Вместо этого он наклонился и подобрал носовой платок Джоанны, упавший на пол, который с поклоном вручил жене.

— Спокойной ночи, леди, — мягко сказал он. — Желаю вам хорошо отдохнуть.

И он ушел.

Оставшиеся полчаса, пока не вошел Томкинс с вином и пирожными, хозяйка Драгонвика молча сидела в своем кресле, и ее глаза застыли на носовом платке, который лежал там, где Николас положил его на ее колени.

Январь и февраль прошли для Миранды замечательно. Река была скована льдом, дороги были почти непроезжи, и потому гостей не было. Внешне дни проходили монотонно, но Миранда так не считала. В Драгонвике нарастало напряжение. Странное чувство растущего ожидания, которое, казалось, не имело причины. Каждое утро она просыпалась в возбуждении, которое каждый спокойный зимний вечер отвергал. Изменений не было, и все же возбуждение возвращалось.

В середине марта начались вьюги и Джоанна оставалась в постели, все-таки подхватив простуду, которой так боялась. Звуки кашля и прочищаемого носа проникали даже через закрытую дверь огромной спальни. Миранда, проходя мимо ее двери по пути в классную комнату, увидела, как Магда вбегает в комнату с тазом горчицы и воды и кувшином горячего глинтвейна. Услышала, как Джоанна хриплым голосом капризно спрашивала, готовы ли уже поджаренные хлебцы.

Даже когда она больна, она не может думать ни о чем, кроме еды, презрительно подумала Миранда, и пошла вниз звать Кэтрин на урок.

Классная комната была ярко освещена огнем очага. Снег залепил все окна, хотя ветер дул с умеренной силой. Две светлые головки, льняная и янтарно-золотая, склонились над исписанной каракулями грифельной доской, когда неожиданно открылась дверь. В комнату вошел Николас, и округлившиеся глаза девочки повторили удивление Миранды.

— Рада видеть вас… кузен Николас, — запинаясь сказала она. — Мы… я только что поправляла подсчеты Кэтрин.

Он впервые вошел в классную. И ее удивление возросло, когда она заметила в его движениях некую неуверенность. Она чувствовала, что он что-то хотел сказать, но сейчас неожиданно передумал.

Николас подошел к окну, немного постоял, глядя на серую реку, почти скрытую за мельтешащими снежинками.

— Девочка хорошо себя ведет? — без интереса спросил он. Трина быстро заморгала.

— О да. Она неплохо считает. Я думаю, она уже готова перейти к учебнику по арифметике. Может быть, мы должны послать в город?..

Николас мельком взглянул на дочь. Ее щеки горели, а пальцы побелели, так сильно она сжимала грифель. Он коротко рассмеялся.

— К чему беспокоиться об учебнике? Немного сложения и вычитания — это вполне достаточно для девочки.

Еще больше озадаченная горечью его тона, который редко выдавал его чувства, Миранда робко произнесла:

— И… я думаю, это большое разочарование, что у вас нет сына.

Характерное выражение пробежало до лицу Николаса.

— Я не страдаю от разочарований, — произнес он и, подойдя к камину, вытянул руки над пламенем.

Миранда покраснела. Это была большая самонадеянность с ее стороны говорить подобные вещи. Но имел ли он в виду, что не позволяет себе чувствовать разочарование из-за неудачи произвести на свет наследника, который продолжит прямую линию Ван Ринов, или же он хотел сказать, что он и Джоанна все еще могут?..

Боль от незаконченной мысли так сильно ударила ее в сердце, что она поспешила заговорить:

— Думаю, метель скоро прекратится. Я хочу сказать, что на западе, похоже, просветлело.

— Надеюсь, — ответил Николас. — Или доктор не сможет приехать.

— Доктор? — удивленно повторила она.

— Конечно, — ответил он с возрастающей холодностью. — Миссис Ван Рин больна, и я естественно послал за врачом.

Девушка была расстроена его тоном, а так же тем, как он сказал «миссис Ван Рин». Можно подумать, что он сознательно ставит ее на место.

— Я не знала, что кузина… что миссис Ван Рин так больна.

Николас не ответил. Он отошел от очага, и быстрым нетерпеливым шагом подошел к окну. Он задернул тяжелые шторы, отвернулся от окна и сказал Кэтрин:

— Когда уроки закончатся, иди к матери. Надо оказать ей внимание.

— Да, папа, — ответила девочка.

Она поколебалась, затем пересилила благоговение перед отцом и спросила:

— А доктор Гамильтон даст мне поиграть со своими часами со звоном как и в прошлом году, когда я болела корью?

Николас нахмурился.

— Доктор Гамильтон не приедет. Я послал за доктором Тернером.

Миранда быстро подняла голову. Почему? спросила она себя. Почему Тернер, этот грубиян и враг Николаса? Есть ведь и другие хорошие врачи кроме Гамильтона.

Джефф, после того как открыл дверь молодому конюху в ливрее Ван Рина и получил приглашение в Драгонвик, задавал себе тот же вопрос. Он с тоской посмотрел на метель, раздумывая, не может ли он отказать. Но любопытство все-таки взяло верх, любопытство и еще чувство профессиональной гордости. Если Николас так сильно верил в него как во врача, что даже оказался выше их разногласий, он, Джефф, тоже может ответить великодушием.

Когда Джефф доехал до Драгонвика, уже стемнело. В сумерках большой каменный дом казался гигантским, и его башенки и двускатные крыши четко вырисовывались на фоне темного неба. Все шторы в доме были задернуты так плотно, что ни один лучик света не мог через них проникнуть. Здесь не ощущалось ни тепла, ни жизни, ни уюта. Это злое и гнилое место, думал Джефф. Оно принадлежит умирающей эпохе.

Хотя Джефф был весьма здравомыслящим молодым человеком, вид этого дома подействовал на него столь удручающе, что у самых въездных ворот он чуть было не развернул лошадь назад. Можно было бы попросить приют в доме священника или на любой ферме — но как он потом будет выглядеть в своих собственных глазах? — думал Джефф, начиная сердиться на самого себя. Все это несерьезно, приятель.

Кроме того, его ждет больной человек, который нуждается в его помощи, а Джефф никогда и никому в этом не отказывал.

Он постучал серебряным кольцом на двери, и на пороге сразу же возник Томкинс.

— Добрый вечер, сэр. Боюсь, что вам пришлось пережить ужасную поездку. Вас ожидают уже два часа.

Джефф, подув на пальцы, направился в дальний конец холла, где горел камин. Жаркий огонь и множество свечей почти не помогли ему избавиться от гнетущей атмосферы мрачной роскоши. Джефф стащил пальто и попытался согреть замерзшие ноги.

— Надеюсь, что миссис Ван Рин больна не слишком серьезно, — сказал он. — Как она себя чувствует?

— Думаю, лучше, сэр. Но милорд очень хотел, чтоб вы все-равно приехали. Он всегда так заботится о здоровье миледи.

Вот это да, подумал Джефф. Он не мог себе представить Николаса в роли слишком заботливого супруга. Но, возможно, он и ошибается. Неожиданно Джефф признался самому себе, что он никогда как следует не понимал этих людей.

Томкинс повел его наверх, где обеспокоенная Магда встретила его прямо у дверей спальни, в которой находилась ее хозяйка. Джоанна с хмурым лицом протянула ему толстую руку и туг же отдернула, как только Джефф ее коснулся. Рука безжизненно упала на кровать.

— Не понимаю, почему мистер Ван Рин не вызвал, как обычно, доктора Гамильтона.

— Мне очень жаль, мэм, — ответил он, несколько смутившись. — Но я приложу все силы, чтобы вам помочь.

Он произвел тщательный осмотр, не обращая внимание на недовольство Джоанны и неодобрительные взгляды Магды.

Кроме сильной простуды ничего серьезного у Джоанны не оказалось. Учитывая огромный объем тела, через который требовалось прогонять кровь, даже ее сердце было в хорошем состоянии.

— Причин для тревоги нет, мэм, — бодро сообщил он ей. — Принимайте эти капли три раза в день, а также кусочек очищенной луковицы в сахаре от кашля. Скоро вы почувствуете себя лучше. И еще одно, — добавил Джефф, заметив гору сладостей на столике перед кроватью, — несколько дней пища должна быть легкой. Каша и чай, можно вареные яйца. Ничего больше. Вам нужно соблюдать диету.

Он чуть не онемел, увидев, как лицо ее исказилось гневом, а рот упрямо сжался.

— Я буду есть то, что захочу, — заявила она. — Магда, проследи, чтобы скорее принесли мой ромовый торт, который я велела приготовить. Я хочу его съесть.

Ее маленькие глазки с вызовом посмотрели на Джеффа.

— Но без торта ваша простуда пройдет быстрее, — назидательно произнес он.

— Она пройдет и в любом случае.

Зря он сюда заявился. Джеффу вдруг очень захотелось домой, в уют своей маленькой комнаты, чтобы быть в пределах досягаемости тех людей, которые действительно в нем нуждаются. Он огляделся по сторонам, ища предлог, с помощью которого он мог завершить беседу и спокойно удалиться. Его взгляд, блуждавший по неряшливой комнате, наконец просветлел.

— Какие удивительные цветы! — как можно любезнее произнес он, указывая на небольшой куст, находящийся в эмалированном горшке рядом с большим столом. Цветы, красными звездами сияющие среди длинных зеленых листьев, наполняли комнату приятным ароматом. Гнев в глазах Джоанны исчез.

— Это один из персидских олеандров мистера Ван Рина, — медленно сказала она. — Он велел принести его сюда, чтоб украсить мою комнату. Они чудесные, правда?

Она говорила странно неуверенным голосом. Очевидно патрун редко утруждал себя тем, что дарил жене цветы, подумал Джефф, и по правде говоря, если бы я женился на этом куске жира, я бы не стал этого делать и вовсе.

Он неопределенно улыбнулся, согласившись, что растение на редкость красиво, и вышел из спальни.

Проходя по коридору он увидел Миранду, стоявшую в дверях собственной комнаты. Девушка холодно кивнула ему, а ее удлиненные красивые глаза взглянули на него довольно хмуро. В зеленом платье, украшенном тончайшим кружевом и со слегка надушенной головкой она напомнила ему полевую лилию. Он так же холодно ей поклонился, обиженный ее продолжающейся враждебностью.

Как обнаружил Джефф, эта враждебность хозяином дома по всей видимости не разделялась, потому что внизу он сам подошел к нему и поприветствовал с самой обаятельной улыбкой. Он внимательно выслушал отчет Джеффа по поводу здоровья жены, а в конце произнес:

— Да, я верю в вашу компетентность. Действительно, простуда уже проходит, но всегда следует убедиться, что легкие не поражены и нет угрозы какого-нибудь внезапного воспаления. Не так ли, сэр?

Джефф согласился и коротко поведал хозяину дома о том, что он предложил миссис Ван Рин ограничить себя в еде.

— Она согласилась с вами? — спросил Николас.

— Конечно же, нет, — с сожалением произнес Джефф. — Вместо этого она велела принести ей ромовый торт.

Слова Джеффа вызвали короткую паузу, а затем Николас сказал:

— Да, боюсь моя жена слишком приверженна застольным радостям, — и он снисходительно улыбнулся.

Улыбка и тон, с которым он говорил о жене, были именно такими — снисходительными, наполовину сожалеющими, наполовину недоумевающими, именно так человек может относиться к непослушному ребенку.

Вполне естественно, и все же глубоко внутри Джефф ощутил непонятную дрожь. Он внимательно посмотрел на хозяина, и дрожь исчезла. Улыбка на красивом лице Николаса была настоящей, а его удивительные голубые глаза не выражали ничего, кроме вежливого интереса к гостю.

Джеффу очень понравился этот вечер. Ему приготовили комнату, и Николас решительно отмел все его возражения ехать обратно. Было бы безумием отправляться в столь дальнюю дорогу в такой поздний час.

За ужином к ним присоединилась Миранда, и хотя вначале девушка была очень молчалива и сдержанна, постепенно она оказалась втянутой Николасом в разговор, так как тема, предложенная им, была на редкость животрепещущей. Вскоре к ним присоединился и Джефф.

В девять часов, когда Николас встал из-за стола, Миранда, поняв, что вечер кончается, разочарованно вздохнула. К его собственному удивлению, Джефф невольно испытал то же самое. Николас придал ему убеждение в собственной значимости, а Джефф как всякий обыкновенный человек не мог не получить от этого удовольствие.

— Пойду навещу миссис Ван Рин, — сообщил Николас.

Джефф вытянул ноги.

— Мне, наверное, следует еще раз взглянуть на нее? — без особого энтузиазма спросил он.

— Я позову вас, если это потребуется, — и Николас вышел из комнаты. Глаза Миранды внимательно проследили за ним взглядом.

— Да, — произнес Джефф, заметив выражение ее лица, и засмеялся. — Должен признать, он может быть очень обаятельным.

Она вспыхнула, и ее лицо приняло мечтательное выражение.

— Правда? — сказала она. — Он замечательный и… и…

— Чепуха, — зло ответил Джефф. Хотя он испытывал восхищение перед Николасом в большей степени, чем сам хотел бы в этом признаться, ему не понравилось, как девушка на него смотрела.

— Почему вы всегда обращаетесь со мной как с глупым ребенком? — с негодованием воскликнула Миранда.

Джефф усмехнувшись отодвинул свой стул.

— Я избавлю вас от очевидного ответа. Выходя из комнаты, он ощутил в себе горячее желание ее отшлепать.

Он поднялся в свою спальню, снял пиджак и надел халат из желтой парчи, подбитый бархатом, который был для него приготовлен. Джефф осторожно застегнул все пуговицы и, глядя на себя в огромное зеркало, расхохотался. Его песочные волосы, толстая шея и волосатая грудь в этом элегантном наряде выглядели довольно нелепо.

— Красивые перышки не сделают из тебя павлина, дружище, — заметил он самому себе и сел у камина на случай, если Николас все-таки вызовет его.

Прошел уже час, но никто к нему не приходил, и поэтому Джефф с чистой совестью забрался в постель.

Миранда тоже отправилась наверх. Из-за Джеффа она вся кипела от негодования. Поднявшись на лестничную площадку, она резко повернулась и пошла через холл к комнате Кэтрин, чтобы пожелать ей спокойной ночи, хотя почти не сомневалась, что девочка уже спит. Миранда вошла в спальню и осторожно прикрыла за собой дверь. У кровати горел ночник, и она с удивлением заметила, что Кэтрин сидит на постели совершенно прямо, а ее глаза широко открыты.

— Почему ты не спишь, дорогая? — мягко пожурила ее Миранда.

— Я не могу, — ответила девочка. — Внизу так шумно.

— Шумно? — Миранда поправила подушку и расправила простыни. — Что ты, нет никакого шума, малышка. Тебе приснилось.

Круглые блеклые глаза выразили недоверие.

— Разве ты не слышишь? Пианино все играет и играет. И какая-то леди все смеется, смеется, тоненьким голосом.

Миранда прислушалась. Не было слышно никаких звуков кроме капели за окном. Она покачала головой.

— Ложись, дорогая. Ты ничего не выдумываешь? Девочка оттолкнула ее руку.

— Поверь мне, Миранда. Я слышу это так ясно. Послушай в холле.

Чтобы успокоить ее, Миранда открыла дверь. В доме не только не было шумно, а напротив, там стояла необыкновенная тишина. Нигде не было даже слуг. Двери всех спален были закрыты. Она печально спрашивала себя, неужели Николас все еще находится у Джоанны за большой дверью в другом конце холла. Слышалось слабое шипение оплывающих свечей и никаких других звуков больше. Тишина показалась ей тяжелой и давящей.

— Теперь ты слышишь, да? — закричала девочка. — Смех такой громкий, но он совсем не, веселый. Кажется, это в Красной комнате.

И неожиданно, словно в ней прорвало какие-то тайные шлюзы, девочку захлестнул ужас.

— Это Азильда, — дико закричала она. — О ней говорила Зелия. Пианино и смех. Заставь ее замолчать… пожалуйста, пожалуйста, заставь замолчать…

Ее блеклые глаза буквально почернели от ужаса. Миранда схватила маленькие плечики и встряхнула их.

— Послушай, Кэтрин, — воскликнула она, стараясь проникнуть сквозь завесу панического страха. — Здесь ничего нет. Я ничего не слышу. Зелия просто глупая старуха, ты не должна верить в ее нелепые сказки.

Девочка задержала дыхание, прислушиваясь. Против собственной воли Миранда тоже стала вслушиваться во тьму и при этом по ее коже пробежали мурашки. Однако никаких звуков по-прежнему не было слышно. Девочка легла с усталым вздохом.

— Теперь перестало, — сказала она.

— Ничего и не было, — сердито ответила Миранда, но Кэтрин ее уже не слышала. Ее веки закрылись, а прерывистое дыхание постепенно выровнялось. Через несколько минут она уснула.

Миранда пошла в собственную комнату, недовольная своим желанием бежать через холл и дергать шнурок звонка, чтобы хоть кто-нибудь пришел к ней и поговорил.

Чепуха, уверяла она себя. Я ничего не слышала, и никто не слышал. Это все выдумки впечатлительного ребенка.

Миранда подняла руки над головой и потянулась. Она еще не проснулась окончательно. Девушка засунула ноги под. одеяло, затем вновь вытащила их и наконец села. В холле послышался топот бегущих ног, чьи-то голоса, а затем стук в отдаленную дверь.

Миранда надела домашние туфли и вышла в холл. Со свечами в руках бестолково носились взад и вперед слуги. Магда стояла, заламывая руки, а ее некрасивое лицо буквально посерело. По ее указанию лакей постучал в дверь Джеффа, который сразу же вышел.

— Что случилось? — спросил он в спокойной готовности, хотя его голос был еще хрипловат от сна.

— Мифрау стало плохо! — вскричала Магда. — Торопитесь сэр.

Джефф подхватил свой саквояж, и плотно запахнувшись великолепным халатом, быстро зашагал в комнату Джоанны. Миранда последовала за ним.

В комнате слышались звуки рвоты, устойчивые, почти ритмичные. На кровати бесформенная фигура отбрасывалась взад вперед с пугающей регулярностью.

Несколько мгновений Джефф в ужасе стоял неподвижно, затем с трудом нащупал пульс, оказавшийся страшно медленным и неровным, а кожа под его пальцами была липкой как у угря.

— Что случилось? — резко спросил он Магду, которая стояла рядом с постелью и стонала. Безумный страх заставил ее забыть о пренебрежении к молодому доктору.

— Это началось внезапно, примерно около часа назад. Рвота и понос. Я думала, пройдет.

— Она ела это? — спросил Джефф.

На столе у кровати все еще стоял огромный торт, пропитанный ромом и начиненный сухими фруктами. Рядом стояла мельница для раскалывания орехов. Джоанна обожала мускатные орехи.

Служанка кивнула.

— Да, и очень много. Мистер Ван Рин просил ее не есть, но только ей очень хотелось.

— Где мистер Ван Рин? — выпалил Джефф.

Он сделал для своей пациентки все, что мог, пытаясь поддержать ее сердце нашатырным спиртом, но оно уже не справлялось с нагрузкой. Он положил на ее лоб и вздутый живот горячие грелки, но она быстро сбросила их.

— Он наверху в башне. Я пошлю за ним. Острое расстройство желудка? — быстро размышлял Джефф. Воспаление кишок? Торт мог служить объяснением, слишком обильная еда для истощенного организма могла быть опасна и все же он не был удовлетворен. Зрачки Джоанны до того увеличились, что глаза казались не голубыми, а черными. Так бывает от воздействия некоторых наркотиков, решил Джефф.

— Она принимала какие-нибудь лекарства? — спросил он Магду.

Служанка покачала головой.

— Ничего, сэр, кроме тех капель, что вы дали. Капли были совершенно безвредными и он стал спрашивать дальше:

— Что она ела после того, как я ее осматривал? Подумайте хорошенько.

— Ничего, кроме этого торта.

Джефф мрачно принялся за дело, но когда рвота стала слабее, пульс тоже стал слабеть, и лицо Джоанны приняло синеватый оттенок. Джефф знал, что Николас в любой момент может войти, и потому он должен поторопиться с вопросами, которые ему не хотелось задавать при нем и на которые не оставалось времени.

— Мистер Ван Рин давал ей что-нибудь? Служанка затрясла головой.

— Я все время была в комнате, убирала здесь. Он только отрезал ей кусок торта, когда она об этом попросила, и все.

— Я глупец, — думал Джефф, в отчаянии растирая толстые холодеющие руки.

Быстро вошел Николас и молча обошел Миранду, неподвижно стоящую в дверях.

Он подошел к жене, и, похоже, она почувствовала его присутствие. Глядя на него умоляющими глазами, она с трудом зашевелила губами, а ее дыхание стало прерывистым.

— Что с ней? — воскликнул Николас, повернув побелевшее лицо к Джеффу, который в ответ беспомощно развел руками.

— Острое расстройство желудка. Боюсь, что сердце не выдержит, — прошептал он. Он укрыл ее одеялами и велел немедленно принести грелки. Затем он приподнял Джоанну, чтобы облегчить ее дыхание. Николас застыл неподвижно, словно на него напал столбняк.

Через двадцать минут дыхание Джоанны прекратилось совсем. Магда вскрикнула и, всхлипывая, выбежала из комнаты.

Джефф натянул простыню поверх широко распахнутых глаз и погрузился в кресло, ощущая стыд и презрение к самому себе. Он же все время был здесь. Он обязан был спасти ее. Может, вчера он что-то недосмотрел? Должно быть, имелись какие-то симптомы, которые он сразу не распознал. А я был так самонадеян, горько подумал он.

Николас отвернулся от кровати, двигаясь словно сомнамбула.

— Чревоугодие погубило ее, — сказал он. В выражении его голоса не слышалось никаких иных чувств, кроме тихой печали — он просто констатировал факт. И только на следующий день эти слова поразили Джеффа своей странной бесчувственностью.

Николас пошел к двери и увидел перепуганную девушку.

— Идите спать, Миранда, — сказал он. — Все кончено.

Она с трудом вздохнула. С того момента как она вошла в комнату, события приобрели правдоподобие ночного кошмара. Миранда оцепенела. Повинуясь Николасу, она послушно отправилась в свою спальню.

Патрун, выйдя в холл, созвал потрясенных слуг и отдал необходимые распоряжения.

Подняв голову, Джефф обнаружил, что он остался один на один с покрытым простыней телом. Не сознавая, зачем он это делает, он отломил кусок торта и, завернув его в салфетку, положил в свой карман. Затем взял в руки саквояж и пошел прочь из мрачной комнаты. По пути он прошел мимо небольшого куста олеандра, вспомнив при этом, как Джоанна гордилась им. Бедняжка, подумал он, в этом доме вряд ли стоит ожидать хоть малейшего сожаления от ее кончины.

Вскоре, когда поместье осталось далеко позади, он услышал, так же как и все в Драгонвике, звон церковного колокола в деревне.

Дон, дон, дон, гремел большой колокол. Тридцать четыре раза, по одному удару на каждый год жизни несчастной Джоанны Ван Рин.