С экспедицией находился также известный в придворных кругах астроном француз Людвиг Делиль де ля Кройер, брат академика Жозефа Николя Делиля. Безграмотный, но самоуверенный выскочка, он приносил немало хлопот, постоянно вмешиваясь в распоряжения капитана-командора. «Профессор» Делиль был не столько астроном, сколько шпион. В экспедиции он выполнял задания своего брата Николя, платного агента французской разведки, позже разоблачённого и высланного из России.

Об истинной профессии этих «учёных» Беринг, конечно, не знал. Он мог только удивляться советам «профессора», который всячески стремился затормозить сборы в дорогу.

Вечно недовольные друг другом, вечно затевавшие ссоры и споры, иностранцы были едины только в одном: в ненависти к Чирикову, который не признавал ни их авторитета в мореходном деле, ни знатного происхождения, ни высоких связей в Петербурге. Постоянно снуя вокруг Беринга, они нашёптывали ему на Чирикова самый нелепый и злобный вздор. И Беринг нередко поддавался влияниям. Только скромность и сдержанность Чирикова, его неутомимое усердие в выполнении полученных заданий, умение организовать работы в самых сложных и трудных условиях удерживали начальника от шага к окончательному разрыву с помощником.

Утром 4 июня 1741 года два пакетбота — «Св. Пётр» и «Св. Павел», построенные в Охотске и перезимовавшие в Авачинской бухте, где тогда был заложен порт, названный Петропавловском, наконец-то подняли якоря и вышли в океан.

Как долго матросы и офицеры ждали этого желанного дня! Ждали его и в Петербурге, — оттуда летели все новые и новые депеши, торопившие Беринга. Сейчас, казалось бы, командир должён был испытывать наибольшую радость. Но Беринг стоял на мостике «Св. Петра» сумрачный и молчаливый.

Капитану-командору вспомнилась последняя депеша из Адмиралтейств-коллегий, в которой особенно резко выражалось недовольство медлительностью сборов. В Петербурге уже говорили об отмене экспедиции. Там не хотели понять, какого труда стоила постройка этих кораблей, заготовка продовольствия и доставка грузов.

Но теперь, когда пакетботы вышли в море, даже Сенат не мог отменить экспедицию. Другое беспокоило Беринга: в подчинённой ему группе офицеров не было единодушия. Собрав перед выходом в океан офицерский совет, начальник экспедиции со всей ясностью увидел безрадостную картину: снова, как и в первой экспедиции, здесь было два лагеря, несогласные, почти враждебные между собой — русские и иностранцы.

Спор разгорелся в первые минуты, едва Людвиг Делиль предложил маршрут, который должен был привести к открытию Земли Жуана да Гама…

Капитан пакетбота «Св. Павел» Алексей Чириков спросил удивлённо:

— А разве существует такая земля?

Делиль передёрнул плечами и смерил его презрительным взглядом.

— Да, такая земля существует, и вот доказательство, прошу посмотреть…

Он развернул карту и указал на смутные контуры острова, неуверенно обозначенного в просторе океана.

Некоторое время Чириков внимательно рассматривал карту.

— Здесь подпись: профессор Жозеф Николя Делиль. Значит, эта карта составлена вашим братом?

— Я этим горжусь, — воскликнул Делиль и вызывающим взглядом обвёл офицеров.

— Я тоже гордился бы, — заметил Чириков, — если бы эта земля, о которой ваш брат знает только понаслышке, действительно существовала. Но кто видел эту землю? Никто! Это легенда, которая вот уже сколько десятилетий вводит в заблуждение мореходцев. Напомню, что много подобных легенд было развеяно исследованиями. Я утверждаю, что этой земли нет, и мы напрасно потеряем время, если пойдём, как вы предлагаете, на юго-восток, когда нам следует идти на северо-восток и искать американский материк напротив Чукотского носа.

— Вы утверждаете! — смеясь, воскликнул Делиль. — Я готов был бы выслушать вас, если бы вы тоже были учёным. Однако до академика вам ещё слишком далеко. Мой брат — академик, он знает, пожалуй, больше любого капитана.

Капитан-командор колебался, не зная, чью сторону следует принять. Он был согласен с Чириковым: самый верный путь к открытию американского берега — это путь к Чукотскому носу. Где-то там, напротив Чукотки, лежит американская земля. Но указание Сената требовало подчинения советам профессора Делиля. Мог ли Беринг нарушить этот указ? Что, если, согласившись с Чириковым, он не достигнет Америки, или потерпит аварию, или вынужден будет зимовать во льдах? И что, если кто-либо другой отыщет эту легендарную Землю Жуана да Гама? Тогда Людвиг Делиль окажется во всем прав, а он, капитан-командор, во всем виноват, и его несогласие с профессором будет названо самоуправством. Нет, осмотрительность и слово инструкции — прежде всего.

Все же Беринг спросил мнения и других офицеров. Помощники Чирикова — лейтенанты Плаутин и Чихачов, штурманы Елагин и Дементьев дружно встали за маршрут своего капитана. Им возражали сторонники Делиля.

Спор становился резким, и капитан-командор потребован тишины.

— Объявляю решение, — сказал он. — Мы пойдём маршрутом, который рекомендует профессор господин Делиль…

Насмешливо взглянув на Чирикова, юркий французик осторожно свернул свою карту.

— Мой долг подчиниться начальнику, — негромко произнёс Чириков. — Но когда мы достигнем широт, на которых обозначена Земля Гамы, и убедимся, что этой земли не существует, необходимо будет сразу же изменить курс. Мы увидим Америку на северо-востоке.

В течение восьми суток пакетботы шли к воображаемой Земле Гамы. Но сколько ни всматривались дозорные в горизонты, таинственный берег не открывался. А ведь это были широты, на которых карта Делиля указывала неведомые острова.

«Профессор» Делиль прикинулся невинным простачком:

— Разве я руководитель экспедиции? И разве я отдавал какие-либо приказания? Я только показал карту…

Зачисленный в экипаж «Св. Павла», Делиль ещё пытался давать «советы». Но Чириков давно уже разгадал этого «учёного». Однажды он сказал Делилю при матросах:

— Вы, господин хороший, убирайтесь-ка лучше к себе в каюту, Предупреждаю: не вмешиваться в корабельные дела. Иначе это кончится плохо.

С этого дня «профессор» устранился от дел. Он занялся кухней, усиленно питался, пил из казённых запасов вино и спал по десять-двенадцать часов кряду, вполне довольный такими условиями жизни. Среди забредавших в те времена из Европы в Россию разных «специалистов» было немало подобных шарлатанов и пройдох.

Как и предсказывал Чириков, Земля Гамы не существовала. 12 июня Беринг, наконец, изменил курс на северо-восток. А через четыре дня он озадачил Чирикова неожиданным вопросом:

— Не повернуть ли нам снова к югу?

— Но ведь это бесцельное блуждание по океану, — ответил Чириков. — Мы должны продвигаться на северо-восток. Только этим курсом мы достигнем Америки.

Тревожась за судьбу экспедиции, Чириков ждал решения командира. Беринг не отвечал. Но «Св. Пётр» продолжал идти прежним курсом, и Алексей Ильич вскоре с облегчением понял: капитан-командор молча принял его совет.

В этих суровых северных широтах Беринг имел не одну возможность убедиться в высоком мореходном искусстве своего спутника. Чириков вёл пакетбот с такой уверенностью, словно не впервые уже бороздил эти океанские просторы.

Нелегко было Берингу отдать приказание, чтобы «Св. Павел» шёл впереди. Капитан-командор как бы признавал преимущество Чирикова. Но эти преимущества с каждым днём становились все более заметны: Чирикову приходилось убавлять паруса, чтобы дождаться, пока его догонит «Св. Пётр».

Строго выполняя инструкцию, Чириков старался держаться как можно ближе к пакетботу начальника, чтобы в случае какого-нибудь происшествия одна команда могла прийти на помощь другой. И все же 20 июня 1741 года во время шторма корабли разошлись…

Не думал в этот день Беринг, что никогда уже не увидит он ни Чирикова и его быстрокрылого пакетбота, ни Камчатской земли…

Потеряв из виду судно Чирикова, капитан-командор снова сменил курс. В течение пяти суток корабль шёл на юг, затем повернул на восток, через три дня стал уклоняться к северо-востоку. Вскоре мореходы увидели верные признаки близкой земли: на волнах качались водоросли, появились тюлени и морские бобры, чайки, словно указывая дорогу к берегам, летели на север…

Офицеры все чаще обращались к Берингу:

— Следует повернуть на север, господин капитан-командор.

— Нет, мы будем держаться северо-востока.

Приказав на ночь ложиться в дрейф, начальник закрывался в своей каюте и никого не принимал, все время думая о дальнейшей судьбе экспедиции.

А большая земля была совсем близко. Если бы не туман, с пакетбота могли бы увидеть на севере вершины Алеутских островов.

Минуло полтора месяца с того дня, когда корабли вышли в море. Все так же шумел гривастыми гребнями океан, все такой же унылой и сумрачной была его зыбкая равнина, все так же завывал в такелаже ветер, и казалось, что нет и не будет конца этому пути… Но 16 июля над палубой вдруг раздался радостный крик дозорного матроса:

— Земля!.. Вижу землю!..

Словно белое облако над линией горизонта, из океана вставала снеговая вершина горы.

Несколько минут команда оставалась безмолвной: а вдруг это облако сейчас растает, как уже не однажды по мере приближения корабля уплывали и таяли такие облака… Но чётко очерченный белый конус оставался неподвижным.

Офицеры и матросы радостной толпой окружили Беринга, но капитан-командор, казалось, не слышал ни поздравлений, ни приветствий.

— Да, мы достигли Америки, — сказал он хмурясь. — Однако самые серьёзные испытания ещё впереди…

И он возвратился к себе в каюту. Когда его спутники Стеллер и Пленсинер, стремясь развеять подавленное настроение начальника, робко вошли вслед за ним, Беринг сказал:

— Не нужно поздравлений… Мы не знаем, где мы, как далеко от дому и что нас вообще ожидает впереди. Может быть, назад нас не пустит пассатный ветер. Земля нам незнакомая, а для зимовки не хватит провианта.

20 июля судно приблизилось к берегу на расстояние двух миль. Это был гористый остров, густо покрытый пихтовым лесом. Моряки пакетбота дали ему имя Св. Ильи. Первым из европейцев на эту землю ступил русский человек, мастер из команды Беринга — Софрон Хитров.

Посланный на поиски пресной воды, Хитров доложил, что видел на острове следы костров и рыбачьи постройки, однако встретить жителей этого острова ему не удалось. Натуралист Стеллер сделал на берегу ценные наблюдения; он описал 160 видов растений и несколько видов животных.

Пополнив запасы пресной воды, Беринг повернул в обратный путь.

Кроме позднего времени и угрозы зимовки в этом диком краю, были и другие причины, заставлявшие команду торопиться с возвращением: потрёпанный штормами корабль становился все менее надёжным, запасы провизии таяли с каждым днём, многие матросы болели цингой, болел и сам Беринг.

Но выйти в обратный путь оказалось не так-то просто. Непроглядный туман, а потом невиданной силы шторм преградили дорогу. Уходя от шторма, пакетбот двинулся на юг. В тумане он пронёсся над самыми мелями неизвестного острова, который был замечен лишь позже и назван Туманным.

Беринг слёг в постель и больше не появлялся на палубе. Казалось, он покорно ждал уже решённой своей судьбы.

У группы открывавшихся в тумане островов команду постигла первая горькая утрата: умер матрос Шумагин — отличный товарищ, труженик, непоколебимого характера человек. В память о своём товарище моряки назвали эти острова Шумагинскими. Через некоторое время путешественники снова открыли несколько островов, на которых увидели неизвестный народ — алеутов.

На какой широте и долготе находился корабль в эти дни — никто из офицеров не знал. В тумане невозможно было определиться. А самый опытный моряк в команде — капитан-командор все больше терял силы и волю.

Скитаясь в просторах океана, моряки открыли ещё неизвестную землю, гигантской горой поднявшуюся над водой (этой горе дали имя Св. Иоанна), а затем — острова Св. Маркиана, Св. Стефана, Св. Авраама. Здесь удалось определить местонахождение корабля. Но ненадолго. Вскоре снова туманы, штормы, дожди, снег и град сплошной завесой окружили корабль, и мчался он с оборванными снастями по воле ветра неведомо куда.

Почти каждый день на судне умирали измученные голодом и цингой матросы. Те, что ещё держались на ногах, кое-как пробирались к штурвалу и последним усилием воли продолжали управлять кораблём. Только они, простые моряки, ещё находили в самих себе ту необоримую душевную силу, которая, казалось, была вызовом не только штормовому океану, но и самой смерти…

Этой спайке русских матросов неспроста удивлялся и Беринг, и офицеры из иностранцев.

— Во что они верят? — спрашивал капитан-командор. — Неужели надеются возвратиться на родину? Удивительные люди! Они не хотят покориться своей судьбе.

4 ноября Берингу доложили, что на юге открылись высокие заснеженные горы.

— Это Камчатка? — спрашивал вахтенный офицер. — Правда же, это Камчатка, господин капитан-командор?..

— Не думаю, — сказал Беринг. — Впрочем, говорите всем, что это Камчатка. Иначе…

К 22 ноября оставшиеся в живых матросы и офицеры кое-как перебрались на неизвестный берег. Пакетбот был оставлен без надзора на якоре, — в команде все поголовно были больны.

А через некоторое время произошла удивительная авария: сорванный с якоря корабль стремительно понёсся на рифы, но, подхваченный огромной волной, перелетел через эту подводную зубчатую стену и осел на прибрежных камнях. Даже лучший лоцман не смог бы провести его здесь к берегу так удачно, как это сделала случайная волна.

Так закончил свой дальний путь пакетбот «Св. Пётр». Те из матросов, которые могли ещё передвигаться, сняли с него паруса, чтобы покрыть свои земляные жилища.

Перенесённый в тёмную, наспех вырытую землянку, Беринг подсчитывал потери. Двенадцать матросов скончались во время плавания. Ещё девять умерли при высадке на берег. Остальные… Неужели и все остальные умрут?

А что же сталось с Чириковым и его командой? Много раз Беринг задавал себе этот вопрос. Но ответить на него не мог.

А Чириков, не найдя после шторма «Св. Петра», направил свой корабль на восток, а затем на северо-восток и в ночь на 15 июля 1741 года, на полтора суток раньше своего командира, достиг американского берега в южной части Аляски.

В поисках удобного места для стоянки судно отправилось вдоль берега на северо-запад.

Несколько дней сердито громыхал океан, у скалистых берегов кипели и пенились водовороты. И все же штурман Абрам Дементьев, смелый, бывалый человек, не раз уже доказывал Чирикову, что сможет высадиться на берег.

— Дайте мне матросов из тех, кто покрепче, — говорил он, — и мы переберёмся через прибой.

Чириков согласился.

Корабль вскоре приблизился к заливу. Это место Чириков счёл для высадки разведчиков наиболее подходящим.

Длинная лодка — лангбот, в которой разместилось десять вооруженных матросов со штурманом Дементьевым во главе, направилась к берегу. Разведчики должны были найти якорное место, осмотреть берег, растительность, узнать, что это за земля, какие люди на ней обитают. Для местных жителей путешественники везли подарки: котлы, бусы, иглы, материю…

Неподалёку от берега лангбот скрылся за утёсом, и больше моряки его не видели.

Прошло несколько дней. Дементьев не возвращался.

«Св. Павел» продолжал курсировать недалеко от берега, не отдаляясь от залива. Спустя неделю Чириков вызвал ещё четверых охотников-смельчаков и на последней лодке послал их к берегу. И случилось то страшное, чего больше всего опасался капитан: четыре матроса тоже не вернулись.

Что случилось с этими людьми — неизвестно. Быть может, они утонули где-нибудь в грозном водовороте меж утёсов, рифов и скал или погибли в бою, внезапно атакованные индейцами из засады.

Корабль остался без единой лодки и потерял лучшую часть команды. Теперь о высадке на берег нечего было и думать.

Путешественники решили возвращаться на Камчатку. Четыре с половиной тысячи вёрст отделяли их от Авачинской губы на Камчатке. Нелегко было команде «Св. Павла» преодолеть это расстояние. Продовольствия оставалось мало, пресной воды и того меньше. На корабле свирепствовала цинга. Из строя выходили самые стойкие матросы. Случались вахты, когда некому было занять место у штурвала, и Чириков, тоже разбитый болезнью, ползком пробирался на мостик и сам вёл корабль. Капитан разделял с командой все трудности и невзгоды. Но Чирикову было намного труднее, чем другим — ведь он отвечал за людей, за корабль, за донесение о совершённом великом открытии. Приходя в матросский кубрик, капитан утешал больных:

— Ещё немного терпения, друзья! Мы сделали главное — открыли северо-западные берега Америки! До нас никто из европейцев здесь не бывал. Мы — первые… Возвратимся на Камчатку и не только укажем, где простирается американский материк, но и представим карту большой береговой полосы Америки! Кто сможет тогда усомниться в нашем открытии?

Составление карты открытого и обследованного побережья Северной Америки стало для Чирикова смыслом всей жизни, средоточием всех помыслов и усилий. Первый в истории изображал он эту землю не как большой остров или группу островов, а с полной уверенностью, что это и есть американский материк…

И на обратном пути, несмотря на бедственное положение экипажа и корабля, ни разу не прошёл Чириков торопливо или равнодушно мимо вновь открытых земель — он обязательно наносил их на карту, ставшую поистине неоценимым документом.

Возвращаясь на Камчатку, Чириков открыл несколько Алеутских островов, а на острове Адак, из группы Андреяновских, впервые увидел алеутов и обменялся с ними подарками. 21 сентября «Св. Павел» миновал самый западный остров Алеутской гряды — Атту. Чириков уверенно повёл свой корабль к Петропавловской гавани…

В октябре 1741 года исхлёстанный штормами «Св. Павел» прибыл на Камчатку.

Дороги Чирикова и Беринга неоднократно пересекались неподалеку от открытого Берингом острова Каяк, и вблизи Кадьяка, и у островов Алеутской гряды. Но «Св. Пётр» много петлял в океане, уклоняясь то к югу, то к северу, то даже к юго-востоку. Беринг неуверенно вёл свой корабль, и эта неуверенность занесла его на пустынные Командорские острова.

Восьмого декабря 1741 года отважный мореплаватель капитан-командор Витус Беринг скончался.

А Чириков вскоре снова отправился на исследование американских берегов. В 1742 году он побывал около Алеутских островов, но неблагоприятная погода заставила его повернуть обратно. На обратном пути мореплаватели заметили остров, названный ими именем Св. Иулиана. Они прошли всего лишь в семи километрах от острова, на котором ютились ещё оставшиеся в живых спутники Беринга. Но Чириков об этом, разумеется, не знал.

1 июля Чириков возвратился на Камчатку.

Оставшиеся в живых члены команды Беринга продолжали бороться за существование.

Огромные лишения перенесли моряки во время зимовки на острове. Весной они решили разобрать пакетбот и построить новое небольшое судно. Но среди них не осталось ни одного плотника. Тогда один из участников плавания, простой сибирский казак Савва Стародубцев, взялся построить небольшое судно.

5 мая состоялась закладка судна. 9 августа его спустили на воду, и через три дня мореплаватели покинули негостеприимный остров, названный ими именем Беринга.

27 августа 1742 года небольшой корабль — гукор «Св. Пётр» с оставшимися в живых членами команды Беринга бросил якорь в Авачинской бухте, там, откуда Беринг начал своё плавание.

Около двадцати лет своей жизни отдал Алексей Чириков изучению Сибири, Камчатки, Тихого океана, Аляски, Алеутских островов. Высокообразованный человек, он ещё до первого плаванья правильно указал местонахождение Америки и безошибочно наметил пути к ней.

Во время подготовительных работ ко второй камчатской экспедиции он снова горячо отстаивал свой маршрут и решительно вёл борьбу с «учёными» иноземцами, которые стремились лишь отвлечь экспедицию от поставленной перед ней цели и переправить своим разведкам карты русских географических открытий. В этой экспедиции Чириков с честью выполнил свои задачи.

Вот почему гениальный русский учёный М. В. Ломоносов говорил, что Чириков во второй камчатской экспедиции был главным.

Но царские сановники отнеслись к доблестному мореходу с тупым равнодушием. По окончании экспедиции Чирикова даже не вызвали в столицу. Больной туберкулёзом, он проживал в глухом городе — Енисейске. В столице о нем почти забыли. Помнили только в дворянском банке, которому Алексей Ильич задолжал 4000 рублей.

Только в 1744 году Сенат принял решение вызвать Чирикова. Весной 1746 года измученный, постаревший Алексей Ильич кое-как добрался в Петербург. Здесь он был произведён в чин капитана-командора и назначен директором Морской академии, а вскоре переведён в контору Адмиралтейств-коллегий в Москву.

Это дало Чирикову возможность приступить к итоговой работе о своих путешествиях и об открытиях других русских моряков в северной части Тихого океана. Такой работой должна была явиться карта побережья Северной Америки, Аляски, Алеутских островов.

Алексей Ильич был больным, уже совершенно разбитым человеком. И все же он создал свою замечательную карту. Он надеялся, что Сенат, быть может, оценит его многолетний труд и поможет в расчётах с дворянским банком, — не для себя же, для дела родины получал он скромные дорожные суммы… Но это были бесплодные надежды.

В конце 1748 года отважный мореплаватель и учёный умер.

После смерти капитана-командора в Сенат поступила челобитная его детей. И сейчас, спустя более двухсот лет со дня смерти выдающегося путешественника, горько читать этот документ, в котором дети Чирикова просят не взыскивать с них «…за службу отца их, который в бытность свою в Камчатской экспедиции умре, имеющегося на них, просителях, по дворянскому банку долга 4000 рублей, которых они не только по бедности своей не в состоянии заплатить, но и дневной пищи почти не имеют».

Царское правительство не оценило деятельности великого мореплавателя.

Но народ не забыл о его подвиге. Трагический образ Витуса Беринга не заслоняет от поколений отважных дел Алексея Чирикова. И если сегодня, вспоминая о давнем походе двух русских кораблей к далёким берегам Северной Америки, мы говорим: «Экспедиция Чирикова и Беринга», то имя Чирикова мы произносим первым не только потому, что он первым вёл свой корабль. Первенство Алексея Чирикова в великом открытии, в беззаветном служении родине, которой всецело была отдана его славная жизнь.