18. Интерьер.

Недостроенный небоскреб.

(Ночь)

Ступени из еще не обработанного бетона мелькают одна за другой по мере того, как две пары ног преодолевают их: мужские — большие и женские — совсем крохотные.

Сомкит и Кемаль поднимаются по пролетам лестницы, еще без перил, и перед ними на каждом этаже в клетках комнат без наружных стен и дверей открывается незатейливая, протекающая у всех на виду жизнь обитателей недостроенного небоскреба.

Голый мужчина — отец семейства — с намыленной головой стоит на шершавом бетонном полу, а женщина, в каком-то тряпье, поливает его, как из душа, из кувшина.

Большая семья тесно сбилась на соломенных циновках. Глаза всех устремлены на светящийся экран маленького телевизора. Никакой мебели, ничего… Бетон, соломенные циновки… и телевизор.

Другая семья уселась кружком прямо на бетонном полу. Тусклая лампочка свисает на электрическом шнуре с потолка. Пар поднимается над кастрюльками. Мать разливает какое-то варево детям в тарелки.

Еще один этаж преодолевают Кемаль и Сомкит.

Здесь темно. Только слабый язычок пламени на свече озаряет крохотный «Дом доброго Духа» и лица молящихся вокруг него.

19. Экстерьер.

Улицы Бангкока.

(Раннее утро)

Краешек солнца блеснул первым лучом из-за горизонта, когда Сомкит и Кемаль покинули место своего ночлега. По всем этажам недостроенного небоскреба, как муравьи, спешат вниз семьи рабочих, унося на плечах весь свой нехитрый скарб. И без всякого перерыва, как только женщины и дети покинули здание, в открытых, без наружных стен, комнатах начинают греметь пневматические молотки, вздымая тучи цементной пыли, окутывая серым облаком весь скелет будущего отеля.

20. Экстерьер.

Улицы Бангкока.

(Раннее утро)

В саду пивной «Мюнхен» гаснут огни фонарей, гирляндами провисших над неубранными, грязными столиками. Официанты в белых курточках собирают пивные кружки, снимают мокрые скатерти. Последние посетители в тирольских костюмах, покачиваясь и цепляясь друг за друга, покидают это ночное заведение, горланя немецкие песни.

Только один немец никак не уйдет. Он уснул прямо за столом, уставленном кружками и грязными тарелками, уронив с головы зеленую тирольскую шляпу с пером. Его растолкал официант.

Официант. Вы не дойдете домой.

Петер. Отведи меня. Заплачу.

Официант. Мне нельзя отлучаться до конца смены. Но если заплатите нашему шимпанзе, он доставит вас домой. Только назовите отель. Обезьяна понимает по-немецки.

Держась за руки и покачиваясь, Петер с шимпанзе, в красной каскетке и пелерине, бредут по пустой сонной улице. У телеграфного столба немец остановился и, вырвав свою руку из лапы обезьяны, сосредоточился на расстегивании своих коротких штанов. Потом стал мочиться.

Шимпанзе неодобрительно покачал головой и смущенно оглянулся по сторонам. К ним уже спешил полицейский, гневно выкрикивая что-то на таиландском языке. Петер удивленно уставился на полицейского, затем перевел мутный взор на обезьяну.

Петер. Что он говорит? Ты понимаешь его?

Озадаченный шимпанзе лишь пожал плечами.

21. Экстерьер.

Улицы в Бангкоке.

(Утро)

По сонной улице цепочкой движутся бритоголовые монахи, укутанные в оранжевые одеяния, неся в руках черные горшочки с крышками. У каждого домика, скрытого за кустами бугенвиллий, они останавливаются, и хозяйки выносят им подаяние: целлофановые мешочки с вареным рисом, жареную рыбу, что-то еще. Монахи благодарно кланяются и складывают продукты в горшочки. Затем, опять цепочкой, направляются к следующему дому.

Сомкит. Вот так каждое утро совершают монахи свой обход, собирая пропитание для своих собратьев в монастыре. И не бывает случая, чтоб им отказали. Самая бедная хозяйка сочтет позором не вынести им чего-нибудь, специально для них приготовленное.

Сомкит и Кемаль завтракают в уличном ресторане, расположившемся на тротуаре. Весь ресторанчик — это тележка уличного торговца, два крохотных детских столика и такие же миниатюрные складные табуреточки. На тележке, от которой через улицу тянется к розетке в стене электрический шнур со штепселем, исходят паром котлы со снедью.

Монахи по очереди подходят к тележке, и хозяин каждого подряд наделяет едой из котлов, ссыпая ее им в горшочки.

На столике, за которым завтракают Сомкит и Кемаль, полно маленьких фарфоровых пиалочек с различной снедью. Турок с аппетитом опорожняет одну за другой.

Сомкит (смеясь). Да ты объешь хозяина! Наши столько не едят.

Кемаль. А мне все это — на один зуб. Живи я здесь — разорился бы. Кстати, я без денег. Все — в отеле.

Сомкит. О, не пугай хозяина. С ним случится удар. Наши считают европейцев богатыми. И вдруг ты — без гроша! Ладно, я возьму расхода! на себя. Пусть считает, что я тебя, богача, сопровождаю от имени властей.

Кемаль (тоже смеясь). В таком случае, я тебя приглашаю за мой счет… сегодня у нас по программе экскурсия на лодках по каналам — посмотреть вашу сельскую жизнь. Ты будешь моей девушкой.

22. Экстерьер.

Река и каналы.

(День)

Узкие длинные лодки с подвесным мотором на корме пересекают широкую реку, борясь с сильным течением. На корме, у руля, под конусной соломенной шляпкой, застыл, как изваяние, лодочник. Мимо них течение проносит плавучие островки яркой и густой зелени, сбившейся в огромные кучи.

Туристы сидят на скамьях парами: европейские мужчины в обнимку с таиландскими девочками. На самом носу лодки — Кемаль и Сомкит, прижавшись друг к другу, любуются живописными видами, уплывающими назад, за корму.

Петер тоже на экскурсии, у него на коленях — «сиамская кошечка», но он не сводит глаз с Сомкит, запавшей, видать по всему, ему в душу.

Здесь, как и в самолете, есть стюардессы в элегантных униформах. Они обносят пассажиров фруктами: красными кусками арбузов, желтыми порциями очищенных от кожуры ананасов, розовыми дольками папайи.

Река живет своей напряженной жизнью, далекой от туристской ленивой неги. Старый пароход, пыхтя и отдуваясь, таскает от берега к берегу толпы людей. Баржи, груженные рисовой соломой, напоминают огромные стога, смытые с берега рекой. Лодки, переполненные сбившимися в кучу овцами и козами, оглашают воздух неумолкаемым блеянием. Куры кудахчут в решетчатых клетках.

Когда течение выносит туристскую лодку ближе к берегу, там, среди густых зеленых зарослей, вдруг возникает слоновья голова с задранным хоботом и раздается его трубный низкий рев. Иногда попадаются и рабочие слоны. Подгоняемые сидящими у них за ушами смуглыми погонщиками, они переносят, обхватив хоботом, связки бревен драгоценного красного дерева.

Купола буддийских храмов отливают золотом среди зелени.

Туристы въехали в узкий канал, протянувшийся прямой линией, зажатый с обеих сторон плотной стеной тропического леса.

На канале, прямо на воде, раскинулся базар. На лодках. Крестьяне и крестьянки, в конусных, плетенных из соломы шляпах, передвигаются с места на место на осевших под грузом овощей и фруктов лодках, предлагая покупателям свой товар. Там же варится в котлах рис, жарится на сковородках мяса и рыба. Кричат продавцы. От борта к борту передается товар, принимаются деньги.

23. Экстерьер.

Деревенская улица.

(День)

Маленькая обезьянка, обхватив лапками гладкий ствол пальмы, ловко взбирается до самой макушки дерева, где, под веером широких листьев, висят гроздья крупных зрелых кокосов. Схватив один из плодов, размером с ее голову, она начинает вертеть его, пока ветка, на которой он растет, не ломается, и кокос, как ядро, летит вниз, в толпу туристов, которые с хохотом разбегаются в стороны, избегая ушибов.

Владелец обезьяны, старик-крестьянин, разрубает тяжелым ножом один орех за другим, в каждую половинку засовывает соломинку и протягивает плоды туристам. Одни пьют кокосовое молоко через соломинку, другие — прямо из скорлупы, держа ее как чашку. Именно так и делает Кемаль, перепачкав себе усы. Сомкит же тянет молоко через соломинку. Им весело, они непринужденно смеются.

Таиландский мальчик выпустил из плетеной клетки большую кобру. Она свернулась в траве кольцами, подняв плоскую голову, похожую на древесный лист.

В другой клетке мечется небольшой пушистый зверек с хищной мордочкой.

Гид. Сейчас вы увидите битву между опаснейшей из змей — коброй и мангустой. Этот маленький зверек — единственный из животных, способный сразиться и победить могущественную королеву джунглей.

Другой полуодетый мальчик жестами расставляет туристов в круг, позванивая монетами в коробке, давая таким образом понять, что за это зрелище придется раскошелиться.

Мангуста выбежала из открытой мальчиком клетки, сделала несколько прыжков и замерла перед коброй, стоя на задних лапках, словно загипнотизированная ею.

Кобра зашипела, взвилась листообразной плоской головой над зверьком, выжидая удобный момент для атаки. Но мангуста ее опередила. Она совершила молниеносный прыжок и впилась острыми зубками в свернутое кольцами тело змеи. А кобра обмоталась спиралью вокруг пушистого зверька и ищет незащищенное место, чтобы вонзить в него свое ядовитое жало. И тут мангуста каким-то неуловимым движением маленькой головки впилась в змеиную шею. Кобре наступил конец.

Кемаль, как дитя, сгорая от любопытства, протолкался в первый ряд зрителей, чтобы получше все разглядеть, а к Сомкит, не проявлявшей интереса к надоевшему ей аттракциону, рассчитанному на туристов, подкатил Петер, давно выжидавший удобного момента, когда девушка останется одна.

Петер. Наконец-то ваш повелитель испарился. И я хочу воспользоваться случаем и похитить вас у него.

Сомкит. И это называется у вас дружбой? Уводить у друга его подружку?

Петер. Наши отношения никак не назовешь дружбой. Нас связывает лишь арендная плата, которую он мне платит за чердак в моем доме, где он и еще не— сколько таких же бедных турок обитают.

Сомкит. Что это означает? Что вы богаты?

Петер. Не так уж и богат… Но, во всяком случае, мои средства позволяют мне потратиться на дорогой подарок для такой прелестной особы, как вы.

Вот так болтая, они не заметили, как углубились в банановую рощу, потеряв из виду свою группу. И тогда из-за кустов выскочило несколько таиландцев, одетых по-крестьянски. Они сбили Петера с ног, молниеносно связав ему руки за спиной. Тоже самое сделали и с Сом-кит.

Туристы, после боя кобры с мангустой, вернулись к лодке. Гид пересчитывает их.

Гид. У нас не хватает одного туриста. Нужно его подождать.

Кемаль. И моей девушки не видно. Я пойду поищу ее.

Гид. Смотрите и вы не заблудитесь.

Кемаль бегом мчится по банановой роще.

Кемаль (кричит, приложив ладони рупором ко рту). Сомкит! Сомкит! Где ты? Мы уезжаем!

А гид, сверясь со списком, выкрикивает из лодки.

Гид. Господин Петер Вейс! Поспешите! Мы не можем долго ждать! У нас впереди большая программа.

Туристы в лодке пока еще не встревожены и добродушно посмеиваются.

Голоса.

— А зачем этому Петеру Вейсу откликаться? Он слишком занят барышней.

— Наш гид только портит ему удовольствие.

— Им там хорошо, дадим им время побаловаться.

Кемаль задохнулся от быстрого бега. Остановился, озирается по сторонам. Из банановых зарослей не доносится ни звука человеческого голоса. Лишь птичий гомон вокруг.

На лодке туристы уже не смеются, а опасливо переглядываются.

Гид. Что же нам делать? Пойти всем искать?

Мимо них прошмыгнула на большой скорости остроносая лодка с мотором на корме. За рулем — молодой крестьянин в конусной шляпе. Еще несколько таиландцев — на скамьях. И не видят туристы, что ногами крестьяне придавили ко дну лодки связанных Петера и Сомкит, а также Кемаля.

Лодка с пленниками ушла вверх по каналу, исчезнув, как в тоннеле, в тропических зарослях, сомкнувших вершины деревьев над водой.

Потом судно, не снижая скорости, миновало деревню, расположившуюся на берегу, а точнее, можно было бы даже сказать, в воде. Хижины стоят на сваях, а с землей их связывают мостики. Перед каждым домом торчат из воды деревянные шесты, вроде колодезных журавлей, а на их концах висят сети, которые крестьяне то опускают в реку, то извлекают их назад, поднимая в воздух, но уже с трепещущей в ячейках серебристой рыбой.

Здесь вся жизнь — на воде. Наполовину ушли в реку черные буйволы, оставив снаружи лишь криворогие головы. На их спинах играют голые детишки, с плеском прыгая в воду и снова взбираясь на меланхоличных, подремывающих животных.

Девушки, стоя по грудь в воде у свай, чистят свои белые зубы пастой, выдавливая ее на щетки, привезенные из города, а рты полощут водой из канала и туда же сплевывают ее.

От пронесшейся лодки поднялась волна, разбилась о сваи, накрыв девушек с головой.

А лодка уже снова в джунглях, мчится по каналу, не снижая скорости.

Большие заголовки в таиландских газетах:

ДВОЕ ГЕРМАНСКИХ ТУРИСТОВ ВЗЯТЫ ЗАЛОЖНИКАМИ В ДЖУНГЛЯХ ОБЪЯВЛЕН ТРЕБУЕМЫЙ ВЫКУП ЗА КАЖДОГО — 1 000 000 НЕМЕЦКИХ МАРОК ВЛАСТИ ПРИНИМАЮТ ВСЕ МЕРЫ ДЛЯОСВОБОЖДЕНИЯ ЗАЛОЖНИКОВ И ВЫРАЖАЮТ НАДЕЖДУ, ЧТО ЭТОТ ПЕЧАЛЬНЫЙ ИНЦИДЕНТ НЕ СКАЖЕТСЯ НА ТУРИСТИЧЕСКОМ БИЗНЕСЕ В ТАИЛАНДЕ

24. Интерьер.

Деревенская хижина из бамбука.

(День)

Полицейский вертолет кружит над джунглями. Таиландские пилоты внимательно обследуют все, что проплывает под ними.

Стрекот вертолета то усиливается, приближаясь, то затихает, удаляясь от одиноко стоящей хижины, скрытой густыми кронами деревьев.

Сомкит сидит за дощатым столом вместе с теми крестьянами, что захватили их.

Старший. Придется писать еще одно письмо. Дадим еще пару дней, чтобы они подумали. Пиши большими буквами, красиво.

Сомкит. Как я буду это делать? Вы чуть не сломали мне руки, стянув веревками. Не могу даже пальцами двигать.

Старший. Наши ребята перестарались. Ты уж их прости… темные… неграмотные люди. Но не печалься. Ты получишь компенсацию… Когда получим выкуп.

Сомкит. Что я получу?

Старший. Во сколько ты ценишь свои услуги?

Сомкит. Сто тысяч!

Старший. Слишком много… за красивый почерк.

Сомкит. Германский консул не смог разобрать ваши каракули.

Старший. Ладно. Садись и пиши. Потом договоримся. Мы тебя не обидим.

25. Интерьер.

Темная яма в земле.

(День)

Глубокая яма в земле. Сверху она накрыта свежеотесанными жердями крест-накрест и этим напоминает, если смотреть изнутри, тюремные решетки. Слабый свет проникает в щели между перекладинами. Кемаль и Петер, небритые и грязные, сидят на земле в противоположных углах ямы.

Кемаль. Это из-за тебя… я попал сюда. Зачем я пошел искать тебя? Нужен ты мне! Кто ты мне? Мой брат? Приятель?

Петер. Отстань. И так тошно. Вернемся в Мюнхен — можешь жить у меня бесплатно…

Кемаль. Большое спасибо. Ты становишься щедрым. Тем более что выбраться отсюда у нас мало шансов. Будем лежать в одной могиле. Хотя нет, ты ведь не согласишься лежать рядом со мной. Потребуешь отдельной ямки.

Петер. Нас спасут. Не надо терять надежды.

Кемаль. А мне терять нечего. Я ее давно потерял… надежду… в твоей Германии.

Петер. Никто тебя туда насильно не тащил. Вы рветесь к нам… потому что мы даем вам работу.

Кемаль. Захочешь жрать — к черту пойдешь. А вы пользуетесь… дешевой рабочей силой.

Петер. Я, что ли, эксплуатирую тебя? Я — такой же рабочий. Одна лишь разница… Я имею профессию в руках. Потому и платят больше. Думаешь, мой босс не богатеет на мне?

Кемаль. Допустим, он зарабатывает на тебе… А ты добираешь, чего недодали, на мне. Ты из меня выжимаешь последний грош за ночлег на чердаке. Каждый давит того, кто под ним.

Петер. Ну, так уж повелось в этом мире.

Кемаль. Ну, так знай: такой мир — дерьмо!

Петер. Хочешь его переделать? Чтоб самому забраться на шею нижестоящему?!

Кемаль. Врешь!

Петер. Забыл, как ты у меня на глазах загнал несчастного рикшу до инфаркта?

Кемаль. Неправда. Я не знал, что он больной. А ты… ты не погонял своего рикшу?

Петер. Но мой ведь не рухнул. Да чего мы спорим? Оба — хороши. Не сегодня-завтра нас зарежут. А в могиле все равны.

Жерди над их головами задвигались, и в образовавшееся отверстие просунулась косоглазая голова.

Крестьянин. Эй! Еще не сожрали один другого? Что, нет аппетита? Не бойтесь… Мы вас кормить будем… Вы нам нужны живыми. За ваши трупы никто гроша не даст.

Петер. Есть новости? Крестьянин. Пока нет. Все торгуются. Петер. Значит, не все еще потеряно.

Кемаль. Чему ты радуешься? Кто даст миллион марок за такой мешок с дерьмом, как ты?

Петер. В одном я не сомневаюсь: никто не станет выкупать тебя. А меня?.. Подумают.

Кемаль (крестьянину). Ты слышал, что он говорит? За меня платить не будут. И не ждите. Потому что я — турок. Понял? Третий сорт! А он — первый! Мы, турки, такие же бедные, как и вы. Ну, может быть, вы даже беднее нас.

Крестьянин. Я ничего не понимаю в политике. Нам нужны деньги. Заплатят — будете жить. Если нет — зароем живьем. А пока… Вот вам еда! Не надо умирать раньше времени.

Он сбросил в яму банан и кокосовый орех. Кемаль схватил банан. Петеру достался кокос. Под рукой нет ничего, чем можно было бы расколоть орех, чтобы добраться до живительного сока. Немец вертел его в ладонях, сдавливал, даже пытался вонзить зубы в жесткую скорлупу. Все — тщетно.

Кемаль, сдерживая дрожь в руках, полоску за полоской, снимает с банана кожуру. Он откусил верхушку плода, медленно жует, стараясь продлить удовольствие, и даже закрыл глаза — то ли для того, чтобы не видеть угрюмого голодного взгляда Петера, то ли от наслаждения едой.

Взгляд немца прикован к банану в руках у турка. Бесполезный кокос валяется у его ног.

Кемаль снова стал подносить надкушенный банан ко рту. Но не донес, замерев. И с мукой преодолев искушение, протянул Петеру остаток банана и отвел взгляд от него.

Кемаль. Ладно… откуси кусочек… маленький.

Петер сгреб банан обеими руками, широко распахнул рот, но спохватился, силой воли заставил себя ограничиться маленьким кусочком. Конвульсивно сглотнув, он вернул плод Кемалю. Тот осторожно откусил и отдал остаток Петеру. После того как немец съел свою часть банана, в кончиках его пальцев остался крохотный смятый кусочек. Он мучительно борется с искушением слизнуть его. Турок не стал дожидаться результата этой борьбы — взял жалкие остатки банана и проглотил.

Какое-то время оба продолжали жевать, продлевая наслаждение от еды, потом облизали пальцы, и на лицах обоих мужчин появилась улыбка.

Кемаль. Ну, а теперь займемся твоим орехом.

Петер. Бесполезно. Голыми руками скорлупу не пробить. В этой чертовой яме нет ни единого камушка.

Кемаль взял кокос, повертел его в ладонях и, напрягши всю силу своих рук, сдавил. Кокос остался целехонек.

Петер. Был бы у нас кусочек железа… или стекла.

Кемаль. Дай твой ремень.

Петер неуверенно расстегнул ремень и протянул его турку.

Кемаль. Пряжка большая… может сработать.

Он приподнял на пряжке язычок, приложил его острием к кокосу и с силой прижал большим пальцем. Кокос не поддался.

Петер (нетерпеливо). Дай мне! Я знаю как!

Он положил орех на землю, приложил к скорлупе стальной язычок пряжки и навалился на него всей тяжестью своего тела так, что лицо его налилось кровью. Потом оторвал ремень от кокоса. Глянул: на скорлупе осталась маленькая вмятина.

Петер. Ура! Еще разок — другой, и мы пробьемся к молоку.

Кемаль взял у него ремень и орех и повторил нажим. Струйка кокосового молока проступила из-под его пальцев.

26. Интерьер.

Консульство.

(День)

Большой кабинет в консульстве Федеративной Республики Германии в Таиланде. За широкими окнами — качающиеся на ветру пальмы и кусты, усеянные розами. На простенке между окнами — зимние пейзажи в горах.

Немецкий консул обращается к своим служащим и офицерам таиландской полиции.

Консул. Господа! Я пригласил вас, чтобы обсудить последние новости о наших, пока, к сожалению, безуспешных, попытках освободить захваченного в качестве заложника гражданина Федеративной Республики Германии Петера Вейса.

Таиландский офицер. Я извиняюсь, но, если я не ошибаюсь, из немецкой туристской группы захвачены два заложника. Кроме господина Вейса, у похитителей находится еще один турист — гражданин Турции.

Консул. А уж это, как вы понимаете, забота консульства Турции.