизвестная земля не отмечена.

— К берегу, — приказывает командир, а вся команда судна уже готовит шлюпки.

И вот ещё одна памятная встреча… Шлюпки подходят к берегу. От малого селения, едва заметного меж холмами, навстречу морякам бегут коренастые смуглые люди. На расстоянии нескольких шагов они будто по команде останавливаются, озадаченные и изумлённые…

— Кто вы? — спрашивает старший из них, плечистый, уже седеющий человек. — Откуда пришли?

Он говорит по-эскимосски. Рядом с Васильевым стоит толмач — переводчик, взятый на корабль в одном из русских селений на Аляске. По обычаю он отвечает старшему с поклоном:

— Мы пришли из России. Ты слышал об этой стране?

— Нет, я знаю берег Кускохенцы, — говорит старший. — Оттуда приходили люди и продавали нам удивительную вещь. Она твёрже клыков моржа, а в огне становится красной, и тогда из неё можно делать и крючья, и ножи…

Земля, на берег которой сошли моряки, оказалась большим островом протяжением в сорок миль и шириной в двадцать. Жители называли его Нунивак.

Остров с его низкорослыми лесами на южных склонах гор, с обширными пастбищами для оленей, с вечным грохотом Берингового моря был для островитян малого племени охотников и рыбаков самым радостным уголком земли. Они не думали, что где-нибудь есть богаче и красивее природа. Здесь жили их деды и прадеды. Здесь, в обтянутых оленьей кожей юртах, зимними вечерами, у костров, слагались любимые ими сказки, легенды и песни о смелых, удачливых китобоях, об охотниках на лисиц и песцов, об огромных оленьих стадах. Что может быть лучше песен и сказок родного края, светлых его просторов и этого знакомого с младенчества отцовского крова на берегу?..

Островитяне звали гостей в свои юрты, угощали тундровыми ягодами и рыбой, дарили разные вещи… Эти люди радовались, когда дарили. И если было заметно, что гость, принявший подарок, доволен, — радость дарившего была ещё большей…

Васильев сам повесил на грудь старшине бронзовую русскую медаль. Толмач объяснил, что отныне каждый русский узнает старшину по медали, что никто не смеет притеснять жителей острова, потому что их будет защищать Россия.

На ближнем холме матросы подняли высокую мачту. Под грохот салюта и троекратное «ура» русский флаг взлетел над островом…

А когда моряки уходили к своим кораблям, люди с острова Нунивак ловко и быстро развернули лёгкие байдарки и помчались вслед за шлюпками.

Они безбоязненно поднялись на палубу корабля. Переняв новый для них обычай, каждый старался пожать руки матросам и офицерам. Вместо приветствия они говорили:

— Мы — Россия!

Судно уже подняло паруса, направляясь на юг, а с лёгких байдар, стремительно взлетавших на зыби, все доносились слова привета:

— Мы — Россия!

…Но хищники все же пришли на Нунивак… В 1867 голу царь продал Аляску, и все острова Алеутской гряды, и остров Кадьяк, и многие другие американским банкирам. Он получил за них одиннадцать миллионов рублей. Одни лишь золотые россыпи Юкона вскоре дали американским промышленникам миллиарды долларов. А пушное богатство Аляски, — драгоценный мех котика, бобра, чернобурой лисицы, соболя, песца… А рыбный и китобойный промысел, лесные богатства, залежи железных, свинцовых и серебряных руд!.. Все это принесло американским маклерам многие миллиарды долларов прибыли.

В число проданных русских владений вошёл и остров Нунивак.

Долго, в течение почти столетия, об острове Нунивак и его малом народе не было никаких известий. Что сталось с племенем охотников и рыбаков, так радостно встречавших русских мореходов?

Судьба их такая же, как и многих жителей соседних, Алеутских островов…

В период Великой Отечественной войны советские грузовые корабли не раз посещали американский порт на Алеутских островах — Датч-Харбор. Когда-то здесь было русское селение Согласие.

На берегу моря до сих пор стоят на почерневших от времени деревянных лафетах две старинные русские пушки. Под горой темнеет селение алеутов — построенные по-русски деревянные дома… Но вечерами ни в одном из этих домиков не зажигается свет. Можно обойти все узенькие переулки, и никто не встретится в умолкшем селении. Словно умерло в нем все живое. Остались только жилища.

В 1942 году американские власти выселили отсюда алеутов в далёкие тропики… Климат тропиков смертелен для этих исконных северян. Однако банкирам Америки это и нужно. Они истребили до последнего человека десятки индейских племён, а теперь решили «очистить» острова Берингова моря.

Огромный район Алеутской гряды американские империалисты превратили в военно-морскую и авиационную базу. На самых отдалённых от Аляски и на самых близких к ней островах строятся военные аэродромы, и заряды взрывчатки вдребезги разносят скалы, выравнивая площадки для посадки бомбардировщиков…

Такая судьба постигла и Нунивак. Для жителей острова это — прощание с землёй отцов, потеря родины, мужественной и суровой, но самой прекрасной на свете…

Давно миновало то время, когда в пустынях и джунглях Африки, на тихоокеанских островах, вооружённый ножом и арканом, выслеживал человеческую добычу капиталист. Теперь он не возит невольников в деревянных клетках. Он выслеживает целые народы, чтобы на их же земле, путём подкупов и угроз, с помощью предателей и отщепенцев надеть на трудовые руки кандалы…

Свыше ста тридцати лет прошло с того времени, когда было совершено плавание русской «Северной дивизии» вокруг света. Но и сейчас так много поучительною в этих памятных встречах там, на землях, куда пришёл и утвердился, и там, где ещё не был и не посеял вражды и горя стремящийся к наживе капиталист…

1

Цифры, которые здесь названы, взяты не произвольно. Во время пребывания шлюпов «Благонамеренный» и «Открытие» в Рио-де-Жанейро, в ноябре 1819 года, на трех английских невольничьих кораблях за сорок суток пути из Африки в Бразилию умерло 412 невольников. С 1680 по 1786 год Англия ежедневно вывозила в свои колонии и для продажи на иностранных рынках по 20 000 захваченных в Африке негров. Эту гнусную торговлю людьми Англия продолжала до 1834 года, а Франция — до 1848 года. Многие тысячи невольников гибли в дороге от голода и болезней. В Бразилии рабство существовало до 1888 года. (Прим автора).

2

В английской буржуазной литературе Джемса Кука до сего времени принято изображать как невинную жертву. А между тем на вновь открытых землях Кук вёл себя как самый беспощадный колонизатор. В своей книге «Путешествие в Северный Тихий океан под начальством Кука, Клерка и Гора» Кук рассказывает, например, такой случай. Один островитянин украл у него секстант — угломерный инструмент. Туземцу секстант, конечно, не был нужен, просто он принял его за красивую игрушку. Кук приказал отрезать островитянину уши и посадить его в «колодку». Известно, что жители Гавайских островов сначала очень радушно встретили Кука и его спутников. Однако англичане держались нагло и вызывающе. Матрос, сопровождавший Кука, без малейшей на то причины застрелил вождя одного из племён. Тогда и произошла схватка, в которой Джемс Кук был убит. (Прим автора).