Глава двадцать первая

Николас вернулся в Драгонвик вовсе не на следующий день, как предполагалось. Он прибыл домой двадцать четвертого мая ровно в пять часов вечера, в тот самый момент, когда Миранда, выйдя из дома Джеффа в Гудзоне, велела кучеру везти ее домой.

С делами, вызвавшими Николаса в Нью-Йорк, было покончено довольно быстро. Ему было лишь нужно подписать арендный договор на три акра земли недалеко от Оделлвиля на Ист-сорок девятой улице, где ирландец-оптимист собирался открыть таверну, чтобы сравняться с мистером Оделлом, в честь которого был и назван этот район.

Присутствие Николаса было совсем необязательным. Соломон Бронк управлялся с делами по недвижимости куда более сложными, чем это, не имея при себе ничего, кроме сухого письма патруна, дающего согласие на сделку. И потому агент был по-настоящему удивлен, когда Николас вошел в его маленькую контору на Брод-стрит и потребовал прочитать ему договор об аренде.

— Конечно, минхер, — ответил добросовестный голландец и зазвонил в колокольчик, вызывая клерка. — Надеюсь, вы не будете разочарованы моим отчетом.

— Я очень доволен вами, Бронк, — ответил Николас с рассеянной улыбкой. Когда клерк принес договор, он, едва взглянув на него, быстро подписал.

Что-то не похоже, что он приехал в город ради этого, подумал озадаченный агент. Он заметил странный недовольный жест, который Николас сделал, проглядывая бумаги, которые разложил перед ним Бронк.

— Да-да, — произнес Ван Рин, отодвигая их прочь. — Кажется, все в порядке.

— У вас много неинвестированных денег, — заметил Бронк. — Я подумал, может быть, вам купить участок на углу Пятьдесят седьмой и Пятой авеню. Сейчас там ничего нет кроме нескольких лачуг и коз, но ведь никогда не знаешь… Возможно, участок кому-нибудь понадобится, и вы сможете хорошо заработать на этом.

— Пожалуй, — думая о чем-то своем, ответил Николас. — Вышлите мне потом документ.

— О… — начал было агент, твердо решив выполнить свой долг до конца и стараясь не замечать в голосе Николаса очевидной скуки, хотя, если тому все это не интересно, зачем тогда нужно было приезжать? Нерешительность была последней чертой, которую Бронк ожидал обнаружить в характере пат-руна. — Или, может быть, — проговорил он, — вы хотели бы купить долю в новом речном пароходе «Мери Клинтон»? Хозяева хотят ее продать. В пятницу пароход идет в первое плавание до Олбани. Владельцы утверждают, это самый быстрый пароход На реке.

Николас оживился.

— Достаточно ли он быстр, чтобы обогнать «Северного оленя» и «Ютику»?

Бронк нахмурился.

— Не знаю, минхер. Надеюсь, он не будет участвовать в гонках. Все эти гонки дурное дело и к тому же очень опасное для пассажиров. Вспомните, сколько людей погибло на «Ласточке». Все это аморально.

— Бросьте, — ответил Николас. — Лично я нахожу это самым лучшим развлечением.

Бронк покраснел, потому что Николас этим как бы намекнул, что считает своего агента тряпкой. Если этот человек ищет острых ощущений, сердито подумал Бронк, почему он не может найти их там, где это не представляет опасности для других людей?

— Пойду осмотрю пароход, — сказал Николас, поднимаясь, — и если будет все в порядке, мы заключим сделку прямо завтра. Я ценю ваши способности, о мой драгоценный Бронк. Даже не знаю, почему это не пришло мне в голову раньше.

Николас приобрел ровно половину доли в пароходе «Мери Клинтон» после того, как осмотрел его с носа до кормы, пока тот находился в доке Порт-Ривер.

Это был красивый пароход, выстроенный на лучшей верфи в Хобокене. Его котлы и машины самой последней конструкции были такими же новенькими, как и выкрашенные в белый цвет палубы из дуба и огромное гребное колесо. Николас не нашел в пароходе ни малейшего изъяна. Он изменил свои планы по возвращению домой и потому отправился в пятницу на «Мери Клинтон» в момент ее первого плаванья.

Первоначально он собирался заменить капитана, Джона Холла из Джерси-Сити, который показался ему слишком молодым и недостаточно опытным для командования таким судном. Но во время беседы с ним Николас обнаружил, что молодой капитан знает каждое течение и водоворот на реке как свои пять пальцев и что он в полной мере разделяет восторг Николаса перед скоростью. И потому Ван Рин ушел от него удовлетворенным. Выйдя из доков, он отпустил кеб, который подвез его к реке. Он спускался вниз по Десбросс-стрит, пока не дошел до Кэнел-стрит. Здесь, на пересечении Кэнел-стрит и Бродвея, Николас заколебался. Его обычный путь пролегал по Бродвею до Астор-Хауз, где он останавливался во время коротких визитов. Его городской дом был закрыт.

Он так долго колебался, что прохожие удивленно разглядывали его, видя, что с этим высоким элегантно одетым человеком, творится что-то ненормальное.

Две молодые полногрудые женщины с фальшивыми локонами и неряшливыми кружевными шалями вышагивающие по Бродвею с вполне определенной целью, завидев Николаса, остановились и принялись зазывно хихикать.

— Разве он не красавчик? И какой франт! — заявила одна, намеренно громко. — И стоит как идол, а? Что это он высматривает?

— Должно быть, любуется в луже своим отражением. Может, он оглянется и поищет кого-нибудь, кем тоже можно полюбоваться!

Обе девушки из кожи вон лезли, взбивая свои кудри, от которых несло резким запахом пачули.

Николас продолжал хмуриться, уставившись на булыжники мостовой.

— Может, он боится девушек! — лукаво воскликнула одна из девиц, прибегая к очередной попытке.

Из всего этого разговора Николас услышал лишь одно слово из последней реплики. Он резко повернулся.

— Я ничего не боюсь ни на этом свете, ни на каком другом! — заявил он таким резким тоном, что девицы, вздрогнув, поспешно ретировались.

— Господи, мистер, — быстро забормотали они, — мы ничего такого и не хотели…

Николас, не слушая их испуганных извинений, стремительно зашагал по улице, расталкивая всех, кто попадался ему на пути, пока не дошел до закрытой двери в переулке у Мотт-стрит. Там он провел несколько часов, а когда вновь вышел через эту дверь, в его внутреннем кармане лежал маленький клейкий черный шарик, завернутый в рисовую бумагу.

Николас так и не признался себе в том, что это и было истинной причиной его спешного путешествия в Нью-Йорк.

Первый рейс «Мери Клинтон» оказался успешным, пароход показал хорошую скорость, легко обогнав «Северного оленя», который в этот день был его единственным соперником. Так легко, что никакого состязания по большому счету и не было. Николас был глубоко разочарован. Джефф мог бы решить, что для Ван Рина опасность была таким же сильным возбуждающим средством, как и наркотик. Случись на реке отчаянная, заставляющая биться сильнее сердце, гонка, и выйди из нее «Мери Клинтон» победительницей — а победа была бы за ней, — тогда удовольствие от всего этого сделало бы менее необходимым развлечение, даруемое черным шариком в кармане Николаса.

Когда Николас в самом дурном настроении сошел с парохода на пристань Драгонвика, его расшатанные нервы уже требовали опиума, в котором он так долго себе отказывал.

И вот тут он и обнаружил, что Миранды нет дома.

Николас поднялся по винтовой лестнице в башню, положил шарик в серебряную коробочку, но не стал там долго задерживаться. Он спустился вниз и послал за Пегги.

Маленькая горничная была перепугана, но сцепив зубы упрямо молчала. Она не знает, куда уехала хозяйка — может быть, поехала в гости к кому-нибудь из соседей. Нет, она не знает, к кому. Нет, раньше миссис никуда не уезжала, но должно быть, она устала все время сидеть дома.

— Нет, хозяин, я не знаю, где она.

И это чистейшая правда, думала Пегги. Я действительно не знаю, где она или что заставило ее помчаться отсюда как от огня, но я бы могла догадаться, если бы хотела. Она попала в беду и побежала к молодому доктору, но не допустят святые, чтобы он догадался об этом, ведь домой он вернулся в отвратительном настроении.

Она захромала прочь, подальше от этих ужасных глаз, и расположилась у окна на верхнем этаже в слабой надежде предупредить Миранду, как только коляска появится из-за поворота дороги.

Но когда ровно в семь Миранда вернулась, она не увидела встревоженного лица Пегги и ее отчаянных предупредительных знаков. Она увидела своего мужа, который с непокрытой головой ожидал ее у парадных дверей. При виде человека, которого, как она полагала, она больше никогда не увидит, Миранда на мгновение ощутила приступ мучительного страха, но потом тут же взяла себя в руки.

— Хорошо ли вы прокатились, любовь моя? — спросил Николас, предлагая ей руку, когда лакей открыл дверцу коляски.

— Нет, — ответила она, сделав вид, что не заметила его руки и прошла мимо него в дом. Она повернулась к лестнице, но Николас быстрым, кошачьим движением встал перед ней, загораживая дорогу.

— Вы странно встречаете мужа, которого вы не видели три дня, — мягко произнес он.

Мягкость, которая скрывала непередаваемую жестокость. Страстный огонь в этих глазах. Эти глаза не упустили ни одной детали ее внешности. Ее руки все еще были покрыты чердачной пылью точно так же, как и маленький фартук, который она забыла снять, когда сломя голову помчалась к Джеффу. Вечерний ветер и торопливо надетый капюшон растрепали ее прическу. Волосы рассыпались по плечам, а одна из накладных кос соскользнула прочь.

— Да, — подтвердила она. — Я не слишком хорошо выгляжу. Будьте добры, пропустите меня в мою комнату, Николас.

— С радостью, моя любимая. И я пойду с вами. Вы меня сегодня поразили. Я даже и не знал, что вы способны так меня удивить.

Он отошел в сторону, и она, не отвечая, стала подниматься по лестнице.

Как хорошо она знала эту игру в кошки-мышки, которой он всегда наслаждался! Позволить ей немного ускользнуть из его власти, чтобы потом неожиданно наброситься вновь. Он с успехом использовал свой сарказм, холод, сдержанный гнев, даже страсть, зная покорность ее тела, переходящую в покорность души, потому что она любила его.

Любовь? — подумала она с неожиданным отвращением. Была ли здесь любовь? Может ли любовь выжить при постоянном страхе?

Вместе они вошли в темную спальню. Николас подбросил полено в слабое пламя в очаге. Зажег свечи. Он сел в кресло у камина и наблюдал, как она наливает в таз воду, моет лицо и руки. Она быстро причесалась и поправила платье. Затем заменила брошь с ониксом и жемчужиной, скрепляющую воротничок ее платья, на свою старую, привезенную из дома.

— Вы не хотите переодеться? — спросил Николас. — Я хотел бы видеть вас в чем-то более элегантном. Зачем вы надели эту ужасную брошь? Возьмите что-нибудь из ваших драгоценностей.

— Нет, — решительно ответила она, вставая из-за туалетного столика и подходя к камину. — У меня нет прав ни на какие драгоценности, кроме этой.

Николас удивленно уставился на жену. Она стояла в нескольких шагах от него в темном утреннем платье, протянув озябшие руки к огню.

— Где вы сегодня были, Миранда? Если не хотите говорить, мне скажет кучер.

— Я и не собираюсь вам лгать. Я ездила в Гудзон, повидаться с доктором Тернером.

Она почувствовала его резкое движение и, повернув голову, заметила на его лице недоверчивую радость.

— Нет, Николас, — с горечью произнесла она. — Это совсем не то. Я никогда не подарю вам другого ребенка. Как и Джоанна.

При этом имени комната, казалось, заполнилась звенящей тишиной. Не было слышно ни звука, кроме потрескивания поленьев в камине.

— К чему вы говорите это? — он встал и теперь стоял рядом с ней.

Она судорожно схватилась за каминную полку. Не надо, испуганно твердил внутренний голос. Не говори ему. Может быть, ты ошибаешься. Может быть, Джефф не прав. Ты не можешь быть в этом уверена. Это твой муж в радости и горе…

— Я устала, — прошептала она, — и изнервничалась. Я не знаю, что говорю.

Напряжение в комнате сразу спало, исчезло. Он коротко рассмеялся, а потом обнял ее и притянул к себе. Его губы, которые всегда могли вызвать в ней ответное желание, коснулись ее губ. Она отвернулась, без сопротивления, но с холодной решимостью.

— Нет, — сказала она. — Все кончено, Николас, — потому что при его прикосновении ее слабость сразу прошла. — Теперь вы вызываете во мне только отвращение. Как и я сама. И я смертельно боюсь вас… как и Джоанна… и у меня есть основания…

Он убрал руки. На мгновение его лицо затуманилось перед ее взором, словно гигантская рука стерла его чеканные черты, растворив их в пустоте. И сразу же они вновь затвердели в напряженной настороженности. Но Миранда безошибочно разглядела в них панику. — Да, Николас, — с вызовом произнесла она. — Вы не так всесильны, как всегда полагали, не так ли? Даже вы не можете нарушать законы человеческие и Божеские безнаказанно. Даже вы.

Так они долго стояли по обе стороны камина, а минуты между тем медленно убегали прочь. Николас нарушил молчание первым.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, моя любовь, — спокойно произнес он, а затем повернулся и быстро вышел из комнаты.

Миранда осталась стоять на месте, ее глаза были устремлены на дверь до тех пор, пока шаги Николаса не стихли вдалеке. Горящее полено рассыпалось рядом с ней, и дрожь пробежала по ее телу. Этот неожиданный звук пробудил в ней мучительный страх. Быстро подбежав к звонку, она так сильно потянула за шнур, что он чуть было не остался у нее в руке. Она вновь принялась ждать. В комнате не было слышно ни звука, кроме тиканья позолоченных часов на каминной полке. Прошло десять минут, пятнадцать. Она открыла дверь, пугаясь тихого полумрака холла л напряженно вслушалась, не раздадутся ли шаги Пегги.

Ни звука.

Она вновь и вновь дергала шнурок звонка.

Часы стали негромко бить.

Миранда всхлипнула, схватившись за грудь, когда она услышала шум у северного окна — слабый настойчивый стук. Она медленно пятилась в другой конец комнаты, пока не услышала чей-то громкий шепот. Последовал новый град ударов по оконному стеклу. Из-за тяжелой шторы Миранда проскользнула в проем окна. В двадцати футах внизу на земле она разглядела чье-то белое лицо, устремленное вверх. Миранда отодвинула шпингалет и, высунувшись наружу, увидела Пегги.

— Я не могу добраться до вас, мэм. Я бросала камешки вам в окно. Все двери между комнатами слуг и вашим крылом закрыты. И наружные двери тоже.

Лицо Пегги расплывалось в неясном свете. Миранда уцепилась за наружный подоконник.

— Где он сейчас? — зашептала она в ответ и увидела, что горничная затрясла головой. Голос Миранды не доносился до служанки.

Миранда отбросила занавеску и оглядела свою спальню. Она по-прежнему была пустой и тихой. Она вновь высунулась из окна и спросила уже громче.

— Думаю, он в башенной комнате, — наконец ответила Пегги. — По крайней мере там виден свет. Мэм, что случились?

— Я должна выбраться отсюда. Скажи кому-нибудь из слуг, чтобы мне приготовили коляску.

— Они не сделают этого, мэм, — испуганно воскликнула Пегги. — Они все его боятся. И они не пустят меня. Может, мне предупредить Ханса? Я побегу в деревню.

— Да. Скорее…

Когда Пегги исчезла за деревьями, Миранда вернулась в комнату. Она подошла к затухающему огню в камине и стала подкладывать в него одно за другим поленья.

Так прошло немного времени.

Я должна согреться, думала Миранда. Я должна как-нибудь согреться. Я должна хорошо соображать, но не могу, когда я так замерзла.

В столовой есть графин с бренди. Бренди согреет тебя. Молодая женщина взяла подсвечник и вновь открыла дверь в холл. Кроме звона в собственных ушах, никаких других звуков она не услышала. Миранда быстро взглянула на маленькую дверцу в дальнем конце холла, дверцу, за которой начиналась лестница в башню. Она была закрыта.

Высоко держа подсвечник, Миранда побежала в столовую. Она нашла графин, поднесла его ко рту, и ее зубы начали отбивать дробь на его граненном горле. Но через несколько мгновений жаркое пламя разлилось по ее жилам. Она поставила подсвечник и прислонилась к буфету. В голове наконец прояснилось. Окна в нижнем этаже. Ну конечно.

На окнах были тяжелые ставни и чтобы открыть их, нужен был крепкий мужчина, но она как-нибудь справится и сама. Или воспользуется маленькой дверкой в музыкальной комнате. Может быть, он забыл запереть ее.

Миранда взяла стеклянную пробку и уже протянула руку, чтобы закрыть графин, когда с лестницы послышались чьи-то шаги. Пробка выскользнула у нее из пальцев и упала на паркет. Ее импульсивное желание задуть свечу и бежать прочь было подавлено последним усилием воли и она осталась на месте.

Николас вошел в столовую и остановился прямо у двери, с недоумением глядя на Миранду.

— Вы веселитесь, моя родная? — недоверчиво спросил он. — Я слышал, как вы смеялись и играли на пианино.

Она заметила лихорадочный блеск его глаз и подергивание мускулов на щеке. Собрав все свое мужество, она гордо подняла голову.

— Неужели вы считаете, что я буду сегодня смеяться и играть? Вы курили опиум, Николас.

Он отвел взгляд, и она почувствовала его нерешительность. Он стоял, склонив голову, словно к чему-то прислушивался.

— Почему вы заперли двери? — спросила она. Он вновь поднял глаза на Миранду, не не увидел ее.

— Я слышал, как вы смеялись внизу, Миранда. Я слышал музыку. Очень ясно.

Неожиданно она поняла. В полумраке столовой перекатывались волны страха, страха и ненависти. Но теперь эти волны не касались ее. Они плыли мимо нее прямо к темной неподвижной фигуре, стоящей в дверном проеме.

— Вы слышали Азильду, Николас, — спокойно ответила она. — Как слышала ее ваша дочь в ту самую ночь, когда умерла Джоанна. Она смеется, потому что в дом, который она так ненавидела, снова пришло несчастье.

— Вы лжете, — сказал он. — Я слышал вас.

— Нет, — ответила она.

Его глаза наполнились гневом, и он сделал стремительный шаг вперед. Она увидела, как его правая рука потянулась к карману. И тусклый блеск металла. Но даже тогда она не двинулась с места.

— Да, я совершенно беспомощна, — спокойно подтвердила молодая женщина. — Вы можете сделать со мной что угодно. Но на этот раз вам не удастся избежать возмездия, Николас. Слишком много людей посвящено во все это. Пегги известно, что вы меня заперли. А Джефф Тернер знает о Джоанне, он поедет к губернатору и все ему расскажет.

Его руки медленно упали вдоль тела. Она видела, какие усилия он прилагает, чтобы сдержаться, и как его лицо приобретает видимость прежней уверенности.

— Моя дорогая, сегодня вы полны каких-то зловещих фантазий. Я могу лишь предположить, что на вас напала обычная женская мнительность. А теперь, когда вы добавили еще и призраков…

Он резко оборвал себя, словно нож вдруг перерезал ему горло. И медленно повернул голову в сторону Красной комнаты.

Огонек свечи на буфете мерцал в полумраке комнаты.

Он слышит ее, подумала Миранда, заметив ужас на его лице. Она застыв стояла у буфета и наблюдала за выражением его глаз.

Он протянул руку и ухватился за высокую спинку стула из орехового дерева во главе стола. Его собственного стула.

— Вы слышите? — прошептал он. — Вы тоже слышите?

Она покачала головой.

Он сделал быстрое движение, словно хотел заткнуть уши, чтобы только не слышать этот громкий бессмысленный смех. В этот момент, увидев выражение его глаз, она даже ощутила к нему жалость.

Она сложила руки в молитве и ее губы беззвучно зашептали:

— В Его защите твоя надежда: Его правда — твой щит и опора. И не будешь ты страшиться ночных ужасов…

Вдруг она почувствовала, что напряжение в комнате как будто ослабло. Потом услышала долгий вздох Николаса.

— Кончилось, — сказал он.

Его рука отпустила спинку стула. Он распрямил плечи и коротко рассмеялся.

— Это были галлюцинации. Вы были правы, это все опиум. Даже не знаю, как я мог во все это поверить.

Он подошел к буфету и налил себе бренди.

— Не хотите присоединиться ко мне, любовь моя? — спросил он, имитируя свою обычную вежливость.

Она в удивлении уставилась на мужа. Возможно ли, что он собирается вести себя так, словно ничего не случилось.

— Николас, — заговорила она, — я покидаю Драгонвик. Вы должны это знать. Вы не поэтому заперли двери?

— Я запер их, — быстро ответил он, — потому, что у вас глупая истерика. И вы не оставите Драгонвик, Миранда, и не покинете меня. Разве вы забыли, как я клялся вам, что «только смерть разлучит нас»?

И он наклонился вперед, чуть улыбнувшись.

Да, вспомнила она, он говорил это в их брачную ночь… «только смерть разлучит нас». Смерть… и смерть свела нас вместе. Ее руки опустились на грудь, словно она пыталась приглушить стук своего лихорадочно бьющегося сердца. Он стоял как раз между нею и выходом, а позади нее не было никакого пути к отступлению, только оранжерея, из которой не было другого выхода. И даже если бы и был, двери по-прежнему заперты, а слуги либо не хотели, либо не осмеливались ей помочь. Я должна быть смелой, в отчаянии подумала она, какой была еще несколько минут назад. Она облизнула губы.

— Николас, — прошептала она, но в ту же секунду гнетущую тишину дома разорвал сильный стук в парадную дверь.

Пегги, с облегчением решила Миранда, в то же время понимая, что это невозможно. Она никогда бы не осмелилась возвестить о своем появлении столь неподобающим образом.

Стук в парадную дверь продолжался.

— Похоже, к нам довольно упрямый гость, любовь моя, — мягко произнес Николас, наблюдая за ней сузившимися глазами. — Вам не хотелось бы узнать, кто это?

Он обнял ее за талию, потянув за собой в холл, другой же рукой вытащил из левого кармана ключ и отпер дверь.

— Ага, ну конечно, же это, доктор Тернер, — сказал Николас. — Я так и думал.

Его рука так крепко стиснула талию Миранды, что ей пришлось волей-неволей прижаться к мужу. Так они и стояли на ночном ветру — очаровательная картина супружеской привязанности — красивые хозяин и хозяйка Драгонвика, встречающие гостя.

Целое мгновение Джефф чувствовал себя обманутым и ошарашенным, пока не увидел глаза Миранды.

— Этого я и боялся! — воскликнул он, бросаясь к ней и совершенно игнорируя Николаса. — Потому и приехал. С вами все в порядке?

Ее губы беззвучно шевелились, а Николас, освободив ее, одним быстрым движением вновь запер за Джеффом дверь.

— Очень рад, что вы приехали, Тернер, — любезно сказал он. — Собственно говоря, совсем недавно я отправил к вам посыльного. Может быть, вы разминулись с ним в дороге?

— Сомневаюсь, что я бы вновь явился на ваше приглашение, — с той же спокойной любезностью ответил Джефф. Он понимал, что должен выиграть время. У него не было ясного представления о происходящем и он не знал, много ли известно Николасу, но глаза Миранды несли в себе страшное предупреждение.

— Я и не думал, что явитесь на мой зов, — ответил Николас, чуть шевельнувшись. — Послание, которое вы получили бы, если бы подождали немного, было бы, конечно, от Миранды.

Джефф взглянул на девушку, которая покачала головой в чуть различимом отрицании. Ее губы побледнели, а глаза казались черными словно тень холла позади них.

Плохо дело, сказал себе Джефф, и надеяться не на что. Он понял небрежное движение Николаса, потянувшегося к правому карману, и заметил тусклый блеск металла. Такой блеск был прекрасно знаком Джеффу еще по Мексике.

— Почему бы нам не пойти в Красную комнату, — сказал Николас, беря свечу, — где мы можем сесть и спокойно побеседовать. Вы ведь всегда считали эту комнату самой уютной во всем доме, не так ли, любовь моя?

Он улыбнулся Миранде, которая с обреченным вздохом, молча последовала за ним.

Миранда и через некоторое время Джефф сели на два небольших стула. Николас поставил на большой стол тяжелый канделябр, который сразу же осветил тяжелую красную скатерть и стопку книг. Сам он сел на софу и, сложив руки, посмотрел на обоих с насмешливой улыбкой.

Миранда сидела словно загипнотизированная, ее широко раскрытые глаза были устремлены на мужа, но Джефф заставил себя небрежно откинуться на спинку стула и положить ногу на ногу. Взгляд Николаса он встретил с равнодушной улыбкой, но его глаза внимательно наблюдали за правым карманом Ван Рина, а мозг лихорадочно соображал, что им делать. Я просто глупец, что пришел сюда безоружным, мрачно думал Джефф. Но его старый армейский пистолет давно пропал, а поспешная поездка в Драгонвик была вызвана необъяснимым импульсом, который не дал ему времени хорошенько продумать возможную ситуацию. В этой спешке ему и в голову не приходило, что Николас может вернуться, он просто напросто тревожился за состояние Миранды.

— Миранда рассказала мне, что вы полагаете, будто сделали интересное открытие, — светским тоном произнес Ван Рин.

— Я не полагаю, я знаю это точно, — ответил Джефф. — Хотя вы были необыкновенно хитры.

Итак, мы начали беседу, подумал он, такую легкую пикировку. Возможно, он не будет стрелять до тех пор, пока получает Наслаждение от этой странной игры, но я постараюсь начать действовать первым. Он прикинул расстояние между ними. Быстрый бросок мог бы спасти их, но тогда оставалась вероятность, что в этом случае пуля рикошетом заденет Миранду.

Неожиданно свеча ярко вспыхнула и Джефф ясно увидел стеклянное выражение голубых глаз Николаса. Он уже принял дозу, подумал Джефф, совсем небольшую, но это может замедлить его реакцию.

— Вы выдающийся человек, Ван Рин, — произнес молодой врач. — Полагаю, в каком-то смысле вы гений. Вы могли бы стать одним из самых могущественных людей в стране, если бы только мудро использовали свои возможности.

— Ваше доброе отношение тронуло меня, — иронично подняв бровь, ответил Николас. — Но могло ли быть, любовь моя, — Ван Рин повернулся к жене, — что наш добрый доктор считает меня приверженным к лести?

Ответом служило ледяное молчание. Они долго сидели не шевелясь, словно налитые свинцом. На оклеенных розовыми обоями стенах тень Николаса казалась ей огромной и черной.

Миранда издала какой-то слабый вскрик, но не пошевелилась. Николас наклонился вперед.

— Вы все молчите, моя дорогая. Слабая улыбка исчезла с его губ.

— Вам разве не интересно, о чем думает доктор? Полагаю, интересно.

Вдруг каким-то кошачьим движением Николас вскочил на ноги. Секунду спустя его примеру последовал и Джефф. Но Николас быстро повернулся и теперь блеск его пистолета стал заметен отчетливо. Резким движением другой руки Николас, сорвав с волос Миранды сетку, встряхнул ее волосы, и они сияющей золотой волной свободно рассыпались по спинке стула чуть не касаясь самого пола.

— Смотрите! — воскликнул он, поворачиваясь к Джеффу. — Она прекрасна, не правда ли? Видели вы когда-нибудь что-то более соблазнительное? Но, возможно, что это для вас уже и не новость. Я удивляюсь, неужели она до сих пор не позволила вам наслаждаться всем этим!

Он поднял пистолет, совершенно забыв о находящейся рядом супруге, уверенный в ее привычной покорности, но на этот раз оцепенение Миранды исчезло. Сжав кулак, она подлетела к Николасу и выбила пистолет из его руки. Когда в комнате раздался громкий выстрел, Джефф прыгнул вперед.

Молодая женщина дрожала, прижавшись к стене. В тусклом свете, где было видно, как одна борющаяся фигура возвышалась над другой, она не могла разобрать, кто же из них Джефф. Ей оставалось только молиться.

Джефф был не из слабых, но ему мешала раненая рука, а Николас, особенно в моменты опасности, обладал силой почти сверхчеловеческой.

И вот наступил момент, когда Джефф, наполовину закатившийся под софу, почувствовал на своей шее сильные тонкие пальцы, и ему оставалось только подумать: «Вот и все, мой друг. Защити, Господи, Миранду».