— А детей ты куда переведешь?

— Детей никуда переводить не надо, они живут со своими матерями и действительно учатся в обычных школах, которые сейчас почему-то называются лицеями.

— Нет, нет, давай оставим просто: женат, имеет двоих детей. И вообще, зачем нам скрывать, что наш кандидат — небедный человек и может себе позволить иметь неработающую жену?

— Скрывать не надо, но и выпячивать я бы не стал.

— Ну хорошо. Что у нас с трудовым путем кандидата? — спросил молодой.

— Обычный трудовой путь — после того как год отсидел в деревне по распределению, вернулся в город, поступил в аспирантуру сельхозинститута, но защититься не успел, поскольку наступили перемены. Пришлось бедняге заняться бизнесом. Начал с торговли сельхозпродуктами…

— Надеюсь, не картошкой ведрами торговал на базаре? — неодобрительно спросил молодой.

— Отчего же ведрами? КамАЗами-с. И не только картошкой, но и капустка попадалась в ассортименте, и огурчики-с, и лучок-с, и чесночком баловался…

— А потом что?

— Потом перешел на руководящую работу — открыл оптовую фирму, купил ряд магазинов, затем полетел за сигаретками, водочкой. Как говорил великий Ильич: дальше, дальше, дальше…

— Ильич так не говорил, — парировал молодой интеллектуал. — Это ему такой драматург Шатров в своей пьесе приписал. Пьеса, кстати, так и называется.

— Не умничай, — оборвал его хрипатый. — Давай лучше думать, что здесь написать.

— Думаю, что лучок и огурчики, как, впрочем, и сигареты с водочкой, надо опустить. Напишем просто — успешно занимался бизнесом, за короткий срок создал крупное торговое предприятие. А капусточку-то от гнилых листьев очищали перед продажей? — неожиданно спросил молодой.

— Конечно, — ответил его собеседник.. — Кто же ее неочищенную купит?

— Значит, можно говорить о переработке сельхозпродуктов! — воодушевился молодой.

— Да, — ответил ему тут же хрипатый. — Да!

Пусть неглубокой, но переработки! Хотя не знаю, одобрит ли это Гайдук.

— Наше дело маленькое — сочинить, а одобрять или не одобрять — дело руководства. Я так понимаю свою работу.

— И это правильно! — неожиданно ответил хрипатый голосом М. С. Горбачева. — Не будем, знаете ли, разводить тут…

После чего один из них активно застучал по клавишам компьютера.

— Я думаю, шо.., уважаемые избиратели, понимаешь, разберутся, кто, понимаешь, достоин их голоса, а кто — недостоин, — ответил молодой голосом Б. Н. Ельцина, закончив набивку текста.

Меня очень заинтересовали эти двое, я поднялся и пошел в направлении карты, стоя возле которой можно было наблюдать за работающими в маленькой комнате. Я не успел подойти к карте, как привлек к себе внимание этих двух сотрудников штаба. Хрипатый, который оказался невысоким коренастым мужчиной лет тридцати пяти, уставился на меня своими красными глазами, глядя поверх роговой оправы. Молодой высокий юноша с пышной кучерявой шевелюрой, слегка отъехав от компьютера на стульчике, так же с интересом, слегка открыв рот, наблюдал за мной. Первым спросил хрипатый:

— Вы кого-то ищете?

— Нет, я просто ожидаю господина Гайдука. Он оставил меня здесь на минуточку, но уже минут десять как не появляется. Я, собственно, к господину Ершевскому на прием.

— А по какому вопросу? — спросил молодой, кучерявый.

— О приеме на работу.

— Что, у нас в штабе есть вакантные должности?

— Пока да, — ответил я. — Но если мы удачно переговорим с Ершевским, то, видимо, уже не будет.

— И какая же из должностей у нас свободна? — не унимался кучерявый.

— Должность начальника службы безопасности, — монотонно произнес я.

Слова произвели на обоих впечатление. Они дружно сказали:

— А-а, — тут же отвернулись и сделали вид, что тщательно изучают только что набранный на компьютере текст.

Я не знал, радоваться или огорчаться мне подобному приему, но тут появился Гайдук и пригласил меня последовать за ним. Пройдя в конец коридора, мы вошли в одну из дверей, ничем не отличавшуюся от остальных, и очутились в небольшой приемной. Гайдук направил меня к внутренней двери. По пути мы миновали стол секретарши и саму длинноногую секретаршу, которая, стоя перед этим столом, готовила на подносе кофе. Войдя в кабинет, отличительной особенностью которого являлось то, что здесь все, начиная от отделки и кончая мебелью, было очень дорогим, я увидел гуляющего в центре помещения по толстому ковру молодого мужчину. Он был аккуратно причесан и выбрит, на нем была белая рубашка с засученными по локоть рукавами. Ворот рубашки был широко расстегнут, галстук валялся на письменном столе; мужчина, засунув руки в карманы, разгуливал по комнате и смотрел себе под ноги, как обычно гуляет по полю пацан в поисках консервной банки, которую можно попинать. Заметив нас, он остановился к нам боком и повернул голову с таким видом, будто он нас не ожидал. Гайдук представил меня:

— Это господин Мареев.

Мужчина развернулся к нам в фас, вынул правую руку из кармана и подал мне широко растопыренную клешню. У него была оригинальная манера подавать руку: он держал ее не вертикально, а параллельно полу, причем ладонь была повернута вниз, таким образом пожимавший ему руку человек как бы подлезал под нее своей. Я узрел в этом нечто символическое и подал руку как положено, заставив мужчину сделать то же самое.

— Ершевский, — сказал он.

— Мареев, — сказал я.

— Прошу, — сказал он.

— Спасибо, — сказал я.

После столь содержательного диалога мы направились к мягкому дивану, стоящему у стены.

Тут же в дверь вошла секретарша и ввезла за собой тележку с кофейником. Гайдук разлил всем кофе, хотя никто его об этом не просил.

Ершевский, отхлебнув из чашки кофе и поставив ее на стол, повернулся ко мне и положил руку на спинку дивана. Я почти почувствовал себя ангажируемой женщиной. Обычно после двух-трех рюмок коньяка мужчина незаметно продвигается, и его рука уже лежит на спинке дивана сзади женщины. Еще одна рюмка, и она ложится ей на плечи.

Но я прогнал от себя странные мысли, тем более что пили мы не коньяк, а всего лишь кофе.

— Вы знаете, мне о вас много рассказывали, — проговорил Ершевский.

— А я, к сожалению, о вас узнал только вчера…

Впрочем, я не очень интересуюсь политикой и бизнесом, — сгладил я некоторую неудачность прозвучавшей фразы.

Ершевский убрал руку со спинки дивана и развернулся ко мне в профиль.

— Все дело в том, что у нас было несколько кандидатур на эту должность, — доверительно сообщил он. — Рекомендации, собранные нами, сработали в пользу именно вашей кандидатуры. Поэтому мы и предложили вам занять вакансию.

— А почему она образовалась? — поинтересовался я.

— К сожалению, прежний начальник службы безопасности…

— В общем, он заболел, — быстро вставил фразу Гайдук.

— А-а, — понимающе сказал я.

Ершевский был более откровенен:

— Несколько дней назад господин Серегин все же принял ту дозу спиртного, которая свалила его окончательно. На сегодняшний день он лечится на Алтынке. Мы могли направить его в лондонский Бедлам, но он так достал своими выходками, что у меня пока нет никакого желания заботиться о нем дальше.

— Так вам поэтому так срочно понадобился мой опыт детективной работы, ум, выдающиеся способности?

Гайдук пытался что-то объяснить, но Ершевский его резко прервал:

— Не умаляя ваших способностей, должен вам сказать, что ключевым фактором в принятии этого решения была ваша неангажированность властями.

— Теперь, по крайней мере, картина мне ясна полностью, — сказал я, без спроса закурив сигарету.

— Надеюсь, это не повлияет на ваше решение? — настороженно спросил Гайдук.

Я для приличия немного помедлил с ответом и сказал:

— Нет.

Мне показалось, что у обоих спало напряжение.

— Вот и хорошо, — сказал Ершевский, посмотрев на часы. — Через пятнадцать минут у меня должно состояться собрание ближайших сподвижников, которые готовы помогать мне в моей предвыборной кампании. Думаю, вам будет полезно поприсутствовать там.

После чего он встал, давая понять, что наша беседа закончена. Мы с Гайдуком встали и покинули кабинет.

Ровно в 9.45 в зал для заседаний, где я сидел в одиночестве, стали входить незнакомые мне люди.

Первым вместе с начальником штаба вошел здоровенный мальчик в цветастом спортивном костюме и белых кроссовках огромного размера. Как и водилось при такой экипировке, на шее у него поблескивала толщиной в мизинец золотая цепь. Первым делом я подумал, что это очередной из моих подчиненных, занимающийся физической защитой господ предпринимателей. Однако, судя по его дорогому костюму и цепняку на шее, он тянул как минимум на моего зама. Каково же было мое удивление, когда Гайдук представил мне детину как Дмитрия Столярова, руководителя продуктовой базы «Куст».

Последний улыбнулся и смущенно подал мне здоровенную лапищу, которую я с осторожностью пожал. Не успели мы усесться за стол, как вошла еще одна парочка. Эти с виду были невзрачными: у обоих были простые русские лица, светившиеся сдержанной приветливостью. Тот, что был пониже, лучше одет и тщательно причесан, представился как директор фирмы "Торгово-транспортная компания «Ледокол» Сергей Яровой. Второй, более сухощавый и «притушенный», с горькими складками на лице, являлся директором овощехранилища «Поле чудес» Адрианом Чернобородовым. Я едва не заржал, когда услышал это название.

Яровой и Чернобородов словно оттеняли появление следующего действующего лица, который на их фоне производил впечатление гораздо более колоритное. Худой и коротко стриженный мужчина, он в отличие от других был одет в летний пиджак, рукава которого были засучены. Вошел он вальяжно, словно делая всем одолжение. В правой руке господин держал плоскую металлическую фляжку.

Отхлебнув из фляжки напиток, который вряд ли был томатным соком, он с некоторой скукой оглядел всех присутствующих, и, когда Гайдук представил меня ему, он нехотя переложил фляжку из одной руки в другую и вяло поздоровался. Я в пику ему пожал ее весьма энергично, и он скривился, как будто у него заныл зуб. После этого он отошел и уселся в дальнем от меня конце стола. Это явление звалось Тополянский Евгений, и был он главой фирмы «Инкомбинант».

Кроме того, появился некто Веселов, молодой человек, дисбаланс между новеньким с иголочки костюмом и всклокоченными редкими волосами на голове совершенно не компенсировался наличием у него в руках сотового телефона, который он демонстративно перекладывал из руки в руку, как Тополянский свою фляжку. Как я потом заметил, бедняге так никто и не позвонил за все время совещания.

Наконец, в комнате появился сам Ершевский в сопровождении мужчины, которого бы приняли за своего и арабы, и евреи, и жители Кавказа. К последним, судя по фамилии, он и относился. Это был Альберт Джаванидзе, вице-президент ассоциации «Защита предпринимателей от произвола».

Ершевский уселся во главе стола, Джаванидзе сел справа от него. Пиджак Георгий не надел, но, отдавая дань официальности встречи, спустил рукава рубашки.

— Ну что ж, господа! Я очень рад приветствовать вас всех здесь сегодня и искренне надеюсь на взаимность, — начал Ершевский.

— Насколько мы рады тебя видеть, — подал голос Тополянский, — будет зависеть от темы нашей беседы.

Ершевский добродушно ухмыльнулся и сказал:

— Женя, как всегда, в своем репертуаре.

Тополянский не ответил, отхлебнул из фляжки и пожал плечами.

— К теме так к теме, — потирая кисти рук, сказал Ершевский. — Могу поздравить всех с тем, что у вас появился реальный шанс поиметь своего человека во властных структурах.

Тополянский чуть не поперхнулся очередной порцией спиртного:

— Жора, кого поиметь, мы найдем сами. Но зачем же это делать во властных структурах? Извращение какое-то…

— Женя, дай наконец сказать человеку слово! — резко повернулся к Тополянскому Джаванидзе.

— Да, пожалуйста, — обиженно отозвался Тополянский, после чего развалился на стуле, держа в руке фляжку, как скипетр.

— Так вот, — продолжил Ершевский. — Я хочу еще раз подчеркнуть, что появился реальный шанс выиграть очередные выборы в областную Думу.

Надеюсь, все присутствующие понимают, как важно не упустить эту возможность. Вчера я зарегистрировался кандидатом в депутаты по Коровинскому избирательному округу города Тарасова.

— Ой, бля-я-я… — отозвался эхом Тополянский.

— Женя, по твоему глубокомысленному заявлению я понял, что тебя что-то не устраивает, — мобилизуя все резервы корректности, спросил Ершевский.

— Нет, отчего же, — ответил мистер Фляжка.

— В таком случае я продолжу. Как вы понимаете, я жду от вас реальной поддержки, прежде всего моральной, в этом непростом деле.

Собравшиеся одобрительно загудели.

— Георгий, ты же знаешь, что мы за тебя горой, мы всегда готовы оказать тебе любую моральную поддержку. Мы знаем, что ты наш человек, именно такой человек нужен нам в Думе, — серьезно и размеренно начал говорить Яровой.

— Да, — вторил ему Столяров, положив свои кулачищи на стол и тут же, застеснявшись, убрав их и зажав между коленями, отчего приобрел вид человека, давно не имевшего возможность справить малую нужду. — В общем, мы.., завсегда с тобой…

Мы… Всегда тебя… Поддерживали и будем…

— Жора, о чем речь! Другого человека у нас нет, мы всегда рады поддержать тебя в этих начинаниях, — убежденно сказал Чернобородов.

— Могу сказать только одно: рекламное агентство «Автореклама» окажет любую необходимую методическую помощь в организации выборов, — авторитетно заявил Веселов.

И на удивление оказался прав, застолбив таким образом объемы своей помощи Ершевскому. Видимо, он первый прочухал, о чем пойдет речь дальше.

— Как вы понимаете, — остановил одобрительный хор Ершевский, — моральная помощь вещь главная, но…

— Ой, бля-я-я… — снова эхом отозвался Тополянский.

— Женя, тебя что-то не устраивает? — с каменным лицом спросил его Ершевский.

— Нет, все нормально, так просто, — с деланным безразличием заметил Женя.

Ершевский смотрел на него несколько секунд немигающим взглядом, потом повернулся к аудитории и сказал:

— Да. Для победы нужны и деньги. Пусть немного…

— Бля-я-я, — с неумолимой неизбежностью простонал Женя, но председательствующий его уже не замечал.

— Как вы сами прекрасно знаете, бесплатно никто ничего не делает. Полиграфия, рекламное время на телевидении, масса организационных расходов плюс имиджевые проекты стоят денег.

И после некоторой паузы добавил:

— Полагаю, что пятидесяти тысяч долларов хватит для победы на этих выборах.

Зал разразился мертвой тишиной. Было слышно только бульканье спиртного, проходившего в данный момент через глотку Тополянского. Успех был сопоставим с успехом оперного певца, который блестяще спел арию, и зал, пораженный, молчит, чтобы через несколько секунд разразиться бурными овациями.

Первым не выдержал Ершевский. Помогая друзьям выйти из шока, он заговорил:

— Если кого-то интересует, что скрывается под понятием «имиджевые проекты», я могу пояснить.

Думаю, что максимального успеха мы достигнем, если окажем реальную помощь населению Коровинского района, а именно: в сжатые сроки починим путепровод через Борисычев овраг и решим уже давно назревшую проблему строительства там же общественного туалета. Кроме того, нам необходимо построить две линии водопровода и канализации, которые серьезно улучшат санитарную обстановку в районе.

— Путь к сердцам избирателей лежит через их испражнения! — помпезно заявил Тополянский, громко стукнув фляжкой по столу.

— Ты смеешься, — не выдержал Джаванидзе, — а конкретного ничего не предлагаешь!

— Это почему же? — возмутился Тополянский. — Сейчас предложу. Жор! Давай мы скинемся, съездишь отдохнешь на Мальдивы, вернешься восемнадцатого октября с какой-нибудь симпатичной обезьянкой, загорелым, в отличие от этих м…ов, которые будут здесь драться за депутатство, а?..

И тебе хорошо, и нам неплохо, — со вздохом завершил он свою конструктивную речь и в изнеможении откинулся на спинку стула. Видимо, влияние алкоголя стало сказываться.

Все напряженно посмотрели на Георгия. Все понимали нереальность этого варианта, но надежда умирает последней: а вдруг согласится!

— Вы что, надо мной издеваетесь? — грохнул кулаком по столу Ершевский, отчего все потупили взоры, а Тополянский сморщился и опять устремил фляжку навстречу истомленному жаждой рту.

После глотка ему полегчало, и он веско заметил:

— Ну хорошо… Я согласен на Флориду. Обезьянок подберу и оплачу лично.

Ершевский с негодованием выдохнул воздух.

— Нет, Жора, ты не обижайся, — заговорил Яровой. — Мы все прекрасно понимаем, что в выборах участвовать надо. Без политической поддержки нас всех нахлобучат, ясно также и то, что без бабок выиграть нельзя, но… Жора, должны быть гарантии…

Я же вкладываю деньги. Если дело выигрышное, я не то что пятьдесят, а двести пятьдесят дам! Но опять же должны быть гарантии… Это же своего рода бизнес!

— Какие, бл…, гарантии? — прорвало наконец Ершевского. — Я могу дать только гарантии, что мы сделаем все возможное для победы. Ты что, не понимаешь, в какой обстановке я начинаю борьбу?

Разве ты не знаешь, что есть кандидат от партии власти, которому будет оказана всесторонняя поддержка? Каких гарантий ты от меня хочешь в этих условиях?

— Я понимаю, понимаю, — успокаивающим тоном сказал Яровой. — Я помогу чем могу. Но все не так просто, деньги нужны большие, их не так просто изъять из оборота.

— Да, — громыхнул Дима Столяров. — Денег-то нету… У меня вон.., сахара х.., знает сколько мешков, муки х.., знает сколько мешков… — Он немного подумал и сказал:

— Я, если хочешь, могу по бартеру… Нет проблем. Расплатишься там.., с кем-нибудь.., как-нибудь.., может быть…

Наблюдая со стороны за этой конструктивной беседой, я вдруг с ужасом понял, что все движется по кругу и скоро наступит моя очередь объяснять, почему у меня нет денег и я не могу забашлять даже по бартеру на выборы. Но мне повезло, нервы не выдержали у сидящего следом за мной по часовой стрелке Чернобородова:

— Ну если уж вы там, то мне вообще удавиться можно… Моя овощовка загибается день ото дня, фирма работает по нулям. Вчера опять списал две тонны картошки, сгнила к е…ной матери, вонища стояла, словно стадо слонов пургена объелось. Торговля встала, вот и выкидываем… Вы даже себе представить не можете, как воняет, когда гниют помидоры! Кто-нибудь видел протухший кетчуп?

Нет? Я вам привезу пару баночек, понюхаете. И откуда здесь взяться деньгам? У меня от работниц так воняет, что их е…ари ко мне жаловаться ходят!

Удивляются, чем я их таким опрыскиваю, и спрашивают, когда я наконец прикрою свою вонючку?!

Впору перепрофилировать ее в общественный сортир…

После этих красочных высказываний большинство сидящих за столом нервно задергали носами.

Я, сидевший рядом с директором овощебазы, уловив запах чего-то малоприятного, стал потихоньку отодвигаться от него.

Единственным, на кого этот рассказ не произвел впечатления, был Ершевский:

— Ну, заныли, заскулили… Вас послушаешь, подумаешь, что здесь одни нищебы собрались! Как их интересы защищать — все ко мне, как помочь мне — хрен кого допросишься!

— Ну как же не допросишься?! — вяло проговорил уже «поплывший» Тополянский. — Четыре года назад попросил — получил.., двенадцатое место в общем списке, два года назад попросил — получил.., седьмое место. Я не спорю, прогресс, конечно, есть. Но темпы не впечатляют. Во всяком случае, по сравнению с затратами.

— Альберт, может быть, ты что-нибудь скажешь? — наконец подал голос Гайдук, обращаясь к Джаванидзе.

— А что я скажу? — откликнулся тот. — Я давно говорю, что на выборы идти надо. Обязательно надо. Без политики бизнес не сделаешь, но надо менять стиль работы. Давно пора перевести фирму в Москву и послать к энтой матери всю эту местную политическую гнилушку. Надо вообще работать по-крупному, давно пора было завязаться с Уолл-Стрит, купить акции крупнейших компаний и стать их дилерами в регионе. Я давно уже все это говорю!

— Ну, в общем, — громко сказал Ершевский, — пора подводить итог. Предлагаю поставить на голосование вопрос о выделении на мою избирательную кампанию пятидесяти тысяч баксов. Голосуем поднятой рукой. Кто «за»?

Последние два слова прозвучали как приговор.

Руки медленно, но неумолимо поползли вверх. Тополянский отличился и здесь, подняв вверх фляжку, которая в силу значительной раскоординированности его движений слегка наклонилась, и живительная влага полилась на полированный стол из мореного дуба.

— Итак, остался последний вопрос: как распределить сумму? — спросил Ершевский.

Все посмотрели на Ярового, видимо, потому что он называл конкретную сумму в двести пятьдесят тысяч долларов. Яровой потупил взор и сказал:

— Двадцать пять.

— Сережа, надо сорок, — тут же отреагировал Ершевский.

— Хорошо, тридцать, — выдохнул из себя Яровой.

— Женя? — перевел потяжелевший на тридцать тысяч баксов взгляд на Тополянского кандидат в депутаты.

Тополянский отхлебнул из фляжки остатки жидкости, аккуратно и плотно завернул крышку, положил фляжку в карман и, посмотрев на Георгия на удивление трезвым взглядом, сказал:

— Больше десяти не дам.

— Дима? — еще более тяжелым взглядом посмотрел Ершевский на Столярова.

— Шесть… Из них три бартером, — ответил Дима и положил в качестве последнего слова свои кулаки на стол.

— Адриан?

Чернобородов вздохнул и сказал:

— Две…

— Только не бартером!!! — завопили все.

Ершевский радостно перевел взгляд на Веселова, и тот быстро ответил:

— Хорошо, вся полиграфия за мой счет.

— Что ж, господа, — Ершевский помпезно поднялся, как человек, проведший последние два часа в доброй и радостной беседе с друзьями. — Я рад поздравить вас с этим несомненно мудрым решением. Мы приложим массу усилий для того, чтобы преодолеть те препятствия, которые, несомненно, возникнут на пути к победе. Другого выхода у нас простонет…

— Аминь, — сказал Тополянский, после чего поднялся из-за стола и шаткой походкой направился к выходу. Его примеру последовали и остальные.

Ершевский задержался, обсуждая какие-то технические детали с Веселовым и Гайдуком, а я же посчитал, что с меня на сегодня хватит, и решил покинуть гостеприимный «Корабль Иштар».

На выходе меня окликнул Гайдук:

— Валерий Борисович, куда же вы?

— Полагаю, что домой, — ответил я.

— Впрочем, может быть, это и верно, — согласился он со мной. — Сегодня, когда наконец решился вопрос с финансированием, остаток дня мы посвятим чисто организационным вопросам. Завтра мы выделим вам кабинет, завтра же я познакомлю вас со всеми вашими подчиненными, и мы согласуем план работы.

Он быстро пожал мне руку, глазки его светились радостью, как будто я вернул ему старый долг, который мог бы и не возвращать. Я постоял на крыльце, подождал, когда «Мерседесы», «БМВ» и «Вольво» разъедутся восвояси, и уж потом отправился к своей «пешке». Я с натугой завел движок и тронулся в направлении дома.

Проходя мимо своего почтового ящика, я заметил, что в нем что-то есть. Открыв его, я обнаружил пакет с документами от Булдакова, где содержалась информация об обстоятельствах убийства его племянницы.

Поскольку мой биологический винчестер был перегружен информацией об итогах состоявшегося судьбоносного саммита в офисе фирмы «Корабль Иштар», то я не стал глубоко проникать в суть информации от Булдакова, тем более что она была скудна. Практически, документы повторяли то, что я услышал от самого Булдакова вчера. Я резидентно сообщил все это Приятелю, после чего вспомнил о том, что еще вчера хотел побыть дома в тишине. Однако вчера это не удалось из-за Булдакова.

Но сегодня я решил отыграться за вчерашнее и все-таки устроить себе тихий вечер № 2.

Но, едва я успел рассказать Приятелю о событиях, произошедших на совещании в офисе Ершевского, не до конца при этом понимая, зачем это Приятелю надо, как в дверь позвонили. На пороге стоял человек, с которым я имел счастье познакомиться лишь сегодня, — Сергей Яровой.

На его лице было такое выражение, как будто я его чем-то слегка озадачил. Он смотрел на меня несколько секунд, чуть-чуть приоткрыв рот. Я попытался помочь ему выйти из ступора: отошел в сторонку и, махнув рукой, произнес:

— Прошу вас.

Яровой медленно двинулся в направлении комнаты, шурша длинным плащом, который, конечно же, являлся весьма дорогим, но, на мой взгляд, был ему несколько великоват. Войдя в прихожую, Яровой стал оглядываться и мяться. То ли обстановка квартиры не произвела впечатления на гостя, то ли он до конца не решил, нужно ли ему было приходить или нет, но так или иначе мне надоело его топтание на месте, и я сказал:

— Раздевайтесь и проходите в комнату.

Яровой стал искать, куда же ему пристроить дорогую кожаную папку с золотым замком. Я решил смилостивиться над беднягой и взял ее в руки. Он поблагодарил, повесил плащ на вешалку и прошел наконец внутрь.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.