Группа островов Румянцева состояла не из двадцати, как было подсчитано с брига, а из 65 островов. Это открытие не могло казаться маловажным. Но на юг от этой цепи лежали и другие, еще неизвестные географам острова, населенные различными племенами. С улыбкой вспоминал Коцебу о своих пламенных мечтах открыть хотя бы один остров... Этого района океана, оказавшегося в стороне от главных коммерческих путей, до "Рюрика" не посетил ни один мореход.
      Еще виднелась группа островов Румянцева, когда на горизонте открылись острова Эрикуб, о которых рассказывал Лагедиак. В большинстве это были безлесные выступы коралловых рифов, и только на самом большом острове росли кокосовые пальмы. Теперь уже не казалось удивительным, что на Эрикубе жили только четыре человека, - больше людей здесь не могло бы прокормиться.
      Моряки описали острова и назвали их именем бывшего морского министра Чичагова. После этого "Рюрик" взял курс на юго-восток, где, по указанию Лагедиака, должна была находиться неизвестная мореплавателям группа островов Кавен. Она оказалась именно в том районе океана, на который указывал Лагедиак.
      В цепи Кавен оказалось 64 острова с богатой черноземной почвой и целыми лесами пальм. Многочисленное население, среди которого легко было отличить бывалых воинов, испещренных рубцами от копий и мечей, проявило к морякам вежливость и радушие. Старшины наперебой приглашали в гости, показывали свои владения, дарили венки, ожерелья, плоды. Слово "айдара", произнесенное моряками при новых знакомствах, мгновенно рассеяло и недоверие и страх.
      На последнем, самом крупном острове цепи, который здесь называли Айрик, была, как оказалось, даже королева. Она передала капитану "Рюрика" подарок целую груду кокосовых орехов и приглашение навестить ее дом.
      В сравнении с другими этот дом, действительно, был красив, но сама королева отличалась от прочих женщин острова только упитанностью и важностью мины. Она сидела на циновке посреди двора, три безобразные старухи непрерывно метались вокруг нее, треща без умолку, стараясь угадать малейшее желание своей повелительницы. Королева, впрочем, не замечала докучливых старух, - она смотрела куда-то перед собой, не видя, казалось, и гостей с брига.
      Коцебу усадили на почетное место, неподалеку от королевы, которая смерила гостя взглядом, но не сказала ни слова. Капитан подумал, что, быть может, по местному обычаю, гость должен заговорить первым. Подбирая заученные у Лагедиака слова, он кое-как объяснил, что очень рад этому знакомству. Но ответа не последовало. Королева только смотрела на гостя, крепко сжав губы, словно опасаясь обронить невзначай какое-нибудь слово. Несколько минут допытывался он у молчаливой повелительницы, как велики ее владения и есть ли поблизости какие-нибудь острова, но королева не отвечала.
      - Вероятно, королева не имеет права говорить, - заметил стоявший неподалеку штурман.
      Это предположение было похоже на правду.
      Помолчав еще некоторое время, королева поднялась с циновки и, сопровождаемая говорливыми старухами, медленно удалилась в свои покои. Прием был закончен. Теперь моряков окружила молодежь, среди которой оказалась и дочь королевы. Прощаясь, командир подарил ей шелковый платок, а она надела ему на голову венок из раковин, что означало, повидимому, высшую честь.
      По рассказам своих новых знакомых моряки установили, что неподалеку от группы Кавен, на юго-востоке, есть еще какие-то острова. Первый из них называется Пиген, он завершал на северо-западе группу Аур. Этих названий не знал ни один моряк в мире. Океан пересекали здесь вдоль и поперек извилистые коралловые гряды, кое-где выступавшие из воды. Поднятый со дна якорь был сплошь облеплен кораллами. В глубине океана эти маленькие существа громоздились друг на друга и отмирали, образуя все новые рифы, которые впоследствии становились островами.
      К счастью, погода была тихая и ясная, и штурман искусно провел корабль извилистыми коридорами меж рифов.
      Когда бриг отдал якорь у самого большого острова в группе Аур и с четырех лодок, отваливших от берега, гребцы отозвались приветственными "айдара!" - матросы заметили среди островитян двух человек, отличавшихся от всех прочих более темным цветом кожи, телосложением, прическами, блестевшими от кокосового масла.
      После долгих, но непонятных разговоров старшие с двух лодок поднялись на палубу корабля. Они были изумлены и обрадованы ласковым приемом и подарками. Шишмарев спросил у них, кто эти двое, во всем непохожие на других? Оказалось, что замеченные матросами гребцы были на островах чужестранцами.
      Это заинтересовало моряков. Командир пригласил чужестранцев на корабль. Они взошли по трапу вполне спокойно, и первый, назвавший себя Каду, тут же принялся рассказывать о каком-то своем дальнем путешествии. Он поминутно указывал на запад и на солнце, объясняя, что плыл много дней.
      В течение целого дня этот человек ни на шаг не отходил от командира, а перед закатом, когда островитяне стали собираться домой, он, к изумлению всей команды, сказал, что очень хочет остаться на корабле. За время плавания "Рюрика" это был первый случай, когда к морякам обратились с такой просьбой. Каду смотрел глазами, полными мольбы и надежды, снова и снова пытаясь объяснить, что будет самым верным другом и помощником моряков.
      - Хорошо. Разрешаю остаться, - сказал Коцебу. И, указав на островитян, добавил: - Скажите им об этом.
      Каду подошел к перилам, поднял руку и звучным голосом торжественно произнес несколько слов. Стало очень тихо. Потом все островитяне внезапно закричали, и в этом заунывном крике слышались и просьбы, и угрозы, и страх. Но Каду стоял невозмутимый и радостно улыбался, показывая, что теперь - это его корабль.
      Островитяне с жаром что-то говорили Каду. А он только смеялся. По трапу торопливо взбежал на палубу соплеменник и друг Каду - Эдок. Этот уже не просил, а приказывал, но все безрезультатно. В отчаянии он схватил товарища за руку, пытаясь насильно увести его с корабля, но Каду оказался сильнее и даже не двинулся с места.
      С громкими, печальными воплями островитяне уплыли к берегу.
      Бриг продолжал лавировать среди неизвестных островов и через несколько дней, когда была закончена опись всей группы, снова бросил якорь у Аура. Вскоре на судно прибыл Эдок с многочисленным отрядом островитян. Теперь он не кричал, не приказывал, только плакал и нежно обнимал друга, прося его вернуться на берег. Каду тоже не смог удержать слезы, но его решение было непреклонно. Он отдал товарищу подарки, полученные на корабле, и силой вырвался из его объятий.
      Все это казалось удивительным: пользуясь уважением островитян, нежно любя своего друга, он все же решил их покинуть, уходя на неизвестном, чужом корабле.
      Позже, немного научившись русскому языку, Каду говорил, что хочет увидеть как можно больше земель, морей и народов.
      Слушая рассказы о далеком Петербурге, он мечтал побывать в этом невиданном городе.
      Через некоторое время Каду уже мог рассказать подробно, как очутился на острове Аур. Он родился на Каролинских островах, в 1500 милях на запад от группы Аур, в семье рыбака. С детства выезжал на лов, а юношей славился, как отличный водолаз-ныряльщик. Не раз доводилось Каду сражаться с акулами, и он всегда выходил победителем. Однажды он с тремя товарищами вышел на рыбную ловлю очень далеко от островов. Рыбаки не заметили надвигавшегося шторма. Подхваченные грозным бураном, они вскоре потеряли из виду родные острова.
      В течение восьми месяцев странствовали юноши по океану на маленькой лодке. Питались только рыбой, пили дождевую воду, собранную в обрывке паруса, а когда нехватало дождевой воды, Каду нырял в глубину со скорлупой кокосового ореха, в которой было проделано маленькое отверстие. На глубине океана вода менее соленая, и это спасало рыбаков от смерти.
      К исходу восьмого месяца никто из них не мог держаться на ногах. Парус, в клочья изорванный ветром, был потерян. Лодка бессильно металась на гребнях волн. Четыре путника в молчании ждали смерти. Они не поверили, что берег, показавшийся на горизонте, действительно существует. В бреду их так часто обманывали миражи!
      Предводитель племени - Тигедиен - спас жизнь Каду и его спутникам. Островитяне хотели их убить, чтобы завладеть имуществом. Тигедиен сказал, что казнит любого, кто посмеет обидеть этих чужестранцев в беде.
      Так они остались на Ауре, где прожили уже четыре года и стали равноправными среди островитян.
      Появление "Рюрика", невиданно большого корабля, привело в смятение все племя. Давно уже здесь передавалась легенда, что где-то далеко на западе живут злобные и хищные белые люди, разбойники, поедающие черных людей. Занесенная неведомо кем, эта легенда по-своему отражала правду. Европейские захватчики, колонизаторы, миссионеры безжалостно истребляли на вновь открытых островах населявшие их народы.
      Позже в своем дневнике Коцебу записал: "...Во времена Кука на Отагейти считалось жителей до 80 тысяч, теперь же их только 8 тысяч. Отчего произошла эта ужасная разность? Где на островах Южного моря поселится европеец, там опустошительная смерть, сопутствуя ему, истребляет целые племена..."
      Следует ли удивляться, что на островах Аур первобытное племя считало европейских захватчиков людоедами?
      Этому верил и Каду. Тем более удивительными были его отвага и решимость. Островитяне ему говорили, что как только на корабле закончится провизия, очередь будет за ним. Он был несказанно рад, увидев открытую бочку с говяжьей солониной, и смущенно признался Шишмареву, что с трепетом ждал решения своей судьбы.
      Тридцать два острова группы Аура, острова Арно и Милле, обширная цепь островов Айлу и еще большая цепь - Ралик, - такими огромными открытиями увенчался тропический рейс "Рюрика" на этот раз.
      Страстная мечта Каду увидеть столицу России не сбылась. Когда на пути из Берингова моря в Кронштадт "Рюрик" снова навестил открытые им острова Румянцева, Каду передали, что его маленький сын, оставленный на острове Аура, не спит по ночам и все ищет в лесу отца. Это известие глубоко тронуло островитянина и заставило его сойти с палубы "Рюрика".
      В прощальную ночь на берегу долго пылали костры. Все племя - от малых детей до древних стариков - не спало. Люди недвижно и молча сидели у костров, глядя на пламя.
      К спущенному трапу брига от берега поминутно сновали маленькие лодки островитян. Каждый из них считал своим долгом оставить команде какую-то память о себе, хотя бы скромный подарок. Они приносили редкостные ветви кораллов, кокосовые орехи и, довольные сделанным, молча покидали корабль.
      Не спалось в эту ночь и командиру брига. Он стоял на палубе и смотрел на близкий, как будто уже много лет знакомый берег, на стройные пальмы, за которыми сиял, неуловимо сливающийся с небом, весь в лунном мареве океан.
      С острова донеслась негромкая песня. Прислушиваясь, он стал различать слова; в грустном напеве уловил свое имя. Оно повторялось несколько раз, и повторялись имена Шишмарева, Храмченко, Петрова... Славные дети океана знали и помнили имена своих друзей.
      И командир подумал, что в бескрайних этих просторах осталось немало русских имен, которые с радостью, в память дружбы, приняли островитяне. Пусть пронесутся годы и десятилетия, пусть будут растеряны скромные подарки, оставленные "Рюриком" на островах, но русские имена здесь сохранятся: они перейдут от отцов к сыновьям, и от сыновей к внукам, и, может быть, со временем какой-нибудь путешественник, что ступит на эти острова, изумится здесь памяти о России...
      Наступило утро, и над кораблем взлетели паруса.
      Сквозь зори рассветов и звездные ночи, сквозь штормы и шквалы бриг уходил в далекий Кронштадт с радостным рапортом о новых открытиях в океане.
      ПАМЯТНЫЕ ВСТРЕЧИ
      Когда четыре русских военных корабля отдали якоря в бразильском порту Рио-де-Жанейро, толпы народа заполнили берег, и сам король Бразилии выслал к русским офицерам адъютанта с приглашением посетить его дворец.
      Как выяснилось, этой чести король удостаивал очень немногих моряков. Только самые прославленные из них имели возможность осмотреть богатейшие залы дворца, а заодно и золоченый трон, на котором восседал король - самый крупный в Бразилии беззастенчивый и беспощадный португальский рабовладелец.
      Это было в 1819 году. Немеркнущая слава русских армий в то время гремела на весь мир: эти доблестные армии наголову разгромили "непобедимого" Наполеона.
      Четыре русских парусных корабля, что появились на рейде далекого бразильского порта, составляли две исследовательских "дивизии" - Северную и Южную "Восток" и "Мирный" отсюда должны были направиться в Южное Заполярье на поиски таинственного материка, берегов которого не видел еще ни один человек, а шлюпы "Открытие" и "Благонамеренный" - в район Берингова пролива с заданием отыскать морской путь из Тихого океана в Атлантический, в обход неведомых земель Северной Америки.
      Попытку справиться с этими великими задачами могли предпринять только первоклассные мореходы на первоклассных кораблях. А наши моряки уже не впервые ходили вокруг света, и многие острова в просторах Тихого океана, особенно в северной, самой суровой его части, неспроста носили русские имена.
      Начальником "Северной дивизии" (шлюпы "Благонамеренный" и "Открытие") был опытный моряк и заслуженный боевой командир Михаил Николаевич Васильев, сражавшийся в годы войны против Наполеона у островов Цериго, Корфу, Занте и на севере, на реке Аа, участвовавший во взятии Митавы. Его знали во флоте, как находчивого, решительного и отважного командира.
      Помощником Васильева и командиром шлюпа "Благонамеренный" был Глеб Семенович Шишмарев. Он тоже участвовал в войне против Наполеона, плавал на бриге "Гонец" и уже совершил одно кругосветное плавание на корабле "Рюрик" под начальством О. Е. Коцебу.
      Команды шлюпов были укомплектованы из опытных моряков.
      Толпы людей встречали русские корабли.
      Бразильский город увидел самих победителей Наполеона, - воинов, не знавших страха в борьбе. Хотел их увидеть и король.
      Пышные палаты загородного дворца поражали роскошью и богатством. Сколько здесь было выставлено золота и серебра, дорогих ковров и картин, бюстов и ваз, старинного оружия и музыкальных инструментов... Будто владелец большого комиссионного магазина, надменный и важный, король неторопливо расхаживал среди этих богатств. Больше десятка слуг напряженно следили за каждым его движением, стараясь угадать и предупредить любое желание своего повелителя.
      Король рассказывал о дворце, о своей столице.
      - Осмотрите мой город, и вы увидите богатство, культуру, высокую просвещенность на каждом шагу! - самоуверенно говорил король. - Это город-цветник, и его неспроста называют "земным раем". Мы, португальцы, принесли в Бразилию культуру. Однако, чтобы оценить, нужно увидеть... Я дам вам проводника, и город откроется перед вами во всем его очаровании.
      Король небрежно кивнул одному из слуг:
      - Эй, ты!.. Покажешь северным гостям весь город.
      Прямо из дворца моряки направились осматривать этот "земной рай". И первое, что привлекло их внимание, это расположенные неподалеку от набережной длинные, без окон, каменные сараи, занимавшие огромный квартал. Время от времени оттуда доносились крики. Моряки повернули к сараям. Их остановил часовой. Но проводник лишь показал значок, спрятанный за лацканом пиджака, и часовой шарахнулся в сторону.
      Как видно, король в увлечении позабыл, что в городе имеются и "темные пятна", а простак-проводник понял его приказ дословно: "показать весь город"...
      Темные каменные сараи были пунктом сбора невольников. Захваченные в Африке негры проходили здесь карантин и здесь же поступали в продажу.
      Лейтенант со шлюпа "Благонамеренный" Алексей Лазарев позже сделал запись об этих кварталах в "земном раю":
      "...Когда в сараи, наполненные привезенными неграми, является покупщик, то несчастным сим, посредством свистка или удара об что-либо палкой, приказывают встать, и они осматриваются, подобно скоту, назначенному в продажу. Нередко для узнания, здоров ли негр, бьют его палкой или плетью, замечая, будет ли он от сего морщиться, смотрят у него зубы и т. п. Когда мы входили в сараи смотреть негров, то их заставляли плясать под их же песни... В несчастном своем положении полумертвый от истощения негр должен еще веселиться! Ежели же который из них наморщится, то бьют его кнутом немилосердно по голому телу... При выгрузке сих невольников из кораблей в сараи, выходя на свежий воздух, получают удары, а некоторые и умирают".
      Такими оказались обычаи в португальском "земном раю"... Чопорный, со скучающим лицом проводник заметно оживился. Он тыкал тросточкой в лица неграм и прыскал от смеха, видимо находя это очень забавным... Развеселясь, он сказал:
      - Ну, эти уже немного обучены, а вот на кораблях! Не желаете ли взглянуть на "свеженьких", которые только что прибыли из Африки? Вот где потеха!
      Три английских корабля стояли неподалеку у причалов. Администрация порта оказалась очень любезной, - в помощь королевскому она дала и своего проводника.
      Первый корабль - большая и неуклюжая деревянная посудина - был неимоверно грязен и кишел клопами. Единственное, что выглядело на нем франтовато, - это золоченая надпись на передней части борта, обозначавшая название корабля - "Британия". В трюмах судна еще находился "живой товар".
      - Сколько же вы доставили негров на этот раз? - спросили у капитана.
      Он тяжело и горестно вздохнул, поджав сухие старческие губы:
      - Большая неудача, сэр... Товар оказался почти непригодным. Они не переносят морской болезни. Мы везли 850 негров, но 217 из них пришлось выбросить за борт*.
      ______________ * Цифры, которые здесь названы, взяты не произвольно. Во время пребывания шлюпов "Благонамеренный" и "Открытие" в Рио-де-Жанейро, в ноябре 1819 года, на трех английских невольничьих кораблях за сорок суток пути из Африки в Бразилию умерло 412 невольников. С 1680 по 1786 год Англия ежедневно вывозила в свои колонии и для продажи на иностранных рынках по 20 000 захваченных в Африке негров. Эту гнусную торговлю людьми Англия продолжала до 1834 года, а Франция - до 1848 года. Многие тысячи невольников гибли в дороге от голода и болезней. В Бразилии рабство существовало до 1888 года. (Прим автора).
      - Почему же... выбросить за борт?
      - Умерли.
      - От морской болезни?..
      Капитан снова скорбно вздохнул:
      - Я не рассчитал запаса пресной воды и провизии. Но какой убыток, сэр! Меня постигло большое горе...
      - Все же у вас будет большая выручка, - заметил переводчик.
      - А цены? - тоскливо спросил капитан. - Цены ведь сильно упали! Я мог бы получить такую прибыль! Подумайте - 217! Малая ли это потеря?
      В темных глубоких трюмах корабля вдоль борта были построены ярусы нар, огражденных прочными решетками. Узкие, тесные клетки надежно отделялись одна от другой. Невольника заставляли пробираться в клетку через небольшое отверстие, и он находился под замком в течение всей дороги через океан...
      Очевидно, для того чтобы потешить гостей, в трюме, едва моряки спустились сюда по скобам трапа, тотчас же появился надсмотрщик. Проходя вдоль нар, он бросал пленникам по початку кукурузы. Это был их суточный паек. Но не смешно - страшно было видеть измученных узников, умирающих от голода в узких деревянных клетках-гробах...
      Другой корабль назывался "Пречистая дева". Капитан его - маленький рыжий человек - оказался очень болтливым. Он сразу же сообщил о себе, что является человеком набожным, религиозным и редко когда расстается с молитвенником, который тут же показал. Не ожидая вопросов, он пустился в разглагольствования, размахивая молитвенником и дымя трубкой:
      - Вот, извольте видеть: рядом два корабля. На одном погибло 217 негров, на другом - 150. О чем это говорит? О том, что капитаны этих кораблей плохо, очень плохо смотрят за бедными чернокожими. Для них это прежде всего товар. Но если и так, разве товар обязательно должен гибнуть в пути? Для меня негры - не просто товар. Они, правда, язычники, но все же живые существа. У меня погибло только 45 негров!
      И он самодовольно улыбнулся.
      - В Англии в наше время так много говорят о позоре работорговли, заметил кто-то из русских моряков.
      Рыжий капитан насторожился.
      - Но мы приобщаем дикарей к европейской культуре! Здесь они научатся молитве и повиновению. Конечно, нужна определенная суровость. Но ведь и любящий отец иногда берет розгу! С ними иначе нельзя. Разве вы не слышали, что было на Гаити? Тысячи рабов восстали и перебили белых. Они объявили республику! Вот они каковы. А здесь, в Бразилии? Они ушли в леса и тоже объявили свою республику, и сколько португальцев погибло в борьбе с ними! Вот для того, чтобы они даже не помыслили бунтовать, я - увы! - должен проявлять известную строгость. Так лучше для них самих.
      Пока рыжий капитан ораторствовал в тени, под тентом, матросы вывели на палубу группу невольников. Были здесь и женщины, и дети; испуганные, изнуренные, жадно и боязливо оглядывались они по сторонам...
      - Э, да я вижу, они скучны? - недовольно заметил капитан матросу.
      И тотчас над черной, притихшей толпой со свистом взвился плетеный хлыст. Стройный кудрявый мальчик с криком схватился за щеку...
      Рыжий англичанин криво усмехнулся:
      - Вот она, служба... Если он ослепнет, кому он нужен? - Капитан злобно взглянул на матроса и добавил уже совсем смиренно: - Тогда пусть посвятит себя богу. Я отдам его в монастырь.
      - За что же он так ударил ребенка? - возмущенно спросил кто-то из моряков.
      Королевский переводчик удивленно пожал плечами:
      - Какого ребенка?.. Ведь это негр...
      - Мне жаль этих язычников, - снова загнусавил капитан. - Но что поделаешь? И любящий отец берет розгу....
      Не праздничным обликом главных улиц, не роскошью помещичьих дворцов поразил русских моряков далекий южный город. Это был огромный притон рабовладельцев.
      Двенадцать невольников приходилось здесь на одного португальца. Из этого не следует, конечно, что все португальцы имели рабов. Многие из них сами были помещичьими батраками. А на помещиков трудились сотни и тысячи негров. Даже сладкоречивые святоши из монастырей покупали, продавали и за малейшую провинность нещадно истязали ни в чем неповинных мучеников бразильского "земного рая"...
      ...Перед отплытием шлюпов в дальнейший поход их посетили царский посол в Бразилии и вице-консул.
      Офицеры угощали сановных гостей, а те произносили торжественные речи.
      - Что может быть прекраснее этого города, где все утопает в цветах?! восторженно восклицал посол.
      - Да, этот город в моем характере, - дружно вторил вице-консул. - Я обожаю цветы.
      Может быть, посол и вице-консул не знали о каменных сараях на берегу и о страшных кораблях у причалов? Нет, знали. Но город, действительно, им нравился.
      Двум немецким дворянчикам на царской службе город невольников был по душе.
      Но в памяти русских матросов утопающий в садах Рио-де-Жанейро остался городом проклятия и слез, городом рабов и работорговцев, городом диктатора-короля, восседающего на золоченом троне в своем оцепленном стражей дворце, похожем на комиссионный магазин, и умиленно болтающего о "культуре".
      Покинув Бразилию и миновав Южную Африку, шлюпы "Открытие" и "Благонамеренный" зашли на ремонт в Порт-Джексон (Сидней). Дальнейший путь отсюда лежал на север, в ледяные просторы Берингова моря, на поиски пролива среди неведомых окраин материка. Кораблям предстояло пройти Тихий океан, где еще было много обширных районов, в которых до того времени не плавал ни один европейский мореход.
      Противные ветры, сменявшиеся полными штилями, неодолимой преградой вставали на пути кораблей. В тропиках, меж островами Новые Гибриды и Фиджи, за долгие десять суток шлюпы нисколько не подвинулись вперед.
      А когда, наконец, подул желанный южный ветер и расправились стройные ярусы парусов, Шишмарев решил вести свой корабль не обычной, уже изученной дорогой, а пересечь большой, не исследованный еще район океана.
      Ранним утром 17 апреля 1820 года дозорный матрос Феоктист Потапов радостно закричал:
      - Берег! Прямо по курсу - берег!..
      Вся команда шлюпа знала, что в этих широтах океана на карте не было обозначено никаких островов.
      Шишмарев находился на мостике; рядом, в штурманской рубке, лежали на столике атласы и карты Арросмита, - знаменитого английского картографа тех лет. Они отличались точностью и отчетливостью очертаний, на них были обозначены не только острова, но даже скалы и рифы. А замеченных островов на карте не было. В 176 милях на северо-запад лежали острова, открытые еще в 1781 году... Этот же квадрат карты был пуст.
      - Значит, открытие? - словно еще не веря себе, проговорил Шишмарев. И несколько голосов ответили ему дружно:
      - Открытие, Глеб Семенович!.. Еще одно!..
      Смущенный и радостный, позади офицеров стоял навытяжку матрос Потапов. Шишмарев протянул ему руку:
      - Поздравляю с открытием, Потапов! Премия вас ждет.
      ...Впереди все более отчетливо обрисовывалась группа низменных коралловых островов, густо покрытых тропическим лесом. Вскоре оказалось возможным сосчитать острова: их было одиннадцать, и все они соединялись длинным коралловым рифом. Кокосовые пальмы и хлебные деревья бросали на золотой песок манящую тень.
      Внезапно из-за невысокого мыса стремительно вышли четыре лодки. Под треугольными, скроенными из рогож парусами, узкие и длинные, они, казалось, летели, едва касаясь волн.
      Метрах в двадцати от шлюпа лодки остановились. Молча, с удивлением и интересом первобытные моряки смотрели на корабль. Рослые, отлично сложенные, мускулистые, с темно-коричневой, лоснящейся от кокосового масла кожей, все они выглядели красивыми здоровяками, а яркие цветы, которыми были украшены их прически, и браслеты из раковин на руках повыше локтей придавали им праздничный вид. Одежда островитян состояла из повязок на поясах, плетенных из кокосовых волокон, да каких-то красных лент. Не было у них и оружия, только две или три небрежно обработанные пики или, вернее, палки, назначение которых вряд ли могло быть военным.
      Безвестное племя на малых коралловых островах в оружии не нуждалось. Здесь еще не высаживались ни английские, ни испанские, ни португальские колонизаторы, не жгли селений и не захватывали в рабство этих вольных людей.
      - Пригласите их на корабль, - сказал Шишмарев. - Подайте трап.
      Лодки островитян двинулись к шлюпу, но сразу же остановились. С минуту островитяне совещались, поглядывая то на шлюп, то на берег. Им бросили веревку, однако на лодках ее не приняли. Островитяне не решались подняться на невиданный корабль к неведомым белым людям.
      Они, конечно, не имели ни малейшего представления об огнестрельном оружии, которым в южных просторах океана колонизаторы опустошали в то время десятки и сотни островов. Более того, выяснилось, что эти люди не знали и железа. Когда лейтенант Игнатьев подплыл на шлюпке к островитянам и стал одаривать их всякими мелочами, - только маленькое зеркальце вызвало у них изумление и радость. На полоски толстого обручного железа, годного для поковки ножей, они смотрели равнодушно, даже с недоумением. Их удивила только тяжесть этих полосок... Полюбовавшись зеркальцем или куском пестрой материи, островитяне без сожаления уступали эти подарки друг другу. Им не было знакомо понятие собственности и чувство вражды из-за вещей. Их радость была общей, как в дружной семье. И невольно думалось морякам о том, что, может быть, уже находится в пути тот неизвестный колонизатор, который, ступив на эту землю, скажет: "Здесь все - мое... Только мое, и ничье больше. И острова, и пальмы, и рыба в океане, и птицы на ветках, и вы, дикари, мои. Слушать и повиноваться, иначе - смерть!"
      Эти люди радовались каждому проявлению дружбы - улыбке Игнатьева, его протянутой руке, приветственным крикам моряков, тому, что матрос, сидевший на веслах, тихонько напевал какую-то песенку...
      Особенно понравилась островитянам одежда моряков. Ощупывая материю белого кителя, любуясь золочеными пуговицами и погонами, они просили Игнатьева подарить им такую одежду.
      Он закивал в ответ и показал жестами, что согласен. Туземцы уже протянули руки и удивились, что Игнатьев не снимает кителя. Они сразу же поняли: белый человек хочет получить какую-то вещь взамен. Старший из туземцев показал на берег, на стройные пальмы и пригласил следовать за ним.
      Лейтенант покачал головой и указал на корабль. Немалого труда стоило ему объяснить, что одежду получит тот, кто согласится подняться на судно.
      Но островитяне и на этот раз отказались от приглашения моряков. Они, видимо, считали, что, поднявшись на корабль, должны будут уехать с этими белыми людьми.
      Игнатьев понял это. Он прикоснулся к плечу вожака островитян, к своей и к его груди и, улыбаясь, вручил ему русскую медаль.
      Большие бронзовые эти медали были заготовлены в Петербурге для вручения старшинам и вожакам племен на впервые посещенных землях.
      Вожак радостно засмеялся и, ко всеобщему ликованию своих товарищей, прицепив медаль на тонко плетеный шнурок, повесил ее на грудь.
      Дружественной была их встреча с Игнатьевым и трогательно прощанье: склонившись через борт лодки, островитянин потерся носом о нос лейтенанта... Повидимому, это было самое нежное выражение дружбы.
      Шлюп обогнул острова. Определив их широту и долготу, Шишмарев нанес вновь открытые земли на карту. Моряки назвали их островами "Благонамеренного".
      Корабль уходил на север.
      С палубы долго еще были видны четыре лодки под малыми треугольными парусами: люди кораллового архипелага провожали своих гостей.
      Глядя с кормы корабля на медленно тонущие вдали острова, лейтенант Игнатьев в раздумье сказал товарищам:
      - У этих людей - большое счастье... Их не знают колонизаторы. Но, может быть, скоро увидят?.. Тогда такой вот "набожный", как на "Пречистой деве", с молитвенником и кнутом, закроет их в клетки и повезет на торг, чтобы приобщить к своей "культуре"...