Омела и меч

— Ну, — Тит пожал плечами, — чрезвычайной или нет, придется тебе встретиться с префектом Пением Постумом, и, смею сказать, результат тебе понравится.

— Почему? — воскликнул Квинт, не обратив внимания на последние слова, которых не понял. — Почему с префектом ?

— Потому что он сейчас командует легионом, вот почему.

— Но где легат Валериан?

— А это, — отвечал часовой с непостижимым смешением грубости и Неуверенности, — вопрос гадательный, уж никак не для посторонних, парень. — Он быстро сделал знак защиты от дурного глаза и резко добавил: — легат в отсутствии.

Квинт нахмурился, пытаясь понять, что здесь происходит. Что-то странное. Хотя оба часовых старались не встречаться с ним взглядом, вид у них был не столько враждебный, сколько пристыженный и озабоченный.

— Тогда отведите меня к префекту, — мрачно сказал Квинт.

Часовой кивнул и двинулся строевым шагом по виа Принципалис, или Главной улице, начинающейся сразу за воротами.

Пока они шли, Квинт неосознанно замечал обычные постройки крепости легиона: казарменные бараки, склады, кухни, конюшни, бани, плацы — все, что нужно для размещения шести — семи тысяч человек. Впереди виднелись большие каменные строения, которые всегда возводились для размещения штаб-квартир: дом командующего, казначейство, административные здания.

Было очень поздно. В спящей крепости не было слышно ни звука, только собака лаяла у северных ворот, да из стойла донеслось ржание.

Когда они достигли массивных дверей жилища командующего, Тит неожиданно повернулся и сказал:

— Ну, вот. Старый слон Пистум здесь. Удачи тебе и прощай. Не думаю, что увижу тебя снова.

— Почему? — огрызнулся Квинт.

— Потому что никто не видел двух других, с тех пор как их привели сюда.

— Двух других — кого?

— Гонцов от губернатора. Но крайней мере, они так себя называли. Я не поручусь.

Квинт повернулся и схватил Тита за руку.

— Слушай, часовой! Я ничего не понимаю. Если к вам приходили два гонца, они должны были призвать легион, так же, как и я. Почему же они этого не сделали? Небесные боги, что здесь происходит?

— Полагаю, ты скоро узнаешь, — сочувственно ответил часовой. — А мы здесь не для того, чтобы размышлять. Мы исполняем долг и подчиняемся приказам. — Он взялся за тяжелое железное дверное кольцо и назвал пароль.

Через миг дверь приоткрылась, вышел сонный стражник с факелом и уставился на часового.

— Чего тебе, Тит? Часовой кивнул на Квинта:

— Гонец. Хочет немедленно видеть префекта.

— А-а! — без выражения сказал стражник, разглядывая черную щетину на подбородке Квинта, его туземный наряд. — Пошли.

Квинт вошел в экономно обставленную прихожую командирского дома, и с некоторым облегчением увидел в углу обычный алтарь Марса. Прием, оказанный ему, был столь странен, что все, напоминавшее о нормальной гарнизонной жизни, успокаивало.

Стражник, человек средних лет с пронзительными серыми глазами, сунул факел в держатель и спросил без интереса, словно заранее зная ответ.

— Есть документы, подтверждающие твою личность?

Квинт протянул письмо.

— Вот послание губернатора с его личной печатью. Немедленно разбуди префекта Постума!

Стражник и не взглянул на печать. Его глаза выражали то же смешение смущения и сочувствия, что раньше выказывал Тит.

— Префект не спит, — монотонно сказал он. — Он редко спит в эти дни. Иди за мной.

По пути они миновали мощную, обитую железом дверь в сокровищницы с надписью «II Augusta»[5], свидетельствовавшей, что здесь хранится казна легиона, а также значки и эмблемы, когда они на марше.

— Разве при сокровищнице не положено стражи? — удивился Квинт.

— Я, Бальб — на страже, — был тихий ответ. — Префект не хочет, чтобы здесь были другие.

Он поднял руку, чтобы отодвинуть тяжелую кожаную завесу, ограждавшую личные комнаты коменданта, и безотчетно замер, когда оба услышали странный звук. Он напоминал раскаты смеха, безрадостного, высокого, — подобно женскому, но тем не

менее, принадлежавшему мужчине. Он исходил откуда-то слева и оборвался, когда хриплый голос позади завесы крикнул:

— Перестань! Перестань!

У Квинта мурашки побежали по спине от этого жуткого смеха, но Бальб не дал ему времени на раздумья. Он резко отбросил занавес и сказал:

— Почтенный префект Пений Постум, здесь гонец!

Потом опустил занавес и удалился.

За столом в комнате сидел человек.

Квинт уже был готов столкнуться почти что с любыми странностями префекта. Но он не ожидал того, что увидел.

Огромный человек с копной русых волос восседал за абсолютно пустым столом, уронив голову на сжатые кулаки. Его простецкое крестьянское лицо повернулось к Квинту, круглые голубые глаза глядели с выражением запутанного быка.

— Гонец? — произнес префект с резким горловым акцентом, свойственным уроженцам рейнских земель. — Не хочу никаких гонцов. Оставь меня!

— Это невозможно! — воскликнул Квинт. — Весь восток Британии охвачен мятежом, губернатор окружен многократно превосходящими силами противника. Он приказывает твоему легиону немедленно выступить на помощь. Вот его послание. — Он выложил пергамент на стол перед префектом.

— Может это ловушка, — тупо сказал префект. — Откуда я знаю, что это не ловушка?

— Юпитер Максимус — прочти! — закричал Квинт. — И вот же личная печать губернатора!

Крупная русая голова вяло покачалась из стороны в сторону.

— Я не знаю личной печати губернатора. И не буду читать письмо — оно адресовано легату Валериану. Поэтому я не должен его читать. Видишь, оно направлено моему легату?

Поверить невозможно, подумал Квинт. Он чувствовал себя так, словно сражался с тенями в кошмарном сне.

— О Марс, конечно! Но раз ты сейчас командуешь легионом, то можешь его прочесть! — Мощные плечи великана ссутулились, словно он пытался защититься от голоса Квинта, неожиданно крикнувшего: — Где легат Валериан? Требую ответа!

Квинт знал, что подобный тон — грубейшее нарушение субординации, низший знаменосец не может так обращаться к командиру легиона, но борясь с погружением в отупляющее болото, он уже не беспокоился о дисциплине.

Последовало молчание. Префект невидящим взглядом взирал на письмо. Казалось, он забыл о Квинте, когда снова раздался шум — обрывок песни и пронзительный то ли смех, то ли плач.

Квинт обернулся и увидел другую дверь, скрытую еще одним кожаным занавесом.

— Что это?

Префект неуклюже поднялся на ноги — колосс шести с половиной футов роста, чья всклокоченная голова касалась низкого потолка. Он прикусил нижнюю губу и поманил Квинта рукой, похожей на окорок. Тяжело добрел до завесы и поднял ее.

— Вот, — произнес он хриплым, дрогнувшим голосом, — легат Валериан.

Квинт заглянул в маленькую комнату, освещенную лишь настенной лампой. На соломенном тюфяке скорчился человек в белой рубахе. Он выдергивал из подстилки соломинки и раскладывал их на полу в шесть аккуратных кучек. Он был страшно истощен, коротко обрезанные седые волосы открывали шишковатый череп. Рука, похожая на желтую птичью лапу, осторожно выкладывала соломинки в кучки, двигаясь от одной к другой.

Во рту у Квинта пересохло, ибо в ту же секунду человек начал тихо хихикать. Он разметал солому по полу и разразился металлическим смехом.

Квинт отшатнулся и прошептал:

— Да сжалятся над ним боги, он безумен… Префект опустил завесу.

— Не всегда, — тупо произнес он. — Только иногда, легион не знает. Я сказал всем, что он уехал в западную крепость Казрлеон.

— Всё они знают, — тихо заметил Квинт. — Или, по крайней мере подозревают. Это ужасно, и теперь я понимаю здешнюю загадку, но, Пений Постум, его трагедия не касается вот этого!

Он схватил письмо губернатора и сунул его префекту.

— Ты не понимаешь? Вся наша армия в ужасной опасности. Вас здесь около семи тысяч, почти столько же, как в войске Светония, с тех пор, как мой легион — Девятый, был перебит королевой Боадицеей. Твой легион должен завтра же выступить на восток, и молитесь, чтоб не было поздно!

Он говорил яростно, но четко, глядя прямо в грубое бычье лицо, пытаясь пробиться сквозь стену сомнений и нерешительности.

Бесполезно. Постум явно уловил лишь одну фразу, потому что сказал:

— Весь ваш легион был перебит, да? Видишь? Это может случиться и с нами, и что я отвечу своему легату, когда он придет в себя? Нет, гонец, мы останемся здесь, как приказал мой легат.

— Но он приказал это до того, как узнал… и он безумен… — начал Квинт и осекся. Круглые голубые глаза казались пустыми как камешки. И для скрытого за ними упрямого, ограниченного и явно запуганного сознания не существовало никакой логики.

Трибуны! — подумал Квинт. Шестеро следующих по рангу офицеров легиона должны быть расквартированы где-то поблизости. Конечно, если он сумеет передать им послание, они отважатся сместить этого опасного дурака с его нелепой преданностью безумцу. Как-нибудь вырваться отсюда, найти трибунов.

— Нет, нет, — пробормотал великан, словно он прочитал мысли Квинта. — Я командую здесь. Я знаю, что делать. Я не хочу чтобы меня все время тревожили, волновали, приставали… я решил… Бальб! — внезапно позвал он.

Возник стражник с мечом наизготовку, словно он уже ждал.

— Слушаюсь.

— Отправь его к остальным.

— Нет! — закричал Квинт. — Я под имперской защитой губернатора! Не смей меня трогать! — Он проклинал все на свете за то, что у него нет меча, ничего, кроме туземного копья, которым он не мог воспользоваться в тесном помещении. Безнадежно! Огромный германец бросился через комнату и скрутил Квинта, как младенца. Заломил ему руки, швырнул копье в угол и потащил его в зал.

Больб отодвинул засов на тяжелой двери сокровищницы, и Постум втолкнул Квинта внутрь. Засов со скрежетом вернулся на место.

* * *

Несколько мгновений Квинт неподвижно лежал на каменном полу. Когда сознание вернулось, он увидел свет и удивленные лица двоих склонившихся над ним мужчин. Оба были молоды, в армейской одежде, на кожаных безрукавных номер и эмблема Четырнадцатого легиона. Один был смугл, невысок, курнос, с веселыми карими глазами. Другой, постарше — лет двадцати шести — отличался веснушками, кудрявыми рыжеватыми волосами, решительным подбородком, а также глубоким, еще не зажившим порезом на щеке.

— Вижу, ты приходишь в себя после радушного приема префекта, сказал смуглый коротышка. — Добро пожаловать в наше избранное общество. Выпей-ка вина. — Он протянул кубок.

Квинт жадно выпил и сел, ощупывая голову, на которой вырастала шишка размером с яйцо.

— Без сомнения, гонец от Светония Павлина? — осведомился мрачный веснушчатый молодой человек. Когда Квинт кивнул, он продолжил: — Мы тоже. Дион прибыл первым, около двух недель назад. Губернатор послал его из Уэльса, как только поступили вести о мятеже. Меня послали позже, когда мы прибыли в Лондон, и все еще не было признаков Второго легиона. У меня было много неприятностей, когда я пробрался через страну атребатов — это от их копья, — он потрогал рану на щеке. — Но я пришел. Пять дней назад. Мы ведем счет. — Он указал на ряд черточек на стене. — И вот мы здесь. Откуда ты пришел, и что случилось после того, как мы сюда угодили?

— Дай ему сперва поесть, — сказал Дион. — Он еще слаб, и, боги свидетели, у нас еще полно времени.

Он протянул Квинту пригоршню сухарей. Тот пробормотал слова благодарности.

— Ты из Рима? — жизнерадостно продолжал Дион. — Так я и понял — по твоему произношению, когда ты буркнул свое «спасибо», хотя сейчас ты не слишком напоминаешь элегантного уроженца имперской столицы.

Квинт улыбнулся. Он понимал, что Дион болтает, чтобы дать ему возможность прийти в себя, и вскоре он убедился, какая проницательность таится за легкомысленной болтовней молодого человека.

— Я из Неаполя, — рассказывал Дион, — во мне течет греческая кровь. А Фабиан, — он с притворным пренебрежением ткнул другого гонца под ребро, — проклятый галл, но при этом совсем не плохой парень. Нам пришлось довольно близко познакомиться.

— Я думаю, — сухо сказал Квинт. Оглядевшись, он заметил несколько обитых железом запертых сундуков. Дион сидел на одном из них. И объяснил, когда Квинт подошел поближе, что здесь находится гарнизонная казна, имперские деньги на жалованье легионерам. Священные эмблемы, знамена и значки были аккуратно сложены в углу… Больше никакой обстановки в этой небольшой комнате не было. Не имелось и окон. Зато, к счастью, здесь проходила труба с подогретым воздухом, спасавшим от сырости. А рядом с сухарями и вином стояла лампа. — Бальб следит, чтоб у нас был свет и достаточно пищи, так что тюрьма не так уж и плоха, — признал Дион. — Нас могли бы бросить и в подземелье.

— Постум не мог бы этого сделать, не объяснив положения множеству людей, — медленно произнес Квинт. — Уверен, на свой лад он столь же безумен, как несчастный Валериан.

— Нет, — сказал Фабиан. Его худое, веснушчатое лицо стало задумчивым. — Префект не безумен, но он запуган… запуган ответственностью. Типичный образ мысли германца. Я воевал среди них, и хорошо их знаю — они превосходно исполняют приказы, да и отдают их — пока над ними есть кто-то, указывающий, что делать.

— Губернатор Светоний и велит префекту, что делать, — возразил Квинт.

— Да, но Постум никогда не видел губернатора, а воображения у него не больше, чем у быка. Все, что он действительно знает, и что его заботит — это его собственный легат и его собственный легион. Он любит и защищает Валериана, который, как я слышал, выpoc в том же прирейнском поселении, что и он.

Квинт вынужденно кивнул.

— Все это очень хорошо — и я думаю, что с точки зрения префекта он страдает во всю меру своих комариных мозгов… но что нам теперь делать?.. и, что гораздо важнее, что сможет сделать Светоний без легиона.

— А это, — сказал Дион, поудобнее усаживаясь на сундуке и приподняв бровь, — мы с Фабианом в основном и обсуждаем. Но, полагаю, прежде, чем ты присоединишься к нашим блестящим, но совершенно бесполезным дискуссиям, тебе, друг, следует немного поспать. — Он указал на каменную плиту возле груды штандартов. — Вот удобное местечко, пока что не занятое. Я говорю, пока что, поскольку мы не знаем, когда от губернатора может прибыть еще один гонец и оказаться в беспримерной гостинице Постума! Вот, — его тон стал более деловым, — возьми мой плащ и обвяжи голову, потому что я вижу, твой ушиб все еще болит.

— И будет болеть, если ты не прекратишь трещать, балаболка ты южная! — усмехнувшись, прервал его Фабиан. — Я-то сам неразговорчив…

Но вы оба замечательные парни, с благодарностью подумал Квинт. Но это был единственный луч света в безысходной тьме. Перед тем, как заснуть, он успел подивиться иронии судьбы. После всех опасностей, которые он сумел избежать — от британцев, от Боадицеи, после всех дней опасного путешествия по вражеской стране — каково было оказаться заключенным, с разбитой головой, в самом сердце того, что представлялось ему безопаснейшим местом Британии — римской крепости прославленного Августова Второго легиона!

Днем он проснулся, но, конечно, никакого света в комнате, кроме лампы, не было. Квинт, чувствуя себя много лучше, поднял голову и увидел, что Дион с Фабианом играют в шашки разноцветными обломками сухарей. Доску они начертили на крышке сундука маленьким столовым ножиком, который дал им Бальб взамен отобранного оружия.

— Моя игра, — сурово сказал Фабиан, отправив в рот одну из «фигур». — Теперь ты должен мне сорок тысяч сестерций. Запомни!

— О нет, Фабиан, ты обсчитался, — запротестовал Дион, с напыщенным видом нацарапывая черточки на стенах. — Сорок одну тысячу. Ты забыл про ставки на мушиных бегах, когда моя муха позорным образом попала в вентиляцию!.. Привет! — он обернулся к Квинту. — Проснулся наконец?

— Угу, — зевнул Квинт, приподнимаясь, и осторожно пощупал шишку на голове. — И страшно рад обнаружить, что у меня такие богатые товарищи. Удивляюсь, как это вы не подкупите Бальба и весь легион заодно.

— Да, верно, — хохотнул Дион. — Только, боюсь, число черточек на стене их не впечатлит. Вся наша наличность — четыре медяка на двоих. А у тебя?

— Немного лучше. Мне дали денег на дорогу, но я… кажется, не особо потратился.

— Расскажи-ка о своих приключениях с самого начала, — серьезно произнес Фабиан. — Мы тут просто убивали время до твоего пробуждения.

Два гонца, естественно знали мрачную историю римских неудач до отбытия Фабиана из Лондона, и внимательно слушали повествование Квинта о марш-броске на юг, о речи губернатора перед офицерами, о бойне в Лондоне и том, как Квинт добровольно вызвался стать гонцом. Даже жизнерадостное лицо Диона вытянулось.

— Плохи дела, — тихо сказал он. — Только боги судьбы знают, что сейчас происходит с войсками Светония. Ты говоришь, он собирался идти на север к Темзе и ждать соединения со Вторым? Давно ли ты вышел.

— Ну… — Квинт начал подсчитывать. — Я выехал днем в понедельник, и прошло… сейчас вспомню… два с половиной дня. Сегодня должен быть четверг.

— Но сегодня пятница, — сказал Фабиан, взглянув на зарубки, отмечавшие дни.

Квинт недоверчиво уставился на него. Его густые черные брови сдвинулись.

— Меня все время мучает странное чувство, будто я как-то потерял день. Ничего не понимаю.

— Возможно, из-за удара по голове, — добродушно сказал Дион. — Из-за этого все путается. И вообще, это неважно.

Квинт знал, что шишка на голове здесь ни при чем, но промолчал. Нужно было решить более насущные проблемы.

— Каковы, по вашему мнению, намерения префекта? Просто держать нас здесь до бесконечности, пока — или если — Валериан не излечится от безумия?

Молодые люди кивнули.

— Таково мое предположение, — добавил Дион. Последовало мрачное молчание, затем Квинт произнес:

— Если бы могли как-то передать трибунам наши послания…

Фабиан покачал головой.

— Сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное. Они, в основном, германцы, как и большая часть легионеров. Не думаю, что они взбунтуются против своего командира, особенно, если Постум скажет им, что письма поддельные, а я считаю, что он, свиноголовый тупица, заставляет себя в это верить.

Квинт вздохнул, подавленный неопровержимостью этих доводов. Снова последовала пауза. Затем Квинт вскочил и яростно крикнул:

— Но — Марс и дух моего возлюбленного отца! Мы должны вырваться отсюда и вернуться к Светонию! Мы не можем просто сидеть здесь, как крысы в норе, зная, что происходит! Мы нужны своему легиону, да и мой легат Петиллий нуждается в той слабой помощи, что я могу ему оказать. Ведь они, может быть, в эту минуту сражаются с Боадицеей!

— Точно, — Дион чуть улыбнулся, затягивая ремень на сандалии. — Мы с Фабианом давно пришли к такому же выводу.

— Да, конечно, — извиняющимся тоном произнес Квинт. Он принялся мерить шагами узкое пространство между сундуками. — Как насчет Бальба? — через некоторое время спросил он. — Его нельзя оглушить, когда он приносит еду?

— Мы никогда не видели стражника, — отвечал Фабиан. — Он просовывает еду вон в ту дыру.

В нижней части двери было прорезано квадратное отверстие дюймов на восемь, закрытое запертой снаружи деревянной ставней — ясно… Да, ведь большинство казначейских помещений построено так, что они могут временно служить темницами.

— Но есть одна, очень слабая надежда, — медленно произнес Дион. — Пятница — день выплаты жалованья. Сюда приходят за деньгами для солдат, и от этого нельзя отказаться; если не желаешь вызвать подозрении. В прошлую пятницу Фабиан еще не прибыл, и я был здесь один, когда пришли Постум и Бальб и взяли необходимые деньги. Они меня связали, и можете представить, что при моей комплекции и безоружный, я вряд бы мог сразиться с этим дубоголовым слоном… Но теперь нас трое, и ты, Квинт, уж совсем не маленький…

— Но не такой большой, — скромно признал Квинт, однако глаза его внезапно зажглись. — Но это замечательная мысль, чудесная! Наконец-то у нас есть шанс.

Фабиан кивнул. Он был не столь впечатлителен, чем остальные, но на свой лад был возбужден не менее их.

— Мы должны подготовить все очень тщательно, — сказал он. Обдумайте каждую возможность и постарайтесь быть к ней готовы.

* * *

Часы тянулись. Они понятия не имели, сколько прошло времени, но были уверены, что все еще день — по слабому проблеску света из вентиляции. Дион считал, что в прошлый раз за армейским жалованьем приходили на закате, и когда отблеск померк, насторожились и умолкли.

Они уже закончили приготовления, в основном, заключавшиеся в том, чтобы снова превратить Квинта в нечто подобное римлянину, ибо одежда силура здесь только привлекла бы лишнее внимание — подкоротили длинные местные штаны, и прикрыли тартановую рубаху плащом Диона. При этом Квинт удивился, ощутив что-то твердое под рубахой на груди и обнаружил пряжку Реганы. Он сжал ее в ладони, и несмотря на всю свою настороженность, ощутил наплыв невероятной радости — радости и покоя. Словно приоткрылась ставня и в просвете он увидел милое лицо, глядящее на него с любовью, и услышал тихий, нежный голос:

«И однако, я хочу, чтобы ты когда-нибудь вспомнил… Это сохранит тебя в безопасности».

— Квинт, Квинт, — Дион вытянул шею, чтобы рассмотреть пряжку, — это, конечно, не дамская брошка? Или британские дамы такие носят? Хотя, теперь я припоминаю, что ты как-то упоминал девушку, которая тебя сопровождала… уж не пустил ли наш слепой божок Купидон случайную стрелу?

— Да заткнись ты, Дион! — Квинт со смущенной усмешкой прикрыл пряжку рукой. — Я очень рад, что у меня есть эта вещь. У меня такое чувство, что она принесет нам удачу. — И поспешил спрятать пряжку за пазуху.

— Что ж, удача нам нужна, — мрачно заявил Фабиан. — Никто, даже щедрая милость Фортуны не спасет нас из этой ловушки, и я клянусь поставить ей жертвенник, если она защитит нас.

Квинт и Дион пробормотали ту же клятву, и умолкли.

Они ждали.

Через некоторое время их чуткий слух уловил шум в прихожей, и затем медленный скрип засова в двери.

Молодые люди мгновенно вжались в стену за дверью. Неожиданность была их единственной надеждой.

Поначалу план работал превосходно. Дверь широко распахнулась. Вошел Бальб со связкой ключей к сундукам. Он был в шлеме и полном вооружении, с блистающим мечом. Следом шел префект, его слоновое тело также было заковано в церемониальные Доспехи из позолоченной бронзы с красными шнурами — таким он должен был предстать перед легионом. Он был без шлема, иначе гребень его мел бы потолок, и без оружия, полностью полагаясь на мощь своих огромных рук.

— Ну, где они? — спросил он Бальба.

Трое понимали, что их обнаружат не больше, чем за секунду, на эту секунду они и рассчитывали. Они выскочили из-за двери. Фабиан, сжимая столовый ножик, бросился на Бальба, а Квинт и с Дионом бросились под ноги префекту, и вцепившись в них, совместными усилиями попытались лишить великана равновесия. На миг Квинту показалось, что они преуспели. Когда Квинт с отчаянной силой обрушил кулак на его массивную челюсть, гигант дрогнул и со сдавленным хрюканьем пошатнулся. Крупная голова префекта моталась из стороны в сторону, скорее от удивления, чем от ударов Квинта, поскольку до тугодума с трудом доходило, что происходит.

* * *

Он пытался поднять руки, но не мог, поскольку Дион болтался на них, как обезьяна, а Квинт продолжал бить.

Внезапно префект взревел от ярости. Он стряхнул Диона и схватил Квинта за горло.

Мы погибли! — подумал Квинт. Красный туман застилал глаза, а мощные пальцы сжимались на его шее. Потом он услышал глухой удар, и пальцы на шее обмякли.

Он заморгал и с удивлением увидел, как префект топчется, хватаясь за воздух. Затем тот рухнул ничком на один из сундуков.

Дион подошел к Квинту и оба воззрились на падшего гиганта.

— Что случилось? — заикаясь, выдавил Дион. В тот же миг они обернулись, вспомнив о Фабиане.

Фабиан стоял у стены и таращился — не на префекта, а на Бальба, опускавшего свой меч.

— Это он сделал! — выдохнул Фабиан, указав на стражника. — Он ударил Постума по голове, и оглушил его.

— Ага, — сказал Бальб. — Я это сделал, иначе у вас, молодых дураков, все кости были бы переломаны. А теперь бегите скорее, пока он не очнулся.

Префект уже зашевелился и застонал.

— Бежать? — повторил Квинт.

Перемена в их положении произошла столь стремительно, что все трое растерялись.

— Назад, к своим легионам, назад, к губернатору! Да сохранит вас Юпитер! — и несколько тише Бальб добавил: — Может, верховный бог сжалится и над этим легионом, и командиром, навеки опозорившим Рим. Идите к южным воротам. Там на страже Тит. Скажите ему, что вас отослали назад. Больше ничего. Пароль на сегодня — «Gloria et Dignitas» — «слава и благородство» — достойные слова для достойного Августова Второго легиона, разве нет? — произнес он с невыразимой горечью. — Идите! Ваше оружие в углу зала!

Молодые люди подчинились, взяли свое оружие, и вышли, демонстративно не торопясь, и в штаб-квартиры. Большинство легионеров собралось сейчас на форуме вожидании жалования. Они подошли к южным воротам и назвали пароль. Тит, часовой, пропустил их без всяких замечаний, пока Квинт, который шел последним, не ступил через ворота. Тогда Тит прошептал:

— Я рад, что с вами, парни, ничего не случилось. Что там происходит? — Он глянул на штаб-квартиру. — Мы скоро выступаем?

Квинт не осмелился ответить, но поспешил вслед за Фабианом и Дионом по тропинке на восток.

Глава восьмая

Трое в пещере. — Возвращение волков. — Как много можно узнать в крестьянской хижине. — Поросенок барышника. — Сделка о трех лошадях.

Довольно долго молодые римляне шли молча. Квинт, как кавалерист, не был так хорошо приспособлен, как официальные гонцы, к длительным пешим переходам. Это входило в подготовку легионеров — они должны были преодолевать не менее трех миль в час, невзирая ни на что. Но он был сильнее остальных и не отставал от них на холмистой тропинке.

Их вел Фабиан, потому что ему приходилось идти тем же путем на прошлой неделе из Лондона.

Луна сияла, как прошлой ночью, но потом небо внезапно затянули тучи, и пришлось блуждать среди утесов, прокладывать путь через ручьи и подлесок. Начался дождь, когда они выбрались на проталину, посредине которой высился древний могильный курган, увенчанный стоячими камнями. Здесь Фабиан остановился.

— Думаю, нам надо передохнуть. Помню, когда я проходил здесь, то видел пещеру в холме. Уверен, она была справа от могильника. Там мы могли бы обсушиться.

Местность была пустынна, и на всем пути от крепости они не видели ни одной туземной хижины. Могильник и тропинка служили доказательством, что британцы порой здесь бывают, но римская дорога в этом направлении еще не была проложена.

— Да, хотел бы я обсушиться, — сказал Квинт, когда они свернули с тропы и начали взбираться на холм, — но еще больше я бы хотел поесть. Даже сухари сошли бы.

Некоторое время после бегства из крепости Квинт не чувствовал ничего, кроме облегчения, но теперь понимал, что нынешнее их положение дает мало оснований для радости. Впереди было, по меньшей мере, четыре дня пути, и они не знали точно, где искать войско Светония. К тому же предстояло пересечь земли атребатов. А по тому приему, который они оказали Фабиану, ясно было, что племя также восстало против римлян. К тому же все их оружие состояло из двух мечей и грубо сработанного туземного копья, что мало годилось как для охоты, так и для самозащиты.

— Но у меня есть немного еды, — неожиданно сказал Дион со своим обычным смешком. — Я прихватил ее со стола в зале, когда мы забирали свое оружие. Угадайте, что это?

— Сухари! — в голосе Квинта была благодарность и покорность судьбе.

— Точно. Наш дневной рацион, который собирался принести Бальб.

— Это ты хорошо придумал, — с одобрением заметил Фабиан. — Я был так потрясен, когда понял, что Бальб не только не собирается драться со мной, но выбирает момент, чтобы треснуть Постума по голове, что у меня все вылетело из памяти.

И у меня тоже, признал про себя Квинт. Он понимал, что крепок задним умом, и совершал немало промашек, действуя и говоря под влиянием порыва. Например… что-то словно бы кольнуло его память. Как-то раньше он сболтнул по глупости нечто такое, что навлекло на него ужасную опасность. На него и на кого-то еще… Регану? Но как это было? Как отражение в воде перед ним мелькнуло видение — человек с холодным и жестоким лицом, в зеленом плаще, на фоне огромных стоячих камней. Но образ расплылся при словах Фабиана:

— Смотрите, вот пещера!

На холме, поросшем березами, они смутно различили нагромождение камней и среди них — черный проем. Приблизившись, они увидели, что он ведет в пещеру, достаточно большую, чтобы три человека могли там поместиться, и сухую.

Они уселись поудобнее, привалившись к скальным стенам и принялись жевать принесенные Дионом сухари.

Стандартные армейские сухари служили на марше однообразной, но сытной пищей. Они выпекались из дробленой пшеницы, смешанной со СВРным жиром и водой. Вся троица утолила голод, но на завтра ничего не оставалось.

— Интересно, — сказал Квинт, — смогу я убить кролика этой штуковиной? — Он взвесил копье в руке. — Британцы могут, но и не знаю, сумею ли точно попасть, хотя и упражнялся.

— Может, бобра? — предположил Фабиан. — Я заметил запруду на ручье внизу. Попробуем завтра, когда рассветет. Бобры на вкус не так уж плохи, правда, честно признаюсь, мне не хотелось бы есть их сырыми.

С разведением огня дело обстояло еще хуже, так так римляне брали с собой в дорогу только сухой паек или готовую пищу. При необходимости они забирали угли из крестьянских очагов.

— Я видел, как Пендок… ну, тот британец, о котором я рассказывал — добывал огонь трением двух палочек. Я попробую сделать так же. Сдается мне, что существует много полезных областей знания, которым не учат ни римские школы, ни армия… — Квинт резко осекся. — Послушайте! Что-то сзади… в пещере.